Форум » Архив «Lumiere-77» » [Такое разное Зло - 02.05] » Ответить
[Такое разное Зло - 02.05]
GameMaster: Время и место: Хогвартс, вечер - до ужина. Участники: Северус Снейп, Ивен Розье, Леонард Розье, Неведомая Фигня. Примечания: В жизни каждого есть место подвигу. Иногда это место - под кроватью, но здесь явно не тот случай. Люди в который раз поневоле выступают против древнего зла, да вот только люди эти ни с какого бока не похожи на героев и рыцарей.
Ответов - 18
Severus Snape: Одно из основных правил постановочного кинематографа (заметьте, именно постановочного, поскольку наша жизнь – самая настоящая постановка, а не, скажем, документалистика или – прости господи – вольная импровизация)… так вот одно из основных правил постановочного кинематографа уверяет, что картину экшеном не испортишь. Экшеном можно испортить декорации; ну и каскадеров, которые, впрочем довольно дешевы и никак не отражаются на бюджете будущего фильма, исключая, пожалуй, только затраты на ритуальные услуги и паркет, неизменно тускнеющий от частого соприкосновения с содержимым человеческого желудка и – иногда – внутренностей. Очень мудрое правило, уходящее корнями в вечность, а, поговаривают, даже глубже – туда, где не ступала нога человека, но однажды застряла сандалия Бога, то есть в меловой период. Воистину, вся мировая история так и кишит сценами брутального экшена, начиная с момента Большого Взрыва, когда пара деклассифицированных изотопов, не поделив между собой симпатичную молекулу водорода, долбанули друг друга по роже и случилось подлинное астрофизическое чудо – родился первый физик-теоретик. Примерно тому же историко-образовательному периоду принадлежит высказывание «движение – это жизнь». Безусловно, жизнь – это движение, но во избежание лексической неразберихи, стоит уточнять в какую сторону. По этому поводу учеными выдвигалось несколько смелых теорией, в большинстве своем гласящих, что жизнь – это движение из пункта А в пункт В, с перекусом в пункте А1, перекуром в пункте А2, заменой шин в пункте А3 и справлением естественных нужд в пункте Ах. Однако теории эти, пусть и получили множество положительных отзывов, а так же заручились поддержкой толп фанатов, тем не менее являются ошибочным, потому как жизнь – это движение с того света и, собственно, обратно, с небольшими остановками в роддоме, офисе, в доме престарелых и крематории. Ну, а горюче-смазочным материалом в данном процессе выступает, как уже многие догадались, старый добрый экшен. К экшену Северус Снейп относился с опаской – после экшена Северуса Снейпа выносило. Временами через стены. Вид летящего через весь коридор Снейпа давно стал в Хогвартсе зрелищем привычным, можно сказать – нудным, и не вызывал никакой реакции, кроме редких, лишенных веселости, каких-то профессионально-вымученных смешков и язвительных, но далеко не остроумных замечаний. Самому Снейпу летать не нравилось. Он был большим поклонником земной стихии и если бы имел возможность по собственному вкусу выбрать форму следующей реинкарнации, то непременно возродился бы в образе многотонной гранитной плиты. У гранитных плит было все, чего так не хватало молодому волшебнику – тонна весу и дарованная самой природой монументальность. Снейп печально вздохнул. С гуманистической точки зрения в зависти к камням нет ничего предосудительного, в психологическом аспекте зависть камням выступала крайне тревожащим симптомом – неровен час и ты начнешь завидовать (упаси Салазар) мелким грызунам, или крупному рогатому скоту. Северус отчаянно мотнул головой, ускоряя шаг. День клонился к вечеру – подходящее время вернуться в подземелья Слизерина, уединиться в спальне и вдоволь поразмышлять над событиями минувших суток. К сожалению, фантастически богатых экшеном, но катастрофически лишенных здравого смысла и более того – лишающих здоровья, косвенным свидетельством чему служил не внушающий доверия внешний облик Северуса Снейпа – потрепанный, ободранный, а местами никакой не внешний, а вполне себе внутренний. После небольшой стычки в коридорах замка, слизеринец решил не идти в Больничное крыло, полагая, что его собственного колдомедицинского опыта вполне достаточно для восстановления первичных антропоморфический признаков. Согласитесь, если вся вселенная использует вас в качестве универсального амортизатора – волей-неволей учишься глушить удары, или сглаживать последствия, проще говоря – рихтовать вмятины и замазывать царапины. Раны на лице затягивались медленно; кожа по-прежнему белела мелкими, почти бесцветными рубцами, зато ни один из порезов не кровоточил. И то ладно. Сейчас физическое здоровье Снейпа интересовало мало, куда больший интерес он проявлял к здоровью духовному, при том не личному, а всего народонаселения Хогвартса, которое – народонаселение – вдруг ни с того ни с сего посходило с ума. Северус хмыкнул. Безумие ведет к панике, паника в свою очередь кормится кровью. Галлонами крови. Крови первых попавшихся. На войне все средства хороши, особенно подручные. Так стоит ли горестно охать над очередным убийством? Снейп молча кивнул, а следом грубо выругался. Шов, крепивший ремень к сумке, все-таки не выдержал, и сумка с глухим стуком ударилась об пол. — Проклятье, — буркнул молодой волшебник. — До чего не везет. И, чертыхаясь, потянулся за книгами.
Evan Rosier: Впервые за долгое время Розье всерьез пожалел о том, что в школе нельзя курить - если раньше фраза "сигарету бы" была скорее попыткой покрасоваться или продемонстрировать свое презрение к ситуации и ее участником, то сейчас Ивену действительно чертовски не хватало горьковатого дыма, прочищавшего мозги, и ощущения сжатой в пальцах вышеозначенной сигареты, даровавшего спокойствие и умиротворение практически в любой ситуации. Вообще-то желание затянуться было столь сильным, что Розье с легкостью нарушил бы и школьный устав, но увы - табака при себе француз, не будучи особым любителем "подымить" под настроение, не держал, а Лермонта, у которого в кармане всегда находился спасительный портсигар, в данный момент рядом не было - вот дементоры побери, где фестралы носят этого тупого шотландца? Впрочем и просто глоток прохладного воздуха после духоты гостиной казался живительным: полуприкрыв глаза и запрокинув голову, Розье привалился к стене рядом с портретом, закрывавшим вход в покои студентов Слизерина, и долго стоял так, ощущая, как мало-помалу затихает поднявшаяся было в груди волна ярости. Разговор в гостиной принял тот оборот, которого сам Ивен не желал, но которого ожидал и... боялся: беседа лишь распалила вражду внутри факультета, однако хоть каких-нибудь ответов на вопросы Розье, вопреки надеждам, так и не получил - грызня между студентами осталась грызней и не переросла в нечто большее. Момент истины так и не наступил. Подозревать по-прежнему можно было кого угодно. Ивен вздохнул и опустил голову. Будучи сам источником значительных неприятностей, Розье имел на них безошибочное чутье... от которого в данном случае было не больше толку, чем от вредноскопа в Азкабане: не надо было быть пророком или тонким психологом, чтобы понять, что три изуродованных трупа в стенах школы за одни сутки при полном отсутствии каких-либо улик, помимо сомнительных домыслов истеричных гриффиндорцев - это определенно плохая примета и не к добру оно. И, пожалуй, судьба в очередной раз выбрала самый неподходящий момент для неприятного сюрприза: кривя губы в невеселой усмешке, Ивен размышлял о том, что в этом определенно есть какой-то тонкий садизм мироздания - создать угрозу всему как раз тогда, когда у Розье внезапно появилось... что-то. Нельзя сказать, что за свою жизнь француз не боялся: он не был обделен здоровым инстинктом самосохранения и не испытывал противоестественного желания "покончить со всем одним ударом"; он придерживался мнения о том, что, может, на том свете и хорошо, зато тут - виски, а в стихах своих воспевал отнюдь не нездоровую тягу к смерти, но здоровый интерес к представительницам прекрасного пола; однако отчего-то в силу, наверное, юношеской самоуверенности, считал, что конкретно с ним конкретно сейчас ничего плохого случиться на может, а потому не принимал угрозу на свой счет. Примерно сходные эмоции он испытывал и по отношению к кузинам и друзьям: друзья Розье, очевидно, пользуются благосклонностью высших сил и оттого неуязвимы... и тем непривычные было ощущать затаенное беспокойство. Арти с ее рассеянностью - просто девушка мечты для любого маньяка. Лермонт с его самоуверенностью сам не заметит, как превратится в очаровательный экспонат анатомического театра. Дементор побери, Розье же обещал себе не привязываться ни к чему крупнее и сообразительнее канарейки. Ну хотя бы последний пункт обещания выполнен. Ивен оттолкнулся от стены, засунул руки в карманы и задумчиво побрел по коридору, вновь и вновь прокручивая в голове беседу в гостиной, вызывая в памяти лица участников, анализируя, сравнивая и обдумывая. Ничья кандидатура не казалась подходящей - и одновременно, как и выяснилось в процессе взаимных обвинений подходили все, причем не только слизеринцы - тут уже впору и в собственной невиновности усомниться. - Что за... "Расширенный курс зельеварения" отлетел к противоположной стене, а едва не растянувшийся на каменном полу слизеринец зло чертыхнулся: погруженный в раздумья, Ивен, естественно, не смотрел под ноги, а потому не заметил россыпи книг, равно как и их хозяина. Розье выпрямился, мрачно глядя на собиравшего учебники Снейпа - на ум некстати пришли события вчерашнего дня, а поглощенный заботами о дне сегодняшнем, Ивен в уме незамедлительно примерил на шестикурсника маску кровожадного маньяка. Надо сказать, что маска тому чертовски шла. Даже больше, чем самому Розье - железная маска пожирателя, которую вчера с него так неудачно сняли в присутствии как раз Снейпа. - Северус, - Ивен замер, глядя на слизеринца сверху вниз, не спеша помогать ему, - а ты, как я посмотрю, бесстрашен, разгуливаешь в одиночку по коридорам... Сейчас это, знаешь ли, занятие опасное. Говорят, в них можно встретить... ну там... Поттера, к примеру. Или свою смерть. Причем я не ручался бы, что из них для тебя будет хуже. Розье наклонился, поднимая с пола книгу, что лежала прямо у его ног. - "Трансфигурация"? А, я помню, она умирает в конце. Хорошее чтиво на ночь, только немного страшное.
Severus Snape: Люди недооценивают тишину и скуку. Считается, что самые интересные события происходят громко, с лязгом и пафосом. Вот запуск маггловских ракет – это интересно, все вокруг так весело бабахает, шипит и взрывается, а если повезет, то кому-нибудь непременно оторвет пальцы. Оторванные пальцы – это тоже интересно, потому что чужие. А еще людям нравятся всякие пиротехнические шоу с кучей петард, бенгальских огней и прочих прибамбасов, обожающих в самый ответственный момент разносить в клочья чью-нибудь парадную шляпу. Людям нравятся зрелища, особенное массовые и обязательно с огоньком, то есть зажигательные. По этой причине небывалый гражданский интерес вызывают пожары. Ничто так не согревает унылыми зимними вечерами, как вид красного петуха, усевшегося на цоколь городской ратуши, или – и это гораздо приятнее – на крышу амбара соседа Джона, который в прошлом месяце одолжил у вас пять кнатов, но так и не вернул. Помимо огненных феерий стабильным интересом пользуются трюки с дикими животными, ядовитыми членистоногими и атомной физикой. Пожалуй, атомная физика заслуживает отдельного разговора. Если вкратце: атомная физика – единственная наука, где парень с плохими зубами может располагать всеобщим вниманием, в частности вниманием обнаженных красоток, поскольку каждая обнаженная красотка знает – рвани атомная бомба, это вам и будет главный гвоздь программы, правда вобьют его в крышку гроба. И все-таки человечество обожает думать, будто бы приручило то, что их убивает, а так же не упустит шанса пощекотать себе нервы. Должно быть, тогда его меньше грызет совесть. Но никто, никто не любит скуку, никто вам не скажет: «эй, приятель, я придумал, как провести выходные! давай посидим в тишине и займемся скукой!». А все потому, что в отличие от той же петарды, у тишины со скукой нет фитиля и вы никогда не угадаете, в какой момент она рванет прямо у вас в руках. Северус Снейп ценил тишину, любил однообразие и отдал бы все, только позвольте ему дожить остаток дней в атмосфере здоровой скуки. Здоровая скука может длиться годами, тогда как полная громких приключений жизнь – от силы секунд пять. Ровно столько, сколько требуется, чтобы произнести заветное «Авада Кедавра», ну или «пуск!». Впрочем, временами Снейпу начинало казаться, что еще чуть-чуть и его жизнь станет именно такой, какой он желает ее видеть – скучной и серой. Случалось это обыкновенно теплыми летними деньками, когда весь мир, упаковав чемоданы, отправлялся в отпуск, и Снейп мог насладиться одиночеством, не боясь, что его счастливая скука войдет в резонанс с чьей-нибудь вынужденный, а, следовательно, обойдется без жертв. Кстати, о жертвах. Справедливости ради, надо отметить, нынешняя ситуация в Хогвартсе молодого мага вполне устраивала. Среди толпы вопящих безумцев довольно проблематично усмотреть одного тихого сумасшедшего, каковым по мнению окружающих и являлся Северус Снейп. К тому же директорское распоряжение проводить вечера в стенах факультетских гостиных значительно облегчало передвижения по школе. В теории, ученики должны были забаррикадироваться в спальнях и с ужасом трепетать перед лицом смертельной опасности, то бишь свобода передвижения по коридорам в кой-то веки обретала смысл. Но черт подери, в этой школе правилам не следовали даже сами правила. Вместо безжизненной пустыни Хогвартс напоминал межсезонную распродажу с оптовыми скидками на смерть. Удивительно, но умирать Снейпу не хотелось. Мир бы не вынес такой потери. Он бы лопнул от смеха. Интересно, а хотелось ли умирать Ивену Розье? Почему-то новая встреча с семикурсником Снейпа удивила. С момента событий в Хогсмиде прошло совсем немного времени, однако Снейп словно бы позабыл о том, что в этом мире помимо рвущихся сумок, летающих туда-сюда ступефаев и маньяков, убивающих школьников, существует что-то еще. Например, французские Пожиратели Смерти. — Благодарю за беспокойство, Розье. В одном ты прав, какая только дрянь сейчас не бродит по Хогвартсу… Тот же Поттер. И смерть. Хотя на их счет я бы не стал тревожиться. Как говорится, дурак дурака видит издалека. Вот пусть попробуют перегрызть глотку друг другу. Снейп усмехнулся и протянул руку за книгой. — В конце обязательно кто-нибудь умирает. Это закон жанра, не так ли? А про себя подумал: «Любопытно, имеет ли Розье отношение ко всем этим убийствам? – хмыкнул и добавил: - Да мне-то какая разница».
GameMaster: - Привет, ребята. Староста школы, мисс Ланфир Прайс, вообще-то не имела привычки появляться неожиданно. Тем более, в окружении серебристого тумана, вьющегося у ног полупрозрачными змейками. То есть, нет, поначалу оба слизеринца заметили почему-то туман, который не вполз, но появился будто из воздуха, как чье-то дыхание зимой. Рэйвенкловка улыбнулась, делая шаг вперед: в туфлях идеально аккуратной Ланфир что-то мерзко хлюпало, как болотная жижа. - Хотите ужинать, мальчики? - вкрадчиво спросила она. На коже девушки отчетливо проступали трупные пятна.
Evan Rosier: Ивен пожал плечами, возвращая Снейпу его книгу. - Зависит от жанра. Я не знаком с автором романа про мою жизнь, но надеюсь, у него на меня несколько иные планы, чем у того, кто писал историю Норстед. В уме Розье лениво прикидывал, стоит ли напомнить шестикурснику об их вчерашней встрече - сам Снейп, кажется, не собирался об этом говорить, а Ивен не хотел начинать подобный разговор, давая тем самым Северусу понять, что он хотя бы самую малость обеспокоен произошедшим. Еще и оттого, что сейчас это и правда на удивление слабо беспокоило Ивена: в уме расставляя приоритеты, слизеринец полагал, что переживать из-за о возможного разоблачения в данный момент не стоит, учитывая тот факт, что через какое-то время может выйти так, что и разоблачать будет некого. Последнее Ивен, естественно, считал столь же вероятным, как и неожиданную оккупацию Хогвартса легионами корнуэлльских пикси, однако нет события, вероятность которого равнялась бы нулю, а оттого некоторая возможность сыграть в ящик для Розье все же оставалась. Столь мизерная, что и годилась лишь для придумывания шуток про разоблачения и внезапную гибель, но все же. А потом Ивен почувствовал, как волосы на шее отчего-то встают дыбом, будто от холода или скрипа ножа по тарелке; чувство было настолько иррациональным, внезапным и неосознанным, что сам Розье успел удивиться непривычному ощущению... а потом взгляд его остановился на появившейся словно бы из ниоткуда Ланфир и удивляться Розье перестал. Вообще чему бы то ни было. Отчего-то француза не удивляли ни туман, что будто бы следовал за старостой, позволяя себе опережать ее на полшага; ни противный чавкающий звук, который издавали туфли Прайс при каждом шаге. Говорят, в таких случаях люди не понимают поначалу, что к чему - Ивен же удивительным образом сразу понял, что все это к худу и никак не к добру. Что сейчас произойдет что-то нехорошее. Возможно даже ужасное. Возможно, оно даже уже произошло. Розье не мог отвести взгляд от тошнотворных фиолетовых пятен на лице Ланфир - непонимание, шок и испуг, пролетев за какие-то сотые доли секунды, моментально сменились на еле сдерживаемую ярость. Она вела себя странно - возможно, напугана? Возможно, в шоке? Если только с Прайс что-то случилось... но сначала надо проверить, что это не иллюзия и не уловка неуловимого маньяка. Розье запустил руку в карман, нащупывая палочку. Взгляд его скользнул по шестикурснику - Ивен даже успел процедить: - Вали к дементорам. Прежде чем обратиться к Прайс. - Фир, - как ни старался Розье скрыть напряжение, оно отчетливо слышалось в голосе слизеринца, - что-то случилось? Откуда у тебя эти синяки?
Severus Snape: Согласно теории мирового заговора труд превратил человека в лошадь. Конечно, читающая публика в праве возразить, мол, все было не так и куда, спрашивается, делась обезьяна – эта естественная торговая марка эволюции, без которой всякая теория генезиса смотрится несколько облезлой и попахивает креационизмом? Ответим. Обезьяна появилась гораздо позже. Сказать точнее, обезьяна была всегда, просто до определенного момента обезьяна не знала, что она-то и есть то маленькое безвинное млекопитающее, на чью долю выпало самое интригующее приключение во вселенной – минуя тернистый путь видовой эмансипации однажды превратиться в лошадь. Началась эта грустная история с того, что как-то утром, подняв с земли палку, обезьяна подумала: «Ух ты, да с помощью этой штуки можно круто перевернуть мир!». И изобрела рычаг. Но рычага ей показалось мало, поэтому следом были изобретены огонь, колесо и телега, в последствии получившая название колесницы мирового прогресса. А дальше начались неприятности, потому что, как выяснилось, без рабочей силы телега – это простой кусок дерева, и совершенно не хочет прогрессировать. Откровенно говоря, история вышла чертовски путанной, зато с вполне предсказуемой моралью – чтобы круто перевернуть мир, надо пахать, пока не отбросишь копыта. И совсем неважно, что изначально ты никакая не лошадь, при необходимости обстоятельства превратят тебя даже в козла. Все только на благо прогресса. Снейп поморщился. Легко философствовать о светлом будущем, купаясь в лучах триумфа, а вот со дна выгребной ямы мир выглядит чуточку иначе, да и воняет так, что будь здоров. Северусу Снейпу не повезло, из всех разнообразнейших людских пороков ему достался самый малообещающий. Северус Снейп родился пессимистом и, завидев, свет в конце туннеля, судорожно сглатывал, ибо в его случае такой свет грозился ожогами третьей степени. Еще Снейп не верил в благие помыслы. Разумеется, он слышал известную байку о том, дескать благими помыслами выстлана дорога в ад, но дело было не в этом, дело было не в аде, дело было в пересадочном пункте. За свою доброту Снейпу очень не хотелось оказаться на кладбище. По счастью слизеринец был лишен глупых предрассудков и, делая людям добро, редко ожидал взаимности, что абсолютно не мешало ему требовать расплаты по долгам. Ивен Розье Снейпу задолжал. Если бы не своевременное появление шестикурсника тогда в Хогсмиде, томиться бы сейчас Пожирателю Смерти в мрачных застенках Аврората, жалобно доказывая мистеру Муди, что он-то никакой не Пожиратель Смерти, а всего лишь рьяный фанатик французского подиума, этой весной возведшего в ранг обязанности ношение изысканных черных балахонов. Однако платить по долгам Розье не спешил. И Снейп ждал, прекрасно помня, что долг красен не столько платежом, сколько процентами. Слизеринец мрачно улыбнулся, уже готовый парировать реплику семикурсника очередным едким замечанием, когда заметил Ланфир Прайс. Признаться, эта девушка всегда нравилась Снейпу. Нравилась абсолютно безвозмездно. Было в рейвенкловке что-то такое, что всякий раз при встрече с ней заставляло Северуса вспоминать сладкий аромат корицы и прочие атрибуты счастливого детства. Но поскольку счастливым детство Снейпа не было и свежей выпечкой никто его отроду не кормил, свои ассоциации Снейп связывал исключительно с тем фактом, что Ланфир умела очень хорошо готовить, радостно делясь плодами собственных кулинарных экспериментов с кем угодно, даже с Северусом Снейпом. Молодой маг хотел было приветливо помахать Ланфир, но вовремя одумался. На то имелось две причины: время и место. Слишком позднее время и слишком не подходящее место. И этот чавкающий звук. Снейп выхватил палочку. — Не будь болваном, Розье, — прошептал он, целясь прямо в грудь девушки. — Никакие это не синяки. Livores cadaverici – трупные пятна. Скажи, Ланфир, — тон Снейпа стал издевательским. — Ты умерла? А, быть может, ты вовсе не Ланфир. Я прав? На ответ Снейп не надеялся. Сдается, сегодня под капюшоном милой Красной Шапочки скрывался настоящий серый волк. При том с изрядно побитой шкурой.
GameMaster: Рейвенкловка отвечать закономерно не стала. Помолчала, потом открыла рот - демонстрируя длинные игольчатые зубы, испачканные какой-то черной гадостью. Туман на мгновение разошелся, стало понятно, отчего раздается такой звук при каждом ее шаге. Ноги неведомого чудовища - назвать это Ланфир было уже совершенно невозможно - были уже и не ноги вовсе, а два куска разлагающейся, раздувшейся плоти, прилипающие к каменному полу при каждом касании. - Я умерла сегодня днем, - пробулькала тварь, неожиданно проворно размахиваясь - длинные когти пропахали щеку Розье. Хлынула кровь. Северуса что-то схватило за лодыжку: из пола, залитого болотной жижей, вырастали мертвые руки, цепляясь за брюки слизеринцев, ногтями впиваясь в кожу и утягивая вниз.
Evan Rosier: Вообще-то Розье даже не знал, что его удивило больше: ужасное зрелище, которое предстало перед его глазами, когда разошелся этот непонятный туман, или Снейп, не исполнивший недвусмысленного указания Ивена и не отправившийся восвояси, когда ему велели. Впрочем раздумывать и сравнивать было некогда: у чудовища, которое атаковало слизеринцев, оказались исключительно острые когти; к тому же оно было куда как проворно и исключительно агрессивно настроено - Розье зашипел, хватаясь за щеку, и инстинктивно прянул назад, шарахаясь от монстра. Судьба все же тонко иронично: Ивен Розье, к своим семнадцати годам успевший если не по-настоящему устать от жизни, то во всяком случае вбить себе в голову, что он устал от жизни, большую часть свободного времени проводил в попытках эту самую скуку развеять. Он искал адреналина, риска и острых ощущений - что ж, сегодня острые ощущения нашли его сами; нежданно вышли на слизеринца прямо из темного коридора родной школы - и впервые по непонятной причине француз был им не рад. Более того - глядя на отвратительное существо, замершее перед ним, Ивен испытывал редкое для него желания обратить время вспять. Переиграть все это, как нелепый черновик, и исключить из "чистового" сценария вес этот ужасный эпизод с плотоядной Ланфир. Он искренне надеялся, что это морок. Он хотел бы верить, что это порождение твари, а не тело "умершей днем" рейвенкловской старосты, над которым чудовище надругалось и стало использовать его в качестве приманки. Он боялся - не за себя, а того, что могло произойти сегодня днем, и страх этот неожиданно превращался в ярость; ярость подхлестывала и придавала сил, ярость выжигала страх, оставляя только едкую злость и желание задушить чудовище собственными руками. - Ах ты... - негромко прошипел слизеринец, обрывая ругательство на полуфразе, - diffindo! Заклинание хлестнуло по руке, вцепившейся в лодыжку Снейпа, заставляя ту убраться и выпустить ногу шестикурсника, которого Ивен тут же схватил за плечо. - Ну что, Снейпи, мальчик мой... diffindo! - кисть, попытавшаяся было схватить француза за ногу отдернулась; Розье медленно отступал назад, утягивая за собой и Северуса, - так вот, Снейпи, если ты такой умный, тебе не след становится таким мертвым... Diffindo! Fumo! Облако дыма, вызванное Ивеном, на какое-то время скрыло их от монстра, давая Розье возможность договорить. - И так как бежать, очевидно, бесполезно, мы будем выжигать заразу, как в старые добрые средние века... Pyro!* Что бы это ни было, оно пожалеет - тысячу раз пожалеет о том, что посмело марать облик Ланфир. *на оценку
Severus Snape: Первопричиной всех катаклизмов, когда-либо сотрясавших Землю, является порванный сачок. Обыкновенный сачок для ловли насекомых, а конкретно бабочек. Потому что бабочки – самые коварные существа в галактике. Не в пример остальным насекомым на своих крылышках они переносят не только какие-то там заурядные бактериальные инфекции, но и настоящие хаотичные парадоксы, природа которых такова, что при ближайшем рассмотрении они могут дать в лоб даже признанным гениям от науки. Должно быть поэтому признанные гении от науки любят посвящать свободное время жуткой болезни лепидоптерофилии, таким образом отмщая всем детерминированным парадоксам вселенной и кое-каким представителям фауны, способным одним взмахом крыла снести к чертям собачьим целый континент. Совершенно верно. Если популяцию бабочек строго не контролировать, однажды бабочки уничтожат мир. И тут мы подошли вплотную к вопросу, сгубившему минимум три поколения ученых-энтомологов – как найти ту самую первую бабочку-зачинщицу и переломать ей крылья, чтобы другим неповадно было? Махать-то все горазд, а разгребать последствия никто не хочет. Северус Снейп шумно выдохнул. С эффектом бабочки он еще не сталкивался, но принцип домино был ему хорошо знаком. Суровый принцип домино высвобождал в неком объекте потенциальную энергию с долгоиграющим шквалом крайне взрывоопасных цепных реакций как-то: «правая нога -хрусть! пополам», «левая нога - хрусть! пополам» и «о, боже, уберите же наконец эту мерзкую голову с тротуара». В материальном мире полно духовных парадоксов, с большинством из них лучше не сталкиваться в темной подворотне. И в светлой тоже. Ужасные потусторонние силы редко когда интересует такая банальщина, как географическая локация, время суток и… да, собственно, ужасные потусторонние силы редко когда интересует что-либо, помимо возможности кого-нибудь сожрать. Механизм их действия донельзя прост – увидел в обозримом пространстве нечто шевелящееся – хватай, жуй, глотай, кишечник сам разберет был ты прав или поторопился. При всей своей заниженной самооценке Северус Снейп считал себя кем угодно, кроме ходячего полуфабриката. И если на то пошло, никогда не одобрял сыроедения, не одобрял категорически, если в качестве сырого продукта выступал он сам. Конечно, жизнь неоднократно пыталась переварить Северуса Снейпа, но так открыто… без обязательной прелюдии обмена колкостями. Снейп почти обиделся. Он мог простить любое посягательство на собственную персону, вплоть до желания превратить эту персону в пару сотен питательных калорий, но простить отсутствие элементарной вежливости… Увольте. Из каких бы глубин преисподней не вылезла эта тварь, ей бы стоило поучиться этикету прежде чем пытаться обидеть Северуса Снейпа. За метаморфозами псевдоЛанфир слизеринец наблюдал с любопытством. Трупный запах, трупные пятна, да хоть фонтаны гнилой слизи, идущие ртом, его отнюдь не впечатляли. Есть все-таки у любителя вечерком поковыряться в баночках со склизкой мерзостью некоторые преимущества – ваше воображение в конце концов становится таким непрошибаемым, что его легче покорить симпатичной открыткой на день рождения, чем целым полком чудовищ из астральных сфер. Зато в мертвых руках, хватающих вас за ноги, действительно было что-то отталкивающее. Скажем, то упорство, с каким они пытаются переломать вам кости. Северус взмахнул палочкой, однако Розье его опередил. Вот это уже заставляло задуматься. Молодой маг удивленно поднял брови и перевел взгляд на Ивена, не было в этом взгляде ни благодарности, ни намека на признательность. Точно таким же взглядом Снейп следил за трансформацией твари – скупое научное любопытство. — Хм-м-м, — протянул Снейп, высвобождаясь из хватки Розье. — Средневековые методы хороши, не отрицаю. Вдвойне хороши, подкрепленные античной тактикой. Разделяй и властвуй, Розье. Разделяй и властвуй! Lacero!* — Снейп усмехнулся. Немного импровизации не повредит. — Sectumsempra!* Снейп понятия не имел, как на тварь подействует «lacero», по его мнению только усиленное «sectumsempra», но очень надеялся, что тварь пусть и не порвет на куски, то изрядно потреплет. Выжигать заразу, разумеется, весьма умно, хотя выжигать по кусочкам – продуктивнее. Снейп приготовился нападать. _______ * оценить
Leonard Rosier: Леонард, кажется, тысячу лет не был в альма матер. И, спроси его кто, не был бы еще столько же. Не потому, что его студенческие годы были какими-то особенно паршивыми, совсем наоборот - просто есть вещи, которые кончаются и потом их не хочется возвращать назад. Они прекрасные еще и тем, что они прошли. И была еще одна причина, по которой ему совсем не хотелось навещать замок. Причина эта звалась Ивеном, носила его фамилию и была как две капли воды похожа... нет, не на него. На собственного деда, но думать об этом лишний раз Леонард не хотел, поскольку тут же осознавал всю глубину и длительность собственного идиотизма. А это, к слову, уже отвратительно. А еще он, прибыв, чтобы сопроводить Друэллу домой, как и обещал, вдруг осознал, что понятия не имеет, где сестра. У Директора ее очевидно не было - старшему Розье уже сообщили, что тот занят беседой с аврорами - а где взволнованная мать изволить расспрашивать дочерей, это только Моргане ведомо. Намерив не одну милю по коридорам, Леонард, кроме всего, понял, что если не заблудился, то близок к этому - ибо совершенно не помнит, как из этой части замка добраться до комнаты трофеев, где он и собирался провести время в воспоминаниях и ожидании сестры. - Какой ты стал представительный джентльмен, Леонард, - мило проворковала пожилая ведьма с портрета. Розье с улыбкой поклонился: - Благодарю, мадам Иветта. Что нового в Школе? - Ох, - та прижала руки к груди, - в Школе ужас, Леонард! Настоящий ужас! куда катится мир, вы были такими милыми сорванцами, а сейчас здесь настоящая война и древние твари, и трупы, и... - Прошу прощения, - мягко вклинился Розье, без зазрения совести пользуясь тем, что его голос вызывает даже у нарисованных женщин какой-то легкий ступор, - мадам, я вас верно понял. Твари? Трупы? Слышать это было одновременно странно и... ну, в общем, француз мало значения придал сказанному. Мало ли какой бред придет в голову картине, которая висит здесь уже не первое столетие. Даме скучно, вот она и выдумала - по правде говоря, поначалу искренний страх в ее голосе вызвал такой же у Леонарда. На короткое мгновение. А затем пришло раздражение - ну ладно, ей можно, но ты-то, идиот... - Уже столько детей убили, Леонард, ты не представляешь, и трех девочек... и мальчика, - продолжала причитать мадам Иветта. Лицо Розье надо было видеть. - Какого ...мальчика? - еще более мягко спросил он, под шевеление волос на затылке вспоминая, что очень давно не получал новых вестей о выходках Ивена. - Ой, ты его не знаешь, - отмахнулась ведьма, - но такой ужас, такой ужас... Леонард поспешил откланяться. Дальше по коридору он шел, размышляя о том, что не прочь бы уже и сам зайти к Директору. Задать пару вопросов о трупах и тварях, а еще об убитых мальчиках и девочках. Леонард, в отличие от коллеги Абраксаса, признавал, что в мире некоторые вещи могут быть вне его контроля, но это не означало, что француз испытывает от этого какое-то удовольствие. И, дементор побери, ссора с сыном не означала того, что Розье желал наследнику смерти. Если, конечно, старая леди в своем уме и говорила правду, а не рассказывала обычные байки портретов. Подтверждение этому, как водится, ждало Розье за углом. Прокашлявшись и отмахнувшись палочкой от наполняющего коридор дыма, Леонард было уже порадовался возможности нормально дышать, но тут же понял, что радость его была преждевременна. Потому что зрелище, что предстало перед его глазами было... по меньшей мере бредовым. Настолько бредовым, что в какой-то момент почтенный джентльмен даже усомнился, чай ли он пил за завтраком, а если нет - то почему действие этого странного состава настолько отложено. И где, дементора в душу мать, теперь берут такую траву? И почем? Если Адрианна решила сжить мужа со свету, то могла хотя бы согласовать с ним траты... Посреди коридора имело место какое-то черное булькающее болото, из которого росли не камыши, как положено болотам, а руки. Руки были мертвые, но при этом для мертвых очень резвые, судя по тому, как они хватали за ноги двух пока успешно отбивающихся от них студентов. А еще там была тварь в ошметках рейвенкловской девичьей формы. когда-то, возможно, она выглядела очень красивой девушкой - но сейчас жто было похоже на труп умершего от проказы. Над которым, к тому же, надругались, навтыкав в рот иголок. Прежде, чем Леонард что-то успел понять, в коридоре характерно полыхнуло, потом не менее характерно грохнуло - во все стороны полетели ошметки: он едва успел отмахнуться, защитившись невербальным "Defendo", а уже потом проморгался, рассмотрев студентов. И улыбнулся. Нет, почему-то Розье подумал вовсе не о том, что он вовремя. И не о том, что успел хотя бы попытаться защитить сына - как положено нормальному отцу, а не болвану, которым он все эти годы был. Он подумал, что так красиво оперировать Pyro может только его наследник. Это семейное. Второй юноша, насмотря на свой странный вид, тоже колдовал весьма достойно, а последнее заклинание... - Eximate!* - Леонард заклинания никогда не выкрикивал. Он говорил спокойно, направив палочку на тварь... хотя, чего уж там, свободная рука дрогнула - больше от сомнения, не спит ли он и правда, - доброго дня, молодые люди. Твою... Pyro!* Последнее адресовалось одной из рук, не преминувшей вцепиться в новые брюки старшего Розье.
GameMaster: Происшествие в коридоре стремительно начинало напоминать магические войны древности - ошметки мертвой плоти, которая тут же прямо на полу растворялась в черной жиже, вспышка огня, дым и мерзкое хлюпанье импровизированного болота под ногами. Тварь, впрочем, не ревела, как полагается хорошему дракону, а хихикала и говорила. Она говорила, что сделала с Ланфир Прайс, а потом с Артемисией Элфорд. И с Лили Эванс. и еще - обещала сделать с Эйлин Снейп, когда доберется до нее, а это будет очень скоро. И говорила она исключительно тошнотворные вещи. Огненное проклятие Ивена выжгло вокруг слизеринцев достаточно большую зону, свободную от рук и грязи - которая тут же снова заполнилась черной жижей, но руки уже не рисковали. Проклятие Северуса разворотило твари грудную клетку, и оттуда было выпал клубок щупалец, но тут чудовище с отвратительным звуком шлепнулось о стену от заклинания Леонарда. Оно стекло вниз и растеклось еще одной лужей, из которой тут же восстала... кукла. Обычная фарфоровая кукла. Дорогая, большая, в красивом кружевном платьице. - Ма-ма, - сказала кукла. И перекинулась в оборотня, который лапой сшиб в грязь Ивена и прыгнул на Снейпа. Тем временем, появившиеся из жижи щупальца обвились вокруг ног Леонарда и он ощутил, что пол под ним больше не твердый - его засасывает в это болото.
Evan Rosier: Снейп оказывался не бесполезным балластом, и это не могло не радовать - во всяком случае, вселяло надежду на то, что вдвоем они смогут потянуть время настолько, чтобы понять наконец, каким же способом можно победить это существо. Нельзя сказать, что стаж использования Ивеном непростительных заклятий был так уж велик, однако в силу определенных причин время от времени ему приходилось их использовать, а уж "pyro" числилось среди любимый заклинаний младшего Розье не только оттого, что оно было равно эффектно и эффективно, но и от простой и преданной любви к огню... и, надо сказать, француз не видел еще предмета, которому удавалось бы пережить превращение в огонь. Именно превращения: "pyro" оказывалось еще и тем замечательно, что оно не поджигало предмет, но превращало его в пламя, а значит, способно было уничтожить даже завдомо невоспламеняемые вещи (помнится, Ивен мог как-то развлекался, заставляя гореть воду в стакане... а потом пытался потушит стакан, стол и занавеску, которую подпалило во время эксперимента). Злой волшебный огонь уничтожал все на своем пути - и Ивен, с затаенной усмешкой, ждал, когда же тварь осознает, что для нее все кончено... да так и не дождался. Его любимое заклинание не подействовало - тварь, кажется, была зла, но ничуть не испугана; перемежая мерзкий шепот с истерическим хихиканьем она мстительно рассказывала Ивену, что и как она сотворила с Ланфир и как потом поймала Арти - а пораженный Розье слушал вполуха, пытаясь понять, отчего дало осечку любимое оружие. Для "pyro" не существует невоспламеняемых вещей - "pyro" способно уничтожить совершенно любой материальный объект, независимо от того, из какого вещества он состоит. Заклинание можно отразить, но с трудом, а иначе спасения от него нет, если, конечно... Ивен вдруг скривил губы в злой усмешке. Если, конечно, ты материален. И судя по иммунности тела чудовища к волшебному огню, то тело Ланфир оказывалось всего лишь иллюзией, а рассказы об ужасах, которые сотворила с ней тварь - всего лишь попыткой запугать Розье. Собственно, чудовище, тут е сменившее форму, больше и не скрывалось под личиной старосты школы - это было хорошей новостью, и слизеринец искренне надеялся, что его выводы оказывались равно справедливы относительно Арти. Плохой новостью было то, что с нематериальным существом довольно сложно сражаться - хотя у Ивена уже была пара идей, которые он собирался претворить в жизнь и уже вскинул палочку, как вдруг с противоположной стороны явился тот, кого младший Розье сейчас ждал менее всего - и кого, честно говоря, в первый момент принял за очередное порождение кошмара. - Леонард? - Ивен выпрямился, удивленно хмурясь. - Что ты здесь делаешь? "Папой" слизеринец не называл отца с тех пор, как начал произносить слова осознанно, а "отцом" перестал звать со времени того достопамятного скандала с наследством. В конце концов, Леонард так упорно доказывал, что Ивен не его сын, что Ивен просто не мог не сделать приятное... мужу матери. Однако время для удивления Розье выбрал не самое удобное, за что немедленно поплатился: он пропустил бросок неведомо откуда взявшегося оборотня, который мощным ударом сбил слизеринца с ног - Ивен покатился по каменному полу и ударился о стену; кашляя, приподнялся на руке лишь для того, чтобы увидеть, как тварь напала теперь уже на Снейпа. Нематериальная нематериальной, а удар был куда как силен. Чему же верить? - Riddiculus! - в голову настойчиво лезло это дурацкое заклинание, отпугивающее безобидного, по сути, но довольно неприятного паразита, однако понимая, что против подобного существа его применять как-то глупо Ивен все же решил подкрепить свои действия чем-то более веским, а заодно и оттолкнуть оборотня от Снейпа. - Repello!
Severus Snape: Если вы собираетесь возложить на свои плечи груз ответственности – берите сразу оптовою партию, будьте уверены, так вы точно не прогадаете, а повезет с ростовщиком получите в сувенир какую-нибудь бесполезную, но приятную мелочь – фарфорового слона или пару новеньких блестящих галош. В хозяйстве пригодится все, особенно то, что в кратчайшие сроки можно скинуть в узел, забросить на спину и при случае дать молниеносного драпа. А случай обязательно подвернется, потому что груз ответственности – груз скоропортящийся, он протухает в считанные секунды, распространяя такой запах, что на него тут же слетаются все окрестные падальщики, санэпидемиологи и блюстители морали – да будет вам известно, люди с самым чутким обонянием и самым крепким душком. Груз ответственности не каждому по силам и еще меньшим по способностям, зато очень многим по вкусу. Физиономия Северуса Снейпа брезгливо скривилась. Чем тащить груз ответственности, тем более за чужие жизни, лучше волочь собственный, пусть неподъемный и все же такой родной крест. Однако временами и в Северусе Снейпе просыпался настоящий герой. Правда, этот герой, как полагается всякому герою после долгой летаргической спячки, сперва громко, сугубо по-мужски матюкался, скреб идейный плацдарм затылка и лишь окончательно убедившись, что все происходящее не сон, начинал медленно, исподтишка разведывать окружающую обстановку. Сам Снейп в это время функционировал на автомате, позволяя рефлексам брать верх над инстинктами. В первых рядах гиб инстинкт самосохранения. Снейп понятия не имел, откуда у него взялась эта убийственная черта, столкнувшись с реальной угрозой (не какими-нибудь там паршивыми гриффиндорцами, хотя и с ними тоже), драться до последней капли крови – своей или вражеской, - попутно силясь защитить ближайших… нет, упаси Салазар, союзников у Снейпа не было… ближайших, допустим, компаньонов, ну или попавшихся под руку идиотов. Назвать Ивена Розье идиотом не поворачивался язык. Сражался он умело, но чересчур наиграно, красуясь, словно мечтал поразить тварь не столько магическим навыком, сколько неподражаемым умением сжимать палочку так нежно и так аккуратно, будто это не палочка вовсе, а хрупкая ладошка прекрасной леди; и он сейчас отнюдь не сражается, а кружится в вальсе. Шаг, поворот, книксен… хм, пожалуй, все-таки без книксенов. И слава Салазару. Вот оно – точное определение тактики боя Ивена Розье – танец. Снейп природной грацией не обладал и модным танцам обучен не был, его движения казались резкими и порывистыми, он скорее жонглировал. И жонглировал весьма не дурно. Жонглировал бы дурно – давно бы помер. С Розье они составляли неплохую пару, да только близость таких выдающихся талантов поганую хогвартскую гадину почему-то не впечатляло, и по всем признакам она совершенно не планировала сдыхать, что лишний раз подчеркивало ее тотальную безмозглость: погибнуть от руки мастера – это ли не мечта всякой инфернальной сволочи? Впрочем, даже если и так, местное чудо, видимо, плохо учило историю, особенно часть, содержащую некрологи. Заклинания слизеринцев рвали, жгли, рубили, а тварь продолжала нападать. Теперь уже низко и недостойно. Правда, половину тех страстей, которые тварь сулила Эйлин Принц Снейп не отказался бы проделать с материю собственноручно. Не все, конечно. Далеко не все. Но парочку новых методов извращенных пыток он пообещал себе запомнить и взять на вооружение. Когда-нибудь, даст Салазар, он ими обязательно воспользуется. Ох, как воспользуется… Замечтавшись, Снейп не заметил появления третьего действующего лица – высокого господина в дорогом костюме и с такой потрясающей манерой колдовать через чью-то мать, что Снейп не мог не восхититься. Боже правый, какое искусство сочетать в одной фразе «pyro» и женщин. До таких высот Снейпу было расти и расти. А Розье, сдается, новоприбывшего знал, знал и его имя «Леонард». Думается, именно таким было второе имя самого Ивена. «Отец? — подумал Снейп. — Они не похожи…» И пока тщился в уме сопоставить все возможные комбинации сочетания пестиков и тычинок, должные привести к возникновению таких не похожих друг на друга родственников, пропустил очередную трансформацию бестии. На сей раз – о, ужас! – в оборотня. Весь кошмар ситуации Снейп осознал лишь в тот момент, когда тварь, совершив не вполне удачную атаку на Ивена, бросилась на него самого и сбила с ног. Снейп рухнул на пол под тяжестью оборотня и смертельно побледнел. Этот урок он уже проходил, потому, ощутив на лице знакомое отвратное дыхание, действовал решительно. Надо отметить, идею подал Розье. Снейп всего-то чуточку усовершенствовал. Из всех сил отталкивая оборотня от себя, Северус направил палочку прямо в ухо зверюги – та почти соприкоснулась с шерстью-не шерстью… пусть будет шерстью и… — Expecto Patronum*! — хрипло крикнул он, для убедительности прибавив. — Reducto*! На миг Снейпу стало очень смешно: он представил, как из развороченного черепа гадины выскакивает изящная большеглазая лань, с ног до безрогой головы забрызганная кишками и кровью. Оставалось молиться, чтобы заклинание подействовало. Иначе кишки будут его – Северуса Снейпа. ______ * оценить
Leonard Rosier: *да, я халтурщик а это, считайте, что мастерский пост) Если бы старший Розье знал, что у его ораторского таланта появится преданный почитатель, он бы несомненно попридержал язык - а заодно и талант. Но увы, он этого не знал, а потому от тяжких моральных повреждений при виде по колено ушедших в трясину собственных ног, на трех языках, которые знал, выразил все, что думает о ситуации - в шести тщательно подобранных коротких фразах, в которых цензурными были только были предлоги и - относительно - упоминания матери японского дементора, вступавшей в запрещенную законом и осуждаемую моралью связь с флоббер-червем. Фразы эти на середине прервались трижды: заклинаниями "Finite", "Exhaurio" и уже откровенно злобным "Levio", вздернувшим Леонарда в воздух и заставившим висеть на манер воздушного шарика. Впрочем, маг тут же снова встал на ноги - а точнее, на покрывшуюся коркой черную грязь. Нет, он искренне хотел бы ответить на вопрос сына, но кто бы ему самому дал ответ. И правда, что он здесь делает? Пытается вступить в схватку с какой-то непонятной тварью, которая словно вылезла из чьего-то бреда - причем, явно нетрезвого, потому что такое без определенного рода веществ не выдумаешь. Понять, что здесь происходит, Леонард уже не стремился, он еще в самом начале понял, что это бесполезно. Тем временем абсурд достиг апогея, старший Розье едва успел вскинуть палочку для финального "Lacero", когда удачно получил случай лицезреть оборотня в розовой пижаме и тапочках с помпонами. Впрочем, юмора в этом было как-то не слишком много, твари тоже он смешным не показался, как и последующий удар об стену после "Repello", а потому Ивен, и так лежащий на полу с неестественно вывернутой рукой, получил страшный удар лапой, отбросивший слизеринца к стене: с каким-то неестественным шлепком. Перед этим досталось и второму студенту - тварь пропахала его когтями по груди, оставляя довольно глубокие рваные раны, но быстро бросила ради новой игрушки. - Ах ты, с...волочь, - тихо, но с чувством сообщил твари Леонард, вскидывая палочку. Первым все равно успел патронус темноволосого слизеринца - серебристая лань отчаянно била оборотня копытами, пока в него не слетело следующее заклинание. Два. Заклинания. "Reducto" и разрывающее проклятие при перекрестной реакции способны прямо-таки на невероятные вещи. Например, размазать чью-либо физическую оболочку ровным слоем по близлежащим поверхностям - что и случилось с оборотнем. Леонард было выдохнул, когда почувствовал какое-то движение за спиной - и только та самая реакция, которой он славился еще с молодых лет, умогла уберечь его от зубов полуразложившегося трупа отца, который всерьез вознамерился перегрызть ему шею. Впрочем, от объятий этого же трупа, мало напоминающих отеческие, не спасла и она: оба покатились по полу.
Evan Rosier: "Riddiculus" подействовало именно так, как Ивен и предполагал, но вовсе не так, как того французу бы хотелось - хотя надежда победить эту непонятную тварь при помощи заклинания против боггартов выглядела, пожалуй, даже более абсурдно и жалко, чем попытка завалить дракона, вооружившись при этом одной десертной вилкой. Но если следовать философии всяких дегенератов и искать хорошее там, где его заведомо нет, то Ивен на короткое мгновение оказался вознагражден зрелищем оборотня в розовой пижаме с маленькими фениксами и в пушистых домашних тапочках - помнится, именно так Демоны еще курсе на третьем представляли костюм, в котором их дражайший директор отходит ко сну. Розье даже успел подумать, что, пожалуй, оборотню он идет даже больше, чем директору... а потом осознал, что опирается на сломанную руку. Именно осознал, а не почувствовал: опустив глаза, слизеринец понял, что рука его вывернута под каким-то неестественным для нормального человека углом, и что красное пятно, расползающееся по рукаву - это, наверное, неспроста. Конечно, историй из разряда "как я ходил со сломанными ногами" Ивен потом рассказывать не смог бы, зато травить байки о том, как он опирался на сломанную руку - вполне. Если выживет, конечно. Боль пришла несколькими мгновениями позже - зато такая, что в переломе сомневаться не приходилось - у Ивена в горле благополучно застряло витиеватое французское ругательство, и Розье стоило усилий, чтобы сдержать совсем не мужественный стон... вот только все его усилия пошли прахом, когда слизеринца настиг сокрушительный удар в грудь. Ивена подкинуло в воздух и швырнуло об стену; от удара затылком в глазах вспыхнули разноцветные искры; удар безумной болью отозвался в сломанной руке, и Розье готов был поклясться, что слышал хруст - вот только что ему "посчастливилось" сломать на этот раз, слизеринец так и не разобрал: он был занят медленным сползанием по стене, и не различавшему в данный момент бред и явь Ивену казалось, будто его окатили ведром чистейшей жидкой боли, и теперь она медленно стекает по волосам, заливается за ворот рубашки, выливается из рукавов и течет по пояснице... Розье медленно осел на пол, роняя голову на грудь. Мысль о том, что умереть в семнадцать лет от руки - пардон, лапы - оборотня в пижаме, встреченного в коридорах родной школы, была какой-то вялой и усталой, как, впрочем, и мысль о том, что умирать раньше срока вообще как-то не комильфо. Помимо того, что это больно, это еще и навсегда, к тому же шотландец (хоть он и сволочь порядочная), наверное, расстроится. Люциус тоже, пожалуй, на время забудет, что при жизни называл друга "бездарным лягушатником", и даже рыжий псих, может, взгрустнет в компании одного-двух своих невидимых друзей... и еще Арти будет плакать. И Ланфир, наверное. Ивен медленно моргнул и здоровой рукой медленно сжал палочку, которую по счастью не выпустил ни во время полета, ни даже после столкновения со стеной. А еще нельзя давать Снейпу с Леонардом - и особенно последнему - радости узреть смертный час Ивена Розье. Где угодно, как угодно, но только ни на глазах у шестикурсника с немытой головой и у человека, который так горячо не желал появления Ивена на свет. И еще - Арти не должна плакать. Арти, Арти... Розье зажмурился и, упорно стараясь игнорировать боль в избитом теле, попытался вызвать в памяти события этой ночи: золото волос, шелк кожи, жар прикосновений и ощущение удивительной правильности происходящего, хотя при взгляде со стороны все казалось более чем неправильным. Но когда Розье с Лермонтом думали о взглядах со стороны? Снейп считал Ивена позером - о да, он не ошибался ни в чем, потому что француз действительно им был - но сейчас, переломанный и побитый, вытягивавший дрожащей рукой палочку, Розье даже и не думал красоваться, хриплым голосом произнося два слова заклинания - кажется, единственного, что оказалось более или менее действенным: - Expecto Patronum!* Потому что даже Розье нелегко было красоваться и одновременно сдерживать подступающую тошноту.
Severus Snape: В каждой правде есть доля правды. Не считая, конечно, искусственных добавок и усилителей вкуса. Процентная доля правды в правде, как правило, невелика, но ее вполне достаточно, чтобы испортить вам аппетит. Это настоящее блюдо для гурманов, правду необходимо подавать охлажденной и без столовых приборов, потому что всякий столовый прибор может быть использован против вас в качестве аргумента – в споре, насколько известно, тем более в споре за правду, все средства хороши, особенное подручные. Употребляя правду тоже следует придерживаться кое-какой техники безопасности – вот скажем, есть медленно и ни в коем случае не пытаться заглотить кусок побольше. В отличие ото лжи правда плохо переваривается, раздражает слизистую желудка и норовит застрять в горле, хотя костей у нее и нет. Зато на ваши кости у правды всегда найдется парочка планов, далеких от истины, но близких кулинарии – самое вкусное мясо готовится на ребрышках. Северус Снейп стиснул зубы. В его организме было катастрофически мало мясо, однако с недавних пор там появилось очень, очень много боли, и эта боль, вспоротая когтями идиотского оборотня, кровавыми струями брызнула по сторонам. Правда жизни такова, что любая боль рано или поздно вырвется наружу, хорошо, когда ее примеру не следуют кишки. Снейп молча выругался и схватился за грудь. В детстве, когда Северус был маленьким и глупым, ему нередко доводилось играть с соседними детьми в войну; в этой игре Снейпу отводилась почетная роль полигона, по которому четким, слаженным шагом истинных борцов за справедливость маршировали все дворовые мальчишки, девчонки и даже несколько взрослых. Уже тогда Снейп понял, что любую боль можно перетерпеть – главное вовремя наложить швы. Затем Снейп подрос и осознал – нет, не любую боль можно перетерпеть, и в комплект к швам обязательно должен входить кляп. Сейчас шестикурснику было не столько больно, сколько обидно. Согласитесь, довольно неприятно оказаться сожранным существом, полагающим лучшей униформой для ведения военных действий какую-то там едва ли не старушечью пижаму; а еще все эта история начинала попахивать сюрреализмом. Сюрреализм Северусу не нравился, его жизнь и так казалась слишком абстрактной штуковиной, зачем превращать ее в фарс? Жизнь. Вот чего Северусу Снейпу хотелось сильнее всего в мире. Теперь ему было уже не до сладостного позерства, когда правда жизни ставит вас перед лицом с правдой смерти, вы начинаете смутно догадываться, что злобная усмешка судьбы все-таки посимпатичнее голого оскала черепа, и вопреки здравому смыслу бросаетесь в бой защищать такие ценности, чье существование до сего момента и вовсе полагали абсурдом – допустим, «за честь», «за жизнь» и «за папу», при том папу чужого, впрочем, поддержки от сына собственного едва ли способного дождаться. Снейп перестал обращать внимание на жгучую боль в груди. В конце концов, если что-то болит, значит, есть чему болеть. А это минимум повод для радости. Судя по тому, какая бледность покрыла эталонно французское лицо Ивена Розье – семикурснику досталось крепче всех. Кажется, он сломал руку и был близок к потере сознания. Может, да – может, нет. Снейпу выяснять не хотелось. Куда сильнее его интересовал Розье Леонард, столь колоритно катавшийся по полу в обнимку с гнилым, весьма злобного вида, но не утратившим какого-то противоестественного сходства с Розье-младшим трупом. Сдается, неведомая тварь испытывала прямо-таки библейскую слабость к семейству Розье. Снейп почувствовал укол завести. Ему почему-то достался только убогий оборотень и то недоделанный. Нехорошо обижать Северуса Снейпа… Слизеринец покрепче сжал палочку. Из-за потери крови его мутило и колени неприятно подрагивали, но мысли стали удивительно четкими. Кажется, для озарения действительно надо добросовестно приложиться головой об пол – всю дурь выбьет. Северус на мгновение зажмурился, старательно припоминая самое светлое, самое доброе, самое прекрасное воспоминание в своей отвратительно темной, отвратительно мерзкой, отвратительно отвратительной жизни, и громко, четко, ясно… скороговоркой выпалил: — Levio!* — если ему хватит умения, чудовище отлетит от Розье-старшего на безопасное расстояние и тогда можно будет выкрикнуть: — Insineratius!* И наблюдать, как тварь пожирает огненный кокон. Напрасно маги всего мира считали, будто бы светлые воспоминания хороши исключительно для вызова патронуса – никогда прежде волшебный мир не слышал черномагического «insineratius», произнесенного таким бодрым, таким счастливым, таким полным радости голосом, каким произнес его Снейп. Слизеринца аж пошатнуло.
Leonard Rosier: Леонард привык думать, что ничего не боится. Ну, кроме привычных, нормальных, человеческих вещей, вроде падения курса британского галеона, пропустить начинающего, но гениального писателя и смерти от старости в маразме и параличе. Он фатально ошибался. И нет, виной тому был вовсе не труп отца - ужасающе реалистичный, скользкий и вонючий настолько, что кишки наизнанку выворачивало. Он вообще был слишком настоящим, чтобы пугать. Старшего Розье пугали несколько более абстрактные вещи. Или вот такое. Все-таки удивительно большая разница между тем, как шлепается о стену тело незнакомого тебе человека, которого ты пришел зачем-то убить - и тем же звуком, что издает тело твоего сына. с неестественно вывернутой рукой, вот так если немного еще попаниковать, то можно навоображать себе торчащий обломок кости. До этого момента Леонард понятия не имел, что такое скручивающий все внутри ужас. Серебряный ястреб, спикировавший на оборотня, продемонстрировал, что Ивен хотя бы жив - но мгновение спустя оборотень уже перестал существовать в реальном мире, зато в мир стремительно ворвалась адская вонь от трупа. Наверное, это должно было ввергнуть его в ступор, но от бешенства старший Розье уже ничего не видел, не воспринимал и не хотел осознавать, твердо вознамерившись вручную расколотить череп проклятой твари, которую уже с одной стороны рвал ястреб, а с другой... Вонючую мерзость оторвало от Розье вместе с пальцами мерзости и куском рубашки, а потом труп загорелся. -...sinerate! - донеслось из-за плеча, Леонард глянул в ту сторону и мелком удивился, до чего вдохновенное лицо было у второго юноши. Тело между тем вспыхнуло и осыпалось черными хлопьями на пол, прямо в стремительно впитывающуюся в камни грязь, которая словно живая, сползла на пол с одежды всех троих. В коридоре воцарилась тишина. Туман пропал: возможно, тварь затаилась перед новым броском. А возможно, она просто не привыкла к такому сопротивлению и решила покинуть поле боя, в любом случае, ждать, когда она решит вернуться, было в высшей степени глупо. - Благодарю, молодой человек, - кивнул Леонард. Без ярко выраженной благодарности, но вполне - как один занятой человек другому. Принято, оценено, сочтемся. Мужчина опустил взгляд на немилосердно ноющую руку: ну кто бы мог подумать. Сегодня просто день переломов. Боль, словно дожидаясь момента, мгновенно выросла, отвратительно пульсируя - левой рукой Леонард подхватил из немеющих пальцев палочку и направил на сына, поднимая того в воздух. Все три героя коридорной битвы выглядели просто прекрасно. И конечно, совсем не пострадали, хоть сейчас на памятник: что переломанного со свех сторон Ивена, что второго молодого человека с рваными ранами на груди - и ведь стоит же еще! - что самого старшего в компании, очевидно исполняющего роль Мерлина при Артуре и Ланселоте. В драной рубашке, ошметках костюма и, слава Моргане, не осознавшему пока, что потерял запонку. - Нам всем срочно нужно в лазарет, - устало резюмировал Леонард, поднимая палочку левой рукой. Левой рукой он решился колдовать только остановку крови: Ивену и его... соратнику. Чтобы второй хотя бы дошел до медсестры, а первый - дожил до нее же. Кажется, он сейчас поседеет.
Severus Snape: Исключения подтверждают правила, но не окупают издержки производства. Самый высокий коэффициент выбраковки товара наблюдается как раз в правилообразовательной среде. Всякий, кому доводилось коротать вечерок-другой за штудированием около философских трактатов рано или поздно сталкивался с реминисцентным оккозионализмом – на каждое добротное исключение обязательно найдется фунт никудышных правил. Так срабатывает закон пропорциональности, гласящий что «для соблюдения пропорций в конструктивной геометрии, а именно геометрии тел необходимо строго следовать принципу «семь раз отмерь, один отрежь», ну а если в процессе обрезания хватил лишней плоти – обязательно пришей какой-нибудь козе баян и выпусти на волю». Равновесие непременно восторжествует само собой, хотя бы с целью не прогнуться под столь сложной конструкцией. Да, небесная канцелярия широко прибегает к услугам козлов, в частности разводит на всякие глупости. Видимо, поэтому у козлов такой скверный характер: все же есть в статусе вольноотпущенного баяноносца что-то неприятное. Но это правила, теперь поговорим об исключениях. Иногда случается так, что козел с баяном становится не просто козлом с баяном, а известным музыкантом или даже полководцем. Все зависит от умения в нужный момент нажать на нужную клавишу. И тогда мир несомненно запляшет под твою дудку, вернее баян. Северус Снейп медленно опустил палочку. Идеально подходивший для роли серого козла, он только что почувствовал себя настоящим золотым тельцом. Заклинание слизеринца сработало не просто прекрасно, оно сработало как надо. Между прекрасно сработанным заклинанием и заклинанием сработанным «как надо» лежит целая пропасть, в которую очень легко провалиться, потому что самое прекрасное заклинание в теории на практике чаще всего бьет куда попало, а вот кривое и косое – прямо в яблочко. Тут важно не бояться экспериментировать. Снейп проявил смекалку и не прогадал. Смекалка Северуса Снейпа заслуживала отдельного, красочно оформленного книжного издания и могла быть использована следующими поколениями как пособие по быстрому и качественному суициду. Любое дело в руках Снейпа взрывалось в лицо. Существует вероятность, что в момент планирования семьи Эйлин Принц ненароком вмешалась в планы некого Бога, за что была проклята до седьмого колена, а ее наследники – до седьмого курса. Снейп учился на шестом и не сомневался: дальше будет хуже. С другой стороны в таланте превращать вино в огонь были и свои преимущества. Еще никогда Снейп не видел такого восхитительного пламени. Труп горел крайне зажигательно. Молодой маг, опустошенный последним заклинанием, за эффектным зрелищем следил уже как-то без энтузиазма. Лицо его начало бледнеть и впервые в жизни, Снейп с гордостью отметил, что в чем-то все-таки превзошел Ивена Розье (не считая магического таланта, разумеется). Лицо француза пусть и выглядело бледным, до классической снейповской желтизны ему было ой как далеко. На ногах Северус, похоже, держался чудом, но поскольку нормальная человеческая гравитация чудес не одобряла, стоять ему оставалось не долго. Заклинания Розье-старшего шестикурсник не расслышал. Он понял, что кровь из груди больше не хлещет и все. В первое мгновение Снейпу захотелось ответить господину Розье таким же сдержанным, ничего не выражающим кивком, однако Снейп вдруг осознал, что перед его глазами уже не два Розье, а примерно восемь. Едва ли даже славное семейство Розье умело размножаться с такой пугающей интенсивностью, следовательно, проблема в его, Снейпа, зрении. Точнее в его прогрессирующем отсутствии. — Да, лазарет, — согласился Северус, изображая нечто, напоминающее шейный спазм. — Весьма своевременная мысль. Больше ему сказать было нечего. Сегодня Снейп отлично поработал и героем, и злодеем и самым обыкновенны козлом. Поработал и хватит. Сейчас этому удивительному паноптикуму более всего хотелось в отпуск. На волю. Но можно и в лазарет.
полная версия страницы