Форум » Архив «Lumiere-77» » На пороге осени » Ответить
На пороге осени
Lauren Lewis: Дата: 31 августа 1976 года. Место: дом Раймонда де Вриза, Лондон. Участники: Lauren Lewis & Raymond de Vries. События имели место быть в прошлом. Она по-прежнему доктор, зато он больше не министерский служащий.
Ответов - 21, стр:
1 2 All
Lauren Lewis: ...в настроение как-то оно было сюда... Дождь. О Лондонском дожде давно пора было слагать легенды. Осень ещё не началась, но под конец лета зарядили такие дожди, что Лорин уже и забыла, когда в последний раз видела солнце над Лондоном. Да и не до солнца ей сейчас было, надо признаться. Сегодня доктор Льюис столкнулась аж сразу с двумя случаями, которые можно было назвать наисложнейшими за всю её карьеру колдомедика. В итоге одну пациентку удалось спасти, после чего благодарный и счастливый муж этой самой пациентки на радостях вручил Лорин бутылку какого-то коллекционного вина, Мерлин знает какого года выдержки, сообщив, что доктор непременно должна выпить за здоровье больной. Теперь уже почти здоровой. А второй буквально умер у Лорин на руках. Она не совершала ошибки, она по сути и сделать-то уже ничего не могла. Молодой аврор попал под воздействие таких тёмных заклятий, против которых у него действительно не было шансов выжить. Но, видит Бог, Лорин пыталась. Пыталась до последнего. До тех самых пор, когда спустя порядочное количество минут после полной остановки сердца сестра не вцепилась в её плечо с настойчивым – всё, Лорин. Он умер. И вот именно после этого ей вдруг отчаянно захотелось выпить это чертово вино, только совсем не за здоровье. А ещё был Рэй. Который прямо завтра садился в Хогвартс-Экспресс, или как теперь правильно… профессор? Профессор Раймонд де Вриз? До чего же забавно. К вечеру, под конец смены, дождь только усилился. И когда Льюис отыскала, наконец, дом Раймонда, то успела порядком промокнуть, пройтись через парк, собирая там опавшие листья, вспомнить о том, что забыла на рабочем столе кучу нужных бумаг, захотеть вернуться за ними и передумать, сосчитать все фонари, которые попадались на пути, мысленно обозвать Рэя безумцем, а себя неудачницей, покормить какого-то бродячего пса и решить, что де Вриз наверняка выставит её из дома в такой час. Стрелки показывали одиннадцать. Когда вышеупомянутый де Вриз, наконец, открыл доктору дверь, то она прямо с порога решила не оставить ему никаких шансов на сомнения. - Рэй, ты же не заставишь девушку стоять под дождём, правда? Прости, что так поздно, но я опять задержалась на работе. Она улыбается и виновато пожимает плечами. А в её руках – целая охапка ярких кленовых листьев. Кажется, в этом году осень наступила совсем рано. Лори, наверное, и сама сейчас была похожа на эту внезапную осень. Такая же внезапная, тихая и немножко потерянная.
Raymond de Vries: «И вот на моем пороге появилась осень. Осень звали Лорин, она выглядела какой-то растрепанной, еще более растрепанной чем осень за порогом и букет желтых листьев, которые держала в руках, влажные и, по-моему, совсем не красивые листья. Я отошел в сторону, позволяя осени войти в дом. Боялся, что осень может замерзнуть. Должно быть, осени под дождем тоже бывает холодно. Так в моем доме появилась весна», - если бы Раймонд де Вриз когда-нибудь решился посвятить книгу его самой особенной, самой настоящей встречи с доктором Лорин, должно быть начало этой книги стало именно таким. К сожалению, Раймонд де Вриз не умел изъясняться возвышенно, поэтому его книге едва ли суждено было увидеть свет. Да оно и неважно, свою книгу де Вриз написал бы для одного единственного читателя во всем мире, мнения остальных – не в счет. Это была его собственная осень и этой осенью он ни с кем не хотел делиться. Эта осень принадлежала только ему. И доктору Лорин. Раймонд де Вриз любил осень. Любил за ее холод, дожди, мрачную погоду с бесконечными ливнями, способными продрать до кости; любил за короткие дни и длинные вечера, которые можно проводить в семейном кругу у камина. Любил всей душой, хотя никакой семьи у де Вриза не было и в помине, не было даже камина. Оставалось наслаждаться тем, что есть – дождями, мрачной погодой и бесконечными ливнями. Они привносили в жизнь Рэя некую стабильность. Не в пример коллегам, на деловые встречи дожди всегда являлись вовремя, а мрачная погода не спешила отмахнуться от де Вриза, получив все, что от него требовалось – насморк и очередную пару размякших ботинок. С ботинками де Вризу, кстати, тоже не везло. Они обязательно промокали. Но не о ботинках речь. Если к вам в гости приходит осень, нужно думать о чае и пледе. В случае де Вриза о полотенце и кофе. — О, нет, конечно, проходи, — де Вриз отошел в сторону, почти отскочил. Визит Лорин не то что бы был неожиданным, скорее он оказался незапланированных. На незапланированные визиты де Вриз реагировал с запозданием. Понятие «сюрприз» не просто выводило де Вриза из равновесия, оно грозило застопорить весь четко отлаженный механизм его разума. Немцы всегда отличались странным отношением к технике… — Симпатичный букет. Немножечко мокрый. Да ты и сама промокла. Принести полотенце? Ну же, проходи. У меня никого нет. Последняя фраза была уж конечно лишней. Помимо пыли, тоже достаточно редкой гостьи, иных гостей в доме де Вриза не бывало. И сам этот дом выглядели не менее малоприветливым, чем его хозяин. Раймонд де Вриз не держал мебели больше той, на всей которой можно сидеть одновременно. Письменный стол, диван, книжные стеллажи – вот и все убранство гостиной. — Присаживайся на диван. Я сейчас. Кхм, а, собственно, зачем полотенце? Де Вриз достал из кармана палочку и парой движений высушил мантию Лорин. В тот же миг его сознание поразила, подобно весеннему грому, странная мысль – почему-то он был бы совсем не против укутать полотенцем эти плечи. Собственными руками. Нелепость…
Lauren Lewis: Лорин и вошла также тихо, только лишь улыбаясь. Ведь они с де Вризом дружили уже не первый год, а она только теперь в первый раз пришла к нему домой. Оттого и чувствовала себя немного неловко. Но бывают в жизни мгновения, проживая которые, ты уже знаешь, что потом станешь вспоминать эти мгновения с особой теплотой. Сейчас Лорин ощущала что-то очень похожее. Она впервые пришла к нему в последний летний вечер, пришла тогда, когда он уже собрался уезжать отсюда. Конечно же, он её не ждал. Лори хватило одно лишь взгляда на гостиную де Вриза, чтобы убедиться в том, что он не только её и сегодня не ждал, он не ждал уже очень давно вообще никого. - Да, есть немного. Этот дождь, похоже, вообще никогда не закончится. Только аппарация – это скучно. Должна же я была запомнить последний день уходящего лета? Спасибо, Рэй. Тепло. Как-то очень вдруг и внезапно стало тепло. И вряд ли только оттого, что де Вриз быстро высушил на ней одежду. Тепло было от одной только мысли о том, что он это сделал. - Мокрый… точно. – Льюис задумчиво посмотрела на листья в своих руках и достала уже свою палочку. Повертела в руках, шепнула парочку заклинаний, добавив к листьям ещё и цветы – яркие и какие-то очень по-осеннему тёплые герберы, потом – небольшую вазочку, после чего уже готовый и не такой мокрый букет оставила на столе. Вот теперь, пожалуй, можно действительно присесть. Лорин опустилась на диван. - Я ведь обещала принести тебе материалы для статьи, а сама оставила их в кабинете. Так что, прости, придётся уже почтой. А я до сих пор толком не поздравила тебя с новой работой. Потому что до сих пор я только и делала, что отговаривала тебя отказаться от этой затеи, Рэй. Не потому, что я не верю Дамблдору, а потому что я слишком боюсь за тебя. Но сегодня… хотя бы сегодня, раз уже ничего нельзя изменить, я не хочу думать ни о каких проклятиях. Тебя ждёт яркая и чудесная осень. Хогвартс, попадая туда, ты и сам возвращаешься в детство. То беззаботное время, когда мы сами учились всему тому, чему тебе предстоит учить детей. Дети полюбят тебя, Рэй. Они привыкли каждый год видеть нового учителя по ЗоТИ, но это вовсе не значит, что они станут меньше ценить тебя. А потом будет непременно счастливая зима, и… нет, на пороге осени совсем рано думать о весне. Лучше просто порадоваться за тебя. Дети сделают твою жизнь ярче и интереснее. - Как насчёт того, чтобы выпить за профессора де Вриза? Лорин тихонько рассмеялась, доставая из сумки ту самую бутылку вина, которую ей вручили сегодня днём. Потому что доктора, которые пьют в одиночестве, Лорин, рано или поздно перестают быть докторами. - Или… может быть, я совсем не вовремя? – Зачем-то добавила Льюис, взглянув на Рэя. Он, казалось, выглядел не менее растерянным, чем она сама.
Raymond de Vries: — Да, дождь, — Раймонд смотрел на Лорин, не отрываясь. Долго. — Извини, я задумался. Я считал август осенью. Хм. В доме де Вриза осень могла наступить в любой момент. Протекла крыша? Наступила осень. Разлетелась стопка пергамента? Наступила осень. Погас свет? Наступили сумерки. Осенние сумерки, в которых тишина перестает быть звенящей и начинает шелестеть. Звук шелестящих листьев напоминает людской шепот. Если прислушаться внимательнее – можно различить слова, иногда целые фразы. Де Вриз слушал осень, слушал шорохи листьев. Так людской шепот становился ближе и доступнее. А вот цветы де Вризу не нравились, поэтому на свежий букет он взглянул совсем без энтузиазма, впрочем, быстро отвел глаза и попытался сделать вид, будто бы ничего не произошло. В крайнем случае он всегда может посетовать на неприбранность в доме и отсутствие скатерти на столе, решись Лорин спросить, что его смутило. Но она, должно быть, не спросит. Де Вриза не обязательно спрашивать. Все, что необходимо знать, он с удовольствие скажет сам. Нашелся бы желающий выслушать. Можно шепот, подобный шороху сухих осенних листьев. Раймонд снова задумался. Для него осень уже началась. Началась много лет назад и была не такой уж тягостной – всего лишь приходилось чаще менять теплые свитера. Интересно, в Хогвартсе холодно? К Хогвартсу де Вриз относился равнодушно. Равнодушно де Вриз относился ко всему, что не относилось непосредственно к самому де Вризу – Хогвартсу, студентам Хогвартса, их родителям, миру. Равнодушие нужно беречь, поскольку утратив равнодушие можно утратить заодно и душевное равновесие. Рэй смотрел на доктора Лорин не отрываясь. Выглядел он, должно быть, забавно: низко склонил голову, глядел исподлобья. Маленькая доктор Лорин. Чтобы быть с тобой на равных мне приходится склонять голову. А потом де Вриз подумал, что можно было бы и приклонить колено… — Статья? — Раймонд опомнился. — Ах да, ничего страшного. Вышлешь с совой. Можешь даже воспользоваться хогвартской. По приезду я обязательно тебе напишу. И тебе не нужно поздравлять меня с новой работой. Знаю, тебе она не нравится. Но прошлая еще хуже. Сколько я отдал министерству? Пятнадцать лет? Много. Я уже забыл. Неважно. Де Вриз шел вслед за доктором Лорин, с каким-то упорным любопытством наблюдал, как она садиться на диван, достает бутылку. Вино де Вриз всегда пил с удовольствием. Любое. Кажется, он совершенно не умел различать марок. Да и какой толк в марковых винах, если пить приходится в одиночестве. Похмелье от любого из вин будет невыносимым. Или нет? Де Вриз не проверял. Его похмелье было одинаковым. И Раймонд не заручился бы, что виной тому… вино. — Нет, что ты, Лорин. Ты вовремя. Вещи я собрал загодя. Ты мне не мешаешь, как раз напротив. Давай открою. Рэй принял бутылку из рук доктора Лорин и отточенным, профессиональным движением открыл. Ему не потребовался штопор. Некоторые бутылки можно открывать вручную. Было бы желание и был бы тот, ради кого стоит пить. — Сейчас принесу бокалы. Бокалы Рэй предпочитал самые обыкновенные – стеклянные. Должно быть, причина крылась в их хрупкой долговечности – магическое стекло, разбиваясь исчезает, настоящее разлетается осколками, а осколки можно хранить. Вечно. — За что выпьем? — Рэй протянул бокал доктору Лорин и сел рядом. — Профессор де Вриз не принимается. Предлагай, доктор Лорин. За нас, доктор Лорин? Нет, я самонадеян. Так не пойдет. Это уже похоже на похмелье.
Lauren Lewis: Слетают на плечи обрывки несказанных слов. Банален и вечен, сюжет к сожаленью не нов. Так единодушно над этим смеется свет, Ты мне очень нужен, а я тебе вовсе нет. © «…знаю, тебе она не нравится…» - Главное, чтобы она нравилась тебе. Лорин только вздохнула. Если бы дело было только в работе. Нет, если не брать в расчёт всяческие проклятия, то она действительно не имела ничего против Хогвартса. Рэй был прав, если выбирать между школой и Министерством Магии, то выбирать нужно непременно школу. И это было также очевидно, как то, что прежняя должность давно уже не радовала де Вриза, если радовала когда-нибудь вообще. Пожалуй, он отдавал себя работе не меньше, чем это делала сама Лорин, вот только отдачи, по сравнению с ней, не получал почти никакой. И это уже огорчало. Её – тоже. Вероятно, написание совместных статей в «Ежедневный Пророк» было не только желанием работать вместе, сколько желанием отвлечь Раймонда от того, чем тот занимался день ото дня. А теперь у него будет совсем другая жизнь, и, что ни говори, Лорин всё-таки радовалась. Пускай он даже в это не верил. Пускай сегодня она слишком устала, а завтра он уже будет за много миль отсюда. Но сейчас, в эти мгновения, она радовалась тому, что жизнь его очень скоро изменится. К лучшему. Пятнадцать лет. Поразительно. - Хорошо, если так. Я ведь не могла не придти сегодня. Льюис улыбнулась, пальцы обхватили тонкую ножку бокала. Она взглянула на Рэя, который уже сидел рядом, взглянула в его глаза. Усталость, осень, и что-то, чего совсем нельзя уловить. То ли любопытство, то ли интерес, то ли… Лори задумалась. Тостов она говорить не умела, поэтому в подобных случаях говорила первое, что приходило в голову. «…профессор де Вриз не принимается…» За тебя, Рэй? Не забывай меня там, ладно? Вспоминай, хотя бы иногда. Нет-нет, я не прощаюсь. Но ты не задумывался никогда, отчего профессора Хогвартса, почти все, все до одного – одиноки? У них нет семей, детей и дом для них – Хогвартс. Я, наверное, слишком самонадеянна, если верю в то, что ты обо мне не забудешь? Я знаю, что встречи станут реже, и чем больше времени пройдёт, тем – ещё реже. Такова жизнь и таково время. Ты ведь знаешь, что я буду скучать по тебе? Прочь, гони прочь эти грустные мысли, Льюис. - Тогда выпьем за счастливую осень, Рэй. Для тебя, и для меня. За нашу счастливую осень. Тихий звон бокалов и стук дождя по оконному стеклу. Только музыки не хватает. Скрипки. А ещё лучше - арфы и скрипки в дуэте. Вино оказалось чуть горьковатым, но удивительно приятным на вкус. - Уверена, многие могут тебе позавидовать. Ведь билеты на Хогвартс-Экспресс не продаются в кассе. Столько взрослых волшебников хоть иногда мечтают туда вернуться. Рад, что уезжаешь, да? Искренняя, но чуть грустная улыбка.
Raymond de Vries: — Двадцать лет, — тихо произнес де Вриз, делая небольшой глоток. Горьковатое. Терпкое. Идеально. — Пятнадцать лет начальником, пять простым клерком. Не верю. Де Вриз не верил. Двадцать лет, половину жизнь он отдал министерству, а что получил взамен? Ничего. Собственно, чего хотел, то и получил, потому что хотеть, просить, желать и требовать де Вриз не хотел, не желал, а, следовательно, и не требовал. Самодостаточная личность живет сама по себе, сама собой и в стороне ото всех. Но какая трагедия - истинная свобода познается в толпе; только в толпе можно с кем-то ненароком столкнуться плечом и почувствовать – да вот же она, твоя свобода, ее только что задели, на нее только что кто-то посягнул. Пустота не умеет нарушать личное пространство, оттого личное пространство начинает образом и подобием напоминать клетку, без прутьев, таким, настоящим клеткам не нужны прутья – достаточно ребер, под которыми еще не устало биться сердце. И оно обязательно заболит, потребует свободы, потребует биться с чужим сердцем в унисон. Иначе зачем ему вообще биться? Ради приличия? Моветон. Сердце не ведает приличий, знай – носило бы очки и требовало добавки к премии. — За нашу осень, — повторил вслед Лорин де Вриз. — За нашу счастливую осень. Что-то фальшивое звучало в голосе де Вриза. Не верил он и в счастливые осени. Осени бывают исключительно обыкновенными, счастливыми их делают люди. Своим присутствием. Доктор Лорин умела сделать теплой и счастливой самую морозную зиму. Де Вриз знал. Он успел проверить. А вот поверить, кажется, так и не смог. Поверить, что Лорин действительно приятно находиться рядом с ним, пить вино, поздравлять с новой работой, говорить о Хогвартсе. Да не хотел он ни в какой Хогвартс. До того, как получить письмо Дамблдора, Раймонд всерьез размышлял вернуться в Германию, поселиться в каком-нибудь маленьком, потерянном неизвестно где городе тихо доживать оставшиеся лет двадцать, может, пятнадцать. Столь же тихо, как прожил предыдущие двадцать, и предыдущие. Но, разумеется, об этом он не скажет доктору Лорин. Доктор Лорин пьет за счастливую осень горьковатое вино, не пристало де Вризу примешивать к винной горечи еще и кислятину своей потрясающе кислой жизни. — Позавидовать? Мне? — Рэй удивленно вскинул брови и перевел взгляд на Лорин. — Ты шутишь, доктор Лорин, никакие билеты в Хогвартс не могут заставить кого-то позавидовать мне. Я бы первым высмеял такого болвана. Ох, прости, я не хотел. Просто я… — Раймонд замялся. Ну да, «все испортил». Это же традиция. — Видимо, еще не привык к звучанию «профессора де Вриза», — неловко закончил он. — Профессор де Вриз. Странно. Теперь моя фамилия звучит еще глупее. — Рэй улыбнулся. — К слову, доктор Лорин. Не захочешь ли как-нибудь навестить меня в Хогвартсе? Посмотреть на профессора де Вриза в действии. Или даже посмеяться. Приезжай, Лорин, обязательно приезжай. Доказывай мне снова и снова, от чего я сбегаю, доктор Лорин. Доказывай мне, чего я лишаюсь, доктор Лорин. Докажи мне, что я идиот, доктор Лорин. Докажи мне, что тебе на самом деле приятно мое общество, доктор Лорин. Ведь я все еще не верю. — А, впрочем, не стоит. У тебя своя работа, с моей стороны невежливо отрывать тебя от дел.
Lauren Lewis: - Шучу? Вовсе нет. Лорин по-доброму усмехнулась, делая очередной глоток вина. Она редко пила, зато пьянела достаточно быстро. И всё потому, что не любила Лорин Льюис пить в одиночестве, вино изобрели совсем не для этого. А для таких вот вечеров, осенних и поздних, когда ты устало прикрываешь глаза, откидываясь на спинку дивана, слушаешь дождь и голос дорогого человека рядом. А ещё спрашиваешь сама себя, в который уже раз, отчего же так хорошо просто быть с ним рядом. Просто быть, даже… не прикасаясь. - И ничего не глупо звучит твоя фамилия. Красиво она звучит. Профессор де Вриз, вы напишете для меня разрешение посещать запретную секцию? Профессор де Вриз, доброе утро! Вы не покажете мне это заклинание, профессор де Вриз? Профессор де Вриз, вы уже проверили наши работы? Лорин смеялась. Звучало и, правда, забавно. Профессор. Доктор и профессор. А потом он предложил ей как-нибудь приехать в Хогвартс. Льюис мечтательно улыбнулась. Разумеется, она бы хотела приехать к нему в Хогвартс. В Хогвартс мечтают приехать снова почти все взрослые, что бы там не думал де Вриз. Ибо этот древний замок и его окрестности хранили в себе столько юношеских тайн, мечтаний и воспоминаний каждого волшебника Британии, что туда стоило возвращаться только ради этого. А ещё там был Лиам. Лиам Флэнеган, её школьная любовь. Впрочем, скорее, просто увлечение. Лиам. Надо же. Который тоже успел заработать звание профессора. Она почти забыла о нём, а тут вдруг вспомнила. Интересно было бы устроить сюрприз и ему тоже. Интересно, как меняются с годами те, кто когда-то был с тобой рядом много лет назад. Хотя, конечно, и тут Лори себя обманывала. Вовсе не воспоминания о Хогвартсе, не старый замок и уж точно не Лиам были главными причинами для того, чтобы вернуться в то место. Главной причиной был Рэй. Именно его она хотела бы навестить там, именно в его класс вошла бы в первую очередь, именно с ним отправилась бы прогуляться вдоль озера. «…а, впрочем, не стоит…» Лорин чуть не выронила бокал. Как же она уставала временами от этой его занудной вежливости, которой он умело прикрывал свои страхи, желания или нежелания. Льюис выдохнула и резко развернулась к де Вризу. - Каким же дураком ты бываешь иногда, Рэй. Она сердито фыркнула, ставя на стол свой бокал. - Какая вежливость? Какая работа? А желания? А дружба? Они вообще для тебя хоть что-нибудь значат?! Ты не должен отрывать меня от дел! А то, что я могу просто скучать по тебе, это совсем не важно, так?
Raymond de Vries: Рэй вздрогнул. Челюсти сжались сами собой, желваки на скулах угрожающе вспухли. — Да, я дурак Лорин Льюис. Ты прекрасно об этом знала и до сих пор, знала, в дом какого идиота тебя занесло! Обыкновенно спокойные сейчас глаза де Вриз недобро вспыхнули. Он смотрел на Лорин в упор, чувствуя, что даже сидя выглядит много выше ее, обманчивое преимущество. Доктор Лорин было достаточно одного краткого слова, чтобы заставить крепкий панцирь Раймонда де Вриза с треском расколоться. Он не умел выражать эмоций на публике, но иногда и крепкий гранит трескается в щебень, только ударь в уязвимое место. Лорин ударила, по ошибке должно быть, без желания. Но ударила. И даже не словом, целой фразой. Де Вриз сглотнул слюну, сделавшуюся внезапно отвратительно густой и липкой. Нет, он никогда не смог бы обидеть милую доктора Лорин, просто самообладание тоже имеет свои границы и эти границы так легко переступить тому, кого забыли предупредить об их существовании. Раймонд забыл. Забыл, что право называть его дураком всецело и безоговорочно принадлежит только ему, по крайней мере произнесенное с такой искренней интонацией. Доктор Лорин сказала правду. Правда ранит. Очень больно ранит. Тем более правда, которой не с кем поделиться. Рэй глубоко вздохнул. Нужно было успокоиться. Взять себя в руки и успокоиться. Да вот как-то не получалось. Не получалось взять себя в руки, когда в ушах еще звенел голос доктора Лорин «ты дурак, Рэй». «Разумеется, я дурак, - повторял он себе раз за разом. – Идиот, болван и неудачник. И не надоело тебе, Рэй, жить таким дураком, идиотом, болваном и неудачником? Может хватит уже, а? Рэй, ты же умный. Выбери правильный ответ». Выбрать правильный ответ Рэй боялся. В его случае правильного ответа не было, но имелся выход. Тот самый, который без обратного билета. И далеко не на Хогвартс-Экспресс. Впрочем, в Хогвартсе его ждало расчудесное проклятие. Авось еще и повезет. Должно же когда повезти и Раймонду де Вризу? Теперь уже профессору. — Конечно, ничего не значат, — холодно повторил Рэй. — Для меня вообще ничто в этом мире не представляет ценности, Лорин. Ни я, ни дружба, ни сам мир. Ни ты. Разве не заметно? Если бы я ценил хоть что-то, жил бы в этом доме? Один? Посвятил бы двадцать лет министерству? Зная, что мне за это не скажут человеческого «спасибо»? Нет, доктор Льюис. Я ничего не ценю. Потому что в этом мире все имеет свою цену. Все покупается и продается. В том числе и дружба. Что-то звонко хрустнуло и де Вриз почувствовал, как ладонь вдруг стала влажной. Он удивленно посмотрел на руку и заметил бокал. Ножка разломилась пополам, один из осколков глубоко впился под кожу. Маленькая ранка. Не больно. «Да что же я несу?» — Прости, Лорин, — чужим ошарашенным голосом произнес он. — Я дорожу тобой как никем и никогда не дорожил. Просто я идиот и вечно все порчу… Всегда.
Lauren Lewis: Она в один миг поняла, что, не подумав, сделала Рэю больно. А он инстинктивно причинял ей ответную боль. Если кто-то из вас двоих и в самом деле идиот, так это ты, Льюис. Она смотрела на него, и каждое его слово причиняло ей боль – почти физическую. «…ни дружба, ни сам мир, ни ты…» А ты надеялась на что-то, да? Зря надеялась, глупая. «…я ничего не ценю…» Если ты ценишь что-то, Лори, если дорожишь чем-то, что у вас – одно на двоих, привыкай к тому, что кто-то может не придавать этому столь же большое значение. «…Все покупается и продается. В том числе и дружба…» Видишь, как для него всё просто, видишь? Кого ты начинаешь учит жизни, кого? И голос. Такого холодного голоса она не слышала у него почти никогда. Лорин кусала губы, чтобы не разреветься прямо здесь и сейчас. Потом – где угодно, сколько угодно. Но только не сейчас, не у него на глазах. Какая-то иллюзия. Сон, бред. Он лжет, так не бывает. А потом – хруст стекла и осколки бокала. Лорин Льюис, ты просто идиотка. Он говорил «…прости…», а она широко распахнутыми глазами с мгновение смотрела на капли крови на его ладони. А потом придвинулась совсем-совсем близко, осторожно беря его руку в свои руки, вновь машинально доставая палочку, убирая треснувший бокал из его ладони. Несколько несложных заклинаний – обезболить, вытащить осколок стекла, продезинфицировать ранку… не заплакать. - Больно? Никакой ты не идиот, Рэй. Это я… я обидела тебя. Прости, я не хотела. Прости меня, Рэй. Она не говорила, шептала даже, пока её пальцы ласково поглаживали тыльную сторону его ладони. - Надо было просто сказать, что я буду очень скучать по тебе. Сказать, что боюсь… боюсь, что там ты рано или поздно забудешь обо мне. Только и всего. Поэтому меня так задели твои слова о том, что мне не стоит приезжать к тебе. Господи, я слишком много думаю о себе. Это я… такая глупая. Я, а не ты. Лорин просто склонила голову, уткнувшись лбом в его плечо. Ты же простишь меня? Было стыдно за свой эгоизм, было больно – от произнесенного. Но ещё больнее – от невысказанного.
Raymond de Vries: Он больше не злился. Доктор Лорин совершенно права. Открытая рана долго зарастет без швов. Если не наложить швы, рана может загноиться, а инфекция – поразить весь организм. Но накладывать стежки тоже больно. Рэй бывал в маггловских больницах, в детстве ему тоже накладывали швы. Он помнил эту неприятную процедуру очень отчетливо. Помнил эту резкую, колющую боль, зато потом наступало облегчение. Рана затягивалась. Лорин оставалось только поблагодарить. Добрый доктор Лорин. Милый доктор Лорин. Любимый доктор Лорин? Да. Вот так намного легче. Любимый доктор Лорин. Волшебный доктор. И магия тут совершенно не при чем. Некоторые раны невозможно залечить ни магией, ни иглой. Тут требуется нечто иное. Разбитый бокал? Вряд ли. «Дурак», брошенное так вовремя? Вряд ли. Инструмент не важен. Ранит не камень, ранит человек. Лечит не инструмент, лечит доктор. Доктор Лорин умела лечить. Он не чувствовал, что же она там делает с его рукой. Де Вриз вообще ничего не чувствовал, кроме всепоглощающего стыда. Не стоило. Честное слово, все же не стоило так резко реагировать на такую по сути глупость, сказанную сгоряча. Лицо де Вриза вспыхнуло. В его годы краснеть как-то неприлично, даже вульгарно. Но он не мог приказать крови прекратить приливать к лицу. Крови вообще невозможно приказать. Разве что перестать течь, но этот вариант был совсем не подходящим. Сейчас его кровь имела полное право хоть пениться. Доктор Лорин умеет не только лечить. Доктор Лорин умеет и успокаивать. — Ну… перестань. Все в порядке. Царапина. Несмертельно. И не извиняйся. Давай забудем о вежливости? Она у нас слишком взаимная. Не стоит, правда, не стоит, доктор Лорин. Рэй нехотя высвободил руки. И не саднит вовсе. Наоборот, кажется, боли никогда и не было. А потом она опустила голову ему на плечо, уткнулась. Де Вризу не оставалось ничего иного (или оставалось? нет, безусловно, нет), как обнять доктора за плечи и прижать к себе, прижаться скулой к теплому виску. Это ведь вполне по-дружески? — Давай больше не будем об этом. Ты прекрасно знаешь, что я тоже буду скучать. И не смогу тебя забыть, тогда о ком мне вообще помнить, доктор Лорин? Может лучше проверим не занята ли ты завтра и не проводишь ли меня на вокзал? Надо бы, конечно, разжать руки, ослабиться объятья. Отпустить доктора Лорин… А надо ли?
Lauren Lewis: Лорин совсем не умела по-настоящему обижаться. А вот обижать, кажется, у неё получалось. Хуже всего то, что обижать получалось непреднамеренно. Как сегодня, сейчас. За эти приступы чудовищного эгоизма хотелось что-нибудь с собой сделать. Что-нибудь нехорошее. И хорошо, что больно. И правильно. Пускай будет больно, ведь ты заслужила это, Лорин. А обижаться не умела она ещё и потому, что слова, хоть и ранили, не могли надолго задержаться в её памяти, в её душе. Слова – это не прикосновения, слова так часто срываются с наших губ, опережая наши мысли, скрывая наши истинные эмоции и чувства. Зато руки – никогда не врут. А сейчас руки Рэя де Вриза обнимали её плечи, и им можно было верить. Только так – хорошо и правильно. Только здесь – настоящее. Она расслабилась в его объятиях, отгоняя прочь все нелепые и грустные мысли. Тепло. Тепло касаться его щеки, его груди, его плеч. Лорин осторожно высвободила одну руку из кольца рук Раймонда, но только для того, чтобы убрать волшебную палочку и, наконец, самой его обнять. - Хорошо, давай забудем. А я уже забыла. Это просто слова. Ведь главное, это вовсе не они. Если мы оба знаем, что будем скучать друг по другу… - то мы просто два идиота - то всё остальное уже не важно. Дождь стучал по крыше, по стёклам, шумел, звал. Лето уходило, прощалось, шептало, плакало, оглядывалось – на самом пороге осени. - Завтра утром? Льюис вздохнула. Завтрашним утром она дежурила. Но теперь знала точно, что никакое дежурство не остановит её от того, чтобы придти на Кингс-Кросс, на знаменитую платформу девять и три четверти. Сколько лет она не была там? Сколько лет прошло с тех пор, как маленькая девочка Лори впервые шагнула на эту платформу вслед за матерью? А сколько прошло их с той поры, как взрослая уже Лорин последний раз покинула этот поезд? Хогвартс-Экспресс, который привёз бывших семикурсников в Лондон после выпускного бала. Лучше не вспоминать, сколько их прошло. Она придёт завтра проводить Рэя, она отпросится с работы, поменяет смены, переделает график дежурств, сделает, что угодно, придумает что-нибудь, в конце концов. - Завтра утром я свободна. – Честно соврала Лорин. – Я обязательно приду проводить тебя. Она прикрыла глаза, улыбнулась. Кажется, можно вечность вот так просидеть, в его объятиях. - Иногда я думаю, приду ли туда когда-нибудь, чтобы в первый раз проводить в Хогвартс своих детей. Блеск в их глазах, их маленькие ладошки в моих руках. Глупо, да? Конечно, глупо, Лори. Слишком много в твоей жизни чужих детей, чтобы думать о своих. Но ведь можно же иногда помечтать?
Raymond de Vries: — Только, доктор Лорин, прошу, не нужно после завтрашнего свободного утра работать в три смены, или в четыре, или в восемь, как ты это очень любишь делать. Поверь, я того не стою, — Рэй осекся. — Но наш поход на вокзал стоит бесспорно. Неужели завтра? Завтра он сядет в поезд и начнется что-то новое. Что-то очень и очень новое, абсолютно не похожее на старое хотя бы тем, что в новом предусматриваются дети. Много детей. Целые толпы детей. Дети со всех уголков Великобритании. И ни один из них не будет носить фамилию «де Вриз». О детях Раймонд старался не думать. По крайней мере о своих. О чужих детях его заставляла думать работа. Так уж повелось, что главнейшими нарушителями закона, запрещающего использовать магию в неустановленных местах неустановленными личностями являлись дети. Через его руки прошло немало бланков с именами самых разных детей. Но через его руки не прошло ни одного ребенка. Ни одного ребенка он никогда не держал на руках. А предложи кто подержать, разумеется, отказался бы. Много ответственности, мало толку, мало смысла и… Никто и не предлагал. Чужих детей не доверяют чужим людям. Разве что докторам. Таким как доктор Льюис. В Святом Мунго всегда были дети… И ни один из них не был похож на доктора Лорин. Странно. Очень странно, что она до сих пор не обзавелась семьей. Рэй не понимал почему. Красивая, умная, молодая. Может, слишком молодая? Едва ли. У многих ее сверстниц уже не по одному ребенку. С другой стороны у некоторых его сверстников уже появлялись внуки. Конечно, не у всех – и это хорошо – но у некоторых определенно. А у него не было даже простого обручального кольца, служащего пусть слабым, и все же гарантом того, что однажды эти дети могут появиться. Рэй покрепче обнял Лорин. Доктор кинестик. Доктора кинестетика можно обнимать. Доктор кинестетик все понимает. Ее нужно обнимать. — Нет, доктор Лорин. Дети – это совсем не глупо. Помнишь, я сказал, все в этом мире покупается и продается? Хм, — де Вриз чуть смутился. — Я говорил серьезно. Почти. Почти все в этом мире покупается и почти все продается. Иногда даже дружба. Но любовь родителей к ребенку и ребенка к родителям невозможно ни купить, ни тем более продать. Поэтому дети – это совсем, категорически не глупо. И они должны быть. У тебя обязательно будут дети, доктор Лорин. Можешь не сомневаться. Профессор де Вриз никогда не лжет и профессор де Вриз всегда прав. Такая у меня отныне работа. Рэй улыбался, потому что ему хотелось сказать, дети будут не только у доктора Лорин, но и у профессора де Вриза. Такие докторо-профессорские дети. По привычке смолчал. Не стоит опережать время. Сперва вернуться на вокзал стоило им двоим, вместе. А потом уже вести своих детей. Если повезет. Может ведь и не повезти. — Обязательно будут.
Lauren Lewis: Осень в этом году настала как-то внезапно. Утро первого сентября было золотым и похрустывающим, как яблоко. Когда маленькая семья пробиралась по шумной дороге к огромному дымному вокзалу, выхлопы машин и дыхание прохожих блестели в холодном воздухе, как нити паутины. Родители толкали перед собой по нагруженной тележке с громыхающей поверх остальных вещей большой клеткой. Совы в клетках возмущенно ухали. Рыжеволосая девочка, чуть не плача, плелась позади братьев, крепко вцепившись в отцовскую руку. © Дж. К. Роулинг. Гарри Поттер – Девятнадцать лет спустя. - Конечно, того ты не стоишь. Потому что ты стоишь гораздо большего. Не волнуйся, с работой я справлюсь. Мне слишком хочется завтра попасть на платформу девять и три четверти. И не важно, сколько смен придётся работать потом. Зато так важно, когда тебя кто-то провожает. Даже если тебе уже не одиннадцать лет, но вокруг суета и много-много родителей, которые провожают своих детей в Хогвартс. Садясь в поезд, ты должен знать, что ты одинок не более чем они. Тебя тоже есть, кому проводить. И самое главное – тебя есть, кому ждать. Всегда. Всегда будет. Лорин слушала Рэя, согревалась, улыбалась. «…у тебя обязательно будут дети, доктор Лорин…» - Ты так считаешь? – Она тихонько рассмеялась. – Профессор де Вриз всегда прав, мне даже страшновато подвергать его слова сомнениям. Стоит включить разум, чтобы понять, что вряд ли у доктора Лорин в ближайшие несколько лет могут появиться дети. Ведь у неё была работа, которая не предполагает столько свободного времени, которое нужно было бы уделять семье. Но даже это – не главное. Лорин была одинока, и не было в её жизни мужчины, который любил бы её настолько, что согласился бы стать отцом её детей. Но ведь, то разум, то реальность. А в мечтах, в мечтах у Лорин Льюис была большая и дружная семья, был любимый муж, были счастливые и непоседливые дети. В мечтах она могла чувствовать, как их маленькие ручки обвивают её шею, как она сама подхватывает их на руки, прижимает к груди, радуется их улыбкам. В мечтах Лорин Льюис рядом с ней и детьми был тот, с кем не страшно – вообще ничего. Сильный и мудрый мужчина. Тот, кто не обидит, не предаст и не обманет. Тот – с кем тепло. Вот как сейчас… - Интересно, мои дети будут учиться в Рейвенкло, как мама? И как папа. - Я хочу сына. Обязательно хочу сына. И девочку тоже. Но это всё только мечты, Рэй. Теперь её голос звучал как-то очень уж грустно. Пора было возвращаться из мечтаний в реальность, вспоминая о том, что все эти мысли всего лишь глупое и наивное «хочу». Ты одна, Лорин Льюис. И будь добра, пожалуйста, думать не о семье, а о работе. Вот только в объятиях Рэя де Вриза о работе думать было невозможно. В его объятиях думалось о совершенно других вещах. О тёплой осени, о горячем глинтвейне возле камина, о запахе мокрой листвы в морозном воздухе. О Хогвартс-Экспрессе, детских ладошках, бокалах с вином и скрипке. О шоколаде, уютных мягких свитерах, шелестящих листах пергамента и долгих разговорах по вечерам. Обо всём о том, о чём, таким как Лорин, думать не полагалось. А ещё почему-то о том, что без этих объятий будет, пожалуй, очень холодно. Тонкие пальцы её нашли запястье той самой его руки, на которой была ранка, осторожно коснулись ладони, переплелись – с его пальцами. - Так хорошо… с тобой. – Зачем-то тихо сказала она, секундой позже сообразив, что, кажется, начала думать вслух.
Raymond de Vries: — Твои дети, доктор Лорин, вполне могли бы учиться и на Гриффиндоре, — протянул де Вриз. Он живо представил себе миниатюрное подобие доктора Лорин – храброе, благородное, но желательно еще рассудительное и мудрое, перенявшее талант матери остужать любую крайность одним своим присутствием. — Но, пожалуй, Рэйвенкло подходит больше. Странно, что мы оба там учились, — таинственно добавил он. Де Вриза не волновало, на каком из факультетов могли бы учиться его дети. Факультет по сути ничего не значит, выбор – всего лишь прихоть старой, наверняка, побитой молью и измученной маразмом Шляпы. Иногда ошибается даже она. Впрочем, с де Вризом, пожалуй, не ошиблась. Для Гриффиндора ему не хватало безрассудства, для Слизерина… Для Слизерина в первую очередь чистокровности, хитрости и умения не просто приспосабливаться, но и приспосабливать мир под себя. Хаффлпафф он даже никогда не рассматривал. И не потому, что верил в стереотипы - считал себя слишком умным, а потому, что ему не хватало спокойствия. Полагая себя человеком безымоциональным, де Вриз, разумеется, ошибался. Просто большую часть дня и ночи его эмоции прибывали в летаргическом сне, однако проснувшись, напоминали о себе столь ярко и даже яростно, что Раймонда тянуло навечно запереться в своем кабинете и не приведи Господь кому-нибудь попасться на глаза. По счастью, за годы жизни теперь уже профессор научился контролировать любой порыв. Почти любой. И почти научился. Рядом с доктором Лорин контролировать порывы оказалось совершенно невозможно, ненужно и… конечно, неприятно. Рядом с доктором Лорин хотелось… Да, всего лишь хотелось быть с доктором Лорин. Вот как сейчас. Очень близко. Очень тесно. По-семейному. Чувствовать тепло ее рук, нежность пальцев и размышлять о детях, которые могут учиться на факультете Рэйвенкло, продолжая начатую родителями традицию. Надо же, доктор Лорин, ты заставляешь меня думать о детях. Не каких-то абстрактных детях. О наших с тобой детях, доктор Лорин. Они были бы очень счастливы с такой матерью. А я бы просто радовался их счастью. Их, и нашему с тобой. Но нельзя. Нельзя загадывать наперед, иначе можно раздразнить прошлое, которые ненавидит отпускать настоящее. Оно завидует. Де Вриз обнял Лорин покрепче. Казалось бы, куда еще крепче? И все же нашлось куда. Даже никуда, с кем… — С тобой тоже хорошо, доктор Лорин. Ты умеешь мечтать, а значит, твои мечты могут сбыться. Мои нет, потому что я никогда не мечтал. До этого дня. — Да. Мальчик и девочка, — согласился Рэй. — Вдвоем им не будет одиноко в Хогвартсе. И двоим веселее идти на вокзал… Я хотел сказать вчетвером. Нет, он не оговорился. Вдвоем всегда веселее, вдвоем теплее и легче идти. И не только на вокзал. По жизни.
Lauren Lewis: - На самом деле не странно. Возможно, и поэтому тоже нам так легко понимать друг друга. А Гриффиндор или Рейвенкло, не так важно, правда? Ведь не факультет делает честь его ученикам, а совсем наоборот. И всё-таки Рэй был, прав, вероятно. Лорин было бы особенно приятно, если её дети попадут именно в Рейвенкло. Будут бродить по коридорам той же башни, делать уроки в гостиной с высокими арочными окнами с шелковыми бирюзовыми занавесками, носить на форме синий с бронзой и гордиться тем, что попали на факультет самых мудрых. Но это совсем не обязательно. Лорин будет счастлива за своих детей, где бы они ни оказались. Да что там, она будет счастлива просто оттого, что у неё вообще хоть когда-нибудь появятся дети. Как странно. Раньше она не задумывалась об этом – вот так. А теперь не могла понять – отчего вдруг задумалась. Вряд ли с одного бокала вина начинаешь мечтать о несбыточном, если нет на то никаких других причин. А сегодня, сейчас, Рэй был рядом, а значит, не только хотелось мечтать, ещё и верилось, что когда-нибудь мечты вполне способны стать реальностью. «…вдвоём им не будет одиноко в Хогвартсе…» Ирония Судьбы. Лорин всегда – было. В глубине души она всегда переживала, что её брат родился в семье волшебников, а отправился жить к магглам. Что он не поехал в Хогвартс и не получил всего того, что получила она. Когда Лори была маленькой, то никогда не могла понять, за что на её семью вдруг свалилось такое несчастье. И только с годами научилась ценить в Алане не маггла, сквиба или волшебника, а просто – человека. Он спасает жизни так же, как и она, он работает для того, чтобы помогать людям так же, как и она. И вряд ли он намного несчастнее оттого, что делает это без помощи волшебной палочки. Может быть твоим детям, Лори, повезёт больше, и они оба станут волшебниками. Почему-то мысль о том, что если дети будут, то будет их никак не меньше одного, теперь прочно поселилась в мечтах доктора. А ещё хотелось почему-то сказать какую-нибудь глупость. Вроде того, что – Рэй, а ты будешь крёстным отцом моих детей? Но отчего-то, не говорилось. Но так было хорошо и спокойно, что хотелось продлить эти мгновения настолько долго, насколько это вообще возможно. А ещё лучше – навсегда. Тепло от его рук, от его слов, от его голоса, от одной мысли, что он так близко, и ему тоже – хорошо с тобой. - Мальчика я непременно назову твоим именем, Рэй. – От одной из возможных глупостей Лорин всё-таки не удержалась. – Теперь у тебя появится огромный опыт общения с детьми. Вдруг и о своих задумаешься? – Лорин улыбнулась. – Я знаю точно, любой ребёнок будет ужасно гордиться таким чудесным отцом, как ты. Кажется, Льюис понимала, что странную и неподходящую тему выбрала она для разговора, но остановиться уже не могла. Ведь вы знаете… Знаете, куда приводят мечты?
Raymond de Vries: «Мальчика я непременно назову твоим именем, Рэй…» «Можешь даже дать ему мою фамилию, - с ласковой иронией подумал де Вриз. – Но никаких де Вризов-младших». Сам Раймонд прекрасно понимал, до какой степени самонадеянны его мысли. Желания, кстати, тоже. Если женщина решилась назвать в вашу честь своего ребенка, это еще не значит, что с той же готовностью она предложит вам стать его отцом. Для семейной жизни мало быть хорошим другом, мало быть «милым парнем», заботливость, общие интересы, любовь в конце концов тоже не счет. Сперва женщина обязана найти в вас родственную душу, ту самую, с которой не грех поделиться генами. И совершенно неважно, какое имя вы выберете для ребенка в итоге. Главное, чтобы выбирали вместе. Тогда имя непременно будет хорошим и уместным, и подарит счастье тому, кто призван его носить. Де Вриз тихонько улыбнулся. Вообще-то его звали не совсем «Раймонд», правильнее было бы говорить «Реймунд», но де Вриз и сам не помнил, когда его так называли в последний раз. Лет тридцать пять назад, не меньше. И то незнакомые люди. С переездом в Англию Раймонд де Вриз превратился просто в де Вриза. Он был де Вризом в одиннадцать лет, в двадцать пять, и в сорок по-прежнему оставался де Вризом, хотя к его имени теперь прибавлялось еще и «профессор». А вот Рэем профессора де Вриза называла исключительно доктор Лорин. Это было ее личное право, пожалуй, даже привилегия. Сокращение имен Раймонду не нравилось. Очевидно, он просто не нашел человека, способного понимать с полуслова. Такому человеку де Вриз готов был простить не только сокращение собственного имени, но и собственной жизни. Впрочем, не время для печали. Доктор Лорин никогда бы не простила его, узнай, о чем он думает. И уж тем более о чем не думает, а думать так хочется… — Назвать сына в честь меня? — не очень весело начал де Вриз. — Польщен. Правда, не советую все же называть ребенка «Рэем». Не самое удачное имя и не самое благозвучное. Но повторюсь, мне было бы приятно, — хотя фамилией я бы поделился охотней. — Ты действительно полагаешь, что работа в Хогвартсе может заставить меня задуматься о детях? Сомневаюсь, я всегда считал, что познать это самое родительское счастье мне не суждено. Сама понимаешь, мне не двадцать пять. И даже не тридцать пять. Де Вриз аккуратно опустил ладонь на руку доктора Лорин. Нет, не сжал, не попытался сжать. Просто опустил сверху, просто чтобы чувствовать кожей. — Но рядом с тобой я почему-то могу думать и не о таком. Рядом с тобой, Лорин, я могу думать о чем угодно, лишь бы ты оставалась рядом, доктор Лорин. И все же она уйдет. Этого факта де Вриз отрицать не мог. Но только в его силах заставить ее вернуться. Нет, не силой. Сердцем.
Lauren Lewis: - Брось, отличное имя. Мне нравится. Лори улыбнулась. Она и правда любила называть Раймонда, просто – Рэй. Сейчас она уже и не вспомнила бы, когда впервые назвала его так, но точно знала, что привык он не сразу, сперва даже удивлялся. А ей действительно нравилось. Тихим шепотом, вполголоса, совсем негромко. Так называют друг друга совсем родные люди. Она его – Рэй, а он ей, вот же забавно – доктор Лорин. Никто и никогда больше не называл её доктором Лорин, да она и не хотела бы. И позволяла называть себя так – только ему. Назвать ребёнка в честь самого близкого друга – это самое малое, что Лорин могла бы сделать для того, чтобы показать Рэю, насколько он ей дорог. - Да, я действительно так считаю. Не тридцать пять? Хм, а сколько тебе? Льюис задумалась вдруг. Нет, она и вправду не знала наверняка, какого возраста Раймонд де Вриз. И как-то никогда не задумывалась об этом. Может быть, потому что по большому счёту ей было всё равно, достаточно было знать дату, чтобы поздравлять с днём рождения. Она знала. Знала, что Рэй родился весной. Но возраст… глядя на него, вообще было нельзя сказать чего-то определенного, кроме стандартного – мужчина средних лет. А ей, в её почти двадцать шесть, было легко с ним. Никакой разницы в возрасте она уж точно не ощущала. - Нет, постой. Не говори. Какая разница? Лори улыбнулась. Кажется, она и впрямь не хотела ничего такого знать. Разве цифры имеют какое-то значение для любви? Для детей или брака? Если оно – настоящее, то не важно, сколько тебе лет, двадцать, или сорок. Важно то, что в сердце. - Не думай о возрасте, Рэй. Впереди у тебя ещё достаточно времени для того, чтобы успеть полюбить, и… стать отцом. Интересно, а любил ли ты когда-нибудь, Рэй де Вриз? Любил ли по-настоящему, любил ли так, чтобы хотелось прожить с человеком всю свою оставшуюся жизнь? И вправе ли я задавать тебе такие вопросы, Рэй? Вправе ли я вообще говорить с тобой об этом? А если не со мной – то с кем? Да только не время сейчас – о прошлом. Сейчас, на пороге новой осени. Яркой, непременно очень счастливой осени. А потом его ладонь касается сверху её руки, и это…это было настолько правильно, настолько вовремя, что Лори не сразу находит слова, чтобы продолжить. Ведь это так просто – закрыть глаза, и просто чувствовать. Чувствовать его тёплую ладонь, его ласковые руки, его дыхание. Прижаться к его груди и на миг вообразить себе, что у вас не только этот вечер – один на двоих, а нечто гораздо более важное. Может быть, даже целая жизнь. «…рядом с тобой я почему-то могу думать и не о таком…» Знал бы ты, о чём я думаю рядом с тобой, Рэй. Знал бы – наверняка испугался таких мыслей. - Рядом с тобой... только не смейся. Хотя это, наверное, очень смешно. Только рядом с тобой я и чувствую себя… - Лорин смутилась. – Просто… женщиной. Не доктором Льюис, а… женщиной, у которой могут быть дети и… а, ладно. Наверное, это и в самом деле смешно. Неожиданное откровение, право слово. Но Лорин озвучила свои чувства прежде, чем сама успела обдумать их. И теперь смущалась неожиданно для самой себя же. Говорить мужчине, который обнимает тебя, о таких вещах, оно как-то мало походит на дружбу.
Raymond de Vries: — Третьего марта исполнилось тридцать девять. Совсем скоро исполнится сорок, — суховато произнес де Вриз. — И это действительно не тридцать пять. Нет, Лори, ты вправе спрашивать, с кем общаешься. Откровенность – вот что истинно важно. А себе де Вриз предпочитал врать. Предпочитал не обращать внимания, что годы давно уже работают не в его пользу. Что годы вообще никогда не работали в его пользу. Годы, проведенные без страха, надежд и желаний; годы, просто проведенные. Не прожитые. И, сдается, все в своей жизни Раймонда устраивало. Она была тихой, спокойной, непыльной и пустой, в точности как гостиная этого проклятого дома. Последние года два Рэй перестал выкладываться даже на работе. Если раньше стопки пергамента высотой с со знаменитое парижское творение Эйфеля внушали де Вризу хоть какой-то интерес, хотя бы на миг заменяли пустоту внутреннюю суррогатом наполненности внешней, теперь бумажная рутина превратилась в то, чем и была изначально – в бумажную рутину, не способную принести ни счастья, ни радости, ни тем паче удовольствия. Последние месяцы в министерстве де Вриз занимался тем, что безвылазно сидел в кабинете и очень серьезно, с легкостью подлинного мастера изображал катастрофическую занятость, на деле – слепо, бессмысленно разглядывал стены, потолок, дверь, папки с документами, собственные ботинки и столешницу. Эту столешницу, пожалуй, он мог бы узнать с закрытыми глазами. Не на ощупь. Уже по запаху. И в какой-то миг де Вриз искренне убедил себя – весь этот кошмар ему действительно нравится; ему действительно нравится собственная жизнь. Жизнь идет своим чередом, более того – именно так она и должна идти. Право слово! Если вы до сих пор никого не сумели полюбить, вероятно, любить вы не способны вовсе. Абсолютно логичный вывод. Обыкновенная закономерность. И все же… все же в точные расчеты Раймонда де Вриза время от времени закрадывалась хрупкая статистическая погрешность. Ее звали доктор Лорин. И рядом с ним она почему-то чувствовала себя женщиной, а он позволял себе быть Рэем. «Да, черт подери, так ведь не должно быть, - корил себя де Вриз. – Зачем я ее мучаю? Не в моих силах сделать эту женщину счастливый. Она достойно большего. Я не достоин ее». И снова логичный вывод. И снова сухая статистика. А против статистики очень нелегко выстоять. Простив статистики очень нелегко сражаться. Рэй вздохнул и бережно отстранил доктора Лорин. Не хотелось, совсем не хотелось. Но отныне никакой лжи. Не сейчас, ни сегодня. Пусть они будут лгать завтра, пусть они будут лгать друг другу на вокзале, пусть возьмутся за руки, словно их дружба – нечто много большее, нечто более близкое. Нечто более теплое. С этого момента де Вризу пора возвращаться в холод. Тепло он оставит для редких – он не сомневался – редких встреч с Лорин. В Хогвартсе будет тоже, что и в министерстве – панцирь, лед, вечная мерзлота. «Отличный план, Рэй, ты уловил суть», - мысленно де Вриз хмыкнул. Руку Лорин он так и не выпустил. Эту слабость он мог себе позволить. — Если честно, смешно, Лори, — непривычное «Лори» вместо родного «доктор Лорин». — Ты слишком добра к людям. Видимо, профессиональное. И ко мне ты слишком добра. Я же предпочитаю объективность. Давай не будем портить этот вечер? Давай не будем загадывать на будущее? Оно имеет привычку извращать самые светлые мечты. Не позволяй ей извратить свои. «Собственные я уже извратил, - де Вриз усмехнулся. – Без посторонней помощи». И выпустил руку Лорин.
Lauren Lewis: Тридцать девять. Да какая разница, хоть пятьдесят. Лорин удивилась не возрасту де Вриза. Удивилась тому, насколько ей не важен его возраст. Произнеси он сейчас любую цифру – это не изменило бы ровным счётом ничего. Удивительно, что он в свои почти сорок не считает её слишком молодой и общается с ней на равных. Хотя, конечно, какая тут молодость. В следующем году будет десять лет. Десять лет, отданных госпиталю Сент-Мунго. Это, конечно, не двадцать лет, отданных Министерству Магии, но тоже в каком-то смысле – срок. За эти почти десять лет Лорин Льюис превратилась из юной неопытной выпускницы Хогвартса в квалифицированного колдомедика, настоящего профессионала своего дела. Только годы иногда не мешали ей говорить абсолютные глупости. Вот как сейчас. Да, в конце концов, ты не пятнадцатилетняя девчонка, Льюис, чтобы сначала говорить, а потом думать. Доктор позволила себе сегодня слишком многое, а теперь мучительно жалела о том, что – позволила. О том, что расслабилась в его объятиях, позабыв обо всём на свете. Не девчонка, скажете? Ну, да. Как же. Посмотрите на неё. Он так просто отстранил её от себя, а она распахнула глаза и смотрит теперь на него. Смотрит – с непониманием и странной обидой. Абсолютно детской обидой. «…смешно, Лори…» Чего ещё ждать, Лори. Он посмеётся над твоей откровенностью – и будет прав. Нельзя, никогда нельзя давать чувствам одержать верх над твоим разумом. Что он говорит? Кажется, говорит, что ты слишком добра к людям, Лорин. К нему – тоже. Доктор тихонько усмехнулась. Не портить вечер. Кажется, она и в самом деле испортила ему вечер. А потом Рэй просто выпустил её ладонь из своей руки. Пальцы дрогнули, ухватившись за складки мантии. Холодно. Ей казалось, даже дождь, там, за окном, теперь пошёл сильнее. Капли с новой силой застучали по стёклам, Льюис зачем-то бросила взгляд на часы. Полночь. Вот и всё. Вот так и пришёл сентябрь. Холодный, отчаянный и безнадёжный сентябрь – для тебя, Лори. Сентябрь, принёсший с собой новую жизнь и яркие краски – для него. А лето ушло, тихо забрав с собой тепло его ладоней. - Смешно. – Повторила она, не глядя на Раймонда. – Да, я знаю. Извини. А мои мечты пускай остаются мечтами. – Горькая улыбка. Лорин совсем не обиделась на прозвучавшие слова Рэя. А вот лишиться вдруг его объятий из-за своей глупости, оказалось в разы тяжелее. Это ты всегда всё портишь? О, нет, я умею делать это ничуть не хуже тебя, Рэй. - Наверное, будет лучше дать тебе как следует выспаться перед поездкой в Хогвартс. Ведь мы снова увидимся завтра утром. Лорин сцепила пальцы в замок, положив руки себе на колени. Только за что ты со мной – вот так?
Raymond de Vries: За мгновением погонишься – потеряешь час. Нехитрая правда бытия – находя малое теряешь многое, впрочем, отыскав среди тонн грязного песка крохотный самородок, вы едва ли станете вести подсчет мозолям на руках. Счастье – оно такое: маленькое, чуть различимое, а, найди, и туч уже не видно. Другое дело захотите вы смотреть на счастье, или с прежним упорством продолжите вглядываться в чернильную темноту. Дождь за окном усиливался. Мгновение назад наступила осень. Настоящая осень сентября, с холодными, теперь уже в полную силу, дождями, промозглыми утренними туманами и вечной апатией, что так любит подкрадываться незаметной даже в самый теплый и уютный дом. Но кто обратит внимания на хандру за чашечкой семейного чая? Только дурак. Де Вриз дураком не был. Его ум сиял ярко, чересчур ярко. Этот свет заглушал, ослеплял точечную пульсацию сердца, все еще не способного, все еще не готового принять тепло весны. Рэю проще жилось в осени. Теплое пальто отлично скрывает пороки сердца. Нужно повыше поднять воротник и не смотреть в глаза окружающим. «Метафоры, - хмыкнул де Вриз. – Когда ты, наконец, перестанешь жить образами и заживешь реальностью? Вот она, твоя реальность. Сидит рядом. А ты ее прогоняешь. Опять прогоняешь. Зачем?». И сам себе отвечал: «Чтобы не слышать тишины в ответ». Рэй угрюмо посмотрел на доктора Лорин. Все, что не делается – к лучшему. Запасись терпением и подожди. Счастье доктора Лорин непременно скоро отыщется. Наверняка, оно давно уже бродит с ней рядом. Это тень де Вриза, должно быть, его отпугивает. Нехорошо. Нехорошо ограничивать чужую свободу собственной клеткой. Этот урок де Вриз выучил на «отлично». И хотел передать Лорин. Только не мог. Не мог отпустить ее так просто. Словно бы не было ни объятий, ни ласковой кожи ладоней. Вина и разбитого бокала. Все это было. Осколки де Вриз сохранит. Увезет с собой в Хогвартс. Будет изучать. Долго, пристально, с упоением. Нет, не осколки бокала. Осколки вечера и, кто знает, возможно, этот некрасивый лиственно-цветочный букет. — Мы постоянно говорим «смешно», но никто не смеется, — тихо произнес де Вриз. — Не смейся над своими мечтами, доктор Лорин. Они ничуть не похожи на комедию. Скорее на поэму. А жизнь не любит стихи. Потому что «жизнь» ни с чем не рифмуется. Извини, доктор Лорин, видимо, я слишком рано вжился в образ профессора. Я начинаю учить тебя жизни. Вот это действительно смешно. «Но я не стану обременять тебя домашним заданием». А это грустно. — Поэтому, доктор Лорин, я разрешаю тебе не слушать профессора де Вриза. Я разрешаю тебе последовать собственному совету и хорошенько выспаться. Что до меня… Ты знаешь, я почти не сплю. Пары часов мне вполне достаточно. Но, верно, час уже не ранний. Я хочу видеть тебя на вокзале веселой. Для этого нужны силы. Рэй поднялся на ноги и протянул Лорин руку, помогая встать следом. — Я был искренне рад твоему визиту, доктор Лорин, — кончиками пальцев, кончиками пальцев он держал ее пальцы. Где-то здесь билась надежда. — Навещай меня почаще. Помнишь? Я приглашал тебя в Хогвартс? Приезжай. Я буду рад. Ну, а теперь самое время сказать «до скорого»? Рэй снова отпустил пальцы доктора Лорин. Дернулся на месте, словно не договорил, или не дочувствовал. Внутренне выругался и осторожно поцеловал доктора в щеку. Очень по-дружески. Очень осторожно. Слишком коротко. И даже не губами, пожалуй, ресницами ощутил – какая нежная, какая теплая, какая родная кожа у милого доктора Лорин. — И писать не забывай, конечно. Но это мы обсудим на вокзале. Он улыбнулся. Вокзалы. Для кого-то место встречи, для кого-то разлуки. Для него – камни, рельсы и поезд. «Я люблю тебя, доктор Лорин. Но ты этого никогда не услышишь». — Тебя проводить?
полная версия страницы