Форум » Архив «Lumiere-43» » [Гордость и предубеждение, и акромантулы - 7 сентября 1943 г.] » Ответить
[Гордость и предубеждение, и акромантулы - 7 сентября 1943 г.]
Kaeus Lermont: Время: 15 сентября 1943 года, ближе к вечеру. Место: окрестности школы, ближе к Запретному Лесу. Участники: Кай Лермонт, Эйлин Барк, термос чая, два пледа и волшебная корзинка для пикника. Ну, и кто там от Запретного Леса приползет на огонек. Кай пытается покорить ту, что была прекраснейшей из смертных, пока не ударилась головой о наковальню. А нетривиальные задачи, как известно, требуют нетривиального подхода.
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Aelyn Burke: Вот именно так чувствуют себя люди... в гостях у нелюбимой бабушки, например. Примерно так Эйлин чувствовала себя на затеваемых матушкой приемах - Эльфренда, радуясь тому, что состояние семьи вновь может поддерживать ее статус, развлекалась и чувствовала себя в своей тарелке. Ее дочь, проведшая детство в то время, когда у Барков, бывало, и на еду-то хватало не всегда, сидела где-то рядом в неудобных платьях, которые жали везде, а где не жали - натирали, а где не натирали - просто путались в ногах, и боялась лишний раз вздохнуть и повернуться. При этом где-нибудь непременно чесалось, от очередной фантазийной прически (а фантазия у мамочки была богатая и больная) болела голова, но нужно было сидеть, сложив руки на коленях, и делать вид, что все хорошо. И непременно улыбаться. Иначе истерика, которую потом закатывала Эльфренда дочери, достигала ушей маггловских ангелов и давно мертвых великих магов. Сейчас, слава Моргане, улыбаться было не обязательно, и даже наоборот, но неудобно было - словами не выразить. Эйлин вздохнула и ссутулилась на камне, мрачно глядя на лермонта. И взгляд ее не обещал ничего хорошего, хотя бы потому, что ей - ожидаемо - было действительно неудобно, скучно и неприятно. Впрочем, справедливости ради, надо отдать ему должное, шотландец пытался быть оригинальным и не потащил ее в Хогсмид, у всех на виду есть отвратительные пирожные в... куда там ходили все влюбленные парочки? Сложно представить себе ощущения Барк в этом случае. Ну, и чай был горячий, крепкий и сладкий. Уже хорошо. А с другой стороны хорошо быть не должно. - Мне холодно, - зло прищурилась Барк, кутаясь в плед, - ты за этим меня сюда приволок? Змея была недовольна и предупреждающе трясла хвостом, давай понять заранее, что свидание не удалось и не удастся, как бы шотландец ни извернулся. И даже чай не был достаточной причиной, чтобы отнестись снисходительнее.
Kaeus Lermont: - Слезь с камня, - посоветовал Лермонт, поглощенный попытками разобраться, как работает проклятая корзина для пикников, которую он выписал по магическому каталогу "Чудесные мелочи", - и сразу потеплеет. Тебе не говорили, что девочкам нельзя сидеть на холодном? Ты же собираешься рожать мне будущих наследников, правда? По правде говоря, для Кая все происходящее было едва ли более приятным, чем для Эйлин, однако Лермонт был полон преувеличенного энтузиазма, во-первых, оттого, что в успехе мероприятия в большей степени был заинтересован он, а во-вторых... ну кто-то же должен быть полон энтузиазма. Пикник все-таки, а мрачно помолчать он мог в более приятном месте и более приятном обществе. В свою авантюру Кай окунулся, как обычно, с головой, и через какое-то время уже перестал испытывать такое уж неудобство от мысли о том, что ему придется обхаживать страшилу. Ну страшила - и что с того? Зато вполне чистенькая и никакого зловонного дыхания или кожных болезней, как у той его тетушки, которая из Гойлов - а ведь и на ту нашелся отчаянный смельчак! Словом, сойдет для пары свиданий, а на большее Лермонт и не прицеливался. Вот бы она еще перестала кривиться так, будто сожрала флоббер-червя. Жаловалась Эйлин, по мнению Кая, показательно и назло: самому шотландцу холодно не было ни капли, и, с его точки зрения, вечер выдался весьма теплым для середины сентября, но с другой стороны, выросший в окрестностях Сент-Эндрюс Лермонт имел свои, весьма специфические понятия о том, что такое "тепло", а что такое "холодно". Впрочем, спорить с привередливой леди он остерегался, дабы не усугублять, и в ответ на ее жалобы бросил боггартову корзинку, чтобы развести костерок. Приобретенные в детстве навыки никуда не делись: вскоре у ног Барк уже весело потрескивал огонь, а Кай преспокойно вернулся к своему занятию. - Да как же... а, вот! Корзина хлопнула и раскрылась; из нее резво выкатилась подстилка, на которой тут же появилась еда - Лермонт довольно оглядел сотворенное и по плечо засунул руку в корзину, что-то нашаривая в ее бездонном чреве. - Они еще обещали глинтвейн!
Aelyn Burke: - Нет, неправда, - прищурилась Барк, - даже если опустить тот факт, что я не собираюсь связывать свою жизнь с троллем, то не дай-то Мерлин, дети унаследуют мою "красоту" и твой "ум". Затраченных усилий результат не стоит, поверь. С камня она все-таки слезла, подавив по дороге желание затоптать боггартов огонь, а то и залить его чаем, просто, чтобы сделать неудобно тому, кто его только что разводил. Но подстилка никак не привлекла ее внимания, и Эйлин принялась ходить вокруг камня, костра и роющегося в корзине слизеринца. - Надеюсь, ты его не найдешь, - мстительно улыбнулась ведьма, - глинтвейн - ужасная дрянь. Душой она, кстати, не кривила, что не могло не порадовать. От одного запаха горячего вина со специями у Эйлин начиналась нервная трясучка: матушка мнила себя духовно богатой и романтичной женщиной, а потому обожала зимой "отдыхать с бокалом глинтвейна и пледом" у камина. И часто приглашала к себе Эйлин, ибо вбила в голову, что "девочки должны все друг другу рассказывать, я же твоя мать!" Стоит ли говорить о том, что на этих встречах любящая дочь чувствовала себя едва ли лучше, чем сейчас? - А на корицу у меня вообще аллергия. И это тоже было правдой, хотя Барк подозревала, что это просто потому что у нее была аллергия на все, что так или иначе ассоциировалось с Эльфрендой. Наверное, при виде белокурых локонов она начала бы тоже чихать и задыхаться, если бы не дружба с Мелифлуа. Вообще Эйлин долго думала, как себя вести, и была даже заманчивая идея (исходящая от Девочки, Которая Была Бы Счастлива... и так далее) разыграть счастливую влюбленную. Это означало бы возможность повисеть на локте у Лермонта, лишний раз прикоснуться и, возможно даже, получить поцелуй. Это было действительно заманчиво - но ровно до тех пор, пока Девочка-Как-Там-Ее верила в то, что Кая от этого ни разу не передернет. Вот от этой мысли Эйлин остановилась на полушаге и неровно вздохнула, заметив, что уже пять минут пытается растерзать собственную прическу, от этого превратившуюся в воронье гнездо. Нервно выдернув шпильки, она тряхнула головой, позволяя косе рассыпаться и потянулась за гребнем в карман. - Ты такой красивый, что как ненастоящий, - с непривычки Барк становилась несколько косноязычна, и от того теряла последние намеки на очарование. Впрочем, - жаль, что содержание подкачало. И, как ни в чем не бывало, устроилась на камне, рассчесывая волосы.
Kaeus Lermont: - Если ты и о глинтвейне составила мнение так же, как и обо мне, - сдержанно высказался Лермонт, подкидывая на руке бутылку, - то могу только предложить тебе сначала попробовать его, а потом называть дрянью. Впрочем, если нет, то мне больше достанется. Лермонт на звание духовно богатого никогда не претендовал, а от девы был еще дальше, чем от духовного богатства, но горячее вино любил по многим причинам: потому что вино, потому что корица, потому что хорошо согревает холодным шотландским вечером и потому что навевает воспоминания о семейных праздниках. И оттого слова Барк вызвали у Кая тяжелый вздох: он уже начинал жалеть то ли себя, то ли свою как-бы-девушку - потому что быть с ней определенно оказывалось тяжело, а уж насколько нелегкая ноша, наверное быть ею... - Слушай, как ты вообще на свете живешь? - беззлобно поинтересовался шотландец, единоборствуя с пробкой. - Это ты не любишь, то тебе не нравится, здесь тебе холодно, там жмет, на это аллергия... Да-да, я знаю! Перехватив недобрый взгляд Эйлин, Лермонт упреждающе вскинул руки. - У тебя в жизни все отлично, и единственный источник диссонанса - это я, такой красивый и глупый, и как только я исчезну ты продолжишь вести свое безмятежное и радостное существование, от которого у тебя между бровями уже морщины. Ты, видимо... радуешься слишком энергично и часто. Разговор уходил в русло, далекое от попыток найти общий язык и понравиться, и Кай, ощущая это, поспешил сменить тему для разговора, благо было на что отвлечься: вдали, на окраине Запретного леса метались огни - кажется, лесник обходил границу чащи. - Смотри-ка, наш тролль там что-то бродит. - щурясь в наступающие сумерки, Кай через плечо вглядывался в дальние заросли. - Никак тоже себе подружку ищет.
Aelyn Burke: - Я... Эйлин закрыла глаза и вздохнула. Не орать. Главное - не орать. Если с кем-то она себе могла такое позволить, то наорать на Лермонта - полный провал. - Ты и сам любитель составлять мнение с первого взгляда, - улыбка Барк прямо лучилась добродушием, но шипение в голосе не оставляло сомнений насчет того, стоит ли его принимать всерьез, - или мне напомнить, кто был автором меткого определения "боггарт в обносках"? Надо думать, вы пытались со мной общаться и узнать меня получше? Гребешок треснул и переломился пополам. Ведьма глянула на него так, что он бы, наверное, еще и загорелся... до того, как полетел в костер. Радоваться. Нет, вы посмотрите, представление века, Лермонт - Красавчик-у-Которого-Все-Есть - учит уродливую жабу быть милой и доброй, потому что, может, тогда ее кто-нибудь пожалеет. Несомненно, он прекрасно разбирается в предмете. Эйлин подумала, что сейчас все-таки заорет. Но как-то не вышло. - Я пробовала глинтвейн, - холодно сказала она, - моя матушка обожает поить им меня в то время, когда рассказывает, как моя внешность ее позорит. Потом я задыхаюсь и пью зелье. Или меня им поит Гилберт, если мне везет. И да, в моей системе ценностей ты где-то рядом с глинтвейном. Так что, знаешь, я пришла к выводу, что так и быть - я пойду, зайди за... моими трусиками... завтра. Я лучше... считай, что я... проиграла. А теперь можно, я пойду? Рейвенкловка встала, преувеличенно аккуратно складывая плед, и глянула в сторону леса: - Это не Хагрид. У него только один фонарь, а там по крайней мере пять, к тому же они какие-то... синие.
Kaeus Lermont: Про "боггарта в обносках" Лермонт, признаться, позабыл: за свою не слишком долгую жизнь он походя обидел столько людей, что дразнилка в адрес страшной девочки с Рейвенкло была лишь каплей в море, что бы себе там эта девочка ни думала. И потом, он был уверен, что про "обноски" там ничего не было - они с французом звали ее просто "боггартом", а вопрос поношенности ее одежды они как-то опускали. Они вообще были на удивление добрыми детьми, снисходительными к бедности других: Лермонт и Розье шутя могли оскорбить за прыщи или смешной голос, но за материальное состояние... Кай почти обиделся. Потом посмотрел на Эйлин и обиделся еще сильнее: к шестнадцати годам он уже почитал себя умудренным опытом общения с противоположным полом и не понаслышке знал, что юные девы - народ странный, но Барк била все рекорды. Вот с чего, скажите пожалуйста, она взбеленилась? То есть ей можно методично называть его идиотом и он должен это глотать, потому что у него все хорошо в жизни и он красив и богат, а таким не положено обижаться на мелочи. Право на настоящие чувства проистекает исключительно из обилия перенесенных в детстве насмешек, поэтому вот она - существо нежное, ранимое и непонятое, а потому ей позволено чрезмерно реагировать на совершенно любые спокойно сказанные слова и вести себя так, будто за это самое тяжкое детство ей все по гроб обязаны. Радость от близкой победы тонула в озере раздражения, рожденного непониманием, и - что уж там - выведенный из состояния обычного спокойного благодушия Кай уже готов был высказать Эйлин в лицо все, что только что подумал, но последние слова Барк совершенно неожиданно переключили его внимание с личных обид на происходящее на окраине Запретного леса. Лермонт поднялся на ноги и с прищуром вгляделся в наступающие сумерки. - Пойдем-ка и правда отсюда, - голос шотландца был как-то отталкивающе спокоен, - это не фонари, это болотные огоньки.
Aelyn Burke: Вообще Эйлин даже какое-то облегчение испытала: так себя чувствуют люди, чья последняя надежда только что отошла на тот свет, даже не пискнув напоследок. И это, боггарты дери, было хорошо, потому что в случае Эйлин оная надежда никакого права на существование не имела, только зря отнимала силы и тянула ресурсы. А сейчас было, как когда все плохое уже случилось, и ты начинаешь думать, что будет дальше. В свете же случившегося совершенно любые перспективы кажутся вдохновляющими. Любые. Вообще. Например, утопиться к дементорам. Эйлин бросила недоплетенную косу и настороженно уставилась в темноту. Вовремя, потому что в круг света, сопровождаемая этими самыми огнями, вошла крайне... хм... крайне пожилая ведьма, вид которой иллюстрировал, что в мире есть вещи и пострашнее, чем Барк. Рейвенкловка хмуро вытащила палочку. Вообще, негоже так людей приветствовать, но это только если эти люди не пришли из Запретного леса в полной темноте и сопровождении болотных огней. - Д...добрый вечер, - сказала Эйлин, на всякий случай отступая назад. На Лермонта она не смотрела.
Kaeus Lermont: А вот выросший рядом с пустошами Кай отлично знал, что гостей, приходящих в окружении болотных огоньков, приветствовать не стоит, равно как и не стоит ждать от них ничего хорошего. Вид этой старухи наводил на мысли одновременно об инфери и троллях - тощих, немертвых троллях, переболевших проказой и черной оспой, и повредившихся от этого рассудком, потому что глаза у незнакомки были совершенно безумные. Да и что бы делать нормальному человеку на закате у Запретного леса? Словом, вежливости Эйлин Лермонт не поддержал: заступая старухе дорогу так, чтобы оказаться между ней и Барк, шотландец хмуро посоветовал: - Шла бы ты отсюда, бабуся... подобру-поздорову. - и в подкрепление серьезности своих слов тоже достал палочку из кармана. Бабуся, надо сказать, совету Кая не вняла: окинув шестикурсников своим безумным взором, гостья из Запретного леса внезапно дико завзижала, и рой болотных огоньков, будто подчиняясь ее приказу, ринулся на Кая и Эйлин. Лермонт только и успел отмахнуться, а в следующее мгновение его сбила с ног набросившаяся на него старуха: пока вихрь огоньков дезориентировал Эйлин, сама карга, не переставая визжать, старалась прижать Кая к земле и вонючими, гнилыми, но на диво острыми зубами недвусмысленно тянулась к шее Лермонта. Шотландец барахался, стараясь не подпустить старуху близко и одновременно тщетно пытаясь скинуть ее с себя, но карга оказалась неожиданно сильна и проворна для внешне пожилой женщины. - Ах ты ж... погань, - от зловонного дыхания резало глаза, - Барк, беги отсюда! Это карга!
Aelyn Burke: Эйлин не любила драки, в основном потому, что они случались как-то внезапно. И вообще, физический труд никогда не относился к сфере ее интересов. Но главное - это внезапность. Болотные огни ринулись на нее роем, закружили, неожиданно сильно дергая за одежду и волосы, да еще и обжигая холодом кожу, от первого же такого прикосновения из руки вылетела палочка, и только боггарт знает, куда, то ли в траву, то ли в камни. В чувство ее, как ни странно, привел голос Лермонта, и при виде того, что с ним происходило, Барк почувствовала, как в животе все завязывается хитрым висельным узлом, а волосы встают дыбом - что было, кстати, довольно сложно, ибо коса у рейвенкловки была порядочной длины. Так что силу ее эмоций оценить было несложно. Впрочем, это была Эйлин Барк. И Эйлин Барк собиралась поспорить за звание самого страшного зла в этом мире. - Да плевать я хотела! - тяжелым пинком, который прилетел в голову карги, она когда-то наградила Розье, и тот до сих пор помнил. И его колено помнило. Впрочем, обезумевшее существо тут же ухватилось за ногу Эйлин и дернуло, впиваясь зубами в щиколотку. Ведьма полетела спиной на камни - но только для того, чтобы подхваченным с земли камнем двинуть каргу в лицо. Значение слов, которые при этом произносила Эйлин, особенно, когда зубы карги сомкнулись у нее на ноге, было известно ей лишь частично. И вообще, в обычное время, на вкус порядочной мисс, это была слишком уж обсценная лексика. - Кай! Кай, с тобой все...
Kaeus Lermont: - Нет, - честно признался Лермонт, которому не составляло труда додумать вопрос Барк, - нет, а теперь бе... Времени задаваться вопросами, откуда Эйлин знает такие слова и почему у нее столь хорошо поставлен удар правой, не было - Каю не дали даже закончить фразу, потому что в следующее мгновение старуха с проворством кошки вскочила на ноги и с кошачьим же упрямством снова ринулась на Лермонта. В этот раз, правда, шотландец уже был готов к подобному повороту событий, и каргу встретил крепкий удар в челюсть, причем угрызений совести оттого, что он бьет пожилую женщину, Кай не испытывал совершенно. Это пусть пожилая женщина стыдится, что пыталась перегрызть ему горло! Однако отбросить тварь далеко не удалось - следующим броском старуха, кажется, метила в лицо, и Лермонт едва успел заслониться предплечьем... и зашипел от боли: грязные, обломанные ногти карги тоже были неожиданно острыми и оставили на руке длинные кровавые полосы. Навязчивые болотные огоньки не отставали и от их кружения начинало подташнивать. - Значит так, - выдохнул Кай, локтем отпихивая упрямую тварь, - я ее... отвлекаю... ты... ищи палочки... так? А, твою... Своя порция укусов в ногу досталась и шотландцу.
Aelyn Burke: Вместо ответа Барк еще раз приложила каргу камнем по голове и пнула. Набор приемов у нее был невелик, но сполна компенсировался энтузиазмом. А потом рванулась искать. То есть, хотела рвануться, но острая боль в ноге была сродни натянутой поперек дороги веревке, и Эйлин упала снова, отмахиваясь руками и мантией от роя болотных огней, которые жалили хуже, чем осы. А костер, тем временем, прогорал, оставляя тускло тлеющие угольки, которых было крайне немного. Ведьма непрерывно кого-то проклинала вслух, но вставать не стала, так даже удобнее. Ей повезло, кедровая палочка Лермонта нашлась у самого костра: это было как-то кощунственно, но ничего другого Эйлин не оставалось, кроме как схватить ее и заорать "Exortio!", отправляя к боггартам болотные огни. В общем это была почти победа, оставалось два шага. - Держи!
Kaeus Lermont: Перед тем, как выхватить палочку из рук Эйлин, Лермонт не отказал себе в удовольствии еще раз крепко приложить каргу локтем по голове. Та, кажется, то ли совершенно не чувствовала боли, то ли ее просто невозможно было смутить такой мелочью, как побои, только раз за разом отлетая назад, старуха с удвоенной энергией вновь бросалась на Кая. Усталости она не знала, как не знала и боли, и в какой-то момент закаленный драками и квиддичными тренировками Лермонт с каким-то затаенным будто бы испугом понял, что начинает уставать, а вот его противница становится едва ли не яростнее. В этот момент помощь от Барк пришла, как божественное благословение, и следующий же бросок карги Лермонт встретил уже не ударом, но оглушительным: - Stupefy! Заклинание, конечно, отбрасывало не в пример лучше, чем удар: старуха отлетела футов на десять, и хотя вскочила она почти сразу же, но этот ее рывок встретило уже: - Petrificus Totalus! - и карга неподвижным изваянием замерла на земле. От погасшего костра шел тоненький сизый дымок, и теперь, без его света, было ясно, что уже стемнело - странно, как Лермонт раньше этого не заметил? Тело постепенно наливалось свинцовой усталостью и начинало тянуть вниз; искусанный и исцарапанный Кай устало опустился на камень, на котором когда-то сидела Барк и на мгновение прижал ладони к глазам. - Эйлин, - хрипло позвал шотландец, - ты как?
Aelyn Burke: Эйлин вздрогнула, поднимаясь с земли. Палочку свою она так и не нашла, на ногах устоять не получилось, поэтому сейчас она кое-как встала, собираясь ответить Лермонту емко и ядовито, но... но у нее ничего не вышло. Если потом спросят, Барк не вспомнит, как оказалась рядом, игнорируя подозрительное хлюпанье в полном крови башмаке, и не объяснит, какого дементора... и как вообще можно было себя так вести. Унизительно. - Кай... - бормотала ведьма, трясущимися руками вытаскивая платок из кармана, - Кай, тебе очень... очень больно? Я потеряла палочку... но я сейчас... посмотри на меня... я сейчас... вытру, и мы пойдем к целителю... и все будет хорошо... Обычно если и не спокойная, то вполне собранная Барк, дрожала крупной дрожью - только сейчас ей стало страшно, и страшно было совершенно невыносимо. И жутко, и холодно, только боль в щиколотке ощущалась как... ну, неудобство. Будто зубы твари были все еще там. - Посмотри на меня... дементоры, да что ж такое, один платок... - Эйлин дернула за рукав, рукав поддаваться не хотел, и она неожиданно расплакалась, продолжая промакивать платком кровь со ссадин на руке слизеринца.
Kaeus Lermont: - Тихо, - выдохнул Лермонт, привлекая Барк к себе, - тихо, тихо... И замолчал, рассеянно поглаживая Эйлин по волосам и сумрачно глядя в тлеющие угли. Саднили разодранные руки и щека, на которой постепенно вспухали длинные, глубокие царапины; отвратительно ныла прокушенная лодыжка - это же надо было умудриться через форменные брюки! Чем эта тварь зубы точит, напильником? Адреналин в крови отпускал, и возбуждение сменялось мрачной усталостью, а разум запоздало осознавал, насколько близка сейчас была смерть - отвратительная, визжащая смерть со зловонным дыханием. Лермонт с ненавистью поглядел на обездвиженную каргу, а потом осторожно тряхнул за плечи Эйлин. - Ну-ка... все, - он заглянул ей в лицо, - все, все, видишь? Мне не больно. Просто царапины. А ты вот... Baobh! Родное ругательство сорвалось с губ, стоило Каю опустить глаза: только сейчас Богоподобный заметил, что пострадал не он один. Прокушенная лодыжка Эйлин ко всему пугающе раздулась и выглядела так, что даже Лермонт неожиданно испугался. - Так, давай-ка, знаешь... Lumos. Теперь они поменялись местами: Барк сидела на камне, а слизеринец с обеспокоенной придирчивостью рассматривал укус и тщетно пытался вспомнить хоть какое-то целительное заклинание. Вот бездарь, надо было не только на бюст Хендрейк пялиться, но и иногда для разнообразия ее слушать. Сознание собственной бесполезности было внезапно болезненным и определенно снимало с небес мыслей о собственной богоподобности: сложно быть самоуверенным, когда от тебя нет никакого толку. - Tella! - под конец с трудом припомнил простенькую перевязочку Кай. И, не удержавшись, схватился за голову. - Мерлин, ты права, я полный кретин. Сейчас, Лин, я тебя мигом дотащу до школы. Мигом, я тебе говорю. Сейчас. Только не плачь. Хочешь, убьем эту старую су... масшедшую? Послушай, ты умная... у нее укусы не ядовиты? Она распухла, как зараза.
Aelyn Burke: Эйлин продолжало нездорово трясти, и все, что говорил Лермонт, проходило мимо ее ушей - потом будет очень стыдно, но сейчас ей просто хотелось обратно, в теплые руки, под защиту. - Нет. Не ядовитая, - с трудом осознав, что у нее что-то спрашивают, Барк вцепилась в длинную прядь собственных волос, чтобы снова не разреветься, - она просто. Грязная. Очень. Кай... палочку. Мою. Акцио. Пожалуйста. И... да, хочу! Она молча сползла с камня и потянулась за термосом. Чуть не цапнула бутылку, но вовремя остановилась: пролив половину чая на землю, кое-как Эйлин наполнила чашку и молча протянула слизеринцу. - У тебя. Та же самая нога, - зубы неприятно стучали, но вдруг ей показалось это очень смешным, и Барк уткнулась в колени, - куда ты... меня потащишь... как?
Kaeus Lermont: - Царапина, - с преувеличенным энтузиазмом отмахнулся Лермонт. И, приняв из рук у Эйлин чашку, залпом осушил ее так, будто в ней было кое-что покрепче чая. Горячий напиток обжег горло, и Кай скривился, утыкаясь в локоть, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Палочку Барк он призвал, едва смог снова говорить, торжественно вложил ее в руку владелице и ободряюще подмигнул растрепанной девушке. - Выше нос, прорвемся. После длительного созерцания отвратительной рожи карги буквально в нескольких дюймах от собственного носа, Эйлин уже не казалась Каю такой уж некрасивой, и даже несмотря на бледность и встрепанность могла бы сейчас считаться симпатичной. В выгодном ракурсе. - Заберешься на спину? - Лермонт присел рядом с Барк, вопросительно глядя на нее. - Я понимаю, на руках красивее и все такое... но это не для долгих переходов. Давай, залезай.
Aelyn Burke: - Спасибо. Эйлин закусила губу, глядя на шотландца - у нее как-то не возникло мысли о том, что Кай может издеваться. Наверное, потому что человека в таком состоянии и после всего произошедшего вообще сложно заподозрить в злом умысле. Но тогда приходилось констатировать... Хорошо, хорошо. Просто потрясение. Не идиотизм, что бы он там ни нес. - Иди сюда, - Барк потянула слизеринца за рукав, - иди. Как же его... Demo infectum! Ага... Analgeo! Curo! Целителя из нее, приходилось констатировать, не выйдет. Но зато после такого хотя бы можно быть уверенным, что никакая зараза не поползет от укуса, и что Кай своими ногами дойдет до больничного крыла. - Я ценю твою жертву, - тихо фыркнула ведьма, сквозь дрожь и озноб возвращаясь в свое обычное состояние, - но Мобиликорпус будет проще для всех. Правда. Я не обижусь. Она бы с удовольствием воспользовалась ситуацией, но ему и так больно. А она не легкая фея, все-таки.
Kaeus Lermont: - Мобиликорпус для слабаков, - заупрямился Лермонт, который тоже медленно приходил в норму. А стремление выпендриваться, надо сказать, было для него обычным состоянием. - Залезай, не сломаешь. А мобиликорпусом лучше вон... наш трофей тащи. Может, из нее чучело набьют... ну или как еще в хозяйстве пригодится. Остановить Кая, когда тот решил покрасоваться, представлялось задачей непосильной, и потому в конечном итоге Барк все-таки обнаружила себя на спине у слизеринца. Тот хоть и прихрамывал, но слегка, и то ли действительно не испытывал физического дискомфорта, то ли виртуозно притворялся, что не ощущает боли. За неспешно бредущим к школе Лермонтом и Барк на его плечах медленно плыла обездвиженная карга - процессия выходила более чем колоритная, жаль только, в столь поздний час оценить было некому. - ...и в этот момент я подумал: какого дементора, это же в конце концов просто кобыла?! Чтобы как-то разнообразить путь обоза с ранеными до школы Лермонт принялся рассказывать забавные истории из жизни, большая часть которых могла бы носить название "Как Кай Лермонт сунул нос, куда не следует, и чем он за это поплатился". - ...в общем, она вылезла из реки, и я понял - мне конец. Глазищи красные, клыки, как у мантикоры...
Aelyn Burke: - ...в общем, вылитая миссис Гойл, - глубокомысленно закончила Эйлин, висящая на спине у слизеринца и начинающая подозревать, что шило в известном месте у шотландца... а, впрочем, о чем речь? Он же шотландец. - Кстати, я ее когда увидела, тоже подумала, что мне конец, - успела заметить Барк, прежде, чем Лермонт продолжил свой рассказ. Рассказ впечатлял бы, будь рейвенкловка чуть более романтична и возвышенна, а поскольку она не была, вердикт ее звучал, как: - Я никак не пойму, у вас с Розье соревнование в том, кто больше неприятностей нацепляет, или это командный спорт? Если что, я прошу меня дисквалифицировать и снять с соревнований, я вообще случайно забежала с балета. Тебе не очень больно? Может, я дальше сама? У виадука Барк еще раз попыталась подергать Кая за рукав с речью на тему "Отпусти меня, чудо-кельт". Наверное, недостаточно вдохновенно просила, потому что чудо-кельт не отпускал, а Эйлин, если бы ее не терзала совесть, провела бы так оставшуюся жизнь. Потому что понимала, что все это внезапно свалившееся сомнительное счастье сейчас кончится и... и все. Завтра будет уже все как обычно. - ...А что там было про русала в реке?
Dietrich Lumier: Осенью в Шотландии темнело довольно рано, и Хогвартс также рано зажигал огни. Только что закончился ужин в Большом Зале: обитатели замка медленно разбредались по этажам, студенты возвращались в свои гостиные, а профессора получали, наконец, минуты для отдыха. Впрочем, в последние дни первокурсники так часто жаловались на посторонний стук в окна, что кое-кто из учителей взял себе за полезную привычку совершать ежевечерний обход прилегающей к замку территории. Декан Гриффиндора был не из их числа. После ужина он собирался пересечь каменный мост и спуститься к Лесу – проведать своего бывшего подопечного Хагрида. Но едва вышел на виадук... как в сумерках, ещё издали, заметил странную процессию. Луч света с кончика волшебной палочки не ударил Каю в лицо, но осветил мощеные плиты под его ногами. Взметнулись полы серой мантии, и Альбус Дамблдор поспешил приблизиться к ученикам. Брови профессора поползли вверх, сказать, что он удивился, осознав, кто перед ним, означало бы не сказать ничего. А уж внешний вид обоих... и что-то странное маячило позади. Впрочем, судя по оживленному разговору между студентами, их жизням и здоровью ничего серьёзного прямо сейчас уже не угрожало. - Мистер... Лермонт? Постойте. Где вы были, и что случилось? Взгляд преподавателя из удивленного поначалу быстро преобразовался в обеспокоенный, он и впрямь беспокоился за детей, даже если бы Кай вздумал ответить что-то вроде: “Ходил на охоту, а вот мой трофей”.
Kaeus Lermont: - О не-е-ет! - Лермонт непритворно скривился. - Не напоминай, я и так травмированный! Слушай, вот ты умная, скажи - эта чертовщина на ее лице, она заразная вообще... о, добрый вечер, профессор. Милейшее уединение Кая, Эйлин и карги было грубо прервано явлением рыжего гриффиндорского декана - выражение лица Лермонта сменилось на нейтрально-мрачное: явление преподавателя напомнило ему о том, что, по-хорошему, его и Барк жизни под угозу поставило не что-то, а безалаберность нового чудо-егеря. Не его ли обязанность следить за тем, чтобы из Запретного леса не лезла никакая дрянь? Если он любезничает с Эйлин, это не значит, что никто не ответит за распухшие царапины на его красивом лице - ответит и еще как. Этот нелюдь и так наворотил дел в прошлом году, чтобы спускать ему с рук халатность. - Ходил на охоту, а вот мой трофей, - оправдал ожидания преподавателя Лермонт, не спеша спускать Эйлин со спины, и взгляд Кая вкупе с располосованным лицом был весьма красноречив. Подчиняясь движению руки шотландца, обездвиженная карга медленно подплыла к Дамблдору и замерла на уровне его колена. Слизеринец спокойно пронаблюдал за тем, как декан "красных" меняется в лице, а потом кротко вздохнул и изобразил на лице вселенскую печаль. - У нас с моей девушкой, - Кай демонстративно встряхнул Барк на спине, - был чудесный пикник. Чудесный, чудесный пикник, сэр. И на десерт я планировал что угодно, но только не себя. Простите, а вы не знаете, егерь в отъезде? - ни в тоне голоса Лермонта, ни в его незамутненном и чистом взгляде при всем желании нельзя было разглядеть намека на издевку.
Aelyn Burke: - Не знаю, я не настолько умная, и подозреваю, что даже в Сент-Мунго не знают... Эйлин появление профессора Трансфигурации показалось чем-то средним между манной небесной и Армагеддоном. С одной стороны, она была просто счастлива. Потому что, как любому подростку в шестнадцать лет, ей после такого хотелось, чтобы пришел кто-то взрослый и своим появлением обозначил, что жизнь в общем не изменилась, мир не кончился, и, хотя бы постфактум, кто-то да разберется с ее (их) проблемами. Кто-то более умный, умелый и, разумеется, достойный доверия. Но это, увы, значило, что ее с Лермонтом неожиданно приятная беседа закончится прямо сейчас. И навсегда, скорее всего, потому что Эйлин в какое-то дальнейшее общение с красавчиком не верила. - Добрый вечер, сэр, - Эйлин была несколько более сдержанна, хотя и зашипела, когда Лермонт ее встряхнул (и это если еще игнорировать остальное), - Кай несколько зол, простите его. Но мы и правда... не ожидали. Да отпусти же меня, я могу стоять! Рейвенкловка соскользнула на землю, ойкнула и оперлась на локоть шотландца, поджимая больную ногу. - Мы гуляли у Озера, сэр. И на нас напала карга.
Dietrich Lumier: Не известно ещё, что в большей степени послужило столь разительной перемене в лице Дамблдора: тот факт, что обычным тихим вечером на студентов Хогвартса напала карга, или же то, что слизеринский надменный красавчик Лермонт назвал Эйлин Барк своей девушкой. Потому что второе казалось даже более... невероятным. Однако шрамы через всё лицо Кая отнюдь не красили, и поэтому диссонанс между ним и Барк сейчас вовсе не был таким острым, как в обычное время. Внимательно оглядев существо у своих ног, Дамблдор перехватил его движением своей палочки и опустил на каменные плиты. - О, оставьте это здесь, пожалуйста. Не стоит тащить её в замок в таком виде. Ещё один замысловатый жест волшебной палочкой, и карга, резко уменьшившись в размерах, траснформировалась в аккуратный свёрток. Альбус столь же аккуратно свёрток поднял и сунул себе под мышку, будто книгу или свиток пергамента. - Стоит признать, что вы не очень-то умеете выбирать места для свиданий с девушками, мистер Лермонт. Лукавая улыбка: не губами, в глазах! Но лишь на миг, потому что взгляд Дамблдора снова был серьёзным, когда он, приблизившись к детям, осматривал раны на лице юноши. - Егерь должен быть на месте. Я как раз шёл к нему, пока не встретил вас. И теперь, разумеется, у меня есть ещё одна причина для того, чтобы навестить Рубеуса прямо сейчас. После того, как я провожу в Больничное Крыло вас обоих. Раны нужно обработать в кратчайшие сроки. А пока... Дамблдор очертил палочкой в воздухе некую геометрическую фигуру, через мгновение ставшую мягко плывущим по воздуху плетеным креслом. Тоже носилки своего рода, только гораздо более изящные и удобные, чем те, что обычно используют колдомедики. - Прошу, мисс Барк. Так кто из вас двоих, вы сказали, одержал победу в схватке с каргой?
Kaeus Lermont: - Эйлин, - без колебаний откликнулся Лермонт, помогая девушке сесть на сотворенные деканом носилки. И заговорщицки подмигнул Барк, а потом выпрямился, поясняя легкомысленно: - Эта штука такая тошнотворная, сэр, что при одном ее виде у меня из головы вылетели все заклинания. Иначе дал бы я ей располосовать мое лицо? - и от каждого слова Лермонта веяло легкомысленностью человека, не понявшего до конца, чем ему грозило все произошедшее. - Но я отвлекал каргу, пока Эйлин ее не уложила. Если егерь был на месте, это лишь усугубляет его личную характеристику: получается, этот полутролль просто-напросто проворонил опасную гостью, которая чуть не откусила ему ногу. Внешне беспечный, про себя Кай сейчас лениво размышлял, что стоит и чего не стоит делать, чтобы воздать Хагриду по заслугам. Написать отцу? Самому повлиять на преподавателей? Пожалуй, стоит это обсудить с Розье, а пока - больничное крыло и лекарства. И не дай Мерлин от этих царапин останутся шрамы - увалень Хагрид больше на найдет в Британии ни работы, ни жилья.
Aelyn Burke: Неизвестно, что творилось с Лермонтом, но это решительно пугало. Неизвестно, что он там себе решил и почему говорил все это. Эйлин разве что могла предположить, что совместно пережитое ненадолго вселяет дружеские чувства к кому угодно. Ну, или шотландец просто решил поиграть в джентльмена. И это не то, чтобы нравилось, хотя бы потому что он нагло врал. - Да врет он все, - вздохнула Эйлин, с некоторым трудом забираясь на носилки и закрывая глаза, - я просто нашла палочку, пока он отбивался. А то поначалу мы обе палочки выронили и... ох. Барк закрыла глаза, намереваясь подремать по дороге, но то ли уснула, то ли потеряла сознание еще до входа в коридор.
Dietrich Lumier: Есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией. И победа над четырехметровым горным троллем, несомненно, относится к таким событиям. © - Вы отбивались без палочек? Что ж, в таком случае, вам несказанно повезло, молодые люди. Однако, судя по тому, что карга всё-таки повержена, я думаю, будет честно, если каждый из вас получит по десять очков для своего факультета за отличное применение на практике знаний, полученных на уроках профессора Мерритот. Дамблдор улыбнулся: по большому счёту он присудил дополнительные очки студентам вовсе не за знания. Скорее за то, что каждый из них мог бы бежать, спасаясь, но никто этого не сделал. И, даже выронив волшебные палочки, Кай и Эйлин помогли друг другу справиться с тварью, не столь уж важно – каким способом. Главное, что вместе. - А теперь идёмте. Я должен передать вас в заботливые руки школьного целителя и осмотреть место происшествия вместе с нашим лесничим. Чем скорее, тем лучше. Указав Каю рукой на замок, Дамблдор указал туда же палочкой, отчего носилки с Эйлин поплыли к двери, а после декан зашагал туда сам. Студентам нужны тёплые постели, лекарства и крепкий сон. А вот Альбусу предстоял трудный вечер. На пороге он оглянулся: в хижине у Запретного Леса зажглись огни.
полная версия страницы