Форум » Архив «Lumiere-77» » Второе Испытание: меч, веревка и факел - 25.12.1977 » Ответить
Второе Испытание: меч, веревка и факел - 25.12.1977
Dietrich Lumier: Далеко в запретном лесу у предгорий возвышается одинокая башня с позеленевшим от времени бронзовым ангелом на шпиле. Когда погода портится, ангел тоненьким голоском предупреждает о грядущем ливне или снегопаде, но слышать его некому, а местные вороны перестали этого пугаться еще сотню лет назад. Начиная второе испытание, чемпионы войдут за дверь и останутся там, и задача их - выбраться наружу. Остальные же могут наблюдать за ходом испытания на огромном магическом экране, сооруженном во дворе Хогвартса. Ставки, драки и разговоры о высоком приветствуются. - Надеюсь, вы готовы, - сказал Дамблдор чемпионам, когда те встали у дверей, ведущих в башню. Двери были очень старые и, кажется, не открывались уже давно. Мадам Максим закрыла глаза. Директор Дурмстранга почему-то презрительно поджимал губы. - Мы знаем, что это испытание Тримагического Турнира, - продолжал Директор Хогвартса, - но речь здесь пойдет о другой магии. Сдайте палочки и выберите по одной вещи из этих. Чуть поодаль, на резном столике, установленном прямо в снег, были разложены старинный, хорошей работы меч, факел с удобной ручкой и хорошо просмоленной паклей, и моток крепкой веревки. - Вы должны будете выбраться оттуда, - закончил Дамблдор. - Вы должны будете выбраться, - зачем-то повторила мадам Максим. По жребию первым выбирает Альберих Рихтенберг, за ним Мио Лундгрен, и Даниэль де Фуа последним. !!! Зона коротких постов!
Ответов - 56, стр:
1 2 3 All
Alberich Richtenberg: Внешний вид: повседневная форма Дурмстранга, теплая шинель. Бал остался позади, и чемпионам надлежало вернуться к тому, ради чего они, собственно, тут все и собрались, а именно - вновь рисковать своими головами на потеху почтенной публике. А Альбериху как назло именно об испытании и не думалось: то воспоминания переносили его в события этой ночи, то мысли Рихтенберга обращались в будущее - но так или иначе на непосредственно задании они останавливаться категорически отказывались. У него было еще какое-то время - немного, впрочем, но достаточно, чтобы твердо знать: это испытание его жизнь не окончит. Возможно, покалечит, но ровно настолько, чтобы он протянул еще пять дней до двадцатилетия - об этом Рихтенбергу думать не хотелось, но он пообещал себе, что на Ланфир женится, даже если его разобьет паралич. В общем, мысли чемпиона Дурмстранга были невеселы и бродили где-то далеко от предстоящего испытания. Альберих глазел на фон Мальбурга, стараясь представить себе, что тот сердит из-за рассеянности собственного чемпиона, но и эта уловка не слишком помогала - из задумчивости Рихтенберга вывел лишь голос директора английской школы, приглашавший немца выбрать себе... интересно, кстати, что это. Оружие? Орудие? Артефакт? Альберих задумчиво замер рядом со столиком с предметами: в первый момент рука сама потянулась к мечу, но затем молодой человек остановился и перевел сомневающийся взор на башню, темной громадой возвышавшейся за спиной. На ее верху виднелась пара бойниц - но ни одного окна, и Рихтенберг, оглядев с усмешкой меч, решительно взял со стола факел. Там определенно понадобится свет.
Mio Lundgren: внешний вид: форменный свитер, рубашка, вечно из-под него выглядывающая, черные брюки, ботинки Когда они вышли к башне, Мио поднял голову и замер на несколько секунд. В детстве мать не просто читала ему сказку про принца и его верного друга, книга была с картинками, которые он любил рассматривать. Так вот, башня была та самая, с картинки, по крайней мере, так ему казалось. Нет, это не пугало, но с этого момента не думать об этой истории он уже не мог. И когда пришло время выбрать, что же поможет ему в испытании, нужной вещи на столе не оказалось. Ему нужна была флейта. Хотя зачем ему флейта, если он не сможет позвать друга? Он обернулся через плечо - где-то там, далеко во дворе стояла Фэй и наблюдала за ним. Он не должен подвести, должен вернуться. Немец выбрал факел. Лундгрен тоже посмотрел сначала на меч, а затем тоже посмотрел на башню. Меч принца оказался на дне озера, когда тот пришел на свою решающую битву, и Мио не умеет хорошо обращаться с мечом. Он протянул руку и взял веревку - она может пригодиться. Вот и сделан выбор. Только вряд ли он был самым сложным, что предстоит.
Daniel de Foix: Внешний вид: серые брюки, светло-голубая рубашка, серое полупальто с высоко поднятым воротником, сапоги, перчатки. Об утренней драке с чемпионом Хогвартса, весьма своеобразно прерванной Фэй Кремер, к часу Второго Испытания было почти позабыто – лишь несколько синяков и ссадин, оставшихся на лице и руках де Фуа, напоминали о ней. Теперь вообще мало, что имело значение, когда перед чемпионами трёх школ высилась громада старинной башни. Француз и не думал, что в Запретном Лесу такие есть... да он вообще толком ни о чём подумать не успел, слишком стремительно проносились перед ним события последних дней. Даниэля всё не покидала не вовремя пришедшая мысль о том, что на его месте должна была быть Констанс. И о том, что для Рихтенберга и Лундгрена испытание действительно Второе, тогда, как для него оно первое. Де Фуа молча вложил свою волшебную палочку в ладонь мадам Максим и внимательно взглянул на соперников, коим выпала возможность сделать выбор первыми. Что ж, у него выбора не будет. Может быть, оно было даже к лучшему. Даниэль был почти уверен в том, что Альберих выберет меч, и отчего-то вспомнил рейтсвер немца в своих руках. Но тот взял факел, и француз едва заметно улыбнулся. Память об истинном Свете он теперь хранил в своём сердце. А потом он глянул на Мио и вспомнил его утреннее “у меня железки нету, так что и ты свою убирай”. И французу, должно быть, стало чуточку спокойнее, когда его ладонь сомкнулась на рукояти старинного меча. Клинок привычным движением рассёк морозный воздух перед де Фуа, и тот, опустив оружие, первым шагнул к дверям башни.
Dietrich Lumier: Ангел на шпиле башни повернулся и звенящим голоском закричал: - Эй, с мечом, заколи себя, пока не поздно! Тот, что с веревкой - удавись лучше сам! Тот, который взял факел, тебе скоро не понадобится свет! - Что за глупая шутка, Альбус? - с негодованием спросила мадам Максим. Фон Мальбург не удостоил коллег даже словом, разворачиваясь и аппарируя прочь. Дамблдор выглядел озадаченным. За вошедшими в башню чемпионами закрылась дверь, неприятно скрипя петлями. Тут же сам собой вспыхнул факел, освещая... совсем не похожее на комнату в башне помещение. Скорее уж это было какое-то подземелье - обширное, с выложенными из старого кирпича стенами, без паутины и плесени - сухое, но не так, будто здесь убирали, а так, будто здесь не жили даже пауки. Два ряда кирпичных сводов уходили вдаль, теряясь в темноте. Кто-то рассмеялся там, во мраке - звонким и холодным смехом. - Добрый день, уважаемые гости, - о, этот голос, точнее, любой из таких, невозможно было не узнать, - мы рады приветствовать вас в этой маленькой игре. Ваша задача выбраться отсюда. Можете приступать.
Alberich Richtenberg: Молча выслушав обращение идущего из ниоткуда голоса, Альберих спокойно развернулся и подергал дверь, которая только что закрылась за их спинами. Та, как того и следовало ожидать, оказалась заперта, однако было бы чертовски обидно, окажись в конце, что сложное на первый взгляд задание "найдите отсюда выход" заключалось в том, чтобы просто развернуться и выйти через главный вход. Увы, дела обстояли несколько иначе. Альберих вздохнул и развернулся обратно. Как единственный, у кого в руках был свет, он прошел чуть вперед, поднимая факел повыше над головой, чтобы выхватить из темноты как можно более широкое пространство. Сидский голос доверия не внушал, и оттого Рихтенберг счел нужным поинтересоваться: - А какие прафила у этой маленький игры? Потому что когда имеешь дело с альвами всегда стоит сначала оговорить правила.
Mio Lundgren: Мио сам хотел подергать дверь, но немец его опередил. Лундгрен подозревал, что, как бы они друг друга не ненавидели, придется держаться вместе, потому что… Ну, вот без факела точно сложно, хотя и можно идти наощупь. И веревка, наверное, не просто так, да и меч. Социальная интеракция не была коньком гриффиндорца, но он обещал себе постараться. - Посвети в проходы, а? - попросил он Рихтенберга. - Надо ведь будет выбрать, куда идти. Свернутую веревку Мио повесил на плечо, как делают скалолазы, чтобы руки были свободны. Он прошел к началу одного из коридоров, потрогал камень - холодный.
Daniel de Foix: Перед тем, как войти в башню, Даниэль ещё успел вскинуть голову и бросить раздраженный взгляд на шпиль и бронзового ангела, орущего откровенную чушь. Очень хотелось заколоть, удавить и поджечь именно его для начала. Однако двери, скрипнув тягучими петлями, закрылись за троими, и теперь лишь факел Альбериха освещал внутреннее помещение башни. Атмосфера здесь была... какая-то чудовищно тяжелая. Даниэль ещё рассмотреть ничего не успел, как уже почувствовал это. Как и то, что никаких человеческих эмоций он не ощутил. Если не считать эмоций чемпионов, конечно. Оба они держались довольно уверенно, а Рихтенберг вообще заговорил с голосами так, словно встретил старых знакомых. Не те ли голоса наградили Констанс проклятием? От одного только смеха их будто пальцы на руках похолодели. Де Фуа тут же решил, что правильнее всего будет дождаться ответа на вопрос немца, и только после этого идти по какому-то из направлений. Так вот она какая... ваша другая магия. Француз пошёл в сторону противоположную той, что выбрал Лундгрен и остановился возле другого прохода. Ему показалось, что голос был слышен именно отсюда. - Они явно желают, шштобы мы выб'гали 'газные пути. – Негромко предположил Даниэль, поудобнее перехватывая меч в руке.
Dietrich Lumier: - Хаха, у этой игры нет правил, - весело уведомил голос сида, - можете хоть поубивать друг друга, главное выбраться отсюда. Главное выбраться! И рассмеялся снова. Круг света от факела освещал песчаный пол, в стороны уходили два коридора, и арка сводов вела вдаль, теряясь во тьме. - В конце концов это игра, если вы убьете друг друга - ничего страшного, это все несерьезно. А все три вещи лучше всего сойдутся в руках у одного!
Alberich Richtenberg: Рихтенберг задумчиво оглянулся на своих соперников. А чего их убивать? Англичанину достаточно посильнее ударить в челюсть - и все, веревка твоя; для верности еже можно приложить факелом по голове, чтобы не гнался. Вот француз, судя по поединку, свидетелем которого стал Альберих, мог оказаться помехой - к тому же, у него в руках находился меч - однако если использовать фактор неожиданности, то и с ним будет несложно справиться. Если действовать быстро можно уложиться в четыре удара... Немец поморщился и отвернулся от противников. То ли мысль о скорой свадьбе расхолаживала, то ли - ожидание скорой смерти, но драться насмерть за какие-то дурацкие штуки совершенно не хотелось. - Порофну расделиться фсе рафно не получисса. - спокойно проговорил Рихтенберг. - Хота цвай, нас драй. Ну, у кофо какая сторона есть щастлифый? На всякий случай он полуобернулся к соперникам: черт его знает, может в ком-то из них совет невидимого комментатора и породил желание драться? - Мы с факелом, если што, итем флево.
Mio Lundgren: Ага, конечно, несерьезно - поубивать друг друга. Не по-настоящему все, по-игрушечному. У него почему-то вообще не возникало желания завладеть факелом или мечом, он был совершенно не против, что факел был у немца, а меч - у француза. А еще у Лундгрена внезапно возникла большая тяга к сплочению и командному духу. - Послушайте, а вы уверены, что нам стоит разделяться? Это же не соревнование на скорость, нам просто нужно выбраться. Всем. Так может, будем держаться вместе? Обследуем один ход, если он заведет в тупик - вернемся и пойдем по второму. Да, Мио не стремился победить любой ценой. Возможно, он вообще не стремился победить, поэтому мысль о том, чтобы действовать вместе, и казалась ему такой простой и логичной. Вот только… Рихтенберг и де Фуа ведь, наверное, пришли побеждать, а значит, слушать его не будут.
Daniel de Foix: - Oui-oui, знаем мы ваши сказочки п'го т'ги вещи в 'гуках у один хозяин. – Передразнил Даниэль голос невидимого весельчака. Английскую историю Биддля о Дарах Смерти читал даже он, и отчего-то так некстати теперь вспомнил. Примерно как Мио, который вспомнил сказку о принце. И мораль сей истории состояла в том, что обладание каждой из вещей ещё не делало тебя непобедимым, если ты в первую очередь не сумеешь правильно ею распорядиться. В другое время, де Фуа, может, был бы и рад драке с тем же Лундгреном, но уж точно не здесь и не сейчас. Даже при условии, что феи с гаечными ключами здесь вряд ли появятся. Кроме того, Гриффиндорец на этот раз был прав. В задании ничего не говорилось о том, что выиграет Чемпион, первым вышедший на свободу. Возможно, оценивать будут как раз таки их действия, а вовсе не результат, который должен быть единым для всех. И вряд ли жюри Турнира на этот счёт солидарно с мнением сидов. - Я согласен начать путь так, как п'гедлагает мсье Лундг'ген. И тем более, нет 'газницы, в какой ко'гидо'г идти спе'гва. Влево, так влево. Но я думаю, что мне и мсье Альбе'гиху стоит идти впе'геди. – С этими словами Даниэль решительно направился по левому из проходов вслед за немцем. Как раз тому, который выбрал с самого начала.
Alberich Richtenberg: Выслушав обоих соперников, Альберих коротко пожал плечами: по сути ему было безразлично совершенно все - и в какой коридор идти первым, и исследовать его в компании или в одиночку... Единственное, что радовало, так это отсутствие братоубийственных настроений у его противников: Рихтенбергу было отчего-то очень лень вступать сейчас в драку, да к тому же противные интонации этого "голоса из ниоткуда" как-то не рождали желания следовать его советам, а скорее действовали совершенно противоположно. - Герр Таниэль праф, - спокойно согласился немец, - я пойту перфым, потому что несу сфет. Герр Таниэль, тершитесь рятом, на случай, если... там есть что-то. Герр Мио, не отстафайте... на тот же случай. И удостоверившись, что оба его теперь уже коллеги следуют за ним, Альберих шагнул в темноту левого коридора. Факел неплохо разгонял темноту - подняв свет повыше, Рихтенберг видел шагов на пять перед собой, однако пока ничего пугающего не просматривалось - просто сводчатый коридор, уходивший вдаль. - Натеюсь, нам не надо притется фосфращаться.
Mio Lundgren: Лундгрен даже удивился, что они оба так легко согласились, но пожал плечами и пошел следом за своими соперниками, придерживая веревку. И он даже не протестовал, что идет последним, хоть и думал, что, если что-то или кто-то решит напасть сзади, то достанется ему, а у него только веревка. Интересно, для чего она им пригодится? - А мне вот интересно, насколько далеко ведет этот ход. А еще, будет ли выход столь очевиден. Гадать было бесполезно, но и заняться пока больше было нечем - впереди были лишь камни, освещаемые неровным светом факела.
Daniel de Foix: Прошла минута, потом другая, потом третья... ничего не происходило, кроме того, что Чемпионы по-прежнему шли вперёд под сводами коридора. Можно было подумать, что для них в этой башне выстроили специальный зачарованный лабиринт, по которому можно блуждать бесконечно, отыскивая выход. Лундгрен дышал в затылок, но Даниэль не оборачивался. Он шагал рядом с Альберихом, почти плечом к плечу, благо, что ширина хода позволяла, и прислушивался. Скорее, к своим внутренним ощущениям, которые никогда раньше не подводили, потому как голосов сидов больше не было слышно. И ощущения эти не сулили ничего хорошего. Спустя пять минут они только усилились. - Не к доб'гу они замол-щ-щали. Де Фуа с досадой подумал о том, что волшебные палочки им всем сейчас очень пригодились бы. Одно заклинание – и Патронус уже освещал бы дорогу далеко впереди, а то и вовсе разведал бы путь. А сейчас есть только тьма, и ломаные тревожные тени, которые отбрасывает факел на спокойное и будто бы отрешенное лицо Рихтенберга.
Dietrich Lumier: Первый из посторонних звуков - топот маленьких ножек сбоку, за границей круга света, совпал со вторым - скрежетом каменной стены за их спинами. Стены коридора сходились друг с другом, пока за спиной Мио не оказался всего лишь полукруглый тупик. Потом они снова услышали топот. И еще один. И снова. Их было несколько, может, пятеро, может, десять - маленьких человечков в красных шапочках, наступающих на них из темноты. Они могли бы выглядеть милыми или даже смешными, если бы не такие же красные, светящиеся словно угли глаза и не длинные, острые, один к одному зубы. Человечки мерно шипели. И прыгнули все одновременно.
Alberich Richtenberg: Француз как накаркал - Рихтенберг даже чертыхнулся про себя, посылая незлобное проклятие в адрес де Фуа, который словно напророчил всю чертовщину, что начала твориться вокруг участников Турнира, стоило французу заикнуться о недоброй тишине. Когда коридор начал смыкаться за спинами участников, Альберих грешным делом подумал, что сейчас придется бежать, что есть сил, от пытающихся расплющить их стен, однако дело закончилось для молодых людей на удивление благополучно, так что Рихтенберг, не веривший в милосердие устроителей турнира, заподозрил недоброе. - Сато теперь фыхот точно только фперети. Недоброе, надо сказать, не заставило себя ждать, но явилось с другой стороны: в любой другой ситуации выступившие из темноты красные колпаки вызвали бы у Альбериха презрительную усмешку, но сейчас, машинально потянувшись к карману за палочкой, и не обнаружив ее, немец понял, что история приобретает дурной оборот. Рихтенберг понятия не имел, что директор английской школы понимал под "другой магией", которую они должны были использовать, но в данный момент он верил в магию огня и хорошего удара тяжелой деревянной палкой с железным навершием. Поэтому когда человечки разом бросились на чемпионов, первое, что сделал Альберих - чисто машинально, надо сказать - это совершил широкий взмах факелом, намереваясь если не поджечь тварей, то хотя бы отбросить их назад.
Mio Lundgren: Тихо - это плохо, это всегда плохо. И когда за спиной начали смыкаться стены, Лундгрен инстинктивно подался вперед, толкая немца и француза. Ему захотелось зажмуриться и не видеть, как его расплющит между камней, поэтому, когда шорох и стук стих, он открыл сначала один глаз, проверил, что жив, и открыл второй, а когда обернулся, почти уперся носом в стену. Для верности Мио даже стукнул по ней пару раз кулаком. - Я бы не стал рассчитывать, что это значит, что мы точно идем, куда надо. И точно дойдем… - задумчиво закончил он, глядя на обступающих их существ с очень острыми зубами. Проход был слишком узкий для троих, и Мио, по сути, вообще сейчас не мог сделать ничего дельного зажатый между стеной и широкими спинами иностранцев. - Даниэль, - позвал он негромко, - самое время помахать твоей железкой, ведь, черт побери, у тебя это правда хорошо получается, я надеюсь? Лундгрен поморщился, сжав в руке свою сейчас довольно бесполезную веревку. Стоя кучей, трое представляли собой отличный объект для атаки, и красные уродцы с шипением старались вгрызться в кожу.
Daniel de Foix: За несколько мгновений до того, как ход окончательно сомкнулся за спиной Мио, француз уже знал, что сейчас что-нибудь произойдёт. Кто-нибудь наверняка встретит их впереди, и вряд ли это будут приветственные фейерверки в их честь. Ай, как нехорошо... привести их в башню, где проливалась человеческая кровь. Судя по виду выступивших из тьмы красных колпаков, той крови здесь было пролито немало. Да ещё и особенно жестоким способом. И что-то подсказывало де Фуа, что сегодня кровь прольётся снова. Прямо здесь и сейчас. Хорошо бы – уже не человеческая. Чемпиона Шармбатона не надо было просить дважды. В другой ситуации он бы ещё обернулся проверить, насколько сильно Лундгрен ударился головой о стену, если употребил слова “Даниэль” и “хорошо” в одном предложении, но сейчас на это просто не было времени. Тело тоже среагировало раньше – сработали рефлексы. Де Фуа инстинктивно шагнул вперёд, оставляя Альбериха на два шага позади себя, и, подняв меч, наотмашь ударил от плеча. - Бе'гегите лицо! – Бросил француз через то плечо двоим чемпионам, отшвыривая от себя одного из карликов. – Отп'гавляйтесь к дьяволу, тва'ги! – Первому Даниэль рассек руку, второго – того, что желал, вероятно, отгрызть плечо немца, ударил рукоятью меча по затылку, замахнулся прямо над головой третьего... Де Фуа наносил удар за ударом скорее механически, нежели действительно вкладывая в них что-то большее, чем желание убрать преграду с дороги. Привычный азарт поединка отчего-то не наступал вовсе.
Dietrich Lumier: Рассеченные мечом Даниэля, красные шапки срастались и нападали снова и снова - кажется, не вставали только те, по которым попал факел Альбериха. Но они были живучими: вот один из них уже вцепился зубами в правое запястье Фуа, еще три повисли на Альберихе, избегая огня, но пытаясь добраться до его горла, а что живая шевелящаяся масса внизу делала с их ногами и ногами Мио - словами описать трудно, но очень больно. Но вот очередной взмах факела осветил то, что было дальше по коридору... И дальше по коридору была стена. Они были в колодце с уходящими вверх стенами и только вверху виднелся металлический штырь: дальше темнота
Alberich Richtenberg: Суровым мужчинам кричать не положено - поэтому Рихтенберг безостановочно шипел, стараясь ткнуть факелом в маленьких отродий, облепивших его, и при этом не обжечься самому. Походя он пытался освободить от нападающих и своих коллег, но в какой-то момент понял, что все это бесполезно: колпаков оказывалось слишком много, конца и края им видно не было, и его одного с факелом явно не хватало, чтобы отбиться от орд наступающих человечков. Чертыхаясь, Альберих бросил быстрый взгляд на своих соперников, которым тоже явно приходилось несладко, а затем, внезапно взмахнул факелом, раскидывая человечков на пути к Мио. - Мио! Nehmen Sie... перите ферефку! Перите ферефку, фяжите на ней... а, verdammt! - Рихтенберг сорвал со спины одного из красных колпаков, злобно отбрасывая в сторону маленькое отродье, - фяжите узлы, дафать им! Слошные фяжите! Они будут развязыфать... узлы... у нас путет фремя! И подпалил еще двух колпакох, ползших вверх по ноге француза.
Mio Lundgren: Мио никогда не был любителем народных танцев, но сейчас он отплясывал какую-то безумную джигу, пытаясь стряхнуть с ног красных гномоподобных существ. Остальных он пытался отпихивать руками, за не именем другого оружия, и руки были уже все искусаны. Парочку монстров он снял со спины немца, прежде чем тот обратился к нему на смеси немецкого с английским, причем начав с немецкого, и Лундгрен пообещал себе, если выберется живым, засесть за изучение иностранных языков. - Вязать узлы? А, черт, сейчас! Мсье де Фуа, помогите мне, раз Ваша железка, по ходу, нам мало помогает. И хватало ведь при этом выдержки все равно ерничать. Он сдернул с плеча веревку, судорожно нашел конец и помогая себе зубами иногда начал быстро навязывать узлы - сначала на конце, а потом сбросил конец на пол красным уродцам и продолжил вязать в середине веревки петли, стараясь экономить место, чтобы узлов получилось как можно больше. При этом он продолжал дрыгать ногами и мотать головой, снимая изредка маленьких чудовищ со спины. - А как мы теперь выберемся наверх? Веревку ведь придется бросить теперь, - проорал он, внезапно подняв голову вверх и уставившись на штырь.
Daniel de Foix: - Diable! – На самом-то деле Даниэль ругался долго и с чувством, но больше как-то мысленно. В первые мгновения он почти не осознавал, что карлики встают и снова нападают на них, но количество тех не уменьшалось, сколько бы ударов мечом не приходилось на их идиотские красные головы и прочие части тела. Кроме того, было чертовски больно – так, что даже привыкший к дракам и ранам француз перешёл на ругательства вслух, которые бросал в адрес колпаков сквозь сцепленные зубы. – Ах, ты, ме'гзкое дьявольское от'годье! – Де Фуа с большим усилием сбросил с себя того, что пытался отгрызть ему запястье руки с зажатой в ней мечом. И недобро прищурился, когда тот, снова пролетев мимо факела Альбериха, отшатнулся от пылающего пламени. – Они боятся огонь, Альбе'гих! Давайте вы помогать мне – вот так! Даниэль собрался было показать, как именно, но немец явно уже придумал свой план. Насчёт верёвки француз мало, что понял, однако в ответ на реплику Лундгрена, только лишь снова выругался. Очень хотелось “совершенно случайно” с разворота задеть по нему “железкой, которая мало помогает”, чтобы не умничал. Пнув в живот ближайшее существо, то самое, что подпалил немец, Даниэль придавил его сапогом к земле и с размаху отрубил карлику голову. – Вот так. Ш-штобы сжечь это. – Не менее злобным пинком француз отшвырнул красноглазую голову прямо под ноги к Рихтенбергу. - Нельзя б'госать её здесь! Мы не выбе'гемся, пока не избавимся от них!
Dietrich Lumier: План подействовал и даже более, чем того ожидали. Увидев узлы на веревке, карлики посыпались со всех трех Чемпионов и кинулись развязывать их, верещащей кучей навалившись на веревку, дергали ее из рук Мио, дрались за узлы и вскоре совершенно скрыли ее своими телами, образовав практически гору из маленьких зубастых тел. Хуже того, и расположенных внизу, под стеной, нор, полезли новые полчища, и все на ту же веревку, не обращая внимания на своих жертв.
Alberich Richtenberg: Альберих перевел дух, выпрямляясь: плечо, пострадавшее от маленьких острых зубов, саднило, а уж себе под ноги немец и вовсе боялся смотреть - кажется, ноги до колен не были изгрызены в лохмотья только благодаря высоким форменным сапогам. План, однако, работал: маленькие твари были заняты распутыванием веревки, которую вязал Мио, и это давало чемпионам небольшое время на передышку и планирование дальнейших действий. - Gut... gut. Рихтенберг поднял факел повыше над головой, пытаясь рассмотреть, куда ведет вертикальный колодец и есть ли там дальше, что-нибудь, но не смог. Вот если бы можно было забраться повыше и посмотреть... - Ферефку придется остафить. - Альберих факелом указал на выбегающих из нор уродцев. - Мы не снаем, сколько их там. Мы мошем их толко убифать. Мио, саймите их еще на немного, хорошо? Альберих перевел взор на де Фуа и, оценивающе оглядев его с ног до головы, решительно протянул французу факел. - Тафайте меч, Таниэль. Я потсажу фас к крюку, чтобы фы смогли что там рассмотреть. Может, вы сумеете сапраться тута.
Mio Lundgren: Лундгрен пожалел, что когда-то давно он не записался в кружок юных альпинистов - возможно, он вязал бы узлы куда быстрее. Пока он вязал и сбрасывал очередной кусок веревки вниз, продолжая дрыгать искусанными ногами, руками и вообще всем, что дрыгается. - Ааа, - терпение начинало подходить к концу, - давайте только скорее, джентльмены, иначе меня сгрызут живьем. А когда они сгрызут меня, ай-ай, то примутся за вас. Факел немца осветил его зверскую ухмылку в этот момент. - Шевелись, француз. Веревка заканчивается.
Daniel de Foix: - Ого. – Даниэль восхищенно присвистнул, наблюдая за феерической картиной трогательного единения красных колпаков в порыве распутать узлы на верёвке Лундгрена. Такого француз не ожидал, зато другие его худшие ожидания вполне оправдались – твари всё прибывали, и конца им не было видно. Было такое чувство, что здесь не просто некогда произошло убийство, а как минимум, содержалась какая-нибудь пыточная камера, или темница строгого заключения. Мио Лундгрен, конечно, не переставал быть Мио Лундгреном даже тогда, когда вокруг творился полный беспредел. В ответ на его ехидные комментарии де Фуа только скалился в усмешке. Дескать – сейчас мы заодно, но вот погоди – выберемся отсюда, тогда-то ты и получишь своё. Взяв в левую руку факел, француз передал меч Рихтенбергу. - Тепе'гь, видимо, п'гишёл мой че'гед одолжить вам о'гужие, мсье Альбе'гих. Он улыбнулся бы, вспоминая поединок на террасе, не будь ему сейчас так больно. Мио был прав – спешить, спешить, и ещё раз спешить. Через несколько мгновений де Фуа уже оказался на плечах Рихтенберга, опираясь одной рукой о стену. Теперь металлический выступ оказался на уровне груди француза и тот, подтянувшись на руках (с трудом, правда, при наличии в одной из них факела), забрался на него. А после поднял факел ещё выше и запрокинул голову, пытаясь разглядеть что-нибудь наверху.
Dietrich Lumier: Железный штырь торчал ровно на двадцать сантиметров ниже пола какого-то коридора, уводящего на первый взгляд в ту же сторону, откуда пришли чемпионы, только этажом выше. В коридоре было темно, но стоило Фуа выпрямится, как на стенах вспыхнули факелы, освещая гладкий пол и сводчатые стены. Красные шапки внизу тем временем вырвали из рук Мио веревку и вереща скрыли ее своими телами окончательно.
Alberich Richtenberg: Отвлекшийся на наблюдение за забирающимся наверх де Фуа, Альберих пропустил момент, когда красные колпаки вырвали у Мио веревку, и когда опустил взгляд вниз - обмер, понимая, что через буквально пару минут вся набежавшая толпа маленьких отродий, покончив с последними узлами, бросится на них с англичанином - и тут они определенно не отделаются мелкими укусами на ногах. Кровь звонко застучала в висках. - Schnell, schnell, schnell! Рихтенберг буквально подтащил Мио к тому месту, откуда подсаживал де Фуа, и не подсадил, но почти подбросил Лундгрена, оповещая француза, уже забравшегося в какую-то нишу на стене о срочной доставке. - Таниэль, хватай! Как он заберется сам, Альберих понятия не имел, но в любом случае выходило, что Мио чисто физически не смог бы подсадить немца. И потом, кто-то же должен остаться, чтобы выключить свет.
Mio Lundgren: Веревка в руках Мио натягивалась - все больше красноголовых монстров хотели стать скаутами, и вот они дернули ее так сильно, что просто вырвали у него из рук. - А чтоб тебя! Парни, у нас проблема. У нас больше нет веревки. Совсем. Не успел он даже сообразить, что делать дальше, как немец обхватил его и подбросил вверх. Все итальянские воздушные гимнасты сейчас замерли бы в восхищении, когда Лундгрен поймал руки француза, каким-то чудом. - Этот дурак решил остаться внизу? - спросил он, когда де Фуа втащил его в проход. - Держи-ка меня за ноги, только очень крепко, иначе мы все вниз рухнем. Мио тут же нырнул обратно вниз, свешиваясь из коридора. - Хватайтесь, герр Рихтенберг! Schnell! Главное, чтобы немец не начал упрямиться и строить из себя последнего героя. Все-таки он казался Лундгрену довольно умным парнем.
Daniel de Foix: Сначала де Фуа обрадовался – как только увидел, что добрался до коридора, к тому же освещенного. И, что уж совсем здорово, прямо сейчас не наполненного какими-нибудь монстрами, похлеще колпаков. Забравшись туда, он обернулся было, дабы позвать остальных, но только и успел, что отбросить факел и буквально поймать за руки Лундгрена. А потом Даниэлю стало очень-очень грустно. Так печально, что моментально захотелось дать кому-нибудь в глаз. Желательно Рихтенбергу. - Пускай только поп'гобует. Я клянусь, ш-што п'гыгну вниз и сам убью его тогда. Вашу ж мать, видит Бог, де Фуа не шутил. - Один ты его не вытащишь. Одной рукой крепко обхватив торс Гриффиндорца, дабы удержать того, француз вслед за ним наклонился к колодцу. - Меч! – Крикнул он, а спустя мгновение, поймав брошенный немцем клинок за рукоять, отбросил его в сторону и снова протянул вниз ладонь. - Main! Де'гжи, выби'гайся, ну! Даниэлю было так печально, что он даже не мог осознать, отчего же совсем не чувствует в Альберихе страха.
Alberich Richtenberg: Швырнув французу меч, Рихтенберг в следующее мгновение почувствовал, что время, подаренное веревкой Мио, вышло - и, честно говоря, даже он, отчаянно убеждавший себя в том, что до двадцатилетия всего несколько дней, а значит, смерть свою он встретит не сегодня, внезапно усомнился в точности предсказания норвежской ведьмы. А ну как она ошиблась? Четыре дня - небольшая погрешность. А ну как он не расслышал и спутал "накануне двадцатилетия" с "двадцать лет" - тоже ошибка небольшая. А ну как... Альберих вдруг начал пятиться, отступая от протянутой Мио руки в темноту, которую не разгонял горящий наверху колодца факел, и на какое-то мгновение скрылся с глаз двух чемпионов. В темноте одновременно зашипела вся гора красных колпаков, только что разделавшихся с последним узлом - и в тот же момент из темноты буквально вылетел Альберих, в прыжке хватаясь за протянутую руку Лундгрена, а потом рывком - и за вторую. Рихтенбергу даже думать не хотелось, что случится, если де Фуа не удержит их обоих. Отвратительный карлик, подпрыгнув, вцепился в его сапог. - Hinauf! Hinaufziehen sie!
Mio Lundgren: Когда Рихтенберг скрылся в темноте, у Мио даже глаза шире раскрылись. - Совсем дебил, что ли? - прошептал он, вися вниз головой на честном французском слове, но затем немец вновь показался из темноты, повисая на его руках. Вообще редко задумываешься о том, сколько весит человек, пока он всем своим весом не повисает на тебе. Лундгрен очень надеялся, что де Фуа догадался упереться или зацепиться хоть за что-нибудь, если это возможно было, потому что ему казалось, что он соскальзывает таки вниз. Надо было вытаскивать немца. - Тяни, - прохрипел он через плечо французу, а немцу затем выдохнул, - Карабкайся давай. Ощущение было, что его сейчас просто разорвет пополам или вывернет руки из суставов. Ну, еще немного, ну же.
Daniel de Foix: На самом деле Даниэль никогда не был особенно силён, и во всех своих драках и дуэлях побеждал благодаря исключительно технике, ловкости и выносливости. Вот, кстати, последней французу точно было не занимать. И оттого он знал, что может достаточно долго удерживать руку Альбериха, но не был уверен в том, что способен поднять его ещё выше. Однако выбора не было. Что уж там – это чёртово испытание именно с отсутствия выбора для Даниэля и началось. А значит, он удержит. Либо они вместе вытаскивают немца, либо вместе летят вниз, навстречу смерти. Должно быть, сиды недоумевали – ведь гораздо проще было бы разжать пальцы... - Упи'гайся ногами в стену! Я де'гжу. Хорошо ещё, что мерзкий карлик не успел разодрать кожу на запястье – перчатка защитила, однако француз явственно ощущал, КАК может болеть поврежденная рука, удерживая вес здоровенного парня вроде Альбериха. Стиснув зубы и, уперевшись коленом (черт побери, тоже раненым) о пол коридора, Даниэль что было силы потянул на себя руку немца, второй рукой не давая Лундгрену соскользнуть вниз. Кажется, в последний рывок он вложил даже больше сил, чем рассчитывал. То есть, он в принципе не подозревал, что так может.
Dietrich Lumier: Оторвавшиеся от веревки красные шапки бесновались внизу, кое-кто даже успел вцепиться в ногу Рихтенберга, но не удержался и полетел вниз. Француз и англичанин втащили наверх немца и все трое рухнули на гладкий каменный пол - в порезах и укусах, которые отчаянно зудели и щипали, а кроме того еще и кровоточили. К сожалению, в процессе вытаскивания Альбериха, оба его товарища по несчастью активно задевали ногами лежащий на полу меч. А потом он и вовсе зацепился гардой за дыру в брюках де Фуа. Все трое имели сомнительное удовольствие наблюдать, как меч, оказавшийся на краю, соскальзывает вниз, немного покачавшись, словно издеваясь над ними - он упал и сгинул внизу, среди красных шапок. Перед чемпионами оказался прямой сводчатый коридор около шести футов шириной и шестидесяти - длиной, в конце которого виднелась обитая железом дверь. Пол коридора примерно в пяти шагах от магов был вымощен квадратными каменными плитками, на каждой из которых была выгравирована латинская буква. У ног чемпионов в пол была вмурована плита с надписью: "То, что ведет тебя во мраке, приведет к свету. То, что поднимает в воздух - освободит ветер. То, что дает жизнь - сохранит жизнь."
Alberich Richtenberg: - Ну обалдеть, - выдал Альберих, едва вновь обрел способность говорить. Кое-как поднявшись с пола, он, тяжело дыша, привалился к стене, мрачно вглядываясь в темноту уходящего вниз колодца, из которого доносилось злобное шипение и слышалась возня: кажется, красные колпаки отчаянно старались взобраться по гладким стенам вверх, вслед за участниками, и еще сильнее бесились от бессилия. - Натеюсь, они им подафятся, - мрачно сообщил Рихтенберг, отворачиваясь от колодца. И чуть помедлив, благодарно кивнул обоим соперникам. - Спасипо большое, - поблагодарил он молодых людей, - иначе я стал бы их обед. Единственным предметом из трех, полученных перед испытанием, остался факел - да и тот теперь, в освещенном коридоре, оказывался бесполезен. Альберих подобрал его скорее из предусмотрительности, и замер над надписью на полу, вчитываясь в высеченные строки. Стиль повествования и буквы на полу перед ними наводили на мысль о том, что... - Это какой-то сагадка?
Mio Lundgren: Когда Лундгрен перестал исполнять роль буквального связующего звена в международной политике, дышать стало куда проще. Он даже позволил поваляться себе секунд десять на полу, прежде чем встал и констатировал, потирая укушенные руки и скептически осматривая ноги: - Да не за что, Альберих. Мы вообще молодцы. В первой же передряге успели угробить два предмета. Факел только вниз не бросайте, им можно хорошо по голове приложить, если что. Что за если что, Лундгрен уточнять не стал, потому что еще сам не придумал. Он присел на корточки перед плитой, посмотрел на буквы, а затем снова на текст. - Да, герр Рихтенберг, очевидно, это загадка. Ну, первое, положим, огонь, последнее… Вода? А вот то, что посередине… Лично меня в воздух поднимает метла. И надо еще понять, в любом случае, как именно это связанно с буквами. Поработал телом - поработай головой? Хотя, признаться, не быть более кусаемым противными тварями было приятно.
Daniel de Foix: Если бы граф Роже Леон де Фуа был бы до сих пор жив и имел возможность наблюдать сейчас за сыном, он был бы крайне недоволен наследником. Потому как не пристало сыну де Фуа так громко, так продолжительно и так крепко ругаться. Пускай даже по-французски – это его не оправдывало. Нет, словом, хорошо, что Альбериха они вытащили. Но меч, чёрт побери! Отчего же надо было быть таким идиотом?! Даниэль злился на себя столь сильно, что даже не нашёлся, что ответить на благодарность немца. Лишь нервно передернул плечами, оглядывая двоих товарищей по несчастью. Почему-то язык не поворачивался теперь называть их соперниками. Поднявшись, он последним подошёл к плите с надписью. А когда закончил читать, Лундгрен уже высказывал предположения. На слове “метла” француз снова нервно дёрнулся и, отойдя от плиты, принялся рассматривать буквы. - Буквы здесь для того, шш-тобы мы сообщили свою... отгадка. Ощ-щевидно, ш-што это должна быть латынь, но никакой из наших т'гёх языков. Либо нап'готив – любой из них... Даниэль задумчиво вглядывался в конец коридора. - То, ш-што ведёт во м'гаке – в 'гуках у Альбе'гиха.
Dietrich Lumier: C L A P E M R N L E D N N A A O A
Alberich Richtenberg: Альберих помолчал. Посмотрел на мешанину букв на плитках, перечитал еще раз высеченные на камне строчки и со вздохом опустился на пол, прислоняясь спиной к стене коридора. - Это саймет какое-то фремя, - предрек немец, глядя на сосредоточенно изучающих загадку товарищей. У него самого в голове было девственно пусто: буквы в слова не складывались, отгадки не казались очевидными, и вообще он скорее был увлечен радостной мыслью о том, что его не сожрали красные колпаки. Идти вперед Альберих, однако же, до поры поостерегся: кто его знает, какие жуткие ловушки готовит этот коридор тем, что не удосужился отгадать загадку неизвестного шутника. Хотя - и это было бы забавно - может оказаться, что они все это время просто стояли на пороге, сосредоточенно вчитываясь в надпись на коврике в прихожей, и воображая в ней высокий смысл. - Потнимают ф фостух крылья, - задумчиво произнес немец, - фо всяком случае, они тощщно путят фетер. А мошшет, просто пойтем вперет? Фдруг это тут просто... штобы посетители не скучал.
Mio Lundgren: - Это займет нехилое время, господа, - подтвердил Лундгрен и потер затылок. То, что хаотичное движение по полу приведет к беде - это к гадалке не ходи. - Это ж не музей, дементорам мать его! И мы не просто так посетители. Мы тут поседеем, состаримся и умрем. Мио нахмурился, что-то прикидывая. - Ну да, в каком-то плане, умирать седым некрасиво, поэтому, может, и можно попробовать. Если и так, и так умирать. Факел, крылья, вода? Или будут еще идеи? А то я собираюсь наступить на букву А. Он встал и занес ногу над самой ближней плиткой.
Daniel de Foix: Мыслей не было, зато время... было. Неизвестно, правда, сколько. Наверное, Даниэль как-нибудь даже был бы рад порешать сию загадку. Где-нибудь за столом, или вечерком в библиотеке. Но никак не после сражения с полчищем озлобленных зубастых тварей в мрачных коридорах не менее мрачной башни. Свет, свет... в жизни Даниэля де Фуа теперь был только один Свет. Одна. - По мне, так во м'гаке ведёт надежда. На то, ш-што он 'гассеится. В воздух поднимает ве'га, или сила. Или ве'га в силу... Или сила ве'гы… щ-ще'гт! А любовь даёт жизнь, она же х'ганит её. Но я не масте'г 'газгадывать сек'геты муд'гецов. Француз обернулся к Мио, который уже собрался наступит на букву. - Нет, это не есть музей. Те тва'ги водятся лишь там, где убивали людей. Останавливать Лундгрена он не стал, просто пару раз одобрительно похлопал Альбериха по плечу, будто старого друга. - Если ты идешь впе'гёд, я пойду с тобой. На душе было как-то невыразимо горько и обидно. Кажется, по количеству совершенных ошибок Даниэль сегодня превзошёл сам себя.
Alberich Richtenberg: Скорость, с которой Альберих оказался на ногах, была просто поразительна, и в следующее мгновение он уже вжимал в стену Мио, серьезно произнося ему прямо в лицо. - Не нато. Кажется, стоило браться за задачу с немецкой методичностью, а то на тему отвлеченных понятий они могли фантазировать долго, равно как и пытаться в случайном порядке попрыгать по буквам. Альберих медленно отпустил гриффиндорца и оглянулся на плитки со словами, прикидывая в уме, как бы подступиться к этой задаче. - Тафайте нашнем сначала, - вслух рассуждал Альберих, - тумаю, Таниэль праф, мы три толжны понимать язык. Фосьмем латынь, мы все его снаем и он... ясык магии, как-то так. Какой у нас перфый фариант, факел? Мне кашется, скорее претмет... Рихтенберг поводил пальцем в воздухе, прикидывая, и отрицательно покачал головой. - Не потхотит. Букф нет. - и обернулся к коллегам. - Что еще сфетит ф темноте? Фонарь, лушина, сфечка?
Mio Lundgren: Лундгрен не успел наступить, тут же впечатанный в стену немцем. - Хорошо-хорошо, - успокаивающе заявил он, поднимая руки, - я стою, ничего не трогаю. Он снова подошел к плите, проверяя в голове все известные ему светящиеся предметы. - Да, факел не подходит. Fax. Фонарь - laterna, не хватает буквы T. Лучина - assula, нет S. Ну да, свечка - candela. Кстати, все буквы есть. И как нужно пробовать? Вставать на них по порядку? Но это невозможно. Мио был уже готов попробовать что угодно, только бы убраться из этого места.
Daniel de Foix: - Если взять ва'гиант Мио, останется десять букв. Penna – крыло, ве'гсия Альбе'гиха. Останется amor. И одна лишняя. Куда здесь букву L? Здесь ошибка, или ошибка у меня в голове. Всё это никак не сходилось, буквы не сходились, и все эти каменные плитки уже сливались перед глазами. Француз не удивился бы даже, если бы они сейчас сами поменялись местами, образовав какую-нибудь надпись, вроде “Де Фуа – ты редкостный болван”. - Pourquoi pas? Если иных ва'гиантов нет, то остаётся вставать на них по ош-ще'геди. Это было бы логищ-щно. Спе'гва ответ на пе'гвые слова, потом на вто'гые, и так дальше. Мы не узнаем, как надо было, пока не поп'гобуем.
Alberich Richtenberg: Альберих почесал в затылке, задумчиво глядя на ряд букв. - Может, их не нато испольсовать все. Мошет они тут... проста есть. Gut, тафайте просто попропуем, инашше мы никогта не ствинемся. Буква "С", однако же, находилась дальше всех: поразмыслив пару мгновений, Альберих сделал чуть отступил назад, а потом после двух быстрых шагов прыгнул, приземляясь точно на дальнюю букву "С". Пару мгновений у него ушло на удержание равновесия, и еще несколько - чтобы понять, не обрушивается ли на их бедовые головы потолок. Потолок держался. Рихтенберг коротко вздохнул и сделал широкий шаг, переступая с "С" на "A" неподалеку - апокалипсис не спешил наступать и после этого, отчего Альберих несколько воодушевился. - Мио, Таниэль, тафайте, - призвал он коллег к участию. - N там блиско. Чем черт не шутит, может, они и правы - хотя чувствовал себя сейчас немец редкостным дураком.
Mio Lundgren: Лундгрен даже не стал спорить, просто перепрыгнул A, приземляясь на N. - Следующая D, да? - уточнил он на всякий случай, хотя прекрасно знал, как пишется слово. Просто каждая ошибка может быть фатальна. Мио перепрыгнул на D и замер. - Даниэль, ты собираешься принять участие в нашей игре в классики или так и будешь стоять?
Daniel de Foix: - А мне те'гять здесь нечего. Де Фуа пожал плечами и прыгнул на E, приземляясь рядом с Лундгреном. Он разделял чувства Альбериха и ощущал себя если не редкостным дураком, то, по крайней мере, безумцем, решившим доверить свою судьбу одним лишь неясным предположениям. Шаг в сторону – L. Ещё один наискосок, и Даниэль стоит на букве А, нервно оборачиваясь через плечо, дабы отыскать глазами немца и англичанина. - Пе'гвое слово у нас есть.
Dietrich Lumier: Волна сияния сверкнула по плитам, стирая буквы и надписи, дверь в конце коридора вспыхнула и осыпалась искрами. - Вы сделали правильный выбор, - насмешливый голос ши раздавался словно из ниоткуда, - и теперь вам предстоит сделать еще один. За дверью была комната. Очень светлая и очень пустая. - Отсюда, - сказал голос, - выйдет только один из вас. Один из вас выйдет, остальные же останутся навсегда. Кто-то еще холодно рассмеялся с другой стороны. - Мы выпустим любого из вас, и он станет победителем. Единственным. Но при условии, что оставшиеся два останутся с нами. Вы сами должны решить, кто отсюда выйдет.
Alberich Richtenberg: - Та фы шутите, - устало произнес Рихтенберг, понимая, однако, что никто с ним не шутит, и что голос невидимого альва говорит совершенно серьезно. Ну, насколько серьезным может быть альв. Он знал, что здесь должен быть какой-то подвох, однако даже несмотря на это распахнутся дверь манила: не столько новостью о том, что вышедший из нее станет единственным победителем, сколько тем, что все это - темнота, красные колпаки, дурацкие загадки и опасность для жизни - закончится, и можно будет спокойно вздохнуть и хоть на какое-то короткое время - пусть даже дней на пять - забыть об опасности. А потом Альберих тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он не верил альвам, не верил их игре и не доверял их предложениям, а уж их попытки в самом начале стравить чемпионов так и вовсе не оставляли места для веры их словам, поэтому Рихтенберг, шагнувший было к двери, остановился и отвел взор от выхода из коридора. Он посмотрел на своих соперников: хмурого Лундгрена и изрядно потрепанного де Фуа, потом перевел взгляд на дверь в конце коридора и с усмешкой вновь сел на пол, приваливаясь спиной к стене. - Если оттута фыйтет отин, - поинтересовался он то ли у соперников, а то ли у обладателя голоса, - окута фыйтут, чтобы все? Я хотеть бы выйти из фыхот для фсе. Отному неинтересно, я сегодня решил. Альберих вопросительно посмотрел на чемпионов других школ. В конце концов, если своим решением он прогневает хозяев игры, "навсегда" - достаточно долгий срок, чтобы попытаться выбраться отсюда, если что.
Mio Lundgren: Вот те раз, ехали-ехали и приехали - а отсюда выйдет только один. А почему не половина? - Ну, я согласен с герром Рихтенбергом, как ни странно. Сегодня у меня день удивительной тяги к социализации, поэтому я один никуда не хочу. Вот только мы же имеем дело с непростыми ребятами… А что, если выйти все-таки могут все? Ну да, победителями не станем, зато пойдем дальше в той же теплой компании? То, что в словах сидов была хитрость, было ясно как свет, льющийся из этой самой комнаты. - А еще я б поискал другой выход, раз теперь по этой комнате можно перемещаться свободно. Лундгрен огляделся в попытках найти хоть что-нибудь, напоминающее дверь или проход.
Daniel de Foix: Есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией. И победа над четырехметровым горным троллем, несомненно, относится к таким событиям. © Это было почти предсказуемо. Даниэль не головой, но интуицией пришёл к выводу о том, что испытав их физические возможности, а следом и умственные, на десерт оставят эмоциональную составляющую. Моральный выбор, а не пошёл бы он к чёрту. Француз даже не дёрнулся, когда Альберих шагнул к двери. Он также прислонился спиной к холодной стене и мрачно глядел на светлую комнату впереди. Свет этот совсем не манил и не радовал. Даниэль вспомнил вдруг утро, улыбку Эшлинг и её заверения в том, что с ним ничего плохого не случится. Вспомнил и отчего-то неожиданно поверил. Да и шутка ли – вместе пройдя через то, через что сегодня прошли де Фуа, Рихтенберг и Лундгрен, сложно при этом не ощутить некое духовное родство. И уж, тем более, невозможно оставаться врагами, даже при всем несносном характере нахала Мио. - Отлищ-щно, господа. Мой выбо'г тот же. Оттуда не выйдет ни один из нас, получается. Потому как я тоже не сделаю этого. Слишком высока цена у вашей победы.
Dietrich Lumier: Тишина повисла над коридором и комнатой. В тишине постепенно нарастали шепотки, так, будто многие совещались между собой. Потом, минуты через три - которые тянулись, как три часа - тот, что говорил с ними до этого, рассмеялся снова, но смех этот, удивительно, не был злым. - Хорошо, - сказал ши, - очень хорошо. Нам это нравится. Испытание внезапно оказалось слишком легким для вас - совсем иного рода смертных мы привыкли наблюдать и потому проиграли. Вы должны были сражаться с собой, со своей спесью, со своей алчностью и своей злостью. Вам не с чем оказалось сражаться... ну, почти. Я не люблю людей. Я не люблю проигрывать. Но это был проигрыш из тех, которые приятно получать. Уходите и с этих пор лес открыт для вас - потому что мы удивились. Осыпались песком стены, перестала существовать комната, исчез коридор с факелами. Снова был песок под ногами и распахнутая прямо в снежный зимний день дверь башни. И кровь от ран, порезов и укусов.
Alberich Richtenberg: Вот все и кончилось Морозный ветер щекотал пылающие щеки - Рихтенберг на пару мгновений прикрыл глаза, наслаждаясь этим ощущением, а потом медленно разомкнул веки. Он сказал бы, что все это привиделось ему - что не было ни испытания, ни блуждания в темноте; ни головоломок и ни злобных карликов - только кое-что оказывалось столь реальным, что все произошедшее отрицать было невозможно. Боль, к примеру, оказалась вполне настоящей. На Альбериха внезапно навалилась усталость; в один момент, будто тело только и ждало конца испытания, сразу начали саднить все укусы, оставленные красными колпаками; заныло плечо, которое, кажется, немец потянул, когда прыгал хватаясь за Лундгрена. Хотелось уснуть прямо здесь, в тиши этой дикой чащи, которая больше не казалась такой враждебной, привалившись к холодной каменной стене старой башни, которая отныне тоже не выглядела угрожающей. Просто тихий лес и заброшенное здание. В дверном проеме виднелся уходящий вдаль лес, а за ним - горы, на склонах которых темнел ельник. Тихо шептал что-то ветер, и вдали парила какая-то хищная птица - Альберих мог различить, как она покачивается на ветру, прежде чем камнем упасть вниз. И было так тихо - лишь позеленевший ангел на вершине башни тоненьким голоском почти горько пожаловался чемпионам на приближающуюся метель, да так печально, что Рихтенбергу всерьез стало жалко одинокое изваяние, обреченное вечно стоять в лесной глуши. Подняться бы да почистить его от сырости. - Спасибо, - одними губами поблагодарил Альберих ангела на крыше. А потом подняла глаза на остальных, и спросил внезапно: - Снаете... а у меня через пять тней сфатьба. Хотите прийти?
Mio Lundgren: Лундгрен думал, не ослышался ли он, и помотал головой хорошенько, а потом спросил у своих… да нет, не соперников уже давно, как-то растерянно и чуть жалобно, по-детски глупо: - И что, это все? Мы можем идти? Там снаружи был снег, и Мио высунулся на улицу, сгреб этого снега в ладонь и вернулся к немцу с французом. - Хорошо поиграли, да? И живы остались, и почти целы. Он поморщился, потому что теперь было очень больно от всех этих укусов тех маленьких красных монстров. Мио посмотрел на Альбериха сначала недоверчиво, мол, не шутишь ли, затем бросил взгляд на Даниэля и ответил совершенно серьезно: - А что? Я хочу, да. Спасибо. Может, он даже сможет сдерживаться и не говорить с ними обоими больше в своем фирменном стиле. Ну, он постарается.
Daniel de Foix: Ничего такого он не ждал, конечно. А потом осыпались стены, и хлынувший свет почти ослеплял. Белый снег вдалеке в первые мгновения казался будто бы не настоящим – до той поры, пока Мио не вернулся к ним с целыми горстями его в ладонях. Даниэль выдохнул и едва не пошатнулся, когда под его спиной больше не оказалось опоры. Он снял перчатки, бросил их себе под ноги и теперь смотрел туда, на лес. Накатило что-то – горькое, одновременно печальное, тревожное, бесконечно усталое, но какое-то очень светлое и правильное. Француз не знал, чьи это эмоции, не знал, что чувствовать, что говорить, и что думать. Хотелось просто лечь где-нибудь, можно даже прямо здесь, закрыть глаза... а открыть их уже от того прикосновения любимых пальцев к лицу, от которого он открывал их сегодня утром. И чтобы не было уже ни крови, ни боли... которые, на удивление, позволяли де Фуа чувствовать себя всё ещё живым. - Считай, я уже выби'гаю тебе пода'гок. Видишь, Альбе'гих, 'гано или поздно, я найду способ отведать пи'гожки мадмуазель П'гайс, пускай даже на твоей свадьбе. Он улыбнулся, по-дурацки как-то вышло – что за глупость, пирожки какие-то... - Да уж. Хо'гоша была иг'га. Даже сиды удивились. Идёмте, д'гузья мои, это п'гиклющ-щение для нас подошло к концу. А новые, чувствую, найдут нас сами. Он шагнул вперёд, и она его ладонь легла на плечо немца, тогда, как вторая – на плечо англичанина. И лес зашептал над их головами что-то, не то одобряя, не то незримо желая удачи.
Dietrich Lumier: Ну что я могу сказать. Daniel de Foix - 50 баллов Mio Lundgren - 50 баллов Alberich Richtenberg - 50 баллов при таком же количестве баллов за предыдущее испытание. Пожалуйста, не будьте идиотами на следующем испытании.
полная версия страницы