Форум » Архив «Lumiere-77» » Звуки и тени - 3.05 » Ответить
Звуки и тени - 3.05
Raymond de Vries: Время и место: 3 мая 1977, Хогвартс Участники: Уиннифред Лермонт, Раймонд де Вриз События: Кто-то что-то видел, а потом кто-то что-то сказал. Так все и началось.
Ответов - 13
Winifred Lermont: Всю ночь она не могла заснуть. Если кто и мучался во всей школе, то только Уинифред Лермонт. Вчера она весь вечер пролежала в гостиной рядом с Джеком, и казалось её боль должна была растаять в воздухе. Она должна была простить себя, хотя бы немного. Но нет, Уинни не всё сказала, а значит ей приходилось бороться с самой собой, вот уже второй день. Она не знала кому рассказать. Не знала стоит ли вообще рассказывать об этом, ведь Уинифред так боялась, что её начнут ненавидеть. Но и скрывать этого она больше не могла. Лермонт ворочалась в кровати уже который час и пыталась изо всех сил заснуть и не думать больше. Но стоило ей закрыть глаза как перед глазами вставала одна и та же картина. Знакомая Библиотека Хогвартса. Старые полки. Запах пыли, и свежих чернил. Знакомые глаза, которые в то же время совсем не знакомы. Он крепко сжимает её запястья и с яростью смотрит ей в глаза. Она жмурится и пытается вырваться из его хватки, в тайне надеясь, что рядом пройдет хоть кто-то из близких и родных. Она не знала этого человека. Перед ней стоял знакомый, но в то же время незнакомый человек. И тогда она смогла вырваться из его рук. Он потянулся чтоб ударить её, а она сбежала. Уже спустя пару часов она узнала, что он убит. Уинифред присела в кровати и схватилась за голову. Плакать не было сил, но и справляться с этим одной она уже не могла. Лермонт тихо поднялась и надела то, что первое попалось её под руку. Оказалось это лишь черным свитером и серыми брюками. Где она их только откопала? Уинни прекрасно знала, что не стоит покидать сейчас спальню, а ещё опаснее разгуливать в одиночестве по коридорам. Но иначе она просто не могла. Убедившись, что за ней никто не следит Уинифред покинула гостиную и вышла в темный коридор. Палочка была наготове, а вот сердце бешено колотилось. Ей то и дело казалось, что кто-то преследует её. Но несмотря на страх и мелкую дрожь в руках хаффлпаффка всё же смогла дойти до нужного места и остановилась перед дверями спальни профессора де Вриза. С её стороны это было крайне глупо идти к учителю в такое время, но она не знала к кому обратиться ещё. Уинифред наверное и правда была трусишкой если не решалась рассказать об увиденном своим друзьям. Лермонт тихо произнесла Люмос и на кончике палочки появился маленький огонек. Кто-то из старой картины начал ворчать по этому поводу, но девушка не обратила на него внимания. Она глубоко вдохнула воздух и нерешительно постучалась в дверь. Уинни не знала что говорить. Как и не знала как именно говорить. Вдруг она осознала всю глупость своего поступка и расслышав шаги которые приближались к двери она даже подумала сбежать подальше. Неужели она не могла подождать до утра? Наверное профессор де Вриз и так устал, а она пришла чтоб рассказать о своих проблемах. Но Лермонт боялась. Не только за себя, но и за остальных. Она боялась, что информация которой она владела могла оказаться важнее чем её разбитая репутация. -Профессор, - когда дверь перед ней открылась хаффлпаффка неожиданно побледнела и совсем смутилась, - извините, я... - привычно запнулась Уинифред, - я просто не знала к кому обратиться... - Лермонт тяжело дышала и чуть дрожала. На первый взгляд могло показаться, что она до смерти испуганна и что вот-вот расплачется, но если честно Уинни держалась изо всех сил. Она знала, что поступала правильно. -Я вас не разбудила? - наивным голосом спросила девушка виновато посмотрев на преподавателя.
Raymond de Vries: …и никаких пошлых мыслей. За сегодняшний день эта фраза стала самой востребованной в лексиконе профессора де Вриза. После ухода профессора фон Нойманн де Вриз несколько часов пытался сконцентрироваться на чем-то менее соблазнительном, впрочем, довольно безуспешно, и даже вываривая драконью желчь до нужной консистенции, без которой, желчи, невозможно было приготовить необходимое ему снотворное зелье, Раймонд продолжал думать о неких высших материях – кроватном пологе и женском нижнем белье. Такое случается. На самом деле подобные мысли вполне естественны, нет ничего противоприродного в желании мужчины желать, кхм, женщину, в том числе коллегу. Особенно коллегу. И все-таки де Вриз понимал: большей частью его желания мотивированы не столько инстинктами, сколько социальными нормами. Ему сорок, он не женат и, кажется, совершенно бесперспективен. А тут еще тварь, бродит по Хогвартсу и убивает людей. Раймонд не умел адаптироваться. Если другим было достаточно просто принять убийства и ужасы как факт, чуть-чуть порыдать друг у друга на плече, немножечко поохать, а потом продолжать жить, как не в чем не бывало; Раймонду приходилось пересиливать себя. Заставлять себя бояться, и заставлять надеяться, говоря по чести, тоже. А еще – иногда, но все же – де Вриз заставлял себя желать. Желать нечто, желание обладать чем считается нормальным и эволюционно оправданным. С другой стороны, профессор фон Нойманн действительно была великолепна. Де Вриз закупорил флакон с зельем и аккуратно прислонил к книжной подставке на столе. В нескольких местах его светло-серая мантия пропиталась черным и влажным, а кое-где активно пыталась дымиться. Профессор был неплох в алхимии и в принципе хорош, но почему-то сегодня никак не мог приказать своим рукам перестать дрожать мелкой холодной дрожью. «Видимо от переутомления, - думал он. – Я слишком много работаю. Я слишком часто думаю о работе». Наблюдая, как зелье из темно-фиолетового становится прозрачно-бирюзовым, де Вриз стянул с себя грязную мантию, аккуратно свернул ее и так же аккуратно опустил в корзину для белья. Де Вриз во всем соблюдал аккуратность. Разобравшись с гардеробом, Раймонд решил разобраться с собой. Драконья желчь имеет свойство намертво впитываться в кожу и распространять сладковатый, но отнюдь не приятный запах. Профессор принял душ. Он как раз старым маггловским методом сушил волосы, когда в дверь постучались. Раймонд не успел удивиться – пунктуальность сработала первой. Открыл дверь и слегка покраснел. Прихода юной мисс Лермонт он совсем не ожидал и крайне смутился, что вынужден предстать перед девушкой в столь неофициальном виде. — Мисс Лермонт? — хрипловато начал он. — Что-то случилось? Вы одна? Ну что ж… проходите. Де Вриз жестом пригласил хаффлпаффку войти, снял полотенце с шеи и милостиво возблагодарил бога за ту свою характерную особенность, что никогда не ходил без штанов без крайней на то нужды. Хотя тяжесть отсутствия рубашки данное обстоятельство нисколько не смягчало. — Простите, я принимал душ. Де Вриз вымученно улыбнулся. — Так что случилось? Рэй затравленно огляделся по сторонам в поисках какой-нибудь подходящей мантии, но ничего не обнаружив, устало опустил руки. Зато в штанах...
Winifred Lermont: И правильно говорят, что дети в такое время должны спать. Однозначно. Нечего разгуливать по школе в такое время. В темноте Уинифред совсем не заметила, что профессор де Вриз оказывается без рубашки. Она замерла на месте, и как вы уже догадались смутилась не на шутку. Нет, она видела мужчин без рубашек (правда?), но видела исключительно своих ровесников или же своих родственников. Вот например она видела Фианна без рубашки, но не потому, что они в детстве хотели выяснить что у кого где, а потому что братец часто попадал в Больничное Крыло с разными ранениями. И когда Кехт перевязывал ему раны Уинни часто видела его без рубашки, логично. Был ещё такой момент и с Розье, которого Лермонт вообще-то не хотела вспоминать, потому что мысли у неё тогда были не совсем детские, и не настолько наивные. Узнав об этом Эйлин Уинни бы хорошенько досталось, и правильно. Незачем думать о каких-то там... в общем не стоит вспоминать этот приятных, ох да Мерлин с ним, неприятный инцидент. Хотя, вы видели Розье без рубашки? Поверьте, это того стоит! -Да, я одна, я... - хаффлпаффка запнулась смотря на профессора де Вриза и пытаясь не сводить взгляд с его лица, и только. Не смотреть куда-то вниз, низачто. Хорошо, что он хотя бы в штанах. Хотя зайди сейчас кто-нибудь в комнату, то в школе обязательно бы пошли разные слухи о том, что такой рассудительный и якобы «правильный» профессор ЗоТИ проводит ночь вместе с молоденькой рыжеволосой студенткой. Какой ужас! На мгновение Уинифред даже представила как первая страница газеты вопит об этом, и покраснела от своих же мыслей. -Это вы меня извините, я без приглашения и вообще, в такое время, - всё же справившись с собой произнесла Лермонт сжимая в руках волшебную палочку и не зная куда деть свои руки. Она была очень напряжена так как её явно смущал вид профессора де Вриза. Ланфир пошутила бы на этот счет, что потом она может хвастаться перед остальными, что видела де Вриза без рубашки. Но сейчас Уинни чувствовала себя ну прямо очень неловко. Она в который раз пожалела о том, что всё же не подождала до утра и прокляла свой тупой характер кажется в сотый раз. -Я не знала к кому обратиться, - Уинифред то и дело смотрел по сторонам, словно пытаясь не встречаться взглядом с профессором. А так она искала что-нибудь что бы могло прикрыть от неё весь этот «неофициальный вид» профессора де Вриза. Но как назло ничего подходящего на глазах не попадалось, - просто я кое-что видела, и не знаю стоит ли об этом рассказывать, да и вообще... - Лермонт тяжело вздохнула и опустилась в кресло. Она чуть дрожала не в силах пересилить себя и рассказать всё, что она держала внутри себя. Сейчас она не смотрела на преподавателя, и даже отсутствие рубашки на нем не могло её отвлечь от терзающих её мыслей. Ну почти. -Я видела Фицроя до того как его, - хаффлпаффка запнулась и вцепилась ногтями в ручку кресла, - ну, вы поняли. Всего за пару пару часов до этого мы с ним встретились в библиотеке. Он был непохож на себя. Совсем непохож. Он сжимал мои запястья и причинял мне боль, а потом попытался ударить меня... - голос Уинифред сорвался и её глаза снова наполнились слезами. Глупая, глупая девочка! Она подняла глаза на профессора де Вриза, - Я хочу сказать, что Фицрой был не собой в Библиотеке... он бы никогда не причинил мне боль. Уинифред снова опустила взгляд изо всех сил сдерживая слезы. Она не хотела плакать. Совсем не хотела. Особенно перед преподавателем, которому и так досталось за этот день.
Raymond de Vries: — Хм. Любопытно. Присядьте вы уже. Поверьте, подгибающиеся колени не способствуют концентрации мысли. Да вот хотя бы в кресло, — Раймонд широким жестом указал на два удобных, хотя и довольно потрепанных кресла. — Я сейчас. Одну минуту. Реакция Уинифред, признаться, окончательно смутила де Вриза. Нет, конечно, в глубине душе он искренне надеялся, что для женского пола неотразим, и не сыскать во вселенной зрелища более экстравагантного, чем его оголенный торс; но маниакального желания утверждаться в собственной правоте за счет каждой вовремя подвернувшейся юной леди де Вриз не испытывал. Как бы хорош не был он без рубашки (в определенный момент Раймонд не сдержался и искоса взглянул на себя, отмечая, что в общем и целом природа была к нему вполне благосклонна), при всем уважении мисс Лермонт не попадала в категорию тех, перед кем де Вризу стоило бы красоваться. Для гордого звания «женщина» хаффлпаффке не хватало, скажем, пяти паспортных лет, а еще лучше двенадцати. Профессор судорожно дернулся и очень быстро покинул маленькую гостиную, впрочем, предусмотрительно выпрямив спину и расправив плечи. Со спины, по собственному же разумению, он тоже выглядел весьма недурно. Лишь оказавшись в спальне, де Вриз в полной мере осознал суть произнесенных хаффлпаффкой слов. Перебирая рубашки и свитера, с алгебраической точностью разложенные по ящикам комода, де Вриз подсознательно размышлял о Хогвартской твари. После признания профессора фон Нойманн, страдавшей от навязчивых видений с уклоном в пророчества, Рэй нисколько бы не удивился, узнай он, что Ирменгильд далеко не первая жертва ментальной оккупации твари и, к сожалению, наверняка не последняя. Мысль казалась разумной и правдоподобной, но приятнее от этого не становилась. Затем де Вриз вспомнил о расчлененных телах студентов и то, с каким упорством существо пыталось перенять облик тех, кто был дорог и важен ее гипотетическим жертвам, или тех, кого она видела в роли этих самых жертв, проще говоря – еды. Рука де Вриз, потянувшаяся было за свитером, замерла в воздухе… А еды ли? Быть может, убийцу интересовала отнюдь не калорийная ценность студенческой плоти, а ее удобство… Что если монстр искал не пропитание, а уютный домик, где можно поселиться? Что если ей не нужны ни кровь, ни мясо… ей нужны сами тела. От отвращения Раймонд скривился. Пожалуй, он становится параноиком. Вселяться в тела школьников? Идея, достойная дешевого маггловского триллера. Или нет? Рэй нацепил на себя первый попавшийся свитер – серый и бесформенный, один из тех серых бесформенных свитеров, что в изобилии водятся в шкафах каждого уважающего себя профессора географической полосы с умеренно либо резко континентальным климатом. Подвернул рукава и поморщился. Это был очень колючий свитер, но плотный и с высоким горлом. Удовлетворенно хмыкнул, пригладил ладонью волосы, достал из комода бутылку темно-зеленого стекла и вернулся в гостиную. По началу Раймонд не понял, почему так боязливо исказилось лицо хаффлпаффки, однако быстро перевел взгляд на бутылку и едва не рассмеялся. Мерлин мой, не могла же она подумать, будто я планирую ее напоить и… — Это сок. Обыкновенный гранатовый сок, — Раймонд взмахнул палочкой, материализуя стакан. — Выпейте. Полегчает. Хорошо успокаивает нервы. Де Вриз протянул девушке стакан. — Я рад, что вы решили ко мне обратиться, мисс Лермонт. Весьма мудрое решение с вашей стороны, — де Вриз медлил, боялся спугнуть мысль. — Вы говорите, мистер Айронс вел себя странно тогда, в библиотеке? Словно был «не собой». Как полагаете, что могло стать причиной такого поведения? Быть может, он бы не не собой, а всего лишь не в себе? Вы ссорились, верно? Так с чего вы вязли, что это не было проявлением простой ярости. Или… кхм, простите, ревности? Психолог из де Вриза, разумеется, был никудышный, но немец старался изо всех сил. «Только будь честна, - повторял он мысленно. – Мне нужна правда. Одна маленькая зацепка…»
Winifred Lermont: А вообще Уинифред сейчас тяжело давалось думать, и вообще взрослому мужчине надо было подумать о том, что нельзя появляться перед молодой девушкой без рубашки. Особенно весной, когда гормоны во всю бушуют. Но кажется профессор де Вриз был настолько одиноким, что у него даже в голову не пришла подобная мысль, и смутившееся лицо бедной Уинни смутила его ещё больше. А чего он спрашивается, ожидал когда открывал дверь своей ученице, причем шестикурснице? Нельзя, знайте профессора, появляться перед своими ученицами с обнаженным торсом, нельзя. Ну, если конечно вам не хватает женского внимания и вы не пытаетесь тем самым возбудить к себе интерес. Но опять-таки не стоит это делать в школе, особенно когда по коридорам бродит непонятно что. Рыжеволосая хафлпаффка неуверенно сидела в кресле словно не знала куда деться. Когда профессор де Вриз двинулся в сторону спальни Уинифред всё же снова посмотрела в его сторону. Нужно признать со спины преподаватель выглядел всё так же эффектно. Да-да, наверное это именно то самое слово которое нужно сейчас употреблять, особенно когда вы сидите в гостиной вашего учителя. Уже довольно поздно и все нормальные люди в общем-то спят. А вы тут должны рассказать о чем-то страшном, но почему-то перед вами всё время мерцает оголенный торс довольно взрослого мужчины. И о чем только Уинни думала когда заходила сюда? Нет, она не должна об этом рассказывать никому. Даже Ланфир, и даже Нарси. Ей в особенности. Они же будут смеяться над ней, да и вообще зачем им рассказывать как она бросала взгляд на тело профессора де Вриза? Нет, им определенно не стоит об этом знать. Уинифред опустила голову и тяжело вздохнула. Рыжие волосы рассыпались по плечам, а она краем глаза она всё равно поглядывала в сторону дверей ожидая когда же профессор вернется. Лермонт тяжело дышала, и не только потому, что должна была рассказать довольно неприятную ей правду, но ещё и потому, что вид профессора де Вриза до сих пор не покидал сознание молодой девушки. А причины этого она так и не могла понять. Сколько Уинни не пыталась сосредоточиться на чем-то ужасном, ей не удавалось выкинуть из головы его обнаженный торс. Облегчило её состояние лишь разорванное тело Фицроя, и Уинни устало прикрыла глаза вновь погружаясь в воспоминания. К счастью профессор де Вриз быстро вернулся. И к счастью уже в свитере, но Мерлин, даже в свитере он прекрасно выглядел! Уинифред поймала себя на этой мысли и в который раз покраснела, не зная куда деться от смущения. Она никогда прежде не думала о своем преподавателе иначе чем о своем преподавателе, а сейчас перед ней снова мерцали странные картины. -Спасибо, - едва слышно ответила хаффлпаффка и взяла стакан с гранатовым соком. Нет, она даже и не думала, что ей принесли какой-нибудь алкоголь, хотя виски из Дарси сейчас не помешало бы. Уинифред не планировала пьянеть и всё такое, но это бы ещё получше расслабило, чем какой-то гранатовый сок. Было бы ещё мудрее еслиб я дождалась утра, - подумала хаффлпаффка и закусила губу поднимая взгляд на профессора де Вриза. И стоило ей отвести взгляд от его глаз, как она снова видела его обнаженным. Нет, надо же такому произойти, а?! -Нет, вы не поняли, - отпив от стакана произнесла девушка и отвела взгляд, - я знала Фицроя. И я знаю как он себя вел когда он ревновал или злился. Но тогда это был не он. Вы будете считать меня сумасшедшей, но я, - Лермонт снова запнулась а потом решительно добавила, - мне показалось, что в него кто-то вселился. Бес, привидение, не знаю что. Но как будто со мной говорил не он, просто выглядел как он. Вы понимаете о чем я? - Уинифред всё же подняла глаза на профессора. И как не странно на этот раз на нём был свитер.
Raymond de Vries: …и никаких пошлых мыслей, мисс Лермонт! Де Вриз смолчал, лишь поправил разношенное горло свитера. Казавшаяся столь умилительно забавной еще мгновение назад теперь эта комедия отдавала трагизмом. Нет, дело было вовсе не в логике повествования, подозрительно скоро и подозрительно логично затронувшей расчлененные трупы и похитителей тел, дело было в самом де Вризе и, пожалуй, в мисс Лермонт; разумеется, слишком юной для объективности, а потому невыносимо честной. Раймонд отвел взгляд от покрасневшего лица хаффлпафки. Господи, какая глупость. В юности зрелость выглядит бесконечно чарующе привлекательной, даже зрелость заурядного, ничем не примечательного человека, давно перешагнувшего тот опасный рубеж, когда такая яркая вчера реальность вдруг сегодня как-то незаметно тускнеет, блекнет, словно вылинялая, становится серой и совсем, совсем не привлекательной; из гардероба исчезают краски, и вот вы обнаруживаете себя в сером разношенном свитере, сидящим перед холодным камином и краснеете, будто пятнадцатилетний, с удивлением обнаружив любопытный блеск в глазах юной, слишком юной девушки. Де Вриз давно потерял товарный вид. Не состарился, не поседел, просто износился. Не внешне, так определенно внутренне. Скоро, должно быть, появятся дыры. Но заштопать их будет некому. Правда, всегда остается моль… Поскорее бы завершила начатое. И никаких пошлых мыслей, Раймонд де Вриз. Пошлость тебя не красит. Рэй молчал. Нет ничего страшного в полном одиночестве, невыносимо одиночество выборочное; одиночество среди толпы, и мир под боком, готовый радостно скалиться другим, а для вас жалеющий и презрительного плевка. В уединении постигается мудрость, но не многим известно – там же теряется душа: чересчур свободно ей в этом пустом пространстве, легко заблудиться, легко не найти обратной дороги. Ну, и к дементору. Весь мир к дементору. Похоже с дементорами они родня – оба умело высасывают из людей жизнь, да и из тех, у кого этой жизни никогда не было, увы, тоже. Де Вриз чувствовал себя подлинным идиотом. В его-то годы смущаться поведением юной девицы? Моветон. Другой бы не заметил, а заметил – так проигнорировал. Но редко, редко на Раймонда смотрели с таким природным интересом; редко в нем видели не просто профессора, не просто коллегу, а – упаси Мерлин – человека и – самое удивительное – вполне себе живого и вроде бы не урода. Смешно, конечно. Трагикомедия вообще забавный жанр. Де Вриз шумно вздохнул, продолжая вслушиваться в краткий монолог Уинифред. Как он и думал, подозрения оправдывались. Сдается, хогвартская тварь действительно умела, хотела и могла вселяться в тела людей. Де Вризу не было нужды сомневаться в словах шестикурсницы. Захоти она встретиться с учителем среди ночи, в его же, учительской, спальне с целями более зрелыми – придумала бы историю менее захватывающую; в кое-какие моменты взрослой жизни расслабленность гораздо полезнее. — Понимаю ли я вас? — была у де Вриза плохая привычка переспрашивать, повторять слова собеседника. — Думаю, да. И попрошу вас пока ни с кем не делиться своими наблюдениями. Может оказаться вы правы, и мистер Айронс действительно был не собой. К слову, не могли бы вы помочь мне чуть больше, описав, что именно смутило вас в его поведении, что насторожило? Прошу, будьте внимательны. Я хотел бы знать детали. Каждая мелочь может оказаться исключительно важной, мисс Лермонт. И простите мою дерзость. Де Вриз приготовился слушать. По крайней мере в этом он был талантлив. И никаких, никаких пошлых мыслей.
Winifred Lermont: А я что? Я ничего (с) Уинифред можно сказала чуть перевела дух когда профессор де Вриз возвратился в свитере. Она отчаянно сжимала в руке стакан с гранатовым соком и нервно отпивала время от времени. Нужно признать, что хаффлпаффка всё так же пыталась сконцентрировать свой взгляд на глазах профессора, и никуда больше не смотреть. Вообще женская психика довольно смешная штука. Она начинает подводить в самый неподходящий момент. Вот и сейчас когда Уинни должна была думать только о том, что случилось между ней и Фицроем в Библиотеке, её психика почему-то вновь раздевала профессора де Вриза на её глазах. Нет, только подумать, она ничего с собой поделать не могла! Кто-то скажет, что в её возрасте это вполне нормально. Ну, нормально заглядываться на взрослых мужчин, но только не для Уинни. Она вообще не привыкла даже думать об этом, уж больно маленькой её все считали вокруг. С такой матерью как Эйлин она конечно многое знала и можно сказать характер мужчины изучила в какой-то степени, но она всё же сторонилась их. В её жизни были представители мужского пола, но они все были друзьями — братьями. Даже Ивэн, который хоть и был безумно привлекателен, мог с легкостью заставить её покраснеть одним своим намеком на то, что за лето грудь у Уинни заметно выросла. Вспомнив этот инцидент хаффлпаффка чуть закашлялась и положила стакан с соком на маленький столик перед ней. Нужно было сосредоточиться на очень важной вещи, всё равно человека убили, причем не одного. Да ещё взгляд профессора де Вриза заставил Уинифред задуматься, нет, не о его обнаженном торсе, а о том, что возможно она могла знать что-то очень важное. То, о чем она даже и не догадывалась. Лермонт отвела взгляд на какое-то время и задумалась, пытаясь вспомнить каждое движение Айронса. К счастью ей удалость на это время позабыть какое всё же прекрасное тело было у профессора ЗоТИ. -Я и так не хотела ни с кем делиться, - хаффлпаффка чуть покраснела и потянулась к стакану с соком, - просто мне казалось, что это всё плод моего воображения, и только. А ещё, - Лермонт уже в который раз запнулась а потом встретилась взглядом с профессором де Вризом, - я думала, что я в чем-то виновата. Что я могла спровоцировать его, но это не так, - спохватилась хаффлпаффка и сжала в руках стакан. Уинифред чего-то боялась, и она сама не могла сформулировать свой страх. Не могла описать что именно настораживало её. Фицрой мертв, а она жива. Но перед смертью он виделся с ней, и не просто виделся, но и чуть ли не сломал ей руку, когда она попыталась уйти от него. Она была уверенна, что это был не он. Но только Лермонт не знала как это доказать, и как именно объяснить. -Понимаете, - начала хаффлпаффка отпив сок, - на прошлой неделе он пригласил меня в Хогсмид, а я отказалась от его приглашения. Он хотел чтоб мы пошли на свидание, а для меня он был только другом, - тут Уинифред заметно покраснела. Не каждый день рассказываешь своему преподавателю о личных отношениях с молодыми людьми. -В тот день мы договорились, что никуда не пойдем и он всё понял. Фицрой всегда был спокойным, хоть и хмурым, поэтому он воспринял это нормально. По-крайне мере так мне показалось. Но в тот день... я зашла в библиотеку, искала Ланфир, а тут он. Когда он повернулся в мою сторону мне показалось, что его глаза черные. Понимаете, совсем черные, не как у обычных людей. И он казался мне безумным, совсем безумным, - Уинифред на мгновение замолчал и отвела взгляд. Ей казалось, что она не способна передать всё то, что видела в библиотеке. Словно она не могла описать обыкновенными словами всё, что она там увидела. -Словно в нём была энергия которая не контролировала себя. Он вцепился мне в запястье, и сжимал так, что чуть не сломал мне руку. Это был не человек, - в завершении произнесла Лермонт и подняла глаза на профессора де Вриза. И никаких пошлых мыслей, никаких.
Raymond de Vries: ...а вот теперь можно и о пошлостях. Раймонд де Вриз не считал себя неудачником. Просто его система ценностей испытывала острый дефицит… ценностей, в частности семейных, дружеских и банально людских. Жизнь профессора на протяжении всех этих мучительно долгих сорока лет походила на вязкий клейстер и вечно норовила прилипнуть ко дну кастрюли, тогда как жизни окружающих били аппетитным ключом, а иногда даже фонтанировали. Раймонду приходилось бегать вокруг чужих ключей и фонтанов с собственной кастрюлькой, искренне надеясь поймать хотя бы пару мало-мальски съедобных крох. Стоит ли говорить, что после каждого такого рейда профессор возвращался мокрым, злым и люто проклинал весь этот безалаберно организованный мир, совершенно не способный оценить всех его, де Вриза, многочисленных конструктивных достоинств. «Должно быть, - думал Раймонд. – У моих достоинств слишком сложная конструкция». Так оно и было. Сложная конструкция профессорских достоинств не могла вынести конструктивной критики хаотичного мира и час от часу грозилась если и не прогнуться, то треснуть, сразу в нескольких места, а, быть может, и по шву. В металлургии такое явление называют «износом металла», в жизни – износом морали. Мораль де Вриза давно проржавела насквозь, поэтому выслушивая красноречивый монолог хаффлпаффки Раймонд выглядел удивительно равнодушным, словно бы девушка рассказывала не о предсмертных минутах человека, которому впоследствии вырвали глаза и чей изуродованный труп он имел счастье изучить в лазарете, а о такой глупости, как плохо написанная контрольная. Единственное, что радовало де Вриза – спокойствие самой Уинифред. Странное спокойствие, учитывая один довольно важный факт – покойник был ее близким другом. Но, кажется, де Вриз знал причину этого спокойствия и причину румянца, игравшего на щеках мисс Лермонт тоже. Что ж… значит, нет ничего предосудительно, если он снова воспользуется проверенной тактикой ведения бесед с юными хаффлпаффками, тем более говорить придется о далеко не приятных вещах. Раймонд поднялся с кресла, обошел полукругом и, произнеся тихим классически-менторским тоном: — Простите, мисс Лермонт, здесь невыносимо жарко. Снял свитер, аккуратно повязал за рукава на шее и, облокотившись на спинку кресла, продолжил: — Мои следующие слова вряд ли успокоят вас, мисс Лермонт, — тихо заговорил де Вриз. — Но я обязан предупредить вас – вероятно, сказанное вами – истина. И то, что убило мистера Айронса способно… неким образом воздействовать на разум человека. Мне неизвестно по силам ли этому существу вселяться в тела людей, впрочем, подобная теория не лишена своеобразной логики и к ней необходимо отнестись со всей возможной серьезностью. Мисс Лермонт, повторяю: никому не говорите о своем наблюдении и о… нашем разговоре, пожалуй, тоже. Я не хочу стать причиной очередных слухов, которыми и без того полнится школа. Вы должны меня понять, мисс Лермонт. Лицо де Вриз по-прежнему оставалось холодно-равнодушным, а вот в мозгу де Вриза кипели самые натуральные страсти, и эти страсти твердили без умолку: «Рэй, надень свитер, она очень странно на тебя смотрит. Рэй, ты идиот». Но, пожалуй, впервые в жизни де Вриз рискнул придушить голос разума, присудив победу тоненькому писку интуиции: «Уж лучше Уинифред Лермонт рассказывает подружкам, как видела профессора де Вриза без рубашки. Пусть они дружно посмеются и обсудят все впечатляющие детали твоей фигуры, чем будут дрожать от страха при мысли, что чудовище, бродящее по школе, способно не только подкарауливать их на каждом углу, но и вселяться в тела». — Очень вас прошу, держите нашу беседу в тайне. Еще что-нибудь? Де Вриз распрямился и скрестил руки на груди. И знать не хочу, что она подумала.
Winifred Lermont: А знаете, вы можете смеяться, но фраза - «Здесь невыносимо жарко» большинству подростков кажется куда серьезнее и значительнее, чем она может быть на самом деле. Возможно, и очень даже возможно, что профессору де Вризу и правда было жарко, чисто физически жарко. Этого никто не отрицает, Уинифред по-крайне мере пыталась убедить себя исключительно в этом, но он явно не понимал насколько ранимы и впечатляющими девушки бывают в её возрасте. Если даже и Лермонт пыталась не думать ни о чем кроме как о кровавой луже и мертвых телах, то один вид обнаженного торса профессора де Вриза снова заставил её покраснеть, и девушка отчаянно налила себе ещё немного гранатового сока. Она искренне надеялась, что её смущение останется незамеченным. Может быть профессор де Вриз не заметит, что она покраснела, ведь её личико и так покрыто веснушками? Но пусть и Уинни молила Мерлина чтоб она не краснела, но природу не изменишь. А с эмоциями не управишься, если уж ты не умеешь с ними справляться. А Уинифред Лермонт уж явно не умела, поскольку она уже который раз про себя пыталась вспомнить разорванное тело Фицроя и в который раз повторяла самой себе, что она очень гнусный человек если уж в такой траурный день её голова занята совсем другим. Тем более ей никогда раньше не нравился этот преподаватель! Нет, против блондинов у Уинни ничего не было. Но вот Люциус был совсем другим делом, хоть и хаффлпаффка никогда особо на него не заглядывалась. Её внимание всегда было обращено на единственного представителя мужского пола, и он увы не был блондином, скорее носил тот же цвет волос, что и она сама. А профессора... у них были молодые преподаватели. Один Тристан Барк чего стоил, но она никогда не видела его обнаженным! И еслиб увидела, то наверное ещё более покраснела бы чем сейчас, кто знает. Самым ужасным было лишь то, что профессор де Вриз был слишком обольстителен, даже если он того и не желал в эту самую минуту. Нет, никто не отрицал, что возможно он действовал самыми лучшими побуждениями, но Уинни это ничуть не успокаивало когда её взгляд в очередной раз вскользнул по обнаженному телу блондина. -Ага, - почти прохрипела хаффлпаффка и закашлялась, после чего поднесла стакан с соком к губам. Она мечтала чтоб её жар спал, и румянец на щеках исчез. Вот если бы можно было сгореть от стыда, то Уинифред наверное уже давно бы сгорела на этом самом кресле, оставив запах жаренного после себя. Но увы, она не сгорела. Девочка облокотилась о ручку кресла и попыталась сконцентрироваться на одной точке перед её глазами. Это было сложно, но Лермонт искренне пыталась. И тут спасение пришло само. Кровь в жилах Уинифред заледенела и она с ужасом посмотрела профессору в глаза. Возможно он сейчас говорил правду. Она если честно не думала, что может оказаться права. Она не допускала той мысли, что это «нечто» и правда может вселится в человека и управлять им. А сейчас ей вдруг показалось, что так оно и есть, а значит... значит никто из них не защищен от того чтоб стать очередной жертвой. Уинифред никогда не думала о себе в таких случаях. Первым был Фианн. Она с ужасом вспомнила о брате, и его друзьях, её друзьях. Мордреде который не покидал Больничное Крыло и именно он больше всех «общался» с телами покойников. Стакан выскользнул из руки хаффлпаффки и разбился вдребезги. Уинифред вскочила с кресла и прикрыла рот ладонью. -Извините, извините профессор, - она уже тянулась к волшебной палочке в кармане как глаза резко наполнились слезами. Они уже текли по её щекам когда она попыталась направить палочку на осколки стекла. Уинни хотела собрать их воедино, а сил не было. Она не могла различить ничего перед глазами, поэтому лишь устало прикрыла ладонью глаза и снова опустилась в кресло. Она наверное и правда идиотка... просто мысль о том, что кто-то из её близких. Кто-то из родных. Кто-то. Кто-то мог стать очередной жертвой — это её пугало. А что если Фин? А Мордред? А Алек? Что если Джек? Что если Ланфир? Арти? Нарси? Люц с Ивом? Каждое дорогое лицо вставало перед её глазами, а она не могла убрать руку с лица. Лицо горело от стыда. Уинифред было стыдно за свою беспомощность и ребячество. Она не могла даже справиться с обыкновенным страхом, что уж говорить о реальной опасности. -Извините меня, - неясно прохрипела хаффлпаффка отчаянно вытирая глаза руками, - я никому ничего не скажу. Правда. Я вам обещаю, просто я... - в который раз запнулась Лермонт, - извините меня ещё раз, профессор, - она не смогла ничего более выдавить, так как голос не поддавался. А слезы снова текли ручьем, а ей было невыносимо от одной мысли, что ещё один человек будет считать её полной идиоткой. Ну ты и есть идиотка, Уинни!
Raymond de Vries: По чистой случайности Раймонд де Вриз никогда не был ранимой шестнадцатилетней девушкой и вообразить себе не мог, какие серьезные моральные травмы пошатнут хрупкую психику мисс Уинифред Лермонт при виде его голого торса, настолько голого, что на этом торсе даже отсутствовал загар. Загорать де Вриз не любил по двум причинам. Первая причина была причиной строго географической и заключалась в том, что на просторах Туманного Альбиона довольно проблематично обзавестись красивым ровным загаром, конечно, если вы не какой-нибудь мох и не умеете высасывать солнечные лучи прямо из воздуха. Вторая причина была такова, что… Короче говоря, если вы не блондин – это причина до конца дней останется для вас загадкой. Но самые любопытные могут провести эксперимент в домашних условиях путем заключения сырого мяса в духовку, после пятнадцати минут хорошей прожарки ваш опытный образец, пожалуй, возымеет кое-какое сходство с блондином, решившим позагорать. Ну, а самые любопытные, или же самые ленивые могут оставить мясо в первозданном виде и любоваться тем, что есть. Эффект будет примерно тем же. Раймонд де Вриз не просто выглядел бледным, он был бледным. В нем воплощалась вся бледность германского народа и даже капелька его, народа, чести. И в этой капельке де Вриз решил утопиться. Прямо здесь и прямо сейчас. Конечно, по всем параметрам его план был просто гениален – отвлечь врага грудью, позволяя тылам незаметно скрыться. Однако план слегка провалился, и как бы настойчиво не пытался профессор отвлечь мисс Лермонт от страшных известий, девушка все же испугалась. Звон разбитого стекла заставил де Вриза очнуться. Больше он не думал ни о каких загарах, рефлексы сработали быстро и точно. Пока Уинифред топталась на месте в потугах выдавить из себя хоть мало-мальски приличное колдовство, де Вриз без лишних слов взмахнул палочкой, позволяя стакану вновь приобрести первозданный вид. Да вот несчастье, так просто избавиться от девичьих слез было невозможно. Печально. Раймонд де Вриз плачущих женщин не любил, потому что не видел. В его обществе женщины никогда не плакали, в его обществе женщины… Совершенно неважно, чем занимались женщины в его обществе. Все равно сейчас речь шла не о них, а об одной крайне чувствительной хаффлпаффке шестнадцати лет от роду. Или семнадцати. Точно де Вриз не знал и знать не хотел, потому как за выяснение таких подробностей обычно дают срок в Азкабане, вполне конкретный срок лет на пятнадцать. Де Вриз вздохнул и приблизился к девушке. Утешать плачущих дам он тоже не умел. Профессор устало взглянул в красное, мокрое от неожиданных слез лицо Уинифред, медленно опустился перед ней на корточки и снова устало вздохнул. Со стратегической точки зрения расстояние между профессором и хаффлпаффкой можно было назвать «радиусом поражения водородной бомбы», то есть между ними вполне спокойно и без особых помех могла прокатиться целая танковая колонна. — Я вас ни в чем не виню, — успокоительным… пожалуйста, пусть это будет успокоительный… тоном произнес де Вриз. — Вы испугались – это нормально. Мне тоже слегка не по себе. Но в нынешнее время нужно быть сильным. И да, я вам верю. Верю, что вы никому не скажете, мисс Лермонт. Более того – я вам доверяю, иначе не стал бы делиться подобной информацией. Поэтому ни о чем не думайте, мисс Лермонт, и ни о чем не переживайте. Все наладится. Де Вриз мягко улыбнулся и поднялся на ноги. А потом… А потом свитер соскользнул с плеч и плавно левитировал на пол. «О, Мерлин, - подумал де Вриз. – Ну хоть не штаны».
Winifred Lermont: Кто-то очень умный сказал, что «женские слезы надо зарегистрировать как запрещенное оружие», может он всё-таки был прав? Может мы недооцениваем силу женских слез? В любом случае если бы в Хогвартсе давали награду «Самая настоящая плакса за всю историю школы», то Уинифред была вне конкуренции. За последние дни она столько проплакала, что кажется Плакса Миртл за всё своё существование в лице привидения не рыдала столько. Лермонт было стыдно. Но ей было слишком страшно. Она чувствовала всем телом как начала дрожать, и это был приступ паники. Самой настоящей, потому как если Уинни и чего-то боялась, то смерти близких. После смерти мамы и папы она не желал видеть её рядом с собой. Ни в какой форме. Она даже не могла справиться со смертью Фицроя что же говорить насчет тех, кем она и правда дорожила? Уинифред пыталась остановить поток слез. Отчаянно вытирала лицо, которое к тому времени совсем покраснело, но слезы всё так же лились ручьем. Стыд и позор на тебя, Лермонт! Только никакие упреки и крики внутрненнего голоса не могли успокоить хаффлпаффку, которая боялась даже открыть глаза и посмотреть на профессора де Вриза перед собой. Нет, она совсем не думала о том, что он почти раздет перед ней, просто она стыдилась его взгляда. Стыдилась осуждения в его глазах, ведь она уже на шестом курсе. Нарцисса и то сильнее временами, а она ещё на пятом курсе. Это настолько обижало девушку, что она ещё раз отчаянно всхлипнула и в последний раз тяжело вздохнула. Хаффлпаффка только открыла глаза чтоб хоть что-то разглядеть перед собой как встретилась со взглядом профессора де Вриза. Он находился в опасной близости, и на мгновение Уинни замерла. Она словно даже прекратила дышать и со страхом в глазах смотрела на преподавателя. Она боялась. Никто не понимал насколько она боялась смерти близких. Никто, ни один человек кроме Фианна. Если вы хотите напугать Уинни до смерти, довести её до точки нервного срыва, то скажите, что кто-то из её близких умер. Только есть большая вероятность того, что её психика просто не выдержит такой информации. -Вы не понимаете, - едва слышно произнесла Лермонт пытаясь справиться со своим голосом. Она дрожала. Её плечи дрожали, пальцы дрожали, и ей было страшно, но хуже всего, что даже находясь с человеком, вполне живым в этой комнате, Уинни было неописуемо одиноко. Она словно стала меньше за одну минуту. Словно кто-то направил на неё уменьшительное заклятье, и сейчас Уинифред скорее напоминала маленького рыжего котенка, которого выбросили на помойку, чем хаффлпаффку с шестого курса. -Я не могу, просто не могу, это... - Уинифред не могла передать все свои чувства. Не могла она рассказать, что смерть она и есть для неё боггарт. Смерть, сама по себе. Она не боялась умереть. Уинни могла даже сейчас умереть, если понадобится, но видеть смерть других. А вы знаете, профессор, мои родители погибли почти сразу же после моего рождения? Маму с папой я не видела никогда... их никогда и не было в моей памяти, профессор. Лишь помятые фотографии на которых они улыбаются мне. Они улыбаются, а мне хочется плакать. Я знаю, что я плакса. Я знаю, что я сущий ребенок, и находится со мной сложнее всего потому как я не могу сама удерживаться на своих ногах. Мне всегда нужна чья-то рука. Всегда нужен кто-то кто поддержит, иначе я падаю, вот как сейчас. Вам знакомо это чувство, профессор? -А что если не наладится? - на одном дыхании произнесла Лермонт и посмотрела прямо в глаза блондина. Ей нужен был конкретный ответ на конкретный вопрос. Несмотря на то, что она вполне хорошо осознавала, что ответа у профессора де Вриза просто не могло быть. Но она хотела слышать, что всё наладится, что Директор Дамблдор сможет их защитить! Она хотела слышать, что угодно, но не то, что с ними что-то может случится... этого она не могла принимать, только не это. Преподаватель привстал на ноги, и его свитер мягко упал на пол. Уинифред неосознанно вскочила на ноги и потянулась к нему чтоб вернуть его своему владельцу, но столкнулась с его грудью головой. Совсем случайно, но от этого ей не стало легче. Она замерла на месте, сжимая в руках этот проклятый свитер и не решалась поднять глаза на профессора де Вриза. -Я не смогу вынести смерть близких, - вполне уверенно произнесла девушка всё так же не поднимая взгляда на преподавателя, - уж лучше я сама сегодня же умру. Прямо здесь. Прямо сейчас, - она почти прокричала последнее, и тут сорвалась. Будучи ребенком по натуре Уинифред неосознанно прижалась к груди мужчины и снова заплакала. Её руки сомкнулись вокруг его талии, а она тихо плакала, скорее про себя. Совсем не задумываясь, что ведет себя неподобающе. Она боялась. Слишком боялась. Вы поможете мне встать, профессор?
Raymond de Vries: Ощутив кожей прикосновение чего-то горячего и – прости Мерлин – влажного де Вриз вздрогнул. Первым порывом было отшатнуться, увернуться, если повезет – сбежать, но он не смог, лишь неловко вскинул руки, а затем медленно, словно остановилось само время, опустил их. Правая рука осторожно легла на голову хаффлпаффки и мягко прошлась ладонью по длинным рыжим волосам, левой он приобнял девушку за плечи. Если подумать, у него, Раймонда де Вриза, сейчас могла быть точно такая вот дочь, лет шестнадцати-семнадцати, она тоже могла учиться на Хаффлпаффе и искать поддержки у отца, и она могла родиться рыжей, унаследовав цвет волос бабушки. Сам Рэй пошел в Ниро, Маргретта славилась удивительной рыжиной волос. Его дети могли родиться рыжими. Да, к черту цвет волос. Его дети просто могли родиться, но не родились. Де Вриз не позволял себе задумываться о детях. Подобные мысли воскрешали в его памяти образ одной женщины; женщины, которая временами казалось удивительно близкой, не менее близкой, чем эта маленькая испуганная хаффлпаффка, и в тоже время была далека, практически не досягаема. Рэй дышал глубоко и судорожно. Вот уж о чем он никогда не мог помыслить, так это об отцовском инстинкте. Оказывается напрасно. Оказывается, в любом взрослом господине может совершенно случайно проснуться, поднять голову этот ужасный родительский инстинкт – нужна только одна маленькая испуганная девочка… И инстинкт уже не выглядит таким ужасным. — Успокойтесь, мисс Лермонт, — продолжая гладить девушку по голове, шептал де Вриз. — Если все не наладится само собой, мы сами все наладим. Нашими собственными силами. Мы сами распоряжаемся своей судьбой. Мы, а не наши страхи, или какие-то чудовища… По сути никаких чудовищ и нет. Нас убивают мысли, чувства, эмоции. А чудовища способны ранить, искалечить, но не убить. Человек умирает лишь тогда, когда перестает бороться. А мы будем бороться и вы… и я. Поверьте мне, мисс Лермонт. Я найду способ справиться с этим монстром и больше никто не умрет. С каждым словом уверенность де Вриза крепла. Собственно, а почему бы и нет? Он достаточно талантливый маг, достаточно квалифицированный волшебник, чтобы пусть и не самостоятельно, пусть с посторонней помощью положить конец ужасам, терзающим Хогвартс. Действительно, когда дело идет из рук вон плохо, кто-то должен взять его в свои руки, схватить железной хваткой и душить, душить, пока не придет конец. А вот кому суждено кончится – покажет время. Рассудит опыт и решит судьба. Смерть в планы де Вриза не входила. Ни собственная смерть, ни чья-либо еще. — И вам абсолютно не за чем умирать, Уинифред Лермонт. Мертвые не способны защитить близких. Живые – вполне. Раймонд мягко отстранил девушку от себя, теперь он аккуратно сжимал ее тонкие плечи. Хаффлпаффка была значительно ниже профессора ростом и, дабы смотреть ей прямо в глаза, де Вризу пришлось согнуть колени. — Мы справимся. Обязательно справимся. Я бы не стал уверять вас в успехе, не имея на то никаких причин. Я никогда не лгу, мисс Лермонт. Не хочу и не умею обманывать, поэтому не сомневайтесь – все обязательно наладиться. И никто не умрет. Обещаю вам, мисс Лермонт. Поверьте мне на слово. Де Вриз не выдержал, убрал руку с плеча хаффлпаффки и осторожно, едва касаясь щеки, утер слезы. — Не плачьте. Плакать вы будете, когда весь этот кошмар закончится. Но оплакать, безусловно, от радости. А беде нужно смеяться в лицо. Голос де Вриза звучал четко и убедительно. Позволить себе роскошь сомнений профессор не мог. Победа ненавидит сомневающихся. Он твердо решил победить.
Winifred Lermont: -Фин, а Фин, ты думаешь я их когда-нибудь увижу? -Я в этом уверен, Уинн, надо только верить. Папа, мама... вы где? Здесь холодно. Знаете, у меня в сердце слишком холодно. Простите меня? Папа, Фин всё время говорит мне, что среди Лермонтов нет рыжих. Я знаю, что волосы это у меня от тебя. Но на фотографиях я не вижу цвета твоих волос. Они светлые, но не рыжие. И я только знаю, что это всё мои немецкие корни. Мама, ты слышишь меня? А что значит, умереть? Как это могло случится? Почему это случилось с нами? Нет, я совсем не жалуюсь, мне повезло намного больше чем остальным. У меня и в этом мире есть родители, не говоря уже о том мире, но мама, папа, мне вас не хватает. Странно, смешно? Я знаю, я слишком маленькая и глупая, неужели я никогда не вырасту? Мне холодно... почему мне так холодно, мама? Папа? Вы где? И тут стало тепло. Слишком тепло. Совсем не одиноко, как минуту назад. Уинифред прижималась щекой к груди мужчины. Он годился ей в отцы. А ещё её папа ведь тоже был немцем. Он был светлым. Может он был похожим на него? Может он тоже так бы гладил её по волосам? Может папа так же прижимал бы её к груди, и тогда она бы больше не плакала? Может быть... Лермонт всё так же прижималась к профессору де Вризу. Прижималась как только дочь может прижиматься к отцу. Только тогда, когда на какое-то мгновение между людьми появляется непонятная связь. Возможно в этом немце сейчас вселился дух её собственного отца, кто знает. Может именно он разбудил в него эту непонятную нежность и теплоту, которой он согревал ей душу? Уинни не знала. Она просто прижималась к груди человека. Неважно, что до сих пор она его не знала, совсем, да и после наверное не узнает. Она просто чувствовала теплоту. Как маленький котенок, которого вдруг возьмет на руки какой-нибудь прохожий и будет прижимать к своему сердцу. Близко-близко, вот как сейчас профессор де Вриз прижимал к себе маленькую и глупенькую хаффлпаффку. А Уинифред молчала. Она едва дышала, только слушала его слова, сердце, и верила. Наверное впервые за последние дни она по-настоящему кому-то верила. Ей хотелось верить, и непонятно откуда она ощутила непонятную силу внутри себя. Она никогда прежде её не чувствовала. Может это то, что люди называют «верой»? Спасибо? Что она хотела сказать. Уинифред смотрела в глаза профессора де Вриза и не находила ни одного слова в своей голове. Она смотрела в его глаза, а её собственные были полны слез. Она не плакала, по-крайне мере не хотела. Просто они сами текли по щекам юной хаффлпаффки, но Уинни невольно расплылась в улыбке. Она всё так же не сводила взгляд с мужчины, но теперь улыбалась. Не своей обычной улыбкой — счастливого ребенка которому подарили подарок на Рождество. А той самой, которую редко встречаешь в жизни. Может так улыбается спасенная душа? И только она? Лермонт почувствовала легкое прикосновение рук. Сейчас, в эту самую секунду, ей казалось, что отец коснулся своими пальцами её лица. Она смотрела на такого знакомого Рэймонда де Вриза, в то же время такого незнакомого, и чувствовала родство с ним. Она не могла объяснить это. Не могла ничего сказать, просто чувствовать. Уинни улыбалась. Всего на пару секунд, а потом она дотянулась руками плеч профессора и привстала на цыпочки. Чуть склонившись Уинни едва коснулась щеки профессора губами. Что это было? Невинным поцелуем, чем-то ещё? Благодарностью. За что, спросите вы, а просто за надежду. Она нужна людям. Нужнее чем воздух, или вода. Нужнее чтоб жить дальше. Продержаться на ногах, двигаться, просто делать шаг вперед. Дышать. Без надежды нельзя даже дышать. -Вы простудитесь, - как смешно, и это после всех его слов, Уинифред протянула свитер профессору де Вризу, после чего вытерла слезы. Их не осталось на её глазах. Она взяла ладонь немца в свои руки и сжала её. Смешно, она едва смогла сжать его ладонь своими двумя ручками. У него была теплая ладонь, сильная и она дарила надежду. -Знаете, у вас очень теплая ладонь. Значит у вас теплое сердце, - хаффлпаффка улыбнулась смотря на ладонь профессора в своих руках, - и в ней греется надежда. Спасибо вам, - Уинифред невольно поднесла ладонь де Вриза к губам и едва коснулась их, после чего она быстро зашагала в сторону дверей. Сердце бешено колотилось. Но внутри было тепло. Очень тепло, и это грело душу. Уинни дышала, чуть свободнее, чуть веселее. Она тихо приоткрыла дверь и вышла в коридор, но перед тем как выйти ещё раз посмотрела на профессора де Вриза. Спасибо тебе, папа? И от хаффлпаффки не осталось и следа в комнате.
полная версия страницы