Форум » Архив «Lumiere-77» » И что теперь? - Аврорат, 22 декабря 1977 г. » Ответить
И что теперь? - Аврорат, 22 декабря 1977 г.
Dorcas Meadowes: Это правда, что уволили Аластора Муди? Неужели правда? Наверное, многие рады, а вот Доркас не верится, и она пришла все выяснить сама. Время: середина дня 22 декабря 1977 г. Участники: Alastor Moody, Dorcas Meadowes
Ответов - 12
Dorcas Meadowes: Слух полз по коридорам Министерства, передавался из уст в уста, пока не достиг тех самых ушей, обладательницу которых новость вовсе не обрадовала. В мире и так было полно нестабильности. Вчерашние события в Эшвелле подтверждали это в очередной раз. Доркас хотелось, чтобы это было неправдой. И она пошла выяснять, привычной дорогой и уверенным шагом. Перед дверью замерла, появилось внутри сомнение, что сейчас она откроет эту самую дверь, а там никого не будет, совсем никого, даже присутствия, даже пальто на вешалке, крошек на столе, исписанных и исчерканных листов пергамента. Ничего. Но Аластор был, и Доркас шумно выдохнула. - Скажи мне, что это неправда. Вот прямо сейчас скажи мне, что это дурные слухи, и ты сейчас вовсе не собираешь вещи, Аластор. У Доркас всегда твердый голос, за редким исключением. И сейчас никаких исключений.
Alastor Moody: Аластор Муди вещи не собирал. Вещи он сбрасывал. Прямо как спартанцы – в очень глубокую пропасть без права на помилование и без возможности реабилитации. Вещей было немного. Все по-спартански калеки. Бронзовое женщино, которым он очень любил кидаться в подчиненных и на чьем счету успешных выпускников-стажеров было примерно столько же, сколько вмятин; чернильница и календарь, где июль обозначался не иначе как 4у46fb – тоже в комплект входили. Больше там не было ничего. Аластор Муди не уходил. Со сцены - может быть, но сразу в подполье. Там тоже хорошо. Есть где развернуться. И бить поклоны не надо. Разве что сгибаться перед низким потолком – но то условности. Жизнь только начинается. Это Министерство закончилось. И, конечно, его, министерская совесть. Дементор подери!. Муди не понимал. Не мог понять. С чего? Его? Лучшего? И вот сразу мордой об пол. Не справедливо, не предусмотрительно. На его счету половина Азкабана. А вот поди ж ты… Несправедливо. Не верится. Он и не верил. - Нет, не собираю. Упаковываю, Доркас. Упаковываю. – После сражения В-Как-Его-Там глаза по-прежнему болели, рожа саднила. – А слухи дурные. Так что без проводов. И печенек у меня сегодня не будет. Спасибо, что пришла. Мне тут не далеко до выхода. Рад, что встретились. Свидимся. Вот и все. Чего уж там. Краткость – сестра шпиона и уходить нужно… бережно. Без последствий. - Приятно было работать.
Dorcas Meadowes: Она наблюдала, чуть склонив голову, чуть отстраненно и одновременно очень близко. Словно была еще одна Доркас, которая всегда как тень наблюдала за происходящим со стороны, не вмешиваясь. Может, та самая, что умерла тогда в ноябре? А эта живая все никак не успокоится. - Не забудь свои бумажки. И там, в дверце шкафа нож, помнишь, который ты сам туда засадил? Приятно было работать, Аластор, ага. Она была спокойна, а в следующую секунду стремительно подошла к столу, и вот уже перед ним Доркас-стрела, неумолимая и беспощадная. - Что происходит? И что теперь? Уйдешь и сдашься? Что теперь будет, Аластор? Кто тут будет швыряться во всех едой и орать страшным голосом? Кто будет не задумываясь говорить гадости всем встречным? Кто будет пугать стажеров и доводить до инфаркта авроров, которым посчастливилось дослужиться до старости?
Alastor Moody: - А ничего, Доркас! Ножик тоже казенный, жалую. Себе заберешь. Отыщется применение. Бронзовое женщино громко ухнуло на пол. Муди не сдавался. Муди опускал руки. Чтобы подобрать… Сегодня, выяснилось – нет, не честь, не совесть и даже не булыжник. И не аргументы. Бумажку. Ту самую, о которой говорила Доркас. С чьей-то невзрачной подписью. Выцветший за годы после смерти владельца почерка. - Ничего не происходит, Доркас. Мелкая революция. Уходят «большие» авроры, остаются мелкие чиновники. Что тут понимать? И не смотри на меня. Ничего дальше не будет. График и трудовое расписание. Будете под министерскими, получите большую премию. При мне такого не случилось бы. Отстань, Доркас. У меня свои планы. Противозаконные, - Муди… хмыкнул. – У вас новая эра, а у меня… Охота. Не мешай. Виски, кстати, нету? У меня кончилось.
Dorcas Meadowes: Она почти вздрогнула от этого глухого стука. Металл молчал, а Медоуз молчать не могла. Она устала терять, дементор побери. И да, сейчас было не так, но это не сильно меняло дело. - Уходят большие авроры. Остаются чиновники. А мы? Мне не нужна премия, я здесь не за деньги работаю. Отстань? Нет уж, Аластор, я не для того с тобой до хрипоты все время спорила, о том, что нужно, а что не нужно, чтобы сейчас отстать. У тебя свои планы? Я за тебя чертовски рада. У меня вот совершенно никаких планов, я перестала планы строить год с лишним назад. И я следовала твоим планам. И куда они меня привели теперь? Я тебе не позволю опускать руки, слышишь? И тебе нельзя виски, ты еще на работе. Она не знала, чего добивалась. И не верила даже, пожалуй, что он сейчас послушает и пойдет спорить с министром. Но если Муди мог опустить руки, то она не могла. Только вот она осознала вдруг, что ведет себя как эгоистка. Ведь кто сказал, что ему самому это легко? - Прости, Аластор, - голос обрел больше мягкости. - Я, наверное, зря сейчас лезу. И да, я эгоистка. Но я не могу смотреть, как мир рушится прямо у меня на глазах, и исчезает то немногое, во что я еще верю. Вот в тебя я верю. В кого я буду верить теперь?
Alastor Moody: - Ты в меня веришь, Доркас? Серьезно? Тогда будь осторожнее, девочка моя. Тебя могут обвинить в ереси и в следующий раз мы встретимся за упаковкой… запаковкой… мать ее! Неважно – твоих чемоданов. Впрочем, маловероятно. Муди красноречиво кивнул в сторону двери. Мол, приглядись, миссис Медоуз, видишь людей с досками? Они сюда не паркет чинить пришли. Вот посмотришь, завтра мой кабинет объявят зоной повышенной неортодоксальности, а чтоб любопытным не соблазно было – выжгут тут все к чертям собачьим. - И о каком мире ты говоришь? Это даже не война. Доркас, это политика! Это мы с тобой работаем не за премии, так сказать, по наитию, из врожденного чувства всеобщей справедливости и – возможно – гордости, но мы реликт, Доркас. Пережиток прошлого. Время солдат закончилась, наступила эра дипломатии. Вот в нее и верь. Понятия не имею, что такое дипломатия – у меня она всегда ассоциировался с чемоданостроением… но то я, ты молода, ты умна – привыкнешь. А я уже не привыкну никогда, потому что привыкать не обучен, Доркас. Я солдат. Мое дело – сражаться. Я не умею бегать по кабинетам, вымаливать прощения, подавать жалобы и сидеть на испытательных сроках. Я вообще сидеть не умею, я умею действовать. Так что рано меня хоронишь, Доркас. Меня можно лишить «лицензии», но пока у меня остается палочка – моя работа не закончена. На пенсию? В отставку? Нееет, Доркас! Это не Министерство меня вышвырнуло! Это я вышвырнул Министерство. Из жизни. Раз и навсегда. Теперь я буду жить по собственным правилам. И законам. И не приведи Мерлин, кому-нибудь их нарушить. Карать буду по всей строгости. Гарантирую.
Dorcas Meadowes: - Мне чемоданы собирать не страшно, мне нечего собирать. И будто бы я умею бегать по кабинетам и сидеть на месте. Будто бы Дирборн или О'Тир умеют. Да даже Ронэн не умеет, хотя ей надо. И что вот нам, тем, кто тоже не умеет делать? Мне страшно подумать, кого теперь поставят всем этим дурдомом управлять. Ведь никто же не сможет больше. Она не стала говорить об Ордене, поддаваясь паранойе начальника, черт, бывшего теперь уже начальника, который всегда говорил ей, что у него в кабинете даже у стен есть уши. Она вдруг вспомнила их давний разговор в этом же кабинете, когда он сказал, что когда-нибудь она сможет его заменить на посту. Вышла неправда. Слишком сильно мир меняется. - Знаешь, есть в этом всем свой плюс. Теперь мы с тобой совсем на равных. И теперь я совершенно самостоятельно буду бегать и подвергать свою жизнь смертельной опасности.
Alastor Moody: В Аврорате многие годы бытовал миф о том, что сами лицевые мышцы Аластора Муди не способны сложиться так, чтобы Великий и Ужасный сумел произнести простое человеческое «я не прав». Миф этот был в корне ошибочен, поскольку анатомическое строение Аластора Муди в общем-то ничем не отличалось от анатомического строения, допустим, некого мистера Твиддлди, как и некий мистер Твиддлди Аластор Муди с легкостью произносил даже самые сложные слова, но не хотел. То ли из вредности, то ли из нежелания усложнять то, что по сути примитивно. Работа в Аврорате была примитивной, примитивны были ее цели, примитивны методы. Ибо нет ничего более естественного и – дементор подери! – примитивного, чем жизнь во всем ее многообразии и стремлении к выживанию. Именно этим и занимался Аластор Муди – не позволял жизни (своей/чужой – не важно) эволюционировать. Потому что высшая ступень эволюции жизни – смерть. Времена меняются. Муди отодвинул в сторону картонную коробку. - Я не прав, Доркас, - серьезно произнес он. – А ты права. Ты, Дирборн, О’Тир, Ронэн, даже Флинт с Лонгботтомом – вы не такие. Вы ж болваны! Вы ж, дементор по вашу мать, конченные, больные на всю голову! Вы же – мое поколение… Тогда, объясни мне, мудрая миссис Медоуз, какого черта вам тут делать? На Аврорате жизнь клином не сошлась, у нас остается... – Муди несколько раз взмахнул руками. Актерские курсы не входили в план подготовки молодого бойца, поэтому отгонял мух и изображал феникса Аластор Муди примерно одними и теми же… средствами. – Понимаешь? Что нам мешает опять, как в старые добрые времена, подвергать жизнь смертельной опасности коллективно? Организуем… Перспектива оказалась настолько ошеломляюще прекрасной, что даже Аластор Муди очень быстро понял, насколько несбыточной она была. - Нет. Не получится. Видимо, расходятся наши пути, Доркас. Давай хоть надеяться, что в следующий раз они пересекутся не в… смертельной опасности. Похоже, сегодня каждый сам за себя.
Dorcas Meadowes: - Зачем нам всем Аврорат? Не знаю. Мне всегда казалось, чтобы везде успевать всех спасти. Много людей, связанных одной целью и стремлением. Ну хорошо, немного, а теперь еще и на одного меньше. Просто мы не можем сдаться и отдать им все, Аластор. Должны в Министерстве остаться люди, которым не все равно, которые о других людях думают, а не просто перебирают бумажки. Потому что, если здесь таких не останется, то Министерство мы потеряем. Мне это не кажется хорошей перспективой, честно говоря. Он уходил, а она оставалась. Черт побери, почему она всегда остается? Какая-то дурная судьба. Мама, что бы ты сейчас сказала, интересно? Ты всегда говорила в такие моменты какие-то совершенно поразительные и правильные вещи. Доркас сама так и не научилась. - У нас с тобой еще остались точки соприкосновения, Аластор. Будем их держаться. Может, еще рано для закона джунглей?
Alastor Moody: - Ой, Доркас, не могу, прекрати, помру сейчас, честно, - скороговоркой выпалил Муди, крайне неэстетично морщась. – Где ты видишь Аврорат? Я его давно не вижу, хотя вроде оба глаза при месте. Потому что никакого Аврората давно нету, есть министерское подразделение по особо безвыходным ситуациям с узким штатом сотрудников и совсем уж лимитированным вооружением. Знаешь, в чем наша беда, Доркас? Мы неконкурентно способны, нам нельзя убивать. А Пожирателям – можно. «Много людей, связанных одной целью и стремлением»? – Аластор фыркнул, задорно, совсем как в былые времена. – Так ты нас видишь? Я – несколько иначе: много людей, связанных одной цепью по рукам и ногам. А тех, кому связанными ходить не нравится, - бывший шеф Аврората весьма артистично поклонился, - вышибают поганой метлой и большое спасибо, что без смирительной рубашки. Ты, Доркас, уж не пойму с каких пор, больно нас всех тут идеализируешь. Нет, не меня. Министерство. Сдохло твое Министерство, давным-давно сдохло. Зато я – живой. Как никогда живой и полон решительности действовать. Муди уселся на краешек стола, подкинул на ладони тяжелую бронзовую чернильницу, но даже не подумал поймать. Чернильница хлопнулась вслед за бронзовым женщино. На ковре расплылась черно-синяя лужица. - Посмотри на ковер, Доркас. Видишь пятно? Точно так же и с Министерством. Все, что осталось от прежнего – того, которое я запомнил, Министерства – это грязное пятно на ковре. Пятно и пара клякс в старых рапортах. Глупо пытаться удержать то, что давно упало. Мы, Доркас, стоим на пороге истории. И у меня нет ровным счетом никакого желания в эту историю вляпаться. А так, ты права – у нас много общего. Я тебя уважаю, я тебя не брошу. Я всегда рядом. Зови. И не верю я ни в какие законы джунглей. Мы, миссис Медоуз, люди. У людей вообще нет никаких законов. Вообще. Никогда не было.
Dorcas Meadowes: - Да, наверное, ты прав, Аластор. Доркас не стала спорить - наверное, все и правда так. И ты видишь, как оно все разваливается, а уйти почему-то не можешь, не можешь это все бросить, и эти рушащиеся стены грозят стать твоей могилой. А ты будешь пытаться поддержать эти своды в слепой надежде, что что-то исправится. Надежда, говорят, умирает последней. Значит, мы до последнего и будем надеяться, а она нас переживет. - И ты тоже зови. Вдруг будет не на кого привычно поругаться или там собрание провести. Я приду, сможешь на меня покричать. Она внезапно поняла, что совершенно не знает, зачем пришла. Точнее, нет, знает, только не получит. Здесь не выдают напутствия о том, как жить дальше. Каждый сам по себе, да? У двери она обернулась, посмотрела на уже бывшего начальника и вдруг сказала: - Мне вот просто интересно. Министерство рушится, мы больные на всю голову, я всех идеализирую… А ты бы ушел, если бы не эта отставка?
Alastor Moody: «Ну вот и все», отчетливо ярко понимал Муди. Больше не будет летающих чернильниц, бронзовых волшебниц (ага, тоже летающих, только без крыльев), не будет планерок, стажеров, не будет болванов и «Доркас, ко мне!» - этого тоже не будет. Больше никогда. И пошло оно все к дементору. Отыне – свобода. Полная, абсолютная свобода, ничем не ограниченная власть, жизнь, полная приключений. Одна единственная жизнь. Все, что у него осталось. А вот Доркас уходила. Еще полшага, совсем чуть-чуть и здравствуй новая история, с новыми главами и новыми неизвестными. Впрочем, вряд ли. Неизвестных в этой жизни не будет. Потому что не жизнь, а пародия. - Доркас, вот о чем ты меня спрашиваешь? – Муди уселся на краешек стола, в самый-пресамый последний раз. Уверенно, как в первый. – Разве теперь это имеет значение? И вообще, тебе уходить пора. Это я на пенсии, а тебе еще охранять Британию. Понятно я выражаюсь? Повторить? Нет? Отлично. Вперед и марш. Успехов с Пожирателями! Помни: будь зоркой и бдительной. Я… кхм-мм… рядом, наблюдаю. Если что. Вдруг понадобится? Пока, Доркас. Увидимся. Когда-нибудь. А смысл жизни, отчего-то подумал Муди, в пончиках. Удивительно, но это казалось истиной.
полная версия страницы