Форум » Архив «Lumiere-77» » Наша служба и опасна и трудна, а ваша? » Ответить
Наша служба и опасна и трудна, а ваша?
Euphemia Bulstrode: Дата: ноябрь 1978 года. Место: улицы где-то в центре Лондона. Участники: Теодор Нотт во всём своём пожирательстком великолепии и Юфемия Булстроуд, опрометчиво решившая стать хит-визардом и находящаяся в фазе неопытного стажёра. События: есть озвученное задание — одна штука, непростое; есть назначенная цель — два человека, опасные; есть девушка-стажёр — единственная на этой улице, случайная. Меж тем цели всё ближе, опасность реальнее, шансов выбраться не много, а бежать, кажется, некуда. И тут! Пожиратель Смерти — один, знакомый. Примечания: однажды и это случится.
Ответов - 9
Euphemia Bulstrode: Внешний вид: форменная мантия хит-визарда, накинутая на облачение конспирационное, нелепое, но максимально приближенное к маггловскому: жёлтое клетчатое платье-рубашка, тяжёлая куртка-косуха поверх, плотные нейлоновые чулки, серые берет и длинный шарф; сапоги на платформе; волосы перехвачены в высокий хвост жёлтой лентой. С собой сломанный портключ в виде сломанного зонта-трости; запас художественных ругательств и проклятий в голове; волшебная палочка где-то в стороне, упавшая. Так, как выглядела сейчас чистокровная (вот что главное!) волшебница (что тоже немаловажно) славной фамилии Булстроуд, было непозволительно выглядеть никому. Ни один адекватный, располагающий здравым рассудком и трезвостью сознания, человек, а уж тем паче благородная девушка не допустит себе быть наряженным как рождественская ёлка для праздника в школе для людей, страдающих или кретинизмом, или, как минимум, дальтонизмом. А она сама дозволила это воссоздать с собой, потому, что того требовала работа — конспирации и полного слияния с местностью в среде магглов. Вот так отдел хит-визардов ловил двух магов-братьев, жестоких садистов, развлекающихся тем, что сводили магглов и магглорожденных с ума или провоцировали их на совершения преступлений. Без применения Imperio; без использования Crucio. Им, конечно, вменяли использование иной тёмной магии и связь с Пожирателями Смерти, но поскольку это не было однозначно определено операцией по их поиску и задержанию занимались не авроры — аврорату и без того было, чем заниматься среди будней войны. Вот так стажёр Юфемия оказалась в самом центре столицы, в самом сердце маггловских районов в таком вот самом неприглядном виде. Уже наступил вечер, ожидание затягивалось, а результата всё не было. Это уже потом события начали непредсказуемо развиваться стремительно и вовсе не тем чередом, что должен был предусмотрен всеми планами, когда был замечен один из двух искомых. Когда за ним пришлось бежать, когда он завернул на одну из таких улочек, что в любое время суток кажутся тёмными и неприглядными. Когда девушка вдруг оказалась одна на ней. Хлопнула парадная дверь. По классике жанра где-то раздался крик на высокой ноте и звон стекла, на третьем этаже возвышающегося здания сверкнула вспышка и весь свет в доме погас — на тупиковой улице тоже наступил мрак. Оставалось одно: надо было стремглав, насколько позволяла убогость непрактичной обуви, кинуться за оставшимися на людной улице хит-визардами, чтобы привести их сюда. Потому что одна она не могла ничего сделать. Надо было перекрыть слух, который чутко реагировал на чьи-то слёзы и мольбы и действовать в соответствие с данными инструкциями, которые чётко гласили: если ты стажёр — делай свою работу, выполняй приказы, но не бери на себя больше, чем можешь выполнить хорошо; хорошо или никак. И Юфемия уже собиралась, здраво оценив свои возможности против двух магов объективно сильнее её, воспользоваться этой инструкцией и портключом, как раз для такой ситуации предусмотренным. Но вспышка из окна раз, выбившая из рук волшебную палочку, и вспышка два, разрушившая надвое портзонтик, лишили её этой возможности. Всё, что она могла, чтобы выгадать время и решить, что делать пока она ещё была цела, — это зажаться в узкую нищу между двумя стенами, откуда просматривалось мрачное пространство и куда в теории не должны были попасть заклинания, направленные в неё.
Theodore Nott: Внешний вид: черная мантия в пол, из под которой едва-едва выглядывают черные, блестящие ботинки из драконьей кожи; вокруг шеи намотан черный, слегка вытертый шарф; на лице металлическая маска Пожирателя Смерти. Случается и такое, что стражам порядка и тем, кто от этих стражей пытается скрыться, нужны одни и те же люди. Теодору Нотту было поручено отправиться в Лондон, разыскать двух людей и забрать у них то, что принадлежало Господину. Ну, или не принадлежало, но Темный Лорд отчаянно хотел, чтобы так было. Задание было плевым даже для новичка, а у Тео уже кое-какой опыт имелся, потому отправился он в одиночку и был заранее настроен на успех. Молодой человек аппарировал недалеко от того места, где он должен был встретить двух магов-братьев и забрать у них ту самую вещь. Про этих двоих он знал не особо много: всего-то был наслышан об их славе "садистов и провокаторов". Они вполне могли бы полнить ряды Пожирателей, если бы подходили по остальным параметрам и если бы Лорд захотел. Собственно, пока Теодор решил затаиться и не высовываться, осторожно шагая вдоль стены, тень от которой надежно скрывала его от тусклого света полуразбитых фонарей. Одной рукой, кончиками пальцев он вел по кирпичной кладке стены, касаясь влажных от дождя камней, другой - сжимал волшебную палочку. Раздался крик, вспышка света, шум и прочая суета. Нотт мгновенно начертал вокруг себя чары Щита и пригляделся. Топот чьих-то ног, старательно улепетывающих куда-то подальше от этого места, отчетливо раздавался в ушах. Нотт пригляделся и чуть не выронил палочку: в нескольких метрах от него стояла Юфемия Булстроуд. Несколько мгновений он правда сомневался в своих догадках, потому как девушка была одета настолько нелепо и ярко, что рябило в глазах. Но при более внимательном рассмотрении в ярко-желтом клетчатом платье, куртке-косухе и фиолетовом берете можно было в действительности узнать Юфи. "И какого черта ее занесло в это злачное место", - со злостью подумал Теодор. А потом вспомнил, что Юфемия поступила на стажировку в отдел хит-визардов. Вот дементор! Откуда-то слева полетел ярко-зеленый луч заклинания, да прямиком в сторону девушки. Бывший слизеринец едва успел выставить защиту, загородившую Булстроуд: заклинание, словно натолкнулось на стену и множеством искр осыпалось вниз. -Stupefay! Incarcero! - закричал Пожиратель, делая выпад вперед. Раздался еще один вскрик: что-то, да попало в цель. Снова топот ног. Кто-то убегал. Местечко и правда было злачным: темная, узкая улочка, куда едва-едва проникал свет, и среди этой грязи и преступных элементов была Юфемия. Теперь их с подругой разделяло всего несколько шагов, но Тэд был не в силах пошевелиться. До него только сейчас дошло, что он вполне мог рассекретить себя перед Булстроуд. И хотя маска хорошо приглушала слова, тем самым искажая голос, он тем не менее спас ее и навлек на себя ненужные подозрения. Наверное, со стороны это выглядело чертовски нелепо: стажер хит-визард, зажавшийся в узкую нишу между стенами и Пожиратель Смерти, только что защитивший буквально грудью этого самого хит-визарда. Думать о том, чтобы развернуться к девушке и сказать что-то вроде "Привет, Юфи, рад тебя видеть", даже не стоило. Это было абсурдом. Сумасшествием. Ведь она не знала, кто на самом деле ее друг, и вряд ли она обрадуется узнав правду. И о чем он думал? Идиот. Но не бросать же ее было здесь под вспышками заклинаний, в самом-то деле? Поэтому, на всякий случай, укрепив свои защитные чары, если вдруг в спину полетит пара-тройка проклятий, Теодор направился вперед, туда, где по его приблизительным расчетам должно было покоиться тело обездвиженного мага. "Во что ты ввязался, Нотт? Дементор тебя забери..." Неожиданно включившийся режим "старшего брата" испортил не только все задание, но и наверняка ту теплую, пусть и не самую близкую на свете дружбу, которая была между ним и Юфемией Булстроуд. Она была с ним рядом, когда он особенно нуждался в поддержке. И он не мог бросить ее на растерзание двум магам-садистам, не знающим, что такое жалость. Теодор закусил губу, чтобы сдержать тяжелый вздох, рвущийся наружу и присел на корточки возле лежащего на асфальте мага. Пожиратель принялся шарить по карманам потерпевшего, очень надеясь, что то, что он искал было не у сбежавшего подельника. О, кажется, нашел!
Euphemia Bulstrode: Не стоило думать, что всё плохо сейчас, стоило надеяться на то, что не станет ещё хуже. Гораздо хуже на первый взгляд, но уже на второй и в значительной степени более вдумчивый, взгляд представителя породы потенциально разумных, — просто удивительно до гротескной абсурдности. Возможно, Юфемия уже мертва. Просто жертва случайного заклинания и собственной безрассудной глупости. Лежит среди грязной городской осени, холодеющая, бездыханная. Необратимо мёртвая. И это, всё увиденное, лишь отголоски утопической фантазии, в которой умирающий мозг узрел неизбежное спасение и которым решил в насмешку поделиться. Или рай. Такой вот мрачноватый, дурно пахнущий рай хит-визардов, оформленный в стиле переулочного реализма. Может быть не всех защитников добра, идей света, узаконенной справедливости и той собственной точки, что пониже спины, а особо неудачливых, или стажёров. В бессрочное назидание. Иначе как, как было объяснить, и красочное явление нового лица на этом поле односторонней битвы, и красочное последующее действо: ей спасение, поверженный противник и неожиданный предположительно спаситель и гипотетически хороший человек в той самой маске, что хорошие парни вот никак не должны были носить. Только по случаю маскарада и то, если бы тот проходил в Азкабане под руководством Муди где-нибудь по завершению войны. Как объяснение, умопомешательство Юфемия Аврора категорически отвергла. Смерть, подумав, тоже. Она была жива, гораздо живее, чем должна была стать после такой встречи. С магом-пожирателем, между прочим. Если только встреча не была с кем-то знакомым — Юфемия это поняла сразу, решив не отвлекаться на вызывающие внутреннее несколько истерическое похихикивание мысли, что это был супергерой в суперкостюме, которого забыли предупредить, что в этом сезоне (и нескольких следующих) в Англии такие носить не стоит. Знакомый человек в волчьей шкуре. Доказывал это и искажённый, покорёженный металлом голос, что всё равно был знакомым. Конечно, Юфемия не хотела сразу отвергать мысль, что это её брат, её Ренделл. Она его так давно не видела. Она так нервно читала все сводки авроров, желая и боясь найти упоминание о нём. Стремилась увидеть его и хорошо знала, что и как скажет ему в лицо при встречи. Но сейчас знала, сразу поняла, что это был не Ренделл. Не его голос, не его манера ведения боя, не его движения. Знакомые, не его. Стажёр осторожно опустилась к земле, скорыми движениями пальцев ища утерянную палочку, чуть брезгливо морщась при касании склизкой земли. Нашла почти рядом, та не могла быть отброшенной далеко, столкнувшись со стеной, ставшей преградой. Поднялась девушка тоже тихо, боясь дышать. Она действовало рассредоточено, словно не решаясь, как следует поступить с Пожирателем Смерти, ставшим её спасителем. Отнестись ли к нему, как должно согласно министерским инструкциями, или, отключив память, уйти прочь, его свободой оплачивая свою жизнь. В одном Юфемия была уверена — она должна знать, кто есть под маской. Ей не нужно было никак использовать это знание потом, но сейчас она должна была увидеть. — Кто ты? Сними маску, — она подошла тихо, со спины. Она была обязана как хит-визард поднять волшебную палочку, направлять её на масконосца и готовить заклинаний обезоруживания и захвата, но не делала этого, ни намёка на попытку. Просто стояла позади, ожидая реакции, даже её руки были сведены за спиной, — Ты спас меня. Ты знаешь меня, я уверена. И я должна знать, - просто объяснила Юфемия. Так просто, казалось бы, и так невозможно.
Theodore Nott: Все это походило на ночной кошмар: улица, фонарь, аврор и пожиратель смерти, двое преступников-головорезов и чья-то спасенная жизнь. И заодно душа. Уйти и бросить Булстрод означало навсегда закопать себя живым в сырую землю, в который раз перечеркивая слова людей о том, что в Теодоре есть что-то хорошее. Нет, черт побери, в нем нет ни капли хорошего! Или все же есть? Бывший слизеринец стискивал зубы и мысленно представлял, что бы с ним сделал Лорд, если бы увидел оплошность своего подчиненного. Слабость, проявленная на задании, карается смертью. Привязанности, любовь, дружба, - ничего этого не должно было быть, иначе смерть не только тебе, но и близким тебе людям. Но Нотту было всего 20 лет, он был юн, не так испорчен и, возможно, однажды его душа при вскрытии окажется не столь черной, как у матерого Пожирателя Смерти. Возможно. Найденный в карманах поверженного врага сверток перекочевал в карман Теодора за считанные секунды. По хорошему надо было аппарировать уже минуту назад, но вместо этого он подставлял спину. Молодой человек поднялся с корточек, выпрямился, и почувствовал что, Юфемия стоит за его спиной. Но никаких заклинаний не последовало: ни тебе вспышек, ни обездвиживающих проклятий, ничего. Лишь просьба снять маску и показать свое лицо. Нотт ухмыльнулся. Разумеется, Булстроуд не могла этого видеть, но он просто не мог сдержаться. А после он рассмеялся: надрывно так, даже надломленно, словно этот смех причинял ему боль. Девушка не понимала о чем-просит, и, кажется, не понимала, что он не может так поступить. Совершенная секретность, remember? Они хоть и по разную сторону баррикад, но в чем-то их организации имеют сходства. Он медленно развернулся в сторону подруги: движения были плавными, но вместе с тем четкими и отточенными. У Тэда будет сотая доля секунды, чтобы аппарировать, если хит-визард решил оглушить его или связать. Он видел, что в ее еще детских глазах, застыла нерешительность. Рука, с зажатой в ней палочкой, была безвольно опущена, на лице какая-то тень. Она не собиралась ему предъявлять обвинения и пытаться арестовать? Серьезно? Или это просто хорошо постановленный актерский спектакль? Впрочем, глаза Юфи не могли врать: уж больно хорошо Тео знал эти темно-синие глаза. Теодор стоял и молча взирал на юного стажера отдела магического правопорядка. Он представил, как снимает маску, как на миловидном лице Булстроуд отражается неподдельный ужас и страх, и все, дружбе конец. Но Нотту представлялся исключительный раз в жизни быть честным с собой и с окружающим миром: тем более, уж кто-то, а Юфемия заслужила от него правду. Бывший слизеринец медленно поднял руку к лицу лишь кончиками пальцев касаясь маски. Казалось, что вот-вот, и из-за металла покажется лицо, настоящее, живое, у которого есть имя, семья, друзья и мечты. Но пальцы дрогнули, и это не могло укрыться от Юфи, она должна была заметить эту слабость, паузу, промедление. -Я знаю тебя лучше, чем ты себе можешь представить. - маска была сорвана. Масок больше нет. Серо-голубые глаза встретились с темно-синими. Время ненавидеть, Юфи. Время проклинать, перед тобой убийца и мучитель, но в котором осталось что-то хорошее, человеческое, где-то в глубине души. На самом дне.
Euphemia Bulstrode: Акт второй, сцена первая. Признание. Она уже переживала это однажды. Что-то резким, сильным движением сжимало горло, учащённо — всё быстрее, с каждым ударом — билась кровь в сосудах под незримой ладонью. Этот звук отражался в голове, расходился гулко, колокольно, словно там была пустота. Всё звенело, кружилось, недобро вальсировало вокруг. Мир становился на доли секунд темнее. Ей нужно было закрыть глаза на несколько вздохов. В этой темноте можно было найти слова, смоделировать поведение. Дооосознать происходящее. Сложнее было понять, что она чувствовала в этом мире тьмы закрытых глаз и тяжёлого дыхания. Что и кого она теперь видела перед собой безо всякого маскарада, в этих знакомых глазах цвета осеннего неба. Юфемия уже переживала это не единожды. Привет, я Юфи, я хочу стать хит-визардом, но у меня отец дважды убийца, у меня брат Пожиратель Смерти, у меня дядя безнаказано творил зло, у меня мать, порочащая фамильную честь даже вдали от Британии. И теперь к списку жизненных достижений можно добавить, что у меня друг Пожиратель. Идейный ли, по своей воли ступивший на этот путь тьмы и кровавых рек с мёртвыми берегами? Привет, Юфи? О чём ещё ей придётся молчать, скрывать в глубине своего разума чьи тайны, сколько их будет, много ли накопиться? Ради чего было идти бороться со злом и общемировой несправедливостью, если покрывать их заботой, трепетным вниманием и страхом, искренним опасением за судьбы некоторых из тех, что браво шествовали по этому пути. Скользким он был, опасным с самого первого шага до финального падения в виде хладного и неживого тела навзничь, и она даже не могла протянуть руку спасения навстречу, потому что ведь живыми с него, этой дороги чужой боли и слёз, не сходят, а держать в своей ладони руки тех, кто сжимает её в ответ не аллегорически мёртвой хваткой Юфемия не желала. Просто будьте живыми. Хотя бы для себя. За время мыслей прошло две секунды реальности. Мелкие капли начавшегося дождя, такой лондонского, путались в волосах, касались кожи, охлаждая, возвращая к «здесь и сейчас». Девушка открыла глаза — должно было показаться, что она просто медленно моргнула, — заговорила, давясь словами: — Тед, это ты, — спокойное утверждение совмещённое с незначительным удивлением выглядело несколько театрально, нарочито бодро сказанное, но словно через силу, — Как Ренделл? Ты видел моего брата? Думаю, должен. Ведь даже чаще меня, — рот исказила злая, очень злая улыбка. Не на Теодора Нотта — он же друг, в этот момент и этой точке пространства им и оставался, — а на обстоятельства. А потом всё ушло. Вслед за растворённой в каплях дождя злобой, растеклась и эта полная горечной фальши бравада. Руки за спиной сводило мелкой дрожью. Теда отчаянно хотелось ударить для профилактики, весь мир обратить в пепел и крошево от плохо скрываемой обиды. — Уходи. Уходи, Тед. Я никому не скажу. Только, — Юфемия изучала его взгляд. Выражение её собственного лица балансировало на незримой грани между пустым, выпотрошенным безразличием и нерешительны, но глубоким отчаянием — ей всегда трудно давались эмоции, — зачем ты примкнул к Пожирателем? Высшая цель, идея, что ты разделяешь? Общая ненависть к другой крови? Это ведёт вас, всех вас? — о, ей сейчас захотелось понять. Его, своего брата, всех тех, что скрывался за сталью от мира, будто та давала право на безнаказанность и вершение своего правосудия, отличного от закреплённого Буквой Закона.
Theodore Nott: Ему очень хотелось, чтобы занавес упал. Закрыл собой дурацкую сцену, именуемую жизнью. Это представление, которое не может длиться вечно. Эта сцена, когда зал не рукоплещет, а смотрит с укоризной, обвинением в бездушно застывших глазах. Суд присяжных никогда тебе не поверит, чтобы ты не сказал, чтобы не сделал. На твоей руке навсегда останется печать самого Тёмного волшебника из ныне существующих, чье имя кровью вписано в историю. Человеческой кровью: взрослых, детей, волшебников, магглов, - неважно. Это не смоется никакими раскаяниями, тебе не оправдаться, не начать жизнь заново, с чистой страницы. Тебе просто не позволят, Тед. Не позволят... Молодой человек молча стоял в каком-то шаге от подруги. Тишина казалась звенящей, больно бьющей по вискам, что Пожиратель с трудом удерживался от того, чтобы не морщиться от неприятных ощущений. Если Лорелей принимала его таким, какой он есть, то остальным людям полагалось его ненавидеть, желать медленной и мучительной смерти за все те свершения, что тяжелым бременем лежали на некогда добром сердце. Ну и что, что Слизерин? Нотт не был классическим "отрицательным" героем с факультета серебристо-зеленых, он верил в исключения и в то, что проблема этого мира не в чистоте крови, а в самих людях. Пока все они не поймут, что делают что-то не так, мир продолжит гибнуть, медленно, день ото дня прогибаясь под зелеными вспышками Пожирателей Смерти, ратующих за "начало новой эры". Но кто знает, что это будет за эра? Когда миром будет править злоба, снобизм и высокомерие? Будет ли это свершением надежд или их крахом? В последнее время Нотт больше склонялся к последнему варианту. Это не то, за что он сражался. Не то, во что верил. Не ради этого он терпел выжигающую детство боль, когда получал чёрную метку. Не ради этого... ...спокойствие, с каким прозвучал голос Юфемии, заставил Теодора вздрогнуть. Он ожидал шока, удивления, расширившихся зрачков, безумия, исказившего бы миловидное лицо Булстроуд, гнева в конце концов, ведь они друзья, или, вернее сказать, когда-то были друзьями? Бывший слизеринец внутренне сжался, морально готовясь выслушать что-то вроде "ну ты и гад, Нотт...ненавижу тебя", но ведь Юфи всегда была не такой, как все. Неординарный подход ко всему, нетипичный взгляд не вещи: девушка слишком много страдала за свою жизнь, чтобы строго судить. Неправильный выбор близких ей людей неизгладимым пятном чернел на душе, напоминая изо дня в день, что "се ля ви", и это можно либо принять и жить дальше, либо попытаться бороться, и рано или поздно умереть. -Ренделл нормально...жив-здоров. - с запинкой выдавил Тедди, не понимая, к чему клонит бывшая рейвенкловка. Разговоры о семье больше подходили для дружеской посиделки за чашечкой чая, но никак не для встречи Пожирателя Смерти и стажера хит-визарда посреди темной улицы Лондона. -На самом деле я вижу его не так часто. - неожиданно для самого себя добавил молодой человек. И зачем он это сказал? Злая улыбка девушки, словно осколок стекла, вонзалась под кожу. Нотт со свистом вдохнул прохладный, щекочущий горло осенний воздух. Правда - горькая штука, но ты ведь сам не захотел больше врать, верно, Тедди? Ему бы в действительности уйти, аппарировать еще пять минут назад, но он продолжал стоять там, где стоит, глядя в ставшие родными глазами Юфемии. Ему еще никто и никогда не задавал вопрос "зачем?", и в первые секунды юный пожиратель растерялся. Непонимающе моргнул, потом еще раз, другой, словно так лучше думалось. -Нет. - совершенно серьезно ответил Тед. -Не всех нас. Кто-то действительно одержим идеей чистой крови, что магглорожденным и полукровкам не место среди волшебников. Кто-то вступил по велению родителей, дабы не разочаровать предков. Кто-то привел своих отпрысков сам, как того требовал Тёмный Лорд. А кто-то... - и снова пауза. Дождь усиливался, мерно стуча по заколдованной мантии и отскакивая от ткани, словно горох от стены. Нотт чуть запрокинул лицо вверх, подставляясь влажным каплям. -А кто-то вроде меня просто идиот. Я принял метку назло отцу, Юфи. Был глупым и наивным, не понимал, что делаю хуже только себе. Да, отец сейчас бесится: рвет и мечет, осознавая, что я на волосок от смерти, и один неверный шаг, и наследником придется делать его незаконнорожденного выродка Чарли. - при воспоминании о сводном брате, лицо Теодора исказила гримаса отвращения. Машинально он сжал кулаки так, что ногти с силой впились в ладони. Но он ненавидел Чарльза, разрушившего их жизнь, его, Теда, жизнь. -Я слишком часто жалел о своем выборе, но что теперь говорить? Пути назад нет, я не имею права отступать, потому что "либо я, либо меня". - он вновь взглянул на девушку. По лицу струились капли дождя, волосы намокли и прилипли ко лбу. Теодор снова был похож на школьника, не обремененного тяжестью выбора. Какое было время! Детство. Но оно безвозвратно ушло. -Мне жаль, что тебе пришлось обо всем это узнать. Ты и так слишком много пережила. - он не собирался извиняться за чтобы то ни было, оправдываться, говорить о возможном однажды прощении. Потому что его просто не будет. Сцена пятая, акт последний. Скоро его личный занавес упадет, ставя точку. Во всем.
Euphemia Bulstrode: Эпоха войны. И для каждого это была своя война, одни начинали её против всего, другие во имя. Каждая неслучайно пролитая капля крови на этой тропе сливалась в единую реку. И не было различий, на какой ты стороне: тьма во все века оставалась лишь отсутствием светом, когда его не хваталось или его заслоняли, чтобы не слепил своей чистотой; свет не всегда был кристальным и давно запятнал себя — потому что кровь то была у всех просто красная и чистого в ней не было ничего. А её недостаток чаще вызывал смерть. Ведь дело было не в крови, а во взглядах, царящих идеях. В том, что преподносили родители, семья, случайные, но важные люди, выдавая за истину, что они возводили в убийственный абсолют, делая это частью современной религии. Кровь стала объектом поклонения и гонений, разделения по противоборствующие стороны баррикад и причиной смерти. У кого-то по кровавой капле в каждом бою, другим разом, не оставляя шансов выжить, — и что жизнь давало, стало забирать её одна за другой. И вот сейчас под серым занесённым тучами и смогом небом славного города Лондона Юфемия не знала, не желала знать, сколько этих капель украл у противников Теодор Нотт, что стоял перед ней. Она не желала видеть в нём убийцу и губителя, вора чужого будущего. Он сам себя загнал в этот жалящий капкан, который оставляя право на жизнь, не сохраняет права с ним расстаться. Высшие силы, Тео, ты же знал, на что идёшь?! И что будет результатом этого протеста против отца, ты должен был осознавать. Что тебя заслонило тогда если не от света, то он размеренной полутени, которая позволяла распоряжаться своей судьбой не по приказаниям, ни по зову верёвки, что обвилась вокруг шеи, а только сердцем и разумом. Преимущественно своими. — Хорошо. Хорошо, — Юфемия не хотела думать о Ренделле. Совершенно. Она и его не считала предателем, а поступок ошибкой — он тоже шёл супротив и по далёким от жизненных перипетий Нотта причинам тоже из-за отца, просто ей была страшна мысль, что он на этом пути, что проходил над бездной оступится. Но думать она не желала о нём. Хорошо, что жив. Она и сама знала это, сталкиваясь с ним в Министерстве, обмениваясь чеканкой вопросов, где не было ни одной искреннего ответа, зато очень много напускного равнодушия. Гораздо лучше, что здоров. Пусть так и будет. — Какие же вы все странные, — закричать бы в голос, проклясть эти нелепые предубеждения против крови, которые делают мир неравным и обречённым, а приходилось молчать, утомлённо ловить капли дождя, что приятно холодили кожу и вести беседы, которые заходили в тупик. Потому что чтобы сейчас ни было сказано — каждый из них разойдётся своим путём. Они могут видеться, быть друзьями, только едва ли за чайными беседами будут уместны разговоры про настоящую работу, где хороший парень Тед Нотт обречён убивать, а правильная Булстроуд тоже ведь порой ценою чей-то крови стараться сохранять равновесие в рамках закона. Будут общие фразы. И общая тайна: Нотт не должен был рассказывать и так беспечно снимать маску, Юфемия не должна была просто отпускать, — Очень странные. Добровольно связываете себя, едва ли ни в гроб бросаетесь, что остаётся только гвозди в него вбить. Знаете, на что идёте, но всем рискуете. А оказывается даже нет никакой высшей цели для большинства, которая вас к себе так прочно привязала, что прямо намертво. Но боритесь отчаянно, словно она всё-таки есть, — или каждый решал для себя, за что ему война дана и что он с ней будет делать. Нужна была просто война, повод и реализаторы, — Каждому своё. Не мне судить. Не мне предлагать пути, я, увы, отвечаю лишь за свой. Но неужели выхода нет? Не назад, а вперёд и иначе? Другая страна быть может? Неужели ты не думал о выходе из этого замкнутого цикла? Так странно. Рискуя жизнью, бросаться в бои за этого Тёмного Лорда, но не решиться рискнуть, чтобы разорвать эту кровавую связь с Пожирателями. Быть на грани смерти в любом из случаев, но выбирать войну, путь крови, а не спасения. Так непонятно. Ведь значит, что что-то держит, что-то ведёт? — И не думал, что отец боится за тебя не из-за Чарльза, а потому что ему важен ты? Юфемия больше не задавала вопросов. Это было не молчание даже, а пауза перед скорым прощанием. И пусть они никогда не встречаются в бою. — Тео, всё нормально. Я справлюсь и с этим знанием. Только ты будь живым, — Юфемия преодолела те несколько шагов, что были между Пожирателем и ей самой. Она просто подошла, чтобы заглянуть в глаза. Рукой убрала намокшие пряди волос со лба друга, — Всё не так плохо. Однажды это должно закончиться. Но только не смертью.
Theodore Nott: В жизни Теодора Нотта все люди делились на две категории: те, рядом с которыми он был с собой, говорил правду, не притворялся, не прятался, язвил и жил так, словно каждый день - последний; а были такие люди, и их были единицы, рядом с которыми Тедди Нотт становился чуточку лучше, добрее, улыбчивее, готовым совершать милые, почти благородные поступки. Олвен Бенбоу и Юфемия Булстроуд. Молодой человек не знал, что эти светлые барышни, полные самых добрых побуждений, нашли в нем такого, что изо дня в день они общались с ним. Писали письма, переживали, искали редких встреч, чтобы заглянуть в глаза, коснуться руки, осознать, что он до сих пор жив, и его недавнее письмо не оказалось последним. Нотт не понимал девушек, и все равно тянулся к ним, подобно мотыльку, летящему к солнцу, вперед, к обжигающей поверхности огромной звезды, которая однажды может убить несчастного мотылька, дотла спалив его крылышки. Но подобная смерть была слишком легкой для него: гораздо больнее было осознавать, что Юфемия знает правду и, тем не менее, стоит здесь, смотрит его в глаза, не упрекает, не винит, а в темно-темно синих глазах нет и намека на ненависть вперемешку с отвращением. Лучше бы она кричала на него, сказала, что ненавидит, что он идиот, что она сдаст его аврорам к дементоровой матери, что угодно - лишь бы не эта горечь в голосе, пропитанная обреченностью и неизбежностью. Возможно, Булстроуд жалела его: так, как жалеют глупых детей, совершивших недостойный поступок и шаг навстречу своей поломанной жизни, но Тед давно не был ребенком. От того мальчика, которым он когда-то был и который принял поспешное решение, практически ничего не осталось. Бывший слизеринец смотрел на девушку, ожидая продолжения. Он уважал ее чувства и не собирался продолжать говорить о Ренделле. Брат и друг, оба в одной яме, откуда невозможно выбраться или сбежать, где останешься навеки-вечные, и лучше бы прямиком в Ад, чем вот так. Но ведь это был их выбор. Теодор вздохнул, внезапно раскрыв рот и хватая губами несколько влажных капель. -Все слишком сложно, Юфи. - произносит Пожиратель, избегая встречаться с темно-синими глазами взглядами. Теодора окружали такие люди как Рудольфус и Беллатриса, люди, которые за свою веру готовы были поступится всем, и даже больше. Лучший друг был живейшим тому доказательством: и Тео волей-неволей впитывал это губительное для их душ влияние. Он тоже заражался фанатизмом, когда рука с волшебной палочкой в ней взмывает вверх во славу Лорда, во имя Господина и чистоты крови. Они пытались сделать этот мир лучше, чище, позабыв о грязи в собственных сердцах. Но тогда это было неважно: имело значение лишь то, что они были частью чего-то великого, того, что творит эпоху, если не сказать, что всю Историю. Они были детьми, которые хотели перевернуть мир во имя великой идеи, но потом они выросли, осознали, но желание вписать свое имя на поля книжных страниц никуда не делось. Как бы Теодор не пытался оправдать себя, постоянно повторяя, что это он назло отцу, он не мог отрицать и того, что были и личные мотивы. Ни слава, ни подвиги, ни желание убивать - все это не имело отношения к покалывающей уродливой метке на левом предплечье. Лестранж сражался за веру, воспитанную в нем десятилетиями, Нотт за то, что ему было суждено оказаться плечом к плечу с лучшим другом. И за многое другое. Тедди улыбается: светлая, светлая Юфи. Добрая, нежная девочка, которая пытается спасти давно проданную жизнь. Проданную и заложенную много-много раз, а ростовщик - сам Лорд, и цена возврата слишком высока. -Нет, бегство это не выход. К тому же, когда изо дня в день варишься в этом котле, становишься его частью. Я может и принял метку назло отцу, но остался по ту сторону не только по этому. Привычки, вера, высшая цель - во всем этом есть смысл, который проникает в кровь и отравляет. Я не фанатик, но что-то в этом определенно есть, что каждый раз заставляет расчехлить палочку и приготовится к бою. - так странно, что только сейчас, спустя столько лет, встретившись с Булстроуд, когда они находились по разные стороны баррикад, он вдруг осознал, почему стал, а, главное, остался Пожирателем Смерти. Слишком много причин и оправданий, слишком много тьмы и противоречащих "но". Ему было нелегко произносить это вслух, но все они убивали: и однажды с кончика палочки бывшей рейвенкловки слетит зеленая вспышка, чтобы навсегда закрыть чьи-то глаза. Не так уж они и непохожи. На слова про отца юноша ничего не ответил: этих двоих примирит лишь смерть, не иначе, Теодор был преисполнен ненависти, и никогда, слышите, никогда не простит Фредерика за все то, что он сделал, чтобы разрушить их семью, разрушить жизнь Теда. Такие ошибки нельзя исправить, они фатальны, они бесконечны, как само время, которое никогда не вылечит эту рану. -Спасибо, Юфи, ты замечательная. Один из самых светлых людей, что я когда-либо встречал. Оставайся такой, оставайся такой всегда. И, возможно, мы еще встретимся. - он почувствовал прикосновение теплых, но влажных пальцев к своему лбу, улыбнулся, и вдруг, шагнув вперед, заключил Булстроуд в крепкие объятия, прижимаясь подбородком к намокшим волосам. Пусть она запомнит его таким: искренним, настоящим, раскрывающим перед ней душу. Другом, но Пожирателем Смерти. -И пусть твоя рука никогда не дрогнет. Слышишь? Никогда. И неважно, чье лицо будет скрывать стальная маска. - он грустно улыбнулся, на мгновение зарываясь носом в темные волосы. Несколько секунд Теодор стоял неподвижно, пытаясь запомнить момент, словно снять слепок и навсегда оставить в памяти. Он разжал руки, отступил на шаг и улыбаясь самой искренней, самой проникновенной улыбкой из всех, на которую он был способен, аппарировал.
Euphemia Bulstrode: Бывают слова, которым дана сила злая и опасная: ранить, не убивая. Душу ли, сердце — всё равно чувствуешь, как рвётся плоть под натиском таких слов, слагающихся во фразы с претензией на звание убийц. То, что звучало сейчас для Авроры в словах Теда, милого друга детства Тео Нотта, было иного рода. Наверное, опасная и злая сила слов над этой девушкой была ничтожна. Год от года эта мощь истончилась, изничтожилась, а потом и вовсе перестала быть серьёзной угрозой, что для души, что для тела. Или сердце обзавелось панцирем и обезболивающим, или душа закалилась, ощетинившись, в постоянной схватке с обстоятельствами — что-то должно было стать причиной, что слова больше не ранили, не царапали даже. Всё проходило вскользь. Но власти над возможностью выедать, выжирать даже, спокойствие, радость, уверенность, решительность у них хватало сполна. Незамедлительно был достигнут эффект сродни встречи с дементором. Даже целой толпой эмоциональных поглотителей. И не Тед был в том повинен. Сама Юфемия, раскручивая в голове этот разговор, чувствовала, как каждая невысказанная мысль — а сказать хотелось много, ещё больше хотелось прокричать, — уничтожает ещё один гран блёкнущего света в этом мире полутеней. — Я понимаю... Да, она не верила в свет, не верила в рыцарство и в справедливость, в честь, доблесть и высшую цель. Это всё были красивые идеи, гордые слова, которые уютно существовали в мире слов и мыслей, были красивыми книжными символами, изящно вписанными в афоризмы и эпитеты, и так мало общего имели с жизненными реалиями вне книг и идейного пространства. Да, но ведь она тоже шла зачем-то по тонкой похрустывающей кромке льда, которая не давала провалиться под воду с головой. И ступила туда сама, без принуждения. И эта её добрая воля была продиктована не только страстной любви к исполнению Буквы закона, но и желанием идти наперекор, доказать что-то миру вокруг себя. И ведь все были против — и ведь никто не смог остановить. Юфемия знала, что может настать день, когда крови на её руках будет не меньше, чем у Пожирательствующих друзей ли, врагов. Узаконенной крови пусть, но от этого не изменится суть: ей будет разрешено уничтожать тех, кто играет против правил, как и Пожирателям. Просто у них были разные правила войны. — Я не светлая, Тео, не светлая, — Юфемия закусила губу, нахмурившись. Эмоции проступали под невыносимой тяжестью мыслей, — Нет света, нет тьмы — есть просто две разные стороны со своей правдой. Наступит день, когда тяжесть наших грехов будет равна, — девушка говорила это тихо, уткнувшись в плечо друга. Кажется, что за столько лет незатейливого общения эти двое никогда не были ближе друг к другу, чем в этом тёмном недобром переулке, — Мы обязательно встретимся, — Аврора хотела позвать его: на чай, в гости, чтобы просто видеть его чаще, чем редко и знать, что он цел, — но это было бы неуместно сейчас. Она всегда сможет прийти к нему в редакцию и позвать иначе. И она придёт. — Нет, не зря мы выбрали эти пути. Она не дрогнет. Как и твоя. Обещай, — Юфемия пальцами ещё касалась щеки Нотта, улыбаясь через силу и совершенно без радости, но с благодарностью и такой дружеской любовью. Она смотрела пристально и внимательно на своего друга: пусть это обещание сделает их равными перед всеми масками. Навсегда и до конца этой проклятой войны. Через минуту, когда Тед был уже далеко, за спиной раздались спешные шаги хит-визардов. Юфемия Аврора Булстроуд была всего лишь стажёром, задачей которого было лишь наблюдение, — но у её ног уже покоился обездвиженный маг, которого разыскивал Отдел обеспечения правопорядка. Кажется, это было неплохое начало. Спасибо тебе, Тео.
полная версия страницы