"...благодарю, профессор, за прекрасный урок"

Форум » Архив «Lumiere-77» » "...благодарю, профессор, за прекрасный урок" - 03.05 » Ответить

"...благодарю, профессор, за прекрасный урок" - 03.05

Alice Flint: Дата и время: 3 мая 1977, что-то около обеденного времени, после полудня. Место: Хогвартс, класс ЗоТИ. Участники: Alice Flint & Raymond de Vries. Примечания: Ваш урок не позабуду я впредь, Душа молчит по правилам чести. ©

Ответов - 13

Alice Flint: После разговора с Яэль Алиса незамедлительно отправилась искать профессора де Вриза. По правде говоря, найти его она должна была ещё давно, а в идеале – вообще вчера, но вчера – вряд ли была в состоянии адекватно себя вести и по-человечески разговаривать. Да и, что там говорить, тот самый коридор возле кабинета ЗоТИ теперь каждый раз хотелось обходить стороной, Алиса и сейчас боялась идти туда, даже после того, как вчера вечером рыдала, уткнувшись в плечо Фианна, в этом же самом коридоре. А со страхами надо бороться, Флинт, иначе ты здесь не выживешь. Иначе это будешь уже не ты. - Expecto Patronum. Давай, проверь там всё… впереди. – Тихо шепнула Алиса своему Заступнику и серебристый дракончик, вспорхнув с кончика её волшебной палочки, стремительно унёсся в полумрак коридора. Ходить поодиночке теперь было действительно опасно, впрочем, если вокруг были люди – тоже, лучше было лишний раз проверить. Теперь никогда нельзя было знать наверняка, кто или что скрывается под лицом твоих друзей или врагов. Когда Патронус вернулся, Гриффиндорка облегченно выдохнула, но ещё несколько мгновений смотрела на маленького дракона, парящего под самым потолком, пока тот не растаял в воздухе, отчего-то вспоминая о том, что вчера, точно также, здесь расправлял крылья красавец-ястреб. Неправильные мысли, горькие и тревожные. Наконец, Патронус исчез, и Алиса пару раз стукнула костяшками пальцев о дверной косяк и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь класса Защиты от Тёмных Искусств. Урока не было, школьные парты опустели, только мистер де Вриз по-прежнему сидел за своим преподавательским столом, перебирая бумаги. А ведь, если задуматься, - самый любимый класс… несмотря на то, что учителя по этому предмету менялись из года в год, вот уже несколько лет подряд. - Профессор, к вам можно? Стоило Алисе только взглянуть на де Вриза, как памятные события дня вчерашнего вновь вернулись к ней, в который уже раз принося с собой только боль и страх. Спрятать их, спрятать подальше, туда, куда не достучаться. А ещё – стыд. Стыд перед профессором за то, что вела себя как глупая самонадеянная девчонка, абсолютно не способная постоять за себя. Гриффиндорка всё-таки вошла в класс, прикрыв за собой дверь, и так и осталась стоять возле входа. - Я хотела узнать, как вы чувствуете себя после… - Алиса вдруг притихла, так и не сумев в очередной раз подобрать подходящего слова для того, чтобы описать ЭТО. А ещё, вы ведь поймёте, я пришла сюда для того – чтобы сказать спасибо.

Raymond de Vries: Главной отличительной чертой всех офисных учреждений является бумага. Бумаги должно быть много – целые горы, рассредоточенные вдоль стен, столов, стульев; стопки бумаги, на которые без слез не взглянешь и которые убивают саму мысль о возможности отдыха. Именно так должен выглядеть рабочий кабинет, учительский тоже. И, надо сказать, выглядел. Бумажная работа де Вриза не пугала. Он привык годами не делать ровным счетом ничего, при это виртуозно изображая активную трудовую деятельность. Сейчас Раймонд перекладывал бумаги из одной стопки в другую, меньше ее от этого не становилось, но тут-то и заключалась вся прелесть рабочих будней – если хорошо постараться, можно круглыми сутками сидеть сложа руки и даже получать зарплату. Вообще-то профессор не гнался за богатством, однако совершенно не возражал против симпатичной россыпи галеонов. Они так мило блестят, а еще на галеоны можно купить бумагорезку. Раймонд хмыкнул и подумал, что ни в коем случае не должен мастерить из пергамента маленькие самолетики. Застань его ученики за таким в высшей мере нелогичным занятием, и авторитет будет подорван навсегда. О вчерашнем происшествии профессор старался не думать. От одной мысли, что по Хогвартсу бродит какая-то плотоядная тварь-метаморф пораненная нога отзывалась тупой ноющей болью. Очень тупой и очень ноющей. Де Вриз понимал, что абсолютно здоров, но психика – штука неустойчивая, ее очень легко расшатать. Психика Раймонда напоминала волчок – достаточно один раз хорошенько крутануть и пошло-поехало. «Наверное, это все от вредной работы, - размышлял де Вриз. – В конце концов моя должность проклята. Так чего я хотел?» Но похоже сегодня знаменитому проклятью надоело ограничивать себя кабинетными стенами, и проклятье вышло подышать воздухом. И, разумеется, воздух испортило. Шея Раймонда затекла, профессор лениво растер ее пальцами. Недавно этой шее досталось. Именно в такие моменты начинаешь ценить всякие второразрядные органы. Например, голову. Появлению Алисы Флинт де Вриз не удивился. Некое смутное чувство, иногда называемое интуицией подсказывало ему, что девушка рано или поздно явится. Не поблагодарить за профессорские заслуги, впрочем, довольное смутные, так продолжить оборванный на полуслове разговор. Поэтому профессор приветливо кивнул гриффиндорке и жестом предложил сесть за стол. Прямо напротив него. Заводить беседу первым де Вриза не тянуло. Он помнил о наказуемости инициативы, к тому же любил оставлять за собой последнее слово. А произнесший последнее слово редко когда произносит первое. Алиса молчала. — Итак, мисс Флинт, чем обязан? — тишина угнетала. — Мое самочувствие в пределах нормы и, думаю, вас привела сюда не банальная вежливость. Если хотите обсудить вчерашнее, боюсь вас разочаровать – кроме слухов и домыслов – сказать об этом чудовище мне нечего. Откровенно говоря, сомневаюсь, известно ли о нем хоть что-то. Поэтому мисс Флинт не спешите задавать вопросы. И все же я вас слушаю. Де Вриз откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы в замок. Когда-то давно, работая в министерстве, он считал умение правильно принять позу вежливого слушателя настоящим искусством и не сомневался, что окружающие думают так же. — Мисс Флинт, с вами все в порядке?

Alice Flint: На пути от двери к столу Алиса вдруг поняла, что что-то всё-таки здесь не так. Темно. Слишком. Тёмное небо за окном и ослепительная вспышка молнии, а за ней – громовой раскат, от которого задрожали стёкла. На Хогвартс стремительно и неотвратимо надвигалась гроза, правда, девушка этому ничуть не удивилась. - О, я же говорила… - проговорила она полушепотом, обращаясь скорее к самой себе, нежели к де Вризу. Покидая с утра поле для квиддича она уже знала, что грозы не миновать. Как не миновать всего того, жуткого и неизбежного, что приносил с собой ужас, царящий ныне в школе и её окрестностях. - Да, со мной всё в порядке. – Честно соврала Алиса, присаживаясь на предложенное место напротив профессора. Не важный был у неё вид при этом, но кому сейчас легко? Флинт прекрасно отдавала себе в этом отчёт. Конечно, ни черта с ней не было в порядке, но она и так показала себя перед ним достаточно слабой, чтобы теперь снова начинать жаловаться. Тем более, что ей вряд ли хуже многих других обитателей замка. И уж точно не хуже тех, кому было не суждено дожить до третьего мая семьдесят седьмого. Гриффиндорка отложила волшебную палочку, которую до сих пор вертела в руках, и сцепила пальцы в замок. На профессора она смотрела прямо и открыто, но в тоже время как-то нерешительно, всё с той же отстраненностью и пустотой во взгляде. - Нет, я не вчерашнее пришла обсуждать. Скорее наоборот – будущее. Что толку говорить о том, что уже случилось? Мне почему-то кажется, что вам тоже не особенно приятно это вспоминать. – Алиса на мгновения прикрыла глаза и выдержала паузу, старательно избавляясь от навязчивых видений, то и дело возникающих в голове с каждым из воспоминаний. Мерзкий белый туман, руки мертвецов и… нет, только не снова. – Об этом… чудовище, и в самом деле, похоже, никто и ничего не знает. Вот только, тем не менее, я очень хотела бы извиниться перед вами за своё поведение. А оно, надо признаться, было совершенно отвратительным. Не достойным Гриффиндорки, и уж точно не достойным той, которая считала себя способной противостоять этому. Простите, профессор. Простите, и… спасибо вам. Мне страшно подумать, что было бы со мной, если бы вас в тот момент не оказалось рядом. Это не вежливость. Это искренне. Она всё-таки опустила взгляд. Слишком стыдно было перед тем, кто считал её одной из лучших своих учениц. Сейчас почему-то это особенно задевало за живое. За окном снова вспыхнуло, и класс огласил очередной раскатистый удар грома. Тучи сгущались, по стеклам гулко застучали капли дождя. Всё быстрее, и быстрее. А потом хлынул ливень.

Raymond de Vries: — Полноте вам, Алиса, — де Вриз немного подался вперед. — Ваша храбрость не подлежит сомнению. Тот факт, что вы вчера выжили нисколько не умаляет вашей отваги. Гриффиндорцы – тоже люди. Людям свойственно ценить, оберегать и бороться за жизнь, вы сражались за жизнь. Сражались достойно. Что касается совести… Совесть – абстракция, она лишена разума и ей простительно совершать ошибки. Послушайте меня, мисс Флинт, и позвольте вашей совести в кой-то веки умолкнуть. Знайте, это лучшее, что вы теперь можете сделать. За окном громко и настойчиво ударил гром. Де Вриз искренне понадеялся, что это маленькое явление природы на данный момент выражает согласие с его мнением и добавляет словам весомости. Раймонд старался говорить убедительно, хоть и понимал, сейчас мисс Флинт куда острее нуждается не в философском нравоучении, а в банальной дружеской поддержке. Впрочем, желай она поддержки в действительности, едва ли сочла бы кандидатуру профессора идеальной для таких вот высоко эмоциональных бесед, а раз выбрала профессора – значит, немного морализаторства ей не повредит. Мораль весьма полезна. В умелых руках она подобна мечу, разрубающему самый сложный экзистенциальный Гордеев узел. В руках дурных – кормит и без того раздутое самолюбие. Алиса Флинт пусть и страдала этой неизлечимой болезнью гриффиндорцев – гипертрофированным чувством долга-чести, но повышенно амбициозной не была и весьма сомнительно, что следовала первейшему правилу юного покорителя мира – цель оправдывает средства. С Алисой можно было говорить начистоту, не побоясь в конце диалога ощутить себя смешанным с грязью. Редкое качество. Редкое качество, которому ни в коем случае нельзя позволить исчезнуть. Несколько минут профессор с упоением вслушивался в звуки грозы. Многих грозы пугали, но только не де Вриза. Отчего-то с каждым новым раскатом грома, с каждой новой молнией, чьего блеска он не видел, однако чувствовал, как говорится в такой ситуации, кожей его уверенность в глупом «все будет хорошо» росла по экспоненциальной. Странно, конечно, да только де Вриз всегда был чуточку со странностями. Просто эти странности восхитительно умело маскировались под вымуштрованной, дипломированной «официальностью». — Гроза. — де Вриз взял со стола перо и медленно покрутил в руках. — Есть поверье, будто бы весенние грозы убивают нечисть. Сейчас природа бушует, она встревожена, но завтра наступит покой и природа вздохнет с облегчением. Она очистилась. В этом люди не отличаются от природы. Людям необходима хорошая встряска. Считайте, вчера вы получили такую встряску, следовательно, сегодня должны вздохнуть с облегчением, вы стали сильнее. И стали чище. Сегодня вы поняли, что помимо теории существует еще и практика. Вы с честью вынесли этот урок. Не сомневаюсь, из вас получится отличный аврор. Вам всего лишь необходимо лишний раз вспоминать о своей человеческой натуре, для которой страх – явление естественное. Хотите – природное. И от него невозможно избавиться, но с ним можно бороться. А еще его можно побеждать. Разумеется, при условии, что вы готовы бросить вызов. Я правильно вас понимаю, мисс Флинт? Вы боитесь не оправдать той ответственности, которую сами же на себя и взвалили? Сперва подумайте, мисс Флинт, затем отвечайте.

Alice Flint: Грохот нарастал, а Алиса поначалу вслушивалась в слова де Вриза, не будучи уверена в том, что профессор действительно считает, что она сделала всё, что было в её силах. Ведь могла же сделать больше, если бы не теряла времени, убеждая себя в том, что Фианн, это не Фианн вовсе, а мерзкое чудовище, которое питается чужими слабостями. Ну, и чужими телами, очевидно. Теперь ей вообще казалось, что Оно – какое-то древнее Зло, до сей поры дремавшее в стенах огромного замка. Что-то вроде монстра из старой легенды о Тайной Комнате. Вот только выпустил его тот, кому на руку были не столько смерти, сколько хаос и раздор, поселившиеся теперь в Хогвартсе – до сей поры оплоте мира и покоя, самом защищенном месте Магической Британии. Тому, кто умеет бить изнутри, прицельно и четко, туда – где не ждут удара. А может быть и вовсе, сама Судьба решила поразвлечься, послав испытания обитателям замка. С тем расчетом, чтобы они были готовы, к тому, что придут времена ещё более тёмные и страшные. Профессор считал, что она сражалась достойно, советовал забыть о совести, но возможно ли это? Возможно ли, забыть о том, что, не сумев толком защитить свою жизнь, ты хочешь взять на себя ответственность за чьи-то ещё. Возможно ли, идти дальше с одной лишь надеждой на то, что в следующий раз она справится. Сможет ли она учиться на собственных ошибках, даже теперь? Столько вопросов. Кто подскажет ответы? Гром оглушал, ослепительные вспышки молнии будто разрывали небо на части. Он, наверное, холодный такой, этот дождь. Ледяной – до мурашек. В одном де Вриз был прав точно – когда говорил, что люди, как эта природа, которая очищается после грозы. До той поры, пока не столкнуться с чем-то действительно разрушительным, вроде этой стихии, так и будут жить в своём мире глупых сомнений и придуманных проблем. Правильное, ясное, важное, разглядеть бы. Не потерять. - Профессор, иногда мне кажется, что вы слишком добры ко мне. Так странно, правда. Он был о ней слишком высокого мнения, и одновременно с этим умудрялся так легко читать её. Вот так взять и разглядеть, что творится в человеческой душе, не так-то просто. Или она не особенно старается скрывать? Алиса любила в нём эту удивительную неторопливую рассудительность. Де Вриз, сколько она его знала, никогда не торопил время. Не спешите, подумайте. Может быть, в этом накрывшем школу безумии, она и впрямь успела наделать кучу поспешных выводов? - Моя мама рассказывала мне, что я родилась в жуткую грозу. – Девушка тихонько усмехнулась, вновь поднимая взгляд на профессора. – Почему-то она всегда случается, когда мне кажется, что… что-то должно было сломаться внутри меня. Вот и прошлым летом, такой грохот стоял и шум, и дождь этот, и мрачная такая, не на шутку разыгравшаяся гроза. Знаете, я тогда из Хогвартса домой вернулась, а там повсюду эти потоки воды вдоль дорог, и ветер, и… вспышка молнии выхватывает из темноты крышу дома, а там, над этой крышей… Сами-Знаете-Чья метка. И тогда я поняла, что не просто должна этот путь выбрать. Поняла, что смогу. Даже не так. По-другому не смогу. Не смогу жить, зная, что вот так, просто, убивают людей, а я даже не пытаюсь ничего изменить. А теперь… Вы правы, да. Теперь я боюсь, что у меня не получится. Ведь мне казалось, наоборот, чем больше в тебе человеческого… слабостей, привязанностей, тем ты – уязвимее.

Raymond de Vries: — Мисс Флинт, вы заставляете меня говорить банальности, — в голосе де Вриза не слышалось упрека. Говорил он спокойно, даже с удовольствием. Несмотря на свою преподавательскую должность, которую, кажется, невозможно занять, будучи лишенным великого дара находить общий язык с людьми, или же просто уметь в нужный момент вспомнить цитату из нужного справочника по такой нужной всем психологии, де Вриз редко когда давал советы, хотя бы потому, что редко кто этих советов спрашивал, а спрашивая еще меньшие надеялись получить. Нет, Раймонд не был глуп – отнюдь, не был он и косноязычен, профессор всего лишь думал, что лучший способ получить дельный совет – спросить себя самого, опыт и гены подскажут. И впрямь кто лучше вас самих знает, какие ужасные душевные тайны подтачивают ваше хрупкое душевное равновесие? Всяческие разнообразные эксперты по части метальной диагностики в большинстве своем шуты и шарлатаны, в принципе безобидные, однако способны нанести вам непоправимый вред – решись вы принять их слова за истину. Истина, она как тыквенный пудинг, вроде бы и вкусная, но это не значит, что все должны ее любить. Чего искала мисс Алиса Флинт де Вриз не знал. Скорее всего ей сейчас просто необходимо было выговориться. Для этой цели сгодилась бы, пожалуй, первая встречная стена – собственно, у нее перед профессором было преимущество. Стена не способна сказать «вы, мисс Флинт, не правы». А вот профессор мог, хотя и не хотел. В одном Алиса была права бесконечно – в себе нужно сомневаться, нужно и полезно, поскольку полагающие себя неуязвимыми обычно идут на пушечное мясо. Право слово, если ты бессмертен – докажи в бою. Подай пример, а кишки мы соберем в пакетик и обязательно передадим родственникам. Сам де Вриз повышенной доблестью не страдал и при необходимости мог спокойно пересидеть бой в уютном кабинете. Он был управленцем, а не солдатом и не до конца понимал мотивации людей, полагающих что долг каждого – с сияющим мечом на перевес рваться в самое пекло. Зачем? Если рано или поздно, так или иначе сгорят все и для этого совершенно не обязательно ломиться в первые ряды. Ну разве что за орденом. Тем не менее Алиса де Вризу по-настоящему нравилась. Храбрая, отважная, умная девушка, которой, должно быть, предстояло прожить красочную, событийную жизнь. Если она научиться управлять собственным страхом. Если научится не сомневаться, а всю, ту боль, которую бесспорно уже отвесила ей судьба, принимать с гордо поднятой головой, надменно улыбаясь, вновь и вновь подниматься на ноги и говорить с усмешкой в лицо врага: «Возможно, ты сейчас смеешься, но последнее слово все равно останется за мной». Или последнее заклинание. Дождь шел, не утихая. За окном было темно, темнота заставляет людей бояться. В темноте, думают они, таяться все ужасы мироздания. В обще-то они правы. Темнота страшна, особенно темнота в душе – абсолютная темнота незнания. — Ну так и быть, банальности тоже имеют право на существование. Мисс Флинт, человек должен быть уязвимым, иначе он перестает быть человеком. Вернее человек должен помнить о собственной уязвимости. Вот посмотрите, пожалуйста, на стену. Собственно, на любую стену. Видите ее? Она намного крепче вас, ее не так уж легко пробить. Но в ней нет человечности, она понятия не имеет, насколько она уязвима. Если я захочу разрушить стену – мне достаточно одного заклинания, и стена обратиться в груду камней. Но вы – всего лишь человек, мисс Флинт. Вы боитесь за свою жизнь и за жизнь близких, поэтому для вашего уничтожения мне придется драться, не жалея себя, не жалея сил. К чему я клоню, мисс Флинт? Страхи делают нас сильными. Если вы проиграли вчера – завтра сделаете все возможное для победы. Не лишайте себя преимуществ. Будьте уязвимой и тогда вас станет практически невозможно победить. Де Вриз мягко улыбнулся. Сейчас ему было страшно. Страшно учить кого-то не бояться. — Мисс Флинт, я вовсе не добр к вам. Это вы к себе жестоки.

Alice Flint: Алисе и без того было стыдно, а в какой-то момент, когда профессор упомянул о банальностях, совесть и вовсе не давала покоя своей неугомонной обладательнице. В самом деле, глупая такая, пришла со своей ерундой, с сомнениями этими своими в такое время, когда Раймонду де Вризу наверняка и без того есть, чем занять своё время и свои мысли. Вместо того, чтобы объяснять чересчур самонадеянной ученице очевидные вещи, вроде того, что дважды два это четыре, Мерлин – величайший волшебник всех времён, а безоар – универсальное противоядие. Вместо того, чтобы заниматься своими делами он будет говорить ей истины, до которых она могла бы дойти сама, не прельщаясь на то, что кто-то может помочь сделать правильный выбор. В сущности, профессор говорил правильные вещи. И в глубине души она была с ними согласна, ибо сердце соглашалось прежде всего, не чувствовать оно не умело. А вот разум всё ещё пытался спорить, приводя какие-то нелепые доводы в пользу того, что эмоции рано или поздно погубят. Что человек, столь большое значение эмоциям придающий, вряд ли когда-нибудь станет профессионалом своего дела. Тем более дела, которое требует определенной жесткости, стойкости, выдержки. Работа в Департаменте Магического Правопорядка – это не просто работа по поддержанию этого самого порядка и отлову тёмных магов, которая в условиях войны автоматически превращается в боевые действия, день ото дня. Это, помимо всего прочего, ещё и работа над собой. Закалять характер, проходя испытания, своего рода гонки с препятствиями. Если падаешь, то приходится подниматься и отправляться дальше, даже если думаешь, что сил больше не осталось. Потому что от этого зависит не только твоя жизнь, она-то как раз в данной ситуации наименее ценна. Огромная ответственность. И ведь на всю жизнь - твою. Алиса чувствовала, что бывших авроров не бывает. И что добровольно оттуда вряд ли кто-то уходит. Если, конечно, брать в расчёт тех самых, настоящих профессионалов. Если уж сражаться – так до конца. А если уж уходить – то только потому, что суждено погибнуть. Девушка послушно смотрела на стену, с пониманием кивала. Где-то на краешке сознания промелькнула мысль, что позавчера она сама разнесла такую стену на каменные глыбы, расчищая путь к отступлению для тех, кто попал в ловушку в кабинете Зельеварения. Всего два дня прошло, а словно целая вечность. Время и вправду теперь тянулось бесконечно долго. А де Вриз снова был прав, и с его убийственной логикой невозможно было не соглашаться. - Страхи делают нас сильными. – Повторила Алиса, чтобы лучше запомнить. – Интересное явление, эти страхи. То, чего ты вчера боялась больше всего на свете, сегодня кажется не таким уж жутким. Потому что сталкиваешься с вещами, ещё более пугающими. Наверное, и вправду сильнее становишься. Вот только знаете… там, вчера – за свою жизнь я не боялась. Точнее… если только в самую последнюю очередь – за свою. Не о себе я думала, когда видела… вы знаете, кого. Профессор вдруг улыбнулся, и Алиса на мгновение невольно чуть приподняла уголки губ в ответной полуулыбке. Раймонд де Вриз был из тех людей, чью улыбку не так часто доводится увидеть. И оттого её появление всегда воспринимается с особой благодарностью. Особенно сейчас. - Лучше я буду жестокой к себе, чем слишком самонадеянной, не так ли? Оконные стёкла дрожали от громовых раскатов, и отчего-то вдруг захотелось – туда. На свободу, к стихии. Раствориться в ней, забыть обо всём. Чтобы смыло всё лишнее, осталось только – важное. А ещё лучше – правильное. - Профессор, а вы сами боитесь? Ведь вы не хуже меня знаете – то, что происходит сейчас, это только начало. Вам есть, что терять в этой войне?.. Почему-то на тот момент Алисе вовсе не показалось, что вопрос, наверное, был слишком личным. Но для себя она не почувствовала, что переходит какие-то границы в отношениях между учителем и ученицей, тем более, что говорила-то она с ним скорее, как с человеком, нежели с учителем. Ведь до выпуска из школы осталось совсем немного времени. Или, может быть, ей просто подсознательно хотелось, чтобы её воспринимали как равную, хоть иногда. Не в плане опыта или мудрости в силу прожитых лет, а вот так, просто… по-человечески.

Raymond de Vries: — Конечно, боюсь. Боюсь, что однажды мне будет попросту не за кого бояться. Простите, мисс Флинт, но лишь очень глупые люди ничего не боятся. И очень жестокие. Я – обыкновенный. Мне бывает страшно. Вчера я боялся за вас. Сегодня – за нас всех. И я не чувствую ни вины, ни угрызений совести. Эмоциональный фон Раймонда де Вриза напоминал белый шум – много помех, мало толку, а если визуализировать – получится черно-серое пятно, пара белых крапинок и пустота. Неизвестно – было ли это качество врожденным, либо приобретенным за годы кропотливого труда; профессор никогда особо не увлекался самокопанием. Страшился ничего не обнаружить, да и пробитая скорлупа, как известно, не зарастает – слишком мало мяса, слишком много хитина. И возраст, конечно, не тот. Впрочем, молодость Раймонда де Вриза тоже не отличалась повышенной бурностью. Профессор, тогда еще будущий, всегда старался жить тихо, по возможности скромно и, насколько позволяли обстоятельства, в стороне ото всех. Это оберегало его от необходимости оберегать кого-то другого. На одиночках по сути нет никакой ответственности. Ответственность за собственную шкуру – не в счет. Отвечать перед самим собой во всяком случае можно с запозданием, к тому же совсем не интересно. В общем, если постараться, де Вриза можно было назвать дипломированным трусом. Нет, безусловно, он не оставил бы утопать утопающего, сгорать погорельца, и всегда готов был протянуть руку помощи; но отнюдь не потому, что дорожил жизнями утопленников и погорельцев, а потому, что так было необходимо. Превыше всего де Вриз ставил долг перед обществом. Когда общество велит вам бросаться в самое пекло – надо бросаться, жертв совершенно не обязательно знать в лицо, или помнить по именам. Фотографии появятся в газетах, имена – на первых полосах. Все прочее – не важно. До всего прочего вам нет дела. Ведь до вас тоже никому дела нет. К тому же де Вриз частенько лукавил. Говоря откровенно, он от роду не испытывал страха. Раймонд не умел бояться. Бояться ему было не за кого. Чувства параноидального страха за жизни близких де Вриз не смог бы описать даже в общих чертах. Для такого описания требовалось хотя бы одно лицо, каждая черточка которого вам близка и любима. Стоит ли напоминать, что таких лиц у де Вриза не было, поэтому черты его страха получались смазанными, какими-то вульгарными, почти не приличными. Словом, абстракция. Переживания Алисы Флинт были искренними, и совесть профессора без устали твердила ему заткнуться. Кто он, спрашивается, такой, чтобы давать Алисе советы? И сама же отвечала – преподаватель. Учитель. Вероятно, не самый даровитый в мире, но определенно способный преподать девушки пусть один, однако довольно занимательный урок – ни при каких обстоятельствах не повторять его ошибок. — Нет, мисс Флинт. Не стоит быть жестокой к себе. Велик риск когда-нибудь перенести свою жестокость на других. А это первый шаг к потери близких. Смерть – отнюдь не самое страшное, что может лишить нас дорогих и любимых. Собственное равнодушие гораздо, гораздо страшнее. И эффективнее. Разумеется, самонадеянность тоже плоха. Но лучше время от времени надеяться на себя, чем на неприятности. Верно, мисс Флинт? Не стоит думать о беде, и тогда, может быть, она не захочет вспоминать о вас. Гром по-прежнему не утихал, но профессор чувствовал себя на удивление спокойно.

Alice Flint: Ни к глупым, ни к жестоким людям Алиса Флинт себя не относила. Ну, разве что к глупым, да и то исключительно в периоды особенно глубокого самокопания, когда гордость мирно засыпала где-то в уголочке. А в общем – нет. Вот только когда профессор спокойно сообщил «я – обыкновенный», Алисе вдруг захотелось возразить. Ну, какой же он, спрашивается, обыкновенный? Он замечательный. Не настолько эмоционален, как она, конечно, но тоже переживает. Да и недаром, что Раймонд де Вриз заканчивал вовсе не Гриффиндор. Иначе она бы знала. А что, интересно? Возможно, Рейвенкло. Скорее всего – Рейвенкло. Они там как раз здорово способны сначала подумать, а потом сделать, а не наоборот. А профессор с его «подумайте» и «не спешите» как нельзя лучше подходил под категорию выпускника факультета мудрых. И, наверное, Гриффиндорка не ожидала от него другого ответа. Кто вообще в этом замке теперь не боялся? Даже Дамблдор, и тот наверняка боится за детей. Смерть – не самое страшное. Во взгляде Алисы на миг проскользнула тень сомнения. Сейчас для неё не было страха сильнее смерти близких, но подумать о словах профессора на досуге стоило обязательно. - Если бы беде было хоть какое-то дело до того, что я о ней думаю. Она же просто приходит. Есть вещи, которые нельзя изменить, единственное, что мы можем – это изменить своё к ним отношение. – Тихонько усмехнулась Алиса, что-то невесело сегодня звучали её слова. - А теперь мне страшно, что я не справлюсь. И одновременно невыносимо сдаваться, даже не попытавшись начать бороться. Но вы правы, не ошибается тот, кто не пробует. Тот, кто ничего не делает. Не прощу себе, если не попытаюсь. Девушка улыбнулась, отчего-то говорить с профессором о том, что тебя так волнует, оказалось не сложно. Даже стыд за вчерашнее поведение исчез куда-то, и на его место пришла благодарность. - Можно, я открою? – Алиса указала на одно из окон, и, дождавшись кивка в ответ, поднялась со скамейки. А потом просто открыла окно, впуская в класс ветер, запах грозы и отголоски раскатистого грома. Стихия буйствовала, не утихая. Вдох и выдох. Так легче. Свободнее. - Я хотела сказать вам… Что я теперь в долгу перед вами, навсегда. Может быть, вам кажется, что я совсем ещё девчонка, что вам ничего от меня не нужно, или, что наши пути больше никогда не пересекутся… но. Если вдруг когда-нибудь, я смогу для вас что-нибудь сделать, скажите мне об этом. Пожалуйста.

Raymond de Vries: Если память де Вриза не ошибалась, а ошибалась она исключительно редко, он еще ни разу не распахивал в кабинете окон. Не догадывался. Вот совсем не догадывался, что душное помещение можно проветрить, что весенняя гроза освежает воздух, заполняя комнату острым ароматом молодой листвы, чуть кисловатым запахом озерных вод и разнообразнейших трав, в великом множестве растущих близь Хогвартса. Почему-то он никогда не думал, что такой пустяк, такая мелочь, как распахнутое окно способны изменить столь многое. Кажется, гроза очистила не только кабинет, но и мысли профессора. Странно, теперь де Вризу не хотелось думать о твари, шастающей по коридорам школы и убивающей ни в чем не повинных детей; не хотелось думать о мире, способном этих же самых ни в чем не повинных детей превратить в тварей куда более опасных, нежели хогвартский монстр; не хотел он думать ни о Пожирателях Смерти; ни о предстоящей проверке домашних заданий, половина из которых едва ли потянет на «У»; де Вризу хотелось думать о каких-то глупостях. Скажем, о том, что «все будет хорошо». Нет, ну ведь правда – исключения подтверждают правила, и кто сказал, что он сам, что мисс Алиса Флинт не могут попасть как раз в категорию счастливых исключений? Этот до отвращения неприятный мир славен своей непредсказуемостью – стоит ли тогда тянуть инициативу на себя и оглашать приговор раньше срока? Довольно глупая тактика и, разумеется, никудышная стратегия. Пусть все идет своим чередом. Всему свое время. Каждому свое… Де Вриз на мгновение прикрыл глаза. Внезапно он уловил запах соли. Странно, поблизости не было ни одного мало-мальски приличного моря, да и кухня находилась ох как далеко. Наверное, обоняние де Вриза решило немножечко пошутить. Сейчас это простительно. Раймонд сухо сглотнул и открыл глаза. Конечно, он и помыслить не мог - пахнуло кровью. Ни обонятельные рецепторы, ни рецепторы мозга просто не допускали подобной мысли. Разговор с гриффиндоркой, начавшийся на практичном, официально деловом тоне вдруг как-то перерос во что-то совершенно иного рода. По странному стечению обстоятельств у де Вриза на данный период жизни… да к дементору, чего греха таить!.. на любой период жизни катастрофически не хватало друзей. Все те люди, с которыми он изредка виделся за чашкой делового кофе (да, поверьте, кофе – самая деловая жидкость во вселенной, ему уступают даже чернила) исчезали из его судьбы с последней крошкой такой же официальной булочки и с последним кнатом, лениво брошенным на поднос официанта. Он не умел сходиться с людьми и, пожалуй, не хотел научиться. По крайней мере до этих минут де Вриз в себе нисколько не сомневался. Но Алиса… Было в семикурснице нечто необыкновенное. Даровитая ученица и просто отважная девушка она нравилась де Вризу, нравилась в том возвышенном и одновременно самом приземленнейшем смысле из всех – просто по-человечески. И профессор решил, что бы не случилось с ними обоими в дальнейшем, ни в кое случае не позволить этой – он не сомневался – взаимной приязни исчезнуть. Пусть рушатся стены, пусть падут города, но должен же оставаться в этом мире хотя бы один лишний грамм справедливости, который не позволит учителю и ученице расстаться навсегда. Даже этот дементоров мир не настолько глуп и жесток. — Вот теперь я не могу с вами поспорить, мисс Флинт, — говорил де Вриз. — Вот теперь я с вами полностью согласен. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Раймонд сцепил руки за спиной, голос его звучал серьезно: — Я запомню ваши слова, Алиса. Действительно запомню. И жду от вас того же. Если я вам когда-нибудь понадоблюсь – обращайтесь. Я всегда отвечу. Ну, а если мне понадобитесь вы – я не премину напомнить вам о сегодняшнем соглашении. И еще. Когда вы поступите в Академию авроров (а вы непременно поступите) позвольте мне поздравить вас первым и первым пожать руку храброму аврору Алисе Флинт. Предположим, по старой памяти. Я не шучу. Я всегда предельно серьезен. На сей раз де Вриз усмехнулся. Вслух. «Все обязательно будет хорошо», - думал он, и ответом ему послужил громкий раскат грома.

Alice Flint: «…омытая грозой, во дворе цветёт сирень…» Алиса вдруг с удивлением вспомнила, как когда-то легко и одновременно вместе с тем интересно было ей общаться с взрослыми, умными и сильными мужчинами. С такими, каким, например, был её отец. Он смеялся, а она год от года, раз за разом доказывала ему, что сильная. Что справится, совершит невозможное, а он потом ещё долго будет ею гордиться. Отец говорил, что драконы – это не для девочек, а Алиса настояла. И были два счастливых лета, когда её окружали такие же удивительные мужчины, как отец – мудрые, добрые, они даже улыбались по-особенному. Драконологи – не те люди, которые могут позволить себе жестокость. Здоровую такую злость, силу, характер – да. Но не жестокость, с помощью жестокости по-настоящему, не иллюзорно, ещё не был приручен ни один дракон. С драконологами было легко, они, если и подшучивали над тобой – так по-доброму. И заботились, по-настоящему беспокоились. Когда-то Гриффиндорка не сомневалась, что останется среди них навсегда. А потом одна ночь всё переменила. И только теперь Алиса поняла, как ей вот этого не хватало. Простого разговора. С таким взрослым и мудрым. Не столько с учителем. С человеком. Которому, не возраст твой важен, и не статус. А совсем другие вещи. Неведомая тварь, как странно, но именно последствия встречи с ней позволили случиться такому разговору. И снова случилась гроза. Алиса улыбнулась. Он всё понял. Прекрасно понял, что для неё это не просто слова, дань вежливости или что-то в этом роде. Он понял, что было вложено в эту просьбу, и насколько важной она была – для неё. Он не отшутился и не решил, что бесполезно ждать чего-то от семнадцатилетней девчонки. И вот за это признание равного равному Алиса была готова многое отдать. В том числе и пройти через встречу с мерзкой тварью, которая, права была мудрая Линд, как прав был профессор, всё-таки, пускай и, сломив пару барьеров, сделала её сильнее. Договор о взаимопомощи и взаимовыручке скреплялся не столько словами, сколько чем-то более важным. Для него не нужны и не важны были чары и волшебные палочки. Как не нужны были клятвы и обеты. А всё, что было важно – уже случилось. И не обязательно говорить об этом вслух, достаточно просто знать. Просто почувствовать, пройти через это вместе. «…залита суша кровью дождей…» Дождь и не думал затихать, шумел, стучал по стёклам. Гремело, сверкало и ветер здорово потрепал бы шторы на окнах, будь вообще в этом классе шторы. Величественная и прекрасная, гроза не пугала. Скорее наоборот – развеивала последние сомнения. - Спасибо. Я обещаю, что не забуду ни вас, ни ваших слов, никогда не забуду. Поздравить? – Девушка широко улыбнулась. Давно она не улыбалась, черт возьми. Стоя возле окна вполоборота к профессору, Алиса смотрела на него, и ей казалось, что де Вриз удивительно спокоен сейчас. – Ну, конечно. Я буду вам рада. Правда. В другой раз она бы ляпнула какую-нибудь дурацкую шутку, вроде того, что тут не поздравлять, тут сочувствовать надо, но сейчас ей стало не до шуток, когда Гриффиндорка вдруг вспомнила о том, что несмотря на все происходящие в Хогвартсе ужасы, действительно близится выпускной, а значит… - Вы ведь… тоже больше не вернётесь в Хогвартс? «…последний семестр, последний май…»

Raymond de Vries: — Почему не вернусь? — Раймонд замялся. — Ах, вы о проклятии? Ну, я бы не стал на него сильно полагаться. Семестр почти подошел к концу, а я по-прежнему жив и вроде бы неплохо себя чувствую. Уж коли со мной не смогла справиться тварь, опасаться, скажем, внезапного обрушения потолка или яда в кружке с кофе мне, право слово, даже неудобно. Я начинаю подумывать, что местное проклятие страдает шовинизмом и действует исключительно в отношении англичан, — редко когда в голосе де Вриза можно было услышать столько иронии, но в компании Алисы Флинт профессор чувствовал себя донельзя свободным. — Если за ближайшие несколько недель ничего не случится и профессор Дамблдор не уволит меня прежде за профнепригодность, я надеюсь вернуться в Хогвартс на будущий год. Но сейчас рано говорить об этом, поскольку семестр все-таки не закончился, а у вас, мисс Флинт, впереди еще выпускной бал и поступление в Академию. «И с каких пор я стал таким разговорчивым, - думал де Вриз. – И с каких пор я обсуждаю выпускные балы? Лучше бы действительно подумал о проклятии…» Де Вриз задумался. Перед тем, как принять предложение Дамблдора, де Вриз, будучи человеком разумным и более того – умеющим своим разумом пользоваться, сперва навел справки о том, чего стоит ждать от новой работы. И был удивлен до глубины души, обнаружив среди этих самых справок парочку некрологов. Во времена его обучения в Хогватсе ни о каком проклятие не шло и речи, поэтому новшествам британской образовательной системы де Вриз был истинно шокирован. Очень глупая система – каждый год нанимать нового преподавателя, сколько же это затрат и бумажной волокиты! Первым делом Раймонду хотелось отказаться. Сколь бы низко не ценил он свою жизнь, все же это была его жизнь, пусть не очень личная, пусть не очень счастливая и совсем не красочная, зато живая в достаточной мере, чтобы за нее хотелось подержаться. В общем, Раймонд приготовился писать Дамблдору отказ, когда какой-то едва слышный, тоненький и чудовищно назойливый голосок в голове приказным тоном сказал ему: «Давай, Рэй! Попробуй, Рэй, иначе это дементорово министерство прикончит тебя раньше любого проклятья. У тебя тридцать сотрудников, ассистент и пятнадцать тонн рапортов в год, но никакой жизни. Давай, Рэй, иди и дари людям знание и, может, они подарят тебе открытку на день рождения. Представляешь, Рэй? Открытку!» Де Вриз согласился. И еще ни разу не пожалел о своем выборе. Ни вчера, ни тем более сегодня, когда весь его мир вдруг перевернулся и профессор обсуждал со своей студенткой то, чего никогда не обсуждал даже с самим собой – страхи, вопросы морали и планы на будущее. Про выпускной бал де Вриз заикнулся не случайно. Сейчас профессору действительно хотелось на него пойти. Просто де Вриз еще ни разу не видел Алису счастливой. Он видел ее храброй, серьезной, расстроенной, озабоченной и улыбающейся, а вот счастливой – ни разу. Но, как известно, самый хмурый и нелюдимый студент на выпускном бале превращается в истового жреца Вакха, тем самым стремясь наверстать всю когда-либо упущенную радость. И наверстать, как правило, выпивкой. Свой выпускной бал Раймонд помнил смутно, потому как большую его часть провел с какой-то пьяной в смерть хаффлпаффкой, которая за весь вечер едва ли произнесла три фразы, две из них звучали так: «О, Мрлн м-ой, я тк люблю выских блаандинов!» и «Виски осталось?». Короче, на его выпускном было действительно очень весело. Так весело, что Раймонд был бы не прочь повторить. Правда, на сей раз без хаффлпаффок и выпивки. — Как я уже сказал, не хочу загадывать и, как говорил чуть раньше, не хочу думать о неприятностях, потому что не хочу вынуждать неприятности думать обо мне. Чего и вам желаю. В нынешнее неспокойное время глупо мучить себя еще и предчувствием дурного будущего – лучше ограничиться дурным прошлым. Все будет хорошо, Алиса, поверьте мне. Просто поверьте. «А вы, Мерлин, Бог, или кто там, - мысленно добавил он. – Слушайте! Слушайте и запоминайте! Пусть все будет хорошо. Не со мной, так с ней. И больше я никогда ни о чем не попрошу…»

Alice Flint: «…всё будет хорошо, Алиса…» Почему ей так нравилось, когда он звал её просто Алисой? На самом деле, она тоже не слишком верила в проклятия. Но вот уже семь лет подряд оно неизменно подтверждалось. Все в Хогвартсе знали, что эта должность проклята, и успели даже к тому привыкнуть, воспринимая как что-то, само собой разумеющееся. И, учитывая, что пару раз подтверждалось оно не самым благополучным исходом для преподавателя ЗоТИ, Алисе Флинт было более чем тревожно. Никогда раньше – так, как теперь. Возникала даже предательская мысль о том, что лучше бы де Вриз ушёл отсюда по собственному желанию, пока с ним не случилось что-нибудь страшное. А ведь могло. В свете последних событий – особенно. Но только не теперь, чёрт возьми! Не должно. Не может. Не думай о неприятностях, Алиса, как он учил и учит тебя сейчас. В самом деле, что толку бояться. Эмбер вчера сказала одну очень правильную штуку – если один раз ты сумела справиться с этой тварью, то теперь ей больше нечего тебе противопоставить. Значит, сможешь и второй. Профессор говорил о том же. Ведь он тоже – справился. Хотя, интуиция и подсказывала, что Раймонду де Вризу ещё рано ставить точку в этой истории, можно было хотя бы поверить в то, что у него всё получится. Как он сам – просил поверить. И мысли о выпускном… такие далёкие. Алиса как-то и вовсе о нём забыла со всем этим сущим бардаком и хаосом. Пожелание дожить до выпускного скоро и впрямь станет самым актуальным. Почему-то в этот момент и впрямь захотелось поверить в то, что прощание с Хогвартсом не превратится в очередную трагедию. Запоминать школу рассадником монстров и кошмаров хотелось меньше всего на свете. - Уволить вас? – Девушка оценила шутку, но не могла не усмехнуться в ответ. – Да вы самый лучший преподаватель ЗоТИ за последние семь лет, так и знайте. Хорошо, если вы и впрямь вернётесь, должен же кто-то положить этому конец. Раскатистый гром отозвался эхом её словам. Несмотря на жуткую грозу за стеной в этом классе вдруг стало поразительно тепло, как никогда раньше. Алиса поймала себя на мысли, что ей вовсе не хочется уходить отсюда, когда кто-то вдруг сумел её успокоить, придать сил и уверенности. Но отнимать у профессора лишнее время она бы тоже просто так не стала. - Теперь, думаю, я могу идти. Спасибо, профессор. Спасибо, вчера и сегодня вы сделали для меня что-то бесконечно важное. Я верю вам, мне слишком хочется вам верить. Даже в самые страшные времена нельзя забывать о хорошем и светлом. Как иначе? Алиса уже направилась было к выходу, но на полпути вдруг обернулась. - А я буду ждать вас на выпускном. Хочу колдографию на память. – Она тихонько рассмеялась и вновь улыбнулась. - Берегите себя. Дверь закрылась почти неслышно. Всё будет хорошо. Вы только будьте, ладно? Вот таким как сейчас – светлым и очень настоящим. «…И да хранит вас Бог…»

полная версия страницы