Форум » Архив «Lumiere-43» » [Опасные связи - 5 сентября 1943г.] » Ответить
[Опасные связи - 5 сентября 1943г.]
Aelyn Burke: ...издание школьное: цензурированное, адаптированное и урезанное. Эйлин Барк отлично проводит время в компании учебников. Кай Лермонт тоже расположен отлично провести время... в компании Эйлин Барк. Кто-то здесь явно лишний. И кто бы это мог быть?
Ответов - 14
Kaeus Lermont: То есть если бы спросили Лермонта, он бы ответил, не задумываясь: естественно учебники. Испещренной закорючками бумаге в кожаном переплете даже не стоило тягаться в привлекательности с наследником Лермонтов - умным, красивым, а главное очень скромным юношей - и такую точку зрения поддержала бы (по мнению самого наследника) если не каждая, то каждая вторая адекватная девушка в школе... Но Эйлин Барк, увы, или при расчете на "первый-второй" попала в первую группу, или оказалась неадекватной, и поэтому в данный момент была увлеченно погружена в изучение какого-то толстенного сочинения, совершенно не замечая многозначительных взглядов, которые кидал на нее Неотразимый и Богоподобный, а для друзей просто - Кай. Богоподобного это слегка расстраивало, но не заставляло опускать руки: сам он книгу взял исключительно для отвода глаз, и на предназначенном для конспекта пергаменте со скуки рисовал всякие глупости - крылатые снитчи, кривых гоблинов и саму Эйлин Барк, преувеличенно кустистые брови которой срастались на переносице и уползали куда-то на виски. Надо признать, что Богоподобный нервничал. Под совершенно недетским взглядом юной Барк даже хваленое самомнение Кая Лермонта давало ощутимую трещину и уверенность в собственной неотразимости несколько убавлялась. Легко было бахвалиться не находясь рядом с Эйлин, но сейчас, разглядывая склонившуюся над книгой девушку, Лермонт про себя признавал, что погорячился. То, что издалека казалось льдом, вблизи оказалось камнем - такой не растопишь всего лишь обаянием, тут понадобится пара вулканов харизмы... или Мерлин знает чего еще. Кай предположить не мог, что любит эта ведьма: жареных младенцев на палочке? Котят и вязание? Плюй-камни? Сочинения мадам ЛаФоль? От Барк можно было ждать чего угодно. Эйлин все так же была поглощена чтением, и Каю в конечном итоге надоело пялиться в стену. Лермонт вздохнул и решительно поднялся на ноги. Барк или не Барк - но он все еще Кай Лермонт, а значит, шансы его выше, чем у любого ученика Хогвартса мужского пола. - Привет... Эйлин, - с некоторой заминкой поприветствовал Барк слизеринец, улыбаясь ей самой обворожительной из своих обворожительных улыбок, - к чему готовишься?
Aelyn Burke: Нет, это со всеми случается. Каждую девочку однажды посещает ее Мечта. Ну там... принц на белом коне, богатый и смертельно больной вдовец, или просто большая коробка шоколада. Предания гласят, что в этом случае девушка должна улыбаться своей Мечта, таять и твердить "Да! Да! Навеки!" Эйлин бы заулыбалась, честное слово. Просто потому, что перед ней возвышалась ее личная Мечта, не имеющая ничего общего с дурацкими принцами, богатыми вдовцами и отвратительным шоколадом. Но увы, она очень хорошо понимала, чем это грозит. Понимание это сразу отбивало все желание таять и пускать слюни. Ну хорошо. Она улыбнулась. Но, наверное, совсем не так, как следует улыбаться Мечте. - К твоей смерти, - душевно сообщила Барк, кинула взгляд на часы и добавила, - она произойдет через две минуты, если ты отсюда не уберешься. Вот пока он сидел поодаль и молча, можно было изредка поглядывать в ту сторону. Содержимое книги, правда, не лезло в голову, но зато даже жить хотелось. Но это пока Богоподобный не заговорил - а когда он говорил, диссонанс с внешностью Богоподобного и его хамством разрывал Барк на множество мелких ведьмочек, хотевших разного. - И какого боггарта ты так скалишься?
Kaeus Lermont: Вообще-то все шло даже лучше, чем ожидалось - а ожидал Лермонт твердого, как каменная стена, "нет", об которое осталось бы только больно разбиться и уйти не солоно хлебавши. А тут целая завязка для разговора! - то есть Барк-то наверняка думала, что она от этого разговора отказывается, но Богоподобному же виднее, по каковому случаю Богоподобный просиял и, посчитав вопрос Эйлин за приглашение располагаться, бесцеремонно плюхнулся на стул подле девушки. - Отлично! - вслух выразил свою радость Кай. - Значит, у меня уйма времени... а там, глядишь, и смерть отложится. Он нахально подмигнул Барк, окинул скучающим взором манускрипт, в который вчитывалась Эйлин и снова обратил свой взор на собеседницу. Главное, не пялиться на ее брови, а то она может что-то заподозрить. И не смотреть на подбородок, а то она расценит это как намек. А еще... Мерлиновы подштанники, да самый верный способ не намекнуть Эйлин Барк ни на что - это вообще не смотреть на Эйлин Барк, в каждой черте которой можно было бы найти изъян! Вот только демонстративно упертый в книгу взгляд, пожалуй, будет даже красноречивее поглядываний на подбородок, поэтому в конечном итоге Кай принял решение сфокусироваться на одной сносной детали внешности Эйлин - глазах. То еще испытание, надо сказать. Такое ощущение, что в данный момент Барк своим сверлящим взором изучала заднюю стенку черепа Лермонта. - Я скалюсь, потому что у меня красивая улыбка, - не покривил душой Кай. И, помедлив, сдобрил искренность ложью: - И красивая собеседница. Так что почитываешь?
Aelyn Burke: У Эйлин зародилось нехорошее подозрение, что кто-то здесь бредит, и это либо она, либо Лермонт. Лермонт на больного не был похож... ну, то есть, не больше. чем обычно, хотя Барк так и тянуло удостовериться. Но вопрос "Ты что, больной?" казался ей каким-то некуртуазным даже в лучшие дни. Оставалось поверить, что тяжко бредит здесь сама Эйлин, а вот это заставляло сомневаться. Грибов она подозрительных не ела, на Зельеварении не была, помрачениями сознания не страдает. Из всего этого можно было сделать только один вывод: шотландец что-то задумал. Как ни противно было это думать, каким бы тупым скребком эта мысль не скребла в голове, но это было правдой и ясно, как мерлинов день. - Знаешь, - пока еще сдержанно сказала рейвенкловка, равнодушно отводя взгляд, - я страшная, разумеется, но репутацию дуры пока ничем не заслужила. Не нужно думать, что я поведусь на твою "красивую улыбку" и поверю хоть одному твоему слову. Да уже повелась, чего там. Но если он об этом узнает, это все, это будет полный провал, после этого остается только пойти и повеситься. - Поэтому быстро выкладывай, что тебе нужно, и уматывай. Можно обойтись без первой части.
Kaeus Lermont: - Ты всегда такая суровая или только по вторникам? - беззлобно поинтересовался Лермонт. Впрочем, лучезарная улыбка с лица Кая все-таки сошла, и сейчас слизеринец глядел на Барк с некоторым сомнением. Поставленная цель казалась ему все более и более недосягаемой, а ставка за эту детскую шалость - непомерно большой, и только напоминание о ней не давало Лермонту беспечно махнуть рукой на собственное поражение. А ведь он мог бы: в конечном итоге самомнение Кая достигло тех размеров, когда ни один объективный фактор уже не мог поколебать уверенности в собственном совершенстве. - Хорошо, хочешь по-деловому, давай по-деловому. - Лермонт переплел пальцы перед собой и с преувеличенной серьезностью уставился на Эйлин. - Мне нужна ты. Ты, я, ближайший поход в Хогсмид, "Алдеборн"... как тебе идея? Упоминания о недостатке красоты Кай замял для ясности - не соглашаться же, честное слово, а отрицать столь очевидные вещи не стал бы даже упрямый шотландец.
Aelyn Burke: - Отвратительно. Отвратительная идея. Где-то в глубине Эйлин слабо зашевелилась Девочка, Которая Была Бы Счастлива Согласиться, но ее тут же отправил в нокаут короткий пинок куда более жестокого рассудка. - Но раз уж ты набрался храбрости мне ее высказать, наверное, тебя порядочно припекло, - Барк удержалась от победной улыбки, но очень хотелось, - что случилось, и с кем ты поспорил? И интересно, о чем... и на что. Об ответе на первый вопрос ведьма догадывалась, но предпочитала лишний раз не думать, чтобы лишний же раз не расстраиваться. Но второе, видимо, было чем-то серьезным. - Совсем надежду потерял, бедняжка? - с фальшивым сочувствием поинтересовалась Эйлин, - а как же долгие ухаживания, умирать под моими окнами, цветы и шоколад? А серенады? Я слышала, Розье бесперебойно поставляет тебе розовые сопли для дурочек, а вдруг, мне бы понравилось? Фыркнув напоследок, она пожала плечами: - Не раньше, чем ты расскажешь мне, в чем дело.
Kaeus Lermont: - Это не розовые сопли для дурочек, - неожиданно обиделся Лермонт, который стихами друга восхищался едва ли не больше, чем любая из восторженных поклонниц француза. Ну, только французу знать об этом не стоило. - Это лирика. И для человека, так решительно отвергающего ужин в "Алдеборне", ты, Барк, слишком громко завидуешь тем, кому эта лирика адресовывается. На короткое мгновение он даже испугался, что Барк действительно что-то знает. А что, у злобной ведьмы могли быть свои источники... или проклятый француз решил таким образом обеспечить себе победу? Но нет, кажется Эйлин действительно не подозревала, в чем дело, и лишь строила догадки. Про себя Лермонт взвешивал все "за" и "против": признаться Эйлин или нет? Признание было чревато сломанной челюстью и визитом в Больничное Крыло за снятием десятка витиеватых проклятий, которыми Барк его наградит. Молчание... молчание скорее всего означало сеанс долгого и методичного битья лбом в закрытую дверь: к несчастью при всей внешней непривлекательности Эйлин действительно была умна, но что хуже - черства и недоверчива. Если в ней и жила та самая романтическая нотка, на которой Кай так виртуозно умел играть, то настолько глубоко, что даже у упрямого шотландца не хватило бы терпения ее выкапывать под мрачность и нелюдимостью. - Ну Бааарк... - протянул шотландец, корча умильную рожицу, - перестань и признайся себе. Я - очаровашка. Ты хочешь со мной поужинать. Мне приятно, тебе приятно - к чему лишние драмы? Замужества не обещаю, но отчего бы весело не провести время вдвоем?
Aelyn Burke: - Ну, может, и завидую, - спокойно призналась Барк, которой это признание стоило неприятного скрипа в зубах, - но согласись, у меня есть повод. Она откинулась на спинку стула и задумчиво уставилась в потолок. Догадки о споре не то, чтобы подтверждались прямо, но упрямое нежелание Лермонта объяснять, в чем дело, говорило само за себя. - Дай, я угадаю, - насмешливо протянула Эйлин, все так же глядя вверх, и не опуская голову, - кто-то из твоих двух друзей-идиотов сказал "да Барк такая страшная, что даже тебе слабо ее пригласить на свидание"? И ты повелся, как последний болван, на слабо. Да так повелся, что даже пошел приглашать. И долго ты преодолевал отвращение, Лермонт? Скажи, тебе не будут потом кошмары сниться? Ведьма заметила, что опасно повышает голос, выдохнула и похрустела пальцами: - Нет, мне не будет приятно. Тебе тоже. Так что вернись к деловому тону и обрисуй, пожалуйста, что ты от меня хочешь точно, и что готов за это дать. Замужество не предлагай, прости, ты мне не подходишь. Я не готова связать свою жизнь с законченным идиотом.
Kaeus Lermont: - Слушай, ты всем, кто тебя зовет на свидание, первым делом сулишь ночные кошмары? - вкрадчиво поинтересовался Лермонт. - Тогда я понимаю, почему мне со своим предложением не пришлось выстаивать очередь. В нем разгорался какой-то нездоровый азарт: чем решительнее Барк говорила "нет", тем сильнее Каю хотелось добиться от нее согласия. Слыханное ли дело - страшила Барк отказывает ему и называет идиотом! Понятно, что она слегка неадекватна, ну так на то он и Кай Лермонт, чтобы добиться симпатии хоть чокнутой ведьмы. Разве не это он собирался доказывать Розье? - Может, это и был спор, - не сдавался Лермонт, не спеша раскрывать всю правду до конца, - но только внутренний и не на "слабо позвать"... Барк, ты преувеличиваешь значимость собственной внешности. Ты в первую очередь - злая нелюдимая ведьма... уж прости. Я тебе не нравлюсь, а мне не нравится не нравиться, извини за каламбур. Вот и давай теперь поспорим с тобой: спорим, мне хватит трех свиданий, чтобы тебе понравиться? И спорим, что после первого же ты возьмешь назад свои слова про "идиота"?
Aelyn Burke: - Я, - все так же не опуская головы, сказала Эйлин, - злая и нелюдимая ведьма, потому что быть "страшненькой, но зато доброй" - отвратительное и тошнотворное занятие. Предпочитаю, знаешь ли, законченные образы. И мне плевать с колокольни, что там тебе нравится, а что - нет. Ты мне не нравишься. И не понравишься никогда. Даже если ты докажешь, что умен, как Мерлин - от этого ты не перестанешь быть самовлюбленным, безответственным, пустоголовым болваном с шилом в... пониже спины. А меня от таких тошнит. Понимал Лермонт, или нет, но каждой сказанной им фразой он отдалял перспективы ее согласия все больше и больше. Неизвестно, кем он там себя считал, Богоподобным и великолепным, или единственным, кто откроет бедняжке Эйлин глаза на ее ужасную жизнь и причины ее бед, но не был он ни тем, ни другим. И вот сейчас Барк внезапно задумалась, так ли уж стоило плакать по ночам в подушку - иногда Мечта в приближении оказывается совсем даже... не Мечтой. Да боггарт дери, что-то такое говорила красотка Мелифлуа про "мииииленьких девочек, которые не в добрый час открывают рот", только в роли "миииленькой девочки" выступал Лермонт. Барк села прямо и тихо рассмеялась шотландцу в лицо. Тихо - потому что порядок должен быть в библиотеке, а то она бы сейчас совершенно неаристократично ржала. - Тебе всей жизни не хватит, чтобы мне понравится, - хмыкнула она, отсмеявшись, - и я скорее съем свою палочку, чем соглашусь считать тебя умнее домового эльфа. Но только ради того, чтобы ты это понял - на что спорим?
Kaeus Lermont: Как сытый не понимает голодного, так и Кай Лермонт не очень хорошо мог войти в положение Эйлин Барк: проблемы с "страшненькой, но доброй" он не понимал совершенно, про себя считая, что если уж ты некрасивый, то надо же чем-то компенсировать. Барк отчего-то полагала, что внутренняя непривлекательность будет выгодно дополнять внешнюю... или ждала, что минус на минус вдруг родит плюс - Мерлин ее знает, только Кай полагал такую логику ущербной, но прозорливо молчал, интуитивно догадываясь, что подобные споры очков в глазах девушки ему не прибавят. - На арфу, - машинально ляпнул он в ответ на предложение Эйлин, очевидно, ослепленный сиянием внезапного успеха. И в следующее мгновение понял, что сказал: если бы его отец узнал, что он не просто поспорил на инструмент предка, а дважды на него поспорил, то Гвинед бы, очевидно, в скорости пришлось бы примерять на себя роль единственной наследницы. Хотя с другой стороны... проигрыш Барк одновременно означал бы и проигрыш французу - двойной стимул выиграть пари, а если не выйдет... ну вот пусть между собой и передерутся за главный приз. Кай все равно будет слишком занят в этот момент: удушающие руки отца на шее немного помешают ему воспринимать окружающую действительность. - Я могу поставить арфу Томаса, - повторил Лермонт, с головой окунаясь в безумную авантюру, - да, я настолько уверен в своей победе. Ты, говорят, любишь хорошие и редкие артефакты? Даю слово - штуки лучше и более редкой тебе не найти. Говорят, ее Рифмачу подарили сиды.
Aelyn Burke: Эйлин даже не смогла рассмеяться второй раз, потому что чуть не проглотила язык. К тому моменту, когда ей удалось унять нервный кашель, рейвенкловка несколько примирилась с тем, что окружающая действительность похожа на бред, и для верности еще потрясла головой. - Я не буду спрашивать, болен ли ты, - великодушно объявила она в конце концов, - очевидно, что болен. Но хорошо, раз уж тебе так надо куда-то сбагрить арфу Верного Томаса, то кто тебе лекарь... Хотя меня больше интересовал бы способ ее... изготовления. Барк нехорошо улыбалась. Что бы там ни думал глупый шотландский красавчик, но теперь - когда Мечта оказалась не Мечтой, а на кону стоит такая вещь... все будет больше, чем просто. И вот это будет та самая победа, достойная злой ведьмы. И месть, конечно. За все. - А что с меня?
Kaeus Lermont: Лермонту явно не терпелось не расстаться с фамильной реликвией, но изощренно покончить с собой - собственные суицидальные порывы сейчас были очевидны даже Каю, но он по обыкновению легкомысленно закрывал на это глаза. Он верил в то, что выкрутится, а как - это время покажет. А вот вопрос Барк неожиданно поставил слизеринца в тупик: растерянно почесав в затылке, Лермонт пожал плечами. - Даже не знаю. Что, по-твоему, может быть достойно арфы Томаса-Рифмача? И рискнул, забивая последний гвоздь в крышку своего добротно сколоченного гроба: - Твои трусики?
Aelyn Burke: Надо отдать должное Каю, кое чего он добился, жаль, что не публично. Потому что до сих пор Эйлин Барк никогда не позволяла себе залиться краской у кого-то на глазах. А сейчас вот да, причем она в какие-то считанные секунды сменила цвет с зеленовато-бледного на густо-свекольный. Вдохнуть у нее тоже получилось раза, наверное, со второго, и то - только после того, как она судорожно оттянула в сторону жесткий воротничок форменной рубашки. Потом ведьма встала, еще раз глубоко вздохнула и, как следует размахнувшись, припечатала шотландца тяжелым томом "Магической истории домерлиновой эпохи" прямо по наглой роже. И только потом коротко бросила сквозь зубы: - По рукам.
полная версия страницы