Форум » Архив «Lumiere-77» » .don't let go of my hand » Ответить
.don't let go of my hand
Andromeda Black: Дата: 16-ое июля, 1977 года. Место: Косой Переулок, Лондон, Англия. Участники: Sirius Black, Andromeda Black. События: День рождение Андромеды Блэк, а она умудрилась сбежать из дома. Друэлла нервно поглядывает на часы ведь к вечеру в их дом должны прийти Селвины. Сигнуса это словно совсем не волнует, он до сих пор сидит в своем кабинете за стопкой пергаментов. А Меда... она сбежала чтоб встретиться с самым дорогим человеком во всем мире. Примечания: события будут иметь место в будущем.
Ответов - 17
Andromeda Black: К счастью этот день не был жарким. Жару Андромеда на дух не переносила. Пряный запах жасминов витал в воздухе, которые цвели под окном. В доме во всю кипела жизнь. Домовики с самого утра готовились к празднованию дня рождения средней дочери Блэков. Друэлла раздавала распоряжения направо и налево, не забывая при этом держаться предельно строгой и требовательной. Сигнус же в свою очередь не покидал свой кабинет как всегда разбираясь с какими-то "очень важными" бумагами. Беллатрикс не выражала никакого желания посещать бал в честь своей сестры. Возможно она была слишком устала после очередного разговора с отцом, а возможно ей вовсе не хотелось встречаться со своим женихом, как не крути, а свадьба была на носу. Вот младшей сестре не терпелось встретиться с Люциусом и лишний раз почувствовать себя счастливой. Нужно признать, что будучи Малфоем этот молодой человек относился к своей невесте на удивление трепетно. Возможно дело в чувстве долга, а возможно это и правда любовь... по крайне мере Андромеда пока не до конца в этом разобралась. Любовь. Вот срердняя Блэк, в честь которой творился весь этот переполох, не могла заставить себя думать о ком-либо кроме как Сириуса. Андромеда ещё утром получила его письмо, да ещё смогла спрятать его от глаз матери. Только представить выражения лица Друэллы если бы она узнала об этом! Но Меда словно потеряла весь страх, и стыд. Да-да, именно стыд, как она сама считала, ведь надеяться на светлое и счастливое будущее было слишком наивным занятием, а она уже давно не ребенок. Но в голове все время кружились слова Сириуса, которые убеждали, уверяли и каждый раз давали ей надежду. Возможно для кого-то эта надежда могла оказаться бессмысленной, или же глупой, но только не для Андромеды. Страх всегда присутствовал в её жизни. Меда не была трусишкой, но она многого боялась, хоть и умело это скрывала. Боялась свою мать, и своего отца. Боялась не их гнева, а скорее разочаровать их. Пусть у неё не было той заботливой семьи которые есть у людей подобных Лермонтам, или же тем же Поттерам, но она была благодарна своим родителям. Отец всегда ставил семью превыше всего, и делал всё самое лучшее для них. Мать же пыталась вырастить из них настоящих женщин и давала им все необходимое, пусть и часто забывала что они нуждаются в материнской любви. Андромеде хотелось верить, что всё что родители сделали было во благо ей, а не наоборот. Но каждый раз когда она смотрела на Айана, то ей вспоминался Сириус и она чувствовала какую-то особую тоску. Тоску, которая начинала царапать изнутри и ныла о том, что всё это неправильно. Она любила его, Мерлин, как же давно она его любила! И пусть Селвин самый прекрасный человек. Меда и правда уважала Айана, и еслиб не Сириус, то смогла бы его полюбить, только сейчас это ничто не решало. Друэлла лишний раз зашла в спальню Андромеды. Иногда Меде казалось, что мать таким способом просто проверяет её. Возможно так оно и было, но девушка всё равно не собиралась отказываться от своей задумки. Мать что-то сказала по поводу наряда дочери после чего вышла из комнаты, а Андромеда быстро кинулась к шкафу. Она всё прекрасно расчитала. И время, и место, и никаких осложнений не должно было быть. К вечеру она будет дома, мило улыбаться всем гостям и держаться за руку Айана, как и полагалось. Но до этого у неё остаются пара часов которых она непременно проведет с Сириусом, и которые будут самыми счастливыми в её жизни. Андромеда быстро переоделась, и вышла из своей комнаты. Бледно-голубое платье слегка шуршало при ходьбе, но она словно не замечала этого. К счастью в коридоре она никого не встретила. Меда смогла выскользнуть из дома и остаться незамечанной после чего направилась в сторону Косого Переулка. Она нервничала. Скорее из-за того, что находилась совсем одна в такой день, а ведь на улице могли встретиться знакомые. Очень даже может быть, что некоторые из гостей гуляют в Косом Переулке, а она заявится перед ними. Но сейчас главной задачей Андромеды было найти Сириуса, с ним всегда было намного спокойнее. Хоть временами Меда чувствовала себя виноватой перед остальным. Особенно перед Айаном, которого она обманывала, но кажется Селвин никогда не был слепым. Его самого не особо волновало с кем Андромеда проводит время, хотя бы до тех пор пока они официально не поженятся, а это ещё далеко. Рейвенкловка накинула капюшон на голову пытаясь скрыться от знакомых, но тем не менее выискивала лицо Сириуса в толпе. Бродяги пока не было видно, и от этого Андромеда ещё больше нервничала. Она не сомневалась, что он придет, но всё равно слегка дергалась при мысли о том, что родители обнаружат её исчезновение намного раньше чем она встретится с Сириусом.
Sirius Black: внешний вид: бледно серая рубашка в тонкую белую полоску (пара верхних пуговиц расстегнута), голубые джинсы, опоясанные черным кожаным ремнем. На ногах - черные же кеды. he gives another smile, tries to understand her side, to show that he cares.© Сириусу было сложно понять, что же это за странное, ни с чем несравнимое щемящее чувство, которое грациозно прокрадывалось в рамки его сознания. С чем связана эта практически трепетная дрожь, пробегающая неудержимой волной по телу, стоит лишь нарисовать в мыслях эту долгожданную встречу, расписать в абстракции, дать волю фантазии, ещё чуть чуть, чтоб незамедлительно оказаться рядом с той… Нет, юный Блэк не мог позволить себе, допустить даже в мыслях, что то страшное смешение ревности, нежности, какого-то безусловно животного влечения и простого «нельзя», соединялись в известный всем романтикам коктейль из трех малюсеньких слов. И эта фраза потрясающе ёмко и коротко описала все его чувства к кузине Андромеде, только вот, Бродяга не мог себе этого позволить. Да, и может быть что бы сказать все, что он думает о ней, стоит учесть то что он о ней думает, а ему совсем не хочется. Не хочется признаваться себе в том, что в украденные минуты родственной близости, теперь вовсе запретной, он был правда безмерно счастлив. Или в том, что он думал о кузине так, как думать было не правильно. О, да, в яблочко, друзья, именно в данном случае, фраза «не правильно», была как табу, для вздорного гриффиндорца, которому ничего не стоило за минут пятнадцать нарушить с десяток школьных правил. Но не сейчас. Не сейчас. Должно быть, это глупая шутка матушки природы, или этой старой и сварливой фокусницы – судьбы, но Сириус, будучи волевым и упёртым, подобно барану (о, может быть это животное должно было стать его анимагической формой?) долго и терпеливо проводил в своей голове массовые репрессии и реформы мыслей, дабы избавиться от мозолящей самообладание крамольной мысли. Но, увы, безуспешно. И, этим утром, все же осмелился написать письмо. Без слов поздравления, без привычных шуток. Просто и коротко, в паре строк, накарябанных мелким и нервным почерком – предложение о встрече. И в этом была сладость запретного плода, и горечь правды, что назойливо когтила мысли, и что-то еще, терпкое и тягучее, подобно карамели. Железный конь, которого Сириус приобрел в конце июня остался за спиной, припаркованный в невзрачном переулке маггловского Лондона, а сам же его владелец, с едва сдерживающимся восторгом наблюдал, как его кузина, облаченная в небесно-голубое платье, преодолевала расстояние к Косому переулку. И в этом было что-то по-настоящему волшебное. Когда тело практически на автомате пытается дернуться вперед, а мысли, охваченные невероятной паникой, так и бьются в виски. И он не может сделать и шага. Да, Бродяга отлично видит её, как она опасливо озирается по сторонам, стараясь заметить его в толпе спешащих куда-то людей, но даже неимоверным усилием не может ступить к ней ближе. Или может? «Что я делаю?» - фраза была подтверждением опасений Блэка и тихим напоминанием, вовсе не нужным для Бродяги, чтоб лишний раз задуматься над происходящим. Мрачные мысли, подобно предгрозовым тучам, заволокли сознание, не желая поддаваться потрясающей способности успокаиваться. - Я боялся, что ты не придешь, - тихо проговорил Сириус, умудрившийся прокрасться незамеченным, и остановившийся за спиной Андромеды, неосознанно вдыхая полные легкие задымленного Лондонского воздуха смешанного с её ароматом, - у нас так мало времени. Каких усилий стоило Бродяге просто не кинуться на кузину и не пронести её на руках до места назначения, но это было совершенно не нужно, а даже наоборот, привлекло бы слишком много посторонних глаз. Поэтому он лишь аккуратно, но крепко сомкнул пальцы на её запястье, увлекая за собой в сторону Дырявого котла. Лучшее место, если надо сбежать от посторонних глаз, тем более если ты снял номер и устроил его по своему желанию. И плевать, что Том очень долго ворчал, что придется убрать почти всю мебель, поменять все. Плевать же, верно? Лишние любопытные, и непривычно ранящие взгляды не помешали Блэкам на пути по лестнице вверх, в сторону гостиничных номеров, только Том, довольно усмехнулся, глядя на руки молодых людей. И вот, его маленький сюрприз, сделанный может не слишком хорошо и усердно, но далеко не без тщательной подготовки и тактично-трепетных мыслей. Думаю, никто бы сейчас не решил, что это – номер в Дырявом котле. Единственное что не изменилось, это бледно-кремовые обои и стоящий напротив окна диванчик. Однако ни кровати, ни прикроватных тубмочек, ни, увольте, шкафа. Посреди комнаты красовался небольшой деревянный столик, покрашенный в белый цвет, к нему придвинуты два деревянных и естественно белых стула. Вдоль стены длинная и узкая плоскость, устеленная опять же белой скатертью с яствами, что позволяло уместиться посуде и приборам на столе, в прочем, как и двум величавым свечам и вазе с букетом роз. - С днем рождения, милая, - пропел Сириус пропуская Андромеду вперед и зарекаясь в сотый, наверное, раз, что он не заведен и не поддержит ни одного разговора, неприятного ей. Снова неуверенная улыбка, явившаяся как бы отколотым куском от печати нежности и печали одновременно. Нечто среднее, не имеющее права на существование. Блэк удивленно заметил, что задерживал дыхание, стараясь ни то забывать о нем, ни то просто не заботясь о поддержании жизни. Какой вздор. Ведь те украденные минуты, которые они вырезали монтажным ножом из кинопленки праздника в доме Блэков должны пройти неоспоримо прекрасно. Проживая терпкие мгновения, на столько пряные, как мартини, и на столько сладкие, подобные муссу, Бродяга не мог не вспоминать былого. Что бы не происходило с ними, с какими бы трудностями они не сталкивались, они с Медой проходили через это, фактически без жертв, горделиво переступали через горести, и с уверенными улыбками принимали счастливые моменты. Они не считали фунты, искренне надеясь, что когда-нибудь смогут купить себе хоть немного счастья, а жили этим хваленым счастьем каждую секунду, за которую могли ухватиться и держать. Что же может они и есть те, кто вынуждены метаться туда и сюда, пытаясь получить хоть глоток свежего воздуха, хоть как-то найти опору в болоте, и жили единственным лучом света в продажном, грешном мире.
Andromeda Black: В воздухе стоял запах тревоги. Анромеда чувстовала его слишком явно, и от этого чувствовала как мурашки бегают по спине. Она боялась, о Мерлин, она и правда боялась. Ведь она всегда была правильной девушкой, истиной Блэк, пусть и во многом не соответствовала своей семье. Андромеда была старостой своего факультета и девушкой которая может показаться необычайно серьезной, но вместе с тем уж слишком жизнерадостной. А теперь она сбежала. И не просто сбежала из дома на встречу с каким-то другом, она встречалась с самим Сириусом Блэком! Друэлла была бы в бешенстве от этой новости. Уж лучше бы она встречалась с магглорожденным волшебником, но только не с ним. Меда чуть зажмурилась пытаясь отогнать все эти мысли, но сердце всё так же бешено колотилось. Она нуждалась в нем. Этого Друэлла никогда не сможет понять, ведь она никогда не смотрела на отца так как Меда смотрит на Сириуса! И в голове не укладывалось почему ей нельзя любить его, и только его? Почему всё не разъяснилось пораньше, почему? Ведь всё могло быть иначе, и тогда Айан не стоял бы между ними. Пусть Меда всегда любила Сириуса, но уж сильно она уважала Селвина и не могла обманывать его. Каждый раз когда они с Сириусом оставались наедине Андромеда чувстовала свою вину, словно она грешила. Но запретный плод слишком сладок, как и мысли о том, что они с Сириусом смогут быть счастливы. Стоило вспомнить его улыбку и прикосновение как сердце бешено колотилось, и тогда ей было неважно, что они нарушили какие-то правила. Неважно, что она предвала всех и временами даже саму себя. Их отношения всегда была построены на песке, и стоило волне ударить по этому песочному замку, как всё бы разрушилось, ведь Меда не была такой сильной как Сириус. Она не могла даже думать о том чтоб сбежать из дома и оставить всех позади, пока она не находила в себе силы на это. Но надежда грела её маленькое сердечко, и иногда она всё же мечтала о совместной жизни вместе с Бродягой. -А я боялась, что ты ты не придешь, - она чуть покраснела, совсем чуть-чуть, встретившись с его взглядом. Стоило ей увидеть Бродягу как все тревоги просто расстаяли в воздухе. она всё так же не решалась коснуться его, как и не решалась мысленно вдыхать аромать его адеколона. Андромеда просто стояла всё так же скрывая темные кудри капюшоном, и надеялась, что её не заметят. Неподалеку показались Булстроуды. Клейтон шел рядом с Юфемией, как всегда недовольный и слегка усталый. Девушка же в свою очередь что-то ему объясняла и пыталась достучаться до его сознания. Меда чуть сжалась не зная куда деться, ведь Булстроуды должны были присутствовать на балу вечром. Но Сириус словно прочитал её мысли и повел её в направлении Дырявого Котла. Рейвенкловка совсем не знала, что же планировал Бродяга, но она полностью ему доверяла, поэтому и не задавала лишние вопросы. К слову это был первый случай когда Меда была настолько спокойна в ожидании сюрприза. С самого детства она ненавидела что-то подобное, так как всегда думала, что сюрприз сработает совсем наоборот и огрочит её. Конечн только вспомнить как мать с отцом устроили ей долгожданный сюрприз этой осенью. Стоило ей прочитать то проклятое письмо и она чуть ли не потеряла сознание. Но сейчас ведь это неважно? Всего на пару часов можно забыть об Айане, и о всей своей семье. -Ты знаешь, что ты сумашедший? – смеясь произнесла Андромеда и последовала за Сириусом. Деревянный ступени чуть скрипели, а сердце всё так же колотилось в груди. В Дырявом Котле как всегда было шумно, но второй этаж был намного уютнее. Рейвенкловка всё так же держалась за плечо Сириуса, но стоило двери открыться перед ней как Андромеда замерла от удивления. Маленький номер Дырявого Котла. Неужели можно было сделать его настолько красивым? Меда сразу же узнала кремовые обои, но вот остальное... это казалось сказкой, пусть и ничего сверх волшебного может и не было. Для кого-то это могло быть слишком банальным, и даже не настолько красивым, но только не для Андромеды. Посреди комнаты стоял маленький столик белого цвета, и два стула. В воздухе стоял приятный аромат роз, и Меда невольно расплылась в улыбке. Она любила цвета, она обожала простоту, так как видела в ней самую большую красоту. Вот и сейчас Меда была готова расплакаться от счастья, ведь всё это было исключительно для неё. Никто никогда не делал ей такого подарка. Домашние старания всегда были расчитаны на гостей, чтоб они лишний раз сказали насколько у Блэков изысканный вкус. Но вот это, всё что сейчас было перед глазами Меды... это было для неё, только для неё, по-настоящему для неё. -Сириус, - выдавила из себя рейвенкловка всё так же не в силах отвести взгляд от маленького столика, - это... это так прекрасно, Сириус, - девушка повернулась к Блэку, - это мой самый лучший подарок! – не было смысла больше скрывать чувста и Андромеда кинулась в сторону Бродяги. Она редко давала волю своим чувствам, ведь в их отношениях всегда присутствовала некая скованность, от части именно из-за Меды, но сейчас не было никого вокруг. Девушка прижалась к Сириусу уткнувшись носом в его грудь. -Спасибо тебе, ты самый лучший... – лучшего подарка и не могло быть, просто не могло быть.
Sirius Black: forgetting all the dreams that he had, he doesn't realize it's not the end of the world© Ранее, они были в толпе, едва замеченные зеваками. Это был не центр, не пригород, не трущобы, не городская свалка, а абсолютная в своей урбанистической красоте, вместившая в себя песчинки сотен тысяч людей всех мастей и народностей площадка. Чёрные, белые, шоколадные и желтолицые. Оживлённые – молчаливые, возбуждённые – хладнокровные и все – пожалуй, большая часть - чуть утомлённые беготнёй под Лондонским скупым солнцем, в Лондонском размеренном ритме. Эти глаза – раскосые, миндалевидные, зелёные, словно гранит в музее камней и пород, синие, как бирюза или же совсем чёрные, внимательные, ищущие – их взгляд повсюду, все они оставляли здесь себя, растрачивали и покидали. Наверное, по-этому, находясь у Косого переулка, всегда появляется ощущение, что воздух наэлектризован запахом прошлых дней, ушедших навсегда. И, увы, для Блэка, которого может и не волновали эти люди вокруг, то и дело норовившие сунуть нос между парой Блэков, но все же раздражали. И спасение в тихом (сравнительно, естественно) Дырявом Котле было завораживающим. Как и Андромеда. - Я сумашедший? Нет, я просто волшебник. Чувствовать рядом самое светлое и нежное создание, что вообще может быть в этом грешном мире – самое большое желание и самый большой подарок судьбы. Сириус никак не мог привыкнуть к этому щемящему и срывающемуся чувству, которое охватывало его все снова и снова, и с каждым разом все усиливаясь, когда даже малейшее воспоминание о прелестнейшей из трех сестер Блэк закрадывалось в его мысли. А теперь она была рядом, она была ближе, чем он мог мечтать буквально пару десятков минут назад. Теперь она восклицает его имя, с нескрываемым, не наигранным восторгом, глядя ему в глаза, на что Бродяга не мог не улыбаться. Видеть её счастье, которое не суррогат, не цикорий, что является лишь заменой истинному вкусу, а в нашем случае эмоции, а истинное и самое ценное. Всего мгновение, которое убедило Блэка в том, что его старания не напрасны, что она, пускай и убеждает Сириуса в том, что это потрясающе, все равно, хоть он и уверен в том, что она заслуживает все большего и лучшего, все же искренне рада этому. - Это еще не весь подарок, но.. - он сдавленно охнул, когда девушка обняла его, и едва ли не с оцепенением обнял её, прижимая к себе. О, глядите, Да он смущен. Неужели эта девушка могло ввести самого Сириуса Блэка в потрясающее своей крамольностью потрясение? – но остальное на сладкое. Блэк украдкой улыбнулся, снова возвращая застывший на свече взгляд к Меде. Он смотрел на неё так много времени, а в эти секунды все никак не мог насмотреться. Такое чувство, что эта недолгая, особенно по меркам Сириуса, разлука освежила в нем и так раскрытый бутон чувств, который был готов взорваться от перенасыщения в любую секунду. - Лучшая у меня ты, - давя в себе желание разоткровенничаться прошептал Бродяга, целуя Меду в висок, напряженно касаясь самыми кончиками пальцев к её лопаткам, - самая. Не нужно думать слишком долго, всё и так в голове – и на тысячах убогих черновиков, и в подъездах старых домов, на бетонных заборах, на скамьях во дворе, на жёлтых стикерах и на форзаце недавно прочитанной книги. Это заклинание, молитва и, кажется, девяносто девять процентов из ста – неровное напряжение. То, что Сириус отрабатывал в себе так мучительно много времени, слишком много слов, слишком много мыслей, много, много… Память предоставляет весьма яркие пятна, когда ты касаешься чего-то очень напоминающего детали твоего прошлого. Индивидуальное и персональное восприятие жизни, рисованные акварелью в сознании, настолько искусно, что порою, можно заворожено выпасть из реальности на несколько долгих секунд, пока эта богатая палитра не растворится перед глазами, выжимая все, любые тайны вновь в глубины подсознания. Так и сейчас, стоя в полной изоляции от окружающего миру, покинутым людьми так желаемо недавно (а может давно?), Бродяга вспоминал тот тоскливый и мрачный день, когда Меда сообщила ему, что она помолвлена, и он впервые как-то откровенно-боязненно встретился глазами с той, кого не вскоре осмелится назвать любовью (?) своего существования. И Андромеда, приближаясь к растерянному, ничего не понимающему Блэку, готовому распасться на миллиарды маленьких частиц, желающих лишь окончания своего жизненного кошмара. Светлой полосы света, которую могла принести только она. - Вина? Хотя нет, это слишком по-блэковски, - гулко проговорил Сириус, после прочищая горло, потому, как заметная хрипотца доказывала его несомненно безграничное напряжение. И гриффиндорец отлично понимал, что если сейчас не осмелится оторваться от девушки просто сойдет с ума и наделает вполне ожидаемых глупостей, - сегодня праздник, так что, шампанское. Блэк осторожно выскользнул из объятий девушки и подошел к столу, на котором красовалась пара бутылок. С шумным хлопком откупорив бутылку с напитком, он ловко схватил пару тонких бокалов и с сомнением глянул на юную Блэк, - Да?
Andromeda Black: -Ты не просто волшебник, ты самый лучший волшебник! - произнесла Андромеда и снова взглянула в глаза Сириуса. Таких минут было слишком мало в её жизни. Минут, когда она не думала о своей семье, не думала о своих обязанностях и просто наслаждалась обществом того человека, которого искренне любила. Нужно признать, что даже сейчас между ними была какая-то преграда. Меда всегда винила только себя в этом, ведь Сириус по натуре был очень открытым человеком. А она... она не только скрывала свои чувства, но и всё чаще винила себя во всех смертных грехах. В этом они и отличлись с Сириусом, не говоря уже о других чертах характера. Андромеда не могла закрывать глаза на то, что Бродяге казалось глупостью. Именно поэтому она считала, что у неё нет права быть счастливой, когда родители сделали всё для неё. Пусть иногда она задумывалась о том, что возможно родители не до конца знали, что для неё значит слово «счастье», но так или инае она не имела права идти против их воли, а значит должна была стать женой Айана Селвина. И при этой мысли ей всё время становилось не по себе, ведь она не должна была касаться Сириуса... не должна была его целовать и ласкать, но что уж поделаешь. Иначе она просто не могла. -Неправда, - улыбаясь ответила Андромеда и нежно коснулась губами щеки Бродяги. Вот и сейчас она не могла открыто поцеловать его, погладить или просто прижаться, всё равно ей казалось, что это неправильно, - это ты самый лучший у меня! - но в какую-то минуту она всё же смогла пересилить себя и снова прижалась к Сириусу. Было в этом дне то-то волшебное, не магическое, а просто волшебное. Смешно, но всё самое волшебное у Меды ассоцировалось именно с Сириусом. И Рождество когда ей было всего девять лет, и первый день в Хогвартсе, и первая шалость. Помнится тем Рождеством она заболела, причем настолько, что ей строго запретили покидать дом. Тем вечером намечался важный бал у Барков, и родители не могли его пропустить, пришлось оставлять Андромеду в гордом одиночестве, с домовыми эльфами. Меда скучала, пусть и не особо желала идти на бал. Она не любила «высшее общество» и ещё больше не любила кривляться перед окружающими. Её ровестницы любили красоваться и хвастаться своими украшениями, а Андромеда не любила. Даже Нарцисса очень серьезно относилась к нарядам, а Меда никогда не переживала по этому поводу. В тот вечер выпал большой снег, и Андромеда весь день провела в гостиной, у камина. Она играла с волшебной палочкой, которую по какой-то непонятной причине Друэлла оставила дома. Ей нравилось рисовать разноцветные узоры в воздухе, но скоро это занятие ей тоже наскучило. Именно в тот вечер непонятно как Сириус приехал к ним, вместе с Кикимером. Как говорили потом родители, он устроил истерику на балу и потребовал поехать к Меде. Возможно именно тогда она неосознанно его полюбила. Совсем чуть-чуть, ведь это был первый подвиг в её глазах, который был совершен ради неё. В ту ночь они долго разговаривали у камина, а потом Сириус принялся делать птичек из бумажек, который летели по всей гостиной. Тот день был волшебным, и самым лучшим в жизни Меды. До сих пор... сейчас счастье было слишком взрослое и даже немного горькое. Она заметила его напряжения. Сириус мог скрывать свои чувства от всех, но только не от неё. Впрочем как она никогда не могла спрятаться от него. Они слишком давно друг-друга знали, и слишком хорошо. Меда знала все его привычки, как и то по какой причине мог измениться его голос. Вот и сейчас она прямо кожей чувствовала его напряжение, но не решалась спросить его в чем дело. Хотя зачем нужны вопросы, она прекрасно знала причину такого поведения. Опять мысли о скорой свадьбе не давали им покоя. Возможно Сириус мучался ещё сильнее, чем сама Андромеда. Ему приходилось стоять и смотреть как она уходит. Но кто знает кто переживает сильнее? -Сириус, - девушка сделала несколько нерешительных шагов в сторону Блэка и остановилась перед ним. Некоторое время она просто смотрела в его глаза пытаясь уловить в них что-то, а потом коснулась ладонью его руки. Сириус держал бокалы и улыбался, от этого Меде было ещё грустнее, - ты не обязан скрывать свои чувства, я знаю, - знаю, что тебе так же больно как и мне. Я знаю, что мы сами во всем виноваты. Еслиб ты не ушел из дома, возможно они бы согласились связать наши жизни. Еслиб я была чуть храбрее я бы смогла покинуть свой дом и отказаться от семьи, но я не такая как ты. Я не сильная, и я это знаю. Ты сможешь простить меня? -Ты прав, шампанское то, что надо, - она улыбнулась словно минуту назад не произнесла фразу, которая больно ранила её саму, - у нас сегодня должен быть праздник, ведь так? - нечего праздновать. Андромеда чувствовала это, ведь вечером ей снова придется вернуться туда, откуда всё начиналось. Снова в тот дом. К людям, которые становятся чужими с каждым днем. Всё это слишком сложно, и слишком больно, - и да... прости меня за всё, - Меда как-то грустно улыбнулась, после чего приподнялась на цыпочках и бережно коснулась губами его губ.
Sirius Black: together we will live forever Их оттепель никогда не придет. Сириус понимал это четко и ясно, отдавая себе полный отчет в том, что они пытаются ухватиться за те ничтожные фрагменты времени и места, что бы продлить ту сказку, которую придумали себе сами. Придумали и поверили. На самом же деле, нет никакой сказки. Есть два неумолимо одиноких человека (друзья в данном случае не в счет), которые очень хотят счастья. На столько сильно, что обычное сжимание пальцев в кулаки и закушенные кубы просто не помогает. И Блэк, признавая себя виновным в этой слишком жестокой тяге к Андромеде, в её боли, не мог позволить себе не видеть её, периодически выхватывая из леденящих пальцев её семьи. Его семьи. И пускай в некоторой мере это было жестоко, ведь он не позволял себе просто отпустить её, Бродяга не мог лишиться этих замораживающих кровь моментов, когда время, как на зло ускоряющее свой бег, работало против них, а Сириус… Он мог просто наблюдать за ней, но в определенное время ему, как душевно-больному, был необходим не только зрительный но и физический контакт. Как сегодня, к примеру. «Мерлин, если бы ты знала..» , почти слетело с языка гриффиндорца, успевшего вовремя прикусить свой острый язык. Знала что, Блэк? Что ты чувствуешь? Боль? Ненависть? Любовь? Что!? Что ты ей скажешь? Какой вздор! Сириус молчал. Даже оборачивать спор в шутку не хотелось, ведь этот день он хотел полностью посвятить ей. Увы, не совсем так, как хотело его сердце, а правильно, по мнению его светлой головы. Без всего того, о чем он тайно просил себя забыть. И тут уже не до смеха, ведь старания были тщетными, и Меда уже отлично просекла, что он напряжен. Это витает в воздухе, рассыпается молекулами у их ног, разбивается о стены гулким эхо тишины. -Сириус, - и вот она снова рядом и Бродяга просто не может оторвать он её глаз свой взгляд, смотря не в них, с сквозь них. Сириус выронил бокалы, когда кузина коснулась его руки, и те разбились упав на тот тихий ужас гордо называемый паркетом,- ты не обязан скрывать свои чувства, я знаю. Немая сцена, не более пары секунд, и Бродяга уже не знает куда ему деться, от назойливых мыслей, которые так и кричат, что это, возможно, последний момент, когда он правда может раскрыться, высказаться, коснуться, решительно и откровенно поступить так, как на самом деле надо, а не так, как он себя убеждает. А смогут ли они еще раз вот так сбежать от реальности? Но он молчал, видя, как нерешительность на лице Андромеды сменяется легкой улыбкой. О, да, шампанское, праздник, бла-бла-бла, бла-бла-бла… Молодец, кузина, ты видишь, что их скромная театральная пьеса нуждается и в твоей поддержке. Только тот кто стоит напротив тебя настолько истощен, что больше не может играть. Он неосознанно закусил губу, проглатывая все то, что так давно хочет сказать, но снова и снова пытается подавить в себе детский (?) порыв оказаться ближе. Обнять, прижать к себе. Прочертить пальцами невидимую линию от подбородка к скуле, обогнуть насмешливо изогнутую бровь, задевая ресницы, коснуться губ, не для поцелуя, а чтоб рассказать на только им двоим понятном языке, что такое любить так неистово нежно, что сводит икры, от единственной мысли. - И да... прости меня за всё,- Андромеда печально улыбается, и Блэк неосознанно запоминает именно эту улыбку, как печать их невозможности на её губах. Тех губах, что сейчас касаются его губ. Хотелось что бы его кузина отпечаталась у него на губах, под сердцем, в венах, где истерично пьется пульс. «Сколько же у нас времени на нежность?» промелькнуло в мыслях перед тем, как Сириус открывается, отдается поцелую, посылая к Салазару и семьи, и Селвина, и даже собственные несгибаемые принципы и предрассудки. Прикрывая глаза, незаметно для себя властно подчиняя Меду голодному, собственническому поцелую, отправляя на пол и бутылку шампанского – к чертям – и впутывая нервные, подрагивающие пальцы в её волосы, другой рукой, проводя по шее и ключице, по подбородку, осуществляя желание, знакомясь с ней вновь, узнавая на ощупь. Зачем? Зачем-зачем-зачем-зачем-за… В голове неумолимо мелькал неосязаемый вопрос, пролегающий колючей проволокой под мыслями, под кожей, нарушая все законы химии, физики, биологии, да что там! Даже человечества в целом. Касаться, физически ощущая, что пропасть в которую они попали на глазах превращается в бесконечность тьмы и искусственных иллюминаций. Их надуманная сказка растворяется, выжигаемая ловкими движениями, практически незаметными, но такими душевно ощутимыми. Игра в романтику. Снова ложь? Нет, это уже не игра. Это чувства, что были убиты в Блэке тогда, когда он узнал, что Андромеда выходит замуж, снова восстают из пепла, подобно фениксу, с новой всепоглощающей силой, заставляя его забыть, растоптать в жестокой памяти все моменты его одиночества, все непонимание «как же, куда же я теперь без тебя?» Секунда и Блэк на силу отстраняется, заглядывая в серые «фамильные» глаза, запоминая каждую черточку уникальной радужной оболочки, что бы бессознательно прошептать то, что он обязан прошептать. - Прости меня, Мерлин, прости меня пожалуйста, - и снова прикрыв глаза вдохнув её выдох, поймать её губы своими.
Andromeda Black: Можно было кусать губы до крови. Царапать свою собственную кожу и плакать. Долго и мучительно реветь, что бы выпустить все эти горькие чувства которые душили её изнутри. Безысходность. Она пугала, мучала и причиняла боль. Андромеда ненавидела себя, очень часто, и очень сильно. Она не могла простить себе свою слабость и который раз повторяла про себя, что нужно просто отвернуться от всех. От чужих людей, которых она считала своей семьей. Закрыть лицо ладонями и заплакать от беспомощьности. Сказать себе, что всё будет хорошо, и просто уйти из их жизни. Впервые за столько лет почувствовать как ременть вокруг шеи начинает ослабляться, а потом долго улыбаться и не вспоминать больше никогда то, от чего она отказалась. Иногда Меда думала о том, что стоит просто уйти от Сириуса. Не касаться его, не смотреть в его глаза, не видеть как он улыбается, не слышать его смех, а просто уйти и как можно подальше. Закрыться в своем маленьком мире и считать, что так безопаснее, что не было другого выхода. Проводить вечера в пустой гостиной и лишь изредка поглядывать как Айан читает газету. Совсем чужой и совсем холодный, но её муж. Он даже не заметит её взгляда, а она будет видеть перед собой лишь отблески прошлого. В старинных зеркалах будут видны лишь отражения того единственного кого она любила всю свою жизнь. Сириус будет смеяться где-то, шутить и вести себя как сущий ребенок, а она не будет этого видеть. Временами ему бодет больно и одиноко, он захочет увидеть её, а её не будет рядом. Андромеда будет лежать в холодной кровати и пытаться согреться, глотая слезы и убивая в себе все желания закричать. Иногда она думала, что ничего нет впереди. Их ждет лишь разочарование и боль, пустота и беспомощьность. Судьбе нельзя перечить, и нельзя разрывать те законы, которые столько лет крепли до тебя. Меде хотелось отвернуться от всех. Не видеть больше лица своей матери. Такого красивого, но такого отдаленного от неё. Ей не хотелось касаться рук своего отца. Такого сдержанного, но слишком нежного и заботливого со своими дочерями. Ей не хотелось видеть ни Беллатрикс, ни Нарциссу... хотя каждый раз когда она рисовала в мыслях лицо своей младшей сестры, ей невольно хотелось плакать. Такая хрупкая и беззащитная, порой она была единственной кто ей был дорог из всей семьи. Но временами она ненавидела свою семью. Возможно это было слишком эгоистично и жестоко, но каждый раз когда она сталкивалась со своей участью, она не могла не ненавидеть их. Её любовь к Сириусу была слишком велика чтоб она твердо стояла на стороне своих родителей. Именно поэтому ей всё чаще казалось, что она рвется на две части. Медленно и мучительно, но тем не менее она не жалела. Андромеда была готова умереть ради Сириуса. Она могла превратиться в настоящий пепел но хотя бы это короткое время провести рядом с ним. Она нуждалась в его теплоте. Она нуждалась в его любви и ей необходимо было чувствовать его присутствие рядом. Хотя бы сейчас, пока она была хоть на чуточку свободна. Бокалы с треском разбились, рассыпаясь на миллионы кусочков. Меда склонила голову и как-то грустно улыбнулась наблюдая за осколками. В голове промелькнула недобрая мысль о том, что вместе с ними сейчас разбились и их души. Два бокала разбились вдребезги, как и они. Возможно не сейчас и не в эту минуту, но этот момент был недалеко в будущем. Оставался лишь год свободы. Всего лишь год, а потом вся жизнь менялась... точнее она обрывалась. -Осторожно, - словно не замечая взгляда Сириуса произнесла рейвенкловка и подняла глаза с осколков на Бродягу. Она совсем не подумала о том, что можно было обыкновенным заклинанием вернуть им предыдущую форму, ведь тогда они уже не будут теми, что были раньше. Снова грустная мысль, и Меда про себя заметила, что вместо того чтоб веселиться и смеяться они не могли забыть о том, что ожидало их впереди. Наверное в этом и был весь смысл, ведь отношения Меды и Сириуса пусть и были самыми светлыми, но они всегда хранили в себе тоску и боль. Меда ответила на поцелуй Бродяги и обвила его шею руками. Поцелуй был страсным и немного горьким, не хватало только слез на глазах и получилась бы довольно красивая картина. Андромеда прижалась щекой к щеке Сириуса и невольно улыбнулась, хоть и не самой радужной улыбкой. Он извинялся, а она не понимала за что. Андромеда не понимала ни одного слова, ведь Сириус был самым лучшим, что у неё было в жизни. Всё это время их отношения были давали ей силы и надежду. Она жила только ими, и боялась за будущее, ведь там не было Сириуса. -За что ты извиняешься? - хриплым голосом спросила рейвенкловка и отстранилась от лица гриффиндорца. Они так были похожи глазами, эти серым оттенком. Пусть это были «фамильные» глаза, но для Андромеды не было глаз роднее во всем мире. Они были для неё самыми дорогими и важными в жизни. -Не извиняйся, прошу тебя, - в глазах предательски заблестели слезы, и она поддалась новому порыву и поцеловала его, - ты самое лучшее, что есть в моей жизни... Сириус, - можно было так эффектно закончить тремя главными словами, но вместо этого Меда снова прижалась губами к его губам, а по щеке уже текла холодная слеза.
Sirius Black: about as subtle as an earthquake, I know my mistakes were made for you. © Никогда. Какое горькое слово. Слово, наполненное всеми оттенками печали и жестокости, совершенно не контрастирующее с его антонимом – навсегда. Это как два неизменных спутника жизни, такие приторно похожие и тягуче разные одновременно. К примеру, для Сириуса, они были окрашены и бледно голубой и кроваво-красный. Никогда им с Андромедой не быть вместе, и он потеряет её навсегда. И тут нет ни одного лекарства, никакого заклинания. И никакая хваленая маггловская медицина и никакие великие волшебники не изобрели целительной материальной или нет субстанции для того что бы забить в себе последний ржавый гвозь неумолимого понимания. Боли? К чертям осторожность, Меда, ведь она не убережет от того, что намного страшнее заостренных крупиц стекляшек под их ногами, и грустная улыбка скользнула по лицу Бродяги, который просто не мог себе позволить нарушить волшебство момента совершенно ненужными словами, которые ни в коей мере не передадут всего того, что испытывает его сердце. О, да, романтика. Хотя сердце это не механизм по выработке чувств и святости, а всего лишь уродливый комок мышц перекачивающий кровь по организму. Но, Блэк не знал, откуда в нем берут начало эти безумные, сводящие с ума чувства, заставляющие, нет, не подпрыгивать от счастья, а захлебываться собственной беспомощностью. И это как рок, как крест, а не как щемящее окрыление. Говорят, когда любишь, взлетаешь под небеса. А с Сириусом, нарушающим правила так до глупости часто, видимо, всевышние, если они есть, поступили иначе. Это чувство, вспыхивающее каждый раз с новой силой перевернуло весь его стойкий, казалось бы, мир с ног на голову, и более того, уничтожило болезненный баланс его жизни, раздавив своей громадой. И они не будут жить вечно. Может только в памяти, но и ей приходит конец. Слезы на самых кончиках её ресниц. Сириус поддается порыву, смахивая их, стирая с щеки, и бережно проводя пальцами, прочерчивая соленые трассы вдоль шеи, самыми подушечками пальцев, будто боясь спугнуть, боясь разрушить их стойкую иллюзию счастья и запретной близости. Что же это такое. - Прости меня, - и нет, его не остановят её мольбы, он должен высказаться что бы раз и навсегда поставить все точки над i. Что бы пали все его старания удержать на лице лживую маску, помогающею прежде не наделать необдуманных поступков, не допустить страданий ценнейшего создания, такого нежного и хрупкого, подобно цветку, который распустился ближе к ночи и теперь беззащитен под сводами неба, - прости за то, что не могу дать тебе всего, чего ты заслуживаешь. Блэк приподнимает её над полом и раздавливая резиновой подошвой осколки, уносит чуть даьше, ближе к окну с нелепыми, неуместными занавесками, дальше от опасности пораниться, пускай и в глупом, но сильном и стойком порыве защитить её даже от таких мелочей. Он аккуратно опускает рейвенкловку на диван и садится перед ней на колени, заглядывая в глаза с видом собаки, которой вполне хватит пары костей для счастья внимания его хозяина. Но это не так. Собственник и все же эгоист Бродяга никогда не мог делить «свое» с кем-то, в итоге обрывая все концы, разводя мосты и наслаждаясь полным покровительством и обладанием. Но не сейчас. Как всегда не в этом случае. - Я не смогу всегда быть рядом, и придет момент, когда, - он запинается, отводя глаза, дабы найти поддержки в чужих стенах, мебели, уже неважных пытках скрасить этот деть еще чуть-чуть, и еще чуть-чуть, что бы удивить, заметить в глазах улыбку и свет, совершенно ни с чем несравнимый, - когда нам придется попрощаться. И прости за то, что все те глупые ошибки, которые я допустил из лучших побуждений, приносят тебе боль. Так глупо, он хочет просто, просто быть с ней, какой бы Меда ни была и где бы она не хотела этого. Просто так, ни к чему не обязывать откровениями, вести рассказы о летних безумствах, разрушенных планах, случайных романах, и с каким то щемящим чувством всматриваться - в картины, что чаще и чаще перед глазами. Просто сидеть и заговаривать, на сидя на жестких стульях за простым дубовым столом, застеленным накрахмаленной белой скатертью. Обязательный запах яблок и чего-то более терпкого типа ванили. Много её вокруг него. Но.. Иногда Блэк правда думает, что лучше бы он родился намного раньше. Тогда его бы тоже окружали хорошие люди. И к её, рождению, он бы уже умер. Она с друзьями рассмеялась, если бы узнала, о таких детских мыслях. А Блэк все такой же ветреный, глупый, и самоотверженный, и иногда он хочет просто хлопать глазами, не понимать значение слов, и иногда маленьким-маленьким. Требовать белых коней и замков, указывать пальчиком, топать ногами и выть в голос. Но выть в голос ему все чаще хочется по другой причине. Все уходит. Рано или поздно. Все безвозвратно меняется, и сделав шаг вперед, ты уже не вернешься назад. Вот и Бродяга не может вернуться. В то светлое и бескрайнее прошлое, где были только двое, и они были, а лавное могли быть вместе. И все эти проклятые признания, улыбки, взгляды, жесты. Эти навсегда и никогда. Все это такое его, такое близкое и родственное. Удивительное и необъяснимое. Искреннее.
Andromeda Black: Боль, она бывает разной. Разной на вкус и оттенок. Разной на чувства и на ощупь. Иногда она бывает слишком тихой. Течет по венам, вместе с кровью, а иногда бьется внутри и разрушает все клетки. Боль Андромеды была горькой на вкус. Она медленно уничтожала её изнутри и рвалась наружу, словно отдирая кожу, очень медленно и болезненно. Иногда хотелось кричать, иногда очень хотелось вырвать сердце и просто выбросить как можно подальше. Хотелось плакать, рыдать, кричать... но даже это не смогло бы что-нибудь изменить. Ответов так и не заполучить на все вопросы которые мучили Меду столько лет. Никогда не узнать почему она не может быть с тем кого любит, и почему она обязана делать всё так как от неё требуют. Ответов просто не было, были лишь глупые законы и правила. Их не изменить, ведь они сильные и очень твердые. Андромеда жила от страха до страха. Где-то между болью и нежностью. Она все эти годы провела над пропастью, в одиночестве и с непонятной тоской внутри. Столько лет она жила без надежды. Надежда не нужна была ей, ведь она всегда отчетливо считала, что её любовь к Сириусу ничто иное, чем её собственная болезнь. Это была её личная болезнь, которой у Сириуса не могло оказаться. Меда не допускала этой мысли никогда прежде, иначе по-другому бы себя повела. Сбежала бы вместе с ним и не зашла бы так далеко в этой игре. А сейчас она тонула в болоте. Столько людей смотрели на неё каждый день и ждали, что она поступит точно так, как они и надеялись. Она не имела права на другое движение, не могла сделать то, что хотела. Но Бродяга... да-да, именно Бродяга, ведь для неё он был не Сириусом Блэком. Он не был её братом, ни кузеном, ни даже родственником, он был человеком которому принадлежало её сердце, и от этой мысли хотелось разлететься на маленькие кусочки. Сорваться с места и превратиться в миллионы звезд, освещать небо и петь, именно петь, о том, что она никого больше не полюбит никогда. Андромеда расслышала его слова. Его прощение звучало так тихо, но она словно почувствовала каждую букву на своей коже. Девушка дотронулась пальцами его губ, словно ощущая его вдох на ощупь. И хотелось плакать, снова плакать, впрочем Андромеда уже не могла остановить поток слез. Они текли по щекам, а у Меды были прикрыты глаза. Она понимала, что ничего их не ждет в будущем. Не будет сказки, никакой. Не будет счастливых улыбок и поцелуев, они не будут держаться за руки и не будут делить одну жизнь на двоих. -Я не хочу это слышать, - хриплым голосом ответила она и отстранилась от Сириуса, заглядывая ему прямо в глаза. Она прекрасно знала, что не сбежать, что нет пути назад, но её выводило из себя, что Сириус винит во всем себя. Почему? Он не виноват ни в чем! Это она такая слабая и глупая, это она не способна отказаться от всего ради своего любимого. Это всё она... Андромеда покорно обвила руками его шею, а потом присела на диван. Бродяга сидел сейчас перед ней, и напоминал того пса в которого он превращался этим летом чтоб встретиться с ней в Косом Переулке. Меда смотрела в его глаза и лучше кого-либо понимала его чувства. Она слишком хорошо знала Сириуса чтоб не знать о его терзаниях и не понимать как ему сложно мириться с мыслью о том, что она не будет принадлежать ему. Меда не верила в это, не хотела в это верить. Она вцепилась тонкими пальцами в его ладонь и заглянула ему в глаза. -Перестань, прекрати! - сдавленный крик, а она всё так же пристально смотрит на него. Его глаза, такие родные сейчас словно отпускали её, а больше всего Меда боится именно этого. Она закусывает губу до крови, чувствуя её вкус и снова осознавая свою беспомощность. Но Андромеда никогда не считала себя сильной, поэтому могла быть слабой, но только не Сириус. Хотелось кричать чтоб он не отдавал её никому, не отпускал её руку так быстро чтоб эта связь, эта тоненькая ниточка никогда не рвалась, но вместо этого Меда всё сильнее сжимала его руку и не могла выдавить и слова. -Не отпускай меня, - вырвалось где-то из самых глубин сердца. Слезы брызнули с глаз, и вся внутренняя сила вдруг разрушилась. Если минуту назад Меда ещё держалась и пыталась улыбаться, то сейчас она не могла сдерживать поток слез. Они сами текли, и ей не удавалось справиться с собой. Она держала за руку Бродягу словно боялась, что он растает в воздухе. Андромеда держалась за последнюю надежду... -Я не хочу... я не хочу! - она говорила невнятно. Голос дрожал, впрочем как и руки, но она всё так же не сводила взгляд с Сириуса, - ты не понимаешь, ты не понимаешь. Я не хочу, Сириус, я не могу. Я не могу без тебя, мне ничто не нужно без тебя. Не нужна эта жизнь, не нужен этот мир... я не смогу просыпаться и знать, что где-то далеко ты без меня. Я не смогу не видить тебя каждый день, это будет слишком больно. Слишком мучительно больно, - в конце она сорвалась и опустила взгляд. Слезы капали с глаз, а Андромеда всё так же сжимала ладонь Сириуса, словно это была единственная связь между ними. Он не знал как она себя ненавидела. Порой, она была готова собрать свои вещи и уйти из дома, но Меда была слишком правильной. Ну, почему именно она должна была быть настолько честной, как и с собой, так и с другими? Можно было бросить всё, и просто уйти вместе с ним. И тогда мечта смогла бы стать реальностью...
Sirius Black: Любовь, как самоубийство © Теряя что-то обернись назад и тщательно продумай все ходы. Задумайся, что именно ты потеряла, опиши, нарисуй в абстракции, распиши во всех красках. И похорони на личном кладбище, слева, под стойкой клеткой рёбер. А потом забудь. Переверни страницу, переживи все это, переболей. Закрой глаза. Вот так. Глубоко вдохни и озаглавь свою новую страницу жизни. И пиши себя сам. За каждым событием скрывается ещё одно – реакция, последствие или же просто очередная стеклянная бусина на прочной нейлоновой нитке времени. Словно чётки, и стоит лишь перекинуть один шарик, как очередь дойдёт и до следующего, нужно только немного подождать. Только вот такая это будет бусина? И теперь, оборачиваясь назад, Блэк видит, что все то, что он любит, безумно, яро и искренне, уходит от него. И ему ничего не остается, как вспоминать о том, что когда-то было. - Перестань, прекрати! – сдавленно кричит Андромеда на его слова, наверняка понимая, что это не его прихоть, а Сириус просто пытается сделать как лучше. Она прокусывает губу, и Блэк не может удержаться от горького поцелуя, тем самым показывая, что он разделяет её боль, чувствует её свеем своим скелетом. Нет, она могла не говорить больше ни слова, но в порыве чувств и подсознательно мазохистского чувства, принося еще больше боли, и тем не менее еще больше наслаждения говорила. И естественно Сириус не мог не качать головой, отмахиваясь от её слов, которые вырезались на его сердце единственную глупую, но тем не менее болезненную истину – не суждено. Они не смогут исправить положения, да что там! Исправлять-то нечего. Все так, как должно быть, а им надо просто смириться, принять, как есть и перестать жить иллюзиями, подпитывать их случайными (?) встречами, мимолетными касаниями, обдуманными, и что еще важнее, неоднозначными фразами, цепляясь из последних сил за то, что у них еще осталось. А этого, поверьте мало. - Не отпускай меня, - Сириус бережнее сжал её пальцы, закрывая глаза. Это была та фраза, которой он боялся больше всего. А самое страшное, что на такую просьбу у него было два ответа, один честный, а второй желанный. Но он продолжал молчать, понимая, что кузина не закончила голорить. Он распахнул глаза с едва заметной печальной улыбкой наблюдая за ней. Прекрасная. Она всегда прекрасна, и он никогда не видел девушку, которая так же красива когда плачет. Сохраняя «фамильную марку» даже когда любая другая аристократка превратилась бы в чучело, юная Блэк была божественно красива. И Бродяга, молча слушая её слова, и его мысли, вторящие её голосу, аккуратно стирал слезы с её лица свободной рукой, не разжимая пальцы той, что еще держала её ладонь. - Чувствуешь? – Сириус поднял её ладонь и положил на свою грудь, туда, где под несколькими слоями ткани, кожи, мышц, костей, чего там еще билось сердце, продолжая виновато улыбаться, заглянул в её глаза, - оно твое. Бродяга пошел бы на это, на эту вечную борьбу с жизнью и судьбой, доказывая всему миру свое право на счастье, которое он может и получить и подарить. И в стремлении к близости нет ничего порочного, правда. Это не должно казаться таким вот неправильным, а даже напротив, их тяга не то что оправдана, она, если так можно выразиться, похвальна в своей стойкости и силе, может и незаметной, но вполне осязаемой. Они же не выворачивают их отношения на публике, не делают из всего этого шоу, как бы приправляя великолепное и стимулирующее обильное слюноотделение блюдо и подавая всему миру. Оба Блэк просто довольствуются тем, что могут украсть, чем могут дышать и жить. Пока что. А то что будет завтра, и будет ли, не так важно, когда есть ради чего существовать в данную секунду. Блэк напрочь забыл, что сегодня праздник, и он клялся себе не портить его. Он забыл о том, что говорил себе, пытаясь забыть свои мысли о Меде, заводя романы, которые ему совершенно не нужны, после не задумываясь о просьбах о прощении у них, неясных тенях или же напротив антиподах Андромеды. И все то, что оба – и Меда и Сириус, держали в себе, вылилось Неагарой. Это было подобно урогану, сносящему все на своем пути, потоки нечетких мыслей, разорванных выдохов, каких-то неуместных фраз, которые никак не могли передать всего, что можно было прочувствовать, прочитать в глазах, ощутить кожей, самыми нервными окончаниями на кончиках пальцев. - И я не отпущу тебя, пока ты сама не захочешь уйти, - прошептал Бродяга подаваясь очередному порыву. Он нетерпеливо потянулся даже не за поцелуем, а за мимолетным касанием её губ, запоминая и это, что бы никогда и ничто не смогло стереть её призрачный образ из его памяти, - я всегда буду рядом, я обещаю.
Andromeda Black: Вот мы с тобой - обречены - трава, что ждет удара косой. Вот мы с тобой - обручены кольцом разлук и бед полосой. Тонкая черта разделяла их жизни. Тонкая нить, которая словно ждала чтоб быть разорванной навеки. Только кто-то насмехался с небес понимая, что эту самую нить никто никогда не сможет разрезать. Она из стали, из слез и боли. Она слишком твердая чтоб два человека смогли справиться с ней, и Андромеда со всей горькостью это понимала. С одной стороны всё казалось настолько легким и радостным, ведь они могли просто отвернуться от всего мира и убежать как можно подальше. Смотреть лишь друг-другу в глаза и видеть весь свет, всё что им нужно это держаться за руку. Но с другой стороны была построена высокая стена из правил и законов. Противный голос кричал изнути и повторял, что они обречены. Нет никакого пути назад, есть только сегодня. Вот этот самый поцелуй, а ведь так хотелось прожить всю вечность вместе... Совсем чуть-чуть побыть вместе. Одна линия жизни не настолько длинна чтоб нельзя было прожить её с тем кого ты так безмерно любишь. Одна тоненькая черточка на ладони которая судьбой пересеклась с его жизнью. Нельзя было свернуть, нельзя было расстаться с ним. Андромеда не могла отпустить Сириуса, хоть и понимала, что рано или поздно ей придется. Она не могла жить как миллионы других женщин. Друэлла не верила в любовь в её возрасте. Для матери она была ещё слишком мала, и ничего не понимала в жизни. Но Меда любила, и это была не детская влюбленность. Она искренне любила Бродягу и была готова на всё ради него. Ей это не казалось, она чувствовала его каждой клеточкой своего тела. Знала все его движения и понимала его без слов. Любовь это не притворство, и не привычка. Меда много раз слышала от матери, что они с отцом любили друг-друга, но она не верила в их любовь. Друэлла никогда не смотрела на Сигнуса, как она смотрит на Сириуса... никогда. Покуда мы еще здесь - и вместе дай мне коснуться тебя губами. Так странно видеть: кружат над нами косые тени ангелов мести. Андромеда сжимала его пальцы. Чувствовала его теплоту под своей кожей и снова плакала. Плакала как ребенок, как маленькая беззащитная девчонка. Она понимала, что ей не сразиться с судьбой. Она просто не сможет справиться со всем этим давлением и когда-нибудь придется отпустить его. Придется разжать эти пальцы навсегда и жить дальше. Но это будет не жизнь, это будет лишь притворство. Меда будет и дальше дышать, но только по привычке. Она будет смотреть на свое отражение в зеркале и видеть его лицо. Вспоминать эти самые минуты и в который раз перебирать в мыслях все эти воспоминания. Перебирать ту самую жизнь которую они делили все это время, и которое прекратило свое существование. Они останутся где-то в этой комнате. Спустя много лет кто-то снова зайдет в этот самый номер и будет смеяться даже не заметив в зеркалах отражения чьих-то грез. А она будет жить дальше, только не так как сейчас. Временами она будет улыбаться, иногда она будет плакать, но не будет и дня когда она не вспомнит его. В те минуты когда ей безумно захочеться увидеть его, Меда будет чувствовать его запах, даже это самое прикосновение, и от этого ей станет ещё невыносимее. Они будут встречаться, изредка, но всё же. Встречаться в её снах. Там не будет ни свидетелей, ни этих правил. Андромеда нежно дотронется его волос, и улыбнется. Они будут строить планы и верить в светлое будущее, хотя бы во сне всё будет именно так как они хотят. Гонимый гением дальних странствий, горчайшей будешь моей потерей. А я - сладчайшей твоей утратой. Я знаю все. Что же делать теперь. Меда чувствовала всю горькость их любви. Она чувствовала её вкус во рту, но от этого ей хотелось лишь посильнее плакать. Сириус поднял её ладонь и положил себе на грудь. Девушка замерла смотря в его глаза. Сердце бешено колотилось внутри него, и она слышала каждый стук. Андромеде казалось, что ещё чуть-чуть и она почувствует в своих ладонях как его сердце бьется. Слезы блестели в глазах, но Меда уже не плакала. Она смотрела в глаза Бродяги и на мгновение даже перестала дышать. Они всю свою жизнь говорили друг-другу, что любят, не так как сейчас а совсем по-детски. Андромеда улыбаясь повторяла эти три слова снова и снова, а он смеялся и отвечал ей взаимностью. И это было правильно. Это было привычно и совсем не странно. Каждый из них привык к этой любви, а сейчас между ними было что-то совсем другое. Слишком сильное, но вместе с тем уж очень больное. -Я твоя Сириус, - тихо прошептала она и прижалась губами к его губам. Я знаю - будешь делить с другими вино и ночи. И вдруг однажды не сможешь выплакать мое имя. И рот сожжет твой внезапной жаждой. Возможно они не смогут обрести то самое счастье о которой мечтают. Возможно у них слишком мало времени побыть вместе. Андромеда понимала, что ей не дадут быть счастливой. Может быть это новая история о Ромео и Джульетте, только они другие, и сила против них слишком велика. Меда не была уверена в том, что они смогут быть вместе хотя бы следующий год, но она знала одно — её сердце принадлежит Бродяге. Неважно кто будет стоять за ней, неважно кто заставит её упасти, неважно умрет она или нет, сердце её уже в ладонях Сириуса. Уже бьется в его грудном кармане и это навеки. ...Еще чуть-чуть в плену друг друга, сплетясь, как ветви в ветреный вечер. Отмерен срок наш и круг очерчен. Но, прежде чем сделать шаг из круга - дай мне коснуться тебя губами, налить вина и глядеть на пламя, как будто есть еще строки в песне, как будто мы еще здесь - и вместе. -Я никогда не захочу уйти от тебя, - между поцелуями прошептала она и снова вгляделась в глаза Сириуса, - никогда, Сириус, - Андромеда прижалась к груди Бродяги. Она уже не плакала. Больше не осталось слез, только желание чтоб этот миг продолжался вечно. Вечно... такое короткое слово для такой власти. -Я люблю тебя, только тебя. - тихо прошептала она уткнувшись носом в его грудь и прижалась как можно сильнее, словно боялась, что этот миг исчезнет.
Sirius Black: Ты ненароком заполняешь пустоту Моих нарочно незаконченных историй.© Блэк долго повторял аффирмации своего залога к «счастливой жизни», словно заклинания доисторических шаманов, избегая запретных. Но мир вокруг не менялся ничуть – те же культы и богини, тотемы и фетиши. Табу – слово «проигрыш». Признаться себе в том, что ты давно проиграл битву с собственными страстями и демонами – самое честное, что он мог сделать, не причиняя вреда ни себе, ни Меде. Но признаться себе Бродяга не мог хотя бы потому, что он слишком свято верил в то, что он непокорим, непобедим, несломим, неприручим. Что он не сможет всецело принадлежать никому. Ведь только будучи ничьим, ты можешь быть вдвоем. -Я твоя Сириус, - прошептала Андромеда, прижимаясь к его губам, вызывая полу-рык у Бродяги. Он пуст, он выжжен изнутри, как вселенная после атомной войны. Но он продолжает свято верить в то, что мир все же по колено, что все будет так, как он захочет. Это у Блэков в крови? Но это бесполезно. Так же бесполезно, как идти по белой прямой автобана в поисках смысла в стрелах одностороннего движения, высчитывая километры по звездам, то и дело вытряхивая из волос пыль, песок, росу. Так же бесполезно, как быть романтиком во времена войны, великих перемен, когда побеждают только пустые сердца и холодные головы, далеко не такие, как он. И Сириус отлично понимал, что проиграл заранее, толком не начиная борьбу. Сдалось сердце, по-прежнему неподвластное по-матерински полубезумному разуму. Ведь ни от кого не секрет, что вспышки слепой ярости или неконтролируемого презрения появились у Бродяги еще в школе. - Ты лучшее, что когда либо было у меня, - шепчет Сириус, находя в её глазах свою душу, своё сердце, себя, - я не хочу втягивать тебя в свою жизнь на столько, что бы ты пожалела об этом. Табу – слово «боль». И не важно, что её прикосновения не подобны шелку, а скорее как капли плавленого воска. Это и поцелуи подобны ожогам на его руках, оставленных после прикосновения маггловских сигарет, эти клеймо, ранее бывшие в обрамлении седого пепла, совершенно не помогающие излечиться от боли душевной, через боль физическую. Они только помогли крепко сжать зубы и забыться на несколько секунд\минут, что бы просто не думать о его кузине с кольцами русых волос, серебром широко распахнутых глаз… О, Мерлин, самообман, полнейшее забвение от мыслей об Андромеде совершенно невозможно, немыслимо, безумно. Ему больно без неё, с ней, без себя. -Я никогда не захочу уйти от тебя, никогда, Сириус, - его имя на её губах превращается в магическое заклинание, вызывая вместо привычного отвращения щенячью радость. Сириус улыбается, отвечая на поцелуи, стараясь подобрать слова, которые просто помогут им оказаться на одной планете, и спустить его из облаков. И пускай Блэк может казаться сильным. Может казаться умным или взрослым... Вы же видели как дети играют с игрушками в школу например? Когда дети воображают себя взрослыми учителями, или девочки, воображающие себя мамами, когда они кормят своих кукол с ложечки и гуляют с ними, толкая перед собой игрушечную коляску. Они таки взрослые с виду, ведь они очень любят свои игрушки, и для них это по-настоящему. Но вы-то знаете, что это игра, что на самом деле им самим нужна забота и опека. И Сириус такой же. И никогда он не сможет заботиться, по-настоящему, он, наверное, слишком ребёнок, и навсегда таким останется, толком и не испробовав сполна своего, казалось бы, почти что счастливого детства. искать в себе разрушенные схемы, и под не спящим оком городской системы буду дарить тебе любовь, несмотря на дрожь.© Табу – слово «любовь». Его рок - любовное изуверство. Если Бродяга от этого не умирает, то сходит с ума, выгорает изнутри, распадается в пыль. Это мощь любви, как радиация. Сметает все на своем пути, уничтожая, испепеляя, уродуя. Стирая правила, границы, преграды, да что там, совершенно все. Конвульсивно и мелко дрожащие руки вдруг расслабляются, когда из скрюченных по-птичьи пальцев он выпускает руки Андромеды, отправляя душу блуждать в пурпурные поля по ту сторону век. Он давно не видит сны, мультфильмы, пророчества и мифы. Может быть, он увидит, когда-нибудь, как мир слижет ударной волной. Ведь Блэк алчно тоскует по таким вещам. -Я люблю тебя, только тебя, - Андромеда прижимается к его груди и Блэк готов раствориться в этих минутах нежности, считая, что он не заслуживает такого. Что она заслуживает большего, чем Сириус может ей дать. Что они никогда, вдумайтесь, никогда больше не смогут быть такими: влюбленными, трепетными, с колотящимися сердцами и рвущимися к болезненной близости душами. - Не хочу чтоб тебе было больно, моя любимая Андромеда, - говорит Блэк, безразлично глядя в стену напротив, пытаясь не заставить голос звучать не так вымученно, пытаясь заставить дыхание не срываться. Путая пальцы в темных волосах, прижимая к себе, не решаясь нарушать волшебство момента, - но, боюсь, что иначе не получится. Мне страшно жаль, что я не смогу уберечь тебя от всего этого. Что мы не сможем бороться с этой.. Несправедливостью?
Andromeda Black: - Не хочу чтоб тебе было больно, моя любимая Андромеда, но, боюсь, что иначе не получится. Мне страшно жаль, что я не смогу уберечь тебя от всего этого. Что мы не сможем бороться с этой... Меньше всего ей хотелось слышать этого. Меде нужна была надежда, хотя бы маленькая. Совсем хрупкая и беззащитная, но всё же надежда. Надежда, что они смогут побороть эту несправедливость. Неужели они согрешили если полюбили? Андромеда так не считала, и хоть убейте. Ей не хотелось отпускать его, не хотелось даже думать о том, что когда-нибудь им придется отвернуться друг от друга. Каждая мысль о расставании ещё сильнее ранило сердце юной Блэк. Она была слишком слабой в эту минуту. Возможно даже разбитой как тот самый бокал, который разбился вдребезги у её ног минуту тому назад. Осколки хрусталя так и не собрать, даже с помощью магии. Андромеда понимала, что в таком случае всё утратится. Она была разбита, как тот самый бокал, и сейчас отчаянно пыталась собраться вновь, но это было бесмысленно. Люди слишком зациклены на себе. Мировые проблемы становятся настолько важными, что они не задумываются друг о друге. Матери с отцом было важно осуществить давнее желание Волдеморта. Они были готовы убивать ради его идей, и от каждой мысли об этом Андромеде становилось холодно. Даже Беллатрикс, которая была всего на год старше неё, уже встала на путь родителей. Она могла с закрытыми глазами причинять людям боль, и наверное ничего бы не почувствовала. А Меда боялась. Боялась каждый раз смотреть в глаза своей сестры. Смотреть на своих родителях. Она не понимала как любимые руки отца, те самые которые ещё в детстве гладили её по волосам, могли направить палочку на человека и убить его. Неважно заслужил тот такой участи или нет, главное что её любимый отец убивал кого-то. Андромеда пыталась не думать об этом. Пыталась оправдать своих родителей, но не могла понять этого. Она на многое закрывала глаза, но иногда правда слишком яркая чтоб не увидеть её. А людей ослепила их гордыня. Каждый возомнил себя богом и пытался доказать всему миру, что именно он способен изменить что-то в этой жизни. Андромеда не верила, что человек может изменить что-то, не верила и всё тут. Люди становятся слепыми от своей гордыни, они видят лишь свои грезы и готовы убивать за них. Иллюзии слишком прекрасны чтоб наслаждаться настоящим, но ирония в том, что в конце остается лишь реальность. Грезы начинают исчезать один за другим, и остается лишь пустота. Меда не хотела жить в пустоте, не хотела жить без Сириуса. Но все окрудающие были слишком заняты своими амбициями чтоб увидеть её любовь. -Почему? - хриплым голосом выдавила из себя рейвенкловка и посмотрела на Бродягу, - Я хочу быть частью твоей жизни. Я хочу быть втянутой в ней, иначе зачем мне вообще жить? - она с горечью усмехнулась и отвела взгляд. Маленький столик стоял посреди комнаты. Сириус так старался сделать этот день волшебным, и у него получилось на какой-то миг. Но реальность не покидала их, и они всё равно с головой падали в отчаяние и боль. Андромеда улыбнулась про себя, и снова вернула свой взор к Бродяге. Она видела в его глазах весь мир. Тот самый мир который был нужен ей. Другого мира она не знала. Другой мир был чужим. -Я скажу лишь одно, Сириус. Неважно что с нами будет. Неважно как пойдет наша жизнь. Я хочу чтоб ты всегда знал, - снова грустная улыбка покрыла губы среднец Блэк, - я всегда любила и буду любить только тебя. Неважно чьей я буду женой и матерью, моё сердце уже отдано тебе, - девушка провела ладонью по его щеке и снова улыбнулась. Она не хотела больше плакать, да и слезы ничем не помогут. Сейчас ей только хотелось немного порадовать Сириуса, совсем немного. Смеяться и улыбаться только ради него. Нежно и бережно касаться его лица. Целовать его губы и каждым своим движением давать ему понять, что он единственный для неё. Это единственный подарок который она могла ему сделать сейчас. Единственное что и правда важно сейчас это их любовь. Пусть все решено за них. Пусть ничего не изменить, но у них есть ещё немного времени побыть счастливыми... вдвоем. -Думаю нам стоит отпраздновать этот день, не так-ли? - Андромеда взлетела со своего места и сделала несколько шагов в сторону столика, после чего обернулась к Сириусу, - Ты так старался для меня, а я плачу как полная дура, прости меня, ладно? - Меда снова улыбнулась и подошла к кузену. Она смотрела в его глаза и всё так же улыбалась, хоть и сердце рвалось на мелкие кусочки. Опустившись перед ним Андромеда сжала его руки в своих и потянуля к себе. - Ну, как мистер Блэк, выпьем за нас? - всё так же смотря в его глаза спросила Меда и залилась звонким смехом. Хотелось плакать. Отчаянно и горько, но только Меда не позволила бы себе сейчас заплакать. Нельзя было быть настолько эгоисткой и не думать о чувствах Сириуса. Что они смогут сделать? Слезы ничего не меняют, лишь осложняют ситуацию, да причиняют боль. Много боли, а Меда не хотела чтоб Сириус страдал. Только не он. И только не из-за неё.
Sirius Black: We're goin down and you can see it too. We're goin down and you know that we're doomed. My dear, we're slow dancing in a burnin room © Предложить Меде разойтись и больше никогда не встречаться, было бы самым верным решением, на которое рано или поздно должен был решиться Блэк. Но рано это вам не поздно. Именно по этой причине, Сириус то и дело откладывал момент разговора, к которому с завидной регулярностью подходил так близко, что от нервного напряжения холодели кончики пальцев. Он не был готов сказать прощай. Не был готов разорвать ту тонкую, но неожиданно прочную нить, связывающую их с его кузиной. Не был готов признать, что в моменты расставания то и дело рвется, благо не в отчий дом, а написать хотя бы пару строк, спросить о важном. Но не признать предательской дрожи в руках, когда он брал в руки долгожданный ответ, бережно выведенный на пергаменте Андромедой, он не мог. И пока один в нем твердил, что достаточно боли и слез на сегодня, что пора бы уже признаться в любви, взять себя в руки и устроить настоящий праздник, после этого жалкого подобия… Второй недовольно восклицал, что пора бы перестать устраивать балаган и высказать девушке все то, что Бродяга так давно держит в себе, разбить воздушный замок надежд и желаний, который они с кузиной так глупо построили на пустоши, что образовалась между ними. Тот же второй то и дело руководил жизнью и действиями Блэка, то и дело заставляя того ввязываться в сомнительные истории, по типу романов, которые практически выедали его изнутри. Однако чувство совести руководило им немного меньше, однако же дольше. Вспомнить хотя бы Марлен… - Как это зачем тебе жить? Что бы быть счастливой, - Вышло глупо. Да и один Мерлин знает, как он хотел добавить крамольное «без меня», и каких сил ему требовалось, чтоб сдержать в себе эту простую истину, - что бы жить, хотя бы ради самого светлого. Так? Они вдвоем, и ничего не страшно. Их окружал только воздух, такой на удивления тягучий, и, казалось бы, липкий, совершенно не живой, в это тесноте четырёхугольной комнаты, где-то на втором этаже Дырявого котла. Холодные, каменные, стены облицованные бледными обоями, белеющий над головами свод потолка, желто-красные мигающие и колышущиеся конусы пламени свечей. Все это хотело донести до Джареда суть бесконечности фразы, в которой он как раз разобраться не мог ни на секунду. - Только меня? – переспросил он, опуская руку и сжимая её в кулак, не из-за злобы, а что бы как можно дольше хранить в ладони тепло юной Блэк, а едва погодя снова приближаясь к Рейвенкловке и пытаясь разгадать в её загадочном взгляде ответ, которого у Бродяги просто не было. Это звучало как клятва, подобно той, что сдерживают no matter what. И это больно жгло под кожей, от понимания всей невозможности. И, что самое главное, Блэк понял, что произнесет свою клятву в ответ, но надо просто найти свой маленький момент. Can't seem to hold you like I want to, so I can feel you in my arms. Nobody's gonna come and save you we pulled too many false alarms. © Шаткое, практически болезненное равновесие снова было воздвигнуто. Сириус поднялся на ноги, увлекаемый руками Андромеды, и улыбнулся, слепо надеясь, что улыбка не получится вымученной. - Конечно, - голос прозвучал слегка надтреснуто, словно слова давались ему с большим трудом. Дабы уверить себя, и что важнее Меду, он повторил: - конечно. Блэк выпустил её руки из своих, и подошел к столу, у которого недавно разбил бокалы, да и бутылку с шампанским. Прибрав все заклинанием, он взял вторую припасенную бутылку, наколдовал бокалы (благо у него все хорошо с Трансфигурацией), и с громким хлопком откупорив бутылку, разлил её содержимое в хрустальные ёмкости. Совершенно не хотелось оборачиваться, что бы снова взглянуть в её лицо, в лицо своих страхов, сомнений и слабостей. Все же, его сердце, давало непростительную слабину, особенно сейчас. Недопустимую слабину в этот момент. Бессмысленно подвигав тарелки с яствами, Бродяга все же пересилил себя и с широкой, жизнерадостной улыбкой вернулся к кузине, протягивая ей один бокал. - За тебя, Андромеда, и за счастье, - это казалось было практически той самой клятвой. Ей, в своей любви, миру, в самых светлых его началах и себе, в том, что так или иначе, когда-нибудь он сделает так, как это необходимо. И не важны тут ни боль, ни жалость, тем более, когда речь идет о сокровище, которое ему предстоит разбить. Подняв бокал и отсалютировав Меде, Сириус пригубил шампанского и неожиданно для себя более холодно, что выдало в нем некую долю досады, добавил, - и за нас. Да, конечно, за них, у которых просто нет права на существование. Но знаете, Блэки такая редкость, что бы просто так сдаться.
Andromeda Black: самый странный пост из всех которые я когда-либо писала о.О прости меня, Сиря. Leave love bleeding in my hands © Интересно сколького сердце может выдержать на самом деле? Словно такое хрупкое, такое нежное. Кажется, что его очень легко порвать, порезать, выбросить или даже разбить на мелкие кусочки. Кажется, что потом их не соберешь, что однажды сердце просто не выдержит эту боль и остановится. Но почему тогда оно не останавливалось именно сейчас, в эту самую секунду? Андромеда гордо вскинула голову и улыбнулась кузену, пытаясь подарить ему каждую частичку себя с этой улыбкой. Подарить все звезды, которые сияли на небе. Сияли, но только не для них. Она превосходно играла сейчас свою роль. Роль счастливой девушки, которую не заботит, что всего лишь через час она будет держаться за руку совсем чужого человека и улыбаться. Но улыбка не будет похожей на ту, которая сейчас играла на губах средней Блэк. Она будет измученной и фальшивой. Точно такой какой достойны все отпрыски Блэков, вообще все те люди, которые не могут понять что значит по-настоящему любить. Возможно кому-то покажется, что всё это слишком банально. Банальные терзания сердца, ведь люди так любят придумывать себе лишних проблем. Им всегда необходима причина чтоб переживать, волноваться и ненавидеть весь мир. Но у Андромеды всё было чуть иначе. Она ждала от Сириуса единственного слова, только одного, который не срывался с его губ, а значит не давал ей силы сделать решающий шаг. Он никогда не просил её уйти. Никогда не звал с собой. Даже не пытался переманить её на свою сторону. Может именно поэтому Меде и было так больно? -Без тебя нет света, - коротко отрезала девушка и привстала с дивана. Легким движением палочки она заставила пару лепестков роз упасть у её ног. А через мгновение с помощью заклинания они превратились в бабочек и начали пархать вокруг неё. Меда чуть улыбнулась и склонила голову на бок. Сириус стоял за её спиной, и несмотря на такую близость, она знала, что он отдаляется от неё. Каждый день ещё один шаг к расставанию... Боже, как же снова хотелось плакать. Но Андромеда не желала заливаться больше слезами. -Посмотри на них, - тихо произнесла она указывая рукой в сторону бабочек, который всё так же пархали в воздухе, - у них так же мало времени как и у нас. Природа так распорядилась, что у них короткая жизнь. После, их просто не бывает. Они умирают, не оставляя и следа. - Меда снова как-то грустно улыбнулась и коснулась кончиком пальцев крыльев бабочки, - у людей всё по-другому. Они могут умереть и оставаться живыми. Наша любовь не умрет, Сириус, никогда не умрет, - Андромеда повернулась к Бродяге и сделала пару шагов в его сторону. Остановившись чуть вдали от него она пару минут смотрела в его глаза. -Умрем только мы. Умру я. В тот самый миг когда мы с тобой расстанемся, меня не станет. Неважно буду ли я дышать или нет, меня больше не станет, я это знаю. И ты это знаешь.- Меда вновь как-то странно улыбнулась и подошла к Сириусу, после чего коснулась его лица ладонями и нежно поцеловала его в губы. Если сердце может кровоточить внутри, то сейчас у Меды оно кровоточило. Слишком горькая была боль, как и на вкус, так и на ощупь. Она совсем не царапалась внутри, как минуту назад, просто медленно проводила бритвами по грудным клеткам. Совсем медленно чтоб чувствовать каждое прикосновение. И хоть Меда сейчас целовала Сириуса, пусть она улыбалась, но всё равно сердце у неё кровоточило. -Только тебя, - выдохнула она и отстранилась от гриффиндорца, сделав пару шагов в сторону стола она вновь глянула на бабочек, которые пархали над цветами. Легкое движение руки и они загорелись пламенем. Секунда и бабочек в комнате не было, и вместе с тем они унесли часть боли и тоски, которая съедала двоих людей изнутри. -Странное чувство, - прошептала она и почувствовала непонятный холод который охватывал её, - словно сейчас умерли не только бабочки... - вместе с ними умерли и мы. Она ничего не произнесла лишь прикрыла на мгновение глаза пытаясь перебороть это странное чувство внутри. Чувство вины? Непонятно почему но Андромеда чувствовала себя виноватой. Не только за смерть бабочек. Не только... -За то чтоб мы не умерли ещё долго — долго ... - каким-то приглушенным голосом добавила она и встретилась взглядом с Сириусом. Взяв протянутый ей бокал она нежно улыбнулась кузену. Время спешило, и пусть ей не хотелось знать сколько времени у них осталось до того как они снова вернутся в реальность, но это ничего не меняло. Андромеда отпила от шампанского после чего прижалась к Сириусу. Вдыхая его аромат она чуть задрожала, совсем незаметно.
Sirius Black: ужас, а не пост у меня вышел >< Oh, I wish I could have just something to say But I don't now this Shakespeare's language of UK, of UK.© Сириус чувствовал себя так, как наверное чувствует себя осенний лист, совершающий свой торжественный полет к земле, оторвавшись от ветки дерева. Он был опустошен и желал только того, что бы это любовное изуверство закончилось. Что бы он мог просто схватить её и трансгрессировать куда-нибудь далеко, что бы их не нашли, даже если бы и сильно искали. Хотелось просто дарить себя, ничего не прося в замен и чувствовать всем своим внезапно таким хрупким нутром эту гамму чувств, которую он привык считать запретной. Табу, верно же? И он безмолвно смотрел на порхающих бабочек, смотрел на то как они сгорали так, как смотрел бы на что-то ничтожное перед всей громадой жизни, то есть на самого себя сейчас. Слушал Меду, буквально пророчащую им бесславную учесть едва ли не Ромео и Джульетты. Слушал понимая, что все это правда так. Что им и правда не долго осталось. - Не надо так, - прошептал Сириус закрывая глаза. И правильно, они и так слишком много видели. Как фоторепортаж из своего персонального ада, - не надо. Бродяга прижал её к себе, поставив бокал на стол, пытаясь собраться с мыслями. Его глаза скользнули на запястье, где секундная стрелка неумолимо неслась по кругу, все сильнее приближая момент их расставания. - Ты знаешь, я так много делал тебе на зло, после того, как узнал, что ты помолвлена, - Блэк горько усмехнулся, чуть покачнувшись, и поцеловал Андромеду в висок, - просто для того, что бы доказать себе, что я хоть что-то значу без тебя. Блэк осекся, нервно сглотнув. Он в первый раз в жизни готовился сказать все то, что в нем накипело. Все то, что он был способен передать словами, совершенно беспомощными под натиском всех обстоятельств. А сил на то что бы просто держать лицо становилось все меньше. Он не хотел выходить из себя, смеяться и просто играть, как он делал всегда. Он хотел просто закрыть тему своего бессилия перед собственными чувствами. Он рвался на куски, с одной стороны пытаясь высказаться, а с другой, пытаясь остановить начинающую свое неумолимое движение, лавину. And whatever ever ever happens to the weather right now, one thing I know for sure and more: we've got to be, simply got to be. © - Но я ничто без тебя. Просто, ты это все о чем я мог когда либо мечтать, но никогда не мог полностью получить. Ты все, что у меня есть. И все что я могу тебе отдать это только я сам, со своими минусами, плюсами и тараканами в голове, - Сириус сдалал шаг назад, заглядывая Андромеде в глаза, находя в них все ответы на несуществующие в природе вопросы о вечности своей любви и бесконечности своей невозможности. В общем то, что могло сподвигнуть его сокрушить любые преграды, нарушить любые законы, сломить все за и против, только бы никогда не выпускать её руку, никогда не допустить их расставания, - и я всегда буду твоим. Далеко или близко, как бы ты этого не хотела. И это, к счастью или нет, ни к чему не обязывает. Через какие-то минуты у них останется только память и то недолгое время, пока она не выйдет замуж, пока им не придется расстаться навсегда, гонимыми лишь течением жизни. И Блэк был серьезен, как никогда, страшась только упустить ускользающую реальность. И он обречен ждать её бессонными ночами, недопитыми чашками кофе, недописанными письмами, сожженными в прах мыслями о том, что когда-то у них даже могло было бы быть будущее. - Может быть, когда-нибудь, в другой жизни, в другом мире мы все же будем вместе, - Бродяга провел на скуле Андромеды большим пальцем, нежно улыбаясь, и пытаясь не дать себе повода остановиться. Его мысли были не где-то далеко, а тут и сейчас, в её глазах, которые все еще светились недавними слезами,- но в этом мире или том, я все равно буду тебя любить. Блэк наклонился и аккуратно поцеловал кузину в губы, не считаясь ни с чем, кроме того, что прорастало в сердце, сквозь него, распускаясь бутонами чего-то полубезумного и такого ранимого одновременно. - У нас почти не осталось времени, - прошептал Бродяга прислоняясь к её лбу своим, обхватив руками талию средней Блэк, - и я не прощу себе, если не спрошу еще раз: ты точно уйдешь сегодня? Сегодня и навсегда. Очередной стремительный рывок из общей клетки, в которой они оба оказались непреднамеренно и пожизненно. Из которой вырваться они смогут только единыжды и навсегда.
Andromeda Black: Я хочу бежать, но куда? зачем? И помочь тебе не могу ничем Воздух по глоткам - мне куда идти? Мы с тобой стоим на краю пути Холод по спине только не сейчас Просто посмотри в бесконечность глаз Так...ты спасаешь нас...нас. © Она молчала. Молчала хоть и крик приступил к губам, готовый в любой момент сорваться. Один единственный крик который возможно смог бы справиться с этой болью внутри. Он как будто притих, спрятался там — за сердцем, но всё равно дыхание остановилось. Не было сил даже на малейшее движение. Андромеда лишь чувствовала бессилие, которое охватило её со всех сторон. Она смотрела в ту самую точку где минуту назад пархала бабочка. Теперь от неё не осталось и следа, даже пепел растаял в воздухе. А она всё так же отчаянно смотрела в ту самую точку словно ожидая, что вот сейчас бабочка снова вспорхнет и тогда появится надежда. Только бабочка не появилась. Даже на секунду. Всего на секунду, а ведь Андромеде так хотелось увидеть её хотя бы на мгновение. Но нет, и осталось лишь прикрыть глаза от бессилия. Слезы не брызнули с глаз, как не странно. Лишь сладкая боль начала паутиной охватывать её. Не надо? Про себя, совсем внутри переспросила Меда но ничего не сказала. Она чувствовала теплые ладони Сириуса на своей талии и прижималась к нему. Что именно не надо, Сириус? Не надо любить тебя? Не надо настолько переживать то, что у нас ничего не будет? Почему все могут жить как они хотят, а у нас уже сейчас, в эту самую секунду обрывается будущее? Нет ни одной надежды. Ни малейшей надежды о том, что у нас могло бы быть. Ты не думал что у нас могло быть? Неужели ты не мечтал? А вот я мечтала. Каждую ночь мечтала, и чувствовала тебя внутри себя. Каждую ночь мне казалось, что ты рядом со мной, и что этого никто не сможет изменить. Я не хочу знать что «надо», а что «не надо». Я хочу... я просто хочу знать, что ты со мной. Она невольно расплылась в горькой улыбке. А ей всегда казалось, что без Сириуса она ничто. Ведь без него для неё не существовало ничто. Не было ни мира, ни жизни, ни всех этих чувств, лишь пустота. Каждый раз когда они были не вместе ей казалось, что она заперта в темной комнате. Ей казалось, что она сама становится частью пустоты, и стоило словам сорваться с губ Сириуса как глаза Меды наполнились слезами. Она молчала. Снова и снова молчала, не выдавая и звука словно боялась, что даже малейшее движение разобьет её на мелкие кусочки, и тогда её больше не собрать. Андромеда слушала его. Слушала и впитывала каждое слово своей кожей. Ей хотелось плакать, и струйка одинокой слезы уже текла по щеке. Тихо прошепчу главное тебе Капли на словах позовут ко мне И за все прости, если не смогла Знал, всегда что я для тебя жила Несколько минут, просто подожди Что-то навсегда здесь освободи Вновь...ты меня найди...и. © Андромеда повернулась в его сторону и наконец-то встретилась с его взглядом. Она дорожила этими секундами. Дорожила каждым прикосновением и каждым словом которое говорил Сириус. Она чувствовала их и понимала, что не может отпустить его сейчас. Меда ответила на его поцелуй, а струйки слез всё так же текли по щекам. Андромеда не спешила что-либо говорить, она лишь посильнее прижалась к Сириусу и обхватила его шею руками. Она уже принадлежала ему, хотели ли остальные этого признавать или нет. Она уже была частью его. Она уже делила жизнь вместе с ним, и неважно что по этому поводу скажут остальные. -Я всегда буду любить только тебя, Сириус, никого больше, - она оссеклась и опустила голову прикрывая глаза, - никогда. Ни в какой жизни. Низачто. Есть только ты и я, и эта... наша с тобой любовь, - Меда с какой-то горечью улыбнулась прижимаясь к его лбу своим. Она не смотрела на часы и не хотела знать сколько минут у них осталось. Сейчас ей не хватало времени и вдруг стало совсем всё равно, что дома кто-то ждет. Не имело значения ничто кроме как этих самых минут которые они с Сириусом проводили вместе. Андромеда нежно коснулась губами его щеки и опустилась к его шее, утыкаясь носом она едва ощутимо поцеловала его кожу. Меда замерла когда он задал вопрос. Если честно она хотела его услышать и даже немного обрадовалась, несмотря на то, что её решение могло причинить ещё больше боли. Она обхватила руками шею Сириуса и вдохнула его запах, словно запоминая каждую его частичку. -Я никогда себе не прощу если уйду сейчас, - вот и ответ на все вопросы. Один день. Один единственный день они могли побыть вместе. Вдвоем, и не думать о том, что весь дом Блэков встанет на уши только потому, что Андромеда не вернулась на свой собственный праздник. Она ведь сказала, что должна встретиться со своей подругой которую она не пригласила только потому, что та не «из их круга». Но даже если бы выпустили всех дементоров на поиски Меды, то ей было всё равно. Она прижалась к Сириусу и сделала шаг в сторону дивана потянув его за собой. -Ты только не отпускай меня... - прошептала она опускаясь на диван и притягивая Сириуса к себе, - никогда, - уже касаясь его губ прошептала средняя Блэк. Есть сегодня. Только эта самая минута. Есть он и она, в этой самой комнате и любовь, которая разрывалась на двоих. Неважно что творилось за пределами этой комнаты. Неважно почему гибли люди, и почему чье-то сердце рвалось на куски, неважно что дома уже разливали шампанское, неважно даже то, что Друэлла была в бешенстве от очередной выходки своей дочери. Неважно, что Айан будет искать её, ведь ему всё равно плевать на неё. Есть только один человек который знал Андромеду. Он был с ней. В эту самую секунду, и Меда не собиралась уходить от него. Не сейчас. Только не сейчас. Скажи, не молчи Что любишь меня Глаза закрываю и будто бы легче Опять вспоминаю последние встречи Скажи не молчи Что ты любишь меня. ©
полная версия страницы