Форум » Архив «Lumiere-77» » if you ask me to stay » Ответить

if you ask me to stay

Dorcas Meadowes: Дата: весна 1976 г. Место: дом Медоузов Участники: Dorcas Meadowes, Pyrame Meadowes События: Внезапный ранний вызов на работу поставит Доркас перед нелегким выбором между долгом и семьей. И если любящий муж попросит остаться, послушает ли она? Примечания: события имели место в прошлом

Ответов - 11

Dorcas Meadowes: Доркас проснулась от того, что на запястье теплом пульсировал браслет - маячок. Ее вызывали на работу, а если вызывали раньше начала рабочего дня - Доркас посмотрела на часы - сильно раньше начала рабочего дня, значит что-то стряслось. И ее даже не волновало, что именно - по пустякам-то не вызывают. Она бросила взгляд на мужа, который, Хвала Мерлину, спал, и бесшумно соскользнула с кровати. Затем она также бесшумно оделась и подошла к колыбели Мэттью. Сколько раз она убегала так на рассвете, лишь только чувствовала, как ее зовут? И почему бежала, если здесь оставались Пирам, а теперь и Мэтт? Потому что что-то случилось, и кто-то в опасности. А когда будет в опасности она сама, кто-нибудь так же, выскочив рано утром из теплой постели, мягко разжав объятья вечно обеспокоенной супруги, помчится ей на помощь. И в этом она даже не сомневается. Почему это будет мужчина? Да потому что в Аврориате мало сотрудниц-женщин, а еще меньше тех, у которых есть семьи, у мужчин в этом деле почему-то проще, их всегда ждут дома верные спутницы жизни и хранительницы семейного очага с горячим ужином, да легким упреком, если слишком задержался на этот раз. А в том, что женщина готова бросить по первому же зову семью, было что-то неправильное, по мнению окружающих. Но разве в Аврориате важно, женщина ты или мужчина? Важна лишь скорость твоей аппарации, меткость заклятия и твердость руки, сила духа и ровно столько безрассудства, сколько нужно, чтобы сейчас нестись сломя голову на работу. Доркас наклонилась к сыну и поцеловала его, едва-едва касаясь, боясь разбудить, потом она повернулась к Пираму и, не в силах уйти просто так, а никогда не знаешь, будет ли все так просто на этот раз, уже одетая, на цыпочках босиком подошла к кровати и наклонилась и к мужу, целуя его в щеку, а затем стремительно двинулась к выходу из комнаты, проклиная предательские половицы, скрипящие под ногами. Этот старый дом не хотел отпускать ее неизвестно куда этим ранним весенним утром. И он ли один?

NPC: С некоторых пор Пирам совершенно разучился мечтать. Как бы не пытался он, по-детски крепко смежив веки, представить перед глазами картину того, чего ему так не хватало в нынешней во всех отношения счастливой жизни, он не мог, раз за разом ловя себя на мысли, что начинает механически подсчитывать круговые вспышки, то там то тут, возникающие подобно теням из средневекового театра, на розоватых стенках опущенных век. Говорят, счастливы одной семейной жизнью бывают только женщины; будто только женщины способны радоваться тихой семейной бытности, более ни о чем не помышляя и уж тем паче не ища иного взамен. Грубая ложь. Вульгарная неправда. Пирам был абсолютно счастлив. Счастлив так, как, он подозревал, до него не был счастлив ни один человек из ныне живущих, или живших когда-то. Успешная карьера, любимая работа, творчество, верные друзья – все это прекрасно, все это заставляло его радоваться, однако лишь мимолетная улыбка любимой женщины или капризно сморщенное личико маленького сынишки заставляли его сердце биться в том ритме, который можно назвать ритмом счастья. И плевать на несостоятельность подобной теории, плевать на слова теоретиков и практиков, говорящих, словно бы страх заставляет сердце биться с той же периодичностью, что и любовь. Пирам не верил слухам, быть может, еще и потому, что сам эти слухи иногда придумывал. Такова была его работа. И все же он любил Доркас, и будь его воля – проводил бы с ней каждую минуту своего свободного, да и несвободного тоже, времени. Сейчас Пирам спал. Так уж случилось, что он исключительно редко видел сны. Сон его всегда был сном глубоким, если не сказать – тяжелым. Хотя и предполагается, что у людей с легким сердцем тяжелых снов не бывает. Пирам потянулся во сне, чуть прикусил губу, веки его дрогнули. Где-то на грани сознания мелькнула полубессвязная мысль – пора просыпаться. Насколько бы тяжелым не был его сон, Пирам всегда мог определить, когда сон его стал еще и одиноким. Научившись делить с кем-то постель, вы уже никогда не сможете спать в одиночестве. Это аксиома. Почувствовав на щеке теплое дыхание, Пирам открыл глаза. Открыл с небольшим, но достаточным опозданием. Жены рядом не оказалось. Волшебник машинально поднялся на локтях, осмотрелся по сторонам, прислушался. Сын не плакал, а, значит, Доркас поднялась не за тем, чтобы успокоиться малыша. Тогда оставалась только одна возможность. - Ты уходишь? – хрипловатым со сна голосом заговорил Пирам. – Неужели в вашем Аврорате больше нет сотрудников? Я не верю. И не пытайся мне возражать, миссис Медоуз. Возвращайся в постель, пока она не остыла. Я расскажу тебе кое-что интересное. Не поверишь, что мне приснилось. Пирам улыбнулся. Он не умел лгать, зато надеялся, что умеет убеждать.

Dorcas Meadowes: Голос мужа, еще сонный, остановил ее уже у самой двери, и первым порывом было просто убежать, словно ее поймали на какой-то шалости, но Доркас повернулась и посмотрела на Пирама. Она расстроенно покачала отрицательно головой - нет, она не может, сделала два шага в его сторону, а затем вновь шаг в сторону двери. - Что-то случилось. Что-то серьезное. "Серьезное" в работе аврора было синонимом "опасного", но этого слова в доме Медоузов обычно слышно не было - ведь так просто накликать беду, а она и сама придет, да еще и не одна. Всю неделю ей было неспокойно, и, скорее всего, именно это неспокойно сейчас и наступило. Доркас всегда чувствует такие вещи. Лишь единственный раз она не почувствует, но пока еще даже не догадывается об этом. А сейчас где-то кому-то нужна помощь. Она устало поправила волосы, еще не собранные в хвост, так много усталости было в последнее время, и она совсем не знала, куда ее деть. И Пирам даже не подозревал, как ей на самом деле хотелось остаться рядом с ним, еще теплым от сна. И он, как за соломинку, еще хватается за свой сон. Она знает, что ему не снятся сны, и иногда Доркас даже завидует мужу - она тоже не хочет видеть сны, что приходят к ней по ночам. Может, потому она и так устала, в последнее время ей снится слишком много снов. Она просыпается среди ночи, и потом уже засыпает лишь под утро, успокоенная дыханием мужа. Она должна идти, она не может остаться. - Ты расскажешь мне, когда я вернусь. Если вернусь. Но "если" тоже из списка запрещенных слов. Доркас вновь повернулась к двери, бросив быстрый взгляд на спящего - Хвала Мунго, хоть он спит, иначе ей бы точно не уйти - сына. - Он бы не вызвал просто так, ты же знаешь. Если вызвали ее, значит, всех, кого можно было безболезненно вырвать из дома рано утром, уже на месте. Дежурные авроры - кто там сегодня? Карадок? Эдгар? И от этих мыслей ей становится еще более неспокойно.


NPC: Пирам нахмурился, откинул краешек одеяла и опустил ноги на пол, потер слипавшиеся глаза. Он всегда знал, что его возлюбленная – пожалуй, лучшая женщина в мире, но чертовски негодовал, когда мир с ним соглашался. Вот и сегодня мир решил доказать Пираму, как важна этому миру Доркас. Посреди ночи, ни у кого не спрашивая совета, не считаясь с чувствами других. Иными словами – как всегда. Пирам напрягся. В такие моменты он всегда чувствовал себя неловко, чувствовал пусть и едва ощутимую, но все-таки напряженность, проскользнувшую между ним и Доркас, а так же знал, что предстоящий разговор – разумеется, он не отпустит ее так просто! – будет одинаково неприятен им обоим, или хуже того – сможет разбудить Мэттью. Впрочем, супруги никогда не ругались. Не ругались по-настоящему. Общий язык слишком сложно найти, общий язык стоит слишком дорого, чтобы потерять его в какой-то глупой семейной перепалке. И все же Пирам не хотел отпускать жену. Не хотел делить ее с работой, да и если на то пошло со всем миром. В конце концов хотя бы по ночам Доркас должна принадлежать только ему, ему одному, а не этому дементорову Аврорату, который при всем своем хваленом благородстве, еще ничего не дал Пираму Медоузу, однако грозился отнять самое дорогое. Пирам медленно покачал головой. - У вас всегда что-то случается. Всегда что-то серьезное и всегда посреди ночи. Сколько сейчас времени, Доркас? – Пирам слабо улыбнулся. – Хотя серьезные дела не страдают пунктуальностью. – Волшебник вздохнул, глубоко и шумно. – Я не хочу, чтобы ты уходила. Не хочу, чтобы опять рисковала собой, неизвестно ради кого или – прости Мерлин – неизвестно ради чего. Побудь сегодня со мной. Просто побудь. Поверь, серьезных дел на тебя еще хватит. А сейчас давай займемся глупыми вещами? Пирам в очередной раз печально улыбнулся. Как же ему не хотелось слышать щелчок запираемой двери...

Dorcas Meadowes: Она вновь отрицательно покачала головой, медленно и очень серьезно. И как она жалела сейчас, что разбудила мужа, ведь этот разговор был совершенно не вовремя и не к добру. Только не сейчас вести беседы о долге и семье, только не сейчас размышлять о несправедливости мира. В такие моменты нужно вставать и идти. Не оглядываясь. Ей нельзя думать о том, что она оставляет дома мужа и сына, что не знает, увидит ли их снова. Ей нельзя думать об этом, иначе она не сможет бороться. - А если кто-то из авроров? А если нападение на магглов? Я не прощу себе, если меня там не будет, если я не сделаю то, что должна. Если я не пойду сейчас, то завтра в нашей жизни уже не останется глупых вещей, слышишь? Эти два мира рвут ее пополам, и он знает, что просит невозможного. Они из другого теста, они не бросают друзей в беде, они не дают злу восторжествовать, они просто оставляют своих близких и уходят на край света, уходят сражаться в бесконечных войнах. Чем они лучше тех, других, что убивают словом? Чем они лучше, когда наносят своими решениями раны самым любимым? Чем они лучше, воины света, если их победа достается такой ценой? - Пирам, я прошу тебя, не делай этого сейчас, не говори так. Мне сложно, мне очень сложно уходить, каждый раз. Ты не облегчаешь мне задачу. И ты знаешь, что я не могу остаться. Ей снова хочется бежать, хлопнуть дверью и уйти, не оглядываясь. Но она не может порвать те нити, что связывают ее с Пирамом, потому она так бережно сейчас развязывает узелки, бережно, но торопливо. Ей не хочется рвать их, в этом мире все и так слишком хрупко, чтобы что-то ломать самому.

NPC: Доркас конечно же была права. Она уходила не по своей прихоти, она уходила по работе. Уходила сражаться за мир, который, казалось, держался исключительно на ее хрупких плечах. Пирам молча сжал зубы. Да, мир держится на плечах Доркас. Но кто-то же должен обнимать и эти плечи! Волшебнику не нравилось спорить с женой. В этих спорах он редко выходил победителем. Вернее даже так – победителем всегда выходила Доркас. И что самое обидное – чаще всего за дверь. Если бы это было в его правилах, Пирам – чем дементор не шутит – попытался бы удержать жену силой. Накричал бы, схватил за руки, крепко прижал к груди и, несмотря на все протесты, ни за что бы не выпустил за порог. Но это было выше его сил, поэтому ему не оставалось иного выбора, как попытаться сыграть на ее же, Доркас, благородстве. Маг поднялся с постели, сложил руки на груди и исподлобья посмотрел на жену. Нет, в этом взгляде не было ни злобы, ни ярости, ни грубости – только тоска. - Я прекрасно тебя понимаю, Доркас. Твой долг – оберегать весь мир. Даже глупые вещи. Но, понимаешь, от твоей вечной серьезности никому легче не становится. Ты готова спасать всех и вся, но не можешь спасти себя. Не спорь, Доркас. Не можешь. Как и не можешь никому отказать – аврорам, Аврорату, Пожирателям Смерти, погодным обстоятельствам. Словом, всему миру. Кроме меня и… - Пираму честно не хотелось произносить следующие слова, однако было уже поздно. – И Мэттью. Ты говоришь, что не простишь себе гибели кого-то из коллег? А как думаешь, смогу ли я простить себе твою гибель? Смогу ли однажды сознаться нашему сыну, что его мать погибла постольку, поскольку его отец не смог ее вовремя остановить? Останься с нами. Хотя бы один раз прислушайся к сердцу, а не к профессионализму, Доркас. Один раз.

Dorcas Meadowes: Доркас никогда и не собиралась спасать себя. Эта хрупкая с виду женщина совсем не боялась смерти, зная, что погибнуть ей все равно суждено. Единственное, что волновало ее в этом случае - она оставила бы мужа и сына одних, впрочем, как всегда оставляла и собирается оставить сейчас. И те нечестные приемы, которые пытается использовать проницательный Пирам, ох, вряд ли помогут ему. И в ней вдруг полнимается волна любви и признательности мужу за то, что этим ранним холодным утром он так отчаянно пытается удержать ее, несмотря ни на что. Он был тысячу раз прав, и она знала. Ей хотелось обнять его, нет, не так, будто прощаясь, не как в последний раз, она никогда так не делала. Это неправильно. Нет, ей просто хотелось прижать к его плечу свою буйную голову и стоять так вечность, не слыша ничего вокруг. Она вновь взглянула на колыбель сына - он спал, совсем безмятежно, и за него ей не нужно было тревожиться, он еще слишком мал, чтобы понимать все эти сложные вещи. А вот за его отца она тревожилась. Доркас не хотелось уходить, оставляя Пирама брошенным, оскорбленным. Но у нее не было выбора, на самом деле, она сделала свой выбор еще тогда, когда договаривалась с Аластором Муди о месте в штате Аврориата. Вот когда надо было с ней спорить. Да разве бы и тогда она послушала? Она подошла и обняла его, а затем отстранилась, словно боясь, что, обнимая его дольше, забудет обо всем. - Пирам, у меня сердце и так за вас обоих болит, слушай его, не слушай, все время у него одна и та же печальная песня. И я могла бы отказать всем на свете, если бы не такая срочность. Со мной все будет в порядке, не волнуйся, я вернусь. Доркас прикоснулась к плечу мужа. - Если я останусь, все равно буду об этом думать, все равно буду не с вами мыслями, а там, далеко. Я буду завтракать с любимым мужем, а где-то в это время кто-то будет страдать. Ты сам бы так смог, Пирам? И ты прислушайся к своему сердцу. Ты бы смог?

NPC: Пирам вздохнул. Добрая Доркас, сердечная Доркас, обаятельная Доркас, упрямая Доркас, жесткая Доркас – такой была женщина, которую он любил и с которой совершенно не умел спорить хотя бы потому, что Доркас была еще и «всегда логичной Доркас», «Доркас, всегда говорящий правду». Действительно, окажись он на месте жены, должно быть, поступил бы так же и, завись от него даже не сотни жизней, а всего одна, зато невинная – бросился бы на помощь. Но Пирам был на своем месте и с его позиции мир не стоил выеденного яйца, зато улыбка жены стоила всего. В том числе и душевного равновесия. Порою Пираму Медоузу казалось, что он женился не на девушке, а на Аврорате в полном составе. Но сдаваться Пирам не спешил, не спешил инфантильно опускать руки, позволяя жене выпорхнуть из его объятий. Птицу невозможно заставить сидеть в клетке силой, но птицу можно приручить. - Я бы не смог. Ты прекрасно знаешь – я бы не смог выносить чужих страданий, особенно, если страдают близкие мне люди. Ты, конечно, вернешься. Однако подумай – не боишься ли ты: вдруг когда-нибудь получится так, что тебе некуда будет возвращаться? Нет, что ты, - Пирам затряс головой. – Упаси Мерлин, я не пророчу ничего дурного. Просто я хочу сказать, сын, растущий без матери, рано или поздно забудет о ее существовании. И перестанет ждать. Подумай, Доркас, и реши наконец, что тебе важнее – благополучие Великобритании, или собственного сына. Я не говорю о себе, я говорю о нем. И за него, пока Мэттью маленький, он ничего не понимает. Но однажды Мэттью вырастет, и как ты ответишь на его вопрос: «Мама мне утром приснился кошмар, я очень испугался. Мама, почему ты меня не утешила?». «Прости, сынок, я спасала мир?» Сейчас Пираму сильнее всего на свете хотелось обнять жену, обласкать, вдохнуть аромат волос. Но Пирам не имел права. Не имел права быть слабым. И Доркас тоже.

Dorcas Meadowes: Вдруг когда-нибудь получится так, что будет некуда возращаться? У Доркас мурашки поползли по коже, хотя она и знала, что это просто слова. Пирам уже в открытую перешел к самым запрещенным приемам - к игре в "плохую и хорошую мать". Доркас всегда считала себя способной стать хорошей матерью, и слова мужа сейчас больно резали ей сердце. И чем дольше тянулся разговор, тем больше ей хотелось все же убедить его, что все в порядке, чем дольше он тянулся, тем опаснее грозился закончиться. - Ты преувеличиваешь, Пирам, я не настолько готова бросить собственного ребенка, нашего сына. Да, он наш сын, поэтому в заботе о нем мы должны помогать друг другу, поддерживать друг друга, да и не только в заботе о Мэттью. Она посмотрела на Пирама, ища поддержки, терпеливо напоминая ему о том договоре, что они заключили у алтаря. - Конечно, все благополучие Великобритании не стоит благополучия нашего мальчика. Но с ним-то все в порядке, и ты тоже с ним, потому-то я и могу уйти с легким сердцем, точнее, могла бы до нашего разговора, - Доркас вновь вздохнула. - А вот у Великобритании проблемы, и ей нужно немного помочь. А потом я вернусь и буду заниматься сыном, приготовлю мужу ужин, и проведем вечер вместе. Как тебе план? Она даже попыталась улыбнуться и потянулась поцеловать его, одновременно пытаясь таким образом все же попрощаться перед уходом. Браслет на руке вновь запульсировал, и Доркас дернула запястьем. Похоже, надо было спешить, а она все боялась оборвать разговор так резко, хлопнув дверью.

NPC: - Отличный план, - Пирам тоскливо смотрел на жену. – Ты приготовишь ужин. Мы поедим, может быть, даже при свечах. Потом ляжем спать, а потом минует несколько часов и поступит очередной вызов. И ты убежишь. И все начнется сначала. Пирам устало потер глаза. Абсолютно бесполезный разговор. Бессмысленный с самого начала. Да, они клялись поддерживать друг друга в счастье и в горести. Но почему-то получалось так, что с недавних пор отделить счастье от горя совершенно не представлялось возможным. Взгляд Пирама скользнул по лицу Доркас. Конечно, не было ее вины в том, что Великобритания вечно находилась в опасности. Доркас не виновата, что относится к работе так серьезно и готова спасать кого угодно, только дайте повод. В этом вся Доркас. Она готова пожертвовать всем, абсолютно уверенная, что сейчас-то уж точно обойдется без жертв. Но не так страшно терять человека навсегда, как терять его каждый день. Терять раз за разом, говоря на прощание тихое «я буду ждать». - Прости меня. И не считай эгоистом. Я понимаю, насколько тебе трудно уходить. Я понимаю, ты не можешь оставаться в стороне, когда кому-то требуется помощь. Но я не могу перестать говорить тебе «не уходи», ведь я верю – однажды ты скажешь «ну, разумеется, я останусь». Я люблю тебя, миссис Медоуз. И не хочу терять.

Dorcas Meadowes: - Нет, все будет совсем не так грустно, уверяю тебя, но лучше пусть это будет сюрпризом, немного разнообразия твоему пессимизму не помешает. Доркас провела ладонью по щеке мужа. Она знала, что их спор явно зашел в тупик, и самое время сейчас его прервать, и сил больше нет искать аргументы в пользу своего ухода. Была бы польза... А так одно расстройство. - И я люблю тебя, милый. И не бойся, тебе терпеть меня еще долгие годы, потерять меня будет очень сложно, а избавиться просто невозможно. Еще очень рано, иди поспи еще. Доркас поцеловала мужа и отступила назад. - Однажды я обязательно скажу, что останусь. Она вышла из комнаты, бросив быстрый взгляд на сына и проверяя в последний раз, все ли в порядке, спустилась по лестнице и открыла входную дверь. Шаг за порог - и дверь закрылась за ней с тихим стуком, а Доркас уже аппарировалась в штаб. - Ты прямо как актриса Королевского театра, появляешься после третьего звонка, - проворчал шутливо Эдгар Боунс. - Прости, - выдохнула Доркас, - не получилось раньше. - Проблемы дома? - А... - она неопределенно махнула рукой. - Как тебе удается выскакивать из дома по срочным вызовам? - Секрет фирмы, - загадочно ответил аврор. Эх, разгадать бы этот секрет. И придумать сюрприз для Пирама, который она обещала ему вечером.



полная версия страницы