Форум » Архив «Lumiere-77» » [Действующие лица и исполнители - 02.05] » Ответить

[Действующие лица и исполнители - 02.05]

Abraxas Malfoy: Дата и время: 2 мая 1977. Место: Локации изменяются по ходу развития сюжета. Участники: Abraxas Malfoy, Leonard Rosier, Frederick Nott, Emmeline Vance, Sophia Rutherford. Примечания: София Резерфорд определенно задержалась на этом свете. Волею Темного Лорда Абраксас Малфой, Леонард Розье и Фредерик Нотт должны устранить такую досадную помеху. Однако Пожиратели Смерти не подозревают, что в доме магглорожденной колдуньи, помимо хозяйки присутствует неожиданный гость – Эммелин Вэнс, доктор-аврор. Чем все это закончится - большой вопрос.

Ответов - 33, стр: 1 2 All

Abraxas Malfoy: Фамильный особняк Малфоев Люди делятся на две категории: розы и то, что их удобряет. Иерархические связи растительного мира просты и незатейливы – бутоны тянутся к солнцу, перегной питает корни; каждый при месте, никто не обижен. Растениям чужды эмоции. Взаимодействие посредством пестиков и тычинок, а так же пчел, исключает необходимость тактильного контакта с питательной средой. Ни одному шиповнику никогда не взбредет в воображаемую голову проверить, хорошо ли там поживает гумус. Устройство мира людского гораздо сложнее. Рассмотрим хотя бы социально-пищевую цепь, где низшее звено спит и видит, как его признают венцом творенья; а корневой грибок метит в Министры Магии. За последние годы социальный уклад магического общества содрогнулся от целого шквала псевдолиберальных реформ. Отныне чистокровные семейства вынуждены были соседствовать с магглорожденными приблудами, старательно изображая довольство и делая вид, будто бы эпидемия тотальной деградация есть робкий шаг в светлое будущее, очередной виток прогресса, правда, в довольно сомнительную сторону. У штурвала власти стояли глупцы, подобно слепому капитану упрямо ведущие аллегорический Ноев ковчег к острым рифам бархатной революции. Одно неверное движение и сквозь брешь в днище на борт хлынет вода. Мутная грязь, сродни текущей в жилах магглорожденных и полукровок. Стихия не знает пощады, вода в легких одинаково смертельна для всех, вне зависимости от статуса и политического мировоззрения. Абраксас Малфой брезгливо поморщился. Ушлые полукровки, испокон веков отличавшиеся какой-то фантастической пробивной силой, сегодня пробивались везде и всюду; не успеешь оглянуться и вот они, словно тараканы, торчат из всех углов министерства, нагло шевеля длинными черными вибриссами и оскверняя все, до чего дотянулись своими заскорузлыми лапами: мебель, стены, полы, галеоны, воздух, самих людей. Случайно столкнувшись в лифте с безродным племенем Абраксасу Малфою хотелось немедленно выскочить вон, нырнуть в ванну, заполненную жгучей перекисью, срезать пораженные участки кожи, локализовать очаг инфекции, обеззаразить себя и близких. Глупейшая мысль. С таким подходом на его костях давно бы не осталось мяса, а, быть может, и самих костей. И все-таки. Смерть казалась предпочтительнее агонии наблюдения за медленным распадом магического сообщества. В стародавние времена, когда сегодня могучее фамильное древо Малфоев только-только проклюнулось из-под земли соблюдение чистоты крови было единственным законным способом существования, теперь же следование традициям предков мнилось едва ли не посулом к узурпации власти. Беспорядочное скрещивание рождает уродов, жутких мутантов с горящими глазами и вязким клейстером заместо мозгов. Если будущее мира таким, как Дамблдор видится в кровосмешении с магглами, Абраксас Малфой сделает все, лишь бы приблизить конец настоящего. Убитые сегодня не смогут размножиться завтра. Совершенство достигается путем жесткой селекции; сегрегация магглорожденных – оправданная целью мера. Комок грязи вообразивший себя титаном до конца дней своих остается не чем иным, как большой горой мусора, просто у кого-то должно хватить сил взять в руки лопату, не позволить гумусу и далее питаться за счет роз. Миру требовался талантливый садовник. Таким садовником стал Темный Лорд. Людские грядки хронически нуждаются в прополке, иначе сорняки задушат новорожденные хрупкие побеги. В общем, все люди, безусловно, равны, но у некоторых должна оставаться дипломатическая неприкосновенность. Абраксас Малфой мрачно улыбнулся – говорят, человечество варилось в одном котле, но, видимо, кое-кто так и застрял на стадии первичного бульона. «Да ты философ, друг мой», - подумал Абраксас, переводя взгляд на часы. Время было еще не позднее, однако ничто не мешало пришпорить ход событий. Вальпургиев Рыцарь громко щелкнул пальцами. На изумрудно-зеленом каминном коврике с приглушенным хлопком возникла скорченная фигура эльфа-домовика. — Что желает благородный хозяин? — тоненьким голоском пискнул эльф, его худое тело с ног до головы била мелкая лихорадочная дрожь. — Отправишься к благородным господам Леонарду Розье и Фредерику Нотту. Передашь им мои слова, затем вернешься. Даю тебе два часа. Слушай внимательно. Абраксас передал эльфу волю Темного Лорда. Домовик слушал, подобострастно кивая. — Запомнил? — Да, благородный хозяин. — Ступай. С таким же приглушенным хлопком эльф аппарировал. Абраксас Малфой скрестил руки на груди. Сорняку Софии Резерфорд недолго осталось поганить собой аккуратную лужайку волшебного мира. Полно перегною тянуть соки из роз, пора возвращаться, так сказать, к корням.

Sophia Rutherford: Дом Софии Резерфорд неподалеку от Тонтона, Соммерсет, Англия Есть люди, которых невозможно представить сонно слоняющимися по дому в махровом халате и любимых тапочках, непричесанных и с помятым со сна лицом - а есть те, кто в сознании окружающих настолько прочно слился с собственным рабочим костюмом, что его нелегко представить даже во вполне приличной домашней одежде. Кажется, что они сразу рождаются в рабочей мантии и день за днем меняют ее, будто змея кожу - а иначе как объяснить их ежедневный безупречный вид? София Резерфорд принадлежала к числу именно таких людей: в сознании подчиненных и коллег (и, пожалуй, уже и в своем собственном) она едва ли не срослась с собственной министерской мантией, и чтобы представить мисс Резерфорд в домашнем платьице, надо было обладать не только безграничной, но и, пожалуй, в некотором смысле больной фантазией. Ситец в желтую клетку - Мерлин упаси, вы еще скажите, что она готовить умеет. И тем не менее, Эммелина Вэнс сегодня имела уникальную возможность лицезреть сие горячечное видение наяву и во плоти, да еще и за каким занятием! Если бы для того, чтобы повергнуть в шок коллег, не хватило бы легкомысленного домашнего платья яркой расцветки, их легко добил бы тот факт, что Резерфорд в данный момент самозабвенно хлопотала над плитой, в которой, распространяя по всему дому сообразительнейший аромат, пеклось овсяное печенье. По непонятной причине (возможно оттого, что Софию, сросшуюся в умах министерских работников с собственной рабочей мантией) коллеги Резерфорд были полностью уверены в том, что София скорее кухню спалит, чем приготовит яичницу - а уж о приготовлении выпечки и речи не шло. О кулинарных способностях Резерфорд знали лишь редкие друзья, а сама София не спешила ни хвалиться своим умением готовить, ни носить на работу домашние завтраки - на приготовление последних просто-напросто не хватало времени. Позволить себе всей душой отдаться готовке Резерфорд могла лишь на выходных - и порой неделями вынашивала планы по приготовлению на выходных какого-нибудь особо хитрого рецепта... только для того, чтобы все выходные проспать: за неделю София, как правило, порядочно уставала. И, соответственно, для ее сегодняшней активности должен был быть повод. И он был! Каким уникальным бы ни казалось зрелище Резерфорд в домашнем платье и с печеньем, оно в любом случае не могло бы сравниться с видением Эммелины Вэнс вне стен больницы Святого Мунго. Не по делу и не на вызове. Просто в гостях, сидящей на кухне за чашкой чая и терпеливо ожидающей, когда же хозяйка дома закончит колдовать над плитой и присядет на соседний стул, напротив которого уже дымилась ее порция ароматного напитка. В общем, событие, как вы понимаете, было из ряда вон выходящее, посему на его фоне и печенье, и сама Резерфорд в домашнем платье терялись, становясь чем-то почти обыденным и стандартным. - Так, на ближайшие минут двадцать все, - София торжественно захлопнула дверцу духовки и, обежав кругом кухонный стол, опустилась напротив Вэнс, - сто лет не пекла печенье. Она весело улыбнулась, подхватывая с тарелки, что стояла посреди стола, тост. - А я уже и отчаялась ждать, когда ты зайдешь, - Резерфорд подмигнула подруге поверх сэндвича, - мне ждать, что сегодня небо упадет на землю?

Emmeline Vance: Дом Софии Резерфорд неподалеку от Тонтона, Соммерсет, Англия В прекрасном и яростном светлом мерлиновом мире стоял полдень, один из самых теплых и милых за последнюю весну, не говоря уже о менее склонных к филантропии временах года. Таким образом, мир выглядел необычно. И хозяйка дома, неподкупный громовержец Визенгамота София Резерфорд тоже: в своей захватывающей обыденности она выглядела безупречно, а сегодня – просто чудесно. Эммелин Вэнс вообще считала чудесным то, что не является причиной членовредительства, то есть была очень критичной особой, но к желтому ситцу придраться было невозможно – безобидный трогательный символ человечности, которая живет в каждом из нас и заставляет нас печь печенье в перерывах между судебными процессами, дуэлями и вскрытиями. Сама же доктор Вэнс не только выглядела в целом обычно (только в прихожей вспомнила о необходимости убрать халат в саквояж), но и вела себя ровно так, как и всегда – сидела тихо, беспокоилась об окружающих и улыбалась, улыбалась, улыбалась, словно проводила консультацию или заседание экспертной комиссии. На этом рутинность ситуации заканчивалась, что не могло не радовать и не тревожить. Существуют ли вообще вещи, которые не могут тревожить? С другой стороны, можно справедливо отметить, что большинство противоречий, сильно усложняющих жизнь, при всестороннем рассмотрении и грамотном чередовании операций анализа и синтеза оказываются недостойными гордого звания апорий. К примеру, всем известно, что Эммелин Вэнс даже спит на работе. Все правильно, она и спала там сегодня. Просто последняя ночь выдалась спокойной – никаких форс-мажоров, всего-то один сбежавший из изолятора вновьобращенный оборотень, который после четверти часа страшной суматохе, устроенной стажерами, и тридцати секунд дедуктирования, произведенного доктором Вэнс, благополучно обнаружился в кладовке. Эммелин, уставшая после рабочего дня, заправила за ухо светлую прядь, починила разбитые склянки, успокаивающе улыбнулась коллегам и отправилась утешать оборотня. Стандартная программа – полчаса слез, чашка горячего шоколада, два разбитых блюдца. Потом рыдания стихли, выбившийся из сил пациент уснул на кушетке в кабинете бесконечно терпеливой целительницы(наверное, антураж изолятора слишком раздражающий, может сменить? Нет, дело, скорее всего, в самом названии. И вроде бы можно было работать дальше, только вот отпускать руку этой самой целительницы спящий не желал – остальные слишком рьяно пестовали его фобии, демонстративно обходя его стороной и подозрительно следя за каждым его движением, неудивительно, что временами его смертельно пугало одиночество. Эммелин погладила его по встрепанным волосам, решила, что если случится что-то, дежурные все равно первым делам её разбудят, поэтому пропустить очередной локальный рогнарек нет никаких шансов, и устроилась рядом на ковре, положив голову на край кушетки. Вот, собственно, и вся история о том, как Эммелин Вэнс впервые за последний месяц нормально выспалась. Да, это – нормально, обычно гораздо хуже. Этот случай для самой девушки стал полной неожиданностью, а отменять запланированы после третьей подряд ночной (и бессчетного количества дневных)рабочей смены выходной директор госпиталя отказался. Почему-то уверения сотрудницы, что сегодня ночью в компании оборотня она отлично выспалась, он прерывал протестующим криком после слов «в компании оборотня» и утверждал, что не допустит у ценных работников помешательства на почве ненормированных сверхурочных. Оказавшись за порогом больницы, причем в наброшенном на плечи халате и с целительским саквояжем в руке, Эммелин закатила глаза и покачала головой, выражая свое недоумение ближайшему фонарном столбу, и тут же вспомнила подходящее для такого экстраординарного случая моральное обязательство. Вполне закономерно, чем больше у вас обязательств, тем больше шансов найти такое, чтобы сложно создано было специально для вечера с землетрясением баллов в семь или, скажем, празднования по случаю окончания нашествия докси. Мисс Вэнс считала долг дружбы не менее важным, чем долг профессиональный, поэтому через час уже стояла с саквояжем в одной руке и коробкой земляничной пастилы в другой на пороге дома Софии Резерфорд, а еще через полчаса сидела на кухне, отдохнувшая, полная сил, со спокойным выражением лица и теплой улыбкой. Все складывалось очень приятно, даже посторонних, которым столь фраппирующее зрелище могло бы нанести моральный ущерб, вокруг не было. Эммелин Вэнс могла справиться с чем угодно, кроме собственного рассудка, и твердое осознание того, что жизнь не бывает легкой и приятной дольше двенадцати часов, не давало ей отдаться радости полностью. Вдыхая запах земляничной пастилы и свежих тостов, она думала о том, какой исход вероятнее: вечерний завоз в Мунго горы трупов со следами неизвестной болезни или нападение драконов на Тонтон. Час от часу не легче. Впрочем, оптимистические варианты развития событий существовали для публичной декламации, а пессимистические – для внутреннего использования. - У тебя же выходной, а тебе присесть некогда – мне страшно неловко, - честно призналась Эммелин, - но мешать тебе с учетом столетнего моратория я тоже не стану. Я тоже отчаялась ждать, пока я зайду… Хм, вероятность падения неба. У судей Визенгамота даже юмор отдает статистикой. Хотя, возможно, дело в моих интерпретациях. - … но отчаяние – не слишком конструктивное состояние духа, как видишь, - улыбнулась девушка, погладив пальцем гладкий изгиб фарфоровой чашки, - иногда случаются удивительные вещи. И на работе, и вообще. Сколько, например, случается безумных чаепитий – вчера с сумасшедшим или умирающим, сегодня с безупречной и уравновешенной подругой. Даже не знаю, что из этого страннее, если оценивать странности статистически.


Leonard Rosier: Кентербери, дом Розье. Леонард, кажется, с детства был то ли награжден, то ли проклят сомнительным талантом не иметь ни к чему привычки. Именно поэтому у него так и не появилось хобби, наверное. Иногда он курил. Редко, под настроение, тянулся к трубке, дымил, потом забывал о ней. Сейчас вот вспомнил - с утра не к добру столкнулся в гостиной со спешащей куда-то Адрианной, был скандал, был недолго, оказавшись умело пресечен фразой "урежу содержание". Деньги Адди все еще ценила, а потому замолкла, больше не пытаясь пенять мужу на то, что сын о родителях и думать забыл. Кажется у нее с возрастом не только возник нереализованный материнский инстинкт, но еще и развился порядочный склероз, благополучно (и совершенно невероятным образом) помогающий мадам Розье чувствовать себя невинной жертвой, обиженной супругой и брошенной матерью. Лечить ее от этого было бесполезно. Не нужно думать, что Леонард предавался готической депрессии, характерной для юнцов в пубертатном периоде их существования, бия себя в грудь и стеная. Кроме того ему и в голову не приходило вести себя, как любят описывать авторицы дамских романов, уверенные в том, что необходимый элемент скучающего джентльмена - это бутылка виски, много табака и периодические загулы. нет, загулы - это святое, но прочее... Нет, пьянство вредно для печени, цвета лица, а так же рассудка и скорости реакции. Леонард, правда, предпочитал, чтобы все подозревали его исключительно в заботе о цвете лица - семейную репутацию надо поддерживать. Так что сидя в кабинете после так и не развившегося скандала, старший Розье пил чай. С молоком. И читал вовсе не последние финансовые сводки, а более приятный для души сборник стихов молодого, но очень перспективного поэта, который недавно начал издаваться в "De Rosa", и писал этот парень чертовски, ну просто чертовски хорошо. В общем появление домовика Малфоев не то, чтобы сильно испортило ему день, но приятные пару часов вычеркнуло точно. Хотя, выслушав дрожащее существо (ну однако, стоило ли удивляться, у Абраксаса дома, кажется совершенно все дрожат), Леонард пришел к выводу, что по крайней мере окончание дня будет прекрасным. Отложив книгу, он отправился почти немедленно, прихватив только две вещи. Фамильный особняк Малфоев Пламя в камине взвилось чуть выше, приобрело мертвенно-зеленоватый оттенок и глубоким голосом Розье-старшего поинтересовалось: - Абраксас, я войду? - вопрос был, собственно, задан исключительно ради проформы. Леонард прекрасно знал, что Малфой готов его втретить и ничего не имеет против этой встречи, ибо иначе не отсылал бы приглашения. И он был не из тех, кого гости могут застать врасплох. - Добрый день, - Леонард шагнул из камина, не принеся с собой ни крошки золы на подошвах начищенных туфель, сдержанно улыбнулся хозяину дома, - Рад, что нам предстоит такой занятный вечер. Как поживаете, Абраксас?

Abraxas Malfoy: Фамильный особняк Малфоев — Быстрота, с которой вы откликнулись на мой зов, Леонард, оказывает честь. Присаживайтесь. — Абраксас жестом указал на кресло. Кресло по обычаю всех кресел мира располагалось у камина, на расстоянии оптимальном для комфортного самочувствия сидящего в нем. Расстояние это, в свою очередь, наверняка, было строго регламентировано законом и одобрено экспертной комиссией по выявлению нарушений в стандартах меблировки гостиных, салонов и приемных залов. Абраксас чтил ритуалы. — Смелее. Нам предстоит деликатный разговор. Деликатные разговоры принято начинать издалека. На заре времен… Впрочем, на заре времен не происходило ровным счетом ничего интересного, история вершится под покровом ночи. Немаловажную роль тут играет антураж. А именно зловещая атрибутика. Планы по фронтальному истреблению человечества куда приятнее вынашивать в конгруэнтной атмосфере. Толстые черные свечи и хрустальные фужеры, матово поблескивающие кровью младенцев, значительно упрощают задачу, способствуют выработке адреналина, выгодно подчеркивают интимность момента, но довольно безвкусно смотрятся в бликах полуденного солнца. Темнота добавляет мистики. Эзотерическая деталь призвана не столько радовать глаз, сколько способствовать вдохновению – без чего, согласитесь, любая творческая деятельность превращается в механическую рутину. Хотя есть и иное объяснение, почему все мировые заговоры строятся под покровом ночи – злая ирония судьбы заключается в том, что всякий революционер, коротающий вечера в раздумьях о повальном геноциде, днями вынужден трудиться во благо того самого мира, который давеча поклялся изничтожить. Абраксас задумался. Во-первых, он не любил весну; во-вторых, он любил выходные; в-третьих, он не знал, с чего начать. Трудно подобрать слова для речи, чье начало ознаменует конец чьей-то жизни. Искусство ведения диалогов – искусство древние, оно соприродно искусству соблазнения. Типичная ошибка всех непрофессиональных дипломатов и ловеласов такова – отчего-то они абсолютно уверены, что качество работы напрямую зависит от скорости ее выполнения. Моветон. На войне и в любви хороши далеко не все средства, если здраво посудить, средства вообще играют второстепенную роль, допустим, декораций; ключевая отводиться стратегии – хороший стратег побеждает даже в том случае, когда весь его оружейный запас представляет собой груду камней и палок; главное в стратегически верный момент выскочить из стратегически верных кустов и поразить вражеского генерала камнем в висок. Без полководца армия мгновенно забывает о высокотехнологичных пушках и при первой же возможности покидает поле боя, в основном с целью сбыта высокотехнологичных пушек на черном рынке. Абраксас Малфой был непревзойденным стратегом. Семь раз подумай, потом можно резать. И не забыть взять перчатки. Что ж… театральная пауза весьма эффектна, пока не затягивается до антракта. Абраксас лениво облокотился на спинку соседнего кресла – все верно, кресла, как и лебеди, традиционно живут парами, и перевел взгляд на каминный коврик. Умеющий ходить не оставляет следов – очень тонкое замечание. Абраксас Малфой мог его чуточку расширить – умеющий ходить не оставляет следов, по крайней мере на хозяйском ковре. Леонард Розье не оставлял. Пол перед камином блистал первозданной, какой-то неприличной чистотой. — Надеюсь, мой домовик не оторвал вас от важных дел, — вот и интригующая завязка. Нет, в голосе Малфоя не было и тени сарказма. — Памятуя о вашей занятости, мне бы не хотелось чувствовать на себе вину за ваш испорченный выходной. Полагаю, эльф в точности передал слова Темного Лорда? Он уже стар, становится забывчив. Конечно, я об эльфе, — Абраксас слегка улыбнулся. — Поэтому, если у вас имеются вопросы я с радостью на них отвечу. Хотите выпить? Есть виски, бренди, vino blanco… выбор за вами, — Вальпургиев Рыцарь предусмотрительно извлек волшебную палочку из кармана. — Приятные мелочи скрашивают ожидание. Господин Нотт должен явиться с минуты на минуту, как вам должно быть известно, его я тоже пригласил составить нам компанию. Вы, естественно, Леонард, можете подумать, что с поставленной задачей мы бы прекрасно справились и на пару, но ведь у триумфа не бывает слишком много свидетелей, да? Абраксас Малфой снова улыбнулся. На сей раз весело. Он по-прежнему чтил ритуалы. Особенно касающиеся ритуальных убийств.

Sophia Rutherford: Дом Софии Резерфорд неподалеку от Тонтона, Соммерсет, Англия - Ой, ладно тебе, - София легкомысленно отмахнулась, отправляя в рот кусочек тоста, - по правде говоря, бездельничать для меня куда более непривычно... и пожалуй, даже неуютно с непривычки. Ну, ты-то должна меня понимать. Резерфорд рассмеялась и настойчиво пододвинула к Эммелин салатницу. - Ешь, а то ты совсем прозрачная, - потребовала София тоном, каким обычно говаривала "приговор привести в исполнение немедленно", но тут же смягчилась ощущая, что звучит это излишне резко, - тебе определенно не хватает свежих овощей. Послушать Софию - так можно было подумать, будто бы ее день начинается с тарелки салата, свежих фруктов и свежевыжатого сока; однако сама мисс Резерфорд, умело раздавая указания другим, нечасто завтракала чем-то более полезным и питательным, чем сэндвич. А иногда еще и обедала так же. И ужинала - просто оттого, что вечером после работы на приготовление более хитрых блюд не хватало времени... да, по-хорошему, и желания: порой от одной только мысли о еде неиллюзорно мутило. Вообще-то, если бы Резерфорд вдруг вздумала кому-то пожаловаться на все вышеперечисленное, она безбожно кривила бы душой, потому что София уходила с головой в работу вовсе не оттого, что желала забыть о горечи своего существования. И не оттого, что дома ее ждал постылый быт, воплощенный в капризных детях, раздраженном и задерганном супруге, горе нестираного белья и немытой посуды, а работа была удобным предлогом к ним подольше не возвращаться. И уж конечно не оттого, что не работай Резерфорд не покладая рук, она жила бы впроголодь. Просто София - равно как и, пожалуй, ее гостья - принадлежала к той странной породе людей, которая испытывает ни с чем не сравнимое наслаждение, загоняя себя до полусмерти - таких еще называют "трудоголиками", и в устах друзей и знакомых это звучит то ли как оскорбление, а то ли как диагноз. За глаза (а порой и открыто) Резерфорд часто упрекали в неэмоциональности - пожалуй, так, но только оттого, что всю свою страсть София вкладывала в работу, и никто бы не стал отрицать, что это помогло ей добиться определенных успехов. Однако от переизбытка адреналина можно устать ровно так же, как и от его недостатка, потом будучи трудоголиком, Резерфорд все же помнила, что есть вещи несовместимые с безумным рабочим ритмом, однако приносящие не меньше удовольствия. Тело и разум порой просили передышки и отдыха: тело чаще, зато разум - убедительнее и настойчивей. Отдавая все свое время работе, София тем более ценила редкие минуты затишья, наличие свободного времени, аппетита, хорошего настроения - и, конечно, приятную компанию, в лице Эммелин, так что для Резерфорд уик-энд определенно удался. София бросила через плечо взгляд на духовку и покивала последним словам Эммелин. - Да, пожалуй... в твоем ведомстве, наверное, даже чаще, чем у нас. Кстати, а как там... ой, нет, нет! Резерфорд оборвала себя и с улыбкой подняла ладони. - Никаких разговоров о работе. О, хочешь фруктов? Она легко поднялась на ноги и принялась греметь тарелками в мойке. - Я снова читала твою статью, - громко сообщила она, обдавая водой яблоки, - ничего не поняла, признаться... кроме того, что ты очень хорошо разбираешься в зельях. - София засмеялась. - И что пить настойку цикуты опасно для жизни. Я-то сама, как ты знаешь, профан.

Leonard Rosier: Фамильный особняк Малфоев - С вашего позволения, - Розье разместился в кресле, передав домовику любимую трость, потом сдержанно улыбнулся, - благодарю, Абраксас, я предпочел бы чашечку крепкого чаю, в моем возрасте пора заботиться о душе и немного о печени. Вопросов у него, разумеется, не было, вышколенный домовик передал слова старшего Малфоя с точностью до предлога и - сказал бы Леонард, как издатель и зачастую редактор - до запятой. А Леонард к дуракам себя не относил и непонятливостью не отличался. Уточнения же предпочитал либо слышать сразу, либо на месте, появляющиеся по ходу возникновения новых обстоятельств и условий задачи. Возможно, поэтому их с Малфоем прохладное и ленивое взаимоуважение двух почтенных хищников являло собой кроме всего прочего еще и недурной пример прекрасного сотрудничества. Абраксас, вне всяких сомнений, был гениальным стратегом. А вот тактиком в этой компании был Леонард - в паре со своей практически моментальной реакцией на любые перемены в климате, обстоятельствах и ходе событий. И это было даже более эффективным сочетанием, чем, к примеру, спокойная мудрость Сигнуса и азарт Фредерика. Кстати, о последнем: - Я сомневаюсь, что стоит ждать нашего общего друга,* - ровно заметил Розье, - насколько мне известно, сегодня он защищает в суде интересы очередного господина, который по каким-то непонятным и, видимо, непристойным причинам решил, что темные искусства - это такое хобби, наподобие, прости Моргана, филателии. Так что предлагаю взять небольшой тайм-аут, а потом отправляться. Не стоит проявлять нетерпения, спешка, как известно - удел слуг и детей. И еще иногда молодежи, ох уж эта молодежь. Ну и куда денется госпожа Резерфорд за эти пятнадцать минут? Надо сказать, что условия несколько обескуражили Леонарда, хоть тот и не показал виду. Не то, чтобы ему было хоть сколько-то жаль предназначенную стать жертвой даму, или вдруг старшего Розье обуял приступ пробудившейся внезапно морали, но увы, здесь речь шла о вещах, "поближе к телу". В частности, он считал, что убийство одной женщины (даже - и тем более - маглорожденной) вдвоем... несколько унижает двух достойных дженльменов. Такие вещи надо проделывать один на один, примерно, как заниматься любовью. Впрочем, раз того хочет Лорд, и раз Абраксас не против, то стоит ли рефлексировать? - Собственно, единственное, что я хочу уточнить сейчас - это насколько шумное вы хотите организовать... действо. *Поскольку Нотт в low activity - эта реплика выводит его из эпизода. Если мистер Нотт решит все же присоединиться, то это никогда не поздно.

Abraxas Malfoy: Фамильный особняк Малфоев — Сперва вас заботит душа, затем беспокоит печень, а следом кто-то печется о примуле на вашей могиле. Не подпускайте к себе старость, Леонард. Даже в образе крепкого чая. Пейте изысканное вино сегодня, завтра оно подсластит кислый вкус земли, — Абраксас обошел кресло полукругом и, не спеша, сел. — Увлекательный парадокс, друг мой, сколькие из нас путают внутренние органы с внутренним миром. А меж тем именно душа не имеет возраста. Не верите мне, поверьте Темному Лорду. Эльф! Благородный господин Розье желает чаю. Абраксас Малфой не верил в отношения, выходящие за пределы бланковых картотек. Разница между супружеством и деловым партнерством для Малфоя заключалась в том, что во втором случае вам не нужно обмениваться с партнером жидкостями. Стаканчик бренди на брудершафт не в счет. Стремящийся выжить в круговерти ярмарки тщеславия должен строго следовать установленным правилам, поэтому, целуя перед сном жену, Абраксас перво-наперво думал, как этот поцелуй отразиться на его деловой репутации, а уж после на жене. Урсула не жаловалась. Конфронтация грозилась срывом сделки, и если Урсуле хотелось и далее делить с мужем постель, приходилось делить мужа с Министерством. Маггловские ученые утверждают, будто бы человечество выжило благодаря умению приспосабливаться, Абраксас Малфой не приспосабливался никогда, полагая приспособленчество низшей формой существования. Тем стратег и отличен от тактика: тактик вовремя приспосабливается к изменениям среды, стратег вовремя изменяет среду под себя. Леонард Розье являлся прекрасным тактиком, а Абраксас Малфой был достаточно умен, чтобы в его компании Розье не нашлось применения своим талантам. Жизнь – великолепный, но строгий учитель; метод кнута и пряника ей не ведом, куда чаще она прибегает к розгам и дыбе: задача человека научиться сносить удары с гордо поднятой головой, когда ты распластан по земле. Вальпургиеву Рыцарю повезло. Да, собственно, вот и все. Никто из ныне живущих не поспел бы поднять на Малфоя не только руку, но и глаза. Разумеется, кроме Темного Лорда и его приближенных. А Пожиратели Смерти смотрели друг на друга сквозь прорези железных масок, это вносило в их отношения, давно перешагнувшие рубеж банально-человеческих, некую долю равноправия. Черные балахоны и стальные маски уподобляли людей теням, а теням простительно искажать реальность, выдавая иллюзорное за действительность. Пожиратели беспрестанно искажали реальность друг перед другом, в этом и была суть их равноправия – обоюдная ложь. — Извините моего домовика, Леонард, — Абраксас лениво потянулся плечами. — Расторопность никогда не входила в число его достоинств. Какой чай вы предпочитаете? С молоком, с сахаром? Светские беседы, как и светские рауты, вызывали в Малфое стойкое отвращение. Сильнее его раздражали лишь семейные приемы. Снисходительно улыбаться, подобострастно кивать, целовать морщинистые ручки четвероюродных тетушек, обсуждать последние новости косметического зельеварения и в частности революционный метод борьбы со старческой пигментацией кожи, было выше его сил. Нет, безусловно, Абраксас гордился своими чистокровными родственниками, однако не ныне живущими. Количество мертвых предков увеличивает родословную, родственники живые способны эту родословную испортить. Появление домовика Абраксас не заметил. Эльф аккуратно подал Розье чашку чая и бесшумно удалился, неся над головой очень красивый серебряный поднос. Малфой улыбнулся, наблюдая за причудливой игрой солнца на его серовато-белых гранях. Поднос был старым, невероятно старым. — Печально, — Абраксас откинулся на спинку кресла. — Печально, что дорогой господин Нотт ставит личную выгоду превыше общественного блага. Лорд поручил нам ответственную миссию, а мистер Нотт поступил крайне… безответственно. Нет, Леонард, это не тавтология, это констатация факта. Теперь, пожалуй, стоит перейти к более насущным вопросам. Вам любопытно, насколько шумным предполагается действо? Что ж… оно предполагается красочным, а ваша обязанность краски сгустить. Думаете, почему мой выбор пал на вас, Леонард? Вы издатель, ваши связи поистине бесценны. Лорд надеется, что упоминание о смерти Резерфорд появится не только в газетах, но и в энциклопедиях. София Резерфорд должна гордиться своей участью – не многим везет попасть в историю, пусть и в виде склизкого месива между страниц.

Frederick Nott: - Уважаемые присяжные, поверьте моему многолетнему опыту, этот человек и мухи не обидит! И его увлечения пусть кажутся вам эксцентричными, непонятными и даже странными, но они не должны определять ваше отношение к нему. Мистер Платт всеми уважаемый гражданин, образцовый отец, прекрасный муж и отличный министерский работник! Да, наш уважаемый прокурор, мистер Огден доказал, что мистер Платт, использовал заклинания, которые имеют отношения к Тёмной магии, но выставил сей факт в нужном для себя свете, преподнёс вам всю эту историю таким образом, чтобы вы поверили в виновность этого почтенного господина. Вы даже не знаете с какой пусть и странной, но благородной целью он прибегал к использованию чар подобного рода. Да, мистер Платт оступился, он отошёл от буквы закона, но с благими побуждениями! Питая странную и непонятную нам с вами привязанность к магглам, мистер Платт пытался помочь этой девушке возвысится над теми, с кем она жила. Да, она маггл, и непозволительно с его стороны разглашать тайну о нашем с вами существовании. Но он проникся явной симпатией и жалостью к этой молодой особе. А его дерзкий эксперимент лишь попытка помочь девушке. Он пытался наделить её магическим потенциалом, сделать волшебницей, да, мысль сама по себе абсурдна и попытка не увенчалась успехом, маггл чуть не погиб, это не уменьшить его вины, но назначать такую суровую кару за столь незначительный проступок просто бессмысленно. Мистер Платт понял собственную ошибку. Да разве такой достопочтенный старичок может хоть кому-то причинить вреда? - в порыве мужчина указал на трибуну, за которой стоял тот самый мистер Платт. Подсудимый был статным и холённым стариком с холодными глазами. Вид у него был и вправду безобидный, так, по крайней мере, могло подумать большинство присутствовавших в зале. Но на самом деле этот пожилой мужчина был далеко не так безобиден, как могло показаться на первый взгляд. Он собственноручно замучил в подвале своего дома более десятка маггловских девиц. Каким-то чудом об этом никто не узнал. Быть может, причиной была его крайняя осторожность. Но последней жертве удалось вырваться на свободу. Именно таким образом местные власти узнали о происходящем, а за ними и служители магического правопорядка. Поэтому Фредерику Нотту приходилось стоять перед присяжными Уизенгамота и распинаться о невиновности этого безумца. Совесть Нотта молчала. Не в первой ему сталкиваться с такими. По сравнению с его прежними клиентами Лукас Платт был просто божьим одуванчиком. В практике Нотта встречались ублюдки и пострашнее. Неожиданно на середине процесса в зал сюда аппарировал домовик. Рик узнал его сразу. Мужчина чуть нахмурился и попросил у судьи перерыв. Эльф быстро передал весть, точнее приказ, Фредерику. Пожиратель вернулся к делу но уже без прежнего энтузиазма. Он знал, что опоздает, а Абраксас крайне не любил непунктуальных людей. Суд закончился весьма удачно. Если раньше присяжные были непреклонны, то теперь судья назначал ещё одно слушанье. Нотт считал, что победа в кармане. Воспользовавшись сетью летучего пороха, волшебник уже через несколько мгновений очутился в доме Малфоев. Он не ожидал радушного приёма, поэтому уже с порога натянул на себя вежливую улыбку. Но он был недоволен и это было видно сразу. По долгу службы ему не раз приходилось недостойно обходится с женщинами, но втроём отправится на расправу одной волшебницы? Это было неблагородно, не по-джентельменски. Так мужчины себя не ведут. - я знаю, что вы не простите моё опоздание Абраксас. В суде мне пришлось не сладко. Лукаса Платта, наконец, поймали. Давно я говорил этому полубезумному старцу, что пора прекратить мучить девственниц в своём подвале. Не верил, что это плохо кончится. – Фредерик едва улыбнулся.- Леонард, сколько лет, сколько зим. Как ты, мой друг? Не видел тебя с позапрошлой недели. Всё дела, да дела… нынешней весной жарко в Уизенгамоте.

Emmeline Vance: Дом Софии Резерфорд неподалеку от Тонтона, Соммерсет, Англия Да, бездельничать – это так сложно, если привык жить в стиле иду-что-там-опять-у-вас-случилось. Несколько проще «организовать» такое безделье не самостоятельно, а в компании, пусть и небольшой. Но все равно неловко. Тем не менее, безвыходных ситуаций, как известно всем судьям и патологоанатомам, не бывает – жажду бурной деятельности, порабощающую разум с каждым новым пробуждением, вовсе необязательно приходящимся на утро, можно направить на какую-нибудь внутреннюю тревогу, например, рассуждения о вероятностных свойствах материи. Почему-то такие мысли всегда приходят в голову именно во время протекания удивительных или ожидания неприятных событий, и это в высшей степени целесообразно – в первом случае вполне можно позволить себе лишний раз сознательно подчеркнуть неординарность собственного бытия, а во втором и альтернатив-то не остается. Вот если неприятные события уже не прячутся за углом, а с ухмылкой смотрят в лицо – о вероятности думать уже некогда, едва хватает времени закатать рукава. Как-то все не так и при этом неплохо. Решительно невозможное сочетание. Может, с Доркас что-нибудь случилось? Сову отправить? Да, а потом её драгоценный начальник доведет до всеобщего сведения, что у меня мания преследования. Звание параноика из уст самого главы Аврората – серьезная угроза, во всех смыслах, так что Эммелин Вэнс заставила себя съесть еще один тост и сделала очередную попытку успокоиться. Сколько можно переживать за всех вокруг? Сколько-сколько. Тебе сколько лет, Эмма? Блондины седеют незаметно? Может, и правда овощей не хватает? - Да, возможно. Но когда ты ко мне обращаешься, ты смотришь прямо на меня, значит, цвет коего лица сегодня отличается от цвета стены. Это уже большое достижение, - девушка тряхнула волосами, старательно изображая легкомыслие, недоступное и манящее совей непонятностью эмоциональное состояние, - моя работа – деятельно беспокоиться за всех живых существ, находящихся в радиусе пары миль и, разумеется, в потенциальной опасности. Я не могу о ней не говорить. Не думать тоже не могу. Зато униформа у меня жизнерадостная. Ага, желтая и забрызганная кровью. Странно, что ты, Эмма, не завсегдатай светских салонов, с твоим-то чувством юмора. - Ты же знаешь «Вестник зельеварения» - там кого попало печатают, а донести простую мысль о том, что как опасно путать цикуту с петрушкой, некому донести до широкой аудитории, - улыбнулась девушка, накручивая прядь светлых волос на указательный палец, - я уже пишу следующую, специально для тех, кто все еще считает, что можно лечить простуду ртутью. На самом деле доктор Вэнс просто проверила не досуге (если совсем честно, то не на досуге, конечно, а на обеденном перерыве) пару формул из одной из недавних статей вполне уважаемого коллектива авторов, ужаснулась и немедленно написала им в укор опроверже… то есть пожелания и практические предложения по усовершенствованию предложенного ими состава. Чем бы ты не занимался, делать это нужно хорошо, или же не делать вовсе: если у тебя самого «Т» по нумерологии, будь сознательным членом магического сообщества и оставь расчет концентрации опасных алкалоидов более компетентному коллеге. Как просто, казалось бы, но не имеет никакого отношения к реальности – в реальности требуемые меры осуществляются не благодаря совести или сознательности каждого зельевара-экспериментатора, а через посредство доктора Вэнс и её обеденных перерывов. Надо бы подготовить еще пару статей о новых нейропротекторах, давно уже скопилась экспериментальная база. Если эта база ночью будет более-менее спокойно спать, я, пожалуй, выкрою час-другой. С другой стороны, свет у кровати лучше не оставлять – может спровоцировать приступ… Эмма! В гостях же! Эммелин Вэнс сокрушенно прижала ладонь ко рту и потянулась к кружке, надеясь что радушная хозяйка не заметила безответственности своей гостьи, не способной даже ради такого случая вести себя прилично, то есть думать о приятном и веселиться от души. - Не буду говорить, что тебе тоже нужно больше отдыхать – это совершенно не ко времени. Впрочем, тебе ведь тоже все равно, какое время, не так ли? Хочешь – расскажи о работе, не хочешь – расскажи о чем-нибудь еще. Например, откуда у тебя такое платье. Видели бы тебя сейчас твои коллеги – многие быстро бы стали моими пациентами. В последнее время у многих проблемы с нервами, - Эммелин многозначительно посмотрела в потолок и стукнула кончиками пальцев по краю стола, - не говоря уже о проблемах со стереотипами. Стереотипы – неисчерпаемый источник проблем, древние мудрецы могли бы сочинить на эту тему какую-нибудь изящную аксиому. Гражданские войны и врачебные ошибки счастливо и безвозвратно ушли бы в прошлое, если бы люди действительно были существами разумными и воздерживались от фанатизма. Остались бы только кулуарные убийства и локальных стычки из чисто экономических соображений, а, следовательно, минимум жертв, только в кругу заинтересованных лиц, которые жить без этого не могут. Мечты, мечты.

Leonard Rosier: Фамильный особняк Малфоев - Примула на могиле? - чуть поднял брови Леонард, в своей обычной манере уходя от сути путем уделения внимания частностям, - помилуйте, знать, что после смерти на твоей могиле будут выращивать примулы - прямой путь к бессмертию. Светская беседа с Малфоем не то, чтобы входила в его планы, скорее этот обмен репликами должен был пройти фоном для того, чтобы Розье мог собрать воедино свои ощущения по поводу предстоящей операции и структурировать то, что собрал. Именно поэтому запрошенный тайм-аут не должен был затянуться более, чем на пять-десять минут, время, достаточное для пары глотков хорошего чая - на что, впрочем, было сложно рассчитывать. При всем уважении к Абраксасу лично, его домовые в этом напитке ничего не понимали, заваривая цейлонские листья чисто английским способом. Но в некоторых случаях и слабо-теплая вода желтоватого цвета способна дать толчок рабочему настроению. А эту эскападу трудно было назвать развлечением, она оставляла на коже легкое ощущение грязи. В некотором смысле Леонард даже завидовал Абраксасу, к которому эта грязь не приставала - в основном потому, что он о ней и вовсе не задумывался. Может быть, он уже выше всех них постиг идею Лорда о неполноценности грязнокровок, а раз так, то следовало работать над собой. Но по неведомым причинам Леонард не был уверен, что результаты этой работы ему понравятся. Сделав небольшой глоток из форфоровой чашки, настолько тонкой, что она казалась уже полупрозрачной, старший Розье мягко заметил: - Стоит ли обвинять в безответственности Фредерика, если он не знал о готовящейся операции заранее? А вот слушание в суде у него было запланировано за месяц, если я не ошибаюсь. Впрочем, полагаю, он... Его речь была прервана появлением Нотта. Тот улыбался, как обычно, но при этом умудрялся выглядеть взъерошенным и недовольным настолько, насколько достойный джентльмен может это показать. Видимо, Фредерик был недоволен своим опозданием - и его можно было понять, особенно учитывая такой форс-мажор. - Рад вас видеть, друг мой, - вполне искренне отвечал Розье. В ответ на замечание о Платте он только покривился, по его мнению таких господ стоило не защищать, но уничтожать первыми, потому как нет ничего хуже столь бессмысленной жестокости в сочетании со столь вопиющей глупостью - люди подобного сорта позорили своим существованием не только магию, но и вообще саму идею разума. Однако же Леонард отлично понимал, что такова работа Фредерика - и сам он тоже не всегда издавал книги, которые казались ему гениальными, приходилось тратить время на то, что принесло бы выгоду. Например, дамские романы Фифи Лафоль, при чтении которых казалось, что сейчас патока наполнит черепную коробку и потечет из ушей. кстати, мадам Фифи Лафоль Розье отнес бы к тому же типу людей, что и Платта, с удовольствием подвергнув жестоким пыткам. Но увы, слезливые любовные истории имели успех. - Прекрасно, что вы все же присоединитесь к нам, Фредерик, - Розье-старший отставил чашку, - Абраксас, как вы думаете, наверное, задерживаться в таком случае больше не стоит?

Abraxas Malfoy: Фамильный особняк Малфоев Все, что не убивает нас – непременно убивает кого-нибудь другого. Задача человека – вовремя найти громоотвод. А, желательно, несколько. Примерно таким громоотводом служит понятие «дружбы». Грозу безопаснее пережидать толпой – есть вероятность, что молния скорее поразить вашего приятеля. Именно поэтому люди обожают кучковаться, по отдельности все ужасы мира кажутся намного страшнее и намного ближе. Абраксас Малфой в дружбу не верил. Заботится о других, полагал он, тот, кто не способен позаботиться о себе. Самый надежный способ окружить вниманием собственную персону – окружить вниманием побольше чужих персон. Действует безотказно. Люди в массе глупы и наивны, им думается, будто бы среди их знакомых обязательно найдется такой, что творит добро бескорыстно, исключительно потому, что ему это нравится. Без задней мысли. Собственно, и без передней тоже. Малфой был человеком не суеверным, посему предпочитал называть вещи своими именами и никогда не творить добро. По крайней мере то, в котором его могли уличить. Безусловно, грози его семье беда, Малфой готов был пойти на все, но ведь и коллекционер бросается в пламя пожара, лишь бы спасти наиболее ценные экземпляры коллекции. Служить миру означает служить чьей-то посторонней воле, Абраксас Малфой предпочитал служить себе, в этом и заключалось его понятие альтруизма. Распыляться по мелочам – дурной тон. — Фредерик! Бесконечно рад, — голос Вальпургиева Рыцаря тек елеем. — Мы уже было решили отправляться без тебя. Счастлив, что ты нашел возможность к нам присоединиться. Я слышал, ты был занят в суде? Искренне надеюсь, победа осталась за тобой. Лорд ценит твои таланты. Я с ним солидарен. Всегда. Говорят, лицемерие – удел слабых. Ничего подобного. Величайшие деятели прошлого сплошь и рядом были людьми лицемерными, просто они сумели возвести ложь в ранг искусства. А искусство, каким бы абстрактным и витиеватым оно не было, по-прежнему остается искусством. Увы, не всякому дано его понять. Абраксас Малфой мог с полной ответственностью заявить: если в этом мире кто и достоин называться арбитром изяществ, так это он – правая рука Темного Лорда. Его глаза и его уши. Прочим Пожирателям Смерти оставалось делить другие, менее важные органы. Например, желудок и почки. Каким органом Темный Лорд считал Фредерика Нота Абраксас Малфой сказать затруднялся. Быть может, аппендиксом или вестибулярным аппаратом – столь же ненадежный, готовый подвести в самый ответственный момент. Порою Абраксас терялся в догадках, что заставило могущественнейшего из волшебников современности впустить в круг приближенных этого легкого на язык повесу. Бесспорно, Нотт был мастером уверток, да только и самый гибкий угорь замирает, положи его на раскаленную сковородку. Малфой усмехнулся. Помимо серых кардиналов, у трона императора традиционно сидит шут, и он единственный, кому позволено сидеть в присутствии королевской особы. Возможно, когда-нибудь Малфою придется избавить от Нотта, но пока этот час не пробил, оставалось следовать указам Лорда и терпеть. — Леонард абсолютно прав. Мы чересчур увлеклись светской беседой, а меж тем следовало бы приступить к делу. Сдается мне, наш внешний вид несколько не соответствуют мероприятию. Разумнее было бы переодеться. Пятна крови плохо отмываются и портят ткань. Моя мантия совершенно новая. Это подарок Урсулы. Абраксас поднялся с кресла. В правилах дуэлей указано, что противники должны сражаться лицом к лицу, но в правилах охоты на лис нет ни одного пункта, лимитирующего количество участников. Забава тем веселее, чем больше компания. Резерфорд была лисой, Пожиратели Смерти – охотниками. Для пущего эффекта не хватало только своры гончих. — И еще. Покуда спектакль не начался, мне бы хотелось ознакомить вас с ролями. Тебе, дорогой Фредерик, выпала роль наблюдателя. Когда мы прибудем на место, окружишь дом чарами непроницаемости и проследишь, чтобы нашу сцену не опрачило появление незваных статистов. А мы с вами, Леонард, главные действующие лица. Или, если вам так удобнее – исполнители. Детали обговорим по прибытию. Вопросов, как понимаю, нет? Абраксасу нравилось мнить себя драматургом. Особо легко ему довались трагедии.

Sophia Rutherford: - Это хорошо, что цвет твоего лица отличается от цвета стены, - жизнерадостно подхватила София, водружая на стол тарелку с яблоками и персиками, - если бы твое лицо было фиолетовым с нежно-синим цветочным орнаментом, я бы, пожалуй, вызывала бригаду колдомедиков сразу для двоих - зрелище это определенно не для неподготовленных... к тому же, я бы скорее списала его на проблемы с моим разумом. Резерфорд обошла стул кругом, будто бы собиралась сесть, но в последний момент словно вспомнила о чем-то и вновь порхнула к плите - нежелание ее возвращаться за стол к мирной, спокойной беседе и чашке ароматного чая было воистину поразительным, хоть сама женщина, кажется, и не осознавала, что ее "вальс вокруг стула" смотрится довольно странно. С другой стороны, на работе всю неделю Резерфорд пребывала в сидячем положении, потому ее эйфория от возможности просто стоять и ходить была вполне понятной - можно было бы сказать, что София насиделась на много лет вперед, если бы и эти грядущие годы ей не суждено было провести сидя. Кабинетная работа, что поделаешь... вот у той же Доркас, пожалуй, недостатка в пеших прогулках нет, но она почти наверняка нередко жалеет о невозможности посидеть в тишине. Резерфорд придирчиво проверила печенье в духовке, нашла его неготовым, и, удовлетворенно кивнув, все же вернулась за стол: чай Софии остыл уже наполовину, так что отхлебнув глоток, женщина недовольно поморщилась и отставила чашку в сторону. - Да уж повеселее наших рабочих мантий... наверное, от этого у вас нет отбоя от клиентов. Говорят, веселая расцветка униформы привлекает посетителей. - Резерфорд задумчиво покивала, будто бы осмысливала слова Эммелин насчет ртути и простуды. - Ну да, такими лохматыми предрассудками не страдаю даже я. По мне так простуда успешно лечится полосканием из болиголова. Раз и навсегда... или я что-то путаю? По лицу Софии как всегда невозможно было понять, шутит она, или всерьез полагает, что ядовитая настойка является панацеей от всех простудных заболеваний. Именно из-за такой манеры шутить с непроницаемым выражением лица, собеседники Резерфорд часто терялись, будучи не в состоянии определить, серьезна ли женщина, а потому не представляя, как отвечать: шуткой в тон или серьезным советом о том, что порочную практику полоскания горла аконитом стоит прекратить? Упрощать задачу собеседникам София и не думала - тем более, что Вэнс за годы общения могла бы привыкнуть к манере разговора подруги, так что Резерфорд не сомневалась, что целительница поймет ее правильно. Она придирчиво осмотрела собственный сарафанчик. - Думаешь, слишком легкомысленно? Я купила его в Косом переулке на распродаже три... - София нахмурилась, припоминая, - нет, подожди, четыре года назад. Да, точно, тогда еще слушалось дело того безумного Тоуфа, который натравливал соплохвостов на магловских детей. Не поверишь, до сих пор ни разу его не надевала. Удивительно, что с тех пор я не потеряла формы, с моей работой впору было бы раздаться втрое... О, проклятие, чай остыл. Резерфорд недовольно отодвинула чашку и вновь поднялась на ноги: на сей раз, чтобы поставить на огонь чайник. - Да, стереотипизация мышления - болезнь нашего века, - через плечо сообщила она, - как, впрочем, и всех предыдущих... но в последнее время дела приняли опасный оборот. София качала головой, выискивая в настенном шкафчике нужную тарелку. - Все эти радетели за чистоту их первой отрицательной ведомы именно стереотипами. Ты читала в "Пророке"? Вчера напали на Хогсмид, говорят, пострадали дети. Ужас. Вам оттуда никого не привозили?

Frederick Nott: Фредерик лучезарно улыбнулся. Он особенно хорошо умел это делать – улыбаться людям, которые вызывали у него антипатию. А Абраксас Малфой относился к тому типу волшебников, которые заслуживали недоверие и даже неприязнь Нотта. Фредерик не знал, чего ждать от таких, как он. Точнее, в целом он предполагал, что могло его ждать в будущем, а возможность через пару лет покоиться в фамильном склепе Ноттов его не сильно прельщала. Рик был человеком деловым, поэтому он всегда был вынуждено вежлив абсолютно со всеми. - Абраксас, как же я мог не прийти. Такова была воля Лорда. – мужчина развёл руками, давая понять, что пусть потоп, но он придёт и выполнит порученное ему дело. Он знал, что многие его хотят подловить на неповиновении, на опрометчивых словах. И пусть Фредерик был и самым безответственным слугой, но он служил, по крайней мере, сейчас крайне верно и добросовестно. Стоит ему только оступиться десятки рук потянуть к нему для того, чтобы столкнуть в пропасть. Живя среди волков, Нотт научился быть не просто осторожным и изворотливым. Порой приходилось спать с открытыми глазами, завистник и ночью мог подкрасться, незаметно перерезать тебе горло. Не стоит понимать эти обороты буквально, но в целом ситуация обстояла именно так. И как бы странно не казалось, но Нотту доставляло бесконечное удовольствие маневрировать среди слуг Лорда. Он был «своим» и одновременно «чужим», повеса, оболтус, бессовестный лгун. Как только не называли его за глаза и не только… - Ясно. – коротко кивнул Пожиратель. Дело оставалось за малым – нудно лишь тронуться в путь.

Leonard Rosier: ...А Леонард смотрел на все это несколько устало. Оглядываться и выслуживаться он почитал для себя дурным тоном - нет, не трусостью, и не низостью, настоящий джентльмен такими определениями не оперирует. В его возрасте для всего, что тебе неприемлемо, есть универсальное понятие "дурной тон", так вот этот "дурной тон" пострашнее плевка на новой мантии. А мантии свои Розье берег. Поэтому не оглядывался, не пресмыкался и плевать хотел на внутриклубные "рыцарские" дрязги, оставаясь со всеми вежливым и неизменно доброжелательным. И с таким же вежливым и доброжелательным отстраненным любопытством за всеми наблюдал, не озвучивая выводов даже в мыслях. В некоторые моменты Абраксас окончательно переставал казаться ему человеком. Правда, не так часто - в большинстве случаев старший Малфой казался ему просто бесчувственным типом с интеллектом, но без обаяния, нашедшим в вассалитете Лорду свое жизненное призвание. Глядя на Абраксаса, Леонард в первый раз убедился в том, что есть люди, которых ум не делает приятными собеседниками. - В энциклопедиях, говорите, - тонко улыбнулся Розье, поднимаясь с места, - возможно, даже в учебниках. Учитывая, что многие из них издаю я. Как будем добираться? Трансгрессировать, очевидно, не получится. Воспользоваться каминной сетью - тоже, а вспоминать свое славное квиддичное прошлое в новом костюме у Леонарда не было ни малейшего желания, да и образ Абраксаса на метле вводил его в состояние легкого когнитивного диссонанса с окружающей реальностью. Фредерика, впрочем, было несложно представить себе, входящим в крутое пике, даже нарядись тот в свою адвокатскую мантию и повесь через плечо... ну, к примеру Орден Мерлина. Первой степени.

Emmeline Vance: Дом Софии Резерфорд неподалеку от Тонтона, Соммерсет, Англия Эммелин Вэнс страдальчески приподняла брови и скрестила руки на груди, пытаясь не то защититься от торжествующих оскалов неприятных обстоятельств, не то, наоборот, защитить и без того хрупкую локальную гармонию домашней кухни от собственных невеселых мыслей. - Болезнь… Сомневаюсь. Болезни лечатся или, в крайнем, то есть противном случае приводят к смерти заболевшего. А это… - девушка тяжело вздохнула, зло сжала губы и отвернулась к окну, - это, кажется, действительно лечится настойкой болиголова. Кураре, наверное, тоже неплохо. В больших дозах. Браво, Эмма. Что за психоз, посттравматический шок из-за смены обстановки с изолятора для сумасшедших на кухню приличного дома? Дело, конечно, было не в этом. Доктор Вэнс не читала «Пророк» уже пару недель, зато о многих важных (то есть, как правило, ужасных) событиях, освещенных самоотверженными, но политкорректными репортерами, сама могла бы что-нибудь написать. Хотя, возможно, сей гипотетический текст не тоже не дал бы более внятной картины происходящего – настолько это происходящее было объективно сумбурным. Вчерашний рейд в Хогсмид оставил у большинства его участников сложное и противоречивое впечатление – авроры переживали (хм, они преимущественно состязались в извращенности ругательств, адресуя их друг другу и всем доступным и недоступным одушевленным и неодушевленным объектам, но Эммелин была убеждена, что они так переживают) из-за того, что не удалось заполучить живыми или мертвыми инициаторов погрома, жертвы и случайные свидетели были напуганы и возмущены, целители старались держаться бесстрастно, но втайне испытывали облегчение – обычно в результате подобных нападений потери гораздо страшнее. Однако едва ли был хоть один участник ликвидации последствий этого печального инцидента, в чьей голове не пронеслась бы навязчивая мысль «дети, Мерлин великий, это же дети», оттеняющая усталость и практические расчеты горьким осадком. Никого не шокировало, что ревнители чистокровности способны на нечто подобное, многие ждали от них и худшего, но все же… Все же есть вещи, к которым нельзя быть готовым. - Если бы хоть четвертой отрицательной, - грустно произнесла целительница, - а так переживать им решительно не из-за чего. Может, из-за своего психического здоровья? Ох, Эмма, хватит уже. Где твоя хваленая уравновешенность? Эммелин Вэнс обернулась к хозяйке дома и виновато улыбнулась. - Извини, это не лучшая застольная тема, не так ли? В Хогсмиде мы вчера были – пострадавшим оказали помощь на месте, некоторых отправили в больничное крыло в Хогвартс, этого вполне достаточно, обошлось без существенных пополнений отделения. К счастью. Я даже была удивлена. Но все равно приятного мало. Униформа у нас жизнерадостная, а профессия... Проклятия, не совместимые с жизнью, не слишком весело звучит. С одной стороны, хочется, чтобы ты, София, побольше отдыхала, а с другой – поскорее бы стали твоими клиентами господа, которые это затеяли. - Но платье у тебя отличное, однозначно. И дом замечательный – тихий и уютный. Вот когда-нибудь возьму отпуск, свяжу пару дюжин салфеток и прихваток – под цвет твоих обоев и своего лица, - Эммелин подмигнула подруге, находя свою шутку довольно удачной для этого места, времени и собеседника. Отпуск. Что может быть смешнее? Скорее уж простуду начнут-таки лечить болиголовом, доля формальной логики в этом тоже присутствует.

Abraxas Malfoy: — Портал, Леонард. Мы используем портал. Легко и надежно. Я кое-что приготовил. — Абраксас взмахнул палочкой: тяжелые бронзовые часы, мерно тикавшие с каминной полки, аккуратно опустились на столик. Малфой дважды коснулся зеленоватого корпуса – после первого стрелки замерли, вторым волшебник несомненно наложил чары телепортации. — Символично и чересчур театрально. Но идеально гармонирует со спецификой нашей миссии. Не беспокойтесь, часы не мои. Приобретение бывшего знакомого. Я бы не стал рисковать репутацией, используя вещь с фамильным гербом. Уважаемый классик середины века сказал: «Беда не в том, что человек смертен, а в том, что внезапно смертен». Абраксасу Малфою никогда не приходилось сталкиваться с работами этого классика, а если бы и довелось – волшебник обязательно бы поспорил, заявив, что нет во внезапной смерти ничего ужасного. Внезапная смерть показатель кем-то проявленной о вас заботы. Абраксас Малфой заботился о людях: избавлял от болезней, невзгод, тягот, нужд, преждевременной старости и преждевременной жизни. Да, жизнь тоже бывает преждевременной, поскольку некоторым людям стоило бы не рождаться вовсе. В погоне за количеством человечество позабыло о качестве, оттого мир изобилует дураками и цирковыми уродцами. Жизнь воистину подобна цирку – наибольшей известностью пользуются леди в обтягивающем трико, паяцы и фокусники. А работа конферансье всеми успешно забыта. Абраксас мысленно улыбнулся. Все-таки у жизни есть одно неоспоримое преимущество – пока никому не удалось выгадать билетик на дополнительный сеанс. Сам Малфой смерти не боялся и легко давал согласие исполнять ее обязанности. В конце концов, кто-то должен избавить мир от скверны, пока скверна не избавилась от мира. Абраксас перевел скучающий взгляд на часы. По тусклому циферблату змеилась изящная трещинка. Да, Вальпургиев Рыцарь тянул время. В любом деле спешка опасна. Абраксас Малфой жил по принципу – никогда не доверяй рукам то, что можно сделать головой. Ко всякой работе необходим творческий подход. Воображение дано человеку не только ради удовлетворения своих похотливых фантазий, но и обязано привносить долю пикантности в исполнение повседневной рутины. Если к смерти не подходить творчески, смерть останется незамеченной; а это, право слово, довольно обидно. При некой доле везения Софии Резерфорд осталось жить не более пары часов. Любопытно, действительно ли животные так остро чувствуют опасность, как о них принято говорить? Абраксас Малфой не верил в удачу. Даже при условии ее существования, везет в основном дуракам и детям. Волшебник был уже далеко не юн, а его умственные способности… еще в период обучения в Хогвартсе IQ Малфоя напоминал астрономическую величину. Была ли глупа Резерфорд? Бесспорно. Магговские выродки редко бывают обременены интеллектом. Кажется, сама природа противиться тому, дабы этих созданий считали полноправными членами общества, что однако не мешает самим маггловским выродкам чувствовать себя донельзя комфортно, точно лишай, облепляя благородную кору семейных древ чистокровных волшебников. Абраксас хмыкнул. — Учебники – это весьма предусмотрительно, дорогой Леонард. Надеюсь, вы говорили об исторических. Малфой любил историю. Историю пишут победители, проигравшим положено ее учить. — Итак, господа, — голос Пожирателя Смерти был сух. В нем не осталось сладковатых ноток джентльмена, обсуждающего светскую хронику. Это был деловой тон. Тон, каковым Абраксас привык отдавать приказы и каковым говорил «доволен» по их исполнению. — Повторюсь. Если вам необходимо время на смену костюма – даю полчаса. Возможно, час. Если нет – можем отправляться немедленно. Не хочу заставлять мисс Резерфорд ждать. Должно быть, ее жизнь и так была полна тягостных ожиданий. Наш прямой долг, помочь несчастной. Малфою совсем не хотелось тратить на женщину сарказм. Метать бисер перед свиньями – занятие увлекательное, но бесполезное. Красоты они не оценят, а коли подавятся – лишат вас потехи. — Займемся благотворительностью.

Leonard Rosier: С вашего позволения я чуть потороплю события. Ибо пора начинать. Розье пожал плечами, доставая из кармана небольшой хрупкий шарик. - Ну уж во всяком случае не об учебниках по Трансфигурации... - завершающим звуком этой фразы был совсем не полагающийся усталый вздох, но легкий хруст сжатой в ладони "скорлупы". Миг - и костюм Леонарда скрылся под черной мантией с капюшоном, маска легла в ладонь. Француз с преувеличенной внимательностью осмотрел ее со всех сторон, проверил крепления, потом кивнул сам себе и снова обратился к Малфою: - Полагаю, еще полчаса будут неуместной тратой времени. Особенно, когда ситуация требует... заняться благотворительностью. Розье продолжал ненавязчиво наблюдать за Абраксасом, как делал это всегда, оказавшись с тем в одном помещении. Не затем, что испытывал по отношению к нему какую-то настороженность (странно, но не испытывал. Хотя знал, что стоило бы), а просто потому, что Малфой был презанятнейшим созданием, изучать которого можно было годами. Да, не человеком. Созданием. Спроси кто Леонарда, тот потребовал бы пересмотреть систему классификации людей, тварей и прочей живности, и там Абраксас Малфой должен был идти отдельным классом, сам по себе. Вот сейчас, к примеру, старший Розье размышлял о строении рассудка, способного всерьез считать, что они идут творить благое дело. Нет, ну может, он - Леонард - и впрямь что-то не понимает, но это можно было назвать как угодно. Удручающей, но необходимой работой. Садистским весельем. Да хоть костюмированной вечеринкой. Но благотворительностью? Увольте. Леонард молча протянул джентльменам два оставшихся шарика: в довершение к прочим своим делам в штабе Лорда он часто развлекался подобными полезными поделками - в давние школьные времена Розье любил упомянутую выше Трансфигурацию, и никогда не упускал случая сотворить какую-нибудь новую, забавную и экономящую время вещицу. Эта была из их числа. А чуть позже, когда отвратительная "болтанка" портала осталась позади, а все трое уже стояли рядом с домом, и Леонард растворился в ближайшей тени под невербальным "Оbtenebratio", он чуть склонил голову набок, оглядывая дом Резерфорд. - Командуйте, Абраксас, - Розье покосился на Нотта, у того, несмотря на ослепительную улыбку, выдался дурной день. Как бы не вышло ссоры.

Abraxas Malfoy: Всякая история когда-нибудь заканчивается, и нет ничего предосудительного в желании чуть-чуть пришпорить ход событий. Время невоспитанно и лишено пунктуальности. Будучи свободным оно неизменно приходит с опозданием, а, хлопая дверью, даже не прощается. Поэтому человеку не остается иного выбора, как взять инициативу в свои руки; эволюция – прямое тому доказательство. Если бы одна мудрая обезьяна как-то не решила, что уповать на волю богов пусть и довольно приятно, но хвост от этого не спешит отваливаться сам собой, и не взяла в руки дарвинистскую палку, мы бы до сих пор обитали на верхушке некой абстрактной пальмы, а величайшим открытием во вселенной почитали бы тот факт, что блохи, обитающие в шкуре товарища, гораздо… гораздо вкуснее обитающих в шкуре собственной, да и собирать их значительно проще. Исходя из данной теории, кажется вполне рациональным, что человеку действительно крайне полезно периодически вмешиваться в дела небесной канцелярии, а не только платить по счетам. Абраксас Малфой обожал вмешиваться в чужие дела, полагая себя компетентным специалистом в любой отросли, включая такие строгие дисциплины как жизнь и смерть отдельно взятого индивидуума. В конце концов, люди до сих пор верят в ангелов-хранителей и какая разница, если у этого ангела помимо крыльев есть еще и остро отточенная коса. Абраксас Малфой не верил в богов, не верил в ангелов, не верил в дьяволов и в демонов тоже не верил. Впрочем, в Демонов Абраксас верил, потому как не верить в единокровного сына довольно глупо. Но не доверял. Леонард Розье Малфоя удивил и насторожил. Кроме людей исполнительных, так же стоит опасаться людей с богатой фантазией. Философ, в порыве божественного озарения сформулировавший гипотезу о всеобщем толерантном равенстве и братстве, видимо, был невероятным фантазером. К чему привели его фантазии объяснять не стоит. С другой стороны у каждого человека обязательно найдется парочка увлекательнейших хобби. Если Розье нравилось изобретать полезные и безобидные мелочи – его право. Право Малфоя – относиться к таким изобретениям с опаской. Случись самому Абраксасу на досуге поколдовать над изобретением безобидных мелочей – их безобидность заключалась бы в том, что позвоночник из вашего тела они бы вырывали практически безболезненно. Шарик Малфой рассматривал долго и пристально. С улыбкой. Занятнейший парадокс – не было в улыбке Вальпургиева Рыцаря ничего зловещего; напротив, порою она казалась непростительно светлой, почти ребяческой, жутко контрастируя с холодными, пустыми глазами и бледным неподвижным лицом. Убедившись, что, так сказать, подарок Леонарда не несет практической угрозы, Малфой рискнул им воспользоваться. В балахоне Пожирателя Смерти Абраксас сразу почувствовал себя намного комфортнее. Ему нравилась простая, невычурная одежда. А когда желудок расслабился после всегда такой неприятной телепортации, Малфой и вовсе ощутил прилив ни с чем не сравнимого вдохновения. Прибыв на место, маг осмотрелся по сторонам, радостно отмечая полную безлюдность. — Благодарю, Леонард, — начал Малфой. — Приступим. Когда мы с господином Розье войдем в дом, повторюсь, твоя задача, Фредерик – окружить здание чарами непроницаемости. Пока я не дам сигнал, никто не должен сюда проникнуть. Если ты ответственно подойдешь к исполнению своих обязанностей, выйти из дома тоже никто не сможет. Держи, — Абраксас протянул Нотту тонкое серебряное кольцо. — Надень. Несильное жжение и будет моим сигналом. Почувствуешь – снимай заклятие. Вопросы? Хорошо. А теперь, Леонард, аппарируем. Насколько мне известно, Резерфорд чересчур самонадеянна. Ее жилище не окружено защитными чарами. По крайней мере способными нам воспрепятствовать. Не дожидаясь ответа, Абраксас аппарировал. Гостиная Резерфорд отличалась дрянной обстановкой, паршивым декором и в целом выглядела эталоном безвкусицы. Лицо Малфоя, скрытое железной маской, презрительно скривилось. К сожалению, в гостиной хозяйки не обнаружилось. Но, прислушавшись, Абраксас уловил голоса, исходившие то ли из кухни, то ли из столовой. Легким кивком головы Вальпургиев Рыцарь велел Розье следовать за ним и, бесшумно ступая, двинулся к неплотно запертой двери, крепко сжимая палочку в правой руке. Взмах, и дверь с треском вылетела из петель. — Stupefy! — Бросил Малфой наугад. Абраксас во всем старался следовать этикету, посему, прежде чем перейти к активным действиям, решил вежливо поприветствовать Софию Резерфорд.

Sophia Rutherford: Дом Софии Резерфорд неподалеку от Тонтона, Соммерсет, Англия - Пожалуй, - Резерфорд виновато улыбнулась, поднимая с плиты чайник, - кажется, я подменила одну плохую тему другой еще худшей. О, Эмма, честное слово, порой мне кажется, что я просто разучилась общаться, если поддержать нейтральную, приятную беседу для меня так сложно. Хотя с другой стороны... Ложка звякнула в сахарнице, и София, слегка нахмурившись, отметила про себя, что сахар заканчивается и надо будет не забыть купить его, потому что кофе без сахара представлялось пыткой даже для неприхотливой и ко всему привычной мисс Резерфорд. - ...может, просто времена такие. - женщина задумчиво усмехнулась. - Хотя это, наверное, малодушно - списывать собственную неспособность поговорить о неприятном на времена. В конце концов, все ведь зависит от склада характера, да? Да, пожалуй, от склада характера. И чтобы из реалиста моментально превратиться в оптимиста и заполучить прилагающиеся к членству в этом клубе эксклюзивные розовые очки, мало просто нацепить сарафанчик веселенькой расцветки и испечь печенье... о, великий Мерлин, печенье! София в момент изменилась в лице; подхватив со стола полотенце, заменившее ей прихватку, Резерфорд склонилась над плитой, чтобы через несколько мгновений грохота и проклятий извлечь из духовки благоухающий противень. София перевела дух и довольно воззрилась на Вэнс. - Фух, едва не сожгла. Что ты говоришь? А, ну да. Думаешь, стоит как-нибудь придти так в Министерство? - Резерфорд покружилась на месте, заставляя развеваться подол платья. - Думаю, я парализую работу на час как минимум. Хм, мне есть, чем им угрожать - может, прибавку попросить? И она рассмеялась одновременно своим словам и шутке Эммелин. - Да, уж, ты и прихватки... Что там Резерфорд думала о сложных отношениях подруги, вязания и прихваток так и осталось неизвестным: громыхнула дверь, и София уже в тот момент знала, что к ним пришли незваные гости, и что от гостей этих не стоит ждать ничего хорошего, и что... От влетевшего в дверной проем ступефая София просто спряталась: поднырнула под кухонный стол, одновременно хватая с него волшебную палочку - какие-то двадцать минут, помешивая ей глазурь, Резерфорд и подумать не могла, что ей очень скоро придется с ее помощью защищать свою жизнь. - Эмма! Ей часто угрожали - и неизменно София отвечала, что такие угрозы являются неотъемлимой частью ее работы, и если они мешают тебе ее исполнять - то стоит похлопотать о смене места прямо сейчас. Она, конечно, знала что однажды угрозы эти окажутся не пустыми - и что скорее всего в один непрекрасный день за ней придут... но знать и испытывать - разные вещи. Знание не пугало так, как четкая перспектива уйти в небытие, каким представлялась Резерфорд загробная жизнь. И перспектива эта сейчас из темноты коридора глядела на Софию сквозь прорези в металлической маске. - Expelliarmus! - заклинания Резерфорд кинула наудачу, скорее, чтобы отвлечь противников, и воспользовавшись их замешательством броситься к Вэнс. - Эмма, в комнату! - вторая дверь кухни выходила в комнату, попеременно служившую Резерфорд то гостиной, то гостевой - в те редкие моменты, когда к ней приезжали гости. Кровь стучала в висках.



полная версия страницы