Форум » Архив «Lumiere-77» » Интерлюдия 1980 » Ответить
Интерлюдия 1980
Severus Snape: 1980 год. Маленький городишко на юге Эссекса. Где-то терпеливо воет собака. Низкий контральто с истинно французским гортанным придыханием настойчиво, но безуспешно тянет вторую партию. Певичка давно умерла. Это радио. Радио, которое забыли выключить. Сейчас ночь. По ночам люди не поют. Только не в Эссексе. Я зашторил окно и опустился на краешек стула. Пес продолжал выть, навязчиво. Музыкально. Фальшивый голос француженки отвлекал. Зачем мертвые поют для живых? Магнитная пленка, магнитные волны стерпят все, мои нервы нет. Я хочу слушать пса. Он не лжет. За пение ему не платят. Дженкинс и Морроу, похожие как братья, - я все еще их путаю – молчали. Дженкинс (да, это был он) лениво ковырял вилкой кусок торта. В него уже не лезет, но Пожиратель продолжает упорно есть. Торт наверняка сладкий и очень вкусный. Когда-то, кажется час назад, на торте была надпись. Поздравительная. Синие завитушки масляного крема желали «Джеффри» удачи. «С Днем Рождения, Джеффри!», говорил торт. Не верьте тортам. Оказывается, торты тоже умеют лгать. Пожелание не сбылось. Морроу поднял крышку кастрюли, его нос брезгливо сморщился. — Тыквенный суп. Ненавижу тыквенный суп. Дженкинс не ответил. Он только что проглотил «Джеф», осталось «фри». Почти свобода. Почти свободен. Я устал. У меня болит голова. Со вчерашнего дня я не ел. Болезненно сводит желудок. Не от голода. Это тошнота. Я видел многое; думается, я видел все – и даже больше. Больше грязи, больше крови, больше мук и растерзанных тел, чем способна вытерпеть целая историческая хроника. Но я никогда не прикоснусь к торту маленького Джеффри. Не в его присутствии. — Во имя всего святого, кто-нибудь уберите тело. — Подожди, Северус, еще кусочек. Дженкинс запихал в себя «фри». Пора уходить. Маггл оказался необычайно высок. Я едва доставал ему мочки уха. Сравнивать не пришлось. Морроу сработал первым. Маггл упал прямо мне под ноги. Очень тихо. В общем, это не было похоже на убийство. Убийства сопровождаются звуками: вскрик, хрип, вопль, шепот, вздох – да что угодно. Убийства не бывают беззвучными. Маггл упал очень тихо. Тяжелый маггл, два метра ударились об пол совершенно беззвучно. Абсолютно. Маггл оказался не только очень высок, маггл оказался очень глуп. Дженкинс постучался в дверь – у Дженкинса своеобразное чувство юмора, он не взламывает двери, он стучится – маггл открыл. Потом была зеленая вспышка, Морроу хихикнул, а я переступил через тело. — Брайен? — послышался встревоженный женский голос. — У нас гости? Я ненавижу людей. Это природное. Мне не нужна причина. Я просто ненавижу людей. Магглы, магглорожденные, полукровки, волшебники – они все мне одинаково противны. Моя ненависть необычайно сильна. Иногда она будит меня по ночам. И все же, войдя в гостиную, я вздрогнул. У женщины были рыжие волосы. Темно-рыжие, густые, волнистые. Нет, никакого сходства с Лили. Рыжеволосых женщин много, я всего лишь не ожидал, что Лаванда Метцер - одна из них. Лаванда Метцер, тридцать четыре года, успешный колдомедик, даровитый алхимик, она помешала Темному Лорду. Она слишком хорошо лечила его жертв? Она состояла в Ордене Феникса? Она вышла замуж за маггла? Да какая разница. Мне не говорят, я не спрашиваю. — Простите, что без приглашения, — извиняющимся тоном говорю я. Моя палочка нацелена в грудь Лаванды Метцер. — Кажется, у вас праздник? Женщина нарядно одета, в доме пахнет карамелью. — Ай! Боковым зрением я замечаю Морроу. Он тащит за ухо мальчишку. Года четыре, может быть, пять. На нем оранжевый свитерок ручной вязки. Волосы у мальчишки светлые, широкая кость и пронзительно голубые глаза. Похож на отца. Маленький, угловатый, смертельно бледный Метцер. Морроу грубо толкает ребенка в спину. Мальчик спотыкается. Лаванда вздрагивает, рефлекторно тянется вперед, подхватывает сына. Я тоже вздрагиваю, но позволяю матери обнять ребенка. Вероятно, я жесток, однако не бестактен. Последним в гостиную входит Дженкинс. Он алчно озирается по сторонам, я невольно провожаю его взглядом. Мебель, ковры, камин, соседняя дверь ведет на кухню. Кажется, в этом доме нет столовой. Должно быть, семейные торжества празднуют в гостиной. Удобно. И в моем доме не было столовой, впрочем, не было и торжеств. Лаванда Метцер дрожит, прижимает сына к коленям, он слишком мал. Интересно, паренек понимает, какая трагедия сейчас случится? Скорее всего нет. Почему-то маленький Метцер постоянно косится в сторону кухни. Ах да, черный ход. Черный ход и собачья дверь – как раз подходящего размера, чтобы сквозь нее мог проскользнуть ребенок. Или нет? Дело не в двери? Ну, конечно, не в двери. Торт. Этот глупый ребенок хочет съесть праздничный торт. Мы испортили семейный ужин. — Джеффри, не бойся, — говорит Лаванда Метцер. — Все будет хорошо. «Не будет, — мысленно говорю я. — Через несколько секунд ты станешь сиротой». — Не вздумай сопротивляться! — внезапно рявкает Морроу. — Дернешься за палочкой и этот черноволосый мистер, — он указывает на меня, — сперва пришьет мальчишку. Он у нас очень способный. Не промахнется. Я верно говорю? Морроу скалится. Я молчу. Я не детоубийца. По чести, я не хочу убивать Лаванду Метцер. Я вообще никого не хочу убивать. Я ненавижу людей. Я бесконечно ненавижу людей. Моя ненависть поистине ужасна – я желаю людям жизни. Но у меня приказ. И больная голова. Я очень устал. Я голоден. — Эй, Снейп, ты заснул? — Дженкинс нетерпелив. — Кончай их и пойдем. А что же Лаванда Метцер? Она смотрит на меня полным ненависти взглядом. Серые глаза асфальтного оттенка. Некрасивые, влажные. Джеффри крутиться, его бледное лицо начинает краснеть. Пальцы женщины, крепко стиснутые на плечах ребенка, ослабевают. Я наблюдаю. — Обоих? — удивляюсь я. — Лорд приказал убить женщину. — Лорд приказал убить предателей. Они – предатели. Оба. Хватит любезностей, кончай. Я снова гляжу в лицо Лаванды Метцер. Ладони мои становятся влажными. О, поверьте, я не чувствую жалости. Я… Я чувствую ярость. И головную боль. Боже, я идиот. Идиот. Настоящий идиот. Самокритично. Джеффри дернулся. «Беги, — мысленно повторяю я. — Беги глупый, несчастный, маленький Джеффри Метцер. Беги, черт бы тебя побрал! Я дурак, я не хочу тебя убивать». Лаванда дрожит. Я медлю. Мальчишка смотрит на меня, нетерпеливый, верткий, должно быть, шустрый Джеффри Метцер, и… Господи, неужели он догадался? — Северус, ты меня разочаровываешь, — Морроу достает палочку. Я делаю резкий выпад. Без слов. Мальчишка вырывается. Он бежит. Очень, очень медленно бежит. Метры. Какие-то метры, спасительная собачья дверь и тьма октябрьского пригорода. Если повезет – он спасется. Если только я успею первым. Я бросаюсь к кухонной двери. Я хочу перегородить путь Морроу, сделать вид, будто бы преследую мальчишку. Я, конечно, глуп. Но мои «коллеги» полные интеллектуальные ничтожества. Шаг, второй. Отчаянный крик, зеленая вспышка и что-то тяжелое бьет меня в спину. Наваливается, давит. Мои колени подгибаются, я падаю. Падаю под тяжестью тела Лаванды Метцер. Лицом вниз, в мягкий ковер. Глупая Лаванда Метцер! Я не хотел убивать твоего сына! Женщины, ну почему вы так безрассудны? Прошло не больше секунды. — Убежал? — спрашиваю я. В доме очень тихо. — Не успел, — с усмешкой отвечает Морроу. Я поднимаюсь на ноги. Маленький Джеффри Метцер лежит на полу. Естественная поза. Слишком естественная для живого. Лежит в паре сантиметров от стола. «Господи, — думаю я. — Ты все-таки хотел съесть торт?» Я не верю. Морроу убирает палочку во внутренний карман мантии. Небрежно, с улыбкой. Дженкинс переступает через труп ребенка, подходит к столу. Достает нож. «С Днем Рождения, Джеффри!», читает он и с первого раза тушит свечи. Я иду к окну. Где-то терпеливо воет собака. Низкий контральто с истинно французским гортанным придыханием настойчиво, но безуспешно тянет вторую партию. Певичка давно умерла. Это радио. Радио, которое забыли выключить. Сейчас ночь. По ночам люди не поют. По ночам люди умирают. — Зря не попробовал торт, Северус, очень вкусно, — говорит Дженкинс. Мы стоим на пороге. — Я не люблю сладкое, — отвечаю я. Это правда. Я не люблю сладкое. Меня тошнит. Видимо, я все-таки заболел. Мне плохо и кружится голова. Француженка воет. Я ошибся, это не радио, это запись. Лает пес. Кажется, во мне что-то сломалось. Я никогда не забуду рыжеволосую Лаванду Метцер. Я никогда не забуду маленького Джеффри. Вдруг эти образы будут преследовать меня всю жизнь? Мертвые матери и мертвые дети. Я не хочу повторения их истории. Не хочу всем своим полным ненависти сердцем. Но у меня есть приказ. Я не спрашиваю, я выполняю приказы. Приказы. Вот и все. И не знаю, каким будет следующий. «Маггловский бог, — в шутку думаю я, — Может, ты подскажешь? Или Мерлин?». — Morsmordre! — выкрикивает Морроу, и мы аппарируем.
Ответов - 0
полная версия страницы