Форум » Архив «Lumiere-77» » Make of Two Hearts » Ответить
Make of Two Hearts
Lauren Lewis: # Дата: начало декабря 1980 года. # Место: дом Раймонда де Вриза, Лондон. # Участники: Рэй де Вриз & Лорин Льюис. # События: даже трагические истории любви иногда имеют счастливый конец. Особенно тогда, когда всё самое счастливое - только начинается. # Примечания: любовь и никакого ангста : )
Ответов - 16
Lauren Lewis: ost А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я. © Лорин возвращалась домой с очередной ночной смены в Сент-Мунго холодным декабрьским утром – перед самым рассветом. В декабре вообще светлеет очень поздно, но ночью неожиданно выпал долгожданный снег, отчего улицы будто сияли каким-то совершенно нереальным светом. Или ей так казалось? Наверное, когда ты особенно счастлива, то и мир вокруг невольно преображается. Замёрзшие окна, тёплый жёлтый свет фонарей и тёплый снег, ложащийся на покрытые инеем тротуары, на плечи, на волосы, на руки. Она шла и улыбалась, она очень спешила домой этим утром, но при этом, вопреки своей спешке, даже не пыталась ускорить шаг. Счастье – не торопят. Оно такое хрупкое, удержать бы – как невесомые снежинки в замёрзших ладонях. Счастье – вокруг, везде, и внутри – тоже. Искристое, яркое, невесомое, от него кружится голова, и хочется самого важного – разделить счастье с тем, кого любишь больше всех на свете. Пальцы отыскали ключи в кармане мантии, тихонько скрипнула входная дверь, и Лорин вошла в дом. Здесь было необычайно тихо – здесь всегда было тихо на рассвете. Удивительное время, всё видится таким настоящим, таким естественным. Сумерки и тлеющие угли камина в гостиной. Шарф, перчатки и тёплую мантию Лорин бросила на диван, сняла сапоги, наткнулась на две чашки недопитого и давно остывшего кофе на столе, улыбнулась. Он ещё не знает. Не знает, сколько счастья ждёт его впереди. Она сразу прошла в спальню, замерла на пороге. Шторы не были задёрнуты, и отсюда видно было в свете уличного фонаря, как тихо и неторопливо падал снег за окном. Тишина и покой. Здесь – её дом. Только здесь – её место. Рядом с мужчиной, что спит сейчас, спит и, наверное, видит какие-нибудь спокойные сны, совершенно не догадываясь о тех чувствах, которые теперь её переполняют. После всех разлук, бед и потерь начинаешь бесконечно ценить каждое мгновение, проведённое вместе. Во время продолжающейся бесконечной войны – особенно сильно. Она неслышно опустилась на постель, села совсем близко к нему. Рука машинально потянулась к его плечу, потом чуть выше – убрать прядь волос, спадавшую на лицо. Пальцы вот только совсем холодные. Замёрзли. Разбудила, наверное? Ведь он уже не спит. Лорин улыбнулась. - Спи, Рэй. Ещё рано совсем. Шепотом, тихо, с улыбкой. Она уже и не вспоминала о том, что когда-то предпочитала после дежурств задерживаться на работе. Теперь всё было по-другому. Теперь её ждали дома, теперь ей было к кому возвращаться. А когда проснёшься, я расскажу тебе что-то очень-очень важное.
Lauren Lewis: Она вообще любила смотреть на него спящего. Было в этом что-то необыкновенное. Когда его не тревожили печальные мысли, иногда он даже улыбался во сне – и тогда ей хотелось думать, что он видит сейчас её, Лорин. Сейчас он не улыбался, зато улыбалась она. Его внезапному пробуждению, фразе, брошенной на немецком, его глазам, открывшимся теперь – таким родным. Неожиданный вопрос Рэя заставил Лорин тихонько рассмеяться. - Что? Коржи? Зачем они тебе понадобились? Лорин попыталась придать своему лицу самое серьёзное выражение – получилось плохо, глаза её всё равно смеялись. Пальцы неторопливо перебрали пряди его волос. На самом деле в том, что касалось кухни, от неё можно было не ждать особенных кулинарных шедевров. По меньшей мере, по той простой причине, что у Льюис не было времени ни на то, чтобы учиться их готовить, ни на то, чтобы непосредственно готовить. Отчего, время от времени, ей было даже слегка стыдно перед Рэем. Сколько они уже жили вместе, а она до сих пор готовила на скорую руку – чтобы побыстрее. Исключения составляли какие-нибудь выходные или праздники, но они случались так редко, что просто не брались в расчёт. Стоит ли говорить, что неожиданный вопрос застал Лорин врасплох своей внезапностью. - Градусов двести, думаю. Да, как-то так. Это был намёк на то, что тебе хочется вкусного, да? Сейчас я приготовлю что-нибудь на завтрак. Наверное, сразу надо было, ещё не заходя в спальню. Впрочем, Лорин никак не ожидала, что Рэй проснётся так рано. А спать бы она всё равно не стала, слишком не терпелось рассказать ему обо всём. - Чего тебе хочется? Пирог, да? С яблоками. Или с черникой. Хочешь? Она смотрела на него с такой улыбкой и такой нежностью, что он бы, наверное, и без всяких слов почувствовал, что сегодня Лорин особенно взволнованна. Одновременно было радостно и чуточку страшно оттого, что теперь в их жизни всё изменится, всё будет совсем по-другому. Ведь он обрадуется? Должен. Вспомнилась осень семьдесят шестого. С трудом вспомнилась, но всё-таки – как странно было тогда. В этом самом доме, говорить и мечтать о несбыточном, даже не подозревая, что пройдут годы – и оно легко превратится в реальность. Или нет. Не легко. За счастье была заплачена высокая цена. - Спи пока, я всё сделаю. А потом я расскажу тебе о сюрпризе.
Raymond de Vries: — Хочу, — Рэй зажмурился. Фразу бросил инстинктивно, наугад. Одна из тех подслушанных, ничего не значащих фраз, которые говорят потому, что промолчать означает оскорбить собеседника. Де Вриз мог притвориться спящим, мог притвориться немым, докторские пальцы в волосах не требовали ремарок, достаточно позволить себе расслабиться, умиротворенное выражение лица, каковое свойственно детям, праведникам, блаженным и абсолютно счастливым людям все скажет за вас. Слова – это так прозаично! Чувства, эмоции, инстинкты не нуждаются в вербализации… Ну вот «вербализация», какое гнусное словечко. Здесь и сейчас, в этом доме, рядом с этой женщиной им совсем не место. «Вон, - молча выругался де Вриз, - Вон, канцеляризмы. У нас тут слегка поэзия». Было смешно до слез; нет, скорее – до хохота. В такие моменты де Вриз чувствовал себя удивительно молодым. Лет на шестнадцать и был таким же косноязычным. Доктор Лорин… Да что такое! — С черникой и яблоками. Будем импровизировать. Пироги. Не хотел он никаких пирогов. Ни с черникой, ни с яблоками. И коржи эти глупые вырвались не к месту. Сейчас де Вризу хотелось одного – наверстать упущенное. Впрочем, не то. Сейчас де Вризу хотелось одного – шагнуть в будущее. Опять неправильно. Сейчас де Вризу хотелось одного – удержать настоящее. Плюнуть на всех журавлей в небе, крепко прижать к груди синицу, окольцевать… Вот. Уже близко, почти то. Почти. Рэй потянулся. Перехватил запястье доктора Лорин. Сжал. Рефлекс. Старый, забытый. Жест из прошлого. Да вот посмотри ж ты – не удержался. Прошлое оно такое, накатывает, когда не ждешь, одних топит, других спасительной соломинкой выносит на берег. А впереди будущее, его тоже можно прожить, отныне без всяких спасительных соломинок. Хватит испытаний, довольно препятствий. Когда-то жизнь должна наладиться. Когда-то жизнь должна стать жизнью, не хроникой происшествий, не черновиком к эпитафии, обыкновенной человеческой жизнью. Жизнью, где есть место не только подвигам, не только взлетам, не только падениям, но еще и пирогам. С черникой. И яблоками. Жизнью. Малость-то какая. Рэй открыл глаза. Серые. И у Лорин глаза серые. Если мыслить логически, у их детей глаза тоже будут серыми. Рано. Рано обсуждать будущее, настоящее интересно не менее. И оно гораздо, гораздо ближе. Рэй выпустил руку Лорин. Поднялся на кровати, сел. — Я не хочу спать. Я выспался. Представляешь? А теперь я хочу действовать. Так что пироги мы будем печь вместе. Ну… в крайнем случае я прослежу, чтобы температура коржей была строго двести градусов, — Рэй улыбнулся. Рядом с Лорин можно нести полнейшую, глобальную, галактическую, невозможную чушь и она никогда не обзовет тебя идиотом. — Ммм… сюрприз? А вот это интересно. Хотя – Рэй готов был побиться об заклад – его сюрприз интереснее. Улучить бы правильный момент и… Всему свое время. — Ммм…
Lauren Lewis: Рэй де Вриз давно уже стал частью её жизни. Порой казалось даже – основой самой сути её существования. Она не видела мира – без него, не желала видеть, и благодарила небеса за то, что ей было позволено, наконец, понять и осознать, где на самом деле – её место в этой жизни. Только здесь – только рядом с ним. Это то, что воспринимаешь давно уже не разумом, не только душой или сердцем, а словно всей кожей, каждой клеточкой, частью самой себя. Лишиться его означало бы лишиться самой жизни, Лорин слишком хорошо знала это теперь. Она вздохнула тихонько, едва слышно, когда Рэй, закрыв глаза, перехватил запястье её руки. Сложно было привыкнуть, сложно было учиться чувствовать не привычным для себя способом – по-другому. Но и этому она училась. С годами пришло понимание того, что руки тоже можно заставить – не забывать о том, что важнее прикосновений. Важно не то, как к тебе прикасаются, важно – кто и почему это делает. Рэй не мог вложить тепло в прикосновение рук, зато прекрасно умел касаться душой. Пронзительно, тепло, по-настоящему, и тогда даже руки переставали иметь для неё значение. - Вместе. Она вновь улыбалась, хотя и не касалась его теперь – просто смотрела в глаза. Даже в этих зимних сумерках спальни сегодня ей виделся в глазах напротив тот свет, который она бы, наверняка, смогла бы разглядеть и в своих глазах, если бы только попробовала заглянуть сейчас в зеркало. Рэй тоже улыбался, и одна его улыбка заставляла её забыть об усталости, отработанной смене, всех дежурствах и всех болезнях мира. - Ты, в самом деле, хочешь пойти со мной готовить завтрак? Если честно, Лорин с гораздо большим удовольствием осталась бы с ним здесь и сейчас – в этой спальне на ближайшие несколько часов, хотя запах свежей выпечки и совместное приготовление пирогов тоже казались ей теперь не самым плохим вариантом. Но, позвольте, какие пироги, какие двести градусов? Когда сердце бьётся часто-часто, и молчать дальше становится уже просто невозможно. - Верно, сюрприз. Ладно, завтрак подождёт. Она понизила голос до шёпота. Счастливый голос Лорин Льюис предательски дрожал, когда она произносила самые важные слова. Быть матерью – большой труд и огромное счастье. Она – справится? Ведь должна, если будет не одна. - Помнишь тот разговор? Сколько прошло, четыре года? Больше. Здесь, у тебя дома. Я ещё сказала тебе, что ты непременно успеешь стать чудесным отцом. Боже, какой глупой я была тогда. Но в этом я не ошиблась. Теперь я могу сказать тебе наверняка – ты им станешь. На пороге следующей осени. Вот прямо в августе. Отцом нашего ребёнка. Такой внезапный… сюрприз получился.
Raymond de Vries: —…а-а-а? — Вот, собственно, и вся реакция. Для большей экспрессии Рэю оставалось грохнуться в обморок. Но это как-то не по-мужски. Сама концепция, конечно, хорошая, только вряд ли Лорин оценит. Он должен стать надежной опорой, тем, на кого можно положиться, не тем, кого нужно отскребать от пола. Сказать, что де Вриз был шокирован значит не сказать ничего. Дети – это так естественно, собственные дети – почти фантастика. Рэй давно смирился – его дети не родятся. Смирился и подумал, может оно к лучшему? Нерожденные дети не могут стыдиться своего отца, нерожденным детям не требуется объяснений, почему папа боится брать их на руки и почему временами выглядит так, словно сошел со страниц маггловского триллера. С нерожденными детьми проще – их нет. А теперь все изменилось, и Рэй не мог заставить себя моргнуть, вздохнуть, рот закрыть в конце концов. Он все сидел, сидел и сидел, разглядывая Лорин, отчаянно пытался понять – не шутит ли? «Нет, - отвечал дрожащий внутренний голос. – Не шутит. Господи, я стану отцом!». Но прежде чем стать отцом у Раймонда де Вриза оставалось одно неоконченное дельце. Дельце поразительной важности. Рэй вскочил на ноги, судорожно заозирался по сторонам. Черт возьми! Куда, куда он его дел? Полночи репетиций и все насмарку? Быть того не может! Выглядел де Вриз, взлохмаченный, внезапно побледневший с лицом, чье выражение вполне конкретно свидетельствовало о наличии такого букета душевных расстройств, что позавидует и медицинский справочник, мягко говоря, странно; если не сказать – пугающе. Де Вриз растерялся. Он столько лет готовился к этому моменту и вдруг осознал, что не помнит, куда дел кольцо. И палочки под рукой нет. Никакого вам «акцио». Тяжело дыша, Рэй вернулся обратно, сел рядом с Лорин и в кой-то веки позволил себе то, чего не позволял, кажется, года два-три – Рэй крепко обнял Лорин. Да, руки у него не настоящие, зато все остальное – вполне натуральное. Особенно сердце. И билось оно очень часто. Как простреленное, думается, каждый удар – последний. Но нет, это только начало. — Выходи за меня? — тихонько произнес Рэй де Вриз, прижавшись щекой к шее доктора Лорин. — Нет, не подумай, будто мое предложение вызвано исключительно новостью о твоей беременности. Это совсем не так. Я давно должен был сказать тебе – нам пора пожениться. В общем-то, наверное, ничего не изменится. Просто… выходи за меня? Рэй отстранился. Как-то не слишком романтично. Тогда вторая попытка. — Понимаешь, Лорин, я чересчур долго думал. Почему? Должно быть, боялся. У меня-то и рук нет, что я могу тебе предложить? А теперь понял – сердце. Оно и так принадлежит тебе. Отныне будет принадлежать официально. Тебе и нашим детям. Выходи за меня, Лорин Льюис, я даже кольцо подготовил. — Вспомнил! — Оно под подушкой. В коробочке. Посмотри. Рэй стыдливо опустил глаза. — Сюрприз. Вот теперь все правильно. Вот теперь все будет хорошо. Вот теперь все будет.
Lauren Lewis: Лорин ожидала какой угодно реакции – от восторга до шока, но точно не такой. Точно так же, как Рэй де Вриз был уверен в том, что его дети никогда не родятся, Лорин Льюис не сомневалась в том, что в её жизни никогда не будет замужества, в обыкновенном человеческом понимании этого слова. То есть, она давно считала себя женой де Вриза, с тех самых пор, когда давно, в палате Сент-Мунго, он сам назвался её мужем. Но никогда не думала, что это случится – по-настоящему. С кольцом и предложением, если не руки, так сердца, она никогда не ждала, и сказать, чтобы сейчас она была потрясена – не сказать ничего. Столько лет Лори убеждала себя в том, что все эти официальные муж и жена ничего не значат для тех, кто давно принадлежит друг другу без всяких клятв и союзов, что теперь не понимала даже, отчего на душе вдруг стало так легко. В первые мгновения Лорин даже чуть-чуть испугалась. Когда он сидел и просто смотрел на неё, не в силах произнести хотя бы слова. И потом тоже, когда Рэй вдруг вскочил с кровати и выглядел совершенно растерянным. Может, не надо было – вот так, сразу? Испугался? И она испуганно смотрела на него – тонкие пальцы непроизвольно вцепились в край кровати. Ведь он же должен обрадоваться – детям. Из него же должен выйти лучший в мире отец – ласковый, заботливый, в меру строгий и такой, каким непременно станет гордиться любой ребёнок. А потом все сомнения в миг развеялись – стоило Лорин внезапно оказаться в его объятиях. Она как-то мгновенно расслабилась, прижимаясь к нему. Знает ли он, сколько значат для неё эти простые объятия? Знает ли, как невозможно тепло ей рядом с ним? Выходи за меня. Нам пора пожениться. Тихо, уверенно, и в то же время немного смущенно. Господи, а бывает ли большее счастье? Рэй так искренне признавался в том, что он боялся этого предложения, что Лорин просто с ума сходила – одновременно от горькой нежности и нереального, иррационального какого-то счастья. Когда Рэй закончил говорить, отстранился и опустил взгляд, Лорин тут же снова потянулась к нему. Так было всегда – руки успевали рассказать обо всём ещё раньше слов. Она взяла его лицо в свои ладони, заставила вновь заглянуть в глаза. Смотрела пристально и как-то очень тепло. В глазах, прикосновениях, в интонациях – то, чего не скажешь даже словами. - Я не могу вспомнить времени, когда я не любила тебя, Рэй. Наверное, его не было вовсе. Или оно не было жизнью, впрочем, это всё больше не имело никакого значения. Она склонилась ещё ближе и поцеловала его – мягко и нежно, потому что так тоже было – правильно. Отстранилась и вновь заглянула в глаза. - Я ведь давно уже твоя. А теперь буду счастлива стать ещё и твоей женой. Лорин улыбнулась – совершенно счастливо, и только теперь вспомнила про кольцо. Несколько мгновений спустя она уже держала в руках небольшую коробочку, которую достала из-под подушки. Кто бы мог подумать, что и в их жизни найдётся место романтике? В их самой обыкновенной жизни, в которой пережито было столько боли и страданий, случится что-то совершенно светлое, удивительное, почти нереальное. Настоящая семья. Так не бывает? Это не сон? Но теперь это кажется таким естественным, единственно возможным счастьем. Лорин открыла коробочку и теперь просто смотрела на кольцо, словно всё ещё не решаясь примерить его, или просто взять в руки. - Господи, какое оно красивое. Я точно не сплю, нет? Это всё по-настоящему? Какую чушь ты несёшь, Лорин Льюис. Поверь, наконец, уже в то, что в жизни тоже случаются Сказки. Даже в твоей. Нет, не в твоей. В вашей.
Raymond de Vries: Раймонд де Вриз никогда себе не льстил. Он знал, его чувством прекрасного впору доводить до инсульта ворон на кукурузном поле. Будучи негласным лидером того ныне вымирающего племени натур тонких и ранимых, полагающих лучшим подарком на все случаи жизни книгу, Раймонд де Вриз первым делом обращал внимание на функциональность. Взять ту же книгу. Ну, подумаешь, человек не умеет читать, менее функциональным от этого подарок не становится, книгой на худой конец можно подпереть расшатанную дверцу шкафа, подложить под ножку стула, передарить соседу на день рождения. Удобно, практично, на века. А главное, конечно, внимание. Обо всем об этом де Вриз помнил, вследствие чего книги дарил страниц этак под тысячу – уж что-что, а внимание такая книженция привлечет всенепременно, при том не на одни сутки. С подарками для любимой женщины выходило сложнее. Лорин, само собой, любила читать, но когда дело касается бракосочетания, книга уже не кажется лучшим подарком, ни функциональным, ни тем более уникальным. Кольцо выбиралось с трудом. Рэй готов был взвыть, разглядывая все эти совершенно одинаковые на вид скрученные полоски золота, платины и камней; не взвыл, сжал волю в кулак и выбрал. Да только почему-то смотреть на выбранное кольцо по доброй воле отказывался. Не хотелось и извлекать его из коробочки. Да, де Вриз смущался. Боялся в очередной раз все провалить. Проваливаться и застревать у бывшего профессора получалось отменно. Рэй искоса глянул на будущую жену. Сдается, пронесло. Если Лорин не понравился подарок, свое недовольство она скрыла очень умело. Рэю оставалось надеяться, что на сей раз он все-таки не промахнулся. — Кольцо как кольцо, — спокойно произнес де Вриз, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на чертову коробочку. — Оно ничего не значит. Просто дань традиции. Но некоторые традиции иногда приятно соблюдать. Рэй старался говорить спокойно, даже равнодушно. Ну да, опять боялся. В который раз. Так уж сложилось, что жизнь никогда не была особо к ним с Лорин благосклонна. Только, думалось, все начинает налаживаться, как обязательно случалась какая-нибудь в высшей мере скверная дрянь и все приходилось начинать сызнова. Обжегшись на молоке, человек начинает не то, чтобы дуть на воду, он боится сделать лишний глоток воздуха. Воздух тоже бывает раскаленным, особенно если им дышат более двух человек. По счастью, в доме де Вриза никого, кроме них с доктором Лорин не было. «Это ненадолго», - с улыбкой подумал Рэй и поклялся отныне не бояться никого и ничего. Никогда. — Проклятье, — голос де Вриза охрип. — Не верю. Не бывает так. Легко и просто. Все и сразу. Понимаешь, Лорин, не бывает. Не со мной. Жена, дети, пироги с черникой и яблоками, все так внезапно. Так хорошо. Не удивлюсь, если какая-нибудь Высшая Сила уже отправила за нами карательный отряд. Ну да Бог с ним, я шучу. Я счастлив, а счастливые люди говорят глупости. Мне простительно. Простительно сказать глупость в последний раз. С этого дня никаких глупостей. С этого дня все серьезно, официально. Хотя… знаешь, я терпеть не могу гостей. Давай сделаем вид, будто мира не существует. Пусть наша свадьба будет нашей с тобой свадьбой. Праздником только для нас двоих, без свидетелей. Не всяким счастьем положено делиться. «А мне так и не с кем, - хотелось добавить. Не добавил. – Кроме тебя». — Договорились?
Lauren Lewis: Тон де Вриза, которым он говорил о кольце, ей совсем не нравился. Не нравилось это деланное равнодушие, придуманное спокойствие, отведенный взгляд. Будто и не радость, будто и не счастье. По некоторым традициям обручальных колец должна быть пара. Два кольца, одно из которых он никогда не стал бы носить. Действительно ли кольцо ничего не значило для него? Если не брать в расчёт то, что оно означало, как минимум серьёзное и очень важное решение, которое он, наконец, смог принять. Лорин и вправду понравился подарок. Что там, она назвала бы красивым любое кольцо, подаренное им. Потому что – не это важно, не это главное. Важен символ, но не предмет. Лорин осторожно достала кольцо из коробочки, молча надела на безымянный палец левой руки. Идеально. А он не смотрел. Боялся? Кажется, она понимала – чего именно. Если задуматься, ей и самой было страшновато. Так уж сложилось в их жизни, что Судьба с самого начала не была к ним благосклонна. А они только и делали, что с этой самой Судьбой спорили. День за днём, год за годом, лишь бы не разлучаться, лишь бы быть вместе, лишь бы им позволено было просто любить. Такая малость – счастье, простое и человеческое. А когда жизнь раз от раза подбрасывает тебе одно препятствие за другим то, рано или поздно, ты перестаёшь верить в возможность этого самого простого счастья, боишься жить и не оглядываться на прошлое. Боишься поверить, что всё самое страшное, наконец, осталась позади. Лорин слишком хорошо его понимала. - Послушай, Рэй. Любимый мой, родной мой. К чёрту Высшие Силы! Даже они иногда уступают и отходят в сторону. Должен же этот мир хоть ненадолго оставить нас в покое, нет? Неужели ты всё ещё думаешь, что какие-то Высшие Силы смогут нас разлучить? После всего, что было? Не бойся, ничего не бойся, пока мы вместе. Бывает. Есть. Будет. И пироги, и жена, и дети. И всё, что захочешь. Семья. Какое-то отчаяние звенело в голосе Лорин. Как не хотелось омрачать это счастливое утро сомнениями, пускай даже высказанными в виде шутки. - Я так хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы наши дети – были счастливы. Я хочу этого больше всего на свете. А потом Рэй предложил устроить свадьбу на двоих, и Лори улыбнулась. По правде говоря, она не мечтала ни о белом платье, ни о гостях или танцах, или что там ещё бывает на традиционных свадьбах? Всё равно у них в жизни никогда и ничего не получалось так, как у всех. А значит, и свадьба тоже будет особенной. - Договорились. Она будет только наша. И пускай весь мир действительно хотя бы раз оставит нас в покое. Лорин вновь приблизилась к Рэю, обняла за плечи, заглянула в глаза. - Всё будет хорошо. Ты веришь мне?
Raymond de Vries: Рэй не помнил, смеялся ли он когда-нибудь перед Лорин в голос, не помнил смеялся ли он в голос вообще когда-нибудь; но сейчас еле сдерживался от того, чтобы не рассмеяться очень громко, так, как смеются люди доведенные до отчаяния, либо те, кто всю сознательную жизнь провел в мрачных застенках какого-нибудь Азкабана и вот, получив досрочное освобождение, впервые – по-настоящему! – увидел солнце. А оно ослепляет, боги в свидетели, как оно ослепляет! Знакомая тоска, надежда на грани срыва звучала в милом голосе доктора Лорин. Ну, конечно, конечно, она верит в лучшее, это ему, де Вризу, положено биться с ветряными мельницами. Нет, говорите, мельниц? Зато какое воображение богатое! Де Вриз не выдержал, тяжело завалился на спину и, закусив губы, долго сотрясался в спазмах беззвучного смеха. И смех, как сказали бы магглы, и грех. А все равно смешно. — Знаешь, доктор Лорин, пока мы с тобой не поженились, я должен открыть тебе последнюю, самую страшную свою тайну. Слушай, доктор Лорин. Я, Раймонд Ниро де Вриз, величайший кретин в мире. Я обожаю все портить, усложнять и просто мастер неприятностей. Да, Лори, я идиот. Но это в прошлом. Запомнила? А теперь забудь. Теперь у нас семья и – задери дементор – мы будем счастливы. Высшие Силы пусть хоть повесятся. Я бы на их месте так и поступил. От зависти. Рэй улыбался, широко, во все тридцать два. И больше не сдерживался. Он рассмеялся. Громко, весело, так, как и положено смеяться человеку, доведенному до черты, уже успевшему измерить глазом бесконечную глубину пропасти, готовому вот-вот прыгнуть и вдруг, вдруг ощутившему мягкую руку на плече, нежно и заботливо, крепко и настойчиво, вернувшую его назад, на твердую землю. Обратно, к жизни. — И не слушай меня. Раз свадьба – значит, свадьба. Хочешь – будут гости, много гостей. Кто угодно, хоть первый бродяга с улицы. Захочешь, позовем всех. Мне надоело прятаться, надоело таиться, надоело выжидать. Мы жить, доктор Лорин, будем, весело. На всю… кхм, катушку. — Не умел де Вриз выражаться вот так вот – легко, что называется, простецки. Ничего, научится. Жизнь, она впереди. — Только одно условие. Если мы все же решимся устроить пышное торжество, закуски буду готовить я. Считай это моей персональной маленькой местью всему миру. Нет, думаю, никто не отравится. Но, схвати парочка гостей небольшое кишечное расстройство, так тому и быть. Это наш праздник и мы сами решим, кому веселиться, а кому нет. Да, Рэй нес чушь. Потому что хорошо ему было. Подлецки хорошо, а значит шутки не возбраняются. — Этот план получше предыдущего, да? — Рэй придвинулся к Лорин, осторожно опустил голову на колени. Смотрел прямо в глаза, подумаешь, снизу вверх. Какая разница, муж и жена всегда говорят на равных. — Я тебя люблю. Все остальное – мелочи.
Lauren Lewis: Он называл себя кретином, идиотом и мастером неприятностей. Он говорил о том, что всё портит и усложняет, он столько лет не решался поверить в то, что и у него может быть самая настоящая семья, но теперь, при всём при этом был, кажется, впервые по-настоящему счастлив. Рэй смеялся! Смеялся так весело, так открыто, как счастливо и заразительно, что Лори смотрела на него с самой широкой и ослепительной из своих улыбок. Тоже – абсолютно счастливой. Это было совершенно невероятное чувство – видеть его таким. Но ещё более невероятно было ощущать, что таким он стал именно рядом с ней. Что именно её он захотел сделать своей женой, именно её полюбил, и именно на неё смотрит сейчас своими ясными серыми глазами. И смеётся. И она любила его – каким бы он ни был. Пускай он называл себя хоть трижды идиотом, для неё он всегда оставался самым лучшим мужчиной на свете. - Мы будем счастливы. Тихонько смеясь, повторила Лорин, глядя на него. И так ей было хорошо, что она готова была, что угодно отдать, лишь бы как можно чаще видеть его – именно таким. А что касается свадьбы, то как-то странно было бы устраивать веселье и шумное торжество в самый разгар войны. Но иногда, чёрт возьми, этого праздника так хотелось. Когда видишь каждый день людей, искалеченных этой изматывающей войной, видишь их боль, их страдания, сломанные судьбы и загубленные жизни, то иногда нестерпимо хочется чтобы это всё хоть на один день сменилось чем-то ярким и непременно счастливым. Правильно ли устраивать праздники тогда, когда в стране гибнут люди? А правильно ли лишать себя их, когда жизнь так непредсказуема, когда ты наверняка не знаешь, какую из бед может принести тебе завтрашний день? Впрочем – нет, не стоит. Не сейчас. Никаких мыслей о бедах, войне и страданиях. Только не здесь и не сейчас! Здесь – только счастье. - Мы обязательно сделаем наш праздник самым лучшим, Рэй. С гостями, или без гостей – он будет самым чудесным, потому что нашим. Ведь теперь нам совсем ничего не страшно. Замечательный план, я бы непременно доверила тебе все закуски. Лори вновь тихонько рассмеялась и мечтательно улыбнулась, когда Рэй устроился на её коленях. Пальцы ласково коснулись его щеки, а потом вновь зарылись в пряди так рано поседевших волос. Она смотрела на него с такой нежностью, с которой может смотреть только будущая мать – на отца своего будущего ребёнка. И с такой любовью, которая читается в глазах только по-настоящему любящей женщины. - А мне пошло бы белое платье, да? Я хочу платье. Я хочу, чтобы ты увидел меня по-настоящему красивой! Только тогда придётся пожениться побыстрее, пока я не растолстела. Я всё чаще ловлю себя на том, что мне хочется сладкого. Должно быть наоборот, да? Это ужасно. А ещё мне немножечко страшно. Всё-таки это… такая ответственность. Теперь, кажется, настала очередь Лорин нести несусветную чушь, и она делала это с огромным удовольствием, даже не задумываясь о том, что это может быть смешно. А потом вдруг замолчала, и продолжила, уже совсем тихо. - Но ты прав. Это всё такие мелочи, когда у нас есть самое главное. Видел бы ты себя сейчас, Рэй. Это же чудо, настоящее чудо. Мне кажется, у тебя даже глаза другими стали. Светлее что ли? Или ярче. Я очень люблю тебя.
Raymond de Vries: Не меняя выражения лица и позы, де Вриз посерьезнел. Мелочи. Очаровательно. Они уже обсуждают мелочи. Минуту назад Рэй готов был голову потерять от счастья, не потерял. Голова вернулась и, как полагается всякой блуднице, вернулась не одна, голова привела с собой мигрень. Много мигрени, целую стаю. Огромную стаю мигрени, которая день ото дня будет плодиться и множится, много маленьких мигреней скоро оккупируют не приспособленный к такому количеству посетителей скромный, малометражный мозг Раймонда де Вриза. Дети – это не только пожизненная радость, но и семнадцать-восемнадцать, в некоторых случаях двадцать-тридцать лет ответственности. А сперва, конечно, пеленки, бессонные ночи и один Бог знает, что еще. Рэй шумно выдохнул. Надо было бы добавить «и никакой вам личной жизни», но это шутка не смешила даже де Вриза. Личной жизни у него не было, теперь не будет еще и лишней. Дети… какой ужас, какой кошмар. Дети! Какое счастье, какое пожизненное счастье. Нет, де Вриз действительно был счастлив, просто счастье нужно дозировать – сегодня Рэй едва не захлебнулся, пресытился, как бы не началась аллергия, как бы ничего опять не испортить. Рэй, продолжая смотреть в глаза Лорин, думал. Думал о том, что будет дальше. Через месяц, четыре, пять и, наконец, через девять. Когда появятся дети и все, все изменится. Сумеет? Выдержать, не сломаться, привыкнуть, обжиться, быть таким же счастливым, теперь уже на троих. Сможет? Другие выдерживают, значит, сможет. А если нет? Что тогда. Тогда ничего. Будет пытаться изо дня в день, привыкнет. Рэй де Вриз был счастлив. — Платье? Да, несомненно платье. Белое. Тебе пойдет. Как бы ты не растолстела – что меня совершенно не волнует – невестой ты будешь потрясающей, женой тоже. А мне что прикажешь надеть? Фрак? Черный? Такой с фалдами? — Рэй говорил легко, ни жестом, ни мимикой не выдавая охватившего его волнения. Более того, он всерьез представил себя облаченным в этакий маггловский фрак по всем канонам стиля и даже с волосами (нет, не фрак, себя), стянутыми черной ленточкой в хвост на затылке. Что сказать, мир видал шутки и похлеще. Раймонд де Вриз во фраке не так уж и плох. Еще перчатки можно будет подобрать какие-нибудь праздничные. Но только без узора. Ни в коем случае. Никаких узоров. Ни за что. Голова с тысячами маленьких мигреней шла кругом. Права Лорин, глаза де Вриза посветлели. Это свадебная фота, белая свадебная фата упала на них. Что ж, приятная ассоциация. Ведь он мог бы подумать о катаракте, но не стал. Потому что – все верно – был счастлив. — Чудо, настоящее чудо, — на выдохе повторил он вслед за Лорин. — Наше собственное чудо. Я до сих пор не могу поверить, до сих пор не могу привыкнуть. «Однако, — говорил вечный внутренний голос. — У тебя есть девять месяцев на подготовку и… полная жизнь удовольствий». — И когда назначим день свадьбы? А вот это уже лучше, это будущее не виделось Рэю таким туманном. Только легкий… шифон? нет, кружево – он понятия не имел, - свадебной фаты.
Lauren Lewis: Рэй де Вриз, ты слишком много думаешь. Иногда слишком, непозволительно много. Думаешь, волнуешься, переживаешь, прикидываешь в голове варианты, теряешься в лабиринтах мыслей и планов, вместо того, чтобы просто в какой-то момент прекратить это делать и наслаждаться мгновениями. Чувствовать, ощущать – здесь и сейчас, ничего не планируя, ничего не боясь, и абсолютно, совершенно, ни о чём не думая. Не сказать, чтобы и Лорин не думала о будущем. О нет, с того момента, как её подозрения о беременности подтвердились в больнице, и до того, как она переступила порог этой спальни, Льюис успела тысячу раз представить себе будущее. Себя – в роли матери, Рэя – в роли отца. Вплоть до семейных обедов, поездок на каникулы и той самой картинки из осени. Теперь она виделась ей очень живой – платформа девять и три четверти, Хогвартс-Экспресс, который вот-вот отправится в путь, и маленькие детские ладошки в её руках. Тогда мечты оставались просто мечтами, а теперь они, кажется, всерьёз обещали стать реальностью. Они ведь и впрямь когда-нибудь придут на Кингс-Кросс, чтобы впервые проводить своих детей в Хогвартс. И тогда Лорин расскажет им, что их папа был одним из самых лучших преподавателей Защиты от Тёмных Искусств за всю его историю, непременно расскажет. Пускай детям будет, чем гордиться. Пускай они гордятся своим отцом так, как она гордится своим будущим мужем. - Ммм, фрак? Лорин улыбнулась, представив себя в свадебном платье, и Рэя рядом – в свадебном фраке. С ума сойти, никогда раньше у неё такой картинки даже в мыслях не возникало. Даже теперь – поседевший и изрядно измученный этой жизнью, он, несомненно, был очень красив. У каждого свои понятия о мужской красоте. Мужественность, доброта, и любящее сердце – большего, кажется, Лорин и не нужно было. С ним было всегда ещё и очень тепло. И отсутствие своих рук этому больше не мешало. - Тебе тоже пойдёт. Но ты можешь надеть всё, что захочешь. Не обязательно чёрный. Можно белый. Как тебе больше нравится. Помнишь? Всё будет так, как захотим только мы. Лорин улыбалась ему – и глазами тоже. Светящимися, счастливыми, такими же яркими серыми глазами. Даже в предрассветных сумерках видно было, как они блестели. - А придётся поверить. Ты же счастлив, правда? Вот он уже и о дне свадьбы заговорил. Так быстро. Так скоро. Что она должна была ответить? Об этом Лорин подумать ещё не успела. Стоит ли выходить замуж в этом году, или оставить это на начало года следующего? Сколько вопросов. - После Рождества. Или, если захочешь – после Нового Года. Она вдруг улыбнулась, ласково провела по его щеке кончиками пальцев, склонилась к нему и легко коснулась его губ поцелуем. - Иногда ты слишком много думаешь, Рэй. – Чуть слышно выдохнула она прямо в его полураскрытые губы, слегка оторвавшись от поцелуя. Не с упрёком – с любовью. А потом закрыла глаза и снова его поцеловала. Оставь все эти вопросы на потом. Наслаждайся мгновением. Почувствуй – счастье.
Raymond de Vries: — Надеть, что захочу? То есть можно свитер? Серый? Вон тот, — и де Вриз указал в сторону стула, неизменного стула, вот уже лет пятнадцать стоявшего у изножья девризовской кровати и свитера, серого, лежавшего на спинке стула примерно столько же лет, сколько стул стоял у изножья кровати. Не то, чтобы Рэй испытывал к этому свитеру особо трепетные чувства, но свитер ему нравился. Он был таким серым, таким преданным, столько лет… — Нет, свитер мы сожжем. Сегодня же, вместе со стулом. Будет фрак, черный. Мне нравится. Мы ведь так хотим? Твердая уверенность, звучавшая в голосе Лорин, успокаивала. Де Вриз позволил себе расслабиться. Хватит думать. Мысли полезны, хороши, отлично идут под утреннюю чашечку кофе, но сейчас им совершенно не место, не в этой спальне, не в этой конкретной голове с тысячами крохотных, игольчатых мигреней, не в этих предрассветных, таких чарующих сумерках. Сумерки – отличное время суток, весь мир спит, а ты… а ты можешь заниматься, чем угодно. Иногда даже весьма приятными вещами… Рэй мечтательно улыбнулся. Важно выбрать правильную позицию (хотелось сказать «позу»), правильный угол зрения. Если поразмыслить, свадебная суета может быть интересной. Выбор нарядов. Фраки, свадебные платья – все это так естественно, жизненно, совсем по-будничному. Именно чего-то такого и не хватало Рэю де Вризу все эти долгие годы жизни – простых человеческих будней. Простые человеческие будни не испортишь и пеленками. В конце концов, что может быть будничнее пеленок? Только рассаженные колени, сказки перед сном, семейные ужины, семейные пикники на природе. Рэй тихонечко застонал. Не было ничего пугающего в этом звуке, скорее – тонкий привкус будущей радости. Теперь семейной. — После Рождества. Отличное время года. Просто замечательное. Рэй любил зиму, правда, не слишком жаловал предрождественскую кутерьму, но в его случае кутерьма будет свадебной, а такая, насколько он успел понять, гораздо приятнее выбора свитеров в подарок бывшему шефу. Впрочем, никому за исключением Лорин, Рэй давным-давно не делал подарков. Много чести, переживут. — Да, не возражаешь, устроим где-нибудь в двадцатых числах. И я счастлив, Лорин, бесконечно счастлив. Неужели не видно? Рэй потянулся было к жене, хотел поцеловать, его как всегда опередили. Поцелуй оказался нежным, исключительно приятным, от неожиданности де Вриз чуть вздрогнул и мигом напрягся. Нет, слишком целомудренным вышел поцелуй доктора кинестетика, слишком дружеским, слишком романтичным. Помолвку нужно скреплять чем-то большим, немного вульгарности не повредит их милой, семейной жизни. Рэй заговорчески улыбнулся и одним движением, слегка приобняв Лорин за поясницу, опрокинул (именно опрокинул, нежность прекрасна, пока не возведешь в ранг культа) на спину, сам оказался сверху. Классика? Классика. Но это пока… И кожа у доктора была сладковатой. Губы – впился, как-то жадно – и скулы – укусил? ну, это случайность, - и шея, - теперь влажная, - и… Пора избавиться от рубашки. Господи, зачем ты изобрел пуговицы? Эти маленькие петельки, все эти ниточки, которые постоянно рвутся. Какая жестокая несправедливость! Почему в нужный момент пуговицы не расстегиваются сами собой? Почему?.. Кажется, порвал. Не страшно, все равно он никогда не любил эту рубашку и очень надеялся, что Лорин тоже. Если что он купит ей новую, хотя какие рубашки? Только подвенечное платье. Да, без рубашки Лорин выглядела просто сногсшибательно. Рэй устроился поудобнее. Свою рубашку, свою-то рубашку он снял еще вечером. Только идиоты спят в пижамных кофтах. Рэй удовлетворенно, с блеском в глазах насладился открывшимся видом и… — Я очень… счастлив. Занялся тем, что было поинтереснее шеи. Ключицы и то, что ниже, и еще ниже… Праздник как-никак, нужно хорошенько отметить.
Lauren Lewis: - Видно. Ещё как видно. Чистая, абсолютная правда. Таким счастливым Лорин не видела Рэя, кажется, никогда. И оттого только сама становилась ещё более счастлива. От его улыбок, от блеска в его глазах, который затмевал для неё блеск любых обручальных колец. От каждого из его слов, каждого из прикосновений. Рядом с ней он был сейчас таким настоящим, искренним, счастливым, что хотелось, честное слово, обнять весь мир от переполнявшей её любви, нежности, восторга. Все эти слова – день свадьбы, фрак и сожженный старый свитер означали лишь одно – с прежней жизнью покончено. От прежней их жизни в новой будет лишь любовь, остальное можно смело оставить прошлому, и больше не оглядываться назад. Ведь нет ничего важнее, чем спустя долгие годы, наконец, найти своё место и обрести счастье. Рэй улыбнулся так, что Лорин в один момент поняла – завтрак придётся отложить. Есть вещи гораздо приятнее любых пирогов с яблоками, пускай даже приготовленных вдвоём. Пироги подождут, у них впереди целое утро. Да что там утро? Впереди целая жизнь. Лорин не успела опомниться, как уже лежала спиной на кровати, и эти его поцелуи – они её с ума сводили. Горячее дыхание и любимые губы – такие жадные, такие нетерпеливые. Боже, он воистину не знает о том, что испытывают кинестетики, когда их вот ТАК целуют. С губ Лорин сорвался тихий стон, когда Рэй целовал её шею. Слова? К чёрту слова в постели! Слова не значат ничего, слова ни на миг не выразят того, что скажет тело, послушно отзываясь на ласки и прикосновения. Жадное тепло губ на обнаженной коже – выгнуться им навстречу, запустить руку в его спутавшиеся волосы, притянуть к себе, выдохнуть. Возможно ли – чтобы было так хорошо? Рубашка? И лишнюю одежду тоже к чёрту! Только обхватить руками его плечи, прижаться грудью к его обнаженной груди, и пальцы её, такие настойчивые, они словно готовы были с какой-то почти неконтролируемой силой впиваться в кожу на его спине, и тут же мягко вжимались и гладили, легко скользили по ребрам – каждая клеточка, каждый дюйм. И сладкая дрожь по телу, и никаких – совершенно никаких мыслей, только желание. Принадлежать. Отдавать. Любить. С ним можно было не сдерживаться, не бояться, быть такой – какой хочется быть, ничуть не стесняясь своих желаний. Щетина на скулах? Шрамы? Так это, знаете ли, прекрасно. Это просто восхитительно, если хотите. Только Рэй мог быть для неё единственным и самым желанным мужчиной. От его поцелуев, от его близости вмиг перехватывает дыхание, тело вздрагивает от прикосновений, и руки лихорадочно цепляются за плечи, беспорядочно скользят – по затылку, по шее, по спине. Ладони и пальцы – они не соврут, никогда не соврут. И губы не обманут. - По-моему, здесь непростительно много лишней одежды. – Счастливый тихий смех вновь сорвался на сладкий стон, и Лорин выгнулась под очередным из поцелуев, запрокидывая голову и окончательно теряя чувство реальности происходящего. Всё это походило на какой-то очень счастливый сон. А если это сон – то пускай он подольше не заканчивается.
Raymond de Vries: — Лишняя одежда? — святые слова. — И ее сожжем. Всю сожжем. Никакой одежды. Минимум, до обеда. …пальцы на ребрах! Какой гнусный прием! Нет, де Вриз не боялся щекотки, просто пальцы на ребрах – это нечестно, всегда неожиданно и чертовски приятно. Такую злобную, в высшей степени партизанскую выходку категорически нельзя оставлять безнаказанной. Рэй решил отомстить. И месть его будет страшна, точна, ужасающе стремительна. Но позже. А пока… пока можно расслабиться, позволяя остреньким ногтям с хищным проворством исследовать малоизученные, однако всегда радые туристам уголки спины, впадины, изгибы и неровности тоже. Шрамы прошлого нужно исцелять и нет ничего прекраснее, чем искупление боли страстью. Рэй позволил бы Лорин изорвать собственную спину в клочья, ее пальцы умели быть требовательными, нежными, ласковыми и умелыми одновременно. Впрочем, какие пальцы? Слишком много одежды. Рэй выгнулся, спустился чуть ниже. Юбки – это тоже зло. Слишком узкие, слишком широкие, ткани, оборки, кружева – какая расточительность, какое целомудрие на службе контр-эволюции… все-таки у Рэя было одно завидное преимущество перед всеми представителями его племени – не имея рук, учишься импровизировать. Правда, тут важны крепкие зубы. Рэй хищно оскалился, лишь чуть позволяя рукам соперничать с зубами. Это забавно и в высшей степени приятно раздеть женщину без помощи рук… Юбка тоже оказалась порванной. Зато… зато открылось вожделенное – внутренняя сторона бедра. Де Вризу повезло – можно ли желать большего? Леди-кинестетик: каждая часть тела – повод задержаться в постели до конца дня. И ночи, и следующего утра… Юбка была стянута небрежно, даже грубо, бедро исследовано скрупулезно – влажные следы оставляли блестящие полоски на коже… Потом чуть выше – низ живота, еще выше – ребра… еще выше… Ну вот какая досада… Лифчик тоже пришлось порвать. Но это, конечно, урок на будущее – в постели с мужем имеет место быть только постельное белье. Рэй ласково коснулся губ Лорин. Ощутил судорожное дыхание. Раз, второй, третий – снова губы. Впрочем… опять и опять слишком много лишней одежды. Пижамные брюки снимаются быстро… Теперь главное ритм. Это вальс танцуют на три четверти. В любви не уместны па, любовь молчалива для камертонов… Нужно действовать. Любить, когда рядом женщина, нежная и ласковая, вкус чьей кожи не променяешь и на тысячу вздохов; любить, словно в последний раз, потому что для любви каждый раз – первый и впиваться в губы, чувствуя как податливое женское тело ритмично движется в такт твоим импровизированным не-па, царапает спину и живет. Мигом. Жить. Одним единственным мигом и дай боже этому мигу длиться вечность. — Я люблю тебя… Это ритмика...
Lauren Lewis: Рэй де Вриз поистине оказался безжалостен к одежде своей женщины. Сжечь, конечно, не сжег – но вот порвать умудрился практически всё, чего касался. А Лорин только ещё больше заводилась, когда ткань трещала по швам, пуговицы рассыпались в разные стороны, и она совершенно не жалела ни любимой юбки, ни кружевного белья. Как вообще можно думать о каком-то белье, когда тебя целуют эти настойчивые и жадные губы самого желанного, самого любимого, самого невероятного мужчины на свете? А её руки – они, кажется, были всюду. На его плечах, спине, груди, шее, пальцы в спутанных волосах, пальцы на обнаженной коже – чуть влажной, и такой горячей. Пальцы чувствуют, знают, любят – каждый шрам, каждую клеточку. Им не нужны слова, клятвы, обещания. Им хватает тепла, а всё остальное они сделают сами. Тело, льнущее к рукам, одновременно непокорное и такое отзывчивое, говорило больше любых слов. Руки, знали за неё – чего она хочет, всегда знали. Настойчивость, нежность, желание – всё было в них. И его поцелуи, невозможно ласковые – грудь, живот, бёдра, шея… губы. Прерывистое дыхание и такое пронзительное, сладкое, знакомое, родное тепло. Я люблю тебя, и я всегда буду любить тебя, Рэй. Я и в самом деле не помню, как я жила – до тебя. Не помню времени, когда тебя не любила. Всё, что есть у меня в жизни дорогого – это ты, и я никому, никогда, ни за что тебя не отдам. Эгоистично? Пускай. Я люблю тебя, Рэй де Вриз, и больше ничего не имеет значения. Ты – моя жизнь, моя любовь, мой свет. Пальцы на запястьях, целовать веки, скулы, волосы, и губы – рядом, так близко. И вот уже её губы прильнули к его открытой шее, ниже – ключицы, плечи… От сладких хрипловатых стонов невозможно сдержаться, да от одних этих его потемневших глаз можно голову потерять – окончательно и бесповоротно. И очередной стон с губ – в мгновение единения, и тонкие пальцы ещё крепче, ещё настойчивее вжимаются в плечи. Иногда ей казалось, что она просто не сможет быть где-то вдали от него. Так, чтобы жить – и не прикасаться, не целовать, не обнимать. Она просто физически – не сможет. Погибнет, потеряется – что угодно. Просто перестанет жить. Сложно прожить без сердца, верно? И хочется – большего, ещё больше. Лишь бы только ещё, лишь бы не потерять, не остановиться, лишь бы – любить. И обнимать – словно всем телом, стискивать коленями его бёдра, руками – плечи, спину. Сбивчивый ритм, и горячее дыхание, и такой же шепот – люблю тебя, люблю, люблю… И сходить с ума от одной только мысли – он никуда не уйдёт. Больше никогда. Вас – не разлучат. Настало время и вам побыть счастливыми, ваше счастье – в ваших руках. Здесь нет ошибки. В_ваших_руках. Больше нет твоих рук, только – ваши. И твоё сердце, отчаянно бьющееся сейчас в груди – для него.
полная версия страницы