Форум » Архив «Lumiere-77» » Сome in true colours - 10.05 » Ответить
Сome in true colours - 10.05
Theodore Nott: Время: вечер, после ужина. Место: Астрономическая башня, Хогвартс. Участники: Loreley Brecht & Theodore Nott. Краткое описание события: злющий как черт Теодор направляется на астрономическую башню, чтобы подышать воздухом и "насладиться" окрестными пейзажами; но глупо надеяться, что самое популярное место в школе встретит его не только прохладой, но и одиночеством; но как знать, вдруг повезет?
Ответов - 14
Loreley Brecht: Завтрак не удался, хотя наверное вся неделя не удалась. Утро началось с неописуемого представления в Большом Зале. Сегодняшний цирк открыла сама Беллатрисса Блэк. Лори всегда казалось, что старшая из сестер Блэк всё время пытается привлечь внимание к своей персоне, но она никак не могла понять зачем ей это надо, ведь она и так была в центре внимания. И дело даже не в ужасающей красоте, которая могла сразить любого, и как не странно не в древней фамилии, а скорее в характере Беллы, который мог обжечь любого, кто пересечется с ним. Лорелей устало слушала весь спектакль который устроили сестры Блэк в Большом Зале и поняла, что аппетит она уже успела потерять. Новость об исчезновении Нарциссы можно сказать никак не подействовала на Брехт. С девушкой она почти не общалась, но надо сказать, что нового трупа она в школе не хотела видеть. Решив, что стоит как можно поскорее покинуть Большой Зал и уединиться, Лорелей быстрыми шагами покинула стол Слизерина. Можно сказать, что весь день Лори провела в спальне, то и дело рисуя разных животных и цветов на стене, которые оживали, а потом медленно превращались в пепел. Настроения не было, а пальцы от чего-то дрожали. Смерти Лори никогда не боялась, скорее потерять рук или глаз. Она не могла представить себе жизнь без своих рук, ведь тогда она не сможет рисовать, а значит смысл не имеет значения. Ещё в детстве Брехт решила, что если жизнь решит отнять у неё руки, то она отнимет у жизни себя. Но сейчас она пыталась и вовсе не думать о том, что её руки под угрозой. Ужин прошел никак. Наверное потому, что Лори не пошла в Большой Зал, а решила пойти на кухню и выпросить у домовых эльфов лишь пару тостов с джемом. Эльфы были не против ведь Лорелей заплатила за тосты пару «трюками» по их словам. Ничего настолько эффектного, просто нарисовала в воздухе парочку маленьких пегасов, а они так обрадовались, что были готовы всю еду ей сунуть лишь бы она продолжала показывать такие же фокусы. Но Брехт не была в настроении устраивать представления, поэтому взяв тарелку с тостами она тихонько направилась в сторону лестницы. Благо ей никто не встретился по дороге и не начал расспрашивать почему она не идет в Большой Зал. Сегодня был один из немногих дней когда Лори и правда хотела побыть наедине с собой и порисовать. Астрономическая Башня была пустой, к счастью. Это не могло не обрадовать немку которая искала уединения. Бросив мантию на подоконник она села на ней и откусила от тоста. Играть с палочкой ей сегодня явно не хотелось, ведь в последнее время у неё не особо получалось рисовать ужасающие вещи которые творились в Хогвартсе. Лори надо было видеть всё, а ей не удалось даже увидеть окровавленные тела. Наверное тут многие подумали, что она немного ненормальна, может быть так оно и есть, но на самом деле Лорелей просто должна была видеть то, что чувствовала и только после она могла рисовать. Тем более настолько важные вещи, и сейчас ей казалось, что кроме маленьких лошадок и роз она ничего не может рисовать. Слизеринка поставила тарелку на подоконник и вздохнула потянувшись к сумке она достала блокнот с карандашом. Надо было справится с этой проклятой дрожью в руках и нарисовать что-либо, а ещё не надо было бояться того, что она не способна ни на что. Талант — он не пропадает, особенно если ты продала искусству душу. Дверь скрипнула и Лори подняла глаза чтоб встретится с вошедшим. Сам Теодор Нотт, кто бы мог подумать. Слизеринка усмехнулась своей обычной ухмылкой и покрутила в руках карандаш. -Кажется сама судьба нас сталкивает, Тэдди! - улыбнувшись произнесла Брехт. Настроение у неё сразу же поднялось так как появился человек, а значит появилось что рисовать. Лицо, руки, эмоцию, даже слова и выражение лица... а это главное, самое главное.
Theodore Nott: Это был не просто ужасный день, это была самая настоящая катастрофа. С утра всех переполошило известие о пропаже девушек, Теодор стал свидетелем не самой приятной сцены в Большом зале, но в кои-то веки вмешиваться не стал. Здраво рассудив, что начинать утро с драки слишком даже для него, он решил оставить разборки другим, и другие тут же нашлись, так что все было в порядке. Творившиеся в школе ужасы не могли оставить равнодушным никого: кто-то предпочитал строить из себя героя, но внутренне содрогался от малейшего сомнительного шороха, кто-то предпочитал признавать свои слабости и передвигался по школе группками. Сам же слизеринец скорее относится к первой категории, своим видом будто бы заявляя, что ему море по колено, а уж какая то НФ и подавно, но ходить в сопровождении Лестранжа, Малфоя или Лермонта с Розье он явно не собирался. Не по-мужски это, да и не по-слизерински. Испорченный напрочь день, как выяснилось, может быть еще хуже. Тео "посчастливилось" встретиться со своим братом Чарльзом, да не просто встретиться, а буквально столкнуться друг с другом, когда кто-то выруливал из-за очередного коридорного поворота. Что было дальше представить не трудно. Обменявшись парой любезных фраз в духе "куда прешь, осел?", Теодор без лишних обиняков заехал братцу в глаз. Он об этом, разумеется, не пожалел, но зато получил сдачи, да прямо в челюсть. Нотт уже было собрался предпринять более активные действия, но тут в поле зрения появился кто-то из преподавателей с криком "эй, что вы делаете?", и парни, несмотря на явное желание продолжить начатое, поспешили ретироваться. В разные стороны, естественно. Это происшествие словно открыло препону на мощной дамбе негатива, который испытывал слизеринец. Настроение не просто испортилось, оно скатилось ниже некуда. Он просто рвал и метал, одно время даже хотел найти брата и как следует отколошматить его, выместив на нем всю злобу и ненависть. Трудно сказать, что именно привело Тео в такое состояние, ведь брата он ненавидел уже давно, и хотя с контролем у него и были проблемы, но не до такой же степени, что зубы скрипели, а глаза наливались кровью. Он кружил по школе словно стервятник, ища чего-то или кого-то, но так и не находя. Бесцельные брожения окончательно надоели под вечер, но Нотт сам не понял, как оказался на лестнице, ведущей в Астрономическую башню, кажется, сюда он дойти еще не успел. -А что... это мысль... - пробормотал слизеринец. Он еще час назад хотел подышать свежим воздухом и, возможно, прийти в себя, если такое вообще возможно, и ноги сами привели его сюда. Вряд ли это простое совпадение. Впрочем, он не очень-то надеялся на то, что сие место будет свободно, наверняка, внутри очередная парочка решила устроить романтическое свидание и полюбоваться на звезды - ха! Он взялся за ручку, потянул на себя и вошел. Тусклый свет факелов, развешанных по стенам, как-то резко ударил в лицо. Нотт зажмурился, на мгновение прикрывая ладонью глаза - на лестничной площадке было темно, и такая неожиданная перемена была не совсем по вкусу. Зато Лорелей могла наблюдать парня во всей красе - растрепанного, взлохмаченного, с кое-как заправленной в брюки рубашкой и с разбитой губой, которая потихоньку начинала затягиваться. У брата была не такая уж легкая рука, а идти в больничное крыло из-за такого пустяка было по меньшей мере глупо, да и Помфри хлопот без него хватает. Когда он отнял руку от глаз и смог, наконец-то увидеть Брехт - а голос принадлежал несомненно ей - он насупился, и как-то еще больше посуровел. -У меня нет настроения для общения, Лорелей, уж прости. - он скользнул взглядом по блокноту в руках немки, совершенно не чувствуя раскаяния за свою почти что грубость. В любой другой момент он был бы рад обществу девушки, но не сейчас. -Я так зол, что ты даже себе представить не можешь, поэтому я, наверное, лучше пойду...от греха подальше. - до этого он стоял, засунув руки в карманы, а сейчас, вытащив их, оттуда что-то выпало, и слизеринец наклонился, чтобы поднять это что-то, а потом убраться подальше.
Loreley Brecht: О, а Нотти был не в духе. Хотя не только не в духе, но и выглядел он совсем уж не так как подобает джентльмену. Немка усмехнулась расслышав слова слизеринца. Она и без его слов догадалась, что Теодор сегодня явно не горит общаться со своими знакомыми даже с ней, но это никогда не мешало им раньше проводить вечера вдвоем. Брехт отложила блокнот с карандашом и привстала. Надо было разбираться с этой разбитой губой Тэдди, как не крути а шрамы не настолько украшают мужчин. Это скорее лишь пустая фраза чтоб успокаивать себя после того как вам изуродовали лицо. А Лорелей любила всё красивое, без единой ошибки, а сейчас на лице Нотта была та самая «ошибка», которую нужно было устранять. -Тэдди, помолчи лучше, а? - серьезно произнесла немка и подошла к нему поближе. Его слова не показались ей грубостью. Она вообще редко обращала внимание на такие вещи, скорее просто игнорировала. Если люди хотят выпустить пар — пускай. А она конечно же знала о том, что есть только один человек, точнее два, которые могли вывести себя самого Теодора Нотта. Это так называемый брат, и папаша, о котором он не раз говорил. Лорелей никогда не вмешивалась в семейные дела, да и личные вопросы она не любила обсуждать, но сейчас она просто хотела помочь. Ведь ничего страшного не случится если она устранит эту красную черточку, и вернет его губам привычный вид? А психологические разговоры можно даже отложить, если Тэдди этого не хочет. -Расслабься, я не укушу тебя, хотя и могу, - привычным тоном протянула девушка приблизившись к лицу Теодора и направила палочку на разбитую губу после чего произнесла заклинание. Лори улыбнулась наблюдая как рана сразу же затянулась, а губы слизеринца приняли свой обычный вид, - вот так намного лучше, неправда? Поверь мне, шрамы не украшают мужчин, - произнесла слизеринка и отвернувшись от Теодора зашагала в сторону подоконника. Брехт не собиралась останавливать Нотта. Она не была из тех которые просят остаться, хоть ей и правда хотелось порисовать, а он мог бы помочь ей в этом. Но Лори не умела просить, да и не собиралась. Немка всё так же улыбалась про себя когда расслышала какой-то звук и повернулась в сторону Нотта который наклонился чтоб взять выпавшую из кармана вещь. Слизеринка сложила руки на груди и с самодовольной ухмылкой подняла глаза на Теодора. -Ну, как успокоился, или всё ещё готов рвать и метать? Если хочешь можешь начинать с моей мантии, мне не жалко. Я посмотрю на тебя и порисую хоть немного, а потом буду показывать этот рисунок каждый раз когда ты решишь сострить. Называется компромат, - Лори не сводила взгляд со слизеринца, - и что это? - указав на вещь которая уже была в руках Нотта спросила немка. Лорелей была хитрой. Хитрой и умной, а ещё эгоистичной. Ей хотелось чтоб Нотт остался сейчас рядом с ней и рассеял её одиночество. Ей хотелось порисовать, и немного поиграть со своей волшебной палочкой. Возможно даже поговорить о важных вещах, а потом... потом Нотт может уйти как можно дальше и заниматься тем чему ему хочется, а Лори тогда уже будет всё равно. Пусть он хоть своего брата отправит ко всем чертям. Сейчас немка нуждалась в его обществе, точнее у неё было просто огромное желание чтоб он остался рядом с ней, поэтому она решила схитрить и любой ценой оставить его здесь. -Разбитая губа, - протянула слова слизеринка, - надеюсь у него сломана челюсть? - Лори играла с огнем, как всегда впрочем. Она прекрасно это понимала, поэтому и не боялась будить зверя в Теодоре. Ему надо выпустить пар, не так-ли? А она не боится оказаться рядом, ведь Брехт умеет защищать себя, да и у Нотта рука не поднимается на неё, как всегда.
Theodore Nott: Нотт был не из тех людей, кто успокаивался после нескольких теплых, по-настоящему теплых фраз. Если он начинал злиться, пускал в ход кулаки, да не самым удачным для себя образом, то все - душевное равновесие слизеринца приходилось собирать по кусочкам и склеивать в течение многих часов, если не сказать, целых суток. Он не был отходчивым, скорее наоборот, слишком импульсивным, взрывоопасным, достаточно одной искры, одного слова, жеста и все, хваленое самообладание летело к дементоровой матери. Впрочем, его знакомые знали, каков он на самом деле, и к его вспышкам относились равнодушно и изо всех сил старались не принимать близко к сердцу. А порой стоило! Ведь вряд ли, каждый раз получая прощение за свои поступки и слова, Теодор научится хоть как-то себя контролировать. Вначале он мотнул головой, пытаясь увернуться от прикосновений Брехт. Ему была не нужна ее помощь, в тот момент ему вообще ни чья помощь не была нужна, но девушка была само спокойствие и безразличие, и что самое важное - в ее глазах не было и тени сочувствия - иначе Теодор бы вспылил. -Я не хочу молчать, Лорелей, я не хочу выпускать пар, я просто...просто хочу... - "убить его!" вертелось на языке, но с губ так и не сорвалось. Он чуть было не прикусил разбитую губу, лишь бы удержать в себе рвавшийся наружу словесный поток. Пока Брехт залечивала его губу, глаза молодого человека были направлены куда-то в сторону, будто бы он задумался о чем-то. Но не прошло и нескольких секунд, как волшебство было закончено, губа затянулась и даже не болела. Непроизвольно Тео коснулся пальцами того места, что так неприятно саднило всю дорогу до астрономической башни, и ничего не обнаружил. -Спасибо. - сухо отозвался Нотт, чтобы уж совсем грубияном не быть, хотя в глубине души он был признателен Лорелей за помощь. Но, вполне возможно, он еще не осознал это в полной мере. Боль ушла, а значит теперь ничего не отвлекало слизеринца от причины его плохого настроения. Он еще не успел взглянуть на то, что выпало из кармана, а Лори продолжала говорить. Все еще сжимая в руках то, что заставило его остаться, он посмотрел на девушку. Она снова сидела на подоконнике, держала в руках блокнот и карандаш и выглядела донельзя естественной, почти гармоничной. И это еще больше взбесило Теодора! Нет, не Лорелей, а контраст - сам то он ощущал полнейший дисбаланс с самим собой и окружающим миром, и не знал, как от этого избавиться без человеческих жертв. -Боюсь, если я начну, одной мантией я не ограничусь. - глаза странно блеснули, губы скривились в странном подобии то ли усмешки, то ли ухмылки, но явно в чем-то не самом хорошем. В любой другой день Теодор без промедления согласился бы постоять некоторое время неподвижно, пока художница делала бы свои наброски. Это был бы очень интересный опыт, быть может, ему бы это даже понравилось, как знать, но сейчас... ...взгляд, наконец-то, упал на клочок пергамента - а по ощущениям это был именно он - зажатый в руке Нотта, и дыхание перехватило. Это был небольшой фрагмент письма от отца, который Теодор накануне разорвал в лучших традициях нелюбящего сына, и каким ветром, этот клочок попал в его карман, неизвестно. Все слилось воедино: ненависть к брату, к отцу. Один, огромный, целый шар, который грозился разорвать слизеринца на куски, если он не даст выход своим эмоциям. Дышать стало совсем невозможно, он потянулся к галстуку, который подобно удавке обвивал шею и попытался расслабить его. Пергамент сам собой выпал из рук, а парень, что есть силы саданул ногой по двери. Послышался хруст: то ли костей Тео, то ли деревянной двери, непонятно. Но слизеринец не корчился от боли, а продолжал стоять на месте и прожигать дверь взглядом, как будто несчастный кусок дерева в чем-то провинился. Но для него в ту минут был виноват весь мир, все без исключения, и с этим ничего не поделаешь. -А ты права, надо вернуться и прикончить его, а потом можно сдаться дементорам или сбежать, какая разница? - голос холоднее металла, если вы знали одну сторону Теодора Нотта, пора познакомиться со второй, неприглядной и очень-очень плохой. Не зря он стал Пожирателем Смерти. -Мерлин, как я его ненавижу... - последнее было сказано почти шепотом и скорее походило на мысли вслух, неосознанно оглашенные, но Брехт вполне могла его услышать. Слизеринец тяжело дышал и постоянно сжимал и разжимал кулаки, стоя теперь спиной к художнице. Казалось, все это стоит ему титанических усилий, и только неведомая сила держит его здесь и не позволяет сорваться с места и сделать то, что нужно сделать.
Loreley Brecht: Она даже не вздрогнула когда он ударил ногой в дверь. Расслышав какой-то хруст Брехт лишь подумала, что это могла оказаться кость Теодора, и почему-то её сердце чуть сжалось. Сердце. Какое смешное слово. У Лорелей давно не было сердца, с того самого дня когда она променяла её на всякие карандаши и пергаменты, на разные цвета и узоры. Не осталось ни маленькой частички сердца, а может это ей так казалось? Лори не двинулась с места. Словно она срослась с подоконником и превратилась во что-то неживое, совсем неестественное. Она наблюдала за каждым его движением. Видела его гнев и смогла бы даже нарисовать его в разных цветах. Разрисовать его злость и придать ей форму, но Лорелей всё так же не сводила взгляд с Теодора понимая насколько ему сейчас тяжело. Она видела его руки которых он сжимал в кулаки. Видела его спину. И могла нарисовать в своем воображение его выражение лица. То как он стиснул зубы и то как отчаянно пытается справится с тем чувством которое душило его изнутри. Лори не знала что делать. Можно с уверенностью сказать, что она впервые в своей жизни не знала как себя вести. Она видела злость. Видела её в разных формах, с разными людьми. Реджинальд часто злился, особенно в то время когда они с Лори встречались. Он не мог понять почему её сердце не может принадлежать ему, а она не могла объяснить ему, что её сердце давно отдано искусству. Братья тоже злились, в далеком детстве Лорелей помнила их ссоры. Но каждый по-своему, и каждый по одиночке. Её братья никогда не давали волю своим чувствам, и Лори не приходилось наблюдать за тем как они крушили всё. Наблюдать за тем как душа человека способна разрушить всё лишь бы выпустить злость. Хотя еслиб она это и видела, то обязательно знала бы как себя вести, наверное потому, что она их по-другому чувствовала. Но Теодор был единственным который затрагивал её сердце. Сердце которого у неё не было. На мгновение Лорелей даже собралась предложить себя. Смешно, неправда? Она была готова предложить себя лишь бы ему стало легче. Благо она не произнесла этого и вовремя остановилась. Никто не сможет понять её, даже Тэдди, а она не может простить себе даже такую слабость. Не сейчас, и не с ним. Но немка встала и отложила блокнот с карандашом в сторону. Выражение её лица было решительным, впрочем как всегда. Лори не была похожа на Лидию, наверное поэтому она так заботилась о ней. Подруга всегда смущалась, не могла решиться ни на один шаг, и её всегда нужно было поддерживать. Лори умела поддерживать, она всегда твердо стояла на ногах. Но Теодор не за это её сейчас ценил, а за то, что она не жалела его. Не сочувствовала ему, и не собиралась говорить ему о том, что жизнь жестокая штука. Все прекрасно это знали и без неё, но Лорелей всегда придерживалась мнения, что если судьба решит ударить тебя, то ты должен ответить тем же. Иначе не выжить в этом мире. -Конечно можно отправляться в Азкабан и каждый день дарить остатки своей души дементору, если она у тебя есть, - холодный голос Лори мог показаться даже страшным. Она сделала пару шагов в сторону Теодора и остановилась за его спиной, - или сбежать ко всем чертям. Бродить по свету и скрываться каждый день, не имея возможности даже нормально встречать рассвет, - слизеринка вновь сделала паузу, - сейчас у тебя есть выбор. В эту самую секунду ты можешь принять решение. Этот мир жесток и противен порой, но я не уверенна, что ты готов отказаться от него, не так ли Тэдди? - её Тэдди всегда звучало не так как от других. Она произносила это имя с какой-то особой нежностью и жестокостью. Словно она задыхалась от собственной крови, как бы ужасно это не звучало. Но только Лори могла звать его так. Так отчаянно, но вместе с тем всегда спасая его. -И что с того? - наверное с её стороны это было жестоко, но иначе Брехт не могла. Иначе она просто не умела. Она нерешительно положила свою ладонь на его плечо ощущая как он чуть дрожит от злости. Она едва лишь усмехнулась но от чего-то поддалась вперед и прижалась к нему. Лорелей не боялась Теодора. Ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем. Она знала на что он способен, и удивлять её он не смог бы, даже если бы постарался. Чего она сейчас добивалась? Она просто хотела высосать из него эту ненависть. Выпить эту злость до дна и освободить его. Как же отвратительно это звучало, хоть и в собственных мыслях. В любой другой день Лори бы фыркнула, но только не сегодня, не сейчас, не с ним. -Ненависть слишком глупое чувство, - тихо отозвалась она обхватив его руками и прижимаясь к его спине, - расслабься. В этом мире есть за что жить кроме как ненависти, - Лорелей почти прошептала эти слова но Теодор прекрасно мог их расслышать. Она всё так же стояла прижавшись к его спине и не двигалась. Лишь крепче сжимала его в своих объятиях словно пытаясь излечить его от этого чувства. Зачем тебе это, Лори, зачем?
Theodore Nott: Время от времени он сам удивлялся тому, как люди терпят его. Конечно, в большинстве своем Теодор старался сдерживать свои не самые лучшие начала внутри, изо всех сил пытаясь контролировать свой юношеский гнев и агрессию. Но чем дальше, тем было сложнее. Хотя "сложнее" - это не то слово. Подниматься ежедневно по утрам с постели, улыбаться солнцу и благодарить мир за еще один день - это не про него. Тео умел радоваться жизни, но делал это слишком извращенно, не так, как делают это обычные люди. Ведь совсем немногие знают, что за всем напускным безразличием, злобой, эмоциональной нестабильностью и прочими неблагоприятными эмоциями скрывается обиженный на весь свет и очень ранимый ребенок. Но кто же в 17 лет признает себя маленьким, да еще осознает свои ошибки? Юность - это пора ошибок, необдуманных решений и бремя последствий, которое можно не снять с себя на протяжении всей жизни. И одну ошибку Теодор уже совершил, и не было пути назад, даже взглянуть назад было нельзя, потому что в тот день, когда он принял метку, прошлое словно отрезали от настоящего и, тем самым, прервали связь с будущим. Всего несколько слов отделяли слизеринца от роковой ошибки, но он не сделал это, не попытался спасти себя и свою душу, а может и жизнь. Решив насолить отцу, не было ни сил, ни желания отступать назад, так чего же он хотел теперь? Чего угодно, в принципе, в отличие от Лорелей, терять ему было нечего. Он мог слышать ее почти бесшумные шаги: как будто бы слизеринец видел, как Лорелей поднялась с подоконника и направилась к нему. Странное ощущение, но он даже будто бы видел ее плавные движения, легкую поступь и спокойное выражение лица в обрамлении светлых волос. Брехт остановилась позади него, но Нотту легче от этого не стало. Скорее наоборот: теперь он чувствовал моральную ответственность за Лорелей. Кому захочется выслушивать его сказанные в порыве слова? Терпеть на себе всплески эмоций? А вдруг он сорвется, и..? Нет, разумеется, руку он никогда бы не поднял на девушку, но ведь "ударить" можно не только рукой. -Ты не понимаешь, что сейчас говоришь мне, Лорелей...выбор! Ха! - голос дрожал, того и гляди Нотт сорвется, и тогда что-то будет. -Возможность выбора я потерял уже очень давно...когда сделал неправильный. Мне так или иначе светит дорога в Азкабан. - Брехт не могла знать, что он имел ввиду, да и он сам только сейчас в полной мере осознал, что его ждет в будущем. Такие как он всегда плохо кончают, и чаще всего на рассвете молодости. Впрочем, Теодор хоть и был импульсивным, но знал, на что шел. От нежности, зазвучавшей в голосе девушки, он чуть было не вздрогнул. Лори всегда могла его успокоить своим особенным отношением к нему, без лишних слов и фраз, без лишней чувственности, без лишних прелюдий, но сейчас все было иначе. Сейчас его разум и сердце были затуманены, чувства приглушены, и слизеринец более походил на помешанного, чем на адекватно реагирующего человека. Несколько секунд Теодор стоял, прикрыв глаза, всем телом ощущая тепло, исходившее от Брехт. Парня била дрожь, а она пыталась успокоить его своим присутствием, но, кажется, безуспешно. -Расслабься?! - слизеринец дернулся вперед, высвобождаясь из объятий Лорелей и, разворачиваясь на 180 градусов, посмотрел ей в глаза. -Легко тебе сказать "расслабься". Отец фактически убил мою мать, опозорил нашу семью, что мне ежедневно приходится терпеть на себе косые взгляды и перешептывания. А, даже, если я и преувеличиваю, и этим идиотам за 7 лет надоело шушукаться, один факт существования Чарльза Нотта доводит меня до бешенства. Ко всему прочему человек, называющий себя моим отцом, регулярно достает меня своими письмами и наставлениям, который мне ни черта не нужны!! Если бы ты знала, как сильно я жду своего совершеннолетия, когда я смогу уйти из дома, жить самостоятельно и больше не видеть, и не знать этих людей!! - нет, Теодор еще не кричал, но голос его звенел, губы дрожали, ноздри раздувались, а на лбу даже выступили капельки пота. Напряжение, сковавшее парня, было просто неописуемым, он закусил губу и отошел на несколько шагов от Брехт. А еще через мгновение подошел к невысокому парапету, служившему небольшой загородкой, между башней и свободным полетом. Нотт вцепился руками в поручень, да с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а капельки пота скатились по его вискам, оставляя влажные дорожки. Если бы он мог, он бы рассказал Лорелей все, что у него на душе, что он чувствует, и как ему плохо от этого. Но он не мог, просто не умел выражать самые потаенные стороны своей души, чтобы быть понятым. Слизеринец чуть подался вперед и посмотрел вниз. Свобода и несколько десятков метров над землей. Шаг, и все могло бы закончиться, но такое решение проблемы явно не для него, даже и думать об этом не стоит. Пальцы снова опустились на галстук и резко дернули: раздался звук треснувшей ткани, и галстук бесформенной тряпкой упал к ногам Нотта. Жаль, что все проблемы не решаются так же легко. -Почему ты все еще здесь? Неужели мое истинное "я", которое ты до сих пор не знала, тебя не пугает? - бесцветным голосом продолжал парень, не решаясь посмотреть на Лорелей. Настроение менялось как вспышки фейерверка на небосклоне, кто знает, что он выкинет в следующую секунду?
Loreley Brecht: "Ты сама как произведении искусства. Только я не могу понять картина ты, или просто холодная статуя." Однажды они с Эрнстом обсуждали её — Лори. Брат удивлялся её таланту, а она просто слушала его. Брехт не была одной из тех которые сразу же начинают отрицать свою уникальность, стоит человеку обмолвится о том, что они таковыми являются. Лорелей прекрасно знала на что она была способна, и на что нет. Она знала, что кисть, карандаш, цвета — всё это становилось чем-то волшебным в её руках. Она видел мир не так как все. Окружающие её люди видели лишь то, на что были способны видеть их глаза - отражение этого мира, но не видели сколько красок скрывается внутри них. Не видели какой красочной может быть музыка, и насколько разноцветной сама эмоция. Лорелей же видела и могла рисовать это. Долго, отчаянно, но идеально. Именно что идеально. Она всегда это знала, и ей не нужна была оценка чужого человека, даже если этот человек её собственный брат, который так был похож на неё саму. Но помнится та фраза которую произнес Эрнст глубоко задела Лори, хоть она и не показал этого. Она всегда знала, что в большинстве случаев она бессердечная тварь. Так оно и было, за исключением нескольких людей. В школе была лишь Лидия, которую Лорелей оберегала от всех и каждого. Она смогла бы убить ради неё, уж такова Брехт. Но так же были братья, и только потому, что их связывали кровные узы, с которыми было сложно справится. Но еслиб у Лорелей не было никого с самого рождения, то у неё было бы её искусство, а значит ничего большего она бы и не хотела. Руки, глаза, и конечно же кисти, вот всё в чем она нуждалась всю свою жизнь. Но сама мысль о том, что настолько близкие люди видят в ней неживое существо — это немного задело Лорелей. Одно дело когда она сама так считает, но совсем другое когда кто-то ей об этом говорит. Хотя зачем заморачиваться на этот счет, Лори и правда была бессердечной как статуя или та же картина. -Возможно и мне туда дорога. Кто знает, - Брехт просто так это сказала. Не придавая никакого значения словам Теодора и считая, что он просто говорил лишь о том, что когда-нибудь ему придется расправится с отцом и братом. Эта мысль могла ужаснуть любого, но только не Лорелей. Она не считала убийство преступлением, как и не считала, что все убийцы ужасные люди и их надо сажать в клетку, и вообще перестать с ними общаться. Лори знала Теодора и знала на что он способен, по-крайне мере так ей казалось. И если он собирался убивать кого-то то не из-за маниакальной жажды крови, а потому, что другой человек решил довести его до предела. Людей вообще очень легко довести до той черты где они теряют контроль. Потом можно много и долго говорить о том, что он ужасен и убивать другого человека это варварство, но у всех есть причины. Если конечно же человек не психически больной, а Нотт таким явно не был. Он злился. И в этом был виноват другой человек, не он сам. А со своей злостью справится не так уж легко. Он вырвался из её объятий, а выражение её лица ничуть не изменилось. В её глазах не было ни сожаления, ни сочувствия, ни обиды, ничего. Можно было сказать, что она напоминала фарфоровую куклу со стеклянными глазами сейчас. Лорелей убрала с лица светлую прядь волос так словно её вообще мало заботило то, что говорил сейчас Нотт. Возможно так оно и было, и Лори просто не желала всё это выслушивать. Но с другой стороны если бы ей было всё равно она бы давно ушла отсюда. Брехт не была человеком который отзывался на помощь любому. Она вообще не умела помогать, да и Теодор сейчас не просил у неё помощи. Просто она сама хотела излечить его. Наверное это самое правильное слово. Помогать Лорелей не умела, только поддерживать, вот как Лидию например. А чтоб помочь надо иметь сердце. А сердце у Лори не было. -И долго осталось? - рассматривая на своем запястье серебряный браслет спросила Брехт. Точно такой же был у Лидии, и можно сказать он был своеобразным артефактом, который Лори заколдовала ещё в прошлом году. Но все эти мысли бред! Сплошной бред потому как Брехт просто отчаянно пыталась не смотреть на Теодора и не думать о том, что он говорил. - Один, два, три, четыре, пять,шесть, ах да, полгода, - поднимая взгляд на Нотта произнесла слизеринка, - ты прав, ты терпел это столько лет, а сейчас выдержать полгода кажется вполне невыносимым. Тогда давай, можешь прямо отсюда прыгать! - Лори не усмехнулась, хотя могла бы. Она не сводила взгляд с Теодора и наблюдала за каждым его движением. Она не двинулась с места, когда слизеринец чуть поддался вперед, но что-то внутри заныло от одной мысли, что он мог сорваться сейчас и разбиться насмерть. Хотя выражение лица Лори было таким, словно её вообще не заботила судьба Нотта. -Я всегда тебя знала, - бросила слизеринка и приподняла голову с таким видом, словно её сейчас оскорбили, - поверь мне, ты не самая замкнутая личность в этой школе. Есть люди которые скрывают своё истинное "я" куда лучше. А я всё равно вижу их насквозь, - Лорелей была уверенна в этом поэтому и не лукавила. Она всё же пересилила себя и сделала пару шагов в сторону слизеринца. -Я видела людей пострашнее чем ты, - чуть растаявшим голосом произнесла Брехт, - может хватит, а? - и тут Лори выдала себя немного. Она с какой-то особой нежностью посмотрела на Нотта и не решаясь всё же дотронулась ладонью до его лба, убирая эти проклятые капельки пота.
Theodore Nott: Пожалуй, если задуматься на мгновение, то общество Лорелей было сейчас самым лучшим из возможных, если не считать самого одиночества. Брехт не попрекала, не пыталась хлестать парня по щекам, фигурально выражаясь, не взывала к его разуму, она просто была рядом и, тем самым, удерживала Теодора от больших глупостей. Лорелей вряд ли это осознавала, да и Теодор не понимал, насколько участие девушки было для него целительным или даже спасительным. Земля, бывшая далеко внизу, казалась такой черной, что создавалось впечатление, будто Нотт смотрит в саму бездну, неизвестность, если хотите. Мир вокруг него преображался на глазах, и с этим ничего нельзя было поделать. Все казалось другим, неприветливым и злым: негатив был везде, он окружал, окутывал, вбирал в себя, и лишь немка не была подвластна этому. Она по-прежнему оставалась спокойной и уравновешенной, какой была в ту минуту, когда слизеринец вошел сюда. Это немного отрезвляло или, по крайней мере, сохраняло последние остатки адекватности и не давало гневу полностью завладеть парнем. Иначе будет страшно, иначе ничего потом не вернуть назад, и даже раскаяние не поможет. -У тебя будет выбор, пойти дорогой туда или нет. У меня же его нет и не будет. - поразительно, с каким спокойствием он говорил о том, что судьба его была предрешена. В тот момент он даже не думал о смерти или чем может закончиться служение Темному Лорду, он просто констатировал факт, что однажды, возможно да, а возможно нет, сгниет в Азкабане. Как знать, насколько удача повернется к нему лицом? Как ни странно, Тео не думал о чем-то из ряда вон выходящим, как например, убийство сводного брата и отца. Да, он злился так сильно, что был вполне способен свернуть позору семьи шею, однако, где-то в глубине души, где-то очень глубоко, шелохнулось осознание, что он этого не сделает. Во всяком случае не сейчас, ведь это еще не апогей его ненависти. Он молчал, не зная, что ответить на слова Лори. И тишина на мгновение показалась звенящей и очень гнетущей, такое ощущение часто появляется на рассвете, когда мир, погруженный во тьму и сон, кажется мертвым, но никак не спящим...если это, конечно, не сон длиною в вечность. Безусловно, Брехт была права. Ведь осталось потерпеть считанные месяцы, и все свобода. Можно уехать далеко-далеко, хоть на край света или другой континент, забрав деньги, причитающиеся ему по закону, и начать жить заново. Да, он будет один, в чужой стране, но он будет свободен, а это уже начало начал. -Дело-то не в замкнутости. - Нотт таки усмехнулся, но это было скорее нервное, чем проявление цинизма и иронии, столь свойственной парню в обычное время. -Знаешь меня?! Ты действительно так думаешь? А, если ты ошибаешься? Что тогда? - сколько вопросов, и ни одного ответа. Теперь, когда Лорелей стояла рядом, контролировать себя было сложнее. Нежность, которую Теодор не без удивления прочел в глазах Лорелей, заставила внутренне содрогнуться, а сердце на сотые доли секунды замереть. Он почувствовал, что ей не все равно, что она готова разделить с ним его злость и агрессию, готова быть рядом, несмотря ни на что. Как друг ли, как человек - неважно. Прикосновение тонких девичьих пальцев к его лбу немного, совсем чуть-чуть успокоили. Сначала Тео прикрыл глаза, а потом просто отвел их в сторону, уже не в силах смотреть Брехт в глаза. Он больше не мог врать, не сейчас, не здесь и не ей. Она заслуживает правды. Она еще может уйти, у нее есть выбор: развернуться и забыть все, что было между ними. Нотт на месте Лорелей, скорее всего, так бы и сделал… …слизеринец правой рукой коснулся расстегнутых манжетов на левой руке, помедлил, словно раздумывая. Нужно быть готовым ко всему, но готов ли он? Резким, почти неуловимым движением Теодор закатал рукав вверх, обнажая уродливую татуировку в виде черепа и высовывающейся из его рта змеи - метка Пожирателя Смерти. Перед глазами заплясали искры, словно реальность пошатнулась и уходила из-под ног парня. Он тут же вспомнил истинные причины вступления в ряды приспешников Воландеморта, вспомнил, как это было больно, вспомнил, что они делали с "товарищами", и гримаса то ли отвращения, то ли ужаса, то ли страха, то ли все вместе исказила его симпатичное лицо. -Ты все еще думаешь, что знаешь меня, Лори? - Тео не стал говорить больше ничего, он так и стоял с закатанным рукавом, смотрел куда-то в сторону и ждал, что послышатся шаги и хлопнет дверь. Не из страха, нет, просто потому что так надо. От таких, как он, надо держаться подальше. Особенно, когда предоставляют шанс это сделать.
Loreley Brecht: Она не знала почему до сих пор не ушла. Не знала почему стояла рядом с Теодором и не могла отвести взгляд от его лица. Почему-то ей хотелось чтоб этот миг застыл. Просто остановился и она смогла бы рисовать эту эмоцию которая коснулась лица Нотта и не собиралась покидать его. Лорелей наверное была жестоким человеком, раз уж ставила искусство выше людей. Хотя она и сама прекрасно знала, что везде и всегда предпочитает первое, чем второе. Как бы жестоко это не звучало, как бы отчаянно не хотелось чтоб всё было иначе. Лори отдала свою душу. Сердце. Всё, что у неё было она отдала и взамен ей достался талант. Она боялась, что когда-нибудь из-за этого ей придется поплатиться. Брехт лишь боялась, что когда-нибудь ей будет слишком больно без сердце. Пусть лучше это "когда-нибудь" никогда не настанет. Не в этой жизни. Слизеринка отвела взгляд и уставилась в пустоту перед ней. Она ничего не ответила на вопрос Теодора потому как не собиралась сейчас доказывать ему обратное. Лорелей не любила спорить. Не любила доказывать свою правду, которую всегда считала истиной. Ей незачем рассказывать Теодору обо всём, что творится внутри неё. Для всех окружающих она просто талантливая художница. Девушка, которая создает шедевры, но которая никогда не станет частью их жизни. Почему? Потому, что таким людям не места ни в чей жизни. Они создают свою красоту лишь для того чтоб именно их оставлять в жизнях чужих людей, но сами рано или поздно превращаются лишь в пустое воспоминание. Лори не надеялась, что кто-то полюбит её. Таких людей невозможно любить. Такими людьми можно восхищаться, но любовь всегда требует взаимных чувств, неважно что там говорит человек. А от Лори никто и никогда не дождется ответных чувств. Что-то оборвалось внутри от этой мысли, и в голове снова пронеслась сказанная братом фраза. Брехт стиснула зубы, то ли от непонятной боли в груди, то ли просто от злости. Она и правда произведении искусства. А ими восхищаются, и только. Но в жизни Лорелей всё же были люди которых она любила. Настолько насколько это было возможно. С Лидией она познакомилась ещё на первом курсе. Та из тихой и стеснительной девушки вскоре превратилась частью её самой. Лорд не менялась. Она всё так же оставалась верна ей, но только Брехт научилась любить её. Почему? Почему именно её, когда вокруг было столько людей, которые рвались привлечь её внимание? Просто никто кроме Лидии не видел её. Никто не любил её просто так. Без причин. Только Лидия, и за это она могла любить её. По-своему, возможно ненормально и совсем не так как обыкновенные люди, но Лорелей никогда не была обыкновенной. Слизеринка глянула на Нотта. Его выражение лица всё так же было озлобленным на весь мир, но теперь она заметила и усталость. Девушка поддалась вперед и попыталась снова дотронутся до его лица ладонью, только Теодор выскользнул из её рук и принялся закатывать рукав вверх. Лицо Лори выражало безразличие, ничего больше. Она наблюдала за его движением, и вскоре заметила черную метку. Первой показалась змея, а потом и череп. Что она почувствовала? Ни-че-го. Ровным счетом ничего, лишь холод внутри себя, а ещё какое-то непонятное чувство. Она не могла объяснить это, могла лишь нарисовать. Какими-то серыми пастельными тонами, которые переходят немного в золотой, а потом и рыжий оттенок, и к концу стихают под синий цвет. Лорелей смогла бы сейчас нарисовать всё, что испытывает, но она никак не могла найти нужные слова. Слизеринка лишь прикусила губу и почувствовала во рту металлический привкус крови. Больно? Никогда. Она никогда не будет испытывать боль. Даже если весь мир рухнет. Даже если каждый родной ей человек умрет. О, браво, Брехт, ты сама жестокость! Тогда что это было? Что ныло в груди почему внутри стало очень холодно? Почему руки чуть задрожали и девушка сжала их в кулаки что бы спрятать этого? Она не знала! Дементор всех побери, Лорелей Брехт не знала! -Узор вот тут кривой, - пересилив себя Лорелей чуть склонилась над рукой Теодора и провела пальцами по его черной метке, - змея не совсем правдоподобная, - голос её чуть дрожал, и она проклинала всё на свете за такую слабость. Даже за эту маленькую, совсем незначительную слабость, а потом... потом она поравнялось с Ноттом и взглянула ему в глаза. Всего пару секунд она не сводила взгляд с его лица, а потом со всего размаху влепила ему пощечину. Ладонь загорелась от этого. Лори чувствовала жар в собственной руке, но ничуть не сожалела о сделанном. Ничуть. -Ты идиот, Нотт, - холодно произнесла она. Голос не дрогнул как не странно. Где же привычное "Тэдди"? - и чего ты ждешь? Что я уйду? Пройду мимо тебя и брошу тебя? Тогда будет причина считать, что ты никому не нужен и броситься с башни? - Брехт всё так же говорила спокойно. Её тон мог показаться даже слишком спокойным, что не могло не настораживать. -Да дементор тебя побери, ты МНЕ нужен! - тут голос слизеринки сорвался на крик, а руки вновь задрожали. Вот оно — сломанное произведение искусства. Наслаждайтесь, дамы и господа.
Theodore Nott: music theme Казалось, что время застыло. Само время, подумать только! Оно на протяжении всей жизни насмехалось над людьми, ускоряло свой бег, не дарило и лишней доли секунды, а сейчас остановилось. Или, быть может, Теодор сошел с ума? Ему захотелось оказаться где-то внизу, на земле, чтобы ветер трепал волосы, а звезды могли бы забрать его отчаяние. Ночь бы укрыла собой, словно покрывалом, и можно было бы не беспокоиться о последствиях. Не беспокоиться ни о чем. Обнажая метку, он обнажил душу. Раскрыл секрет, который поклялся никогда и никому не раскрывать. Много ли потаенных уголков было внутри Теодора Нотта? Много. А многих ли людей он посвятил в них? Нет. Возможно, сам того не осознавая, Нотт обрек Лорелей на своеобразное страдание, именуемое ответственностью. Когда вам что-то рассказывают, вы начинаете чувствовать себя непосредственным членом всего происходящего, вы проникаетесь не только идеей, но и настроением. А настроение тут явно было не самое лучезарное. Слизеринец стоял с протянутой рукой, словно приговоренный на эшафоте. В действительности же сравнение очень подходило к ситуации. В голове возникло воспоминание из прошлого: Хэллоуин 1976 года, пустой кабинет, и они вдвоем. Тогда все было наполнено добрым и радостным позитивом, улыбками, коварными жестами. У того вечера был терпкий вкус огневиски, губ Лорелей и жаркого дыхания. Он до сих пор, закрывая глаза, мог вспомнить, с какой жадностью его целовала немка, сидя на его же коленях. Он помнил шелковый корсет платья, лежавший под его ладонями и быстро вздымающуюся грудь. Тогда они задыхались от приятных эмоций, влечения и алкоголя. Сейчас же Теодор задыхался от безысходности. Он чувствовал себя загнанным зверем, который не умел пятиться назад, но и вперед было нельзя. Что же делать? Как быть, когда все ориентиры канули в темноте, а перед глазами лишь непроглядная тьма, да ненависть вперемешку с гневом, мешающими думать. Он вздрогнул, стоило девушке коснуться черной метки. Было в этом что-то неправильное, почти извращенное. Он показал ей то, чего показать был не должен, а она еще говорит о таких вещах! Кривой узор! Подумать только... ...в ушах что-то зашумело. Казалось, кровь прилила не только к вискам, но и к всей голове. Реальность продолжала раскачиваться из стороны в сторону и, нет, это было не головокружение, просто здравый смысл не мог справиться со всем происходящим. Время ожило, но все равно не шло в обычном темпе. Теодору показалось, что прошла целая вечность, прежде чем что-то произошло. От пощечины, весьма неслабой, Нотт непроизвольно мотнул головой. Было больно: щека тут же вспыхнула адским огнем, но слизеринец не смел поднять руку и прикоснуться к обожженному месту, чтобы хоть как-то успокоить боль. И, знаете, он заслужил. Заслужил этот лед в глазах, дрожащий голос и после напускное равнодушие. Тео даже улыбнулся бы, если мог, но он боялся нарушить странный момент, происходивший сейчас. Щека горела, ладонь Брехт наверняка тоже. -Я не собирался бросаться с башни, Лори, я что похож на маниакально-депрессивного подростка, я просто предоставил тебе возможность выбора, ибо я... - он не договорил, лишь удивленно распахнул серо-голубые глаза и с трудом удержался, чтобы не отшатнуться от крика Лорелей. Искренность сегодняшней ночи достигла своего апогея. Кажется, и добавить нечего, разве что Теодору пуститься в подробные объяснения, что он уже успел натворить, будучи пожирателем смерти, и совершенно в этом не раскаивался. Но это байка для другого дня. Он легко перехватил пылающие - как ему думалось - пальцы девушки и прижал к своей ноющей щеке. Ему не хотелось ничего говорить. Да и что тут скажешь? "Спасибо, я ждал этих слов". Или "спасибо, ты мне тоже нужна". А зачем? Зачем ему вообще кто-либо нужен, если он не собирается дожить и до третьего десятка, потому что метка погубит его раньше? Непозволительная роскошь в таком случае впускать кого-то в свою жизнь и принять приглашение войти в чужую. -Лори, я... - и вместо продолжения фразы, он шагнул вперед и заключил девушку в объятия. И в этом жесте было искренности и чувственности гораздо больше, чем во всем до этого. Теодор не только успокаивал себя, он еще хотел успокоить Лорелей. Она мечтала излечить его душу, а получилось, что поранила свою, и Нотт чувствовал это, и не мог остаться в стороне. Он закрыл глаза, и рукой, на которой "красовалась" метка, осторожно провел по волосам Брехт. Она все еще могла оттолкнуть его, но отчего-то он знал, что она этого не сделает, и это прибавляло сил и даже некоторой уверенности. В противном случае Нотт, будучи на эмоциях, ничего такого бы не сделал.
Loreley Brecht: Listen. Just listen А ей хотелось кричать. Прежде такого никогда не было. Лорелей впервые ощутила, что она по-настоящему зла. Почему? Зачем? За что? Она не знала, и не понимала. Просто чувствовала спектр всех этих чувств и не могла справиться с этой мелкой дрожью в пальцах. Надо было собрать всю силу в кулак. Надо было собрать все разлетевшиеся осколки самой себя и вновь принять привычное выражение лица. Никакой обиды в глазах. Никакого крика. Вообще ничего кроме безразличия. Такой должна быть она — Лорелей Брехт. Но она чувствовала непонятную боль в груди. Откуда? Почему? Ответов не было. Не было ничего, и в какое-то мгновение Лори даже подумала что нужно просто взять свою проклятую мантию, блокнот с карандашом, и уйти. Просто уйти и оставить Теодора одного. К дементору всех! В первую очередь его! С каких это пор её заботит кто-то ещё кроме своего искусства? С каким это пор она готова сорваться на крик ради кого-то? Нет, Лори не могла верить своим ушам. Но она не была способна справиться со своими чувствами, которые были не только неконтролируемы, но и незнакомы ей. Слизеринка не знала что делать, как поступать и вообще что чувствовать. Впервые она была настолько растерянна. Девушка даже собралась уже пойти в сторону дверей. Она почти сделала шаг как Теодор заключил её в объятия. Лорелей замерла, кровь в жилах заледенела, а она не знала что делать. Она любила касаться сама, но не терпела когда касались её. Лорелей могла дотрагиваться до других, но ненавидела прикосновения других. Особенно если они были пропитаны нежностью и каким-то непонятным ей чувством. Она растерялась. Лори не знала как поступать, даже не понимала что стоит делать. Девушка замерла на месте то ли от шока, а то ли от безысходности. Ничего не было. Их ничто не связывало, и ничто не будет связывать никогда. Она не боялась этих слов, она знала их наперед. Знала их на вкус, на ощупь. Так чего же она ждала? Надо было просто вырваться из рук Нотта и убежать. Почему? Зачем? Да дементор побери потому, что она сейчас была слабой, а Брехт не привыкла быть слабой. Её пугала эта неизвестность. Пугало всё то, что она испытывала, но не могла объяснить. Лорелей была готова упасть сейчас. Она по всему телу чувствовала слабость, которая охватывала её со всех сторон. Воздуха катастрофически не хватало, точнее кислород словно не попадал в легкие. Она тонула в каком-то болоте и сама не знала почему. Лори дрожала. На самом деле дрожала. Дрожала страшно и отчаянно, но не могла с этим справится. Руки её тряслись, и она вся побледнела. Уж лучше бы она встретилась с этой тварью в коридорах! Уж лучше бы увидела самого Темного Лорда! Уж лучше бы в неё запустили Авадой! Ведь тогда она бы ничего не испытывала. Всё было бы привычно. Никаких новых чувств. Никакой неизвестности. Ничего этого, дементор его побери! Девушка всё же не смогла противиться с собой и обхватила Теодора руками прижимаясь к нему посильнее, словно пытаясь раствориться сейчас в нём. Она вцепилась ногтями в его рубашку настолько сильно, что могла бы разорвать её. А потом... потом она отыскала его губы своими и поцеловала их. Горьким, каким-то больным поцелуем. Не тем, который был у них раньше. Этот поцелуй был измученный, с привкусом отчаяния и горя, а раньше они целовались сквозь смех. -Ты идиот, Тэдди, - каким-то обреченным голосом выдохнула она стиснув зубы, - ты и правда идиот, - понимая, что она проиграла эту войну. Никаких путей назад не было. Было сейчас и здесь. Они оба, у которых нет никакого будущего и не может быть. Что было между ними? Лорелей никогда не назовет это тем единственным словом. Низачто. Такие как она не умеют признаваться, пусть они и уже признались. Самых важных слов для неё не существует, поэтому она никогда и не произнесет их. -Ты успокоился? - устало, совсем истощенным голосом спросила слизеринка и слегка усмехнулась, совсем непривычно. Она чуть отстранилась от него, пытаясь отпустить его рубашку, в которую она вцепилась секунду назад. Сил ни на что не осталось. Хотелось просто залезть в какой-то дальний угол и укрыться одеялом. А потом долго не выходить оттуда, очень долго. Она проиграла. Как такое могло случиться?
Theodore Nott: Day one, day one Как ни странно злость ушла, а вместе с ней ушел и гнев, и агрессия, и ненависть ко всему миру, к каждому предмету или человеку, его окружавшим. Сказать, что во всем была заслуга Лорелей, не сказать ничего. Вначале она встряхнула парня, заставила его излить весь негатив в пространство, глубоко вздохнуть и выложить все, что было на душе. Все тайны, все секреты. Ведь по сути у Теодора их было не так уж много, а что были он окончательно раскрыл сегодня. Сорвал все маски, предстал в истинном свете, в настоящих красках. Он был такой, какой есть. Вспыльчивый, неуравновешенный слизеринец, слишком похожий на своего отца внешне и отчаянно стремившийся не походить на него внутренне. Нотт скорее отталкивал людей, когда они узнавали его поближе, нежели притягивал, но почему-то ему повезло притянуть к себе такого исключительного человека, каким была Брехт. Оба без будущего, с хорошим прошлым и смутным настоящим. Что они могли дать друг другу? Скорее ничего, чем что-то. От таких, как они, не услышать лишних фраз, которыми привыкла разбрасываться современная молодежь, они только и были, что способны на прикосновения и странные жесты, которые порой говорили лучше и ярче, любых слов. Извращенно? Быть может, но ведь не зря Шляпа отправила их на Слизерин. Сначала он боялся, что немка так ничего и не сделает, если вообще не сорвется и уйдет. На 100% уверены или глупцы, или самовлюбленные идиоты. Теодор замер, но потом к великому своему облегчению почувствовал, как руки Лори тяжело опустились на его спину. И, если бы ситуация была другой, он бы улыбнулся. Слизеринец чувствовал, как она дрожала: напряженно, часто, против своей воли. Он крепче сжал девушку в объятиях, пытаясь вобрать всю дрожь в себя, избавить девушку от этой явной слабости. Благородство не его конек, но в тот момент ему хотелось, чтобы Брехт перестала чувствовать себя неправильно, неспокойно - а в том, что девушка именно так себя и чувствовала, он почему то не сомневался. Их состояние было одно на двоих, поделенное пусть и не пополам, но почти. Как странно. Поцелуй получился еще более неожиданным и спонтанным, нежели все до этого. Прижимая немку к себе, он прикрыл глаза. Горечь. Полынь. Звездное небо. Темнота. Безысходность. Смятение. Волнение. Смущение. Все эмоции слились воедино, хоть и длилось это всего-навсего несколько секунд. Теперь и Нотт не понимал, что происходит, не знал, что это означает. Тогда, раньше, все было по-другому. И поцелуи были другие: не просто веселые, они ничего не значили, как правило. Сквозь смех, иронию и хэллоуинские шутки. Тогда все началось, но закончится все иначе, по-другому и не в этот день. Но в какой? Он не знал. Но однажды наступит конец всему, пускай пока что и было не понятно, чего должен наступить конец. Смерть ли расставит все на свои места или что-то другое, менее революционное, но этого не миновать. Обреченность могли и не витать в воздухе между ними, но на своих губах ее мог почувствовать каждый. -Идиот... - согласился слизеринец, даже и не собираясь спорить. Сейчас это было бы лишним и ненужным. -Кажется, да...если честно, то я очень устал. От всего. Но вряд ли от жизни. - в действительности негатив ушел, оставляя месту спокойствию и вселенской усталости, когда хочется забыться сном без сновидений и проспать как минимум 24 часа, а еще лучше 48. Не видеть, не слышать, не знать, не чувствовать. Отключить разум, эмоции и просто спать. Не вспоминая, не анализируя, не задумываясь. Судя по голосу Брехт она тоже очень устала, и странная улыбка тронула губы парня. Он все еще не выпускал ее из объятий - это казалось таким правильным. -Ты тоже устала. - не вопрос, утверждение. Сегодня был очень длинный день и не менее длинная ночь. Нужно поскорее лечь спать, чтобы ненавистный день закончился наконец-то и дал дорогу новому.
Loreley Brecht: После того как человек испытывает разноцветный спектр эмоций, то у него наступает этап усталости. Каждая клетка начинает ныть от непонятного чувства, и просто хочется укрыться одеялом и заснуть, как можно дольше. Лорелей сейчас чувствовала себя истощенной. Ей казалось, что из неё высосали всё остатки жизненной энергии и не осталось ничего, совсем ничего. Она устало прижималась к Теодору, даже не в силах отстранится от него и пойти в сторону дверей, а ведь надо было. Только тело совсем не слушалос Лори и она всё так же стояла прижавшись к слизеринцу. Любая нормальная девушка сейчас бы заплакала. Просто заплакала, без особых причин, хоть и в данной ситуации их хватало. Он — Пожиратель Смерти. Хотя бы эта мысль должна была сломать внутри Брехт что-то, но нет. Она сейчас ничего не чувствовала кроме холода и пустоты. Лорелей снова дрожала, как бы сильно она не хотела сейчас унять эту ненавистную дрожь, у неё не получалось. Она знала, что ещё долго не простит себе эту маленькую слабость, и часто будет вспоминать этот день, даже если ей и очень хотелось забыть обо всем сейчас. Лори чуть отстранилась от Теодора и вгляделась в его глаза. Она смотрела каким-то очень долгим взглядом словно не верила своим глазам или не понимала чего-то. Она знала, что всё это пройдет. Эти глупые игри однажды прервутся и не останется ничего от этого дня, от его взгляда, от этого поцелуя. Лори закусила губу совсем невольно словно пытаясь уловить последний вкус этого поцелуя. Они с Теодором все эти годы играли в какую-то неведомую игру. Раньше всё было не настолько сложно. Они могли улыбаться и смеяться, касаться губ друг-друга и не бояться того, что что-то может случится. Они не знали страха, не знали ничего. А сейчас всё становилось чуть сложнее, серьезнее, и Брехт это пугало. Впервые в своей жизни она и правда испугалась того, что ждало их впереди. Раньше Лори не задумывалась о том, что кто-то мог удержать её в этом мире. Она всегда жила на грани реальности и собственного мира, который сотворила своими руками. Она не жила здесь. Для неё реальным была другая реальность, а сейчас она понимала одно, что появился кто-то кто тянул её в этот мир. Мир который был чужим и порой неинтересным для неё. Сейчас она всем телом чувствовала, что этот мир способен вцепиться в её руку и не отпускать её. Она боялась. Боялась привязаться к кому-то, и кажется её страхи приняли вполне реальный облик. -Всё это глупо, - выдохнула она почувствовав во рту вкус крови. Боль, физическая боль, чуть привела её в себя, и теперь Лорелей лишь думала о том, что ей лучше как можно быстрее убраться отсюда. Она смотрела на Теодора всё таким же долгим и немного тоскливым взглядом, но не двигалась. Слизеринка хотела сделать шаг в сторону выхода, но не могла пересилить себя. Нотт всё так же обнимал её за плечи и она чувствовала теплоту его тела. Смотрела в его глаза, и сейчас Теодор был реальнее чем её собственный мир. -Тебе нужен отдых, - девушка мотнула голову словно пытаясь выбросить из головы какие-то непонятные мысли и сконцентрироваться на том, что и правда важно. Искусство, Лори всегда жила только благодаря ей, так с чего же сейчас сворачивать с пути? Она не собиралась изменять своей судьбе. Не собиралась упасть только потому, что чувствовала слабость по всему телу. Брехт не была такой. Брехт никогда не будет такой. -Наверное тебе лучше пойти в спальню и прилечь. Ты успокоишься и мысли сами собой испарятся, Тэдди, - здесь Лори должна была вывернуться из его объятий и направится в сторону подоконника. Надо было собрать все свои вещи и потом идти как можно подальше отсюда. Желательно спрятатся куда-нибудь, например в каком-нибудь заброшенном классе, и плевать, что эта тварь может в любой момент отыскать её. Но немка не двигалась и всё так же смотрела в глаза Теодора.
Theodore Nott: Она не ушла. Она все еще была рядом, покоилась в его объятиях и дрожала всем телом. В этот момент внутри что-то зашевелилось. Чувство вины или что-то очень похожее на вину начало скрестись изнутри. Он дал слабину, позволил себе оступиться, раскрыть душу, но почему все казалось таким правильным и таким логичным? Лорелей всегда казалась ему сильной, волевой. Временами, будучи наедине с собой, ему думалось, что Брехт выше него, сильнее. А сейчас...сейчас все переворачивалось с ног на голову: на поверку все вышли слабыми, беспомощными детьми, которые отказывались принимать действительность, зато отчаянно цеплялись за выдуманную реальность, за свои идеалы. Если был на свете хоть один человек, который никогда не перестанет удивлять Нотта, то это была Лорелей. Он хоть и не смел надеяться, что она поймет его и простит, все же в глубине души теплилась слабая надежда на то, что она примет его таким, каков он есть. Пожиратель Смерти и просто глупый, запутавшийся в себе мальчишка, решивший сломать свою жизнь назло отцу. Слизеринец несколько раз провел по спине Брехт: тяжелые, согревающие, почти ободряющие движения. Хотелось сделать хоть что-то, чтобы она перестала дрожать. Разумеется, это было не от холода, Тео понимал это, ему самому хотелось сейчас задрожать и упасть куда-нибудь в мягкое кресло, но он держался. Лимит слабостей на сегодня, да и, кажется, на всю оставшуюся жизнь, был исчерпан. Все это глупо? Вся жизнь порой представлялась самой глупой штукой на свете, но что поделать? В мире слишком много непонятного, трудного, непримиримого, но им ничего не оставалось. Теодор нехотя отстранился от девушки и направился к подоконнику, чтобы собрать ее вещи. Он осторожно, словно брал в руки нечто хрупкое, хрустальное, уложил блокнот, карандаши и прочие принадлежности в сумку Брехт, которая лежала здесь же, неподалеку. Оглядел внимательным глазом место, где рисовала девушка, вроде бы ничего не забыл. После, помедлив секунду, он взял мантию Лори, так же оставленную на подоконнике и, подойдя к немке, одним легким, но властным движением накинул на ее плечи - в коридорах наверняка холодно. -Нам всем нужен отдых, так что идем. - закинув сумку Лорелей на свое плечо, Теодор замер. Точнее замерли его пальцы. Он посмотрел вниз, не зная, как лучше сделать. Медленно поднял взгляд на Брехт, встретился глазами с ее и, кажется, сомнения улетучились. Он взял девушку за руку, почти переплел их пальцы и, не давая ей опомниться, направился к выходу из Астрономической башни. Буря, царившая в душе Нотта, улеглась. Ветер, гулявший за окном, успокоился. Место ни чем не выдавало того, что здесь только что произошло, и только спускаясь по ступенькам и сжимая ладонь Брехт в своей, Теодор вспомнил, что наверху остался его разорванный слизеринский галстук. Впрочем, это уже было неважно. Сегодня был слишком наполненный событиями день, чтобы придавать значение мелочам...пускай, даже эти мелочи и были примечательными. Школьные коридоры были пусты, как и пуста душа Тео, если не считать странного тепла, которое медленно, тонкой струйкой, заполняло его. Он скосил глаза в сторону - это был не сон, и Лорелей шла рядом, не убегала. Они так и шли, особо никуда не торопясь, чтобы через несколько минут разойтись по своим спальням, мечтая забыть все, что сегодня произошло. Но каждый из них знал - им этого никогда не удастся.
полная версия страницы