Форум » Архив «Lumiere-77» » Больной, не занимайтесь самолечением - 3.05 » Ответить
Больной, не занимайтесь самолечением - 3.05
Elibazeth Roddle: Дата: ночь с 3 на 4 мая 1977 Место: Хогвартс, Больничное Крыло Участники: Elibazeth Roddle & Raymond de Vries События: после неудачного сеанса экзорцизма, профессор Защиты от Темных Искусств оказывается в Больничном Крыле, в профессору Травологии приходится вспомнить, что она, не смотря ни на что, врач. Примечания: события имели место быть.
Ответов - 8
Raymond de Vries: Выходить из себя совсем не страшно, главное найти обратный вход и, желательно, чтобы он пролегал не через какие-нибудь мифические туннели, заполненные ярко-инфернальным светом, а через дверь. Впрочем, с дверями в человеческом организме наблюдаются явные проблемы. Их попросту нет, зато полно щелей, через которые так и тянет что-нибудь просочиться. Мозги, лимфу, кровь, совесть и душу. Душа хоть субстанция и не материальная, однако считает увлекательнейшей забавой вытекать через разнообразные отверстия, а вот вернуться обещает далеко не всегда. Она госпожа ветреная, ее легко сбить с пути истинного, прогнав на свет тот и, самом собой, без права восстановить прежнее гражданство. Де Вриз облизал пересохшие губы. Нет, он не выходил из себя, из себя его выбили. Нагло вытряхнули и, кажется, настойчиво советовали не думать возвращаться. Немец не отличался повышенной религиозностью, поэтому состояние своей так называемой души в данный момент сравнил бы с состоянием горошины, попавшей в дуршлаг. Эту душу трясло, рвало и подбрасывало, но она никак не желала проваливаться в ближайшую дыру. К слову о дырах: похоже, дыры в организме де Вриза водились теперь в изобилии. Большие и черные с белыми пробелами. Подробностей инцидента он не помнил. Думается, минуту назад они с профессором фон Нойманн мило чаевничали, в следующий миг разбилась чашка и… вдруг мир заполнился туманом. Что-то ударилось об пол, и пронырливое сознание де Вриза решило, что сейчас наступил самый подходящий момент сбегать на сторону, или даже в отпуск. Ранее падать в обморок де Вризу не приходилось, посему он не был уверен, что все сделал правильно. Скажем, биться затылком о стол наверняка было вовсе не обязательно, да и падать на профессора фон Нойманн по идее тоже. По крайней мере не таким образом, не в этой ситуации и… совершенно не обязательно на профессора фон Нойманн. Правда, падение это было, пожалуй, одним из приятнейших падений в жизни де Вриза. Оно чем-то неуловимо напоминало взлет. Если бы только на них было поменьше одежды, если бы только он сумел удержать правильную позу, но гравитация выступила против де Вриза, против него же оказалась и собственная совесть, заставившая профессора в момент отхода в ирреальность попытаться встать на ноги, принять меры, найти подушку на худой конец… Не получилось. Рэя снова ударило об пол; случившееся потом – известно лишь истории. Слухи об этой истории, вероятно, будут ходить по Хогвартсу очень долго и с большим энтузиазмом. Слухи Раймонду не нравились. Де Вриз вообще не любил вещи, чью подлинность установить так же просто, как и практическую ценность. «Другое хорошо, - думал Раймонд, придя в себя. – Хотя бы не придется устанавливать отцовство». На этой счастливой ноте пошлые мысли покинули Раймонда де Вриза. Им на смену пришла чудовищная головная боль, жажда и частичная амнезия. Профессор помнил вечер экспериментального экзорцизма крайне смутно, но подозревал – оно к лучшему. Очень может быть, они с Ирменгильд стали очередными жертвами неведомой твари. Очень может быть. Де Вриз флегматично выругался. По причине фатального девризовского невезения, стать трупами у них не получилось. Да, абсолютно верно. Умри де Вриз, ему бы не пришлось терзаться угрызениями совести. Совестью де Вриз терзался постоянно. Где-то краешком сознания профессор понимал: у него не было шанса помочь Ирменгильд, нет и сейчас, но легче не становилось. Де Вриз судил здраво – в трагедии с немкой виноват он, и он один, потому как не окажись Раймонд столь самоуверенным, возможно, Ирменгильд не постарадала бы. «А я еще уверял мисс Лермонт, больше никто не пострадает, - размышлял де Вриз. – Нет мне веры». Воистину, веры де Вризу не было, не осталось и самоуверенности. Рэй перевернулся на спину и тихонько застонал. Он практически не чувствовал боли. Сдается, ни один жизненноважный орган профессорского тела не пострадал. Разумеется, не считая гордости. Гордость порвало в лоскуты, а сшить ее воедино, как известно, совершенно не возможно. Сильнее всего в мире сейчас де Вризу хотелось найти шило. Шило требовалось де Вризу для самых что ни есть благородных целей – поместить это шило в одно место, дабы в другой раз не тянуло на приключения. С шилом в одном месте довольно проблематично изображать из себя героя. Не романа, так криминальной хроники. Рэй пожевал губу. Пить хотелось невыносимо. Профессор с трудом разлепил веки и тотчас же столкнулся с чьим-то испытующим взглядом. Ах да, Элибазет. Доктор. Роддл. Не Льюс. Жаль… - Элибазет, что-то случилось? Не могли бы вы подать мне стакан воды. Прошу прощения, невыносимо хочется пить. И шило. В следующий раз обязательно подарите мне шило. - Ирменгильд не очнулась?
Elibazeth Roddle: Если в этом мире и существовали люди, которым нравилось просыпаться посреди ночи от настойчивого стука в дверь своей спальни, то Элибазет Роддл точно не относилась к их числу. Собственно, миссис Роддл вообще не нравилось просыпаться, и совсем не потому, что ей снились яркие, насыщенные, интересные сны – она уже пять лет как не видела снов. Нет, просто во-первых, ей нравилось ощущение пустоты и покоя, почти-смерти, которое дарил сон, во-вторых, окружающий её мир бодрствования уже давно не нес в себе ничего достойного её внимания, ну, а в –третьих, пробуждение всегда было крайне поганым процессом для Элли, вне зависимости от того выспалась она или нет, проснулась она в мягкой кровати, как сейчас, или за жестким столом, заваленным бумагами, как это часто бывало в бытность её колдомедиков – все равно всегда просыпаться было очень и очень неприятно. А уж в час ночи, после дня проведенного на ногах, по большей части в Больничном Крыле – сейчас в школе была не та ситуация, когда доктор Роддл могла позволить себе считаться колдомедиком на пенсии, сейчас все врачи были на счету. Однако она так же прекрасно понимала, что в такое время, да ещё и когда по коридорам ходит неведомая тварь, которая не прочь полакомиться человеческой плотью,вряд ли кто-то решился бы просто так проделать путь до её комнат. Скорее всего у этого кого-то была серьёзная причина, и потому пришлось встать, зажечь свет, натянуть платье и халат, и, нашарив под кроватью тапочки, пойти открывать дверь. В конце конов что ещё делать, если тебя уже разбудили, но стучать в дверь не перестали? Ночные гости, увы, слишком совершенная форма будильника, их, к сожалению, нельзя бросить в стенку и забыть об их существовании. Выслушав своего вечернего посетителя, Элибазет с сожалением простилась с одеялом и подушкой, так как вернуться к ним сегодня ночью её скорее всего уже не придется, и поспешила в Больничное Крыло, где её дожидалась пара поздних и очень неожиданных пациентов, которых она в общем-то надеялась не видеть там, потому что школьников им с Поппи хватало с головой, и то, что к ним начали присоединяться и взрослые было очень плохим знаком. По дороге она выслушала рассказ о произошедшем, щедро сдобренный домыслами и предположениями, которые она, впрочем, отмела после первого же взгляда на пострадавших: чтобы не случилось на самом деле, Элибазет могла с точность сказать, чего в комнатах мисс фон Нойман точно не происходило – банального разврата, в котором несчастного Раймонда уже успели заподозрить и Дитрих, и его светловолосая спутница, представившаяся как Ленара Беллар, и оказавшаяся бывшей сокурсницей Имергильд. Нет, определенно и мисс Фон Нойман, и Раймонд, который, кстати, был совсем даже и не бедным и сам виноват в своих бедах, явно были именно её пациентами – совершенно очевидная травма от проклятия. Элибазет осмотрела обоих пострадавших, наложила на них заживляющие чары, заставила и Дитриха, и его спутницу выпить по порции успокоительного, после чего выгнала из из лазарета, запретив возвращаться до девяти утра – пусть хоть немного поспят, и присела на стул в кровати де Вриза, и порывшись в кармане, выудила оттуда потертую книгу с кричаще-яркой обложкой. Больше ничего сделать в нынешних обстоятельствах было нельзя, оставалось только ждать – либо пробуждения Имергилид или хотя бы Раймонда, либо утра, когда можно будет задуматься о возможности транспортировки их в Мунго. Когда Раймонд зашевелился, медленно возвращаясь к ожидавшим его пробуждения жестокой реальности и миссис Роддл, последняя уже успела дочитать до середины роман, удачно забытый в одном из бесконечного числа карманов её халата, и в общем-то уже успела заинтересоваться жизненными перипетиями главной героини, прекрасной сироты Луизы Марилионы Жаклин да Ронфор, но без колебаний отложила книгу в торону – сейчас были дела поважней бульварного чтива. - Ты меня спрашиваешь? Выпей лучше это, - Элибазет протянула другу заранее заваренный настой корней золотолистного подснежника, обладавший очень характерным лиловым оттенком, приторно-сладковатым ароматом и традиционно прописывавшийся пациентам, которым. Жажду он, прочем, тоже прекрасно утолял. - Нет, Имергильд ещё не очнулась и я сомневаюсь, что она придет в себя до утра, если вообще сможет очнуться без помощи специалистов, - Элибазет говорила без привычной улыбки, чему уж улыбаться, если девочка может навсегда калекой остаться, если ещё выживет, но и боли, страдания или вообще серьёзных переживаний в её тоне не было – все же произошедшего было слишком мало для того, чтобы пробить её защитный панцирь, да что говорить, ей приходилось видеть и более страшные вещи, не только вообще в жизни, но и за последние пару дней. Поставив опустевший стакан на прикроватный столик, Элли, сложила руки на коленях и строго, словно он был нашкодившим учеником, посмотрела на коллегу. - А теперь не мог бы ты объяснить мне, что именно произошло? Или может ты предпочтешь дождаться Дитриха? Он, помнится, тоже порывался задать тебе несколько вопросов касательно состояния его сестры и твоего в этом участии.
Raymond de Vries: — Спасибо, — Рэй вернул стакан Элибазет. От терпкой сладости настоя свело челюсти. Де Вриз поморщился, но вздохнул все-таки с облегчением. Жажда ушла; а вот совесть, к сожалению, осталась. — Не очнулась? Печально. Я надеялся, она проснется первой. Проклятье. Героями не рождаются, героями только умирают. Любой дурак, трус и подлец, случись ему вовремя застрять тылом в правильной амбразуре, может заслужить любовь и почтение целого мира. Заманчивая перспектива, решите вы. Ну и напрасно. Рядом с ожогами третьей степени блекнет и как-то теряется даже Орден Мерлина степени, разумеется, первой. Раймонд де Вриз никогда не стремился к лаврам героя. Лавровый венок, помнил он, при частом ношении ничем не лучше венца тернового – мозоли, по крайней мере, будут совершенно одинаковыми. И это лишь в том случае, если вам удастся сохранить голову; а геройская голова, как все должны помнить, имеет тенденцию первой оказываться на плахе. Инициатива наказуема. Поруганная честь не идет ни в какое сравнение с поруганной плотью. С кишками наружу не больно-то задумываешься о благородстве. О благородстве Раймонд де Вриз не думал. О медалях, регалиях, трофеях и чувстве исполненного долга тоже. Ничто из этого нельзя унести с собой в могилу, а коли можно – удовольствия ноль. Редкий герой умирает с миром; за мир – каждый второй. Умирать профессор не стремился. Угрызения совести мучили сильно, язвили жалобно скулящее самолюбие, заставляли молча стискивать зубы, говорить шепотом «ты ничего не мог поделать» и зло смеяться над собственной глупостью. И жить. По-прежнему. Умирать все равно не хотелось. Странно. Вернее, конечно же, страшно. Рэй приподнялся на локтях. Приторная сладость лекарства сменилась кисловатой горечью подступающей тошноты. Болела голова, шум в ушах казался невыносимым. Некоторые операции проводят без анестезии. — Да мне и рассказывать нечего, — голос де Вриза звучал тихо, без интонаций. — Утром ко мне обратилась профессор фон Нойманн. Пожаловалась на кошмары. Точнее видения. Говорила о черной жиже, болоте, мертвецах, о твари… Собственно, детали можно опустить. Мы решили провести один эксперимент. Мне думалось, так мы сможем узнать о нашем чудовище больше. Повезет, найдем способ расправы. «Расправы». Смешно звучит. Договорились встретиться вечером. Я пришел. Сперва мы пили чай, — Рэй невесело улыбнулся. — Потом Ирменгильд разбила чашку, я хотел осмотреть руку – проверить, не порезалась ли. Выяснилось – нет. Затем уже ничего не помню. Внезапно сделалось дурно, ужасно разболелась голова. Я почувствовал, что теряю сознание. Если не ошибаюсь, падая, я ударился затылком о стол. Очнулся уже в лазарете. Вот и все. Раймонд зажмурился. Элибазет в праве обозвать его идиотом – будет права. «Раймонд, - пусть скажет она. – Ты взрослый человек, а повел себя, как мальчишка. Опрометчивый поступок». Пусть говорит, думал он, я не стану возражать. Нет смысла отрицать правду. Ложью она от этого не становится. — Да, Элибазет, — продолжал де Вриз. — Я поступил совершенно по-идиотски. Поспешил. Думал, держу ситуацию под контролем. Ошибся. Я дурак, но для тебя это не новость. Мы знакомы слишком давно, ты не должна удивляться. Что касается Дитриха – можешь передать: хочет отстоять честь сестры – я не против дуэли. Хочет драться? Я согласен. Право слово, мне как-то уже все равно. Драться Раймонд де Вриз не любил. Да и желающих помериться силами с профессором отчего-то не находилось. А найдутся – Рэй всегда сумеет себя защитить. Раз уж других защитить не получилось.
Elibazeth Roddle: - Мой опыт подсказывает мне, что так просто она не очнется, - Элибазет приподняла очки и, прикрыв глаза, устало потерла ноющую переносицу. – Что бы вы не делали, её «зацепило» сильно, возможно даже слишком сильно, я пока не могу судить. Одно хорошо – её состояние хотя бы стабильно. Эх, все-таки хорошо, что это не первое её столкновение со смертью – и тем, что хуже смерти. И хорошо, что она оказалась в школе, потому что Поппи, какой бы талантливой девочка не была, со всем этим не справилась, потому что быстро привыкнуть к смерти нельзя, для этого надо годами наращивать на душе защитный панцирь, да и то может в итоге не спасти. Элибазет, к счастью, спасало, так что осознание того, что милая девочка Имергильд может больше никогда не проснуться не ужасала её, хотя она прекрасно понимала возможные последствия. Огорчало, конечно, но не более того. - Не пытайся встать, у тебя сотрясение, так что ближайшие часа три тебе лучше не двигаться, - строго сказала она, глядя на попытки друга хотя бы привстать. Ох уж эти мальчики, особенно взрослые, те, что считают себя самыми умными и сильными и непобедимыми. Вера в собственную неуязвимость – или обреченность, если вспомнить знаменитое Хогвартское Проклятие – иногда была очень полезна, но временами, когда дело касалось медицины и необходимости провести на больничной койке хотя бы пару часов, оказывалась совершенно невыносимой. А главное все как один отказываются признавать, что просто боятся лечиться. - Ох, Раймонд, Раймонд, мы действительно знакомы давно, более того, если бы я знала тебя хоть немного хуже, я бы спросила, думал ли ты вообще, прежде чем предложить Имергильд столь опасное предприятие. Но я с тобой знакома не первый год и я знаю, и потому не сомневаюсь, что ты подумал, и потому наверно даже не один раз. Вот только мне не понятно чем именно ты думал, потому что ясно, что не мозгом, - Элибазет говорила устало и даже не осуждающе, а разочарованно, словно Раймонд действительно обманул её ожидания. Таким же тоном она иногда разговаривала с непослушными учениками. - Или мне следует спросить кто ты такой и почему притворяешься Раймоном де Вризом? Потому что мне очень сложно понять, как специалист твоего уровня мог повести себя столь глупо. Честно слово, я встречала не мало третьекурсников, чьи поступки были более разумны, нежели то, что ты устроил сегодня. Почему ты никому не сообщил о своем плане? Почему не обратился ко мне, или Лиаму или тому же Дитриху, а решил заниматься такими опасными вещами без подстраховки. Если бы Дитрих и его подруга не вошли в помещение в середине ритуала – то есть если бы ты предупредил его, что этого делать нельзя – то вполне возможно, что последствия твоей глупости и легкомысленности оказались бы не так плачевны. Профессор Роддл снова покачала головой с видом, словно поступок Раймонда настолько пошатнул её веру в человечество, что она никак не могла поверить в его реальность. - Я передам Дитриху, что ты не в состоянии драться а дуэли. Надумали ещё – дуэль, небось как и полагается до первой смерти – знаю я вас, мальчики. И то, на что ты там согласен никакого значения не имеет – после того, что ты устроил сегодня вечером ты не имеешь никакого права, как благородный человек и преподаватель, подвергать свою жизнь опасности по таким мелочам как защита чести и раздача сатисфакции всем желающим. Во всяком случае до того момента, когда будет восстановлена связь с окружающим миром. Так что даже не думай о таких глупостях. А вот если он просто решит пару раз ударить тебя по лицу – тут я буду не против, ты это заслужил.
Raymond de Vries: — Чем я думал, Элибазет? — «Ты же погляди. Сотрясение. Оказывается, было чем думать». Раймонд на миг прикрыл глаза, широко распахнул в следующий. Взгляд профессора ничего не выражал. — Хребтом, Элибазет. Хребтом. Ты же колдомедик, должна помнить: хребет – такая штука, пока не переломаешь – не поймешь, а был ли он. Вот я и решился. Выяснилось, это больно. Ну, ничего. Зарастет. Раймонда де Вриза никто никогда не отчитывал. Не доставалось ему и по заслугам – заслуг-то не было. Вообще. Ни одной. Даже маленькой, даже сомнительной. Ну хоть какой-нибудь. А это очень обидно, и неприятно, и не справедливо. Потому что, не имея возможности получить по заслугам, иногда человек рад возможности получить по хребту. Неприятная, но все-таки встряска. Эмоциональная, разумеется. Сотрясение мозга тут совершенно не при чем. Физической боли профессор не страшился. Боль – явление проходящее, зато угрызения совести – остаточное. И оставаться с вами они могут очень, очень долго. Порою до самой смерти. Рэй сосредоточенно изучал пространство перед собой. По ночам в лазарете тихо. Так тихо, что, кажется, можно ненароком уловить чужие мысли. Если верить миссис Роддл своих мыслей у де Вриза уже не осталось. Свои мысли Раймонд де Вриз растерял в тот момент, когда набрался храбрости. Видимо, здравому смыслу тесно делить одно пространство с отвагой. Кому-то приходиться уступить. Кому-то приходиться подвинуться. Кому-то приходиться упасть, чтобы другие смогли подняться. Де Вриз упал. У Элибазет Роддл появился отличный шанс подняться. Интеллектуально. В глазах отдельно взятого профессора. Впрочем, Раймонд знал – забота Элибазет вполне искренняя. Да, конечно, таланта устыдить провинившегося госпоже Роддл было не занимать, но все это она проделывала – крайне хотелось надеяться – исключительно из благих целей: не позволить дураку отправиться в ад. — Мог бы и посоветоваться, — продолжал профессор. — Уверен, ни ты, ни Дитрих не отказали бы. Но, понимаешь Элибазет, я не имел права. Согласись, нуждайся Ирменгильд в профессиональной поддержке брата – она бы сперва обратилась к нему. Та же ситуация и с тобой. Она не захотела. Я же не имею привычки идти наперекор чужой воле. Можешь назвать меня слабохарактерным и, вероятно, окажешься права. — Рэй отвернулся. — И не надо полагать, будто я хотел погеройствовать. Я не хотел быть героем ни на третьем курсе, ни на седьмом. Не хотел в двадцать лет, не хочу сейчас. Всего, чего я хотел, Элибазет, - это помочь. Просто помочь. А помощь в итоге понадобилась мне самому. Кстати, я тебя поблагодарил? Нет. Спасибо. Болела голова, усталость вдавливала в подушку. Раймонд понимал, сегодня сон к нему не явится. Сон помогает сильным. Слабым помогают успокоительные зелья. От зельев Рэй решил отказаться. Больше никакой помощи. Ни себе, ни окружающим. «А врать нехорошо, - де Вриз снова прикрыл глаза. – Совсем нехорошо». — Что касается Дитриха. Пусть бьет по лицу. Я не буду отворачиваться. Пусть бьет. Только сперва ему следовало бы надеть перчатки. Этим лицом я недавно упал в грязь. Он может испачкаться.
Elibazeth Roddle: - Хребтом? Как интересно! А я-то была готова поклясться, что тут были задействованы другие систему твоего организма, - Элибазет не улыбнулась и даже не усмехнулась, лишь приподняла одну бровь, выражая тем самым удивление услышанным. Стоическое спокойствие Раймонда, который кажется хотя бы примерно осознавал вся тяжесть произошедшего и как-то уж очень смиренно и быстро согласился нести крест собственной вины, про себя небось навесив на него ещё пару пудов собственных недостатков и комплексов, чтобы не дай Мерлин слишком легким не показался. Это было, конечно, очень прекрасно – та часть, где он не отрицает своей вины, но все остальное казалось Элли и несколько опасным, так как она не по наслышке знала о перфекционизме, точнее ослином упорстве, и некоторой эмоционально-социальной простоте друга. Если он решит себя наказывать, то подойдет к этому делу как профессиональный палач, ещё небось книжек по вопросу почитает, чтобы не ошибиться, не сделать что-то не так – а то ведь люди увидят и смеяться будут - и не дай Моргана, не стать слишком снисходительным к себе, потому что давать себе слишком маленькое наказание ему не позволит гордость. Словом мальчик похоже планировал всерьёз увлечься своей новой игрушкой, и его следовало остановить, и чем раньше – тем лучше. Однако сказанное им после, при том сказанное совершенно серьёзно, настолько удивило Элибазет, что та даже потеряла мысль своих предыдущих рассуждений. Вот казалось бы знаешь человека почти всю жизнь – добрых тридцать лет, многие столько и не проживают даже. Знаешь его как облупленного, знаешь, как он будет реагировать и что говорить, что он любит и что ненавидит, что от него можно ожидать, а чего ждать смысла нет. И все же, как оказывается, где-то в глубине души надеешься, что он окажется разумней, осторожней, лучше, чем ты знаешь ,что есть на самом деле. Раймон Де Вриз, не смотря на все свои очевидные и скрытые достоинства, был далек от идеала, но порой Элибазет забывала насколько велика эта разница. - Ох, Раймонд, Раймонд, ну она же девочка! Впрочем, о чем я говорю, ты никогда не умел понимать девочек, - Элибазет вновь качала головой, как мать, пытающаяся объяснить ребенку на простых понятиях, почему нельзя отрывать лапки лягушкам. - Она обратилась к тебе, потому что ты сейчас в школе считаешься самым большим специалистом по Темным Искусствам. Ей страшно, и потому она пошло к тому, кто точно должен был ей помочь, или хотя бы дать совет. На, выпей, - не отрываясь от своих объяснений Элибазет протянула ему мерный стаканчик с медового цвета обезболивающим. Он, конечно, ни на что не жаловался, но её опыта уж точно хватало на то, чтобы увидеть, что ему больно. Бывали случаи, когда обезболивающими пользоваться было нельзя, во всех же остальных случаях Элибазет придерживалась взгляда, что пациент, которому не больно, лучше, они выздоравливают быстрее. – Если бы ты решил, что следует обратиться за поддержкой – или хотя бы предупредить о своих планах – меня или Дитриха, она не стала бы спорить. Она же Нумеролог, пусть и из Дурмстранга, она не специалист в Тёмных Силах и борьбе с ними. И конечно она переложила необходимость выбора правильного пути на тебя, а ты её не воспользовался. Я знаю, что ты не хотел быть героем, во всяком случае мне очень хочется в это верить, но получается плохо, потому что только настоящий герой мог так «геройски» пренебречь банальной техникой безопасности. – Элибазет поморщилась, словно услышала и почувствовала что-то очень неприятное. - Прекрати, твои слова звучат как цитата из плохого романа. Оставь пафос месье Ронфору и прочим романтическим «героям», тебе он совершенно не подходит. А то ещё пара минут таких разговоров – и, те дай Мерлин, я начну думать, что ты и правда один из них.
Raymond de Vries: — Мой организм работает бессистемно, импульсивен и склонен к экспромтам, - раздраженно бросил де Вриз. Надоело. Как? Спрашивается, как восстановить свое проклятое хладнокровие, если тебя постоянно тыкают лицом в то, о чем так отчаянно тянет забыть? Да, бесспорно, на ошибках учатся. Но можно… можно повременить с домашним заданием. Для усвоения кое-какого материала требуются часы, иногда дни, быть может, недели. Сиюминутным озарениям подвержены гении, это гении никогда не проигрывают, никогда не свершают ошибок, это у гениев любое дело горит в руках и – показательно – не кидается в лицо. С обыкновенными людьми чуточку сложнее. Обыкновенные люди ошибаются, падают в ямы, набивают синяки и шишки. Справедливо. Кто-то должен служить и плохим примером, не только образцово показательным. Раймонд зажмурился, с силой растер виски. Под сводами черепа баскетбольная команда устроила разминку. Мячик упруго отскакивал от стен и со странным, сбивчивым ритмом ударял в затылок, в темя, падал куда-то под скулы. Де Вриз ненавидел спорт. Соревноваться не получалось. Обязательно находился некто умнее, сильнее, ловчее, смекалистее, обаятельнее, если на то пошло. Де Вриз избегал даже шахмат. Даже с самим собой. Боялся проиграть в первом раунде. А, кажется, талантливый; кажется, способный. Да вот нерастраченный потенциал с годами закисает. Покипит годик-другой и осядет на дно чем-то липким, густым, неприятным. Ирменгильд ни в чем не виновата. Элибазет и подавно. Но слушать все эти объяснительно-обвинительные речи было невыносимо. Как? Спрашивается, как доказать другим, что ты просто ошибся. Ну, не подумал. С кем не бывает? Кто без греха – пройди по воде, пройди по воде и не утопни… А потом Раймонд широко раскрыл рот, да так и замер, лишь каким-то рефлекторным чудом умудрился перехватить стакан и с таким же ошалелым видом выпить зелье. «Девочка…». Мерлин, неужто все так легко? Девочка. Признаться, с девочками отношения у профессора складывались весьма причудливым образом. Обыкновенно – как карточный домик в ураганный шторм. Неудивительно. Девочки предпочитают валетов, королей и тузов, самым счастливым достается джокер. Играть в карты Раймонд де Вриз не умел, оттого при любом раскладе имел при себе двойку, не козырную, а теперь, видимо, по поведению. Плохо. И глупо. — Я не знаю, что сказать, — Рэй, наконец, позволил челюстям вернуться в естественное положение. — Я и так наговорил достаточно. Какой смысл повторять все сначала, если сделанного не исправишь? У тебя ведь нет маховика времени, так? Тогда я, наверное, промолчу. Элибазет, я все понял. Я выучил урок и отныне, коль это так уж важно, сперва буду спрашивать совета у тебя, у Дитриха, понадобиться – свяжусь с целой экспертной комиссией, отныне никакой инициативности. Не хочу выставлять себя – Мерлин в свидетели – героем. Я плохо смотрюсь в роли защитника прекрасных дам, слабых и угнетенных. Вопрос исчерпан? Раймонд скрестил руки на груди. Кажется, успокоился. — Минутная слабость, Элибазет, — привычным менторским тоном произнес он. — Кризис переходного возраста. У нас, у мальчиков, он иногда протекает с осложнениями. Дает побочные эффекты. Точнее – по голове. Но – я искренне верю – мне достаточно одного удара. Хмыкнул. — И я не читаю бульварных романов, а так же понятия не имею, кто такой месье Ронфор. Впрочем, желаю ему всего хорошего. А с меня подвигов хватит.
Elibazeth Roddle: Думаю на этом можно считать разговор и отыгрыш оконченными. Наблюдая за удивленным, если не сказать шокированным выражением на лице Раймонда, Элибазет с трудом удержалась от того, чтобы не засмеяться, не смотря на всю серьёзность их беседы. Всё-таки он, не смотря на всю свою серьёзность и уверенность, временами умудрялся быть удивительно трогательным. Так что в такие моменты ей одинаково хотелось и посмеяться над ним, одновременно и весело, и жестоко, и совершенно не злобливо, как умеют настоящие друзья, и обнять его и погладить по светлым волосам, и дать ему пирожок в вишней и стакан вишневой же настойки, чтобы он успокоился и не переживал из-за таких глупостей. - Вопрос исчерпан, - неожиданно легко согласилась Элибазет. Сейчас больше говорить о произошедшем не имело смысла, все, что нужно уже сказано, с в остальном поможет только время. А времени, не смотря на не отступающие тревожные мысли об истекающем времени проклятия, у него было достаточно, иначе и быть не могло. Она встала со стула, пряча недочитанную книгу в карман, и подошла к тумбочки у его кровати, и достала из выдвижного ящичка пузырек с сонными пилюлями – Раймонду пока вставать рано, так что сам он туда не дотянется. Выудив две пилюли, Элли протянула их вместе со стаканом воды приятелю. - Подвигов с тебя действительно хватит. Так что выпей-ка снотворное, и постарайся проспать до утра, а завтра будем думать, что теперь делать.И кстати зря ты так о благородном искусстве бульварного чтива, там зачастую пишут очень полезные вещи, - Элибазет усмехнулась в ответ. – Впрочем, я подозреваю, что конкретно месье Ронфора, как приличного героя, ожидает трагическая кончина через пару глав, но если появится такая возможность – обязательно передам ему твои пожелания. Её помощь здесь была больше не нужна: Раймонд пришел в себя, его жизни ничто не угрожало, особенно если он сейчас снова уснет. Она уже совсем собралась уходить – пусть добрая половина ночи уже прошла, остаток она все же предпочтет провести в своей кровати, а не на свободной больничной койке, если здесь вообще такие остались. И все же не удержалась и, обернувшись уже у самой ширмы, отделявшей их от всего остального лазарета, добавила с насмешливой улыбкой: - Доброй ночи, герой.
полная версия страницы