Форум » Архив «Lumiere-77» » [Бедняк бедняка... - 29.10] » Ответить
[Бедняк бедняка... - 29.10]
GameMaster: Время, место: позднее утро, "Дырявый котел", Лондон События: [quote]Похищенная Пожирателями Смерти еще весной Сесилия Элиот случайно забредает в «Дырявый котел» в надежде отыскать еду, чем немало удивляет хозяина, полагавшего, что магглы входа в паб не видят. Сможет ли кто-нибудь опознать в ней ведьму?[/quote] Участники: Мэделайн Мерфи, Артемисия Элфорд, Сеселия Эллиотт + желающие
Ответов - 9
Cecilia Elliott: Есть... как же хочется есть. А на улицах уже похолодало. С каждым днем всё холоднее, и холоднее. Скоро мне негде будет спать. Этот ужасный мистер как-его-там снова ворчал по поводу того, что мне нельзя спать в его сарае. Тоже мне нашел что охранять. Там же грязно, и мокро. В крыше столько дырок, что по ночам невозможно согреться. Я уже не говорю о тех вечерах когда дождь льет как из ведра. Остается лишь сидеть в углу, и слушать как капли бьют по крыше. И обхватив руками пустоту тихо плакать. Совсем тихо чтоб никто не услышал. Хотя я и сомневаюсь, что кто-нибудь меня услышит. А мне бы лишь дожить до завтра. Или до этого вечера. И так каждый день. Как же всё тело болит. Мне надо что-нибудь поесть, я не ела уже два дня. Порой, я жалею, что нельзя есть землю. Особенно в те дни когда ничто из съедобного мне не попадается. Земля — она совсем невкусная, но дело даже не в этом. Просто я не могу есть землю, от неё меня тошнит, мне сложно её глотать. А ещё я хочу пить. Воду. Просто обыкновенную чистую воду. А не из грязных луж, которые уже начали покрываться ледком. У меня всё болит. Как же все болит. Сил больше нет бродить, и холодно. Очень холодно. Только не к кому идти. Или может есть, и я не помню. Я ничего не помню. Совсем ничего. Уже несколько месяцев я отчаянно скитаюсь с одного места в другое. Я надеюсь, я каждый день надеюсь, вспомнить хоть что-либо. Порой я вглядываюсь в лица людей и мечтаю чтоб кто-то опознал меня. Сказал, что знает меня. Назвал меня каким-то именем, в конце-концов. Но я боюсь... я боюсь, что даже если из "бродяжки" я превращусь в какую-то там знакомую женщину, то сама я всё равно ничего не вспомню. Ни своё имя, ничего. Имя. Это наверное единственное на данный момент, что я искренне хочу вспомнить. Каждый день когда я сижу в парке и наблюдаю за людьми, я пытаюсь расслышать все имена и найти среди них знакомое. Ведь одно из них должно быть и моим? Но все имена чужие. Все люди чужие. Все лица лишь одинаковые пятна, ничто не знакомо. Ничто. Ни одной зацепки. У меня больше нет надежды. Только цель — выжить. Порой я поражаюсь почему я так хочу выжить, ведь я никто. Я ничто. Даже у животных есть имена. Даже птицам есть куда лететь. А я? Меня нигде не ждут. Затерянная, и совсем потерянная, я не помню даже своего имени. Нет, я давно потеряла надежду, очень давно. Молодая женщина устало прижалась к кирпичной стене. Она тяжело дышала. Кто-то могу подумать, что она просто устала. А кто-то и вовсе не обратил бы внимания на неё. Только женщина страдала лишь от голода. Второй день она ничего не ела, и ей казалось, что ещё немного и она просто не выдержит. Она согнулась, желудок очень болел. Она попыталась выпрямиться, но снова боль пересилила и она лишь сползла по стене присаживаясь прямо на землю. Холода женщина уже не чувствовала, хоть и её одежда была совсем изношена. Да, и сложно было назвать эти лохмотья одеждой, скорее просто какие-то отдельные куски ткани. В волосах засохла грязь, и сложно было разглядеть её белокурые волосы. Сама женщина уже давно не смотрелась в зеркало, и своего отражения в лужах просто избегала. Она боялась этой незнакомки, которая с испугом поглядывала на неё. Дверь рядом с ней приоткрылась и женщина кое-как пересилив себя выпрямилась. Она почувствовала запах еды. Сложно было сказать что именно так пахло, но женщина не смогла удержаться и зашла вслед за каким-то мужчиной. -Есть... умоляю, - пересохшими губами прошептала она подойдя к стойке. Она еле стояла на ногах, то и дело покачиваясь. Схватившись за спинку какого-то стула женщина снова подняла глаза на хозяина и в очередной раз прошептала, - умоляю...
Artemisia Elford: - Доброе утро, Том. - Доброе утро, Арти. Надо сказать, что изначально Артемисия не планировала задерживаться надолго в Дырявом котле - тогда, больше месяца назад, она вообще пришла в паб исключительно от безысходности, потому что не имела понятия, где еще можно было бы найти крышу над головой. В то время Элфорд с тоской вспоминала учебу в Хогвартсе: никаких проблем, никаких забот, школа тебе и дом, и столовая, и бесплатный аттракцион с клоунами, кордебалетом и глотателями огня. Нет необходимости мучительно наскребать деньги на жизнь и ломать голову над тем, куда можно было бы пойти работать, чтобы не выгнали из комнаты - Том, конечно, был во всех отношениях милый человек, однако даже он не мог себе позволить постоялице жить бесплатно. Ладно, Арти кривила душой. На самом деле, все это время она носила при себе совершенно заоблачную сумму денег, на которую не только можно было прикупить небольшой домик, но еще и беззаботно и ни в чем себе не отказывая жить в праздности примерно год, если не больше - только вот незадача, чтобы обналичить эту заоблачную сумму пришлось бы продать скрипку, а на это Артемисия пойти никак не могла. Скрипка для Арти являлась не просто любимым музыкальным инструментом - кроме всего, это был подарок Лермонта, что моментально возводило ее до звания еще одной части тела, расставание с которой возможно только в случае острой и непреодолимой необходимости, да и то - с болью, кровью и без особого желания. Кроме того, она могла бы пойти к Лермонту с Розье - Арти отлично знала, что те примут ее с распростертыми и объятиями - однако тогда бы пришлось объяснять, отчего она ушла из дома; рассказывать всю эту долгую и некрасивую историю, одно воспоминание о которой Артемисия сейчас воспринимала весьма болезненно, а уж о том, чтобы поведать ее кому-то, не могло быть и речи. Что они оба о ней подумают? Зная обоих слизеринцев - нечто даже худшее, чем то, что думала сама Арти о себе в первые дни побега, а это было бы... невыносимо. Поэтому Розье и Лермонту исправно отправлялись совы с письмами о том, что с ней, Артемисией, все в порядке, что она скучает, но пока очень нужна тут родителям (Арти долго крутила в пальцах перо, прежде чем вывести это слово), а потому не может приехать. Любит и целует. Арти. В общем, Артемисия отдавала себе отчет в том, что ее теперешнее положение результат ее собственных осознанных решений, и на судьбу не роптала. Промучавшись какое-то время с попытками найти работу, она в конечном итоге пришла к Тому и предложила свои услуги в том, что умела делать лучше всего: Артемисия будет играть посетителям за угол и завтрак, плюс какие-то совсем небольшие деньги сверх того - если посетители решат поощрить музыкантку. Владелец паба какое-то время раздумывал, а потом согласился - Арти была уверена, что только из жалости к девушке - и вот уже месяц Элфорд по вечерам играла для посетителей "Дырявого котла". Из жалости Том принял решение или не из жалости, однако он не прогадал: через какое-то время некоторые стали захаживать в паб просто оттого, что в нем, говорят, играет неплохая музыка - а иногда еще и поет хорошая певица: часто Артемисия аккомпанировала Мэделин Мерфи, своей бывшей однокурснице, которая пела в пабах Косого переулка - удивительно причудливо все же порой переплетаются судьбы. Еще вчера они учились вместе, а сегодня вместе играют в "Дырявом котле". Мэделин сидела за дальним столиком, и Артемисия приветливо махнула девушке рукой, направляясь к ней: еще вчера они договорились с утра обсудить планы на вечернюю программу. - Привет, Мэд... Именно тогда в паб вошла она - растрепанная и грязная, в лохмотьях, со спутанными немытыми волосами - так что Артемисия в первый момент испуганно прянула в сторону... а потом расслышала, что женщина просит есть, жалобно и тихо, как просят только доведенные до отчаяния люди, которых голод заставил позабыть и о гордости, и об осторожности. От нее не пахло выпивкой, и глядя на нежданную гостью, Арти отчего-то знала, что она вовсе не уличная пьянчужка, спустившая все деньги на дешевую выпивку. Она просто... голодная? У Арти сжалось сердце: ох, долгое ли время назад она сама балансировала на грани того, чтобы стать вот такой же голодной бродяжкой? Конечно, она и сейчас не слишком богата, но во всяком случае может позволить себе вкусный ужин - а эта женщина, кажется, о таком не решается и мечтать. Артемисия болезненно нахмурилась и осторожно шагнула к незнакомке. - Миз... миз, у вас все в порядке? Более дурацкого вопроса придумать было нельзя: весь облик женщины говорил о том, что у нее абсолютно все не в порядке. так что спохватившись, Артемисия обратилась уже к бармену. - Том, принеси, пожалуйста... что-нибудь нежирное. Ей, наверное, нельзя сейчас мяса... тушеные овощи в горшочке, вот. И кувшин сидра. Я плачу. Миз, сейчас вам дадут еды. Мэдди! - Арти махнула Мерфи рукой. - Я сейчас! Миз, вам надо сесть.
Madeline Murphy: Подумать только, всего пять месяцев назад они просиживали ночи и дни над учебниками, бегали по коридорам, носили форму и волновались из-за выпускного больше, чем из-за экзаменов. Подумать только, прошло уже целых пять месяцев со времени тех страшных событий, которые навсегда останутся в памяти тех, кто оказался пленниками Школы в этом мае. Пять месяцев они с Алеком вместе – тут Маделайн улыбнулась, легко и счастливо, и словно девчонка задорно прыгнула через лужу вместо того, чтобы попытаться её обойти, как и полагается приличной мисс, более того, приличной без-пяти-минут-миссис, на что всем заинтересованным указывало простое золотое кольцо на правой руке девушке. Сама Маделайн до сих пор не верила, что действительно собирается выйти замуж, это казалось одновременно чем-то очень желанным, в конце концов белое платье и венец были мечтой каждой девочки вне зависимости от того признает это она или нет, и совершенно невозможно-волшебным, потому что невестой себя Мэдди видела очень хорошо, в конце концов она уже была ею, а вот женой представляла плохо. Но все как-нибудь сложится, все просто обязано сложиться. Когда она вошла в «Дырявый Котел», там почти никого не было, что впрочем не удивительно: работники с Косого уже закончили ланчи и вернулись к работе, а постояльцы гостиницы и завсегдатае ещё не начали собираться к ужину и вечерней кружечке доброго эля. Так что на её звонкое и радостное – а от чего же не радоваться, если небо столь восхитительного лазоревого цвета, а ты сама влюбленна и любима – откликнулся только Том, да пара посетителей за столиком у камина оглянулись, усмехнулись и вернулись к своей беседе. Получив на стойке свою кружку с теплым сливочным пивом, Мэдди, на ходу распутывая шарф, прошла к дальнему столику, тому, что совсем рядом со сценой. Сегодня они с Аремисией Элфорд договорились встретиться пораньше, тчобы обсудить творческие планы на этот вечер. Вообще Мэдди была удивлена, когда впервые встретилась с белокурой скрипачкой не в гостиной факультета, а на этой самой сцене, наверно потому, что считала, что после школы Арти будет жить с Розье или Лермонтом, и вместо зарабатывания денег сможет посвятить себя высокому искусству. Однако то ли у Артемисии были другие планы и ей претила жизнь содержанки или жены-мебели, или она просто по какой-то причине разошлась со Слизеринцами, но факт остается фактом – когда они впервые после выпускного встретились с Мэдди, дела у скрипачки шли ещё хуже, чему её поющей бывшей сокурснице, которой хотя бы не надо было беспокоите о крыше над головой или о том, чтобы набрать денег на еду. К счастью, с тех пор, как они начали выступать вместе – а после к ним присоединились ещё Яэль и Олвен – их дела пошли в гору. Теперь они, смешно подумать, были почти знаменитыми. - Привет, Арти, - Мэдди помахала рукой подруге, которая только-только вошла в бар, точнее сделала всего пару взмахов прежде чем сообразила, что все ещё держит в ней шарф, который тут же радостно примостился своим длинным концом на лице хозяйки. Маделайн только усмехнулась и бросила его на стол, после чего собралась повторить свое приветствие, но вместо этого замерла, глядя на вошедшую в паб женщину. В лохмотьях и грязи она представляла собой жалкое зрелище, но несколько мгновений Маделайн просто не могла отвести взгляда, ибо что-то удивительно притягательное было в незнакомке. А потом её окликнула Арти, которая тут же бросилась помогать это бедняге, и наваждение отпустило. Рыжая пару раз моргнула, словно отгоняя странный сон, после чего вскочила из-за своего столика и бросилась к подруге. - Мисс, садитесь сюда, - Мэдди отодвинула стул у одного из ближайших к стойке столиков, приглашая эту женщину присесть, ведь наверно она очень устала стоять. Вблизи она уже не казалась завораживающей и совсем не походила на Ослиную Шкуру. Просто несчастная, которой очень не повезло в жизни. И все же что-то не давало ей покоя и Мэдди никак не могла понять что. – Моя подруга сейчас принесет еду. Вы не ранены?
Cecilia Elliott: Боль в животе не давала ей стоять на ногах. Женщина снова согнулась вовремя схватившись за спинку стула. Всего лишь пару дней назад ей казалось, что она уже не способна реагировать на боль, ведь она стала частью её тела. Ей удалось изучить боль во всех её проявлениях. За последние месяцы она столько раз испытывала её, что была прекрасно знакома с ней. Всё её тело было покрыто синяками и ссадинами. Порой одно прикосновение причиняло ей боль. Иногда хватало чтоб кто-то едва дотронулся до неё чтоб она со всей силой почувствовала боль. Только женщина редко кричала. Для этого ей нужна была сила, а её у неё не было. Она почти не плакала, почти. Лишь иногда глубокой ночью когда она слышала чьи-то голоса в своей голове, ей отчаянно хотелось кричать. Она привыкла к одиночеству. Привыкла к пустоте, но иногда... очень редко она искала в прохожих знакомые черты лица. Просто знакомые чтоб хотя бы кого-то узнать и больше не быть настолько одинокой. -Есть... - почти выдохнула она поднимая глаза на белокурую девушку, - я просто очень хочу есть, - каждое слово с трудом давалось ей, но женщина знала, что если она сейчас не поест, то просто упадет без сознания, а лучше просто умрет. Она тяжело дышала, боль в животе всё усиливалась. Женщина не знала что делать, как поступать, и тут она расслышала слова белокурой девушки которая первой подошла к ней. Она не верила своим ушам. Не верила словам которых расслышала. Она даже подумала, что над ней издеваются и сейчас кто-нибудь обязательно с силой выкинет её из этого помещения. Женщина задрожала, то ли от холода, то ли от переполненных эмоций. Она подняла глаза на девушку и неуверенно взяла её за руки. Пальцы её дрожали, а в глазах появились слезы, но руки девушки были такими теплыми, что ей не хотелось их отпускать. Сложно было передать те чувства, которые она испытывала. Благодарность? Удивление? Спокойствие? Она не могла это сформулировать, но знала, что за то время что она себя помнила никто не был настолько добр к ней. -Благодарю вас, - почти шепотом сказала она когда слезы начали струиться по её грязной коже, - благодарю вас, - повторила она и только осознала, что в её руках были белые ладони, совсем чистые, а что она? Её кожа была в царапинах, в грязи и высохшей крови. Женщина очень быстро отпустила руки незнакомки, немного смущаясь и словно извиняясь за свой поступок. Она попыталась вытереть руки о свои лохмотья, но безрезультатно. Впервые за столько время она очень остро почувствовала стыд и свою ничтожность. -Благодарю вас, - поднимая глаза на другую девушку с рыжими волосами сказала она. На мгновение они оба показались очень красивыми ей. Она даже подумала, что они могли бы быть ангелами, которые решили спасти её. Но женщина уже давно перестала верить в ангелов и Бога, поэтому сразу выкинула эту мысль из головы. Бог, если он и существует, давно забыл о ней, поэтому нет смысла верить в него. К их столу подошел мужчина и как-то брезгливо посмотрел на неё. Она не удивилась, ведь она привыкла к этому взгляду. Все окружающие именно так и смотрели на неё, где бы она не была. Для них она была бродяжкой. Многие даже думали, что она была алкоголичкой, которая слила все деньги на спиртное. Она не спорила с ними, не доказывала обратного, ведь она ничего о себе не знала. Возможно они все и были правы, возможно так оно и было. Только сейчас она искала любую еду, любую, чтобы выжить в этом мире. Зачем, она и сама не знала. Мужчина поставил перед ней горшочек с едой. Она даже не знала что там внутри, да и было ли оно важно. Женщина посильнее задрожала. Даже запах еды сводил её с ума. Она была очень голодной, и совсем слабой, но при виде еды она невольно накинулась на горшочек. Ела она спеша, как будто в любой момент у неё могли отобрать еду. Может быть она и правда боялась этого, а может просто желала унять эту невыносимую боль в животе. Она так же быстро взяла в руки кувшин и выпила всё содержимое. Она не различала на вкусы, но это было непохоже на грязную воду из луж, и остатки еды в мусоре. Женщина не оставила и крошки, хоть и еды ей хватило. Ей даже подумалось, что она настолько наелась, что больше никогда не посмотрит в сторону еды. Вытерев рот рукавом своих лохмотьев она всё же посмотрела на молодых девушек — её спасителей. -Благодарю вас, мисс, - в этот раз она не дотронулась до белокурой девушки, но нервно ломала себе руки, - и вас, мисс, - обращаясь к рыжей добавила она, - вы спасли меня. Вы правда спасли меня, - и снова слезы начали катиться по её грязным щекам.
Artemisia Elford: И вот тут Артемисия... растерялась. Женщина сжимала ее ладонь в своих холодных, грязных пальцах и плакала, безостановочно повторяя слова благодарности, а Артемисия смотрела на нее и понятия не имела, что делать. Ей хотелось плакать вместе с незнакомкой и одновременно девушка желала бы ее утешить, сказать, что поводов для печали нет, потому что сейчас ей принесут ее еду, и она - возможно, впервые за много дней - наконец-то поест досыта, так что плакать не надо, надо радоваться - почему же тогда она так плачет? Артемисии, никогда не испытывавшей столь сильных мук голода, сложно было понять, что должен чувствовать человек, через них прошедший. Она предполагала, что это ужасно - но, должно быть, куда более ужасно, чем девушка могла бы себе представить; наблюдая за тем, как жадно женщина ест принесенные овощи, Арти пыталась представить, что могло произойти с этой несчастной, что она оказалась выброшенной на улицу. Разорилась? Ограбили? Выгнали из дома свои же родственники (при этой мысли Артемисия на мгновение нахмурилась) - ведь и такое бывает в этом мире? Одному Мерлину известно. Пьянчужкой, во всяком случае, бродяжка точно не выглядела: лицо ее, осунувшееся и изможденное, тем не менее совершенно не было похоже на отекшие физиономии завзятых выпивох, а спиртом от незнакомки и не пахло, хотя от уличных пьяниц перегаром обычно разит, кажется, за добрые сто футов. Возможно, Арти просто была склонна романтизировать, но ей виделась какая-то трагическая история в прошлом этой женщины - однако было бы бестактно выспрашивать у бедняжки, что же с ней случилось, поэтому Артемисии оставалось только строить домыслы. Арти спохватилась лишь когда женщина доела - девушка вздрогнула и испуганно прикрыла рот рукой, припоминая кое-какие лекции МакКехта, имевшего обыкновение бурчать себе под нос во время работы. Воспоминания о рыжем колдомедике моментально вызвали в памяти и образы его друзей - Арти вновь болезненно поморщилась, с усилием подавляя тревожные воспоминания. Надо сказать, что с каждым разом это становилось все труднее и не даром последние полмесяца Артемисия засиживалась в зале паба допоздна, отправляясь спать уже под утро, когда противиться сну не было никаких сил. Потому что лежать в темноте, оставшись наедине с роем жалящих, назойливых мыслей, было невыносимо. - О, мисс, вам, наверное, не стоило сразу столько есть! Это опасно, когда ты очень голоден. - только сейчас Артемисия заметила, что по щекам женщины вновь покатились слезы, и девушка поспешно замахала руками, растерянно глядя на Мэделайн в поисках поддержки. - Нет-нет-нет, не надо плакать, мисс! Все хорошо... как вы попали сюда? - последний вопрос Арти задала скорее чтобы отвлечь женщину от ее печальных мыслей, чем для того, чтобы услышать ответ. Как попала... да забрела на запах еды, скорее всего.
Madeline Murphy: Маделайн наградила Тома полным неодобрения взглядом в ответ на его презрение к несчастной. Не то, чтобы его действительно было в чем обвинить, в конце концов об этой женщине он как и они с Арти ничего не знал, да и внешний вид её мог отпугнуть других посетителей – тех, кто в состоянии сам заплатить за свою еду. Однако Мэдди такое отношение к этой женщине показалось оскорбительным – она сама бы удивилась силе своей обиды. Возможно причиной тому было то, что она сама чудом избежала подобной судьбы? Ведь если бы не Алек, она бы осталась после школы без крыше над головой и без средств к существованию, ведь певице без имени и поддержки, как бы хороша она не была, трудно заработать даже на еду, особенно в первое время. А может именно потому, что у неё был Алек, а значит было все, о чем она могла бы мечтать, Мэдди так отреагировала? Потому что она была счастлива и от того особенно болезненно чувствовала несчастье других? А может это память о проповедях отца Фредерика дома, в Хаттоне, в прошлом, которое она, казалось, навсегда оставила. А может причина кроется в том странном видении – Маделайн почти не сомневалась, что её первый интерес к этой женщине был проявлением Дара, правда, как обычно, чересчур туманным – которое порождало больше загадок, и совсем не давало ответов. Впрочем, какова бы не была причина, Мэдди принимала эту жалость и обиду как должное, не боролась с ними и не пыталась по чем зря рационализовать свои чувства. В конце концов, сейчас были проблемы и поважнее. - Н-не надо благодарности, мисс, мы не сделали ничего особенного, - Маделайн смущенно покачала головой, почему-то виновато улыбаясь. Было как-то неловко от слов, сказанных этой женщиной, Маделайн просто не могла принять на себя роль «спасительницы», принять эту бесконечную благодарность слабого, забитого существа, которое, кажется, дошло до такого состояния не по своей вине, и которое тоже было человеком, а значит – сестра. Они с Арти сделали то, что должен был сделать любой нормальный человек. - Не плачьте, пожалуйста, - это было сказано с каким-то страхом, потому что смотреть на то, как эта несчастная женщина плачет, было удивительно неприятно, если не сказать больно. И Арит, похоже, чувствовала нечто подобное, и, наверно, потому и спросила, как она попала сюда. И вдруг Мэдди подумалось, что очень верный вопрос: ведь маглы, кажется, в Котел сами войти не могут, а значит эта женщина должна быть ведьмой. Но разве бывают волшебники, дошедшие до бродяжьей доли? Она повнимательней пригляделаcь к женщине, но не заметила в ней никаких отличий от обычных магловских бездомных, что бродили по улицам Лондона и грелись ночами в метро. И потому, после минутных колебаний, решилась спросить: - Мисс, а как вас зовут? Мэдди не очень любила читать газеты, в них писали слишком много неприятных, гадких вещей, но все равно каждое утро она заставляла себя брать в руки «Пророка», потому что знала, что сейчас не то время, когда можно позволить себе роскошь равнодушия и отстраненности, и рано или поздно всем придется выбирать свою сторону. Так что она знала, что люди регулярно пропадают, так что это женщина вполне могла быть кем-то из похищенных Пожирателями несчастных, ведьмой, которая с трудом добралась до привычного мира через чуждый ей магловский. Да и кто знает, что эти изверги творят с людьми. В любом случае, если она назовет имя, можно – нет, нужно было узнать у кого-нибудь в аврориате не ищут ли её.
Cecilia Elliott: Может и не стоило столько есть сразу, но она совсем не могла об этом думать. Боль от голода сейчас заменилась другой болью, но её хотя бы можно было стерпеть, да и не бояться, что в любой момент потеряешь сознание. Женщина чуть дрожала время от времени поднимая взгляд на незнакомых девушках. Она привыкла к тому, что единственное чувство которое отражается в глазах её собеседников это отвращение. Наверное именно поэтому она пыталась не поднимать глаза на девушек, и лишний раз не вызывать это неприятное чувство, ведь она была искренне благодарна им сейчас. Страшно подумать что с ней могло случиться еслиб эти молодые девушки не пожалели её. И тут слезы застыли в глазах женщины. Вопросы которые ей задали могли показаться самыми простыми любому человеку, который находился здесь. Кроме неё. Она подняла глаза на светловолосую девушку, а потом перевела взгляд на рыжую. Она не знала что отвечать, да и как всё это объяснять. Сейчас, когда голова не была занята лишь мыслями о еде, ей было вдвойне сложнее что-либо говорить потому, что она и правда не знала ничего. -Я не знаю, - выдавила она из себя каким-то шепотом. Даже собственный голос порой казался чужим ей, не говоря уже о том, что ей приходилось вспоминать. А ведь воспоминаний и вовсе не было. Совсем чистая бумага, и ни одного слова, ни одной зацепки, ни одного пятна, которое помогло бы ей вспомнить. -Я просто бродила... - немного неуверенно, слегка нервно начала она, а руки её ещё сильнее задрожали, - я просто зашла потому, что не могла больше ходить. И я хотела есть, - некоторые слова она говорила не совсем четко, поэтому девушкам оставалось самим догадываться что она говорила. Женщина же тяжело дышала. Вопрос об имени оказался самым больным для неё. Она снова опустила взгляд и уставилась на своё грязное обручальное кольцо. Она и сама не знала как ей удалось сохранить её. Наверное лишь потому, что ей казалось это кольцо сможет вернуть ей память, и если она расстанется с ней, то уже никогда не вспомнит свое прошлое. Не вспомнит себя. -Я не помню своего имени, - приглушенным голосом начала женщина теребя кольцо на пальце, - Я не помню ни своего имени, ни своего прошлого. Я совсем ничего не помню. Ничего. Я уже пару месяцев не могу вспомнить ничего, что связано с моим прошлым. Я знаю что со мной случилось вчера, и даже позавчера. Я помню всё, кроме своего прошлого, - она замолчала. Кроме того, что ей было сложно говорить с людьми, чисто физически, да и из-за отсутствия общения в последнее время, ей так же было стыдно признаваться в том, что она не помнит самые обыкновенные вещи. Ведь такого не бывает чтоб человек всё о себе забыл, неправда? -Я лишь надеюсь, что кто-то меня узнает на улице. Кто-то найдет. Но наверное у меня никого и не было, если меня уже так давно не ищут, - она подняла глаза на девушек и уставилась на них. Она давно перестала верить в то, что кто-то её найдет. Или может всё же не перестала?
Olwen Benbow: Олвен вышла из автобуса, на привычной остановке, и вошла в "Котел". Скинув капюшон, она прислушалась к тому, что происходит вокруг. Сегодня было совсем уж тихо, лишь негромкие голоса, знакомые и не очень, что-то обсуждали. Она узнала Арти, Мэдди, бармена, его, скорее, по шагам, а была еще незнакомая женщина, испуганная и очень расстроенная, судя по голосу. Олли застала лишь часть беседы, но уже начала понимать, что происходит. - Обязательно ищут, мисс, поверьте мне, - проговорила она, шагнув вперед. - Мой папа - хит-визард, он говорил, что сейчас часто люди пропадают. Может, и Вы... Олвен подошла еще ближе, пока не наткнулась ногами на скамейку, затем нащупала рукой стол и села рядом. - Пропали... Но у Вас кто-то есть, обязательно, и они Вас найдут. Олвен не видела женщину совсем, особенно в полумраке "Котла", да и в последнее время она все хуже различала окружающий мир. - Жаль, что мне совсем не знаком Ваш голос, наверное, мы никогда раньше не встречались.
Madeline Murphy: Арти была права – есть так быстро и так много женщине конечно не следовало, но Маделайн могла понять её: когда кажется, что ещё чуть-чуть и ты привратишься в чистый голод остановиться не просто. Ну ничего, переедание – это не смертельно, верно? Присев напротив незнакомки, которая, как оказалась, не помнила ничего о своей жизни, даже имени, Мэдди почувствовала, что ещё чуть-чуть, и она начнет плакать вместе с этой женщиной – из жалости и детской обиды на этот несправедливый мир. Про себя она начала звать её Джейн – как Джейн Доэ – но вслух предлагать этого не стала, опасаясь, что женщина оскорбится. Очень хотелось пообещать ей, что они обязательно найдут тех, кто ищет её саму, но Мэдди сдержалась, напомнив себе строгим голосом Алека, что давать обещания, исполнение которых будет лежать не на тебе не правильно. - Привет, Олли – Мэдди рассеяно поздоровалась с флейтисткой. Она хотела было ввести ту в курс дела, не сомневаясь, что добрая Олвен поймет их с Арти мотивы, но, услышав очередное признание бедной женщины, потеряла нить своих размышлений. - Два месяца?! – то ли с удивлением, то ли с ужасом, а может и с тем и другим, Мэдди сама не могла разобрать, переспросила девушка, не веря своим ушам. Она могла легко представить, как ей пришлось бы провести ночь на скамейке или даже неделю. Но когда речь заходит о жизни на улице, казавшейся такой безопасной тем, у кого в кармане лежал полный кошелек и имелась крыша над головой, но такой опасной для тех, кто лишен того, что сейчас большинству жителей городов кажется совершенно естественным и само собой разумеющимся, два месяца казались совершенно невозможным сроком. То есть да, она знала, что люди живут на улицах годами, но это были какие-то другие люди, а с этой женщиной – Джейн - она считала себя уже знакомой, между ними уже возникла связь, пусть и слабая пока. – Вам нужно в больницу! – выпалила рыжая, как и полагается гриффиндорке, пусть и бывшей, не особенно подумав. И лишь сказав эти слова она поняла, что её лучшие намерения могли быть восприняты довольно-таки двусмысленно и поспешила развеять недоразумение ещё до того, как оно возникло. – Нет-нет, не подумайте, что я считаю вас больной, но просто мало ли что могло случиться с вами за эти два месяца. Я думаю, вам объязательно надо показаться врачу.
полная версия страницы