Форум » Архив «Lumiere-77» » [Apage! - 14.12] » Ответить
[Apage! - 14.12]
Dietrich Lumier: У восьмого и девятого курса по расписанию урок алхимии. И он бы непременно прошел по плану, кабы не госпожа Варга, уверенная, что прямо здесь, за стенами ее кабинета целая стая неупокоенных раздирает в клочья тело несчастного Михаэля Эденхартера. Михаэль Эденхартер с учительницей категорически не согласен хотя бы потому, что стоит вот здесь. В каких-то пяти шагах от нее. Госпожа декан не совсем здорова? Ее терзают галлюцинации? А как проверить? К дверям кабинета женщина не подпускает никого. К герру Валлестрёму уже послали гонца. Вот только декан что-то не спешит на выручку. Участники: Марика Варга, Михаэль Эденхартер, Каролина Мирославич, Анника Гильдебрандт, Эскиль Валлестрём. Утро. Сразу после завтрака.
Ответов - 23, стр:
1 2 All
Lina Miroslavizch: Внешний вид: школьноя форма, черные чулки, простые туфли. Волосы заплетены "колоском" бордовой лентой. С собой сумка с книгами, канцелярией и материалами к уроку. Если бы Каролина хоть немного интересовалась маглами и их литературой, то может у неё сейчас возникло бы желание процитировать английского писателя, автора книже про девочку Алису – потому что происходящее с каждой минутой становилось все чудесатее и чудесатее. Все происходящее казалось настолько странным, что не будь она колдомедиком и не проведи несколько базовых проверок, Лина бы подумала, что все это – кошмарный бред, порожденный её воспалившимся да хотя бы от времени, проведенного в сугробе во время той памятной «охоты», мозгом. Менингит, говорят, и не такое вызвать может. Но нет, все указывало на то, что это была самая что ни на есть реальная реальность, с которой приходилось мириться. Вот только она не выглядела реально. Конечно, Каролина была рада тому, что Готфрид нашелся, значит её казавшиеся дикими и неубедительными вчера рационализации были верны. Не похож на себя? Ну так он же некромант, у них все не как у людей. Она старательно отказывалась видеть умысел там, где можно было обойтись совпадением, она закрывала глаза на то, что Хельга или Дитрих назвали бы очевидным, потому что ей отчаянно не хотелось разбираться с этой страшной тайной, ввязываться в то, что могло кончится для неё плохо. Лучше прикидываться равнодушной и слепой, чем ослепнуть в реальности. Но в этот раз закрыть глаза на странность не получилось, потому что очень сложно оставаться равнодушным наблюдателем, когда рядом впадает в делириум твой преподаватель и декан, прямо в коридоре, на глазах у всех кидаясь на дверь, с таким видом, словно за ней скрывалось нечто ужасное – впрочем, судя по сбивчивым объяснения самой Марики ей так и казалось. Даже если наплевать на простую человеческую мораль, Каролина не могла бы назвать себя колдомедиком, если бы оставила это так. - Анника, сбегай за кем-нибудь из преподавателей. Наверно за профессором Валестрёмом, такие проклятия – это по его части, - тон Каролины не предполагал ни протеста, ни сомнения в том, что это – просто обычное проклятие и все будет хорошо как только придет второй декан. Сама Мирославич была совсем не так уверена в том, что происходящее описывается известной им магией, но кто-то должен сохранять ясность сознания, а главное хотя бы выглядеть уверенным, чтобы не перепугать остальных, и в этот раз эта почетная обязанность явно выпала ей. - А мы с Михаэлем пока попытаемся, - тут Каролина сделала секундную паузу, пытаясь подобрать краткий синоним для «сделать так, чтобы профессор Варга не покалечила себя и нас, если понадобиться – скрутить или вырубить её», - контролировать ситуацию. Поспеши, пожалуйста! Каролина обернулась к Эденхартеру, которого, если верить профессору, спиной подпиравшей сейчас дверь, в данный момент раздирали на куски умертвия, словно проверяя, что он действительно здесь. А потом, нахмурившись, настороженно, вновь взглянула на Марику. - Михаэль, попробуй объяснить ей, что ты здесь. Возможно этот парадокс сломает её делириум.
Annika Hildebrandt: Внешний вид: школьная форма, только вместо юбки узкие брюки ибо только вернулась с тренировки и не успела переодеться, хотя можно сказать, что это скорее отговорка не надевать юбку; высокие сапоги темно-коричневого цвета; рыжие волосы распущены, и лента теперь красуется на руке голландки; стилет и волшебная палочка с собой, ну и сумка с книгой; Вообще не помешало бы наконец-то успокоиться, и не вести себя как безумный человек. Анника, всё ещё думая что в школе происходит что-то неладное, не была в расположении сегодня, поэтому высказывания своей преподавательницы по Алхимии не то чтоб шокировали голландку, а скорее - рассмешили. Они что, все сговорились изображать психопатов? То, ученики ничего не видели, и им вендиго просто приснилось. То лекарство работает так как надо, это только им кажется, что оно вредит. В данный же момент Аннике хотелось как бы намекнуть женщине на то, что Михаэль как не странно стоит рядом с ними, а у неё просто передозировка какого-нибудь из своих «веселых» зелий. Не зря она не любила этот предмет. Гильдебрандт стояла прижавшись спиной к стене. Всем своим видом она выражала полное безразличие к истерике преподавательнице, но несложно было догадаться, что её терпения не хватит надолго. Девушка раздраженно сложила руки на груди и чуть ли не фыркнула наблюдая за тем как преподавательница всё не желала никого слышать и повторяла что-то понятное лишь ей. В лучшем случае Анника просто развернулась бы и ушла, желательно далеко и надолго. Не тратить же свое драгоценное время на подобные глупости, ведь понятно, что у женщины поехала крыша, или это чьи-то проделки. В худшем случае же она просто попыталась бы как-нибудь заткнуть её, или лучше вовсе оглушить. Даже если потом придется вылететь из школы... хотя всегда можно сказать, что безумный преподаватель внезапно накинулся на неё, и она пыталась защититься, тем самым проломив ей голову учебником. -Ага, уже бегу, - насмешливо ответила Анника Каролине даже не двинувшись с места. Вообще-то её совсем не привлекала роль гонца к любимому декану, особенно после того, как даже он забыл о случившемся во время охоты и кажется считал её немножко сумасшедшей. Поэтому Гильдебрандт пыталась как можно меньше времени проводить с ним, и лишний раз не испытывать свое терпение, а тут именно её решили послать к Валлестрёму... Ещё пару минут Анника смотрела на декана алхимиков словно раздумывая что будет лучше – всё же пойти за Эскилем, или же остаться тут и как-нибудь привести в чувства Марику Варгу. Немного поразмыслив Анника поняла, что её присутствие тут небезопасно для окружающих, особенно для преподавательницы Алхимии, ибо в любой момент она может не справиться с собой, и тогда кому-то обязательно будет больно, и уж точно не ей. Поэтому Анника выпрямилась и лениво поплелась в противоположную сторону. Словно насмехаясь над другими она даже не ускорила шаг. Конечно Каролину голландка уважала, но кажется та не верила в их доводы о том, что в школе происходит что-то непонятное, поэтому в каком-то смысле Анника была на неё даже обижена и не собиралась исполнять все её желание. Второе, это то, что судьба Марики Варги мало волновала девушку, ну если всё же начистоту. Предмет она не любила, да и к самой женщине не испытывала особой симпатии. И третье, ей совсем не хотелось видеть Эскиля Валлестрёма. Остановившись у дверей декана, она подумала постучаться, но конечно же так не поступила и просто открыв дверь вошла внутрь. С безразличием на лице она посмотрела на своего декана, и остановилась в дверях. Анника даже подумала присесть в кресло перед ним и отправить его разбираться с преподавательницей, но посчитала это дурным тоном. -В коридоре ваша коллега решила устроить спектакль, и вас зовут чтоб утихомирить её. Я всегда знала, что алхимики что-то в тайне варят для себя, но чтоб такое... а потом ещё нам читают мораль за то, что выпили немного виски в школе... – Анника даже усмехнулась, - короче говоря вас зовут, герр декан...
Marika Varga: Внешний вид: длинная тёмно-бордовая юбка, того же цвета корсет, белая блузка, чёрные высокие сапоги и утеплённая чёрная мантия, плетёные и кожаные браслеты на руках; волосы распущены. С собой: волшебная палочка, нож, кольцо-артефакт, защитный амулет, несколько склянок с антидотами. это исключительно больное воображение Столько повидав на свете, глупо до сих пор бегать от судьбы. Не убежать от неё! То, что предрешено – случится. С ней можно спорить – долго, настойчиво, отчаянно, можно даже выиграть время. Но неизбежное всё равно настигнет тебя. Этой весной Марика Варга пыталась спасти от смерти одного из своих самых талантливых студентов. Выиграла для Михаэля какие-то жалкие полгода, а теперь... дьявол, она-то думала, что его время ещё не пришло! Алхимик была уверена, что всё это бред, юношеский максимализм, своего рода протест против окружающей действительности. Но никак не может быть, чтобы сама судьба охотилась за Эденхартером. Больше нечего и думать – всё кончено. Не спасти, не спасти, не спасти!.. Последние дни Марику не покидало совершенно чёткое ощущение падения в бездну. Будто почва крошилась под ногами, осыпалась в пропасть, а ухватиться – не за что. Не за кого. Она бы сказала, что её пытались отравить, но ни артефакт, ни амулеты не подтверждали самого вероятного. Ни зелья, ни травы, ни чары не помогали – головные боли практически не проходили, потери сознания и провалы в памяти чудовищно пугали, Марике всё казалось, что она теряет саму себя, что её телом завладевает какая-то неведомая ей сила, а душе с ней просто не справиться. Бездна затягивала, падение длилось бесконечно, а хотелось только одного – чтобы оно, наконец, закончилось. Сегодня декан была ещё более бледной, чем во все предыдущие дни – она почти не спала и почти ничего не ела, тем более – перестала принимать пищу в общем зале, что сегодня, несомненно, пошло ей на пользу. Потому что после увиденного за дверями кабинета к горлу подступила тошнота, если бы только можно было зажмуриться, а потом вновь закрыть глаза, убедиться в том, что всё это привиделось тебе, что всё это последствия продолжающегося кошмара. Но кровь была настоящей! Варга многое повидала, но прекрасно знала, что к этому привыкнуть невозможно. Лужи тёмной густой крови заливали пол, отчего-то усыпанный битым стеклом, кровь мешалась с зельями, дымилась и шипела, запах горящей плоти забивался в ноздри, перебивая все остальные – от спирта до свежесваренной амортенции. Она не увидела даже, как закрывались глаза Михаэля... просто потому, что у того, что от него осталось, глаз уже тоже не было. Марика задыхалась. От отвратительных удушливых запахов, от бессилия, от этой чёртовой пропасти, чтобы ей пусто было. Она обернулась с широко распахнутыми от ужаса глазами, а перед ней стояли дети, как ни в чём не бывало ожидавшие урока. К дьяволу – просто сжечь там всё, если бы... если бы она и сейчас, вопреки всему, не видела перед собой глаз этого мальчишки. Пронзительного такого взгляда. Дрожащей рукой декан захлопнула дверь – сначала запирающие чары, потом щиты. - Михаэль... они убили его! Никому не подходить. Никому. Уходите. Всем студентам сейчас же вернуться в столовую. Задыхаешься – слов не хватает, только судорожно глотаешь ртом воздух, только сильнее сжимаешь палочку в дрожащей руке. Наверное, надо послать кого-нибудь на кафедру Некромантии. Или сразу к директору. Разумеется – немедленно! - Немедленно! Приведите директора! Sanctus Espiritus, redeem us from our solemn hour. Sanctus Espiritus, insanity is all around us. Кого угодно – хоть директора, хоть некроманта, хоть дьявола. Только бы не входить туда самой. Марика не кричала – она просто пыталась не задохнуться в этом аду. И увести отсюда детей. Помочь тем, кому ещё не поздно помочь.
Eskil Vallestroem: «Голова не может отвалиться, - повторял Эскиль Валлестрём. – Голова и шея есть элемент однородный, совокупный, общий. Голова не может отвалиться. В конце концов если голова отвалится – через что мне кушать?». Впрочем, вопросы пищеварения интересовали декана не больше, чем вопросы всеобщего толеранства, равенства и братства. Хотелось спать, по возможности очень долго. Хотелось ничего не делать, по возможности всегда. Хотелось умереть, по возможности прямо сейчас. Голова болела нещадно, память выделывала такие кренделя, что впору было забыть про всякие «долго» и «навсегда», а просто-напросто повеситься. Отличить реальность от фантазии Эскиль Валлестрём не мог. Да и не хотел. Боялся. Бывает же так: попробуешь отделить зерна от плевел, а потом окажется, что испортил чей-то огород. Словом, последние дни герр декан старался держаться как можно дальше от повседневных школьных обязанностей, чем не преминули воспользоваться младшекурсники – отмахиваясь временной недееспособностью декана начавшие прогуливать уроки с такой стабильностью и таким упорством, что прежний Валлестрём малое – посадил бы их на кол. Валлестрём сегодняшний не мог. Потому что ничего этого не существует. Я сплю. Это сон. Очень долгий сон. А очень долгий сон, как все помним, обыкновенно превращается в кошмар. Проснуться бы… Эскиль лениво перелистывал страницы чьего-то сочинения. Имени, как впрочем, и лица ученика он не помнил. Были просто строки, просто буквы, пергамент и чернила. Ничего особенного. Обычный будний день. На Аннику он почти не взглянул. Вернее слишком туманно, слишком растерянно, слишком невидяще, чтобы разглядеть хоть какую-нибудь эмоцию на ее лице. - Хм? – Эскиль мотнул головой. Болело. – Профессор Варга? Вы о ней? Ну и что еще случилось? Меня абсолютно не касается, какой самогон варят алхимики, тем более ни один из них не пригласил меня на дегустацию. – Эскиль усмехнулся. – Если все в точности, как вы описали, проще было бы вызвать медсестру. Нехотя поднялся с кресла. - Да что случилось? У меня по всем признакам будет очень тяжелый день. Не хотелось бы начинать его так рано.
Michael Edenharter: Он не умел бороться. Да, дело в этом. Михаэль Эденхартер не был борцом. Алхимиком, скорее, сказал бы он сам. Трусом изрядным – решил бы младший брат. Ему ведь не так уж много за что осталось бороться. Два боя он проиграл, даже не так, просто опустил руки, пустив все на самоход. То, за что герои из легенд и преданий отдают жизни, вытекло сквозь пальцы, а он и не пытался удержать. Глупец, просеявший золотой песок. Осталась лишь своя жизнь, да жизнь брата. Все, чем стоило бы дорожить, все, за что стоило бы бороться. Но и со своей дрянной жизнью он был уже на грани проигрыша. Тогда его буквально спасла Декан Варга, а чем он отплатил ей в ответ? Избегал, как избегают должники кредиторов, не в силах заплатить ни звонкой монетой, ни даже добрым словом. А потом начался весь этот ужас, а Михаэль все также по привычке устал бороться с течением событий. У каждого кошмара есть свой конец. Так пусть уже придет. Нет сил. Хватит, с него хватит. Все изменилось сегодня. Жаль, он не видел того, что так мучило госпожу Декана. Жаль, он не знал, что именно так повлияло на нее, и как ей помочь. Жаль, что он вообще был так никчемен, что просто стоял на одном месте, не в силах пошевелиться. Но слова Марики Варги были отрезвляющими, как болезненная оплеуха. Что бы это ни было, пускай зловещий знак его скорой кончины, пускай всего лишь плод ее воображения, он был жив. Вот, сердце гулко стучит у него в груди, отдаваясь в ушах ускоренным ритмом. Вот Каролина его видит. Здесь. Живым. Какое счастье..Лина, славная Лина, зачем же он тогда был с ней так груб? В грудь словно ударили со всей силы, а потом дали вновь вдохнуть в полную силу. Только дурнота осталась стоять комом у горла при взгляде на дрожь своего Декана и ужас в ее глазах. Каким же должен был быть тогда тот ад, что царил у нее в голове. Пришла пора отдавать долги. Молча кивнув, больше для себя и убеждения в правоте своих мыслей, а заодно и соглашаясь с предложением Мирославич, немец осторожно сделал шаг навстречу женщине, будто опасаясь, что та сейчас примет его за один из своих кошмаров на яву. Кто знает, какие именно твари мерещились ей в этом пространстве, ведь учеников же она ясно дала понять, что видит. Но не его.. - Фрау Варга, я здесь, - неуверенно начал Эденхартер, окликая декана, как делал это столько раз в более нормальных условиях, а затем продолжил громче, убедительнее, будто пытаясь докричаться до нее и вырвать из уз делириума. – Я Михаэль, я жив. Жив, фрау Варга. Посмотрите на меня! Кто из них прав? Если бы не обращение Каролины, Эденхартер вовсе не был бы уверен в том, что правда на его стороне. Столько лет он доверял этой женщине, что столь многому его научила. Пожалуй, если бы она в свое время сказала, что он скорее мертв, чем жив – он бы поверил, не встревая со своими противоречиями. Но сейчас это была не она. Если бы только разум не покинул ее. Если бы она только увидела.. Глаза юноши не отрываясь смотрели на декана алхимиков, надеясь встретить ответный взгляд. Он не видел, как уходила Анника, не знал, пришел ли уже герр Валлестрём. Он безмолвно молился, чтобы мечущийся взгляд женщины остановился на нем, признавая в нем настоящую сущность, а не очередной морок запутавшегося рассудка.
Annika Hildebrandt: О, неужели Эскиль Валлестрём решил играть в безразличие? Смешно, ничего не скажешь. Будь Анника хотя бы немного похожа на расфуфыренных дур, то такое отношение обязательно ранило бы её самолюбие, но увы, Гильдебрандт не была такой, поэтому подобный расклад её даже устраивал. После случившегося с вендиго Анника вообще пыталась избегать любого вида общения со своим деканом, так как он неописуемо бесил её. В прямом смысле этого слова, поэтому голландка не хотела даже смотреть на него, не то чтоб разговаривать. И если честно, у Анники не было ни малейшего желание рассказывать о случившемся, в конце-концов она как бы не причем, и дела преподавателей её не касаются. Если уж у тех какие-то проблемы, то решают сами, а Аннику позовут тогда, когда наконец-то решат провести урок, а не будут метаться по коридору. Она не обязана заботиться о самочувствии кого-то, и тем более не обязана бегать по школе в поисках помощи, ибо мягко говоря ей на всё это наплевать. Вот кому не плевать, то пусть тот и бегает. -Знаете, я вам не сова вообще-то, - раздраженно бросила голландка всё так же усмехаясь и прислонилась спиной к стене, - Но всё равно скажу вам, что кажется у профессора при всем моем уважении к ней, немного... поехала крыша, - и сказав это Гильдебрандт едва сдержала смешок, после чего лениво продолжила, - Понимаете какое тут дело, она бросилась на дверь и никого не впускает в свой кабинет, при этом убеждая, что разорванное в клочья тело Михаэля Эденхартера лежит там. Поверьте мне, герр Валлестрём, я бы обязательно поспешила туда спасать остатки его тела, только тут есть одна маленькая загвоздка. А именно то, что вышеупомянутый Михаэль стоял рядом со мной, понимаете о чем я? Он стоял рядом со мной. Живой и целый. И у него всё было на месте, поэтому я как бы решила, что профессор перепутала даты и решила сыграть первоапрельскую шутку, поэтому я как подобает понимающему студенту, молча стояла и наблюдала за ней. Но потом стало ясно, что профессор совсем не шутит, а значит либо у меня галлюцинация, либо... вы поняли, она – того. Так как я не привыкла принимать какие-то зелья, и не считаю себя психопаткой, то первый вариант выпадает сам собой, и остается второй, - почему Анника столько говорила, тем более с таким нудным тоном, словно пересказывала очередную главу из книги по истории магии, она не знала. Просто ей хотелось выпустить накопившееся раздражение, и увы применять оружие она сейчас не могла, значит оставалось плеваться ядом подобно красивой змее. -Вы поняли о чем я, или мне начать сначала? – издевательским тоном спросила Гильедбарнд и усмехнулась разглядывая свои ногти, и думая лишь о том чтоб профессор Валлестрём поскорее ушел спасать свою коллегу, а её отпустил заниматься своими делами. – А что касается медсестры и всего прочего, то вот Вы и идите, и разбираетесь, меня как бы это не касается... – устало прибавила голландка и вежливо улыбнулась.
Lina Miroslavizch: В ответ на насмешливый тон Анники и её показную неторопливость Каролина ничего не сказала, только одарила голландку тяжелым и неприязненным взглядом. Если бы гнев и презрение обрели бы плоть и вступили бы противоестественную любовную связь, то порождение этой связи было бы то чувство, которое в этот миг переполняло чешку. Ей очень хотелось накричать на подругу, а если понадобится, то и отвесить ей пару оплеух, но она сдержалась. Не потому, что опасалась, что не справиться с Гильдебрнд – хотя светловолосая воительница и славилась в Дурмстранге своим дурным характером и тяжелой рукой, но и у Мирославич было пара тузов – хорошо наточенных и заговоренных – в рукавах, и кто из них вышел бы победителем в этой схватке ещё большой вопрос. Нет, просто сейчас было не место и не время для таких разговоров, а их стычка с Анникой может стать фатальной не только для них, но и для профессора Варги, и для Михаэля и кто знает для кого ещё. Вместо этого она обратила все свое внимание на декана, которой видимо было почти физически плохо от того, что ей, как она думала, пришлось увидеть. Лина вспомнила изуродованное тело Януша и вздрогнула, искренне сочувствуя профессору - такого она был не пожелала даже самому страшному врагу. -Михаель, попробуй взять её за руку, возможно это поможет ей вернуться в нашу реальность, - посоветовала девушка, подходя на шаг ближе к погрязшей в кошмаре преподавателю. Если потребуется Каролина была готова в любой момент выпустить в неё связующее заклинание, хотя очень надеялась, что этого не потребуется. Попытаться конечно стоило, но где-то в глубине души она знала, что всего этого – и разговора, и физического контакта – будет не достаточно, просто потому что такие серьёзные проклятия не разбить такими простыми методами. В том, что это было именно проклятие, а не просто внезапное помешательство или бред, вызванный лихорадкой, Каролина не сомневалась – не зря она была одной из лучших колдомедиком школы, такие вещи она не только чуяла, но и умела проверять быстро и эффективной, буквально парой взмахов палочки. Конечно, это могла быть какая-то редкая болезнь или аллергия на какой-нибудь зелье, но тут Лина готова была признать, что наверно чутье право и это как-то связанно со всеми этими странными событиями, которые чешка так старалась игнорировать последние дни. Но от судьбы видимо действительно не убежать. Каролина сделала ещё один шаг, подойдя совсем близко к Марике и Михаэлю, и очень спокойно, как к маленькому ребенку, обратилась к своему декану. – Профессор Варга, вы меня слышите? Послушайте меня: с Михаэлем все в порядке, от здесь, в безопасности.
Eskil Vallestroem: Коллеги частенько называли Эскиля нудной, тщеславной, безбожно завравшейся сволочью. Последние два определения, надо признать, весьма точно соответствовали действительности: удовольствием любить себя и еще большим удовольствием ненавидеть не только завравшийся, но и завшивевший, грязный, безумный мир Эскиль не пренебрегал никогда, а вот нудным он все-таки не был. Эскиль Валлестрём был щедрым. Щедрость Эскиля Валлестрёма выражалась… выражалась она вербально – едко, точно, емко, иногда красочно, иногда невыносимо претенциозно – некромант обожал делиться свой концепцией видения бытия. Концепция была краткой: чем видеть такой мир, лучше ослепнуть. Сейчас Эскилю хотелось оглохнуть. Или вырвать кому-то язык. - Молчать. – Нет, не крикнул, произнес спокойно, тягуче, как-то устало. Протер глаза. Слезились и болели. – Таким тоном разговаривай со своей запойной алхимичкой, - и когда это они перешли на «ты»? Забыл что ли? Да, очевидно, забыл. Но вкус, солоноватый вкус чужих девичьих губ забыть было невозможно. И кровь на губах. Кровь… Попробовать бы еще раз… - Не груби мне, Анника, слышишь? Не потерплю. Мне плевать, абсолютно, категорически плевать на всех дурных профессорш мира, самогоны, зелья, неупокоенных и некого «Михаэля Вышеупомянутого». Но мне не плевать на собственную гордость. И эту гордость очень мерзенько покалывает твое раздутое самомнение. Можешь быть циничной дрянной девчонкой с другими, со мной – запрещаю. А вашей спятившей... хм… бабе должен помогать не я, вашей спятившей… хм… бабе, повторюсь, должны помогать специалисты. Не помогут специалисты – поможет могила. Она, знаешь ли, не только позвоночники выравнивает… Осекся. Осекся, потому что пришел в себя. «Что это было? – Эскиль удивленно моргнул. – И с каких это пор? С каких это, черт подери, пор я веду себя как шестнадцатилетний подросток – кусок, раздираемого гормонами мяса? Магистая, черт подери ее, магия». - Ну ладно, - Эскиль поднялся на ноги. – Так и быть, схожу – посмотрю. Ведите. Не найду упырей, хоть спирт конфискую…
Marika Varga: Дети... они никогда не слушают взрослых. Студенты старших курсов Дурмстранга давно уже не считают себя детьми, но для Марики каждый из них был, если не ребёнком, так, во всяком случае, подростком. Каждый из них был тем, за кого Варга в ответе. Каждый из студентов факультета Алхимии был для неё родным – как свои сын или дочь, даже если декан не особенно часто выражала свою привязанность к этим людям. Но даже за строгими взглядами невозможно было не разглядеть тревог и забот, понимания и сопереживания. Михаэль Эденхартер, кто был за тебя в ответе, кто?! Она одна. Та, которая стоит возле дверей и тихо сходит с ума от собственных мыслей. Ей всё кажется, что она видит твои глаза. Прямо перед собой – живые, внимательные, серо-голубые. Даже обеспокоенные чем-то. Видит, и не может смотреть в них, её собственные глаза застилает полупрозрачная пелена. Никто и никогда в Дурмстранге не видел слёз Марики Варги – не увидит и сегодня. Она закрывает глаза ладонями, только чтобы вновь не сталкиваться с этим взглядом. “Посмотрите на меня!” Она слышит ещё и голос, но не может заставить себя отнять руки от лица. Дышать по-прежнему нечем, и отступать тоже некуда. Ведь дети никогда не слушают взрослых. Совсем близко другой голос, тоже почти родной, Каролина Мирославич – юная, умная и талантливая. Защищай себя, Каролина, пока у тебя есть силы. Защищай, потому что твоё призвание – спасать жизни тех, у кого ещё есть шансы выжить. Не здесь! Не ищи смерти! - Уходи! Лина, уходи немедленно! Дрожь в голосе – невозможно успеть помочь всем, когда никто не желает принимать помощи. Марика чувствует, как вокруг неё едва ощутимо возникла щитовая сфера – это сработал амулет, теперь камень излучал неяркое тёплое сияние. Раз так – никто из них не сможет подойти к ней. А она останется. Останется до той поры, пока последний из студентов не покинет коридор. - Каролина, приведи сюда директора. Прошу – нет времени спорить! Декан всё-таки опускает руки, чтобы взглянуть на Мирославич, и вскрикивает. Потому что по-прежнему видит перед собой глаза того, чья кровь прямо сейчас заливает пол за спиной Марики.
Annika Hildebrandt: Порой иметь врагов весело. Очень редко, но всё же, удается видеть в наличии врагов что-то веселое и забавное, только это происходит если у вашего, так называемого врага, нет острых зубов, ядовитого языка и конечно же он не умеет пользоваться клинком, как собственной рукой. Именно по вышеперечисленным причинам иметь такого врага как Анника Гильдебрандт не входило ни в чьи планы, но кажется Эскиль Валлестрём этого либо не понимал, либо делал вид, что не понимал. В любом случае голландку это мало волновало, так как в любом случае она была готова к ответному удару. -Слава богам, что запойная алхимичка не моя, хоть в чем-то мне повезло в этой жизни! – Анника усмехнулась склонив голову набок и сложив руки на груди. С каких это пор они с деканом перешли на «ты»? Она что-то такого не припоминала, но в отличии от мужчины Гильдебрандт не собиралась переходить черту между отношениями декана и простой ученицы. Конечно же их отношения нельзя было назвать таковыми, да и Анника не отличалась особой любезностью или же любовью к этикету и правилам приличия, но в её случае разговор на «вы» звучал более оскорбительно, поэтому она и не собиралась менять привычку. И тут Эскиль Валлестрём решил выйти с коротким монологом на тему «я и моя гордость». Голландка удивленно на него смотрела и не понимала, что именно задело его в её словах. Сказать по правде, Анника и думать не думала оскорблять любимого декана, она просто не смогла сдержать свои чувства относительно выходки преподавателя Алхимии. Но кажется Эскиль принял всё на свой счет, и Гильдебрандт была рада тому, что в кои-то веки заставила мужчину вести себя как последнего подростка, о чем она прежде и мечтать не могла. Чего только стоил этот взгляд! Анника впервые задумалась о том, что её декан возможно не совсем сумасшедший и их непонятные отношения для него что-то значили. Что именно, она не понимала, но факт оставался фактом. -Ну и речь, профессор! - девушка не смогла сдержать смешок, но сразу же прикрыла губы ладонью, после чего отвела взгляд и искренне пыталась не рассмеяться. Вот если прорвет, то прорвет по полной, а там можно и в могиле оказаться, кто знает этих некромантов. Кажется день будет куда интереснее, чем она предполагала, и на минуту Анника даже забыла о профессоре Варге с её галлюцинациями. -А мне обязательно вас вести? Вы не справитесь без меня? Я могу вам карту нарисовать где кабинет Алхимии... – голландка жалобно посмотрела на Валлестрёма, но тот был непреклонен, - Ладно, я поняла. Мне в честь наказания надо лицезреть эту истерику, - закатив глаза Анника вышла из кабинета и побрела по коридору. Всю дорогу она молчала, и пыталась сдержать смех, но ей на самом деле было смешно. Хотя надо признать, что ей удалось ограничиться всего лишь усмешкой на губах. Когда же они подошли к эпицентру событий, то раздался крик профессора Варги, и Анника вновь вернулась к реальности, а именно к состоянию полной ненависти ко всем окружающим. Вокруг преподавателя появилась защитная сфера и кажется она никого не собиралась подпускать к себе. Голландка встала рядом с Михаэлем. Лицо её выражало не полное безразличие, а скорее раздражение. -Нашли твое тело, или пока идут поиски? – сказано это было скорее себе, чем кому-то конкретному, после чего она повернулась к декану Валлестрёму, - Вот. Теперь мы надеемся на Вас, - и поскорее бы убраться отсюда. Это уже даже и не весело.
Michael Edenharter: Бесполезно. Все бесполезно. Она смотрит, но не видит. Если бы в недавнем прошлом ему сказали, что это действительно так страшно, Михаэль ни за что бы не поверил. Как будто бы его нет, пустое место, слишком ничтожная частица для восприятия зрением. - Не надо так со мной! Только не вы. Пожалуйста. Не надо.. , - шепотом бормотал он свои несвязные мольбы, все еще надеясь, что фрау Варга его услышит, поймет, что он здесь. Это убивало их обоих, но, несомненно, большая часть выпала на долю декана. Почему она не борется? Она должна бороться, оно не должно сломать ее, что бы это ни было. - Держитесь. Держитесь, фрау Варга.. Но она его не слышит, закрывает лицо руками, а к горлу немца подступает сухой огромный ком. Он мешает глубоко дышать и говорить, не срывая голос. Преддверие истерики. Нельзя. Она ему была нужна в сознании, спокойная, рассудительная, поддерживающая. Нужно попытаться стать таким же для нее, когда места так внезапно поменялись. Следуя совету Лины, Михаэль хватает ее за запястья, тщетно пытаясь отнять руки от лица женщины. Ему бы сдержать дрожь этих тонких кистей. Как еще? Как еще дать понять, что он не бесплотен, что он здесь, пытается помочь не себе уже, ей, как только может. Но все бесполезно. - Ааргх.. Сработал щитовой амулет, и его сила отбросила алхимика от тела женщины, не давая приблизиться вновь. Упал на спину, но боль в копчике волновало его в меньшей степени. Нет! Нет, что она делает?! Немец провел по лицу рукавом, вытирая влагу. Не слезы - нет, испарина со лба. От страха. Сейчас уже было не до шуток. Рядом послышался голос Анники. Девушка явно воспринимала все с куда меньшим трагизмом, если ему вообще было место в ее мыслях. Алхимик ее не винил за это, Анника сделала главное – привела помощь, пускай и довольно сомнительную, как по мнению Эденхартера. Поднявшись вновь на ноги, Михаэль кивнул приветственно декану Темных Искусств и отрицательно помотал головой, отвечая таким образом на вопрос про тело. Говорить без опаски, что голос все же дрогнет, сейчас у него вряд ли бы получилось. Оставалось надеяться..на кого? На некроманта? Абсурд. Какой ужасающий абсурд творится вокруг. Когда все успело поменяться местами, при этом его об этом явно не оповестили. Все же надо что-то сказать..Попросить, чтобы в любом случае сохранили жизнь. Слишком рано, наверное. - Она никак на меня не реагирует..вообще. Теперь еще и не подпускает, - указав на легкое сияние охранного амулета фрау Варги, сообщил Эденхартер и отошел в сторону, бессильный как-либо еще помочь. Оставалось прижаться затылком к холодному камню стены и молиться, чтобы этот ужас закончился.
Eskil Vallestroem: пост мастерский Карту она нарисует! Ну, разумеется. В творческих способностях Анники Гильдебрандт Эскиль не сомневался. Нарисует, еще как нарисует. По всем канонам сюрреализма – кровью по стенам. Ничего не поделать. Искусство требует жертв. Тонкие губы Эскиля дрогнули. Смешная ситуация: трое в лодке и собака у руля. Забавно, фамилия декана Варги допускала и не такие каламбуры, жаль, сегодняшний смех и впрямь мог оказаться для кого-то последним. - Карту? Карта не понадобиться. Не утруждайте себя, Анника. Вы нарисуете мне не карту, вы напишите мне отчет. Подробный. Иллюстрации допускаются. Коридор свернул вправо, поворачивал еще раз или два. Эскиль молчал. Жизнь научила: экономь слова, жесты, ресурсы, дыхание. Перед смертью, конечно, не надышишься, но зачем воздух-то портить? Эскиль молчал. Внимания на случившемся с госпожой Марикой Варгой не зацикливал. У каждого свои внутренние демоны. Но не каждому под силу с этими демонами справится. Декан, очевидно, не справилась. Зеленые черти (или о чем там говорила Анника? Кровавые мальчики в глазах? Собственно, тоже вариант) – явное тому подтверждение. Эскиль молчал. Достигнув предместий кабинета алхимии, осмотрелся. Спокойно, даже чересчур. Лишь слабо мерцало вокруг женщины защитное поле, эманировал магией амулет. Валлестрём не мешкал. Рука с зажатой в кулаке палочкой почти видимо рассекла воздух. На сей раз губы декана не дрогнули. Декана Темных Искусств. Алхимичке повезло меньше. Не слишком изящно тело рухнуло на пол. Вскрикнуть она не успела. Наверняка не успела моргнуть. Поле исчезло. Охранная магия тоже. - Кто-нибудь, - лениво бросил Валлестрём. – Позаботьтесь о ней, я – так и быть – займусь вашими упырями и, Михаэль, персонально – вашим покойным доппельгангером. Эскиль толкнул дверь. Вошел в кабинет. Ничего. Никого. Нигде. Тихо. Очень тихо. Липко. Очень липко. Холодно. Очень холодно. Не пошевелиться. Не вздохнуть. Металл анатомического стола прирос к коже – спины, плеч, рук, шеи, головы. Холодно. Очень холодно. Страшно. Очень страшно. Воды бы… - Время смерти… - Не наступило! – хотел крикнуть Эскиль. Не мог. Раздетый по пояс, белесой пленочкой стеклянных глаз он следил за точными, артистичными, дьявольски профессиональными движениями эксперта. Следил не моргая, потому что мертвые не умеют моргать. Жизнь покинула тело, мертвыми ноздрями он втягивал запах собственного разложения – едва уловимый, сладковатый. Катепсины с криком Deus lo vult! начали свое парадное шествие… Быстро, очень быстро. Стройно, очень стройно. Страшно, очень страшно. - Время вскрытия… Без крика, челюсти не разжать, рана… рубец… порез… нет, надрез от яремной впадины и ниже, ниже, ниже… Крови не было, багровое подреберье оставалось удивительно влажным, блестящим – он видел - и тихим. Потому что сердце вынули. Бросили на холодный анатомический стол. Резко, очень резко. Точно, очень точно. О, боги, а это зачем? - Время веселья..! И чужие, незнакомые пальцы схватили за шею. И чужой, незнакомый голос смеялся. И чужие, незнакомые глаза хохотали. И чужое, незнакомое лицо – бледное, в оспинах было счастливым. - В ад? Ты хотел в ад? Или в рай? После смерти-то? В морг! В морг? - Поверь мне, ведь ты – это… - Не я! – сдавленно крикнул Валлестрём, падая на колени. Пальцы некроманта вцепились в собственное горло, крепко, чтобы не выпустить. – Не я… Судорожно дыша, Эскиль припал спиной к косяку, дверь, все еще на половину открытая, манила черным, страшным… очень страшным… и скрипела. Как он выскочил в коридор, Эскиль не помнил. Ничего не помнил. - Ничего не было. И только воздух стал влажным, душным и липким. И каждый, глядя в лица друзей, видел худший из собственных кошмаров. Страшно, очень страшно. «А со страхами нужно бороться! – твердил в головах тихий, рассудительный голос. – Насмерть! Победить!»…
Lina Miroslavizch: Марика Варга заперлась в мире своего самого страшного кошмара, некрепко закрыв дверь в реальность, и достучаться до неё не получалось ни у Михаэля, ни у самой Каролины. Чешка хмурилась, пытаясь придумать хоть какой-то способ справиться с ситуацией, но сама при этом понимала, что она лишь оттягивает момент неизбежного. Поэтому пожалуй Лина была почти рада появлению профессора Валенстрёма, не смотря на всю свою нелюбовь к этому человеку, потому что он взял на себя ответственность за это решение и приведение его в жизнь. Один резкий взмах палочки – и рассыпается защитное поле, и тело несчастной женщины оседает на пол. Лина не стала дожидаться, когда ей позовут и сразу же бросилась на помощь. Отложив в сторону палочку, она спешно перевернула профессора на спину, и осторожно, словно боясь обжечься, коснулась пальцами её висков, зашептав заклинание. Когда дело касалось колдомедицины, Каролина предпочитала обходиться без палочки – так ей легче было контролировать процесс. Проведя открытой ладонью над телом женщина, девушка повторила заклинание для определения повреждений, внимательно прислушиваясь к ощущениям. - С ней все будет в порядке, всего пара ушибов и большая шишка, - не замедлила она сообщить Михаэлю, который похоже больше все страдал от сложившейся ситуации. Если бы Каролина была более склонной поиску нетривиальных объяснений всему, то она бы может предположила, что он не равнодушен к их декану, однако у неё были более важные дела, чем заниматься досужими домыслами. Положив ладонь на лоб пани Варги, она прошептала: – Dormio*. – Не хватало только, чтобы она прямо сейчас очнулась и снова принялась исправлять реальность под свой кошмар. Тяжело вздохнув, девушка подобрала свою палочку и поднялась с колен. – Mobilicorpus*. – Аккуратным взмахом палочки она перенесла тело декана от двери на широкий подоконник. Пока не вернулся пан Валестрём уходит казалось , в конце концов мало ли что он найдет в кабинете, что может помочь пани Варге, но лежать у двери как мешку с картошкой ей точно не следует. Ждать оказалось не долго – всего через несколько мгновений бледный, задыхающийся и – страшно подумать – напуганный Валенстрём буквально выпал из темного проема двери. Выглядит маг так, словно в кабинете инферни решили разделать и его в компанию к псевдо-Михаэлю из кошмаров профессора Варги. Впрочем, состояние декана Темных волновало Каролину в этот момент меньше всего, потому что перед ней предстал её собственный кошмар, Каролина знала, что он она хороший колдомедик, очень хороший. Уже сейчас лучше пани ван дер Меер, лучше многих – это было не юношеское бахвальство, а констатация факта. У неё было какое-то особое внутреннее чутье на недуги и чужую боль, которую она всегда знала как исцелить. А если исцелить нельзя, то она это чувствовала как собственную боль, как лично поражение. И сейчас, задыхаясь в ставшим неожиданно душным коридоре, она поняла, что проиграла свою войну. Анника, гордая, глупая, отчаянная и отчаявшаяся Анника, как же можно было не замечать твоей проказы, того, что ты не чувствуешь острых когтей Отто? Почему это стало заметно только сейчас, когда куски твоей мертвой, гниющей плоти украсили камни коридора? Михаэль, ты ведь знал, что дружбу можно спасти, стоит только смирить гордость и обиду и сделать шаг вперед, но теперь этому не суждено случиться, потому что у тебя нет будущего. Пани Варга ошибалась, тебя не разорвали на части инферни. Ты сам убьешь себя, когда не сможешь больше выносить жар, которым будет сгорать твоя когда, твое сердце, глаза печень и все твое тело. Эти воспалено-красные круги вокруг глаз, эта дрожь в руках и кровавый пот, эти выпадающие клочьями волосы и ногти - это все болезнь Хелля, Михаэль. Это конец. Профессор Валенстрём, от вашей души даже демоны отказались, но что у вас с лицом? Почему ваши губы почернели, почему ваши слезы стали изумрудными, почему кожа пошла алыми пятнами, как у смущенного мальчишки? Профессор, вы же наверно уже знаете, что это сиамска оспа и вы умираете. Ваша кровь обратилась в яд, профессор, и биться больше не с кем, и неуда бежать? Госпожа декан, с вами ведь и правда не все было в порядке. Это ведь был симптом, то что Анника почти верно приняла за безумие. Ваш язык наверно уже почернел, ваша кожа приобрела характерный желто-зеленый оттенок, а мозг, как мы все видели, уже воспален, а значит вам осталось всего пара часов – синдром Герштейна-Маула убивает быстро. Вам повезло, пани, вы умрете во сне. Знаете, в вашем случае это почти счастье. Четыре смертельных болезни. И, что намного страшнее, четыре заразных болезней. Каролина закричала, отшатнувшись от Михаэля, с ужасом глядя на него, на остальных – и на свои руки. Этими руками она только что касалась профессора Варги, а значит. Память подменялась страхом, который подсовывал “воспоминания” о том, как она похлопывала Михаэля по плечу и касалась ладони Анники. В отчаянном, совершенно безумном порыве она с силой провела ладонью по шершавым камням стены, стараясь стереть следы смертоносного прикосновения, сдирая кожу и оставляя короткую алую полосу, не чувствуя боли. Пятясь, не замечая собственных соленых слез, Лина все повторяла: “Я не виновата! Я не знала, я не видела, но Я НЕ ВИНОВАТА!”, пока не наткнулась спиной на стену у поворота и не сползла по ней на пол, захлебываясь слезами. Но слезы высохли, когда она услышала самый страшный звук на свете. Не веря себе, она отняла лицо от ладоней – и замерла как громом пораженная. Потому что перед ней, всего в шаге от гниющей Анники стоял Януш, столь же отвратительно ужасный как когда она видела его в последний раз. Он, как не в чем не бывало, протянул к ней руку и весело сказал: “Лина, хватит плакать, дурочка. Идем к нам”, и шагнул ближе. Девушка была скована страхом, и только одна мысли сумела пробиться сквозь ледяную корку ужаса и заставить её не сдаваться– должен быть способ бороться с этим кошмаром. В конце концов она ученица Дурмстранга, она дочь Мирославичей, она не может просто так умереть только из-за того, что побоялась биться до последнего. Нащупав на полу палочку, она направила её на тех, кто ещё недавно был ей так дорог Как во все века боролись со смертью, страхами, болезнями и тьмой? - Deflagro! DEFRAGO!** – с неожиданной злобой крикнула чешка. «Анни, Михаэль, простите. Я не виновата...я просто хочу жить!» * - дополнительно усыпить и перенести на подоконник тело декана. ** - сжечь всех к Гриндевальдовой бабушке.
Annika Hildebrandt: -Проклятье! – выплюнула голландка наблюдая за происходящим, и рука инстиктивно потянулась к сапожке, но как не странно Анника внезапно остановилась не доставая свой стилет. Чуть склонившись она могла видеть то, что происходило за приоткрытой дверью. Гильдебрандт выпрямилась и гордо вздернула подбородок приближаясь к дверям и полностью игнорируя окружающих. Всего пара минут. Всего пара минут чтоб понять, что именно там происходит. Она же ничего не пила, с ней всё в порядке. Она полностью владеет собой и ситуацией. Белый цвет. Проклятый белый цвет. Если кто и любил его, то только не Анника. Она считала этот цвет цветом смерти, как не странно. Возможно потому, что белый цвет для неё был не началом чего-то нового, а просто ещё одним концом в этой никчемной жизни. Как в этот раз. Она стояла в нескольких шагах от дверей и не могла свести взгляд с белоснежного платья, которое идеально сидело на... ЕЁ ФИГУРЕ?! Голландка неожиданно для себя попятилась. Глаза её расширились от удивления, ведь перед ней, именно в той самой проклятой комнате, стоял кто-то очень и очень похожий на её саму. Рыжеватые волосы были собраны вверх, и та- другая Анника легонько играла с жемчужным ожерельем, перебирая бусинки одну за другой. Платье было слишком женское. Слишком красивое. Слишком светлое, черт возьми! И оно было подвенечным, тем самым, что Анника – настоящая никогда в жизни не оденет! И чего, спрашивается, чего её отражение улыбается? От чего же её щеки внезапно покрылись румянцем? Что в этом такого смешного? Но кажется это было не всё. Кажется кое-кто, кто решил так жестоко поиздеваться над их психикой хотел довести их до состояния полного ужаса, потому что продолжение этого недоразумения (хотелось верить) было куда интереснее. И вот почему-то в её спальню входит светловолосый молодой человек, которого она несразу узнает со спины. Стоит же ему подойти к Аннике и взять ту за руку, как она видет его лицо. Рутгер. Её собственный брат, который начинает целовать ей шею, а она, эта другая Анника совсем не думает сопротивляться и даже... улыбается? Она что, счастлива? -Я так давно ждал этого дня. Теперь мы с тобой станем мужем и женой, и ты навсегда станешь моей! И стоит ему произнести эти слова как девушка резко отскакивает назад. Глаза у неё бешеные, и кажется что она вот-вот задохнется, от чувств, от слов, которых хочет произнести. Что это было? Что случилось? Этого не может быть, ведь она – Анника сейчас стоит здесь, и не может находится в двух местах одновременно. Она не может смотреть сама на себя, особенно в подвенечном платье целующего Рутгера? Рутгера?! Человека, которого она искренне презирает?! Отважная голландка никогда прежде не пятилась. Не в её стиле пятиться, как и чувствовать страх который пронзает до кончиков волос. И сейчас, едва споткнувшись она замечает своего декана неподалеку, но отскакивает от него, как будто тот ударил её током. Гильдебрандт смотрит по сторонам. Слов нет. Не осталось. А что сказать? И главное как сказать? Извините, я сошла с ума. Я только что видела как выходила замуж за собственного брата? И дело не в том, что её сожгут на костре из-за инцеста, а в том, что она уже не понимает где грань между реальностью и фантазией. Резкое движение руки и Анника выхватывает свою волшебную палочку. Михаэль. Он стоит всего лишь в шаге от неё, и он кажется в подобном положении, ибо они с ним кажется не до конца сошли с ума. Пока. Не до конца. Ещё осталось немного времени побыть самыми нормальными среди этих сумасшедших. Уже через секунду она стоит заслоняя собой Михаэля и смотрит на окружающих. Теперь никому нельзя верить. Уже никому. Каролина. Она тоже смотрит на неё безумным взглядом. В сторону герра Валлестрёма Анника даже не осмелилась посмотреть. И что же теперь? Неужели она сможет взять и убить свою подругу? Может быть Лина не настолько дорога ей как Хельга, но... но она всё равно не может убить её, дементор её побери! -Не смей, слышишь, не смей сходить с ума, - усмехаясь прошептала голландка Михаэлю, - Если только не будешь в одной лодке со мной, слышишь? - и чего она так боится одиночества? Нет, Анника не боялась одиночества. Она боялась, что сойдет с ума только она. Не верит. Ни во что сейчас не верит, но что поделать если опять же вспоминается вендиго? Что делать если слова о том, что это был лишь сон не покидают? Неужели и теперь она видит какой-то сон? Но если это сон, то рано или поздно она проснется, неправда? Голова жутко разболелась. Надо защищаться. Любой ценой. Защищать себя, и Михаэля. Он единственный пока не напал на неё. Профессор Валлестрём не в себе, по нему заметно. И Лина... -Aguamenti! Sphaera Defendus! * – выкрикнула Анника вслед за чешкой. Голландка быстро смотрит по сторонам. В паре шагов от неё стоит рыцарь в доспехах, который держит в руках копье. Заклинанием она приманивает его копье к себе и быстро трансфигурирет в лук. Кажется в последнее время это стало её любимым занятием. Всего пара секунд и её стилет превращается в стрелу. Может это не очень хорошая идея, ведь она теперь остается почти без оружия. Не считая палочки, но всё же Гильдебрандт есть чего бояться. Анника целится в Каролину. Кажется, что целится ей в самое сердце. И наверное убьет. Возможно убила бы. Но в последний момент меняет траекторию и пускает стрелу прямо ей в плечо**. * Первое - водой облить, хотя знаем это глупо. Второе - защитить себя с Михаэлем сферой до тех пор пока не закончим с трансфигурацией. ** Ранить Каролину в плечо. Если что, это речь о руке которая держит палочку.
Michael Edenharter: Ее тело упало, будто Марика Варга была не самой собой, а подстреленной на охоте добычей. Не успевшая понять, что происходит, просто рухнула на пол. Как оказалось, это было все, чтобы остановить панику и ее кошмар. Возможно, кому-то не было дела до того, жива ли Декан или нет, до того, осталась ли она наедине со своими ужасающими видениями, или тьма укутала ее от всего мира спасительной безмятежностью. Ему было дело, но сил, чтобы оторвать себя от надежной каменной кладки за спиной определенно не было. - Спасибо, - искренне поблагодарил алхимик Лину, что сообщила о состоянии фрау Варги. С ней все будет хорошо, - про себя повторил Михаэль и невольно подумал о другом. А с нами? Нет, на тот момент Эденхартер не думал, что кошмары Марики Варги были реальны и во плоти, пусть даже разлагающейся, скорее на какое-то мгновение подумал о вероятной перспективе, если бы оно действительно было так. Сил не было даже по-настоящему ужаснуться. Первое за несколько долгих дней и недель эмоциональное переживание за кого-то кроме себя измотало так, что больше всего ему сейчас хотелось уйти и выпить чего-нибудь, чтобы заснуть без сновидений. Обязательно без них, потому что иначе. Иначе придут они, и это принесет столько боли, столько стыда. Он не сможет. Но что это? Полуоткрытая дверь кабинета, куда только что вошел герр Валлестрём показалась ему вдруг распахнутой, а за ней проявились очертания женской фигуры с чем-то на голове. Кажется, какая-то маленькая шляпка с пером. Он не помнил, чтобы такие носили. В прочем, где ему угнать за течением моды. Важнее было другое – фигура исчезла. Мгновением спустя все изменилось. Люди вокруг: Декан Темных Искусств, Лина..Что с ними? Анника? Эденхартер зажмурился крепко-крепко. Как в детстве. Когда он видел что-то жуткое, подобный метод всегда помогал. Стоило зажмуриться, сосчитать до трех или до пяти, и потом, открыв глаза, ничего страшного уже нет. Показалось, причудилось. Он не хотел видеть их. Не хотел понимать, почему слышит плач, что происходит вокруг. Пожалуйста, просто исчезните. Раз, два, три. - Мальчик мой, ты вымыл руки? От неожиданности Михаэль резко открыл глаза. Перед ним чуть сбоку, почти рядом с Анникой стоит его мать. Смотрит она ласково, как в детстве, но ему чудится ложь. Что-то не так. В чертах ее лица отпечаток бессловесной злобы, взгляд с ласкового поменялся за секунду на полный упрека. А на ее голове.. О нет, то была не шляпка, и вовсе не перо. В ее голове, будто запутавшись в идеальной прическе, был нож. Его нож для нарезки ингредиентов. Он узнал знакомую гравировку. И она была слишком низко. Так, что нож должен был глубоко войти в голову, нанесенный с какой-то чудовищной силой удар, пробивающий черепную коробку. Хельга Нахтсхайм, его родная мать, нехорошо ухмыляется, кивая утвердительно в ответ на не озвученный вопрос сына. Да, это сделал ты. И медленно поднимает в его сторону. руку с указывающим перстом. Невозможно ни закричать, ни вздохнуть. Прислоненный к стене, Михаэль открыл рот, но вокруг был словно вакуум. Не воздух – стекло. Не правда, он не убивал ее! Он не мог. Или он просто не помнит. Старается забыть собственный проступок, сам изображает жертву, а на самом деле..Убийца! Рядом послышались слова Гильдебрандт. Поздно, слишком поздно. Алхимик прячет лицо за ладонями, впиваясь ногтями в собственную кожу, лишь бы не видеть это чудовищное обвинение, неоспоримое доказательство собственной же вины. Он заслужил ее мести, возмездия. Пускай горят же костры, и он вместе с ними. Пускай. Будет страшно, безумно страшно, и еще сильнее будет боль и запах жженой плоти, но потом все закончится. Если он ее убил, то как он может все еще существовать. Чудовище..Чудовище..Но нельзя было дать Аннике сгореть с ним. - Оставь меня, беги, - надломленным голосом, попросил он голландку, и только тогда увидел Мирославович с палочкой. Она хочет их убить? Или Анника хочет ее убить? Нет, нет! Хватит им здесь одного трупа, да на его руках. Он им не позволит. Рука дрожит и действует, будто не своя, но Михаэль таки смог достать волшебную палочку и произнести подряд одно и тоже заклинание, но для разных целей. - Expelliarmus! Expelliarmus! - сначала для Лины, затем и для Анники с луком. Сегодня их руки не будут запачканы чужой кровью. Это он убил. Он не помнил, но..Фигура все еще стоит тут, в огне и ждет, когда свершится расправа. Бегите все, бегите. Фрау Варга была права. Неупокоенные пришли за ним. * обезоружить и желательно оттолкнуть/опрокинуть сначала Каролину, затем Аннику.
Eskil Vallestroem: мастерский Эскиль дышал. Глубоко, обливаясь потом, дышал. Вдох-выдох, не больно- не страшно, холодно, липко, зябко и противно. Декан поднялся на ноги. Покачиваясь, облокотился о косяк двери. Зеленые глаза по-прежнему сияли всеми оттенками безумия, но думал Эскиль ровно, слажено, сглажено, о худшем. Он видел, слышал и чувствовал больше, чем стоит видеть, слышать и чувствовать обыкновенному человеку. Сегодня. Это было излишеством. Дурные кошмары и дурная жизнь. Эскиль глотал слюну пополам с ненавистью. Какого черта? А тем временем… Тем временем чье-то огненное заклинание обернулось стайкой бабочек, второе, водное – брызнуло красивой вспышкой конфетти, и только Каролина, с развороченным плечом, фонтанирующем кровью, упала на пол… А картина была идеалистичной. Еще одно заклинание обернулось красивым, ласковым дождичком, так не кстати начавшим крапать сверху… Дверь приоткрылась. Проклятая дверь в проклятый кабинет декана Варги приоткрылась. И там, в темноте и глубине пели, сияло – нестерпимо, солнечно, радостно, звало солнце… К себе, быть рядом… И каждый почувствовал необходимость войти внутри кабинета, и новой жизни…
Lina Miroslavizch: Почему так получилось Каролина не понимала. Вроде бы все правильно было сделано, и огонь должен был стереть с лица земли тех чудовищ, в которых превратились близкие ей люди, но почему-то вместо буйства пламени перед её взором плясали разноцветные бабочки. Ответ пришел сам собой – она тоже была инфицирована, и теперь её разум и тело видимо существуют по отдельности, и то что ей кажется – это совсем не то что она делает на самом деле. Ну да, все правильно, почему она должна быть не такой как все. Лина встретилась взглядом с обезображенным кадавром, который раньше был Анникой и который сейчас был готов выпустить в неё стрелу – и грустно улыбнулась. Ну да, надо уничтожить всех инфицированных, а значит и ей тоже. Стреляй, Анника, да не промахнись. Но только вот когда стрела, а вместе с ней и острая, почти не переносимая боль, вырвавшаяся из тела криком, пронзили её, Каролина вдруг с удивительной ясностью осознала, что умирать, не смотря на осознание того, что это в любом случае произойдет раньше чем она ожидала, совершенно не хотелось. Даже если она сможет продлить свою жизнь хотя бы вы на несколько часов, она ни за что не хочет терять их. Мирославич не думала о том, что можно сделать в такое короткое время, просто сейчас, когда жизнь вытекала из неё с теплой кровью – задета артерия, отстранено заметила она – ей отчаянно не хотелось расставаться с ней. - Haemostatio arteria brachialis* - прошептала целитель онемевшими губами, наводя палочку на рану, но уже не надеясь на то, что заклинание подействует именно так как должно. Впрочем теперь это было не особенно важно. Каролина чувствовала, что надо только добраться до кабинета, и тогда весь этот кошмар закончится. Собрав последние силы она смогла подняться на четвереньки – только бы добраться до двери, а дальше все будет хорошо, чтобы это не значило! – и сделать несколько шагов, но на большее чешки не хватило, и она неловко повалилась на бок в луже собственной крови. Сознания она, что удивительно, не потеряла, и продолжала с ощущением потерянной надежды смотреть на дверь, которая манила, но была не достижима. * - остановить кровь.
Annika Hildebrandt: Брызги воды превратились в конфетти, облить водой Мирославич не удалось. Но второй выстрел, выстрел стрелой, попал в цель и Лина была достаточно ранена чтоб поднимать на неё палочку. Пару секунд Анника как-то растерянно смотрела на падающую подругу, словно не до конца веря в то, что её больше не пытаются убить. Хотя надеяться на это было бы крайне наивно с её стороны, так как в этой проклятой школе нашлось бы как минимум дюжина людей которые попытались бы её прибить. А если к ним прибавить и непонятные твари, что то появлялись, то исчезали из её окружения, то стоит лишь удивляться её способности выживать в такой обстановке. Гильдебрандт всё так же стояла выпрямившись и сжимала в руках лук, после чего до неё донеслись слова Михаэля. Она резко повернулась к нему и увидев как он зарывается лицом в ладони вернулась к реальности. Все сошли с ума. Пока она единственная сохраняет спокойствие, и то благодаря тому, что никогда, ни одну секунду не верила в то, что встреча с вендиго было сном. Сомневается. Или возможно хочет сомневаться во всем, что им говорят и знает, чувствует что что-то тут неладное. Хоть пока Анника не понимала происходящего, она знала, что если ей придется то она выкарабкается из всего этого живой. Она может сойти с ума. Но лишь по своему желанию, поэтому она никому не позволит играть со своим разумом, даже если вся школа решит внезапно слететь с катушек и видеть розовых слоников. -Прекрати! – прокричала Анника, которой было несвойственно кричать. Она была девушка любезная и слишком хладнокровная чтоб повышать голос, но слова Михаэля настолько разозлили её, что ей хотелось разорвать его на клочья. – Слушай меня, - бросив лук на пол Анника присела на пол перед ним и вцепилась в его ладони. Да, парнишка был сильным, но и голландка не была слабой поэтому после недолгих усилий она смогла заглянуть ему в глаза, - Клянусь Морганой, я готова сейчас же проткнуть тебе глотку своим стилетом. Нет, чего уж там, я готова своими руками тебя задушить. Решил сыграть в жертву? Пожалуйста, но прошу тебя не смей сдохнуть до того пока мы не выкарабкаемся из этого, слышишь? Я тебе не позволю сейчас опустить руки. Хочешь сойти с ума? Пожалуйста, но сейчас мне нужна твоя помощь! Лине нужен колдомедик! Срочно встал и остановил кровотечение! Нет, лечить ей руку пока не стоит, кажется тут все сходят с ума, и я не уверена, что она не попытается снова убить нас всех. Михаэль! – Анника коснулась ладонями лица немца заставляя его посмотреть на неё, - Я клянусь тебе, если ты сейчас же не соберешься, то я буду убивать тебя долго и мучительно. Ты знаешь, что я всегда держу свое слово. Не заставляй меня марать руки. Я не люблю убивать таких тряпок как ты, а ты именно так сейчас и ведешь себя! – Голландка шипела. Как не странно руки её не дрожали. Да и голос тоже, но внутри у неё всё дрожало. Под конец своего монолога она схватила Михаэля за плечи и начала его трясти после чего всего минуту смотрела на него. -Ты меня слушаешь, чертов немец?! Лина истекает кровью! Хоть она только что пыталась меня убить, я не позволю ей вот так умереть! Не позволю, слышишь! – повышая голос кричала Анника после чего рука её взметнулась вверх и она со всей силой влепила Михаэлю пощечину. Выпустила пар, называется. Сердце бешено колотилось от происходящего. Птичка загнанная в клетку. Можно сказать, что именно на это и была похожа ситуация Анники, которая хоть и не признавалась, что уже начинала бояться, но и правда не знала что делать, а главное как справится со всем. И тут она выпустила Михаэля и уставилась в эту проклятую дверь. Совсем неподалеку Каролина истекала кровью, но кажется даже она заметила это теплое солнечное свечение, которое их всех манило в кабинет. Голландка привстала на мгновение позабыв обо всем, что говорила минуту назад. Позабыв Лину, которую она ранила только что. Позабыв Михаэля, которого пыталась привести в чувства. Позабыв своего проклятого декана, которого она пожалуй ненавидела больше всех в данной ситуации, так как больше всего надеялась именно на него, а он первым не оправдал её ожиданий. Но внезапно Анника начала приходить в себя. Солнце всё так же манило, только она начала вспоминать всё то, что происходило в Дурмстранге последнее время. То, что им не верили. Что поили ядом. Что обвиняли. И тут она достала палочку из кармана. Сжимая её она всё так же приближалась к двери, но пыталась изо всех сил не выпадать из реальности. -Михаэль, не смей... не смей... нельзя... сходить... с... ума... –Словно это была единственная фраза, которая связывала её с реальностью. Анника пыталась сконцентрироваться на страхе. На злобе. На обиде. На ненависти. На всем, лишь бы её не тянуло в этот злосчастный кабинет.
Michael Edenharter: Брызги повсюду. Сумасшедший праздник на полпути в ад. На лицо падают капли и будто бы не дождь, а все та же кровь. Кровь везде и та, что хлещет из плеча Лины, фонтаном, с каждым ударом ее сердца ведет обратный отсчет. И он как всегда не смог этому помешать. Палочка выпала из руки, от которой все равно не было проку. Внезапно потяжелевшие ладони словно налились свинцом. Слишком тяжело вновь вернуть их к лицу, по которому бегут вперемешку капли дождя, и кровоточат бесцветно и так жгуче глаза. Слова Анники воспринимались с трудом. Обещания убить его сейчас не страшили, напротив. Поклянись, Анника, да, поклянись что сделаешь это. Он не может отчего-то сказать хоть что-то. Соленая влага уже на его губах, и горло перехватило тисками. Он не может даже попросить ее исполнить быстрее эти угрозы. Пусть вонзит свой стилет, пусть лучше она. Нет, нет, она права, нельзя заставлять ее марать руки. О чем же ты думаешь, Михаэль? Тебе выхода нет, но не тащи ее с собой. И Лину. Святые небеса! Ведь Лина же.. Взгляд немца с трудом, но сфокусировался на лице Анники перед собой. Словно только сейчас смог наконец найти ее в том кошмаре, что окружил его и тянул все глубже и глубже в свои сети. И тут же его голова от силы пощечины голландки дернулась в сторону. Перед глазами поплыли всполохи и звездочки, но вместе с этим ушло былое оцепенение. Будто ладонь девушки специально выбила из него этот ступор, оставив на щеке горящий след отнюдь не румянца. Эденхартер ошалело взглянул на Аннику, затем на Каролину и бросился к последней, по пути не удержавшись на ногах, но продолжив передвигаться, скрючившись, почти на четвереньках. Рука. Задета артерия. Так вот тут, чуть выше, попробовать пережать, лишь бы остановить этот кровяной фонтан.. Он не мог даже смотреть сейчас на свои руки, еще тяжелее было видеть всю перепачканную в крови Мирославич. От подобного алхимика и вовсе трясло сейчас, но он старался лишь унять эту дрожь в руках, вернее, в пальцах, чтобы и в этот раз не оказаться бесполезным идиотом, который не несет людям ничего кроме смерти.. И тут он увидел, куда смотрела лежащая Лина. Открытая дверь кабинета, а за ней. От этого света унималась дрожь. Его звали, их всех звали, и это придавало лично немцу сил и новой надежды. Только и оставалось что добраться до порога, и тогда кошмар закончится. Непременно закончится. - Все будет хорошо, - прошептал он Каролине, не в силах отвести взгляда от сияния там, впереди. Сейчас..Сейчас он будет ползти туда, продолжая сдавливать пальцами пережатую артерию девушки одной рукой, а другой подтягивая ее за собой. И все будет хорошо. Он сможет, успеет, Лина не умрет у него на руках. Нет, прежде они доберутся до того света. Он верил в это, и спутанное предупреждение Анники никак не подействовало на его сознание. Только там был выход из этого безумия. И я оооочень извиняюсь за такое промедление с постом
Dietrich Lumier: Рана на плече Каролины начала затягиваться, было ли причиной тому сработавшее заклинание, или Михаэль оказался куда более способным лекарем, чем мог предположить, но… это уже не имело никакого значения. Солнце сияло нестерпимо. Яркий, ослепительно белый свет ударил из кабинета декана Варги. На миг он ослепил Валлестрёма, отчего тот зажмурился и лишь крепче вцепился холодеющими пальцами в дверной косяк. Ослепил он и Аннику, и Михаэля и даже почти потерявшую сознание Лину. И стало тепло, и стало спокойно, и стало хорошо… Ну, конечно! Это же сказка! Самая настоящая сказка. Именно такой она и должна быть – теплой, солнечной, дарящей уют и покой. Реальность треснула. Детские фантазии смешались с действительностью. Взрослые страхи – с настоящим. Но сказка… она ведь притягивает. Каждый мечтает оказаться в сказке. И, каждый, наверняка, хотя бы один разок в ней побывал. Свет начал постепенно меркнуть. В дверном проеме материализовалась фигура, затем вторая, третья… - Чего же ты ждешь, милая? – Анника Гильдебрандт смотрело в лицо Анники Гильдебрандт. Та, вторая, которая, впрочем, могла оказаться и первой, самой настоящей была одета в нежно-белое, легкое платье. Лицо ее улыбалось. Глаза светились счастьем. - Михаэль, идем. Тебе нечего бояться. Ты нужен миру, мир нуждается в тебе, - говорил Михаэль Эденхартер, призывно маня Михаэля Эденхартера. Он тоже был в белом. И тоже счастлив. - Лина? Тебе плохо? Ну иди же сюда! Сейчас все будет хорошо! Все будет очень и очень хорошо… - Верьте нам, - хором повторяли гости. – Верьте, верьте, верьте…
полная версия страницы