Форум » Архив «Lumiere-77» » [Петля Ариадны - 10.05, Хогвартс] » Ответить
[Петля Ариадны - 10.05, Хогвартс]
Severus Snape: Время: пока что утро Место: Хогвартс, заброшенный класс [quote]Пока «Наследие» занимается расшифровкой библиотечного манускрипта, Абраксас Малфой, Леонард Розье и Ленара Беллар ищут собственные способы выбраться из замка, а для этого необходимо сперва расправиться с тварью, терроризирующей школу. Конечно, благородные джентльмены в компании прекрасной дамы, безусловно, способны справиться с любой напастью самостоятельно. Но общая опасность объединяет даже самых злейших врагов – на помощь им приходят авроры и профессор де Вриз, уверенный, что без него явно ничего хорошего не получится.[/quote] Участники: Леонард Розье, Абраксас Малфой, Ленара Беллар, Варвара Дрэйвен, Доркас Медоуз, Раймонд де Вриз, Элибазет Роддл
Ответов - 20
Abraxas Malfoy: В отличие от большинства коллег-ровесников, Абраксас Малфой не считал годы, проведенные в Хогвартсе, лучшими в жизни; и вовсе не потому, что лучших лет в жизни Вальпургиева Рыцаря попросту не существовало, а потому, что в самом Хогвартсе никогда не было ничего хорошего. Привычный к светлому уюту Малфой-мэнор, в пыльных коридорах школы Абраксас чувствовал себя донельзя неуютно. Объяснение крылось отнюдь не в боязни пыли и даже не в твари с ее докучливой манерой портить ценное движимое имущество, в частности студентов, объяснение крылось на самой поверхности – Пожиратель Смерти не любил замкнутых пространств, имеющих дурную привычку ограничивать свободу передвижения, а иногда и полет мысли. В общем, последнюю неделю Абраксас казался сам не свой, понимая: окружающим это заметно. Выглядел Малфой пугающе мрачным, смотрел на мир еще более исподлобья, но очевидно разительной переменой в облике мага стала перемена в характере. Еще ни разу за все эти мучительно долгие дни он не пытался выместить гнев на Люциусе, хотя и подозревал: во всех его нынешних бедах виновен никто иной как единокровный сын. Именно он стал причиной прихода Малфоя-старшего в Хогвартс. Да, Абраксас начал догадываться: то, что он породил, его и погубит. Если не физически, значит морально. А вот сил поделиться наблюдением с Люциусом не осталось. Сил не осталось вообще ни на что. Дня три назад Абраксас отказался спорить с Леонардом Розье и, должно быть, к удивлению издателя согласился: основной задачей сейчас является вовсе не поиск способа приручить тварь, а ее скорейшее уничтожение. Идею сотрудничества с аврорами Мафлой тоже принял и почти без сопротивления. Теперь Вальпургиев Рыцарь готов был сотрудничать с самим дьяволом, лишь бы выбраться из этого проклятого места, слегка отдохнуть, а затем вернуться к такому родному и милому сердцу истреблению грязнокровок. Правда, была у странного поведения Малфоя и третья, до боли постыдная причина – Абраксас тосковал по жене. То есть все симптомы сумасшествия на лицо. День-другой и, пожалуй, Пожиратель Смерти переметнется на сторону Ордена Феникса. Будь поблизости Темный Лорд, он бы не узнал своего верного вассала, столь противоестественно меланхоличным стало его поведение. С Ленарой Абраксас старался не пересекаться: боялся заметить на ее лице торжествующую улыбку победителя. Малфой не знал, как сильно сказалось на девушке недельное заключение в Хогвартсе, однако понимал: хуже его самочувствия не бывает и у покойника. Покойникам Абраксас завидовал – мертвые не умеют сходить с ума, мертвые не чувствуют клаустрофобии. Странно, доселе Малфой никогда не замечал, что стены умеют нависать, а потолок – задержи на нем взгляд дольше минуты, - так и стремится задавить тебя всей своей многотонной массой. Абраксас Малфой испугался смерти. Смерти взаперти, наедине с собственными удушливыми страхами, веревкой стягивающими горло. Поэтому к моменту обсуждения дальнейших планов, Абраксас перестал обращать внимание на авроров и даже их сомнительная чистота крови не могла заставить его выдавить из себя и подобие снисходительной улыбки. Малфой, хмурый, осунувшийся и молчаливый, тихо уселся за один из дальних столов и приготовился слушать. Говорить он, кажется, не мог. Разве что слово: — Приступим? Или два: — Имеются мысли? И очень короткую фразу: — Я хочу отсюда выбраться. И вздох.
Leonard Rosier: - Приступим, - согласился Леонард, - а вот с идеями куда как хуже. В отличие от Абраксаса, Леонард был впервые за очень долгое время практически счастлив, несмотря на свое принудительное заточение в этом замке. Кое-как - и это уже много - налаживающиеся отношения с сыном, способный (и даже более, чем) ученик, с которым можно было приятно побеседовать в довершение всего и... ну да, да, милые, прелестные юные создания в своих трогательных форменных мантиях и не менее трогательных серых джемперах, бессильных скрыть уже оформившиеся... хм... очертания. Ничего противозаконного, старшему Розье вполне хватало наблюдать и получать эстетическое удовольствие. Ну, почти всегда. Одно из этих юных созданий - не в счет. Тем не менее, он, хотя и без особого энтузиазма, даже принял участие в преподавательской программе "доведи малышей от гостиной до класса", и несколько раз таки повстречался с тварью. Не сказать, что встречи эти были приятными, а учитывая тотальную занятость местного медика, и вовсе отдавали жареным. В ходе встреч Леонард выяснил некий странный момент - кое-кого из детей чудовище попросту не замечает, кроме того, нападает она на студентов не младше четвертого курса, попросту игнорируя первый, второй и третий. Хотя нет, пожалуй, девочки-третьекурсницы как-то чуть не попались, но в целом статистика была ясна. Как и то, что будь здесь даже рай на земле, пора выбираться. Без своих сердечных зелий Леонард чувствовал себя исключительно паршиво, а здесь таких не держали и приготовить не было возможности за отсутствием нужных ингридиентов. И это если не говорить о Лорде, который... скажем, наверняка не рад. Это если мягко. - Давайте сначала соберем, что нам известно, - старший Розье устроился прямо на парте, закуривая утащенную у сына сигарету, к которым в последнее время пристрастился. И даже представлял, откуда они берутся, учитывая знакомый запах, знакомую марку и то, что с Ивеном рядом вечно ошивается наследник его доброго друга Кая. - Оно не нападет на детей... кхм... не достигших определенной зрелости, я бы сказал, - поморщился Леонард, - это единственное, чем я могу объяснить его избирательность по возрасту. Оно не нападает на спящих и на тех, кто находится без сознания. Почему-то не появляется в гостиных и в Больничном Крыле. Некоторых детей оно вообще игнорирует, причины этого мне неизвестны. Взрослых оно предпочитает во вторую очередь. Кроме того, оно почему-то избегает вас, Абраксас. И еще... кхм... школьного смотрителя.
Varvara Draven: - Судя по тому, что смотритель с ней вообще не сталкивался, могу предположить, что интересуют эту тварь исключительно маги. Хотя, единичный случай трудно назвать статистикой. Дрэйвен привычно сидела на подоконнике, вглядываясь в сизую дымку тумана, окутавшего замок. Сидела так она уже долго, поначалу внимательно разглядывала присутствующих и молча слушала, позже ей, видимо, это занятие надоело и она переключилась на вид за окном. Фраза, произнесённая ей с секунду назад, была достаточно внезапна, словно она только очнулась и решила всё же произнести её после долгих раздумий. Хотя, на самом деле, для неё подобное было нормой, а остальные спокойно могли воспринимать это как очередную странность. Рада ли она была снова оказаться в Хогвартсе? Сложно сказать. Этот замок на протяжении долгих семи лет был ей вторым домом, но она бы радовалась намного больше, если причины, заставившие её вновь посетить это место, были бы немного иными. Патрулирование, бессонные ночи, беседы и допросы... они с Доркас уже давно забыли о том, что когда-то были людьми, став неким подобием маггловских роботов, не нуждавшихся, по-моему, даже в подзарядке. Но тварь всё ещё обитала с ними по соседству, нависая незримой угрозой над каждым заложником замка, и так больше не могло продолжаться. Варвара приоткрыла окно и закурила выуженную из кармана сигарету. Она не любила курить в закрытом помещении, а сейчас эта нелюбовь приняла несколько иной облик, поскольку сигаретный дым начал вызывать отдалённые ассоциации с белёсым туманом, возникавшим в коридорах Хогвартса в моменты появления твари. Пальцы девушки слегка подрагивали - такое с ней было часто, но сейчас внутреннее напряжение ощущалось слишком явственно, словно всё её тело постоянно стягивали прочные канаты. - И куда-то исчезли все призраки и обитатели портретов. Знать бы куда и как... - задумчиво добавила она, выдохнув серебристо-серые завитки сигаретного дыма, медленно растворившиеся в прохладном осеннем воздухе.
Raymond de Vries: Если у вас болит голова, значит, не все потеряно. Например, мозг. Хотя как раз таки мозг болеть не способен; впрочем, этот медицинский феномен служит слабым утешением для того, кто вот уже пятые сутки подряд мучается мигренью такой силы, что потеря головы более не кажется чем-то ужасающе неприятным. Голова Раймонда де Вриза раскалывалась, никакая метафора с расклеенным железом не могла описать всей полноты боли этих крохотных точечных ударов по всей периферии черепа, бивших на удивление регулярно и на зависть метко. В конце концов, свободное время профессор начал проводить заперевшись в комнате, ложился на постель и под тяжестью ледяного компресса молил всех известных богов прекратить его страдания, можно радикальными методами. А все началось в ночь с третьего на четвертое мая, когда Раймонд очнулся в Больничном крыле и понял, насколько глупо поступил. Лучше было бы, конечно, умереть. Сейчас де Вриз совсем не возражал оказаться в числе жертв твари, по крайней мере его смерть могла случиться довольно легкой и практически безболезненной, не в пример лучше продолжительной, невыносимой, сводящей с ума мигрени. О своем недуге де Вриз старался не распространятся. У колдомедиков, даже у Элибазет Роддл, было слишком много дел, не хотелось беспокоить профессионалов еще и по пустякам. Голова у де Вриза болела часто, но такой впечатляюще ясной не была никогда. Сдавалось, под черепными костями профессора кто-то умудрился выстроить целую рудодобывающую шахту, где работали исключительно хромые и криворукие горняки, зато с феноменально огромными отбойными молотками. По странности единственным лекарством, способным хоть как-то приглушить боль, стали обыкновенные сигареты. За неделю де Вриз скурил, кажется, годовой запас. Не курил Раймонд теперь только в присутствии студентов, все остальное время не выпускал сигареты изо рта, из-за чего весь пропах табаком и, наверное, получил бы нагоняй от щепетильного доктора Лорин, окажись она рядом. Доктора Лорин рядом не было и де Вризу приходилось импровизировать. — Не возражаете, если я тоже закурю? — хрипловато-надтреснутым голосом поинтересовался де Вриз, глядя на женщину-аврора по имени Варвара Дрэйвен. — Курите. Все курите. Почему бы и нет? — отозвался светловолосый маг, которого де Вриз знал еще по работе в министерстве – Абраксас Малфой. — Здесь, конечно же, недостаточно дыма. — Благодарю, — спокойно и в меру искренне поблагодарил де Вриз. Эта сигарета за нынешнее утро была, дай Мерлин памяти, едва ли не семнадцатая, а шла как первая: тяжело, оставляя вязкий маслянистый привкус, но боль приглушала. — Сказанное мною далее не является подтвержденным фактом, прошу проявить снисходительность, — Раймонд решил быть откровенным, все-таки все они здесь собрались ради общего блага. Ну, почти все. Мистер Малфой, должно быть, ради собственной выгоды. Неважно. — Есть предположение: тварь способна вселяться в людские тела. На какое время и каким образом мне неизвестно, однако судя по заявлением учеников, видевших погибших незадолго до смерти, поведение каждой из жертв отличалось от нормального, — Рэй вспомнил слова Уинифред Лермонт. — Словно бы, цитирую «в них была энергия, не контролирующая себя», зато, предположительно, способная контролировать человеческий разум, — Де Вриз на мгновение замер. — Вы правы, мистер Розье. Тварь действительно не нападает на детей. Вероятно, ее привлекают взрослые, сформировавшиеся личности с богатым эмоциональным диапазоном. Дети слишком малы, а мистер Филч… никогда не отличался, кхм, повышенной чувствительностью. Де Вриз замолчал. Абраксаса Малфоя он решил не упоминать и правильно сделал. — Это все, что я могу вспомнить.
Elibazeth Roddle: Неделя в вынужденном заточении, в компании не только дюжины коллег и пары сотен учеников, но ещё и кровожадного монстра из хтонической сказки, неделя наполнившая сердца почти всех обитателей замка страхом, тревогой и предвкушением чего-то худшего, потому что мало кто теперь сомневался, что всегда может стать хуже, на Элибазет Роддл почти никак не отразилась. Ни мешков под глазами, ни дрожащих рук, ни хмурых и настороженных взглядов исподлобья, никаких иных проявлений беспокойства, Словно бы для профессора Роддл это была самая обычная учебная неделя в начале мая. Все дело в том, что тревога – это слишком протяженное и требовательное чувство, нельзя тревожиться наполовину или только в специально отведенное для этого время. Тревога – это инфекция, от которой, если она поселяется в тебе, избавиться потом практически невозможно, как от герпеса. Однако у Элибазет, видимо, был иммунитет и к тоске, и к страху, так что царившие в школе настроения почти её не касались, хотя и нельзя сказать, что произошедшее за первые десять дней мая оставило её равнодушной. Нет, она временами удивлялась, временами, однако чаще всего она бывала недовольна. Да, пожалуй именно недовольство – это то чувство, которое заменяло ей тревогу и страх. Недовольство Тварью, которая нарушает покой школы, недовольство учениками, которые так легко поддались панике, недовольство приведениями, покинувшими школу, недовольство Раймондом, который совершил большую глупость, от которой пострадал не только и не сколько он, а по большей части хорошая девочка Имергильд – словом поводов для этого самого недовольства у Элибазет было предостаточно, однако редко когда эта слабая пародия на гнев надолго посещала её, минут на сорок ,не больше, а после Элибазет вновь возвращалась к своему рутинному состоянию покоя, которое не могло потревожить почти ничто. Вот если бы в Хогвартсе закончилась еда, тогда да, тогда возможно профессор и изменила бы своей рутине, может даже попыталась вспомнить каково это бояться. А перспектива смерти, пусть и крайне мучительной, не важно чужой или собственной, её не тревожила. Однако когда на исходе недели возникла идея преподавателям и гостям школы, среди которых было достаточно способных магов, объединить усилия для совместного поиска выхода из сложившейся ситуации, Элибазет все же выразила желание присоединиться к этой группе, ибо она прекрасно понимала, что мнимый покой последних дней и отсутствие новых смертей – это лишь временное явление, и её долг как преподавателя попытаться защищать своих учеников. Все курили – во всяком случае именно такое впечатление могло бы возникнуть у того, кто бы сейчас заглянул в комнату, хотя конечно курильщиков была лишь половина присутствующих. Про себя Элибазет, с комфортом устроившаяся на месте преподавателя, отметила, что Раймонд курит уже, кажется, десятую сигарету за утро, и надо будет после с ним обязательно поговорить, потому что иначе из загонит себя на больничную койку, а оттуда вполне возможно что и прямо в могилу раньше, чем они смогут либо уничтожить Тварь, либо пробить барьер, ограждающий школу от остального мира – или остальной мир от школы, тут уж как посмотреть, либо, при особо удачном стечении обстоятельств, и то, и другое. - Могу добавить, что помимо детей, не достигших пубертатного возраста, мистера Филча и, как я понимаю, Мистера Малфоя, - Элибазет вопросительно взглянула сначала на Леонарда, который первым упомянул об этом, потом на Абраксаса, явно ожидая от них либо подтверждения, либо опровержение своих слов, - нападениям Твари так же не подвергались домашние эльфы. Более того, из беседы с ним я выяснила, что это взаимно – то есть не только Тварь не обращает внимание на них, но и ни один домашний эльф ни разу не видел даже тумана, не говоря уже о полноценном проявлении Твари, хотя они утверждают, что чувствуют её присутствие в замке, - Бетти откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, и продолжила истинно преподавательским тоном, словно вела обычный урок. - Что касается замечания мистера Розье о том, что это существо не совершат нападений в Больничном Крыле и гостиных, то тут как есть вполне логичное объяснение: хотя география замка и претерпела некоторые изменения с момента его основания, смею предположить, что основные жилые зоны, так же как и лазарет, и, соответственно, сохранили на себе защитные заклинания с самых времен Основателей, а так же все то, что решали наложить на них свое жилище, или же жилища своих учеников, их последователи. Другое дело, что вычленить из общего магического фона замка отдельные защитные заклятия, идентифицировать их и определить, какое из них является действующим оберегом от Твари мне не на данный момент не представляется возможным. Кстати, раз уж зашел разговор о призраках, хотелось бы сразу узнать – разговаривал ли кто-нибудь с Пивзом о причине исчезновения его товарищей?
Dietrich von Neumann: Он сидел на стуле в самом дальнем углу и молчал. Он вообще не должен был тут находиться. Его место было рядом с его принцессой, с Ирменгильд. А он вынужден был торчать здесь, среди этих нервных, назойливых и шумных людей. Дитрих дернул крыльями носа, выражая всю глубину своего негодования. Он до сих пор не мог уложить в логическую цепочку все произошедшее. К примеру, с чего началась история с этим странным хищным существом и почему его не отловили учителя по ЗОТС и УМС. Ведь это как раз вроде бы и составляет обязанности Тристана, работать с опасными тварями, разве нет? Или как мог такой специалист по Темным искусствам как Раймонд, затеять проведение странного опасного ритуала, не обеспечив даже минимальной защиты. Или почему Ирменгильд, его умница и умелая девочка, не пришла к нему, обратившись за помощью к чужому, в общем-то человеку? Все это совершенно не укладывалось в голове Дитриха, хотя вот последний факт был самым обидным. А он предупреждал принцессу, что поездка в эту ненормальную Англию добром не кончится, что здесь нет ни чего хорошего: ни погоды, ни людей, а мужчинам тут вообще верить нельзя, того и гляди обманут доверчивую девочку. Тот факт, что девочке уже на третий десяток, а де Вриз не больший англичанин, чем фон Нойманн, немец вполне себе успешно игнорировал. Дитрих нервничал. А когда он нервничал, то чувствовал себя крайне неуютно. Ему срочно требовалось покинуть пределы земель Хогвартса. И забрать с собой Ирменгильд. И никаких отказов он более не примет. Хватит, сестра уже доказала свою самостоятельность, так что довольно, нечего ей более делать в такой опасной местности. И Ленара... Мужчина покосился на прямую спину своей прекрасной дамы. Они не были на столько уж близки, чтобы Дитрих счел себя в праве командовать ее времяпровождением, к тому же она была здесь вроде как на работе. Немец недовольно повел бровью и попытался вникнуть в суть проблемы. Слушая речь Элибазет, он уже было хотел заметить, что тоже не видел это животное. И тумана он не видел. Потому что был занят, он дежурил у постели сестры и ему некогда было праздно шататься по коридорам и высматривать какой-то там туман. Но лишь вздохнул, Элибазет он уважал бесконечно и не желал ее обижать. Приведения, призраки и прочие метеорологические явления его тоже не слишком волновали. Все, что его интересовало, это как выбраться от сюда и увезти за собой Ирменгильд. Ну и по возможности Ленару. Дитрих почувствовал раздражение, кто вообще решил, что это существо вообще хоть как-то связано с невозможностью покинуть Хогвартс. И туман... Почему егони кто не пытался разогнать? Фон Нойманн задумался, пытаясь в голове составить рунескрипт, соответствующий случаю.
Leonard Rosier: Леонард закрыл глаза, прислоняясь затылком к стене. несмотря на то, что он был бы счастлив послать всех к черту и остаться здесь навсегда - даже редкие стычки с тварью не так уж пугали, скорее заставляли держаться в тонусе - но о жизни снаружи неумолимо напоминали мрачная физиономия Малфоя и участившиеся без привычных лекарств сердечные приступы. Розье очень, очень, очень не хотел умирать. Ну вот совсем не хотел. Ну никак. Кроме того, его беспокоили собравшиеся здесь. Он справедливо считал, что количество людей, решающих проблему, обратно пропорционально скорости принятия решения. Их здесь было слишком много - и вот результат. - Господа, мне кажется, мы ударились в бесполезное теоретизирование, - мягко вступил француз, поправляя манжеты рубашки, - все это прекрасно, но по-моему для хорошего экзорцизма мы уже знаем достаточно. Это зло, его надо изгнать, сил понадобится много. Мы не знаем одного - имени твари. Остальное несущественно. Поэтому экзорцизм займет вдвое больше времени и почти наверняка втрое больше сил, поправьте меня, если я ошибаюсь, профессор де Вриз. Леонард пожал плечами и снова закрыл глаза. Если его не послушают сейчас, они придут к этому позже. А лично Розье с удовольствием взял бы за шиворот тех, кто здесь хоть немного понимает в черной магии, а еще Дитриха фон Нойманн - кто, как не хороший рунолог, обеспечит практикам правильные начертания всех фигур? И отправился бы проводить ритуал, потому что это все лучше, чем сидеть здесь и заниматься псевдонаучным и псевдодетективным трепом на тему "а еще тварь делает вот так". Ну делает. Прекрасно. Только выводов из этого никто делать не спешит, да и выводы-то не слишком существенно, зла много, действует оно по-разному, а изгоняют его, как правило, одними и теми же способами. Сердце, тем не менее, кололо - нудно, но не страшно. Леонард поморщился, держась за ребра - это давало иллюзию прекращения боли - и замолчал, твердо намереваясь дальше выступать в роли наблюдателя.
Raymond de Vries: я решил совместить неприятное с бесполезным. совместный пост малфоя и де вриза Нервный срыв – это не способ самовыражения, это способ достижения цели. Виртуозной техникой достижения желаемого посредством рыданий на плече действительного могут похвастаться блондинки – как показала история, самые коварные создания на Земле и близь лежащих территорий, иными словами – раритет, а раритет принято холить и лелеять, иначе он может обернуться трухлявыми антиквариатом. Проще говоря, отказать блондинке – все равно что утопить в серной кислоте целую корзину новорожденных щеняток с мокрыми носиками и пару человеческих младенцев обоего полу - недопустимое кощунство. Однако прописная истина гласит: что позволено блондинке, то блондину смерть. Ну, если и не смерть, то публичная порка. Раймонд де Вриз вздохнул. На протяжении всей своей убедительно никчемной жизни ему как-то ловко удавалось избегать публичных порок. Было ли тут дело в умении вовремя спрятать свою такую очаровательно лирично-идиотичную депрессию в самый пыльный и дальний ящик черепного комода, или в том, что для публичной порки необходимо, как минимум, эту публику заинтересовать, что в случае Раймонда де Вриза означало, скажем, отрастить вторую голову, поскольку первая не вызывала интереса даже у френологов; профессор не знал. Рэй знал другое: не возьми он сейчас себя в руки, кто-то непременно схватит его за горло. Вероятнее всего обстоятельства. Поэтически вздыхать о своей несчастной, грустной, одинокой судьбе, конечно, в высшей степени похвально и увлекательно, только проку от этого никакого. Радости, кстати, тоже. Де Вриз сделал последнюю затяжку, потушил окурок и, почувствовав, как снова начала кружиться голова дал себе зарок во что бы то ни стало не позволить отклоняться от темы беседы. Дементор подери, они тут обсуждают вопросы жизни и смерти. Впрочем, вопросы жизни и смерти волновали де Вриза не сильнее вопросов таксидермии и проблематики выращивания зерновых культур в условиях ядерных зимы. До сих пор. До сих пор де Вриза вообще ничего не волновало. А потом был этот визит в Святое Мунго, тварь, еще раз тварь, еще раз тварь и пачка сигарет. Оказывается последняя. Рэй облизнул губы. Он слушал. По идее умеющий слушать оставляет за собой право последнего слова. Судя по всему Абраксас Малфой думал иначе. Раймонд с ленивым безразличием наблюдал, как лицо темного мага приобретает цвет и консистенцию свеже раскрошенного мела – становится невероятно бледным, зернистым, утрачивает плавность линий. — Госпожа Роддл, — говорил Малфой. — Вы позволяете себе опасные обобщения. Я бы не рекомендовал вам упоминать в одной фразе сквибов, домовиков и благородное семейство Малфоев, чьим представителем я имею честь являться. Понимаете ли, люди испокон веков идут отдельной категорией, отдельной эволюционной ветвью. Нет ничего удивительного, что тварь не нападает на сквиба и домовиков. Ими брезгуют даже дементоры. Даже дементор считает дурным вкусом высасывать душу из домовика. Хотите знать почему? У них нет души. Они такие же домашние животные как кошка, или сова. Их хваленая раболепная преданность – не более чем инстинкт. Собака по-прежнему будет вылизывать руку хозяина, сколько бы хозяин не бил ее этой рукой. Животное, что с него взять! Что касается мистера Филча… Пожалуй, он не многим умнее своей кошки. Бедное животное, — голос Малфоя странно понизился. — Кажется, он ее вообще не кормит. Я же… Считайте, что мне повезло. Я никогда не лезу в пекло. Малфой замолчал. Де Вриз задумался. Нет, конечно, правды в словах волшебника едва ли хватило бы на один кнат, но мысль он изрек верную. Стоило за нее уцепиться. — Кхм, — де Вриз прочистил горло. — Я не совсем согласен с мистером Малфоем, но Элибазет затронула очень интересный вопрос. Тварь действительно не нападает на домовиков. В чем-то домовики сродни детям, да простят меня присутствующие, их эмоции не выходят за рамки инстинктов. Если проводить аналогии с дементорами, дементоры тоже не нападают на младенцев. По сути, у младенцев нет жизненного опыта и, да будет позволено мне так выразиться, достаточного количества жизненной энергии, — Раймонд помедлил. — Насчет выборочной географии мест нападения твари и ее неспособности проникнуть в отдельные помещения мне сказать нечего. Но могу предположить. Чем является Больничное крыло? Местом, где людям предписывается покой. В лазарете люди, как правило, спят. А тварь, я не слышал, чтобы нападала на спящих или тех, кто находится без сознания, — профессор на миг смутился. — Произошедшее со мной и Ирменгильд не счет. Там была несколько иная ситуация. Словом, к чему я веду? Тварь притягивают эмоции и отпугивает их отсутствие. Вы абсолютно правы, мистер Розье, — Рэй обернулся в сторону француза. — Экзорцизм должен занять много времени и потребовать многих сил. Хотя я бы скорее назвал это не экзорцизмом (я пробовал – не помогает), а охотой. На живца… Голос де Вриза резко оборвался. Нет, он явно сказал какую-то глупость и неприятно похолодел, встретившись с хищной улыбкой Абраксаса Малфоя. — Впрочем, это всего лишь предположение, — в завершение сказал профессор.
Varvara Draven: Теоретизирование оказывается бесполезным лишь тогда, когда оно становится чрезмерным. Хотя, попробовали бы это сказать Варе лет эдак семь-десять назад, ничего бы не вышло, ибо в свои школьные годы она всегда рвалась к практике, словно не нарывалась на подобном стремлении и не набивала шишек на свою несчастную голову из-за нехватки теоретических знаний. Но ведь намного интересней было поэкспериментировать, поучиться на собственных ошибках, чем делать что-то по строгой инструкции, не отступая от теории ни на шаг. По чести говоря, она и хорошим зельеваром бы не стала, если бы строго следовала учебникам и пособиям, да и многое другое в её жизни достигалось именно методом проб и ошибок. Отчасти из-за её упорства, самостоятельности и сложного характера, отчасти от того, что она большую долю своей жизни оставалась одна, вдали от родных и близких, способных дать дельный совет и иногда даже разложить что-то по полочкам "делай раз, делай два... ". Но и это оказалось будущему аврору на пользу. Дрэйвен продолжала молча наблюдать за происходящим в кабинете, докуривая свою сигарету и изредка поглядывая в окно. Подобное её поведение вовсе не значило, что она не слушает дискутирующих или, что в голове её не крутится рой множества мыслей и предположений, касающихся обсуждаемой проблемы. Просто это было специфической чертой её характера - она много слушала, очень много наблюдала и мало говорила. А это было даже интересно, особенно в тот момент, когда заговорила Элизабет. Нет, на декана Рейвенкло, при всём к ней уважении, Варвара не смотрела. Её больше интересовал сидящий поодаль Абраксас Малфой, хмурый, осунувшийся, говорил он доселе мало, но Вара, если бы была склонна к любви спорить, готова была поспорить с кем угодно и на что угодно, что вскоре это недоразумение будет исправлено ярко и кардинально. Не нужно было знать происхождение и родовую принадлежность этого мужчины, чтобы вычислить степень того, как он всех презирает. Число возможных фамилий автоматически сокращалось при взгляде на презрительно приподнятый уголок рта и не менее презрительный взгляд. Далее следовало заметить и тот факт, что подобное выражение сохранялось на лице мужчины всё время, а не попадало на период чьего-то высказывания. Так презирать умели наверное только в семействе Малфоев. Но, когда заговорила миссис Роддл, Малфой-старший поморщился и слегка приподнял верхнюю губу, но после и вовсе опустил и свёл вместе брови, прикусил губы, а в глазах появился весьма недоброжелательный блеск. Отвращение плавно перетекло в гнев, причём гнев нешуточный, ибо выражение его лица сейчас было сродни выражению на лицах людей, готовых убить каждого, кто попадёт под руку. В подтверждение наблюдений любопытного аврора, Абраксас побледнел и вскоре не выдержал. Тирада была долгой, эмоциональной, насколько это вообще могло получиться непосредственно у этого мага, полной яда и ненависти к сквибам, грязнокровкам, домашним эльфам, кошкам, собакам и, наверное, в глубине тёмной малфоевской души, даже к насекомым и микробам, имеющим дерзость садиться на вышеупомянутых. Порция яда и желчи была вылита, разбавлена кусочком сахара в сторону благородства семейства Малфоев и зависший над головами присутствующих незримый занавес послушно опустился на пол, обдав магов порядочной порцией многовековой пыли. Дрэйвен беззвучно хмыкнула. Отчего-то последняя тирада до боли напоминала нечто, свойственное её родственникам по отцовской линии в размере едва ли меньшем, чем Малфоям и прочим. Ей в какой-то момент даже показалось, что произносимые слова звучат голосами её дяди, тёти и дедушки. Всеми сразу. Ты сходишь с ума, Вара. Определённо. Девушка слегка мотнула головой, дабы скинуть с носа выбившуюся из причёски прядку тёмно-каштановых волос и постаралась абстрагироваться от мысли о своих родственниках-пожирателях и столь досконального наблюдения за присутствующими. Вообще, в данной ситуации с мистером Розье, равно как и профессор дэ Вриз, Варвара была согласна в одной элементарной мысли - нужно было действовать, поскольку вне зависимости от степени полезности теоретических изысканий, ими одними обитателей Хогвартса не спасти. - А я поддерживаю ваше предположение, - произнесла девушка, заметив лёгкое замешательство профессора, - в сложившихся условиях, Рэймонд, и охота будет не лишней. Правда, думаю, что и другие возможные варианты, если они появятся, отметать не стоит. Варвара никогда попусту не тратила слова, зная им цену. Вот и сейчас она вполне осознавала, что для охоты нужна наживка, и, как бы ей того не хотелось, Малфой-старший на эту роль не подходил в силу своих эмоциональных качеств, а, посему, Дрэйвен была вполне готова к тому, чтобы выступить в данной роли, если то будет необходимо. Она почему-то привыкла не прятаться за спинами окружающих, а бросаться в самое пекло. Иногда не думая о последствиях. Поскольку в некоторых случаях о последствиях для себя лучше попросту не думать - позволяет избежать естественного тормоза.
Elibazeth Roddle: Все-таки права была народная, проверенная веками мудрость: сколько бы лет им не было, через какие бы трудности им не пришлось пойти, сколько бы сыновей они бы не вырастили, деревьев – посадили, а домов – построили, все равно все мужчины всегда остаются мальчишками. Легкомысленными, необязательными, вечно доказывающими друг другу всякие глупости вроде собственной значимости, правоты или состоятельности, нетерпеливыми и эгоистичными мальчишками. Когда-то раньше Элибазет считала, что из этого правила есть исключения, что уж точно папа не такой, и Берти конечно же другой, но сейчас, оглядываясь назад, она признавала, что нет, они были ровно такими же. Как и те господа, с которыми ей приходилось сейчас решать, по большому счету, судьбу школы и школьников. Хотя – тут Элибазет позволила себе чуть улыбнуться – она бы не удивилась, узнав, что те же семикурсники сейчас ровно так же собираются, обсуждают, принимают решения, и возможно именно они в итоге окажутся победителями Твари – или её новыми жертвами. Конечно этим умным, успешным мужчинам не терпелось поскорее взяться за дело, победить своего дракона, получить заслуженную награду, освободить толпу принцесс в коротких юбочках, ну, и себя заодно. Вот взять того же Леонарда Розье, который с крайне независимым и равнодушным видом заявлял, что достойно теории – давайте уже переходить к практике, сколько бы эта практика – без теории-то – не заняла. Элибазет оставалось лишь покачать головой, уж больно абсурдно звучали его слова для взрослого, умного человека. Пожалуй Раймонд выглядел немного сдержанней других, но скорее всего причиной тому было то, что он уже один раз проиграл в дуэли с Тварью – проигрыш для мальчиков всегда был лучшим отрезвителем. Вот только похоже не все это понимали – или принимали. Внимательно глядя на старшего Малфоя, которого явно задели за живое – ха-ха, да-да, в Абраксасе Малфое ещё осталось что-то живое – её слова, Элибазет не улыбалась, ни хмурилась и даже не зевала, хотя и хотелось – что поделать, миссис Роддл не боялась ни Твари, ни смерти, ни рассерженных светловолосых чистокровных аристократов, она просто забыла, как это делать. Про себя Элибазет решила, что пожалуй Абраксас Малфой её тоже раздражает, и потому хорошо, что ей не придется с ним общаться слишком много, и хорошо, что он не её ученик. Элибазет ждала, она смотрела на него, прямо и не мигая, ожидая окончания его монолога. - Мистер Малфой, все, что вы сейчас сказали – это, конечно, очень интересно, однако, при всем уважении к вам, я все равно не вижу причин, по которым не следует обобщать в одном примере всех существ, вне зависимости от их различий в эволюционной цепи, не подвергшимся нападениям Твари, - никакой угрозы, ни тени насмешки, ни вызова или ехидства, ни намека на пренебрежение. Нет, тон, которым говорила Элибазет, был бесконечно нейтральным, словно она была не профессором, а профессиональным дипломатом. Хотя тому было вполне логично объяснение – таким тоном очень хорошо говорить людям, что они умрут, особенно тем, кто тебе не нравится, но о ком ты по долгу службы обязан заботиться. – Нравится вам это, или нет, но и вы, и мистер Филч, и младшекурсники, и домашние эльфы не подвергались нападениям и никак не привлекали внимания Твари, и одной из наших задач является выявление того фактора, который отпугивает – или не привлекает – её во всех этих случаях и в каждом отдельном, и постараться определить закономерность и использовать её, вне зависимости от вашего отношения к этому. В прошлом она обязательно добавила бы строгим, не требующим возражений «врачебным» тоном «и прекратите эту истерики», но она изменилась, и уже давно не указывает людям на то, как они должны себя вести и что чувствовать, так что эти опасные слова не прозвучали. Вместо этого Элибазет обернулась к Раймонду, почти полностью потеряв интерес к Малфою. - Интересное предположение, Раймонд, звучит разумно относительно Больничного Крыла, однако не объясняет причин ненападения в гостиных, которые никогда не ассоциировались с покоем, более того, всегда – и в последние время в особенности – были местами сильных эмоциональных выбросов, будь то факультетские праздники или массовая истерия. Я предполагаю, что хотя это может быть один из факторов, он не является определяющим. Однако мне представляется верным сравнение с дементорами, более чем вероятно, что эта Тварь действительно состоит с ними в родстве – на это указывает и отмеченная тобой восприимчивость к эмоциям, и её реакция на Патронуса, и туман. Охота, экзорцизм – красивые слова, за которыми стоят красивые, на первый взгляд, и героические деяния, однако Элибазет быстро прикинула про себя возможные варианты развития этих «красивых» событий, и, что не удивительно, эти варианты все как один представлялись крайне неприятные и страшно накладные. - Можно полюбопытствовать, а каким конкретно образом вы собираетесь проводить эту «охоту»? – профессор обвела всех собравшихся строгим взглядом, словно они были классом, которому она задала сложную тему домашней контрольной и теперь выясняла, почему они её не сделали в срок.
Lenara Bellar: Очки, опущенные на кончик носа так, чтобы было максимально удобно смотреть на собеседника поверх них взглядом, в котором мешались бы жалость к печальной участи одноклеточных и презрение к ним же. Маникюр, идеальный настолько, чтобы ни у кого ни на мгновение не могло возникнуть мысли, будто Ленара разглядывает ногти, пытаясь отыскать изъян в этом безупречном творении. Туфли - те самые, в которых лучше всего получается постукивать по полу, дабы выразить свое нетерпение, или как вариант, несогласие со словами оратора... в общем, совершенно все указывало на то, что мисс Беллар была раздражена до крайности и не стремилась скрывать свое раздражение - напротив, Ленара искренне желала продемонстрировать миру всю величину своих к нему претензий. Мисс Беллар терпеть не могла мелких помех в деле, и приходила в раздражение, когда мелкие помехи перерастали в крупные - как случилось, например, с этой историей с тварью: небольшая задержка превратилась в долгое заключение, а пара неприятных инцидентов - в случаи со смертельным исходом. Ленара видела тела: не то, чтобы зрелище произвело на хладнокровную швейцарку сильное впечатление, однако же Беллар поняла, что им приходится иметь дело не с разбушевавшимся полтергейстом, но с чем-то намного сильнее и опаснее. Сама Ленара с чудовищем не встречалась - то словно бы избегало встреч со швейцаркой, так что в каких бы дальних коридорах мисс Беллар не бродила, кошмарная тварь ей так и не явилась, что женщина восприняла как в свою, в некотором роде, победу. Необходимость воевать с хтонической тварью раздражала сама по себе, однако катализатором для этого чувства служила новость о том, что Дамблдора нет в школе, так что вся работа по устранению этой разросшейся маленькой помехи ложится на плечи учителей и невольных пленников школы, коими внезапно оказались Ленара, ее шеф, а также мистер Розье и его сестра. То есть отнюдь не директор, несущий личную ответственность за порядок в этой школе, а они должны были рисковать своим здоровьем, тратить время, работать телохранителями двенадцатилетних спиногрызов, копаться в каких-то старых фолиантах, от пыли которых у Беллар начиналась нестерпимая аллергия, участвовать в дурацких собраниях общества спасителей мира поневоле и пропускать одну назначенную встречу за другой. Непростительно. Раздражение Ленары искало выхода, и основным ее объектом стала непосредственно та тварь, по вине которой и происходили все беды в этом замке - помимо всего вышеперечисленного, после той неудачной попытки экзорцизма мисс Беллар имела к чудовищу личные счеты, и горела желанием предъявить их. Собственно, исключительно желание проучить тварь, а так же осознание необходимости коллективного подхода к проблеме и заставляло Ленару участвовать в этом смешном сборище. К тому же несколько утешало осознание того, что ее шеф, кажется, тоже не в восторге от идеи совместной работы с аврорами и экзорцистами-недоучками - хвала Мерлину, что здесь хотя бы был Дитрих, который, впрочем, предпочитал отмалчиваться, и Ленара до поры поддерживала его линию поведения. Она, в отличие от профессора, закурила, не спрашивая позволения, и сейчас сосредоточенно тушила окурок в пепельнице. - И кто, позвольте полюбопытствовать, будет выступать в роли этого самого "живца"? - холодно поинтересовалась Беллар, не поднимая головы. - В прошлый раз мисс фон Нойманн... Пальцы Ленары быстро коснулись запястья, Дитриха, словно бы успокаивая его, однако жест этот был настолько четким и неторопливым, что не выглядел, как проявление истинного сочувствия. - ...кому теперь вы предлагаете пожертвовать душевным здоровьем? Беллар наградила профессора ЗоТИ долгим взглядом поверх очков, а затем вновь вернулась к усердному тушению окурка. - Я полностью согласна с мистером Розье. Все ваши домыслы не имеют никакой реальной ценности. - прямолинейно сообщила она присутствующим. - Мы тратим время, перечисляя вслух то, что и так каждый знает про себя. Мы можем сколько угодно сидеть и гадать о природе этого существа, но наши выводы, не подкрепленные ничем, кроме поверхностных наблюдений, будут не более ценны, чем зарисовки слепого. Утверждение о том, что тварь состоит в родстве с дементорами, потому что боится патронуса - так же логично, как теория о том, что пингвин - рыба, потому что плавает. Или что все мы - зайцы, потому что как они боимся огня. Поэтому, возможно, стоит уже перейти от перечисления известных фактов к идеям о том, как эти факты можно использовать в наших интересах?
Raymond de Vries: «Слишком много арийцев», - подумал Господь Бог на седьмой день творения и ради контраста создал гиену огненную. Только ей под силу расплавить вечную мерзлоту, царящую в маленьких, сморщенных камушках, бьющихся в груди западных европейцев. За неимением более адекватного синонима, эти камушки иногда называют «сердцами». В высшей степени убогая гипотеза. У западных европейцев нет сердца. Наличие сердца предусматривает наличие крови: в жилах немцев, швейцарцев, за редким исключением, датчан и очень неправильных французов течет азотная кислота, временами даже серная. Впрочем, неважно, любая кислота прежде всего остается кислотой и ей ровным счетом плевать, что вы о ней думаете. Дело кислоты – не философские размышления. Кислота должна разъедать, в крайнем случае грызть и подтачивать. Но чаще все-таки плеваться. Стоически выслушав монолог Ленары Беллар, Раймонд де Вриз внезапно ощутил острую потребность принять щелочной душ. Конечно, от этой леди с повадками антарктического айсберга едва ли стоило ожидать сочувствия и понимания. Задача айсбергов топить корабли, похоже, эту науку мисс Беллар освоила на «отлично». Утлое суденышка Раймонда де Вриза почувствовало, как его медленно затягивает на дно холодный водоворот арийского практицизма. Другой на месте де Вриза, должно быть, испытал бы нечто сродни морального перитонита и с жалобным воем поспешил бы убраться на розыски вкусной таблеточки, способной заглушить боль глубоко уязвленной гордости. Но Раймонд де Вриз был Раймондом де Вризом; и ему было совершенно… безразлично, кто и в какой степени ошибался в его правоте. Сам профессор в собственной правоте не усомнился ни на миг. Просто правоте нужно время на вызревание, нужны силы, чтобы окрепнуть и тогда можно хлесткой пощечиной крушить чужую ложь. А пока – да, вероятно, он чересчур увлекся теоретизированием. Имелась у Рэй такая не очень полезная черта – порою он не мог остановиться. Говорить было крайне приятно, особенно зная, что твои слова никому не нравятся. Ну, ничего не поделаешь. Правда – она такая, выкалывает глаза и ломает спины. Раймонд решил было закурить, однако почему-то одумался. Вместо этого присел на край одной из пустующих парт и закрыл глаза. Выслушивать очередную реплику Малфоя де Вризу отнюдь не хотелось. А меж тем Абраксас Малфой, кажется, разделял мнение своего секретаря. — Мисс Беллар, — говорил он. — Вы абсолютно правы. Собственно, как и Леонард. Пока мы здесь придаемся искушению древней наукой риторикой, велик шанс умереть от старости прежде, чем тварь успеет до нас добраться. Все это профессор уже слышал и со спокойной совестью позволил себе на пару минут отдаться приятным размышлениям о конце света и сопутствующих ему веселых мероприятиях сродни огненным дождям и серным ливням. Кстати, об огне… Хотя нет, сперва о слепых. — Вы напрасно недооцениваете зарисовки слепых, мисс Беллар, — начал де Вриз, равнодушно, даже лениво разглядывая швейцарку. — Порою пяти природных чувств недостаточно и приходится обращаться к синестезии. И пингвинов вы упомянули не зря. Разумеется, мы не можем судить о рыбах по пингвинам, но, выяснив, как плавают вторые, мы вполне можем понять, как плавают первые. Я веду к тому, мисс Беллар, что, не имея на руках представителя нужного нам вида, о его поведении мы можем узнать путем наблюдения за жизнью его ближайших сородичей. Можно и дальних. Хогвартская тварь действительно похожа на дементоров. Как заметила Элибазет, взять тот же туман. Но я не об этом, — де Вриз смолк, мысли по-прежнему путались. — Вот вы сказали об огне. Хорошая мысль. Если тварь поймала нас в ловушку с помощью тумана, что если мы попробуем изловить ее с помощью огня? Если окружить тварь огненным кольцом – есть шанс, она не сможет сбежать, и тогда в наших силах станет ее уничтожить. Ну, а что касается приманки… Полагаю, я и сам гожусь на эту роль. В конце концов, я сталкивался с тварью неоднократно. И оба раза она не смогла довершить начатое. Кто знает, не затаила ли она на меня обиду и не решиться ли исправить дело с третьей попытки? Раймонд спокойно улыбнулся, все же решив закурить. Порылся в карманах и с тоской обнаружил – сигареты кончились. «Не страшно, - подумал он. – Повезет, в ближайшем времени дыма и огня у меня будет предостаточно».
Druella Black: И тут появляюсь я, вся в белом и со стразами! (с.) Рано или поздно любой человек, оказавшийся взаперти, сталкивается с главным вдохновителем и страшнейшим врагом человеческой расы – со скукой. Особенно быстро этот момент настает, если оказаться запертым в таком скучном месте, как школа, в компании таких скучных людей, как дети, пусть даже некоторый из них твои, когда ты – прекрасная, все ещё молодая, успешная светская леди, умная и образованная, которой, впрочем, приходится поддерживать образ особы больше заинтересованной в нарядах нежели в Темных Искусствах и прочих магических науках. А ведь она была лучше ученицей своего курса, но кого это волнует, если у тебя светлый цвет волос, красивое лицо, ну, и конечно тебя зовут не Ленара Беллар. Впрочем, с Беллар-то все как раз понятно, если замуж никто не берет, то приходится ей, и десяткам таких же несчастных ведьмочек, компенсировать неудачную личную жизнь через карьеру, барышни-то все не глупые, поумнее многих мужчин будут. Конечно, скуку несколько разбавляло присутствие в замке девочек, а так же брата, который, когда не ухлестывал за школьницами, как обычно представлял собой недурного собеседника, но это, с учетом концентрации школьниц в коротких юбочках – надо будет, кстати, поднять вопрос приличия формы на следующем заседании Попечительского Совета – на квадратный фут замка, случалось не часто. Однако сегодняшнее утро было иным. Только проснувшись, удивительно рано, ещё до десяти, Друэлла почувствовала совершенно не свойственное ей чувство – тревогу, совершенно необъяснимую, но от того не менее явную. Видимо это был материнский инстинкт, который подсказывал ей, что случилась беда, страшная беда, и случилась с её дорогой девочкой. Она шла по коридору к Большому залу, надеясь на то, что утренний чай успокоит это странное и неприятное чувств, когда услышала обрывок фразу какой-то девчонки, учившейся, судя по галстуку, на факультете Рейвенкло, говорившей о пропаже гриффиндорок «и этой светленькой кузины Сириуса». Друэлла остановилась как вкопанная, пораженная даже не тем, что её маленькую Принцесу в этом месте зовут «кузиной Сириуса». Схватив говорливую девчонку за руку, скорее всего оставляя синяки, Друэлла, даже не пытаясь изобразить любезность – не до того – спросила о чем та говорит, и узнала, что сегодня утром обнаружилась пропажа трёх учениц: двух грязнокровок с Гриффиндора, которым так и надо, и Нарциссы Блэк. Пробегавший мимо мальчик из Дома Салазара подтвердил слова девицы. Друэлла не стала слушать дальше – развернувшись на каблуках, она чуть ли не бегом поспешила туда, где, насколько она знала, сегодня утром должен был состояться «военный совет» по борьбе с этой проклятой Тварью. Можно было бы сказать, что мысли её были полны страшных картин, того, что сейчас, в эти мгновения могло происходить с Нациссой, или дерзких, безумных планов спасения дочери, или проклятий в адрес Директора, Министра, мужа, даже Лорда, которые допустили это похищение, но все это было бы не правдой. В действительности же в белокурой голове Друэллы не была лишь одна мысль, которая билась, как живое сердце, затмевая все остальное: пропала моя дочь. Женщина шла совершенно на автомате, через десятки лет вспоминая знакомые коридоры проходы, даже не задумываясь о том, куда лежит её путь, потому что она не могла об этом задуматься – какая разница, если пропала её дочь. Наконец она дошла до нужного кабинета, но, дернув за ручку, не совсем понимая, что происходит, она вдруг осознала, что дверь была заперта, либо просто туго закрыта. Можно было, конечно, воспользоваться алохаморой, но эта мысль даже не пришла Друэлле в голову, потому что пропала её дочь! - Reducto! – рассержено выкрикнула волшебница, направляя палочку на не в чем не повинную дверь, которая в этот миг была для неё воплощением всех тех безусловно жутких преград, что стояли между ней и её младшей дочерью. Шагнув в образовавшийся проем, миссис Блэк вошла в кабинет, не опуская палочку и явно не испытывая никаких переживания по поводу прерванного собрания, испорченной двери или того, что такого рода поведением она может повредить своему годами создававшемуся образу. Она не могла переживать о таких мелочах, потому что пропала её дочь. И это было видно по ней – у неё было лицо женщины, потерявшей ребенка. - Пропала. Моя. ДОЧЬ! – Друэлла говорила именно так, выделяя каждое слово, заметно сдерживаясь, пытаясь сохранить хоть какие-то остатки приличия, и не удариться в истерику, не начать кричать, плакать и проклинать. Это явно давалось ей с трудом. – Пока. Вы. Тут. Беседуете. ПРОПАЛА! МОЯ! ДОЧЬ! На секунду могло показаться, что сейчас она, от полноты чувств, проклянет кого-нибудь, не нет, она продолжала стоять на входе, бледным памятников материнской боли.
Leonard Rosier: Ситуация складывалась очень говорящая. Знаете, почему в жизни, в отличие от сказок, добро никогда не победит? Потому что добро - это кучка прекраснодушных бездельников, разбавленных моралистами и занудами. Зло деятельно. Добро склонно к рассуждениям о смысле жизни, смерти и существования. Оно до скончания времен способно сидеть и думать, правильно ли оно поступит, если соберется что-то предпринять. А Зло просто идет и делает, импровизируя по ходу - результаты не всегда нужные, но это по крайней мере результаты. Леонард молчал. Вообще-то обычно его бесили рассуждения Абраксаса о чести своей семьи, чистоте крови и величии Лорда. Старший Розье считал - не без оснований, что есть вещи, о которых не нужно говориить вслух, и так все понятно. Но сейчас он как никогда поддерживал коллегу по крайней мере в ясно написанном на лице Малфоя желании убивать. Убивать, сворачивать горы, прошибать стены, блуждать по коридорам, сражаться с тварью - ДЕЛАТЬ, вашу дементора мать, ДЕЛАТЬ хоть что-нибудь. Потому что под лежачий камень вода не течет. И занудная речь профессора Роддл его тоже не впечатлила. И только Ленаре он благодарно кивнул, ибо с ее словами был полностью согласен. - Если бы вы дали себе труд выслушать начало беседы, Элибазет, - вежливо и мягко сказал Леонард, у которого, как и у сына, в такие моменты значительно обострялся французский акцент, - вы бы услышали, что закономерность в ее нападениях вполне выявлена. что же касается родства твари с дементорами и экстраполяции на основании этих данных, то она сделана в ходе практики. Стычек с тварью. И экстраполировали, смею заметить, те, кто принимал в них участие. Только вот, я, убей Мерлин, не понимаю, как вы можете предложить ее изгнать на основании сделанных выводов. Раймонд... Розье выдохнул, чувствуя, что начинает заводиться. - Это все прекрасно, я понимаю. Окружить огненным кольцом. Заманить в ловушку. Изловить. Но для этого она должна принять форму. Вы полностью уверены, что у твари она вообще есть, эта форма? Или хоть какой-нибудь размер? Вы точно уверены, что она не вокруг и повсюду, как хорошее качественное зло? Да, вы сражались с ней огнем. Я сражался с ней огнем - но опять же, не с ней самой, если помните, а с ее очередными воплощениями. Туману, к примеру, побоку этот огонь, максимум, кажется, он доставляет ему какие-то неу... И тут грохнуло. Леонард просто машинально наколдовал щит, не произнеся ни звука, вскочил на ноги, кажется, окончательно погубив свою репутацию приличного человека и ленивого, как все пожилые джентльмены, издателя. Слава Моргане, он не успел ничего такого сказать в ответ, потому что в дверном проеме стояла Друэлла с лицом Трагедии и полными инфернального ужаса глазами. В отличие от прочих участников этой сцены, старший брат миссис Блэк прекрасно знал, что такое истерика миссис Блэк. Возможно, даже лучше ее мужа, которому она не всегда решалась закатывать лучшие из них. А вот Леонард в свое время насмотрелся. Поэтому француз буквально в два шага оказался за спиной сестры, совершенно бесцеремонно перехватывая ее под локти обеих рук за спиной. Крепко держа, отобрал палочку, даже не пытаясь колдовать и прижал к себе: - Палочка твоя будет у меня, пока не угомонишься, - не отпуская ее рук и глядя прямо в глаза сестре, ровно и четко сказал Розье, - а сейчас выдохни, иначе я тебя заколдую и поставлю стоять в углу. Которая... Нарцисса? Можно было, в принципе, не спрашивать. Беллатрикс не попадется, Андромеда правильная девочка и не пойдет одна по коридорам, а белокурое младшее чудо Блэков было способно притянуть к себе неприятности, даже если соблюдало все рекомендации, законы и правила в мире. Твою ж мать. Только не это.
Abraxas Malfoy: По собственному убеждению Абраксас Малфой обладал ангельским терпением, но и его терпение, как все ангельское, рано или поздно должно было низвергнуться в пучину адского разврата и творить грехи напропалую. Все это бесконечное переливание из пустого в порожнее утомляло Вальпургиева Рыцаря нещадно. Если получасом ранее Малфой еще готов был поверить, будто бы нынешнее собрание пожилых и не очень энтузиастов-теоретиков способно породить какой-никакой адекватный план борьбы, теперь от радужных иллюзий не осталось следа. Складывалось впечатление, каждый из здесь собравшихся, за редкими, удивительными, но в то же время приятными исключениями – Розье и Беллар, - пытался доказать остальным, что уж он-то в свое время умудрился прочитать все толковые словари ближайших окрестностей, выучить парочку терминов позаковыристее и – о, чудо! – карту Хогвартса, и не сделать ни шага. Увы, болтовня редко кого довела до добра, а вот до могилы – многих. Абраксас устало закатил глаза и перестал слушать. Будь его воля, он давно бы превратил в корм для твари и докучливую профессоршу с убийственно монотонным тембром голоса, и ее коллегу – преподавателя ЗоТИ, с не менее тошнотворной привычкой повторять по нескольку раз очевидные глупости тоном святого проповедника. Радовало хотя бы молчание аврора и брата преподавательницы нумерологии. Не желая делиться скудностью своего ума с окружающими они поступали мудро. Кажется, впервые за прошедшую неделю Абраксас устал по-настоящему. Устал настолько, что готов был убивать голыми руками, не тратя сил на воскрешение в памяти смертоносных заклятий. Такие, как они – эти, с позволения сказать, маги – достойны самой убогой смерти. Смерти скота. Кроме, разумеется, Ленары и, удивительно, Леонарда. — Леонард, прошу вас, не тратьте силы. Наше согласие прийти сюда было ошибкой. Полагаю, мы способны справиться с тварью без посторонней помощи, — голос Малфоя звучал блекло, без сарказма. — Какой смысл обсуждать из чего создана тварь – плоти или тумана? Нужно ее просто найти и убить. Жечь, рвать, дробить, убивать, пока она не издохнет. Понадобиться – часами. Хоть сутками. Оно того стоит. Поэтому, Леонард, приберегите силы для схватки. Они нам пригодятся. Абраксас растер напряженные веки и решил было подняться из-за стола, когда в класс ворвалась Друэлла. Малфой вздрогнул. Вальпургиев Рыцарь не боялся никого и ничего, но выражение красивого лица миссис Блэк невольно заставило Пожирателя Смерти похолодеть, что уж и говорить о произнесенных ею словах. Не многие знали, однако Абраксас Малфой готов был оберегать и сражаться не только за своих собственных детей – за своего единственного сына, но и за всех чистокровных отпрысков чистокровных семейств. Чистую кровь Абраксас ставил превыше всего в этом мире. Превыше благ, превыше самого мира, и за эту чистую кровь готов был, не морщась, проливать галлоны грязной. Вальпургиев Рыцарь порывисто встал на ноги и рванулся к Друэлле. По чистой случайности Леонард успел первым. «Нарцисса» - услышал Малфой, и сердце на миг остановилось, дабы в следующий переполниться яростью. Лютой, сжигающей. Младшую Блэк, это очаровательное дитя, Абраксас с такой любовью, с такой заботой и таким умелым расчетом выбрал на роль матери своих будущих внуков, что давно уже прочно ассоциировал девочку не с родом Блэков - с родом Малфоев. Она стала частью его семьи, а за свою семью Абраксас Малфой не остановился бы на уничтожении и целого мира. — Леонард, Друэлле больно, — сухо произнес он, впрочем, во взгляде читалось одобрение. Абраксасу не хотелось, чтобы миссис Блэк невзначай себя покалечила. — Друэлла, дорогая, что случилось? Пропала Нарцисса? Как? Когда? Хотя не отвечай. Это чудовище, верно? — желваки на скулах Пожирателя Смерти угрожающе вспухли. Медленно, очень медленно Абраксас повернулся к убогой толпе, собравшейся в классе. — Вы этого дожидались? — тихо заговорил он. — Еще теории? Нет. Прекрасно. Настало время действий. Малфой осторожно опустил руку на плечо женщины. — Друэлла, клянусь, с Нарциссой ничего не случиться. Обещаю, я… мы, я и Леонард, спасем ее. Слово Малфоя. А слово Малфоя – закон, даже для призраков, даже для дементоров, даже для всех проклятых тварей мира. — Верь мне.
Dorcas Meadowes: Доркас подошла к классу, в котором была назначена вся эта профессорско-родительская сходка. Педсовет, одним словом. У нее не было особого желания тратить на это время, тем более дети оставались без... Присмотра? Да с ними и под этим "присмотром" случалость невесть что. Замок был слишком большим, студентов было слишком много, невозможно уследить за всеми, разве что за ручку со всеми ходить. Да она бы и вовремя пришла, если бы не поползли бы уже слухи о том, что пропали очередные те, кто плохо задумывался о своей безопасности, хотя, по сути, все они плохо о ней задумывались, видимо, те, кто задумывались хорошо, сейчас снаружи. Тут бы недобрым словом помянуть ее Великого и Ужасного шефа, но ему и так икается, скорее всего. Когда она подошла к классу, то присвистнула бы, если б умела - то ли кто-то очень спешил и не влез в дверь, то ли кто-то был очень и очень зол. Внутри все сомнения разрешились, никого толще дверного проема она не обнаружила, зато обнаружила миссис Блэк. Чудесно. - Пропала не только Нарцисса, - по привычке, оперативную информацию Доркас выдала без приветственных расшаркиваний, тем более, расшаркиваться особо было не с кем, с родителями не хотелось, а с преподавателями и Варой и не нужно было, вроде, все свои, все понимаем. - Еще как минимум две девушки с Гриффиндора, шестой и седьмой курс. Много взрослых, хотелось тешить себя мыслью, что, если бы они были там, а не обсуждали здесь невесть что, то ничего бы не произошло. Хотелось так думать, потому что если их присутствие или отсутствие совершенно ничего не меняет, то все совсем плохо. Значит, никого они защитить не смогут, а студенты начнут действовать сами. Они обязательно начнут, и будут сами искать девочек. - Успокойтесь, миссис Блэк. Сейчас это не поможет, к сожалению. Несмотря ни на что, в ней шевельнулось некое сочувствие к этой женщине, и миссис Медоуз знала, о чем говорила. Криками и слезами детей не вернешь. - Чудовище никого не похищает, мистер Малфой, - говорить такое сейчас было, возможно, не слишком правильно, но позволить этим людям поднять стяг мучеников и под ним пафосно шагать по школе совершенно не было желания. - Все ученики, попадавшие в... лапы твари, были найдены в итоге... Причем там же, на месте. Если не тварь, действительно, то кто? Кто-то решил пошутить, отомстить, кто-то сошел с ума в этом кошмаре? А если и правда тварь, просто сменила тактику?
Druella Black: Есть ли смысл объяснять лавине, сметающей все на своем пути, что ей намного лучше было бы лежать на своей поднебесной вершине мягким безопасным снежком и бездвижным гладким льдом, при том лучше для всех, и в первую очередь для неё, которая кончит свой короткий век грязной грудой в грузовиках, которые увезут её за сотни миль от неба и знакомых долин, расчищая место трагедии? Имеет ли смысл взывать к разуму, объясняя всю бессмысленность паники обезумевшему стаду, несущегося на вас и грозящему смешать вас с землей под своими копытами? Но не больше смысла и в том, чтобы объяснять женщине, потерявшей своего ребенка, самое дорогое и любимое существо, которое было в её жизни, что надо успокоиться, взять себя в руки и поверить в то, что два прожженных, бездушных убийцы, которые половину своих жизней потратили на то, чтобы испортить отношения со своими детьми, смогут спасти её дочь, если, конечно, ещё не поздно. Со стороны Леонарда было стратегической ошибкой поворачивать сестру к себе лицом, потому как, не имея возможности выражать свое горе и злобу на весь мир, лишивший её Цисси, через битье его кулаками по груди, она попыталась пнуть его, метя, чтобы уж наверняка, в пах, продолжая при этом пытаться освободить руки. Зачем ей свобода действия и передвижения она даже не задумывалась, однако такое грубое вторжение в свое личное пространство она сейчас, будучи в эмоционально неустойчивом состоянии, вынести не могла. - Отпусти меня сейчас же! – Истерично взвизгнула эта почтенная и жеманная в обычное время леди, сейчас более напоминавшая персидскую кошку, которую зачем-то бросили в пруд: лишенная былого ленивого сытого очарования после столкновения с жестокой реальностью, смертельно испуганная и от того безумно агрессивная. - Да, это Цисси. Но могла быть и Меда, и Бэлла – какая разница, какая из них! Отпусти меня сейчас же, Лео, пропала моя дочь и я должна её найти! На вошедшую вслед за ней Доркас Друэлла казалось не обратила никакого внимания, как и на большинство собравшихся в этой аудитории, а вот Абраксаса она одарила полным неожиданной ненависти взглядом, и, не держи её брат, может даже бросилась и на него с кулаками. - Верить тебе? Верить вам с Лео? Поверить в то, что вы сможете спасти мою дочь, тогда как неделю не . Вы, люди, которые даже из своих детей смогли вырастить врагов, Абраксас? Ну уж нет. Здесь только мисс Медоус может меня понять, - как оказалось Друэлла не только заметила вошедшую аврора, хотя в пылу своей ненависти и перепутала обрщение, но зато вспомнила, что у них с Доркас, не смотря на происхождение последней, было что-то общее. – А вам веры нет. И почему же вы ещё здесь, почему разговариваете с этими, тогда как должны спешить, идти, вызывать, делать ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ?! Чего Друэлла хотела добиться своими противоречивыми словами она и сама вам бы не объяснила, ибо не очень-то осознавал, что говорит и делает, просто телу надо было как-то реагировать на противоречивые чувства, наполнявшие его – гнев на мир, воплотившийся для неё в этих могущественных, но бессильных людях и страх, что уже слишком поздно, что никак уже не помочь, желание самой сносить стены и преграды, отделяющие её от Цисси, и желание, чтобы кто-то справился с горем вместо неё. Вот оно и реагировало, не имея возможности понять . Что поделать, там, за гранью, мир выглядит совсем иначе.
Elibazeth Roddle: Пожалуй если бы не пробиваемое спокойствие, помноженное на воспитываемую годами умную лень, Элибазет бы не сидела вот так за столом, умиленно глядя на собравшихся, увлеченно игравших в игру «кто более яростно повторит то, что было сказано раньше». Хотя ей очень хотелось спросить у всех этих крайне раздраженных людей из Министерства, которые раз за разом повторяли, что хватит разговоров и пора переходить к делу, почему же, если они такие умные и способные, связи с миро как не было неделю назад, так нет и сейчас. Сразу становится интересно, где же эти раздраженные и, в случае истер Малфоя, явно не довольные сложившимся положением дел, люди были предыдущие семь дней и почему не приступили к активным действиям раньше, если это оказывается так просто. Так же только то, что он не нашел сигареты и не закурил вновь, удержало ей от того, чтобы пообещать Раймонду забить ему эту пачку в глотку, так что ему будет очень неприятно и больно, но жить и действовать ему это не помешает – в конце концов если у самого человека нет внутреннего ограничения на курения, его надо устанавливать снаружи. - Дамы и господа, если вы считаете, что полученной информации достаточно и можно переходить к практической части – что ж, не буду больше спорить, в конце концов вы специалисты по Темным Искусствам, а не я и в «экзорцизме» мое участие, надеюсь, не требуется. Однако если вы уже готовы действовать, и я имею в виду нечто более конкретное, нежели просто «давайте сделаем хоть что-нибудь, а не просто будем сидеть и разговаривать», то пожалуйста посветите меня в план ваших действий, - тут Элибазет сделала паузу и тяжело вздохнула, решая что можно ещё сказать, чтобы эти любители поспорить не задавали лишних вопросов, а то они ничего не решат до следующего Рождества. - Я прошу об этом не потому, что хочу задержать вас или сомневаюсь в вашей компетенции, просто мне, как единственному в школе дипломированному колдомедику с опытом работы, крайне важно знать, насколько вы покалечите себя сами когда ритуал пойдет не так либо окажется не эффективным, а что будет результатом столкновения с Тварью. С учетом ограниченности ресурса школьного Больничного Крыла предварительная подготовка необходимы нейтрализующих зелий и чар может оказаться жизненно важным фактором, при том для вас, а не для меня. Услышать ответ на свои слова Элибазет не удалось, так как спустя всего пару мгновений после того как умолк её голос, раздался громкий удар, после чего входная дверь разлетелась на осколки, явив взорам собравшихся Друэллу Блэк – или Розье, как её до сих пор про себя называла Элибазет – всклоченную и находящуюся явно в шоковом состоянии. Как оказалось, у неё был для этого состояния хороший повод – пропала её дочь, младшенькая, Нарцисса. И не только она – вошедшая вслед за Друэллой молодая аврор, Доркас Медоус, сообщила, что исчезли ещё две девочки, и обе гриффиндорки. Профессор хотела бы подумать, но буйная истерика миссис Блэк, которую безуспешно пытались успокоить и её брат, и Малфой, отвлекала от мыслей – впрочем, Друэлла всегда, сколько Бетти её помнила, обладала этим свойством – отвлекать. Эх, мальчики, тёмные маги, ну кто же так успокаивает. - Держите её крепче, - это было единственное предупреждение, которое дала Леонарду и Абраксасу Элибазет, прежде чем направить палочку на Друэллу и четко произнести, - Dormino! Осторожно, не уроните её. Эффект от заклинания наступил незамедлительно – в тот же миг глаза миссис Блэк послушно закрылись, а ноги – подкосились. Конечно, если бы глупые заботливые мужчины не столпились бы вокруг истерящей женщины, даря ей совершенно не нужное в этот момент внимание, Элибазет бы сама подошла к ней и успокоила бы её более эффективным и быстрым спобом, отвесив ей пару оплеух – в конце концов шанса ударить Друэллу Розье по лице миссис Роддл ждала последнюю четверть века, однако увы, пока что ожиданию суждено продлиться. - Кстати, Раймонд, и вы, господа, если вам для вашего «экзорцизма» понадобится «живец», то я посоветовала вам обратиться за помощью к миссис Блэк, когда они придет в сознание. Потому что мне кажется сомнительным, с учетом всего сказанного раньше, что Тварь заинтересуется кем-то из вас в отдельности, если рядом нет никого более эмоционально открытого, вроде детей, - все это Элибазет произнесла, вставая со своего насиженного места и направляясь к входу чтобы осмотреть Друэллу – формальность, но необходимая в сложившейся ситуации.
Raymond de Vries: ...чуть ускоримся — Если ритуал окажется не эффективным, Элибазет, нам понадобятся не зелья и чары, нам понадобятся гробы; но так как столярное ремесло не входит в программу обучения дипломированного колдомедика, беспокоиться не о чем. Мы либо выживем, либо предстоит много уборки. Клин вышибают не клином, а обухом. По голове. Уровень терапевтического воздействия обыкновенного топорища столь высок, что давно оставил вне зоны конкурентоспособности все антидепрессанты мира, умудрившись обскакать на финишной прямой даже такой проверенный веками метод душевной реставрации как «печеньки с теплым молочком», психотерапевтам и добрым бабушкам остается помирать от зависти. Рядом с топорных дел мастером бабушки и психотерапевты выглядят жалкими профанами. Талантом шокировать Друэлла Блэк могла соперничать с ударом молнии. Она била точно и наверняка. Рэй с облегчением наблюдал, как тело блондинки, обмякнув, повисло на руках Розье и Малфоя. Третий здесь явно был лишним. Своих услуг по успокоению, теперь уже – передислоцированию, очаровательной барышни де Вриз решил не предлагать. Двое глубокоуважаемых господ вполне могли справиться с поставленной задачей сами; благо, Эльбазет так вовремя поспешила на выручку, быстро и качественно сработав тем самым «обухом», который действует лучше и эффективнее самой элегантно выстроенной патетической речи. Моральная установка остается всего лишь моральной установкой, пока никто не догадается подпереть ее колом; внутренняя гармония достигается исключительно прикладным путем – доколе нечто духовное не приложат лицом о нечто материальное, оно так и будет стенать и плакать. Друэлла успокоилась. Успокоился и де Вриз. Вести о новых жертвах не вызвали ни ужаса, ни страха, ни сочувствия – ничего. Эмоции Раймонду надоели. Всему есть предел, легче прочего достичь пределов терпения. — Нет, Элибазет. Кандидатура миссис Блэк не рассматривается. Мы собираемся уничтожать тварь, не кормить, — Рэй окинул собравшихся апатичным взглядом. — Да, господа, вы все правы. Будем действовать. А ты, Элибазет, — де Вриз отбросил формальности, сейчас на «ты», почти по-дружески. — Тоже права. Лазарет нужно подготовить. Рассчитывай на рваные раны. Быть может, ожоги. Если хочешь, можем вместе подготовить Больничное Крыло. Я не дипломированный колдомедик, но отличить костыль от касторки все-таки в состоянии. Что же касается «экзорцизма», если никто не возражает, я бы предложил провести ритуал вечером. До того нам, пожалуй, стоит подготовиться. Не дожидаясь ответных реплик, де Вриз покинул свой относительно безопасный, относительно светлый угол и, более ни на кого не глядя, направился к выходу; попутно все-таки не сдержался и, обернувшись на миг, встретился взглядом с Элибазет. Нет, понять ее эмоций он категорически не мог. Ну, и не надо. Рэй уже шагнул через порог, когда… — А вы что тут делаете? Мало им Друэллы Блэк, оказывается для полноты картины не хватало только студентов. «Театр, шутовской балаган, - подумал он. – И каждый хочет сыграть соло».
Fiann Lermont: ---> Из "Криптоанализа" Лермонт улыбнулся, протягивая руку за пергаментом. Он, как и все его предки, был закоренелым язычником. Предки притворялись кем угодно, католиками, протестантами, иногда даже ортодоксами - и такое бывало, предки вершили темные обряды и писали стихи, посвященные Люциферу, клялись именем Морганы... и ни в кого из них не верили. Боги и покровители семейства Лермонт, о которых не было принято говорить вслух, были куда древнее. Не то, чтобы Фианн имел глупость не верить в демонов, он, как любой маг, прекрасно знал, что те существуют - и отрицать это было бы вопиюще смешно, но здравая логика говорила ему, что если демонам и нужны души, то праведные и христианские, а не душа восемнадцатилетнего язычника, пьяницы, волшебника и, что уж греха таить, развратника, которая, если верить магловским трактатам, и так попадет этим демонам прямо в руки. Он пробежал глазами текст, обретший ясность. Ничего не произошло. - О-о-о, - сказал шотландец, - твою... кхм, прости, Далия. "Имя мое - Тезеус, я из славного клана Хендрейк, когда-то правившего Нок-на-Мар. Ныне же всех моих владений - клочок земли у болота, которое еще недавно было зелеными землями моих предков. Я единственный, кто спасся, когда Другие ушли из этих холмов, обидевшись на нашего тана. И смертельная обида, которую он им нанес, не осталась без ответа. В ночь ушли они и пришло болото, ничего не осталось от наших домов и наших людей. Я один." Фианн читал начало совершенно без выражения, но отчетливо. Остановился, приподнял брови: - Неблагие ушли при его жизни еще... это... ээ... что-то около конца десятого века, до первого гоблинского восстания еще. Хогсмид был уже, кто помнит? "...а по ночам я вижу огни на дальних холмах, но туда не доберешься, да я и не стал бы. Ужас - вот что я испытываю каждый раз, но мне некуда больше идти, и я каждую ночь смотрю на этот бледный свет над черной водой, и мне страшно, Господи, как же мне страшно..." "...местные кидают в меня камнями и прогоняют, говорят, что я проклят. Очень хочется есть, раньше я мог охотиться или заколдовать дичь, но сейчас силы и руки изменили мне. Очень хочется. Я все время думаю о хлебе." "...дети меня боятся. Я их приманиваю и пугаю, мне это нравится. Дети вкусные, наверное, я мог бы их жевать. Хотя их души должны быть еще вкуснее и мягче. Господи, я сошел с ума. Очень хочется есть. И эти огни на холмах." "Он говорит, что сделает меня бессмертным и могущественным. И много еды." Некоторое время слизеринец молчал, зачтя последнюю смазанную строчку, потом неслышно выдохнул и резюмировал. - Идем. Это надо отдать... взрослым. Navigare, - палочка на ладони качнулась, указывая в ближайший коридор. О том, как они тащили друг друга, полусонных, по этим коридорам волоком, лучше вовсе умолчать. Но когда открылась дверь и за ней обнаружились не только профессор де Вриз, но и внушительная компания волшебников, Лермонт окончательно понял, что на сегодня утратил способность удивляться. - Профессор, - сказал он, свободной рукой протирая отчаянно слезящиеся глаза, а второй протягивая пергамент, - мы нашли имя твари. Вот. Сцена была до крайности глупая, как в дурацком романе. Три... ладно, пять калек - и намек на всеобщее спасение от этих непризнанных героев. Тьфу. Кроме того, шотландца не покидало ощущение, что это всеобщее что-то другое, а не спасение совсем.
полная версия страницы