Форум » Архив «Lumiere-77» » [Доброе утро - Хогвартс, 02.05] - часть II » Ответить
[Доброе утро - Хогвартс, 02.05] - часть II
Fiann Lermont: Дата и время: 2 мая 1977, раннее утро. Место: Хогвартс, Большой Зал. Участники: все студенты и преподаватели. Примечания: Студенты и преподаватели собираются на завтрак. Обязательный эпизод.
Ответов - 46, стр:
1 2 3 All
Gerda Gabriel: Бенджамин ударился о стол, и Герда почувствовала укол вины за это, ведь именно из-за её неуклюжести он и оказался там, в подстолье. Это было странное ощущение, словно в мыльный пузырь её переживаний воткнулась игла, легко обращая его в ничто. Эта вина, она не имела никакого отношения ни к смерти, ни к боли, она часто чувствовала себя виноватой, когда у людей возникали сложности из-за её «неспособности», так что это было чувство чуждое сегодняшнему утру, пришедшее из казалось бы совсем другой жизни, и вместе с ним пришел неожиданный покой, словно прозрачным, но плотным стеклом отгородивший её от боли неожиданным прозрением - осознание жестокого, но неминуемого будущего, в котором она все это забудет. Герда опустила взгляд на тетрадку, которую вложил ей в руки, и поняла, что сейчас заплачет – потому что ей, в отличие от всех вокруг, не надо было держать лицо и думать о том, что подумают о ней другие, она все забудет, а то, что она не помнить – того не было. Но она не заплакала, удивительно холодно и отстраненно решив про себя, что сделает это позже, а лишь подняла пустой, отстраненный взгляд на Бенджи и легко и грустно улыбнулась. - Тебе нечего стыдиться, ведь вы учились на разных курсах. Я вот не помню никого из тех, кто учился на два года старше меня, ни наших, ни других, - девушка говорила очень размеренно, выговаривая каждое слово, словно по заранее подготовленному сценарию. – Не знаю, - честно ответила она на оба вопроса сразу, действительно не представляя, что могла послужить причиной кончины двух её, ну, наверно подруг, и так же не понимая, нужна ли ей сейчас помощь или уже нет. Ну не просить же этого хорошего мальчика найти для неё Оливера, верно? А потом, немного помолчав, вдруг задала вопрос, который пыталась сформулировать с самого начала их беседы. - А что вчера произошло в Хогсмиде, ну, про что говорила Директор? Её прервал шум на другом конце зала, к стола «красных». - Они что, не могут не драться? – с тихим отчаяньем спросила девушка, глядя поверх чайников и голов в сторону стола Гриффиндора, за которым разворачивались нешуточные страсти с участием какого-то юноши в зеленых цветах Слизерина и целой толпы парней в красно-оранжевых галстуках. К юноше присоединилась ещё некрасивая девушка, тоже из слизеринцев, о которой Герда чувствовала, что забыла что-то важное, что это не просто одна из тех сокурсниц, кого надо бы сторониться.
Mordred McKecht: Утро у Мордреда выдалось таким же поганым, как и ночь, хотя бы скрашенная забавным эпизодом похищения Златовласки двумя подземельными монстрами. Это дало ему краткий перерыв между бредом, беспокойством и работой. Немного смеха в темноте. "Вот же дураки," - с улыбкой сказал он ночью, закрывая дверь за всей этой странной троицей. Даже слегка позавидовал, примерно представляя, чем все кончится. И совсем не обозлился за свой испоганенный день рождения. В основном потому, что злиться дальше уже было некуда. То есть, он думал, что некуда, а на самом деле было - потому что утром Мара, над которой он всю ночь просидел, открыла глаза. И в глазах ее Мордред увидел... ту, другую. "Привет, красавчик" - сказала Феникс. Лис тогда отшатнулся, как дементор от Патронуса, неприязнь и какие-то физическое отвращение к первой ипостаси Амаранты в сочетании с полубредовым состоянием дошли до предела. Надо было, конечно, остановить ее, зафиксировать и думать, но полусонный рыжий не сразу сообразил, что к чему, а пока он тратил на это время, Мара удрала из госпиталя. А затем, стыдно признаться, МакКехт сел на ее постель, положил голову на руки и уснул. Почти на полтора часа - и никто его не разбудил. Страшно сказать, но бывают такие моменты, что чувствуешь - жизнь твоя превратилась даже не в трагедию, а в черт знает, что беспросветное и тупое, как лекция по прорицанию в дождливый день, и когда тот факт, что все друзья забыли о твоем дне рождения, является наименьшим злом из свалившихся на тебя - это о чем-то, да говорит. Вообще, клиническая депрессия была состоянием, свойственным Мордреду примерно настолько же, насколько тому самому дементору - добродушное веселье, но вот сейчас рыжий медленно и верно в нее погружался. Даже воздух был серым, краски померкли, в углах все еще таилась какая-то дрянь. И, что самое ужасное, Лис был сейчас уверен, что это даже не часть его болезни. И вовсе уж не часть плохого настроения. Это было что-то извне, и понимание этого окончательно погрузило ирландца в хтонический ужас. Он даже не сразу заметил траурное убранство зала, настолько это вписывалось в общую картину мира. И только после того, как плюхнулся на свое место между Розье и Малфоем, пригладил нерасчесанные с утра волосы и хмуро уставился в тарелку, то понял... понял и вздрогнул. - Я их видел, - глухо сказал он, - у Норстэд руки нет. Левой. У Чейз... У Чейз был вскрыт живот, вскрыт и опустошен, но сказать об этом Лис почему-то не смог. - И вам доброе утро, - заключил он, - с днем рождения меня, угу?
Amarantha Phoenix: Собственно, последнее, чего ожидала Амаранта по пробуждении - это выяснить, что она полностью потеряла контроль над собственным телом: она не могла ни пошевелить рукой, ни вымолвить ни слова... она даже моргнуть не могла - и тем не менее, она отлично знала, что сейчас двигает руками, разговаривает и моргает; собственный голос доносился будто бы издалека и казался совершенно чужим - не Амаранта сейчас вела беседу с Мордредом, а... Она бы зажмурилась, будь у нее такая возможность, но сейчас Феникс была исключительно сгустком мыслей и эмоций, запертым в глубине собственного сознания - ей оставалось злиться, да лишь исступленно орать внутри своей головы, стараясь докричаться до той, другой, что сейчас мило улыбалась колдомедику. Та, другая, впрочем, игнорировала попытки Амаранты достучаться до нее - весьма успешно, надо сказать, куда успешнее самой Феникс, что нет-нет, да заговаривала со второй своей личностью. "Вторая" на беседы не разменивалась - увлеченно строила глазки рыжему слизеринцу, и Амаранта на короткое мгновение испытала приступ злорадства: Мордред, будучи осведомленным о проблеме Феникс, замечательно отличал Амаранту от Мары... и, надо сказать, последнюю сильно недолюбливал. Нельзя сказать, что Феникс не разделяла его неприязни. В данный момент она ощущала себя паралитиком в движущемся теле: безразлично, в сущности, парализован ты или нет, если конечности в любом случае тебе не подчиняются. Она отчаянно пыталась пошевелить хотя бы мизинцем - но рука двигалась, подчиняясь чужой воле, и запертая в собственной голове Амаранта почти выла от обиды и безысходности. Она слушала, как Мара разговаривает. Она смотрела, что она делает. Она безудержно злилась - и силилась понять, отчего вышло так, что тело теперь принадлежит не ей, но тщетно. Она не знала, надолго ли это. Амаранте оставалось только уповать на высшие силы... да на безумного рыжего колдомедика. Амаранте оставалось только наблюдать. А Мара не могла бы ответить на вопросы "второй себя", даже если бы она стала задавать их: рейвенкловка еще Мордреду честно призналась в том, что понятия не имеет, отчего их поменяло местами. - Не скажу, что я не рада, - спокойно сообщила девушка, застегивая мантию, - но я тут ни при чем. Я не знаю, что случилось - и потому злиться на меня бесполезно, красавчик. Я не знаю, как вернуть все обратно. Она подумала и добавила. - А если бы знала, все равно не сказала бы. Мара тоже была в курсе того, что рыжий слизеринец ее недолюбливает - но тем приятнее было надоедать ему, заставляя злиться. Время, проведенное взаперти в собственной голове, сделало ее куда более злорадной и злонамеренной, чем Мара была до треклятого инцидента с котлом... хотя сейчас и то, и другое тонуло в приступе неконтролируемой радости. Она снова в своем теле, она вернула его! Неужели навсегда? Неужели она снова будет жить? После того, как Мара пришла в себя, она несколько минут просто сжимала и разжимала пальцы, завороженно наблюдая за тем, как рука ей... подчиняется? Ее восторг был восторгом паралитика, внезапно получившего способность двигаться. Ей доставляло удовольствие просто идти, просто говорить и просто брать рукой с тумбочки стакан воды... и она не собиралась терять едва обретенное хрупкое счастье - а Мордред определенно не смирился бы с потерей Амаранты, поэтому Маре надо было как можно скорее сбежать из-под надзора рыжего колдомедика. На ее счастье в Больничном Крыле как раз оказался с визитом Шетли, и Мара вцепилась в него, как утопающий в соломинку. - Оливер, у меня ужасно кружится голова после вчерашнего. Но меня уже выписали. Не проводишь меня вниз? Спасибо, Оливер. Ответа Шетли она, конечно, не дожидалась. С трудом сдерживая переполнявшую ее радость, Мара спустилась к завтраку вместе с хаффлпаффским старостой - казалось, ничто не может испортить ей настроения... однако, траурное убранство зала несколько насторожило даже счастливую сверх меры рейвенкловку: она замерла у дверей, удивленно оглядывая столы. - Случилось что-то? - негромко спросила она у Оливера, оглядывая черные ленты у факультетских флагов.
Amber Lind: [честное пионерское, оно само так получилось] Утро никогда не было любимым временем суток-дня-года Эмбер Линд, но если это утро начиналось с головной боли, от которой сводило суставы даже в районе пяток, тошноты, заставлявшей в очередной раз задуматься о том, как же она не хочет иметь детей, а главное – полной дезориентацией в пространстве, Эмбер ненавидела утро особенно сильно. Часы, когда на них удалось сконцентрировать взгляд, показали более чем отвратительное время – половина шестого утра. Единственное хорошее, что в этом было – это то, что никто из сокурсниц не застанет Эм в столь плачевном состоянии. По пути – неожиданно долгом, поскольку пришлось не идти, а почти ползти – до ванной комнаты, с последующими объятиями с верным фарфоровым другом и долгими посиделками под теплым душем – Линд, отчаянно борясь с болью, пыталась вспомнить, что же вчера произошло, что ей так плохо, ведь точно не пила же вчера, почему у неё забинтована рука и можно ли эту повязку мочить. Последние вспомнить так и не удалось, однако остальные события вчерашнего дня постепенно удалось восстановить. Поездка к матери, прогулка по Лондону, покупка новой пластинки, потом обратно в Хогсмид, где была назначена встреча с одним важным человеком. Встреча сорвалась из-за нападения этих знаменитых Пожирателей – это было последнее связное воспоминание. Дальше шли только обрывки обрывки. Как они с Феникс вышли из паба, стараясь не попадаться на глаза хранителям правопорядка, среди которых Линд приметила пару неприятно знакомых лиц. Как проулке наткнулись на тело третьекурсника в желтом галстуке, ещё живого, но с крайне поганой раной на голове. Как она, после секунды размышлений, бросила своей белобрысой подопечной «жди здесь» и, взяв мальчика на руки, во второй раз перенеслась в госпиталь св.Мунго. Как аппартация прошла почти удачно, потому что Эмбер без проблем оказалась в том месте, где хотела – вот только она была там не одна, и потому чуть не сбив с ног какого-то молодого медбрата, толкавшего тележку с лекарствами, рейвенкловка смогла стоять на ногах лишь ценой своей куртки – и своей руки, которой крайне неудачно столкнула одну из склянок, облив себя какой-то бесцветной гадостью, от едва уловимого сладковатого аромата которой её тут же замутило. Как она впихнула мальчишку в руки ошалевшего медика, угрожающе спросив, что было в той склянке и, лишь только получив ответ, сбежала прочь, не став слушать более подробные пояснения, потому что вместе с дурнотой её накрыла неестественная – потому что Эмбер не могла так среагировать – паники. Как она оказалась в квартале от того места, где бросила Мару, но это было даже хорошо, потому что совсем не хотелось, чтобы Птичка видела её в таком состоянии. Как наконец нашла Феникс и она вместе продолжили путь к школе, и по пути Эм отмахивалась от обвинений в чрезмерной бледности, но не спорила с идеей зайти к Мордреду – хотя бы для того, чтобы узнать, чем же её отравили. Как почти на выходе из деревни их настигла общая беда в виде неожиданно обвалившейся стены пострадавшего в ходе пожара дома, накрыв волной камня и черепицы двух девушек, шедших непростительно близко к опасной зоне; было что-то абсурдно-забавное в том, что в итоге они пострадали отнюдь не от нападения обезумевших карнавальщиков в модных масках, а от восстановительных работ, последовавших за этим шоу: не смотря на не очень адекватное восприятие реальности в тот момент, рефлексы, отработанные годами, не подвели Эмбер, которая при первом даже не признаке, а просто ощущении опасности, отскочила в сторону. Как Мара тоже попыталась увернуться, но опоздала, а может ей просто длинны ног не хватило, так что если сама Эмбер отделалась легкими ушибами, то Феникс получила и по голове, и по плечу, на котором зиял очень неприятная на вид ссадина; конечно, тут надо было бы аппартироваться в Мунго, но от одной мысли о том, чтобы снова оказаться в больнице, Эмбер замутило сильней, а паника, только-только успокоившаяся, снова зазвонила колоколом в рыжей голове старосты. Пожалуй, сейчас она даже в Азкабане оказалась бы с большим удовольствием – хотя говорить об этом в присутствии такого количества Авроров она конечно бы не стала, так же как и просить их о помощь, что было бы второй самым логичным решением в данной ситуации – просто потому что в тот момент её естественное недоверие к представителям закона, видимо под действием все того же зелья перешло в стадию обостренной паранойи. Поэтому в итоге она сама понесла тело Мары к школе, к счастью вовремя вспомнив о мобиликорпусе, а то ведь пришлось бы нести малявку всю дорогу на своем загривке. Стоит ли говорить, что её появление на пороге лазарета в окровавленной футболке, с абсолютно пьяным взглядом и убедительно изображающей труп Феникс на перевес, выглядело эффектно. От медсестры, так как Мордред при виде бездвижного тела своей милой блондиночки окончательно перешагнул хрупкую границу адекватности, Эмбер узнала, что зелье, которым она так удачно себя облила, было не опасно для здоровья, и лучший способ борьбы с его эффектами – это просто переждать их. Единственное, что следовало сделать – это смазать место соприкосновения с кожей успокаивающей воспаления мазью и забинтовать, так как через некоторое время оно будет сильно чесаться, и как показал утренний опыт, медсестра не обманывала. А потом ей дали снотворного – и наступило утро. То, как она дошла до гостиной родного факультета, Эмбер уже не могла вспомнить. Только через полтора часа отмыкания, обнимания и стойкого желания вот прямо сейчас скоропостижно скончаться, мисс Линд наконец согласилась признать себя живой. То есть она могла стоять относительно прямо, ходить, даже очень осторожно нагибаться, если очень нужно. На счет способности вести связную беседу она пока сомневалась, но существовать в школе ей это точно не помешает. А уж когда девушка наконец выкурила первую утреннюю сигарету, жизнь стала совсем сносной. Единственное, что всё ещё портило картину утра – это головная боль, но метод борьбы с этой напастью был известен хорошо, и лежал он в руках одного рыжего психа. Однако хотя её надежда на то, что Мордред уже пришел в себя оправдались, одного взгляда на его мрачное лицо было достаточно, чтобы понять, что события вчерашнего дня были лишь началом. Он, конечно, перевязал её руку и дал обезболивающего, а потом жутким – не угрожающим, не полным страха, а именно жутким, как умеют только безумцы, голосом сказал, что ночью умерли Эбби Чейс и Лесли Норстэд. В школе, в одном из тех коридоров, по которым всего несколько минут назад шла сама Линд. У одной из них не было руки, левой. У второй – органов, всех. Нет, это не Пожиратели, это что-то другое, «несчастный случай». Эмбер, не будучи метафизическим фриком по типу Рианнон или Ланфир, все же кажется поняла, о чем говорил МакКехт, она тоже заметила необычное ощущение в воздухе школы, точнее почувствовала тем особым чутьем, которое приписывают то интуиции, то филейным частям тела, но которое в её случае безошибочно указывало на то, что если есть возможность, то надо сматываться, а если возможности нет, то надо стать спиной к стене и быть готовой ко всему, однако вслух об этом говорить не стала, лишь задумчиво кивнув. Посмотреть на тела её не пустили, да Эмбер и не настаивала – она была способна перенести довольно страшное зрелище, но есть множество вещей, которые она просто не хочет видеть, и это был как раз тот случай, когда ей оказалось более чем достаточно словесного описания. Рассеяно поблагодарив за перевязку, она поинтересовалась самочувствием Мары – ещё не пришла в себя – и, попрощавшись, поспешила прочь: от больничного крыла её воротило почти так же сильно, как от больницы. К тому моменту, когда она дошла до Большого зала, Линд уже имела достаточно хорошее представление о том, что произошло вчера днем. Судя по тому, как вели себя все её собеседники, о Эбби и Лесли они пока ещё не знали, видимо о смертях ещё не объявили. Ну что ж, это не её работа, приносить столь скорбные вести. Она собиралась как и все пройти к своему столу – точнее к столу своего факультета – и воспользоваться свободным, так как есть совершенно не хотелось, временем для того, чтобы хорошенько обдумать все, что ей известно, решить, что надо ещё узнать и понаблюдать за сокурсничками и их реакцией. Однако только переступив порог Зала, Эмбер замерла, напрягшись, как в ожидании удара, даже не осознавая, что именно заставило её почуять опасность, однако через несколько очень долгих секунд она поняла, что именно её насторожило: то, что за преподавательским столом сидело больше людей, чем следовало, но при этом старика Дамби там не было. Это было абсолютно инстинктивное, Эмбер просто сразу поняла, что они представляют самую большую опасность – и только разглядев кто же эти гости она позволила себе расслабиться, и продолжить свой путь. Ну да, конечно, где смерть – там и крысы. Двоих из них Эмбер в лицо знала хорошо – да кто в Лютом не знает Доркас Медоуз, «золотую девочку» аврориата, или же Самого великого и ужасного Аластора Муди. Эмбер невесело усмехнулась, вспомнив, как три года назад они с Кормаком на его день рождения в шутку развешивали по Косому и Лютому плакаты «Разыскивается за неуплату долга за особо циничное и аморальное пользование товаром почтенной мадам Боллевин» с портретом главного аврора Великобритании. Потом, правда, им обоим досталось по ушам от самой прекрасной бордель-мадам Аннабель Боллевин, в девичестве Мэри Сьюзан Дрейк, но оно того стоило. Лицо третьей женщины была не знакома Эмбер не знакомо, однако на её широком лбу большими буквами было написано «Я – аврор!» - уж кого-кого, а сотрудников органов Линд чуяла за версту. Погруженная в свои невеселые мысли, рыжая не прислушивалась в мерному гомону голосов вокруг. Конечно, вчерашнее нападение на деревню было одной из главных тем утренних бесед, и многие косо смотрели в сторону «зеленого» стола, но в этом не было ничего не обычного – слизеринцев традиционно винят во всем, включая плохую погоду, неудовлетворительные оценки по Чарам и неудачу любимой квиддичной команды в Чемпионате Англии, но сегодня уровень агрессии между факультетами был не сильно выше обычного. Нет, Эмбер ждала речи Дамблдора, ей было интересно, что он скажет и как на это отреагируют студенты. Нельзя сказать, что Линд сильно переживала и убивалась из-за кончины сокурсниц: с Чейс она была почти не знакома, и знала о ней только то, что следовало знать старосте, а Норстэд так вообще бесила рыжую своей «истинно аристократической» надменностью, так что Линд при каждой встрече с ней приходилось останавливать себя от того, чтобы не наговорить этой правильной зазнайке чего-нибудь гадкого или хотя бы подправить ей её длинный, вздернутый носик. Однако ни одна из них не входила даже в первую двадцатку людей, которых рыжая хотела бы видеть в гробу, первое место которого пожизненно принадлежало Джеймсу Линду. Более того, рыжую старосту безмерно злил тот факт, что кто-то посмел убить – никакой «несчастный случай» на лестнице не может вывернуть человека на изнанку или оторвать руку – кого-то из её людей на её территории. Будь то Пожиратели, чудовище из Тайной Комнаты, карманный дракон Филча или просто маньяк в зеленом галстуке, она ответит перед ней за все. А после – после его тело могу забрать аврорские крысы, её не жалко. Но сначала эта тварь ответит перед ней. Как сокурсники, так и Дамблдор оказались предсказуемы. Первые начали косо поглядывать друг на друга в зависимости от факультета с опаской, сочувствием или ненавистью, хаффлпаффцы и рейвенкловцы выглядели искренне опечаленными, слизеринцы – озадаченными, но не сильно тронутыми, а гриффиндорцы как обычно пылали праведным гневом – единственное, что они в общем-то хорошо умели. Директор же, как и следовало ожидать, не стел раскрывать все подробности происшествия, постаравшись сконцентрировать внимание слушателей на мысли, что «никто не виноват». Хорошая идея, но этого было не достаточно, особенно в свете вчерашних событий и того, что, опьяненные духом уже почти наступившей свободы, студенты разных факультетов сидели за столами других цветов как у себя дома. Так среди слизеринцев было заметно один-два красных герба на груди, так же как и у красных сегодня гостили гости. И потому, на взгляд Линд, не было ничего удивительного в том, что первая драка вспыхнула буквально через пару минут после объявления о кончине Норстэд и Чейс. Финеас Яксли, легко узнаваемый по длинным волосам и вечно ошивающейся рядом с ним Яэль Ронен, дал в нос кому-то из гриффиндорцев, что на проверку оказалось не самым удачным решением, так как сидели оба драчуна за столом Грифинндора, так что у пострадавшей стороны сразу же нашлось полторы дюжины заступников. Эмбер коротко, но емко выругалась. Вот почему всегда получается так: все проблемы, трагедии и переживания достаются «синим» и «желтым», а морды, в независимости от повода, положения планет, политической ситуации и общепринятых понятий морали и этики, бьют друг другу «красные» с «зелеными»? Наверно для этого было какое-то тайное правило школы, в которое свежеиспеченную старосту Линд посвятить забыли. Девушка нахмурилась, скрипнула зубами, даже выругалась, но не стала вставать с места – к Яксли уже присоединилась МакКехт-которая-в-юбке, рядом был ещё и Алленби, так что конфликт должен был решиться и без участия их рыжей коллеги. Если не решиться – тогда можно будет вступить и третьей стороне, но пока что в ней, к сожалению, необходимости не было. - Нет, вы только посмотрите. И эти люди запрещают мне курить в постели! У них или мозгов нет, или совести; или, что вероятней, и того и другого. Слушай, а давай их всех накажем, а? – Эмбер обращалась к Лермонтову, который, как теперь, когда разделявший и третьекурсник ушел, оказался совсем рядом с ней. Она даже обернулась к нему, глядя зло и весело, то ли ухмыляясь, то ли действительно кривя губы от отвращения. Господи, как же хочется курить, дементор всех задери!
GameMaster: Джендер Уокер, гриффиндорец четырнадцати лет, совсем не любил читать. В книгах слишком много буков и слишком мало смысла. «Наверное, - думал гриффиндорец, - как раз за буквами смысл и теряется». Но домашние задания, увы, никогда не делаются сами собой, поэтому Уокер вместо того, чтобы заняться чем-нибудь приятным – поесть, или посидеть у Озера, наблюдая за гигантским кальмаром, вынужден был торчать в библиотеке. Книги плохи еще и тем, что их вечно приходится искать. Джендер тихо проклял весь мир. Он уже битый час шлялся вдоль книжных стеллажей, а «De caelo et elementis» так и не думала находиться. В этот час в библиотеке было малолюдно, за все время Уокер не встретил никого, за исключением незнакомого хмурого слизеринца, который при виде Джендера, отчего-то сильно покраснел и мгновенно смылся, затерявшись среди книжных полок. — Как же мне это все надоело, — буркнул гриффиндорец, разглядывая пыльный корешок очередного гримуара. Книга была очень старой и липкой на ощупь. — Ну где же ты, а? Библиотекарша сказала искать здесь. Должно быть у нее проблемы с памятью. Фицрой? Парень еле заметно вздрогнул. Вдали мелькнула чья-то широкая спина. Кажется, Фицрой Айронс – шестикурсник с Гриффиндора и, в общем-то, совсем неплохой малый. «Может догнать? – подумал Уокер. – А если повезет, он мне и с заданием поможет». Приободрившись, Джендер быстрым шагом двинулся вглубь библиотеки. Внезапно в зале стало совсем тихо. Уокер рефлекторно поежился. Почему-то ему показалось, что ко всему прочему в помещении сделалось еще и очень-очень холодно. — Фиц? Эй! Ты где? Слушай, не поможешь с зельями? Мне никак не найти одну книжку. Фиц, ты где? Джендер вытянул шею, оглядываясь по сторонам. — Айронс? Под ногами что-то неприятнейше хлюпнуло. Уокер медленно опустил взгляд. Такой «хлюп» не предвещает ничего хорошего. Так хлюпает нечто весьма и весьма скверное. — Что за..? Густая темно-бордовая лужица влажно поблескивала. Несомненно, кровь. И уже начала сворачиваться. Уокер судорожно сглотнул. Кровь неплохо смотрится в бифштексе, но на библиотечном полу ей никак не место. «Вряд ли кто-то поранил палец», - решил он. А потом заметил Фицроя. Гриффиндорец лежал на полу, широко раскинув руки. Лицо его – совершенно бледное, ничего не выражало. Джендер Уокер долго всматривался в это лицо, пытаясь понять, что же его так сильно смутило… Через несколько минут мадам Пинс раздраженно поднялась из-за стола и, привлеченная странными звуками, направилась к одной из дальних секций. Произошедшее в следующие мгновенья, она до конца жизни не могла вспоминать без дрожи. Невысокого гриффиндорца, скорченного на коленях обильно, с надрывом рвало. Плохо переваренная пища уже измазала школьную мантию и отвратительным комками блестела на каменном полу. Мадам Пинс решила было сделать юноше замечание, но потом взгляд ее зацепился за второго школьника – тот не двигался. Мертвенно-бледное лицо слепо пялилось в потолок. Глаз у трупа не было. Аккуратные, абсолютно бескровные черно-бордовые воронки смотрели на мир изучающее и, кажется, чуть укоризненно. На какой-то ужасающий миг мадам Пинс подумалось, что труп за нею следит. Мертвую тишину библиотечного зала распорол пронзительный животный крик. — Убийство! — на выдохе произнесла библиотекарша, входя в Большой зал. Ее бесцветные глаза встретились с пронзительно-голубыми директорскими. — Убийство... Снова. — Там был слизеринец, — ломанным голосом добавил по-прежнему дрожавший Джендер Уокер, выглядывая из-за плеча мадам Пинс. — Я видел его. Он…
Alexander Lermontov: "Чем дальше в лес - тем больше дров" - русским языком порой куда проще было выражать собственное отношение к ситуации. Чем дальше рассказывали девушки о сути речи директора, тем пасмурнее становилось лицо Алека. Он вспомнил Лесли Норстэд, и испытал сожаление по поводу того, что сок в вино превратить не может. А еще лучше - в водку, но подходящего заклинания для подобного преобразования на ходу сообразить он не мог. Запрокинув голову, Алек бездумно глядел на один из траурных флагов. Он не любил смерти. Он всегда вспоминал смерть матери. И свое первое видение, будь они все прокляты. Есть уже не хотелось, при одной мысли о еде в горле вставал неприятный холодный комок. Хотелось... курить. Куда-нибудь на башню, и до потери счета сигаретам. Звуки драки все же вывели старосту из задумчивости. "Идиоты" - зло подумал Алек, делая движение, чтобы встать. Но к месту происшествия уже подоспела Рианнон, и Лермонтов вернулся на место. Слизеринская староста могла справиться в одиночку. Порой Александер подозревал, что ирландка вполне могла пройти тест на "настоящую женщину" - остановить коня на скаку и войти в горящий дом. Была бы необходимость. - А? Что? Эмбер, ты о чем? - Непонимающе уставился на коллегу Лермонтов. Если честно, в реальность включиться получилось немного не сразу. Это что, все еще вчерашнее обезболивающее? Да быть не может. - А... Кажется, их и без нас накажут... стой... а что там? - Сан обратил внимание на мадам Пинс и совершенно убитого гриффиндорца. - Опять? - Ни к селу ни к городу добавил он. И сам не понял чего сказал, только встал, чтобы подойти поближе и узнать что произошло.
Narcissa Black: "Нарси, милая, я же вижу..." - Ничего ты не видишь! - рука Нарциссы неожиданно дрогнула, вилка со звоном хлопнулась на тарелку. Нет, Блэк не повысила голос, она не позволила бы себе этого ни при каких обстоятельствах, но в голосе хватало и обиды и гнева. Маленькая блондинка закусила губу, собираясь было что-то еще сказать, пока не прошел всплеск эмоций, достаточно сильный, чтобы пробить ее обычную броню "приличной девочки", а руки между тем сами собой наливали чай и Люциусу, и Ивэну - действуя как-то отдельно от ее сознания. - Конечно, Ив, - янтарная жидкость до половины наполнила чашку, а потом начался бред и о чае Нарси вспомнила только тогда, когда он потек через край, обжигая пальцы, - Мерлин, они там... они дерутся! Люциус, Ив, там Фианн! Ай! Нарси дула на пальцы, в ужасе наблюдая начало - судя по всему - больших беспорядков. Пусть даже Ронэн пыталась уволочь от места драки Финеаса Яксли, но ей это вряд ли удалось бы. А вообще Нарцисса перестала что-либо понимать. Унаследованный от отца холодный рассудок говорил ей сейчас, что люди вокруг ведут себя совершенно алогично, неподобающе и отвратительно. И что ни к чему хорошему это не приведет. Собственное чувство справедливости в свою очередь недоумевало - почему опять во всем отбиняют их? Потому что они не рыдают напоказ о судьбе других людей? Да они бы и о судьбе своих друзей напоказ не рыдали, в конце концов, это только твое собственное дело, что ты потом будешь бить в спальне, пока никто не видит, и сколько ночей прорыдаешь в подушку, вспоминая несъеденные вместе пирожные. Твое. Не их. И те дурочки, примерно ревущие над своими тарелками, достойны исключительно всяческого презрения. И когда в зал ворвалась мадам Пинс, а следом за ней - гриффиндорец, Нарцисса сначала охнула, опираясь на стол. Мерлин, как страшно. Она бы с удовольствием уткнулась сейчас в Люциуса или Ивена и расплакалась от ужаса. От ужаса, который витал в воздухе, который виднелся в глазах Мордреда, который кажется был сейчас повсюду. Но выкрик Уокера заставил ее встать и залиться гневным румянцем. - Ну все, - сказала малютка Блэк, со звоном поставив на блюдце чайник. После чего, с достоинством поправив галстук, твердым шагом направилась к гриффиндорцу. По залу прокатился звонкий хлопок оплеухи, которую на самом деле могла бы отвесить кому-то Беллатрикс, но уж никак не хрупкая Цисси. Джендер замер, пораженно держась за щеку. - Правда странно, - дрожа от гнева, поинтересовалась Блэк звенящим голосом, - что один из нас был в библиотеке?! Мы тоже студенты и должны учиться, может, хватит делать из нас мировое зло?
Varvara Draven: Дети - это милые и славные ангелочки. Скажите это Дрэйвен и услышите здоровый недетский смех в ответ. Нет, она не ненавидит всех подряд, просто они, как и взрослые, каждый со своим характером, со своими недостатками... и, поверьте, она уж точно знает, что среди этих ангелочков порой встречаются самые, что ни на есть демоны. И сейчас, смотря на лица слизеринцев, она ещё раз убеждалась в этом. Хотя, достаточно странно называть их детьми, особенно тех, что способны на подобные поступки. А в причастности некоторых из них к недавним событиям она не сомневалась ни на секунду. Варвара сидела, снова и снова вглядываясь в их лица, улавливая их движения. Казалось, что раньше всё было не так. Дети были другими, мир был другим. Наверное так кажется каждому, прошедшему определённый жизненный этап, когда он смотрит на тех, кто ещё только переживает его. А может и правда мир меняется слишком стремительно. Она любила Хогвартс с самого первого дня, когда ещё тряслись руки и подкашивались ноги, а старая распределяющая шляпа дрожала вместе с ней, на взъерошенных каштановых волосах, съезжая чуть ли не до кончика носа. Но сейчас и он казался другим, не таким светлым и уютным, как то представлялось в детстве. Глоток кофе и на греческом носике мисс Дрэйвен мелькают две морщинки - признак лёгкого недовольства. На этот раз самой собой. Секрета Муди, способного не спать сколько угодно долгое время, не знал никто. У Вары же подобного секрета не было по одной простой причине, что не спать долго она не могла, уже на вторые сутки становясь невероятно раздраженной и вспыльчивой, а к началу четвёртых принимая совершенно неадекватное состояние. Но аврор и бессонница - вещи совершенно неразделимые, поэтому выручало кофе с добавлением некоторых специй, как, например, кардамон. Но особо горячего Дрэйвен не переносила, видимо сказывалось нервное напряжение, и организм желал покоя хотя бы в том, чтобы не быть потревоженным резкими переменами температур. Но сейчас Вара думала вовсе не о нём, многострадальном, поэтому напиток обжег горло, и это неприятное ощущение напомнило девушке о её невнимательности к самой себе. Отставив на время чашку в покое, она попыталась отыскать в зале Доркас, которая тут же была обнаружена и награждена легким кивком. Вара очень ценила Медоуз за её рассудительность и спокойствие. Хотя больше всего Дрэйвен любила её прямолинейность по отношению к своим может потому, что сама была такой. Но Доркас всё же действительно была в большей степени дипломатом и замечательным, нужно отметить дипломатом. Варвара же предпочитала несколько иные методы. - Дамблдор бережёт последние крохи, оставшиеся от прежнего спокойствия в стенах школы, Аластор. Хотя трудно судить о правильности его методов, поскольку с каждой секундой эти крохи становятся всё более и более ничтожны, - ответила она, кивнув в сторону не очень-то уж и мирно настроенных учеников. - И судить об этом уж точно не мне. Девушка слегка прищурилась, пальцы правой руки аккуратно забарабанили по столу. Они почти не касались его поверхности, тем самым не издавая того неприятного звука, что способен был вывести из себя почти каждого. Тонкие пальцы отточенными движениями пианистки сгибались и так же аккуратно распрямлялись, едва достигая определённого расстояния до скатерти. Правда действительно была одна, а методы зависели от статуса, характера и ответственности каждого из них. Она же не лезла, её задачей был мир эмоций и движений, мельчайших перемен во взгляде, мимике, интонации любого из обитателей Хогвартса. Посему цепкий и внимательный взгляд карих глаз уже наблюдал, а она в любой момент была готова отреагировать на то, что этот взгляд уловит. - Хорошая идея патрулировать коридоры, - задумчиво протянула она, и пальцы замерли, не успев в очередной раз опуститься на стол. Видимо теперь её любовь к нарушению школьных правил, бывшие ночные вылазки и исследование различных потаённых кабинетов и ходов замка, зачастую оказывающиеся столь же опасными, сколь увлекательными, могли принести им пользу. - Вот только, думаю, что помимо этого, нужны ещё какие-то меры, Аластор. За всем мы всё равно не сможем уследить. Кофе достаточно остыл для того, чтобы его можно было пить, и девушка сделала пару глотков, наслаждаясь крепостью и ароматом напитка. Весть об очередном убийстве пролетела по залу, на какой-то миг, заморозив выражение ужаса почти на каждом лице. Секундная тишина и начавший постепенно нарастать гул голосов, перешептывающихся, испуганных, злобных... Чашка резко стукнулась о блюдце, остатки кофе расплескались, а Дрэйвен столь же резко вскочила из-за стола, не дожидаясь реакции Дамблдора или Аластора.
NPC: Голубые глаза Джендера чуть не вылезли из орбит. Еще минуту назад парень был уверен, что самое страшное событие в его жизни только что закончилось. Гриффиндорец ошибся. Мертвый товарищ с вырванными глазами казался уже не такой жутчайшей штукой, как очень красивая, очень хрупкая белокурая слизеринка с очень тяжелой рукой. Перепуганный одним тем, что мадам Пинс заставила его тащиться в Большой зал, демонстрируя всей школе не только свое врожденное косноязычие, но и слабый желудок – в панике никто не догадался очистить ткань от следов рвоты, Уокер сейчас был не в лучшем расположении духа. Ко всему прочему от Джендера еще и прилично несло кислятиной. Короче, это действительно был не самый счастливый день в жизни гриффиндорца. Получив увесистую оплеуху, Уокер даже пошатнулся. Щеку полоснуло болью. От обиды и унижения, гриффиндорец стиснул зубы и сжал кулаки. Недавний шок от увиденного как рукой сняло. В общем-то чистая правда. Сняло. И именно рукой. Жаль, что бить девчонок нельзя. Если бы на месте блондинки был парень – Уокер бы не замешкался. А тут что сделаешь? — Ты..! Ты! — Задыхаясь от ярости, бормотал Уокер. — Вы, слизеринцы, все такие! Да я видел, как тот тип крутился возле Запретной Секции! Наверное, он хотел украсть какую-нибудь запрещенную книгу, а Фиц попробовал его остановить! Вот он и убил Фица! Джендера трясло от злости. На самом деле слизеринца он видел лишь мельком и где-то ближе к секции гербологии, но теперь это уже не имело никакого значения. — Вы убийцы!
Benjamin Nayman: Бэнджамин только открыл рот, чтобы начать вещать Герде о вчерашних событиях, почувствовав вдруг себя важным и полезным, как тут же у гриффиндорцев началась драка. Ну, конечно, они не могли не драться, без этого, наверное, было скучно, тем более, у любого бы в такой ситуации сдали нервы, люди ведь не могут чинно за чашечкой чая обсуждать смерть других людей – и Бэнджи был в этом уверен. Дракой это пока было трудно назвать, скорее гриффиндорцы собирались побить одного слизеринца, который, впрочем напросился сам, судя по хронологии событий. Слизеринца он знал, точнее, он знал девушку этого слизеринца и не переставал удивляться, как их так угораздило быть вдвоем, когда они просто, казалось несовместимы. Бэнджи им даже немного завидовал, ему кто-то сказал, что не может его представить с девушкой вообще, и он подумал, что, наверное, действительно ему подходящей девушки в природе нет. Ну да, он же имел склонность верить во всякие брошенные мимоходом глупости, даже не подозревая о том, насколько они глупости. - Вот и в Хогсмиде вчера было примерно то же самое, туда пришли Пожиратели Смерти, которые поддерживают Волдеморта, ну, темные маги, и стали поджигать дома и бросать заклинания в учеников. Но там-то все остались живы. Договорив, Бэнджи вдруг испугался, что слишком подробно все объясняет Герде, а, вполне вероятно, ей это вовсе не требуется. Он снова покосился на начинающуюся свару, и подумав, что все это может стать гораздо серьезнее, посмотрел на Герду и ее зафиксированную руку, потом на тетрадь и снова на толпу гриффиндорцев. - Может, лучше нам уйти отсюда? Он снова пытался быть полезным как скаут, получающий очередной значок. А потом Бэнджамин обернулся на стол Рэйвенкло, пытаясь высмотреть Юфи, но она не смотрела в его сторону. И тут случилось что-то еще, потому что в Зал вбежала библиотекарь мадам Пинс и какоц-то мальчик в цвета Гриффиндора, который что-то кричал, и снова столпились вместе гриффиндорцы и слизеринцы, и даже наивный Бэн понимал, к чему катится этот день. К дементорам он катится, если так пойдет. Ругаться Бэна учили все, кому не лень, а Юфи наоборот его пыталась отучить, но мысли его пока, слава Мерлину, никто читать не научился. - Что там произошло? - спросил он, будто Герда могла знать ответ. Она, наверное, сейчас еще больше расстроится.
Alexander Lermontov: "Убийство" - прокатилось. "Опять" - вторично подумал Алек, и только теперь понял к чему было то восклицание. И так было паршиво на душе, а тут еще и это... слишком часто... прямо как тогда в Дарси. Взволнованный Алек подошел ближе к мадам Пинс и гриффиндорцу, чтобы не пропустить ничего важного. "Слизеринец" - должно быть, все взгляды в зале в этот момент обратились к столу "зеленых", будто все надеялись увидеть там злобную ухмылку убийцы. "Вот это уже точно не спишешь на несчастный случай... где-то в замке действительно есть маньяк" - даже ничего на веру не принимающий Алек наконец поверил в этот бред. Ведь маньяк в школе - смахивает на сюжет дешевой маггловской книжки ужасов. За этими рассуждениями Лермонтов как-то пропустил момент, когда рядом с Уокером появилась Нарцисса Блек. Он быстро пошел вперед, но Блек уже влепила парню оплеуху. - Блек, остынь! - Реакция Нарциссы была даже понятна, но все равно раздосадовала Лермонтова. Честь честью, но дракой ничего не докажешь. И Уокер тоже хорош... гриффиндорец... - Уокер, и ты помолчи, чтобы не пришлось потом раскаиваться в словах! Нам убийцу искать надо, а не срываться друг на друге! Чем дальше говорил, тем больше понимал, что его мало слушают. Нервы у всех были на пределе и малейшей искры хватало, чтобы взорвать эту пороховую бочку грандиозным скандалом. Тут нужен был авторитет покрупнее старосты Рейвенкло.
Evan Rosier: Просто удивительно, какие потрясения способна вынести человеческая психика: кажется, есть вещи, пережить которые и остаться вменяемым просто невозможно - но нет, ты не только не теряешь рассудок, но и, через какое-то время справляясь с шоком, продолжаешь жить дальше, как ни в чем не бывало. Зависит все, конечно, от масштабов потрясения: вот у Розье на то, чтобы прийти в себя, ушли считанные мгновения, однако обычно невозмутимо-скучающий Ивен по достоинству оценил события, коим неожиданно удалось выбить его из колеи. Речь идет, конечно, не об убийствах - новость о них стала нехорошим сюрпризом, а слова Мордреда только прибавили ему мрачности, но неприятное удивление, которое испытал Ивен услышав все это, и в подметки не годилось эффекту, что произвело на слизеринца выступление его кузины. Хрупкая девочка-ромашка Нарси, которая и мухи не обидит, при всех отвешивает оплеуху гриффиндорцу?! Мерлин, какая же новость будет следующей - неужели соплохвосты разумны?! Но обо всем по порядку: когда директор как бы невзначай, тоном, каким обычно объявляли о долгожданном посещении Хогсмида, объявил о смерти двух учеников, Ивен настороженно переглянулся с Люциусом. Темный Лорд определенно не давал им таких заданий, однако кто знает - один из них в попытке заработать благосклонность Волдеморта вполне мог переусердствовать... хотя это как же надо было переусердствовать, чтобы получить сразу два трупа?! Новости, принесенные МакКехтом веселья не прибавили, однако окончательно утвердили Розье во мнении, что его "коллеги по цеху" к смертям непричастны: растаскивать трупы по кускам они бы точно не стали, ограничились бы только убийством. Ивена кольнуло нехорошее предчувствие: а не мог ли кто-то организовать эти смерти как раз для того, чтобы подставить юных Пожирателей? Надругались над телами, чтобы представить сторонников чистой крови совсем уж зверями, и... впрочем, с мысли Розье сбил сам же МакКехт, невовремя поздравивший себя с прошедшим. - Ах ты ж твою... К собственному стыду, Ивен только сейчас вспомнил о дне рождения друга: вчера ему было не до того, а утром радостный туман застилал мысли слизеринца, так что он и не вспомнил о том, что не поздравил Мордреда. Розье принялся было лихорадочно соображать, как бы выкрутиться и сделать вид, что вчера просто слишком много всего произошло, да и не встретились они; а вот сегодня троица уже запланировала праздничную вечеринку - но все мысли об этом моментально улетучились из головы Ивена, едва он услышал напуганную библиотекаршу и пронаблюдал последовавшую за ее явлением сцену. Сцена была эпохальна. Сцена была эпохальна настолько, что застала Розье врасплох, так что пару мгновений Ивен просто пораженно глазел на свою белокурую кузину, давшую столь решительный отпор безумному гриффиндорцу; однако слизеринец быстро пришел в себя - удивляться долго было не в характере француза. - Вот это история, - пробормотал Розье, поднимаясь со скамьи, - я сейчас. Надо сказать, что Нарциссу он целиком и полностью поддерживал, и целью Розье, вальяжной походкой направившегося к юной Блэк и гриффиндорцу, было отнюдь не спасение последнего. Он хотел увести Нарциссу: бедняжка слишком переживала... судя по реакции даже "чересчур слишком", поэтому стоило оградить ее от общества этого неуравновешенного типа, кидающегося беспочвенными обвинениями. Голос Ивена был на удивление мягок. - Милая, я всегда говорил, не переживай так по пустякам. - он приобнял кузину за плечи, настойчиво заставляя ее последовать за собой. - Не стоит предавать значения бредням безумца. Бедняга повредился рассудком, увидев труп... ну или чуть раньше. Лет на десять. Пойдем отсюда, ты запачкаешь о него мантию. От него, - просто удивительно, как быстро голос Розье изменился с теплого и успокаивающего до ледяного и презрительного, - разит, как от помойки, из которой он, очевидно, и вылез. Взгляд через плечо, сопровождавший эти слова, был ничуть не теплее голоса.
Alastor Moody: — Да, за всем не уследишь, — повторил Муди. — Но можно попробовать уследить за всеми… Хуже не будет. Какого дементора! Первым делом Муди отметил появление в зале строгой на вид дамы с аккуратно стянутыми на затылке волосами и бледным, перекошенным от ужаса лицом, потом заметил паренька – прости Мерлин – заблеванного с ног до головы. Стоит ли удивляться, что такое эффектное зрелище непременно должно сопровождаться самыми неприятными новостями? Слух о новом убийстве Муди воспринял стоически. После семнадцати лет службы в аврорате учишься не бухаться в обморок при первом удобном случае. Ну и, конечно, не выставлять свои эмоции на показ. А эмоции в Аласторе так и бурлили. Опять какая-то сволочь принялась бесчинствовать прямо у него под носом. Прямо под носом у троих авроров! Дементор подери – это уже попахивает наглостью. — Погоди, Вара, — Муди поднялся вслед за подчиненной. — Хотя пойдем-ка послушаем вблизи. Недолго думая, Муди встал из-за стола и быстро зашагал в сторону новоприбывших. Его переполняла ярость. Очень страшная, фундаментальная ярость. Этой яростью можно было иссушать реки, превращать райские кущи в безжизненную пустыню и при определенной сноровке обращать вино в угли. А если и не вино, то виноградники точно. Муди умел злиться очень профессионально. «Вот к чему приводит отсутствие строгой дисциплины, думал он. - Дамблдор не хотел ограничивать свободу учеников? Пожалуйста, пожинай плоды. Кушать, так сказать подано». Муди руководствовали иные ценности. Разумеется, нет ничего дороже человеческой жизни, но она несколько обесценивается, если человеку, например, оторвать голову, или какой другой очень важный орган. Демократия – прекрасна, спору нет; особенно когда во главе государства стоит жесткий диктатор. Возможно, такая демократия несколько напоминает тоталитаризм, зато народ по крайней мере не умирает налево и направо. А если и умирает, то чаще всего заслуженно. Аластор злился. Разозлить Муди не представлялось большого труда. Достаточно не вовремя чихнуть, не вовремя пошутить, или убить кого-нибудь. И будьте уверены, рядом с разозленным Муди сам рогатый дьявол покажется милым козленочком. Аврор, беспрестанно понося весь мир, пересек Большой зал. Он не смотрел по сторонам и не был точно уверен, что Дрэйвен следуют за ним. Хотя на месте Варвары, он бы держался начальника. Если и не ради теоретической поддержки, то в качестве самоходной смирительной рубашки. Ни для кого не секрет, что в порыве праведного гнева Аластор уже не разбирал, где взрослые, а где не очень – в битве мир делится исключительно на своих и чужих. Эти понятия по старинке не имеют возраста. К сожалению, Муди опередили. Хрупкая на вид девушка – еще почти девочка, с завидной прытью покинула слизеринский стол, а затем тишину зала нарушил звонкий хлопок. Муди не мог не оценить силы и мастерства, с которыми девушка саданула по физиономии гриффиндорского мальчишку. «Отец должен тобой гордится, девочка — размышлял аврор. — Настоящая Блэк». Муди быстро узнал в юной светловолосой красавице младшую дочку Сигнуса Блэка. Девочка весьма походила на мать. А за Друэллой Муди давно присматривал. Впрочем, как и за Сигнусом. — Ты это видела, Вара? Я прямо-таки сражен, — сказал аврор, стоит отметить, не без иронии в голосе. По счастью, новой драки не случилось. И какой-то слизеринец уже спешил на подмогу молодой Блэк. Почему-то Муди сразу подумалось, что этот товарищ в драку не полезет. Уж больно он серьезный и суровый на вид. Такие публично не убивают. Или? — Прекратить! — рявкнул Аластор, приближаясь к небольшой и недружной компании. — А ты, парень, — аврор взглянул на пришибленного гриффиндорца. — Следил бы за словами. Обвинять людей в убийстве довольно опрометчиво. Если тебя услышит сам убийца – можно серьезно схлопотать. Все. Не на что тут пялиться. Все под контролем! — затем обернулся к Дрэйвен и тихо добавил: — Видишь, Вара, все еще поганей чем я думал. Надо бы этого парня допросить. Что бы не говорил Дамблдор, это уже моя работа. Муди мысленно выругался. — Вернее, наша, Дрэйвен. Думаю, одним патрулированием коридоров тут не обойтись. Раходитесь, — вновь повысил голос шеф Аврората, — Ничего интересного.
Lucius Malfoy: В мире существует всего пару вещей, которые могут удивить Люциуса Малфоя, и как не странно убийства в Хогвартсе не входили в них. Может быть огромную роль сыграла немаловажная фигура Абраксаса Малфоя в жизни Люца, ведь с таким отцом ты постепенно перестаешь удивляться несомненно ужасным вещам, по простой причине — ты просто привык к ним. Вот и сейчас Люциус сидел за столом Слизерина с ледяным выражением лица, наблюдая за происходящим, и как не странно вовсе не терял контроль. Его манеры были изысканны, как будто он сидит на важном приеме, у себя дома, а все остальные — гости. Гостей, как известно, стоит уважать, даже если они ведут себя неподобающе, именно поэтому Люциус не двигался, и не собирался вставать с места, пока ситуация не выйдит из под контроля. -Я уже не надеялся лицезреть тебя, и да с Днем Рождения тебя, - ровным голосом произнес Малфой, когда Мордред опустился между ним и Розье. Слова Нарциссы он проигнорировал, лишний раз убеждаясь, что им придется поговорить наедине и выяснить что же происходит. Стоит ей признать, если он ей отвратителен, тогда увы и ах, но ей придется всё же терпеть его лицо до конца своих дней, так как Абраксас Малфой не меняет решения. А если всё наоборот, то пусть скажет, что же её так не устраивает в нём. А потом, потом Люциус был удивлен. Можно с полной уверенностью сказать, что даже появление собственного отца не удивило бы Малфоя, как выход Нарциссы, которая сорвалася с места и кинулась на гриффиндорца. Всё бы ничего, но она явно была настроена серьезно, и что самое главное Люциуса это ничуть не обрадовало. Стоило Ивэну встать за ней, как слизеринец приподнялся с места, но не спешил подходить к месту где уже выясняли отношения. Впервые за столько лет блондину хотелось свернуть шею Розье, который почему-то даже не подумал о том, что если кому и стоит уводить от гриффиндорца Нарциссу, то именно Люциусу. Может быть он и сам понимал насколько глупо сейчас ревновать свою невесту к своему лучшему другу, который к тому же её кузен, но в последнее время Люциусу казалось, что никто не принимает его всерьез. Вчера Сигнус выступил с речью о том, что он его разочаровал, а сегодня Ивэн почему-то даже не переглянулся с Малфоем и сразу кинулся за кузиной. Люциус стоял на месте несколько секунд, понимая что сейчас он и правда начинает злиться, а это уже нехорошо. Второй день подряд он злится, а причной всего этого его будущая жена. Посмотрев на Мордреда, который сидел рядом с ним и кажется витал в своих собственных мыслях, Малфой двинулся в сторону несчастного гриффиндорца, между тем остановившись рядом с Розье. Второй раз за два дня он не удостоил взглядом Нарциссу, понимая что такое поведение её обидет, но вместе с тем осозновая, что за сегодняшний день он получил достаточно злобы. -Ещё одно слово и я начну снимать баллы, - холодным, просто ледяным голосом ответил Малфой гляда на гриффиндорца, а потом перевел взгляд на Розье, - это относится ко всем, - и было это сказано с какой-то особой злобой, которую Ивэн вполне мог понять, что не скажешь об остальных. Для остальных Люциус Малфой сейчас исполнял свой долг старосты школы, вместе с тем не изменяя своему характеру, и держась как можно безразличнее к окружающему миру. -Разошлись все по своим местам, - взгляд неволно упал на бледное личико Нарциссы, которая прижималась к Ивэну, после чего Люциус повернулся к Аластору Муди. Вот один из тех людей, которых Малфой искренне презирал, точнее не презирал, а понимал насколько он силен, поэтому и ненавидел.
Varvara Draven: Погодить? Глупо было говорить это Варе в тот момент, когда она уже начала действовать. Тем более что погодить сейчас означало пропустить всё самое интересное. С точки зрения интереса наблюдателя, желающего выяснить подробности произошедшего, конечно. Естественно, она не послушалась Аластора, хотя он и сам скоро решил, что будет не лишним подойти поближе к бледной, но держащей себя в руках мадам Пинс и гриффиндорцу, которого трясло как дремучую иву. Варвара пропустила его вперёд, хотя сама не отставала. Муди был в ярости и для того чтобы понять это не нужно было уметь читать эмоции. Стоило лишь единожды попасться ему под руку, когда он в таком состоянии и в течение всей оставшейся жизни, твоя память будет верно хранить в себе образ Аластора-к-которому-лучше-не-стоит-попадаться-на-глаза. Зато Дрэйвен была спокойна, несмотря на то, что чашку с кофе она приложила о стол от души. Смерть. Рано или поздно, все мы умираем. Это аксиома, перед которой бессильна даже магия. Вечная жизнь не приносит счастья, постепенно пресыщая желания и становясь проклятьем. Но убийство ребёнка - уже не закон природы, а нечто выходящее за все возможные рамки. Зал наполнил холод, пронизывающий всех и каждого, размывающий даже довольные ухмылки на лицах юных слизеринцев. Похоже, даже для них это было уже чересчур. Дрэйвен не обратила внимания на юную мисс Блэк, так же, как и на юношу, что заботливо поспешил увести её в сторону. Она не смотрела ни на Муди, который мог ненароком покалечить кого-нибудь, ни на мадам Пинс, ни на Дамблдора, который уже давно должен был призвать всех присутствующих здесь к спокойствию своим привычным магически-громогласным голосом. Её взгляд, с того самого момента, когда она вскочила из-за стола, был направлен на парня, грязного и испуганного. Всё её внимание целиком и полностью было посвящено ему и никому более, внимательно изучая каждую смену эмоций на его лице, даже в тот момент, когда ручка слизеринки так мастерски отвесила ему оплеуху. Приподнятые и вытянутые брови, приподнятые верхние и напряженные нижние веки, чуть вытянутые губы - страх, ужас от осознания того, что произошло. Удар и на долю секунды приподнимаются брови, глаза широко раскрываются - вполне нормальное в данной ситуации удивление, сменяющееся гневом и лёгким отвращением. Да, Вара и сама когда-то носила огненно-рыжий галстук, поэтому реакция парня была ей ой как понятна. Девушка привычно склонила голову, стоя чуть поодаль, но так, чтобы чётко видеть лицо гриффиндорца. И вот оно - "Да я видел, как тот тип крутился возле Запретной Секции!"... Ответ на вопрос аналогичной формулировкой: "Да, я видел...", лёгкое одностороннее пожимание плечом - парень не уверен в своих словах, он лжёт. Поговорить с ним действительно было нужно. Варвара кивнула в ответ на решение Аластора, но жёсткий допрос мог лишь всё испортить. А говорить мягко, да ещё и с детьми... кто угодно, только не он. Доркас, например, или же Альбус, даже Дрэйвен... но, Боже упаси, только не Муди. Ещё один детский труп им был не нужен. - На твоём месте, я бы не стала лгать, - произнесла Дрэйвен, не отрывая от парня взгляда, - тем более, если ты не виновен. А обвинять всех подряд может каждый, вот только это уже не воскресит твоего друга, да и убийцу такими методами не отыскать. В непричастности парня к убийству Вара тоже не сомневалась, упоминая о погибшем однокурснике, он был опечален, а убийцы такого не чувствуют по отношению к своим жертвам. - Нам лучше увести его отсюда, дать ему успокоиться и хорошенько поговорить с ним, - шепнула она Аластору, - а то, судя по их лицам, от него скоро клочки по закоулочкам полетят, - девушка кивнула в сторону "зелёных" и едва заметно усмехнулась.
Narcissa Black: Нарцисса в какой-то степени была благодарна Ивену, и уже почти успокоилась. Даже начала стыдиться того, что только что натворила, но тут Уокер снова открыл рот, а потом в этом спектакле решили поучаствовать все остальные. а Нарси на то и была настоящей блондинкой, чтобы ее если несло - то несло по-крупному. - Убийцы? - холодно поинтересовалась Блэк, выворачиваясь из рук кузена, - да ты... ты сам убийца! Докажи, что это не ты, ну докажи! Или что, гриффиндорский галстук делает тебя безгрешным? Докажи, что ты его нашел, а не прибил там в углу! Слизеринка сжала кулачки, поворачиваясь к Лермонтову - не в добрый час тот вмешался. Ткнув рейвенкловского старосту в грудь тонким пальчиком, малютка Блэк яростно сообщила: - А ты вообще молчи, Сан! Своих сначала успокой, и вот еще, если кто-то из наших младшекурсников пострадает, я с тебя спрашивать приду! - она хотела еще что-то добавить, но тут появился Люциус, которому тоже было уделено своеобразное... внимание. Потому что если сначала белокурое несчастье прижалось к нему, сквозь злость смутно соображая, что такого количества разозленных парней надо бы испугаться, то тут же попятилась обратно: - Баллы? Ага, снимай, начни с меня, - Нарцисса гневно хмурилась, обводя зал рукой, - посмотри на них! Посмотри на это все! Мы убийцы, ты слышал? Мордред... Она повысила голос: - Мордред вчера бинтовал их, лечил, кормил лекарствами. Сидел с ними всю ночь, ты видел его лицо вот сейчас, видел? Северуса преследуют эти четверо сволочей с Поттером во главе, смеются над ним, издеваются, а когда их чувство юмора дает сбои - то просто бьют! Но МЫ - убийцы! Да ну ее к дементору такую справедливость, и вы... Блондинка бесстрашно воззрилась на Муди: - И вы не вмешивайтесь, сэр Аластор! - у нее, прирожденного арифманта и дочери своего отца, была прекрасная память на имена и лица, - потому что если они начнут убивать нас в коридорах за то, что сейчас себе придумали, то вы не вмешаетесь! Колени дрожали. Наверное вот так и чувствует себя тот самый кролик, что на короткое время становится тигром. Голова кружилась - Цисси решила сделать вид, что больше не собирается находиться в этой, недостойной ее компании: любимый маневр матери для тактического отступлении. Поэтому задрала нос повыше и развернулась к двери. Ее хватило ровно на два шага. Через два шага ее настигли наследственное малокровие, слабые нервы и бессонная ночь. Короче говоря, за шаг до выхода младшая Блэк сложилась, как фарфоровая кукла - сначала на колени, потом на бок - локоны по полу. Говорят, со стороны даже это выглядит красиво. С ее стороны была только противная липкая темнота уже привычного обморока.
Oliver Shetley: и меня временами одолевает графомания, да. За привычным утренним ритуалом – встать, почистить зубы, одеться, причесаться и т.п. – Оливер, механически повторяя отработанные уже годами действия этой рутины, смог наконец-то начать попытки осознать и разложить в голове по полочкам события вчерашнего дня. Получалось это из рук вон плохо – вчерашний день в голове укладывался с трудом, слишком много событий пытались, едва ли не толкая друг друга, выстроиться в очередь в хронологическом порядке и составить полноценную и более-менее понятную картинку произошедшего вчера. Сначала был экзамен (на который сам Шетли опоздал, застав уже развороченную взрывом и стараниями учеников аудиторию), потом путешествие по подземелью, потом Герда в Больничном Крыле. А потом, как будто бы судьба решила что он ещё недостаточно увяз в неприятностях, вечером Шетли уже во второй раз «крупно повезло» пообщаться с Барти Краучем. И воспоминания у обоих от этого общения должны были остаться крайне неприятные. Происходило последнее уже за полночь – и Оливер, завязав перед зеркалом галстук, и, вновь разлохматив причёску, потерев начинавшую почему-то болеть голову, подумал, что возможно тогда его встреча с Краучем отписывается уже в багаж неприятностей сегодняшнего дня и вполне возможно что конкретно на этот день лимит подстав будет уже исчерпан. Он глубоко заблуждался. Спустившись в гостиную, Оливер столкнулся с девочками-однокурсницами, взволнованными фактом того, что одна из них – Эбби – куда-то пропала, и вроде никто не видел её с утра (как же рано она тогда встала?), а может и вчера она тоже в спальню не возвращалась … Оливер, видать спросоня, ничего такого особенно плохого не заподозрил – вот найдётся Эбби, тогда и будут узнавать, где её носило, а вполне возможно она вообще уже на с сидит себе завтраке. Тут его внимание отвлёк свежий выпуск Вечерней Совы. Который Оливер, надо сказать, в законченном варианте ещё не видел. Постава номер три в студию. Шетли взглянул на обложку – и ему стало плохо. Он схватил газету и, читая на ходу, быстро отправился прочь из гостиной, в Больничное Крыло. Три раза едва не спотыкнулся на ходу пока вчитывался в главную статью номера. Голова к тому моменту начала болеть сильнее. На одном из последних лестничных пролётов, ведущих к Больничному Крылу, он слегка оступился и полетел вперёд, на ступени, выставляя вперёд руки для защиты. Висящие рядом два портрета резко прекратили разговор что они вели (до этого кажется просто не заметив Оливера) и смерили его взглядом. Отряхиваясь и поднимая со ступенек треклятую газету, Оливер как-то медленно осознал услышанные им последние слова из разговора толстого волшебника и худощавой высокой ведьмы в рамках рядом. «Убийство», «что за времена… », «какой ужас!». У него внутри всё похолодело. В Больничное Крыло Оливер шёл забрать Герду – или узнать, если сестру не выписывают сейчас, в котором часу её можно будет забрать. Без дальнейших падений или сюрпризов Оливер добрался до палат – и там увидел, что он с Гердой разомнулся, и та, видать пока он копошился, уже успела уйти. Шетли, скручивая в руках всё ту же газету, уже развернулся что бы уходить и, наверное, спускать на завтрак, а там искать и Герду и своего декана – как вдруг рядом с ним как из неоткуда возникла Амаранта Феникс, и, ни с того ни с сего вцепившись в него, попросила проводить. Оливер опешил и даже не нашёлся что ответить, только кивнул. Уже пройдя какой-то путь из Больничного Крыла он подумал, что наверное стоило бы попросить там какое-нибудь зелье от отказывающейся затихать боли в голове. Но решил не возвращаться сейчас, а придти потом. Да и головная боль, наверняка, должна была бы скоро пройти – Оливер, в отличии от той же Чарли, ими в принципе не страдал. Он и доверившаяся ему «прекрасная дама» дошли до Большого Зала. Воображение уже успело поиздеваться над ним, нарисовав ему его портрет в дурацких доспехах, ведущего за уздечку хиленького коня, на котором восседала Мара в розовом платье и шапке-конусом с прикреплённой к ней длинной вуалью. Оливер вздохнул и подумал что-то на тему своей больной и в прямом и переносном смысле головы. Они вошли в Большой Зал. - Кажется что-то очень плохое, - тихо ответил Амаранте Оливер, оглядывая чёрные ленты. Внутри всё на секунду сжалось. Это ведь были траурные ленты. Тем временем в зале началась потасовка. Оливер нервно взглянул туда, взвешивая в уме насколько там вот конкретно сейчас требуется его присутствие – и решил дать себе послабление, придя к выводу что вот в данном месте и в данное время и при данных обстоятельствах обойтись смогут и без него. - Спросить надо, - продолжил он, обращаясь вроде бы и к самому себе, но потом повернувшись к Маре, неуверенный, что она сейчас будет делать – покинет его что бы пойти к своему столу и узнавать всё самой или отправится расспрашивать с ним. Но прежде чем он успел дождаться реакции Мары или сам напугать её своими попытками выразить эту длинную и совершенно не складывающуюся в какие-либо слова мысль, мимо них прошли двое из хаффлпаффок, сестры-погодки со второго и третьего курса. Они сами остановились перед ним, то ли заметив что он только что вошёл, ещё ничего не знает и смотрит на траурные ленты, то ли просто разрываемые желанием с кем-нибудь поговорить. - Эбби Чейс убили, - тихо сообщила ему старшая, - И какую-то девочку с Рейвенкло. Только что сказал директор. Оливер подумал, что в таких случаях обычно просят кого-нибудь тебя ущипнуть. Происходящее начинало казаться ему страшным сном – вот только во сне обычно голова так не болела. Он заметил Герду, сидящую совсем неподалёку вместе с Беном с пятого курса. Оливер быстрым шагом направился к ним, поприветствовал их обоих кивками и слабой улыбкой для Герды. - Я опоздал. Что сказал профессор Дамблдор?– спросил он, почему-то пока на скамью не опускаясь.
Alexander Lermontov: Розье, вовремя подоспевший к разъяренной Блек дал было Александеру надежду на мирный исход конфликта, но надежда сия была зверски прихлопнула вновь открывшим рот Уокером. И сейчас староста был готов повторить маневр Нарциссы с рукоприкладством. Но, Моргана вас всех побери, ему было нельзя, и даже не значок старосты тому виной. Если еще и он начнет тут руки распускать... Вновь воспламенившаяся слизеринка разразилась гневной речью, и, что самое поганое, Алек не мог не понять ее. Он не мог предвзято относиться к зеленому факультету, не мог поверить, что его сокурсники способны на убийство... но она была права - вся школа будто разделилась на два фронта - Слизерин и все остальные. Лермонтов подавил в зародыше желание крепко выругаться. "Его"-то как раз сейчас относительно мирно следили за развитием вечного ало-зеленого конфликта. Нет, дементор их всех поцелуй, ему надо было вмешиваться. "Проклятье, да уведите его отсюда, пока он еще чего-нибудь не ляпнул!" - Примерно таков был его взгляд, обратившийся на авроров. Гриффиндорцы пока не подтянулись в защиту своего товарища, но еще чуть-чуть, и львы сообразят, что на них бочку катят... то, что потом получится растаскивать Лермонтову совсем не улыбалось. "Дурдом... истинный дурдом..." Нарцисса как истинная аристократка сделала попытку эффектно покинуть сцену, но вместо этого за несколько шагов до выхода не менее эффектно лишилась чувств. Лермонтов первым к упавшей девушке не успел, так и остановился где-то на полпути. Обернулся на толпу, потом - на Блек... и тут закрыл лицо руками, спасаясь от авианалета - утренняя почта, чтоб ее... Жучка никогда не отличалась деликатностью по отношению к хозяину и вечно старалась обставить свое появление как можно более эффектно. Сейчас вот - бреющим полетом над головой хозяина. Пока он разбирался с беспокойной птицей, события в зале шли своим чередом.
Alastor Moody: Муди терпеть не мог театральные эффекты. Муди терпеть не мог театр. Муди многое терпеть не мог, но сильнее всего две вещи: ложь и лицедейство. Происходящее в Большом зале начало напоминать какую-то дурную комедию. Аврор готов был поклясться, что если еще несколько минут назад гнев, исходящий от учеников, был истинно праведным, то теперь каждый стремился продемонстрировать всю глубину своего актерского мастерства. А что мешает плохому актеру? Правильно, гравитация. Когда младшая Блэк бухнулась в обморок, Аластор решил было поспешить на помощь, но что-то его остановило. Возможно, это был здравый смысл, который твердил аврору заняться делами более насущными. Например, предотвратить очередное смертоубийство. Теперь уже при свидетелях. Паника чудит с людьми невероятные вещи. Вчерашний герой, столкнувшись с сегодняшним чудовищем, вполне в состоянии обмочить штаны, а натуры тонкие – хлопаются в обморок. Муди не знал, действительно ли Нарциссе сделалось плохо, или это был светский жест – давно известно, если не можешь обратить на себя внимание подвигами, используй старые проверенные методы – китч и эпатаж. Упала девушка, что сказать, очень и очень качественно. Ей бы за это приз. Что-то в груди аврора неприятно екнуло. Поскольку сердца у Муди не было по определению, аврор решил, что это бренди просится наружу. В общем нехорошо, конечно, позволять благородной девице валяться на полу, аки куль с мукой; но с другой стороны каменный пол прекрасно остужает горячие головы. Тем более к ней уже кто-то спешил на помощь. Муди яростно стиснул зубы и попытался дышать глубже. Когда аврор злился – жди беды. А гнев выместить было не на ком. Ну на самом деле не производить же экзекуцию подрастающего поколения. Аластор поглядел на Варвару, ища у той поддержки, однако не нашел. Последнюю реплику подчиненной Муди пропустил мимо ушей, поэтому ко всему прочему прибавилось еще и чувство стыда. Стыдящийся аврор в сотню раз хуже аврора гневающегося. Гнев можно как-то контролировать, со стыдом такие финты не проходят. Стыдился Аластор так же рьяно, как и злился. С одним отличием – гораздо реже. — Да, Дрэйвен, ты права, — грозно буркнул Муди, испепеляя ответным взглядом Люциуса Малфоя и всех, кого угораздило подвернуться под руку. — Если Дамблдор собирается и дальше завтракать лимонным пудингом, делом займемся мы. Надо парня уводить. Не обращая внимания на творившуюся кругом суматоху, Муди крепко вцепился в шиворот болтливого гриффиндорца. Мерлин, и бывает же такое! И с силой потянул на себя. — По-моему, дружок, ты и так уже неплохо поработал челюстями. Болтать, разумеется, весело и приятно, но и меру пора знать. Сейчас я тебя отсюда уведу, а потом мы с тобой мило побеседуем. И только попробуй мне наврать – дух выбью! Угрожать Муди умел с неподражаемым мастерством. Карие глаза аврора искрились адовым пламенем, побледневшее лицо выражало лютую злобу. Если бы Муди в моменты ярости однажды довелось попасть на карандашную фабрику, по утру весь грифель превратился бы в алмазы. К сожалению, никаких карандашей поблизости не было, и Муди пришлось третировать гриффиндорца. Щеки Уокера пошли красными пятнами, губы задрожали. — Мфпф! — трагически проблеял гриффиндорец, уводимый Муди прочь из Большого зала. — Варвара! Ты идешь, или тебя нужно особое приглашение? А вы расходитесь! Представление закончено! Последней каплей стало появление сов. Аврор смачно и достаточно грубо выругался, гриффиндорец в его руках попытался было дернуться. Напрасно. Пальцы Муди болезненно вцепились в плечо третьекурсника и, казалось, скорее переломают Уокеру все кости, чем позволят вырваться на свободу.
Lucius Malfoy: Далее переход в гостиную Слизерина. Ненавидел Малфой драмы. Ненавидел и презирал всей душой. Ненавидел эти проклятые спектакли, когда гриффиндорцы изображают обиженных детишек, и как всегда тыкают пальцем в слизеринцев, обвиняя их во всех смертных грехах которые только с уществуют. Еслиб сейчас была другая ситуация Люциус бы обязательно фыркнул и развернулся, оставляя позади всех этих жалких людишек, и про себя думая, что так тому Фрицу и надо было, ведь все получают именно то, что заслужили. Но вот люди любят строить из себя жертв. Это человеческая натура, делать страдальческое лицо и упиваться своими слезами, а потом обвинять кого-то другого, кто вообще-то может быть и не запутан в этой так называемой трагедии, которая упала на вашу голову. Хотя наверное стоило поставить мальчишке пятерку за устроенный спектакль, эффект был вполне удачным. Только в данный момент Люциуса интересовала лишь одна единственная мысль — правда ли был во всем этом замешан слизеринец? Юными Пожирателями были только слизеринцы, а как не крути в данный момент Малфой предпологал, что кто-то просто не сдержался вчера, хотя ему хотелось верить, что Пожиратели тут не при чем. Но судя по всем фактам, была огромная вероятность того, что именно Пожиратель решил отправить кого-то на тот свет, пусть они и не любили пачкаться в крови. И если это было так, то мальчишка оказывается вполне прав. Но остается одна скрытая карта. Кто убийца? Но завершением всего спектакля был выход Нарциссы, которая никак не хотела успокаиваться. Люциус всё понимал, Мерлин видит, особенно нежную и ранимую натуру невесты, но сейчас всё это было весьма некстати, поэтому Малфой всё больше злился. Как не странно несмотря на эмоции, выражение лица Люциуса не изменилось. Серые глаза всё так же выражали безразличие ко всему, что происходило в Большом Зале, да и во всем мире, в частности. И губы слизеринца даже не дрогнули когда Нарси отскочила от него и с непонятной ненавистью посмотрела на него. -Успокойся, - почти прошипел Малфой, не совсем осознавая насколько жестоким был такой ход. Он даже дернул Блэк за рукав, пытаясь притянуть к себе и успокоить, но Нарцисса не собиралась молчать. Она не желала понимать, что пусть все её слова сейчас правдивы, но они неуместны, и сейчас остальные будут воспринимать по-другому. Люц немного нахмурился и переглянулся с Ивэном, глупая привычка, после чего сделал пару шагов в сторону Нарциссы, которая собиралась вылететь из Большого Зала подобно пуле. Но она не вышла, и не выбежала, а свалилась прямо на каменный пол, Люциус и не успел понять как белокурая Нарси оказалась у его ног. Вот тут-то можно сказать, что Малфой испугался, и наклонившись к девушке поднял её с пола. Жаль, что нельзя прямо перед всей школой швырнуться Авадой в этого гриффиндорца, ведь Мерлини видит, у Люциуса было огромное желание так поступить, наверное впервые в своей жизни. Слизеринец подхватил крохотную Нарциссу на руки и гневно проследив взглядом за Аластором Муди, быстрыми шагами вышел из Большого Зала. Плевать, что он староста. Плевать, что нельзя так поступать. На всё плевать, и пусть сам Абраксас сейчас явится перед ним и решит прочитать продолжение вчерашней лекции. Люциус шел уверенно, осознавая что у Нарси не более чем обыкновенный обморок, такое с ней часто случалось. Завернув за угол Малфой прошел в подземелья, а после уже оказался в гостиной Слизерина, где бережно положил Нарциссу на диван. Впервые за столько время у Люциуса было тако чувство, что он всё делает неправильно. И состояние Нарциссы полностью его заслуга. Может не стоило вообще связывать её этими узами брака? Хоть и будущего, но всё же брака, которого не избежать? Может всё это было неправельным? Ведь она каждый день страдала. И причиной был только он. Люциус присел прямо на полу, и несколько минут просто смотрел на белое личико Нарциссы, после чего коснулся пальцами её щеки. Она была холодна, и бледна, что совсем не радовало. -Нарси, - он не смог добавить «милая», ведь чувствовал себя слишком виноватым. Почему она так болезненно воспринимала всё, что было связано с ним?
полная версия страницы