Форум » Архив «Lumiere-77» » Жалость - 02.05 » Ответить
Жалость - 02.05
Lydia Lord: дата и время: вечер второго мая место: коридоры Хогвартса участники: Severus Snape, Lydia Lord события: в коридорах Лидия встречает пораненного Снейпа, жалеет его и тут же бросается к однокурснику, горя желанием помочь, далее – разговор
Ответов - 7
Severus Snape: Исходя из закона о неизменности количества материи ничто никогда не пропадает. Просто одно что-то под воздействием второго что-то превращается в третье что-то и так до бесконечности, или пока не иссякнет авторская фантазия. Еще этот закон называют законом «а, чтоб его!». Принцип работы закона «а, чтоб его!» выражается, как правило, в потере денег и обнаружении проблем. Едва ли это можно назвать адекватной заменой, но факт остается фактом – теряя деньги вы обязательно находите проблемы. Собственно, да – вселенная не отличается большой логикой, но знаменита своим извращенным чувством юмора, особенно любовью к плоским шуточкам с очень острыми краями. Та же история о потерянном кошельке считается историей со счастливым концом, потому что в каком-то метафизическом смысле вы находите больше, чем теряете. Согласитесь, деньги тратятся в мгновение ока, а вот на решение некоторых проблем уходят годы. Поэтому смерть от безделья вам точно не грозит. А жаль. Должно быть, это была бы крайне приятная смерть. Снейп выругался. В его отношении закон о неизменности количества материи действовал безукоризненно: теряя покой Снейп находил гематомы. Вернее не так. Это гематомы находили Северуса Снейпа, подкарауливая за углом с тяжелой битой в руке. Куда бы не пошел слизеринец, за ним по пятам следовали неприятности. Неприятности выскакивали из кустов, прятались под кроватью, таились в шкафу, даже в ванной комнате Снейп не мог чувствовать себя в безопасности. Весь мир представлялся Северусу Снейпу садисткой полосой препятствий, при том замаскированных под самые казалось бы невинные предметы домашнего обихода. Не удивительно, что слизеринец страдал паранойей. Если вам хоть раз в жизни довелось столкнуться с взрывающейся мочалкой (истина, было и такое), вы уже не сможете смотреть на мир прежними глазами. Ну, по крайней мере до тех пор, пока не спадет опухоль и веки снова начнут отделяться друг от друга. За свою короткую жизнь Северусу Снейпу доводилось видеть многое, кое-какие образы и по сей день преследовали слизеринца в кошмарах. Из носа пошла кровь. Снейп машинально вытер ее тыльной стороной ладони. Можно сказать, он легко отделался. Вспоминая прошлые опыты коридорных драк, которые сильнее напоминали не опыты, а эксперименты по выживанию, где побеждал не естественный отбор, а обладатель самого весомого аргумента – в данном случае кулака – сегодняшняя стычка в коридоре тянула максимум на шесть баллов из десяти по шкале Рихтера. Стены, конечно, тряслись, но как-то без энтузиазма. К тому же никто не умер. Снейп мечтательно вздохнул. Вот и не верьте после этого, что красота спасет мир. Если бы не божественное вмешательство прекрасной профессора фон Нойманн, Филчу, наверняка, пришлось бы отковыривать с пола чьи-то гриффиндорские мозги. Или нет. В общей сложности, чтобы заляпать гриффиндорскими мозгами дюйм пола, пришлось бы вырезать целый факультет. На такое везение Снейп не надеялся. Как и не надеялся, что его участие в маленькой заварушке останется безнаказанным. Кара всегда найдет своего героя, тем паче когда этот герой – общепризнанный козел отпущения. Расхлебывать чужую кашу Снейпу было не привыкать. Впрочем, бежать за ложкой он не спешил. Последовав принципу «если все плохо и некому руку подать – удирай со всех ног», Северус нагло сбежал. Конечно, вид разгневанной профессора фон Нойманн будоражил воображение сотнями самых смелых фантазий, но перспектива получить в спину очередное «glisseo» освежала лучше литра брома. И теперь Снейп, уединившись в полутемном коридоре, решил заняться самолечением. Палочка подрагивала в опасной близости от глаз. Лицо саднило, затягиваясь, ранки отвратительно чесались. В дополнение ко всему Снейп заметил Лидию Лорд с видом валькирии, только что ощутившей острый дефицит мертвых воинов, гордо шагавшей по коридору. Рука дрогнула, палочка больно тыкнула в глаз, и вместо приветствия Лидия Лорд услышала проникновенное: — А, чтоб его!
Lydia Lord: Вчера – убирала за чужой совой, помогала полузнакомой пятикурснице готовиться к С.О.В., писала письма домой, целых три написала, но ни одно так и не отослала. Столько времени потратила впустую, в тщетной попытке скрыться от собственных страхов в рутине школьных будней. Думала зарыться в ворох дел, спрятаться там, забыться – все зря. Вчера – переделала сотню дел, на год вперед, а поздно вечером, лежа в холодном постели, думала лишь о том, что завтра, возможно, ей предстоит умереть. Сегодня, прямо с утра, умывшись, одевшись и причесавшись, думала первым делом идти к Дамболдору. И ведь дошла же почти, поднялась на седьмой этаж, свернула в заветный коридор, а потом вспомнила вдруг, что не знает пароля. Убедила себя, что не станет директор выслушивать ее невнятные объяснения, не поймет предчувствия – прогонит. Ушла сама. Потопталась немного у безобразной статуи горгульи, и ушла, с тем же выражением на лице, с которым шла сюда в надежде получить, если не спасение, то хотя бы отсрочку. Спускаясь, Лидия улыбалась. Когда она думала о том, что, возможно, никогда больше не увидит широкое, поросшее щетиной лицо отца, его заплаканные раскрасневшиеся глаза, слизеринке хотелось смеяться. Но стоило ей вспомнить о брате, о его недавнем письме, в котором он делился с сестрой своими маленькими победами – сразу же становилось грустно. Страхи не отступали, напротив, усиливались, но вместе с ними сильнее становилось и ее желание жить, бороться за жизнь, ради брата и ради себя самой. Лидия улыбалась через силу, жалась к перилам, стараясь ненароком не привлечь к себе чье-нибудь внимание. По обыкновению пыталась сделаться незаметной, надеясь, что тогда беда и смерть обойдут стороной. Шесть лестничных пролетов назад у нее был шанс, но она от него отказалась, и теперь, улыбаясь, шла навстречу собственной погибели. В шаге от спасения… она могла бы пересилить себя, но вместо этого она отступила. Тяжеловесно шагала по ступенькам, смотря под ноги только затем, чтобы не поднимать головы и не глядеть на проходивших мимо учеников. И думала, думала о том, что не успела сделать. Сожалела, корила себя, а после сама же и оправдывала. Каждому своему поступку Лидия находила оправдание – даже себе самой не в силах признаться в собственном бессилии, чему мисс Лорд была несколько удивлена. Спустилась. Голову подняла, и сразу же споткнулась о камень в полу. Улыбнулась. Действовала как-то механически, не чувствуя ни рук, ни ног, ни стыда. А лицо, меж тем, налилось краской. Через минуту щеки девушки пылали уже с такой силой, что она, погруженная в омут разрозненных мыслей, и то почувствовала это, и поспешила опустить голову пониже. При первой же подвернувшейся возможности, девушка свернула в коридор, более узкий, чем тот, по которому она шла, и гораздо менее людный. За окнами было еще светло, но там, где Лидия оказалась, окон не было: низкие потолки, тусклый свет зажженных факелов – ведьма почувствовала себя так же неуютно, как и в подземельях Слизерина, но повернуть обратно не решилась, и продолжила свое бессмысленное движение. Чем дольше она шла, тем реже ей встречались студенты, пока она не осталась совсем одна. Как только слизеринка заметила это, она неимоверно испугалась: “Отличное место, чтобы умереть”. – Подсказал внутренний голос, Лидия, обычно послушная и робкая, позволила себе с ним не согласиться. - Не собираюсь я умирать, – остановившись прямо посреди коридора, вслух возразила девушка своему помутившемуся от страха рассудку, на всякий случай, уточнив,- сегодня. Голос ее дрожал точно так же как и рука, потянувшаяся за палочкой. Палочки на месте не оказалось. Ноги Лидии, сделавшись ватными, стали сгибаться в коленях, а слизеринка, не обращая внимание на предательское поведение собственного тела, продолжала судорожно ощупывать собственную мантию, надеясь найти в ней волшебную палочку. Наконец она нашла дырку во внутреннем кармане, сквозь которую палочка, очевидно, выпала. Ведьма запаниковала. Ее собственное я, лишь подлило масла в кипящее зелье страха, чей удушливый запах Лидия вдыхала сейчас вместе с воздухом. “Теперь ты легка добыча”. – Нашептывал кто-то, в ком Лорд отчаянно не признавала себя саму. - Глупости какие. – Покачала она головой, с облегчением понимая, что собственный голос подействовал успокаивающе. - Посмотрим, – выдавила Лидия и, согнувшись пополам, вновь принялась ощупывать собственную мантию. На этот раз успешно: палочка была найдена, и, через некоторое время, извлечена из мантии. Тогда волшебница почувствовала себя гораздо увереннее. Зажав палочку в кулаке, она быстрым уверенным шагом направилась вглубь коридора, где встретилась с собственным сокурсником. - Северус Снейп, – ахнула Лидия, узнав в прошмыгнувшей мимо тени слизеринца-шестикурсника, который, почти так же как и она сама, был всеми нелюбим. О последнем весьма красноречиво свидетельствовала кровь, которая тонкой струйкой стекала из ноздри. Было темно. Конечно, было темно, но Лидия не могла не заметить. Она была уверена, что видела кровь, и потому, сначала пройдя мимо, она затем резко развернулась, остановив юношу рукой и властным приказом: - Стой. Подобной прыти она от себя не ожидала. В следующее мгновение Лидия вновь стала собой: стушевалась, залилась краской, а руку, которой она касалась ЕГО плеча, в испуге отдернула назад. - С тобой все в порядке? – прохрипела она вопрос, самый глупый из тех, какие могла задать. Ответ она уже знала: нет. “Глупая-глупая Лидия”. – Покачала она головой. Испуганная растерянная девчонка, уже упустившая сегодня один шанс. - Извини, – девушка робко извинилась, не глядя на юношу, чтобы тот, не приведи Мерлин, не заметил выступивших на глазах слез. А голос все равно предательски дрожал, как и руки, которые шатенка предусмотрительно убрала за спину. Так много нужно было ему рассказать, но все слова вылетели у нее из головы, умчались прочь, в темноту, оставив ее один на один с собственными страхами и несбывшимися мечтами. Неловкий жест, несколько брошенных наугад слов – слизеринка не знала, как удержать Северуса около себя еще хотя бы на секундочку, и единственное, чего она сейчас желала, чтобы отведенная ей секунда рядом с ним длилась вечно. Никого вокруг. Тишина вокруг. Они вдвоем, но каждый сам по себе. И Лидия слышала, как бьется ее собственное сердце, не только в груди, но и в горле. Она несколько раз пыталась заговорить, но язык словно онемел. Изо рта вырвалось мычание: - моуу мочь… Щеки горели огнем, ведьме подумалось, что теперь она знает, что чувствуют Фениксы за секунду до перерождения. Лидия Лорд закусила губу. Учащенное поверхностное дыхание не способствовало красноречию, тем более, что она никогда не умела быть красноречивой. Заставив себя сделать несколько глубоких вздохов, слизеринка, как ей показалось, успокоилась. За спиной она еще сильнее сжала в ладонях волшебную палочку, и повторила свой вопрос: - могу я тебе помочь?
Severus Snape: Самый надежный способ избавления от так называемых прописных истин – затыкать ими бреши в негласных законах. Негласные законы отличаются от прописных истин тем, что негласным законом можно дать в ухо, но ни коим образом нельзя выбить зуб. Прописные истины в этом плане гораздо изворотливее – живя между строк, они предпочитают бить между глаз, а иногда (прости Салазар) между ног; все зависит от того, насколько трепетно вы относитесь к семейным ценностям и каковы ваши общие взгляды на мир, а так же с каким постоянством эти ваши взгляды пересекают Великую Негласную Букву Закона, которая, может и негласная, но очень любит бывать в центре предложения. Не слишком понятно? Упростим. Прописные истины существуют с одной единственной целью – заткнуть вам рот прежде, чем вы успеете ответить. По возможности заткнуть навсегда и даже запечатать. Немота испокон веков ценилась превыше глухоты, обыкновенному человеку достаточно слышать – за него все скажут обстоятельства, и – изредка – соседи. Действительно, молчание – золото. Неспроста ведь во все времена граждане нериторического менталитета обожали вставлять себе золотые зубы. Молчи, говорят такие зубы, мое золото не пробьешь никаким железным аргументом. Снейп убрал палочку от лица и тоскливо вздохнул. Негласный закон Северуса Снейпа велел избегать прописных истин, поскольку все, написанное человеческой рукой, обязательно содержит уйму ошибок. Нет, не орфографических. Фатальных. Горе тому, чей ум решил отыскать истину там, где едва ли встретишь корректное словарное определение. Снейп не искал истины, его жизненные цели ограничивались поиском тихого, безлюдного уголка, подальше ото всех тайн вселенной. Меньше знаешь – меньше спрос. Северус медленно, словно под пыткой, взглянул на Лидию Лорд. Полутьма коридора восхитительно невыгодно подчеркивала все недостатки ее лица, при дневном свете еще способные сойти за достоинства. Недостатков было много и главный – то, с какой терпеливой жалостью она отвечала на его собственный пронзительно колкий взгляд. «Жалеет, — с досадой подумал Снейп. — Она меня жалеет. Бог ты мой…» Испытывать жалость в присутствии Северуса Снейпа считалось признаком дурного воспитания. Сомнительно конечно, что в кодекс чести слизеринской элиты входил пункт об обязательной ненависти к Северусу Снейпу (а вот в гриффиндорский всенепременно), однако при встрече с сокурсником мало кто из слизеринцев расплывался в дружеской улыбке, вежливой тактике обоюдного невнимания избирая мудрую стратегию односторонней брезгливости. Иными словами, за право зваться самой отвратительной штукой мира Снейп мог побороться с дохлым енотом. Лидия Лорд, хоть и училась с молодым магом на одном факультете, общественные нормы поведения явно не выучила, за что и должна поплатиться. — Помочь? Мне? — Снейп удивленно вскинул брови. — Не стоит. Все прекрасно. Северус то ли хмыкнул, то ли откашлялся. История не знавала человека, менее соответствующего своей фамилии, нежели Лидия Лорд. Лорд - звучит гордо, почти как эпитафия, для ношения такой фамилии необходимо принадлежать к роду потомственных аристократов, чье семейное древо густотой кроны и сферой влияния на близрастущие кустики могло соперничать с мангровым лесом. А кто такая Лидия Лорд? Неизвестно. Впрочем, тут у них со Снейпом было много общего. Что такое «Снейп» не ведал ни один словарь мира, в том числе толковый. — По-моему, помощь не помешала бы тебе, — продолжал слизеринец. — Неважно выглядишь. Звучишь тоже. Заболела? И впрямь было в поведении шестикурсницы что-то неестественное. То ли перенервничала после всех этих вестей об убийствах, то ли не доела, то ли перепила – вариантов достаточно. Но ни один из них Снейпа не волновал. Понятие взаимной вежливости и тем более понятие взаимной жалости было Северусу, мягко выражаясь, непонятно. А, следовательно, отвергнуто за ненадобностью. — Так что случилось? — флегматично повторил он и шмыгнул носом, пытаясь втянуть очередную струйку крови. Ах ты черт, жалость-то какая...
Lydia Lord: Как будто она и не жила вовсе, как будто семнадцать лет, проведенные на Земле, на самом деле прошли в ее сознании, в котором, силами собственного воображения, волшебнице удалось уместить целый мир. Мир, нравившийся ей куда больше чем тот, в котором приходилось находиться ее бренному телу. А тот мир, на который девушке приходилось смотреть своими разноцветными глазами, был темным и неопрятным, прямо как остановившийся по ее просьбе юноша. Северус Снейп. Уловив в его голосе удивление, которое невозможно было при таком освещении рассмотреть на лице, Лидия попятилась, инстинктивно прижимая к груди похолодевшие ладошки. Тетрадь, зажатая подмышкой, выпала и раскрылась, обнажая белоснежную пустоту страниц, скрывающуюся под черной невзрачной обложкой. - Извини, – прошелестела она своими сухими губами словно из дубленой кожи и, присев на корточки, потянулась к лежащей на полу тетради. Взяла ее в руки. Выпрямилась, но не поднялась. Шатенка ощущала лопатками жесткую холодную стену за своей спиной, и недоумевала, откуда к ней пришло это чувство быстрого падения, откуда эта заложенность в ушах, если вот она, стена, позади, а пол – под ногами. Сердце теперь стучало еще и в ушах – этот звук всегда ее пугал. Ведьме, когда она слышала биение собственного сердца, не переставало казаться, что оно вот-вот собьется с привычного ритма и, испугавшись собственной оплошности, остановится вовсе, как это часто делала она сама. Останавливалась. Лорд подняла глаза на Северуса, взглянув на того украдкой, и тут же вновь опустила взгляд. Так она тоже часто делала. Наблюдала за ним, на зельеварении, в столовой, в гостиной, делая вид, что смотрит в окно или на горящий в камине огонь. А поскольку девушкой она была впечатлительной, всполохи огня в воображенном камине путали ей мысли, но наваждение постепенно рассеивалось, огонь затухал, уступая место равномерной темноте коридора. Лидия вновь подняла голову, и ее взгляд заскользил по противоположной стене, пока, наконец, не уперся в один из висевших на стене факелов. Вгляделась. Мерцавшее пламя давало ложную надежду, вроде тех, какими часто тешила себя Лидия. За стенами, во дворе – май. Довольно тепло уже, а она озябла. Даже мантия, накинутая на плечи, не спасает. Холод из-за спины пронзает тело насквозь, холодит душу, не в силах потушить огонь, которым охвачено сердце. Ей вдруг, ни с того ни сего, вспомнилось низкое зеленое кресло, самое уютное в гостиной факультета. И сразу стало теплее – во всяком случае, ее тело больше не бросало в дрожь. Девушка встала. Наваждение спало. Зажав в левой руке свою тетрадку, правой Лидия стала похлопывать себя по карманам, неустанно повторяя, что у нее был где-то бинт. Но бинта не было. В кармане обнаружился фантик от конфеты, а бинта не было. Ее упорство не смогло победить этот факт. И тогда она упрямо возразила Северусу, все еще стоявшему рядом с ней. Так же как и он ей: - Все прекрасно. Воцарилось типичное в таких случаях молчание. Шатенка срочно пыталась сообразить, что еще она может сказать или предложить, и почему Снейп до сих пор еще тут, с ней. - Бинта только нет, – покачала головой девушка, - я его выложила, наверное. – Предположила она. Как назло, на ум не приходило ни одно лечебное заклинание, вместо этого в голову лезла всякая чушь, не имевшая отношения к делу. - Позволь, – Лидия протянула руку. Широко распахнутые глаза глядели прямо на слизеринца. - Позволь мне, – попросила она тихо; аккуратно коснулась пальчиками кровоточившего носа, стирая кровь. - Не хочешь сходить в больничное крыло? Там смогут помочь. – спросила девушка. Ее внутренний голос поддержал ее инициативу – первое дельное предложение за весь разговор. - Я боюсь идти одна, – неожиданно призналась девчушка, на мгновенье забывшись. Потом она сердито буркнула: - Глупости все это, – но ее голосу не доставало уверенности.
Severus Snape: Во всем виноваты соломинки. Эти хрупкие, тонкокостные выкидыши растительного мира при попадании в человеческий глаз способны проецировать на покатую плоскость людского воображения все трансцендентальные страсти вселенной: реальные, вымышленные и те, за которые бабушка в детстве била по рукам. И сдается была права, потому что вторая патологическая беда человечества – легче всего ее сформулировать фразой «а можно я влезу в ваш монастырь? свой устав я уже захватил», то есть любопытство, неизменно толкает нас убедиться воочию так ли страшны трансцендентальные ужасы вблизи, какими страшными выглядят издалека и – если повезет – немного потыкать пальцем. Оптическая теория строения вселенной наградила страх повышенной глазастостью, но вот приплюсовать сюда еще и острое зрение ей оказалось невдомек. А здесь так некстати эта распроклятая соломинка, вечно делящая мир на «хорошее» и «надо бы проверить». Любопытство пагубно влияет на качество жизни, не говоря уже о ее количестве. Короче говоря, чем качественнее прожита жизнь – тем она короче, чем больше вы открытий подарили высшему свету – тем с большим энтузиазмом свет займется вашим вскрытием. Если и не высший свет, то определенно научные светила. Кто бы что не говорил, но патологоанатомам тоже хочется прикоснуться к прекрасному. Просто с их работой приходиться надевать перчатки, впрочем, менее прекрасным прекрасное от этого не становится. Разве что воняет. Северус Снейп никогда не гнался за качеством, его вполне устраивало количество. Слизеринец понимал: жизнь нужно прожить так, чтобы ваш внутренний мир подольше оставался именно вашим внутренним миром, а не чьей-то питательный микросредой, поэтому необходимо как можно реже соваться в дела макромира с его макрообитателями и уж поистине Макропроблемами. Мир отчаянно сопротивлялся и никак не желал оставаться незамеченным. На то он и макро. Рядом со всеми проблемами мира скромные мечты Северуса Снейпа провалиться сквозь землю выглядели весьма неубедительно. В компании Лидии Лорд Снейп чувствовал себя напряженно – такое напряжение чувствует человек, уверенный, что именно ему достался гордый титул межпланетного неудачника года и вдруг сталкивается с тем, чей титул звучит гораздо, гораздо внушительнее… скажем, Величайшее Белое Пятно Истории. Двум нулям тесно делить одну шкалу координат и Снейп собирался проложить себе самый удобный вектор бегства, когда наконец понял: так просто, без боя отделаться от Лидии Лорд ему не удастся. Иногда орды варваров проще остановить не сотней пехотинцев и не тысячью конницы – достаточно вовремя подбросить на пути варваров одну-единственную захныканную девочку и все жестокосердечные тираны-убийцы как-то разом превратяться в меланхоличных философов-гуманистов, полагающих, будто бы ничто в целой галактике не может окупить одну-единственную слезу одной-единственной захныканной девочки. Искренне умиляются и идут проливать галлоны крови. Слезы слезами, а работать надо. Кровь сегодня уже пролилась и это была кровь Северуса Снейпа, значит, Лидия Лорд, следуя вековой женской традиции, должна была расплакаться. Северус Снейп ненавидел слезы, он презирал жалость. От прикосновения Лидии Снейп вздрогнул. Он не любил чужих прикосновений, зато крайне трепетно относился к своему носу. Был у этого носа один великолепнейший талант – этот нос никогда не лез в чужие дела. По крайней мере заметно, того же ожидал и от других. Со своей удивительно трогательной – в прямом смысле – жалостью Лидия Лорд была удивительно невыносима. От нее хотелось бежать со всех ног, тем не менее для позорного бегства Северусу не хватало решимости. Если в лесу падает дерево и нет никого поблизости, способного услышать звук падения – то был ли звук? Спрашивает маггловская антиномия. Ответа на этот вопрос Снейп не знал. Снейп знал ответ на другой вопрос: если кто-то плачет в коридорах Хогвартса, если в коридорах Хогвартса кому-то плохо и рядом некому утешить – слабее от этого боль не становится. — Я же сказал, со мной все в порядке, — Снейп отшатнулся от Лидии, мягко коснулся волшебной палочкой лица и кровь перестала течь. — Тебе нужно в больничное крыло? Могу проводить. Конечно, все это – каким бы не было твое это – глупость, но глупость, совершаемая на пару, уже не глупость, а обдуманное решение. Или тактический ход. Провести? Снейп выжидающе смотрел на Лидию и думал. Думал, в каком же из разных глаз девушки застряла та пресловутая соломинка, которая мешает ей рассмотреть все уродство Северуса Снейпа, внешнее и внутренне, - в зеленом или карем? И так ли это важно. — Я жду.
Lydia Lord: Темнота, сгустившаяся вокруг Снейпа, играла против Лидии. Он отшатнулся от нее, а шатенка, неосознанно, подалась вперед. В тусклом свете факелов ей не удается рассмотреть его лицо, на месте которого лишь неясные очертания: крючковатый нос, кажущийся больше обыкновенного – и холодный блеск глаз, устремленных на нее в нетерпеливом ожидании. Опять воображение разыгралось. Ведь если приглядеться, нос как нос, и взгляд обычный, возможно, усталый – не рассмотреть. Но она хотя бы пыталась. Пододвинулась к нему, привстала на цыпочки. Отпрянула почти сразу же. Голову вжала в плечи. Сдула со лба неровную челку, убрала за ухо непослушную прядь, выбившуюся из хвоста. Улыбнулась, а потом, закрыв рот ладонью, спрятала за ней свою улыбку, как будто устыдившись ее. - Проводи лучше до лестницы, – нахмурившись, быстро произнесла Лидия, прежде убрав ладошку ото рта. Она машинально опустила глаза на правую руку, на которой обычно носила часы, выручавшие ее в подобных ситуациях, когда некуда было отвести взор. Часов не было. Чтобы лишний раз в этом удостовериться, девушка сжала собственное похолодевшее запястье. Часов не было. Ей захотелось уменьшиться в размерах, а потом и вовсе исчезнуть – вместо этого Лорд распрямилась. Собрав остатки самообладания, призвав на помощь здравый смысл, Лидия вслух обратилась к Снейпу: - А что ты тут делаешь? Прячешься от людей? – в лице ее читалась некая отрешенность; обращаясь к волшебнику, шатенка пыталась в чем-то убедить (точнее разубедить) саму себя. Склонив голову на бок, она вроде бы смотрела на Северуса, но в то же время зачарованно глядела на тонувшую в сумерках каменную кладку стены позади него. - Здесь хорошо прятаться, – согласилась Лидия (неясно только с кем), - Хогвартс – самое безопасное место на планете. – Пробормотала она, запоздало удивившись тому, каким зловещим показался ей ее же собственный голос. Волшебница поежилась. Шея и руки тотчас же покрылись гусиной кожей. Слизеринка поспешила укутаться в собственную тонкую мантию. - Брр, – поморщилась она, пожав плечами, и снова удивилась, теперь уже тому, что у рта не образовалось облачко белого пара. А должно бы – в коридоре резко похолодало, если только ее воображение не задумало сыграть с ней в очередную игру. - Как думаешь, кто это делает? Убивает, – стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно – безрезультатно – спросила Лидия у Северуса. Переступив с ноги на ногу, она, посмотрев на однокурсника с тоской, небрежно махнула рукой и замерла в ожидании. - Пойдем уже? Ей стало страшно. Ей было страшно. В темном коридоре, продуваемом всеми ветрами – хотя откуда взяться ветру в замке? – совершенно черном, пустом. Будь здесь хоть немного светлее, теплее, Лидия бы ни за что не согласилась уйти отсюда так быстро, прервать едва начавшуюся беседу. Не так часто она говорила с кем-то. Не так часто кто-то говорил с ней. И уж совсем редко этим кто-то был Северус Снейп. В этом страшном – теперь она это поняла – коридоре волшебница чувствовала себя неуютно и неуверенно. Неуютно еще и оттого, что ей подумалось вдруг, что Снейпу ее общество может быть обременительно и неприятно. Она с трудом вспомнила свои собственные слова и повторила их как можно громче и увереннее: - Проводи до лестницы, – звук голоса оказался неожиданно тихим, как будто часть звука потонула во тьме коридора, густой, почти осязаемой. - И разойдемся, – прибавила она, пытаясь рассеять наваждение. “И разойдемся”. – Раздался в голове противный, скрипучий голос, не имеющий ничего общего с голосом молодой ведьмы. Он повторил ее слова, извратив их суть, и зашелся каркающим смехом, эхом разнесшимся в сознании. Стало совсем горько, обидно и одиноко. Лидия устало закрыла глаза, и не размыкала веки на секунду дольше положенного, а потом все-таки разомкнула. Глаза были абсолютно сухими. Никаких слез – девочкам с накрашенными тушью ресницами нельзя плакать. Девочкам вообще не стоит плакать. Таким девочкам как Лидия. Но как же ей хотелось! Боже, ей предстояло вернуться в гостиную или пойти в спальню. Там она могла бы порисовать, если бы умела рисовать. Или написать очередную историю, которую некому будет прочесть. “Северус, не хочешь прочитать историю, которую я написала?” – Хотела она спросить, но промолчала. Таким девочкам как она лучше вообще не открывать рот. Идти, сосредоточенно глядя под ноги, и отсчитывать звуки шагов – сколько там осталось до лестницы, а значит и до расставания?
Severus Snape: Ожидания вовсе не должны оправдываться, они ведь ни в чем не виноваты. Вся вина лежит на людях, и под грузом этой вины люди вынуждены регулярно пресмыкаться. Не приспосабливаться, не адаптироваться, а именно пресмыкаться, поскольку не ко всякой среде можно приспособиться. Некоторые среды успевают ассимилировать и даже переварить вас раньше, чем вы сделаете первый робкий шажок к адаптации, зато ни одна среда не откажется от пресмыкающихся: во-первых, пресмыкающиеся составляют неотъемлемую часть пищевого рациона; во-вторых, любая сред знаменита своим сверхразвитым тщеславием – она никогда не устанет наблюдать за парочкой-другой рабов, так умилительно ползающих на брюхе у нее под ногами. Этим и объясняется такое изобилие беспозвоночных в правящих кругах – легче всего ползается тому, кто от рождения лишен костей, а вот хребетным приходится себя переламывать. Такова гибкая политика. Северус Снейп не умел приспосабливаться, не умел он и пресмыкаться. Наперекор традиции, гласящей, что на зеленом факультете учатся сплошные подколодные гады, далеко на каждый слизеринец мог похвастаться змеиными талантами. Из всего многообразия змеиных дарований Северус Снейп гордился обладанием лишь двумя: он умел плеваться ядом и шкуру ему приходилось менять значительно чаще других учеников Хогвартса. Шкуру Снейп менял не столько в силу ее тесноты, сколько в силу изношенности. Жизнь любила трепать Северуса Снейпа; после разжигания войн, организации пандемий и разведения гортензий это было ее любимейшее занятие. Впрочем, своей суровостью жизнь, похоже, охотно делилась еще и с Лидией Лорд. Северус пытался вспомнить, чем же таким особенным могла похвастаться Лидия. Она не входила в число лучших учениц Хогвартса, за ней не тянулась гирлянда сушеных сердец несчастных поклонников… Единственное, что тянулось за Лидией Лорд неотступно – это ее собственная тень. Снейп опустил взгляд в пол. Пожалуй, отыскать второго человека, знающего не понаслышке, до чего отвратно иметь в спутниках исключительно собственную тень, надо было поискать. А тут – нате вам – сразу двое. «И ничего хорошего из этого не выйдет, - мрачно констатировал Северус. – Два неудачника никогда станут одним счастливчиком». — В мире существует только одно безопасное место, Лидия Лорд, — тихо говорил шестикурсник. — И это отнюдь не Хогвартс. Самое безопасное место в мире, Лидия Лорд, это могила, потому что никому нет дела до покойников. А там, где жизнь, всегда опасно. Пошли, я провожу тебя до лестницы, если тебе того хочется. Дальше Северус шел молча, кожей чувствуя близость Лидии. Нет, в нем не буйствовал тестостеронный ураган, эта близость не пробуждала естественно-биологических инстинктов сродни «прижми эту красотку к стене, сделай свое грязное дело, пока никто не видит», рядом с Лидией Северус чувствовал полнейшую моральную дезориентацию. Должно быть, так и проявляется жалость. Жалеть Снейп по-прежнему не умел, но в его силах было поделиться с Лидией сочувствием, а это гораздо страшнее. Сильным не сочувствуют, слабых не жалеют – таков закон выживания. Выживает сильнейший, то есть тот, кто дольше прочих остается в стороне, без чувств, без эмоций, без инстинктов и без Лидии Лорд, которая – глупая девчонка – кажется, совершенно не умело вовремя уходить с дороги. — Хочешь дам тебе совет? — начал Снейп, останавливаясь возле первой ступеньки лестницы. — Не думай об убийце. Вообще не думай о смерти. Смерть имеет привычку следить за людьми и по пятам следует за тем, кто по пятам следует за ней. Даже мысленно. Будь осторожнее, Лидия, не броди по коридорам в одиночку. «И оглядывайся почаще, - добавил он мысленно. – Есть вероятность: однажды место твоей собственной тени займет чья-то чужая…» Удивительно, но почему-то Снейпу не хотелось так просто развернуться и уйти. Что-то в этом было неправильно. — Удачи, Лидия, — в мрачном свете факелов лицо слизеринца казалось неприятно бледным. — И никогда не прячься. Будь на виду - может быть, среди толпы тебя не заметят. Ну, а мне пора идти. Снейп развернулся и быстро зашагал по коридору. «Никто не достоин жалости, - повторял он. – Ни Лидия, ни тем более я». Ни сегодня, никогда.
полная версия страницы