Форум » Архив «Lumiere-77» » не до бутербродов - 31.10 » Ответить
не до бутербродов - 31.10
Henry Goodwin: Время: совещание Аврората Место: коридор ММ События: У меня вот дети пропали. А у тебя что происходит? Участники: Sophia Rutherford, Henry Goodwin
Ответов - 8
Henry Goodwin: План был, и Генри почувствовал себя куда увереннее, он просто ждал теперь момента, когда сможет обнять детей. Не может у них не получиться. Но ждать было сложно, и надолго его не хватило, он снова начал нервничать, буквально спустя два поворота. Коридоры министерства - они словно созданы для мыслей, потому, наверное, и так сложно порой по ним ходить - от мыслей не протолкнуться. - Черт, может, все же еще попытаться? - это он так себе предложил еще поискать зацепки, которые привели бы его к цели до обмена, который был несомненным риском, даже если у них все и получится. Дементоровы отродья, хочется открутить голову и поставить ненадолго на каминную полку или вывесить на балкон - пусть проветрится. Думать было нестерпимо, поэтому он даже обрадовался, увидев в коридоре знакомую фигуру. - Привет, София. Ты здесь какими судьбами? Поговори со мной, пожалуйста, займи мои мысли. Наверное, он выглядел совсем нездорово, совсем непривычно, против своего аккуратного достаточно обыкновения, против своей обыкновенной маски, за которой было больше эмоций, чем можно себе позволить. Сегодня маска решительно не хотела оставаться на лице.
Sophia Rutherford: Скажем так: разговор с Краучем не был совершенно бесполезным, однако не оказался и столь плодотворным, как того бы желала София: идей о том, где могли бы сейчас скрываться молодые люди, он не подкинул, однако же мысль о том, что местоположение сына Эйлин было загадкой не только для нее самой, но и для министерских работников, в некотором роде успокаивала. Это давало фору не фактическую, но потенциальную, которую при должном усердии можно было превратить в реальное преимущество. Надо было только не терять времени и быстрее соображать, посему Резерфорд погрузилась в мысли, едва за ней закрылась дверь кабинета Барти. Дороги София при этом не разбирала совершенно, равно как и не смотрела по сторонам, так что знакомый голос, отрывающий от размышлений, стал для Резерфорд полнейшей неожиданностью: женщина встрепенулась, сбрасывая с себя задумчивость, и тут же улыбнулась знакомому - Гудвин. Вот уж кого Резерфорд не ожидала тут встретить. - Привет, Генри. Да тут, заходила к Барти по одному делу. Ты же знаешь, если его оставить без присмотра, он умрет от истощения и сам этого не заметит. А ты по работе зашел? София еще не договорила, но уже знала, что Гудвин пришел сюда вовсе не по рабочим делам: тревожные подозрения закрадывались в душу Резерфорд, быстро отмечавшей и тревожную складку, что залегла между бровей у Генри, и мятую рубашку, совершенно для Гудвина нехарактерную, и это застывшее выражение то ли тревоги, а то ли боли вместо обычной оптимистичной улыбки... София договорила предложение по инерции, а потом, тревожно хмурясь, снизу вверх заглянула в лицо Гудвина и осторожно тронула его за рукав, негромко спрашивая: - Генри, что-то случилось? - она уже знала, каким будет ответ, но при этом очень хотела ошибаться.
Henry Goodwin: Генри, казалось, пропустил мимо ушей фразу про Крауча, все еще погруженный в свои мысли, покивал в ответ рассеянно. А над вопросом задумался на несколько секунд и вдруг, резко, расплылся в широчайшей улыбке. Он не хотел бы видеть себя в этот момент в зеркале - уж слишком дико это смотрелось. - Да все в порядке, - сказал Гудвин все с той же улыбкой как можно более позитивно. Почему-то, когда он улыбался и шутил, он давно это заметил, люди будто бы с облегчением вздыхали и общались с ним охотнее, думая, вероятно: "А, с ним все в порядке, оклеймался после смерти жены, молодец". Сейчас внутри от этого всего так перекашивало, что он все же не выдержал. Улыбка потускла. - Плохой из меня лжец. Просто не могу уже об этом рассказывать в который раз, каждый раз, как произношу это вслух, так тошно... Он вздохнул, дернул головой и, посмотрев на Софию, продолжил: - У меня пропали дети. И я очень надеюсь их вернуть в самое ближайшее время, не позднее заката, по крайней мере. Такое вот случилось. Но... Ты не переживай, все и правда будет в порядке. Жалость его всегда раздражала, еще после смерти Джен, поэтому так не хотелось вновь слышать, как же это ужасно и все в таком духе. Это не ужасно, это просто хуже некуда.
Sophia Rutherford: - Ох, - только и смогла произнести София, отпуская локоть Гудвина и отводя взор. Лжец он и правда был отвратительный, потому что - во всяком случае, так показалось Резерфорд - не было гримасы боли страшнее, чем эта вымученная улыбка, которую Генри пытался изобразить. После всего, что произошло - не только с ней, но в общем в магическом мире - некогда сомневающаяся София более не верила в наличие каких-либо принципов у представителей Той Стороны, однако похищение детей было поступком совершенно беспринципным, а потому ужасающим вне зависимости от того, какого ты мнения ты был о похитителях до этого. Резерфорд вдруг вспомнила Доркас - она пару раз видела малыша Мэттью и даже хотела прислать открытку для него на тот злополучный день рождения, но как всегда позабыла со своими Министерскими делами, а потом уже надо было посылать не открытки, а соболезнования - и тут же поспешила отогнать это видение: пустой блуждающий взор и отсутствие каких-либо эмоций на изможденном лице. София подняла взгляд на Гудвина, но тут же отвела его: ей на мгновение почудилось, что это не Медоуз в ее воображении, а Генри наяву смотрит тем самым страшным, отсутствующим взглядом. Не может быть, чтобы его ждало такое же потрясение. Мерлин великий, он же не переживет - он так мучился, когда погибла Дженнифер; дети - вся его жизнь, и если с ними что-то случится, жизни ему больше не будет. София попыталась ободряюще улыбнуться, да только вышло немногим убедительнее, чем у самого Гудвина пару мгновений назад. - Да, ты прав. Все будет хорошо. Они, - Резерфорд кивнула на дверь в отдалении, из-за которой раздавался приглушенный голос Муди, - найдут их. Ты же знаешь, от гончих Муди никто не скроется. Ты же к Аластору приходил? Она не собиралась жалеть Генри, сама отлично зная, какой болезненной и раздражающей может быть в такие моменты жалость, однако ей очень хотелось поддержать друга - хоть как-то. Хоть уверениями в том, что все будет хорошо, не подкрепленными ничем, кроме веры надежды на лучшее. Надежда - зыбкий фундук, подходящий разве что для воздушных замков, но когда тебе больше ничего и не осталось, она может стать поразительно прочным основанием для решительности.
Henry Goodwin: Генри был благодарен Софии за то, как именно она к нему относилась, что именно и как говорила. Как это у нее получается? Ему вдруг на малую долю секунды захотелось прижать ее к себе, чтобы хоть как-то выразить эту благодарность, но он сдержался. - Приходил, да, - кивнул Гудвин, тоже бросив взгляд на дверь. - Но у него Тримагический Турнир, ему не до моих детей, да и не до чьих, наверное. Я все понимаю, а бесится уже нечем. Выбесило уже всего, хорошо, что ты меня раньше не видела, ночью особенно. Он усмехнулся еще горче, это горечь уже чувствовалась на языке, в ней тонули все его слова. Не чувствуй эту горечь, София, не надо. - Я мог испугать больше боггарта, наверное. Он вновь бросил взгляд на то место в коридоре, где некоторое время назад говорил с Доркас и Варварой. Поразительные они все люди - и они, и София вот - все еще способны сохранять высшую степень человечности во всем этом ужасе, когда вокруг лишь те, кого мы теряем. - Но мне помогут, Доркас и Вара захотели помочь, думаю, мы справимся. Почему-то именно с Софией он мог говорить бесконечно, слушать ее голос и слова, которые этот голос произносит, говорить ей все, что думает на самом деле. В ней ощущалась какая-то внутренняя сила, неподвластная... да ни чему не подвластная. И ему вдруг вновь захотелось сказать ей глупость, и тут Генри сдержаться уже не смог. - Тебе бы хотелось иметь маховик времени?
Sophia Rutherford: София еще раз бросила взгляд на дверь и коротко вздохнула. Если она что-то и поняла за некоторое время работы в Министерстве, так это то, что убеждать кого-либо в том, что Аластор Муди - замечательный человек, занятие до крайности неблагодарное, и в россказни эти не поверит даже сам Аластор Муди, одного явления которого всегда было достаточно, дабы разрушить трогательные попытки Софии по созданию его положительного образа. И она отлично представляла, что и как мог сказать Аластор пришедшему Гудвину - стоит вообще удивляться, что безутешный отец без долгих разговоров просто не избавил шефа аврората от пары лишних зубов. Может, зря не избавил. Или все-таки избавил? Резерфорд с сомнением посмотрела на Гудвина и все же сочла нужным сказать: - Аластор... не плохой человек, Генри. Просто порой неуместно резкий. Но что бы он ни наговорил тебе, это не со зла... ах, черт, да просто не бери в голову. Не слушай его. Она замялась и и отвела взгляд, рассеянно комкая в руках бумажный пакет с последним сэндвичем, который приберегла для себя и рассеянно улыбнулась, услышав последний вопрос Гудвина. Маховик времени? София постаралась припомнить свое обычное утро, каким оно было... скажем, год назад: кофе, тосты, вечная спешка и неизменное прибытие ровно к сроку, атриум, кивки коллег, кабинет, бумаги, вопросы - все это, казалось, было не с ней; Резерфорд словно бы припоминала рассказ о жизни какой-то незнакомой женщины, в которой не узнавала себя. Та женщина казалась уверенной, успешной и костюм ее был идеален - она вообще производила впечатление обитательницы какого-то иного мира, настолько ее спокойное и мирное существование не вписывалось в ту картину происходящего в Магической Британии, какую София видела сейчас. Резерфорд посмотрела на свои митенки. - Такой, чтобы можно было все поменять? Когда-то хотелось. Очень хотелось. - призналась она Генри. - Взять, махнуть назад... все поменять.. София вздохнула и подняла глаза. - Потом перехотелось. Прыгнуть назад самому - этого мало, а такого маховика, чтобы повернуть все время вспять, вернуться и сделать так, чтобы все было спокойно, еще не придумали. - она с грустной улыбкой покачала головой и вновь опустила взор на сверток в руках. - Чего я хотела бы, так это уметь делать сэндвичи, от которых на душе становится спокойно. Поколебавшись, Резерфорд протянула бутерброд Генри. - Хочешь сэндвич? Я же знаю, ты ничего с вечера не ел.
Henry Goodwin: Да, Аластор Муди был сейчас последним, кто волновал Генри Гудвина. Его куда больше волновали его собственные дети и, как ни странно, София Резерфорд, и он сам совершенно не понимал, почему. Словно все то сочувствие, именно то, какое только он и мог принять, эта женщина умела высказывать. - Да, ты права, маховиком времени всего этого уже не исправишь. Но… когда все это закончится, когда я верну Элли и Тима, мне хотелось бы, чтобы они забыли этот кошмар. Мне бы очень хотелось, может, потому что я обливиатор и привык к тому, как порой легко обмануть память. Они не заслужили такого и не виноваты, что я такой… идиот. Он подбирал слово, но ничего более подходящего или обидного на язык не попало. - Они были так рады вчера утром, думали, что вечером будем обязательно есть торт, считали свечки. Генри тоже опустил взгляд на сверток в руках Софии, а затем вновь посмотрел на нее. - Не сомневаюсь, что твои сэндвичи совершенно волшебны. Но… Он сглотнул. - Кусок в горло не лезет. Не до бутербродов мне сейчас, прости. Я думаю, будет куда полезнее, если ты съешь его сама. Гудвин попытался все же улыбнуться человеческой улыбкой, ведь София вовсе здесь не виновата, и нечего ей испытывать всякие негативные чувства. Если бы он мог, он бы вообще постарался оградить ее от всего этого, а так мог только взять за руку, что и сделал. - Спасибо тебе.
Sophia Rutherford: - Ох, - вновь выдохнула София и опустила руки, глядя на Генри виновато и печально. Свечки считать... Резерфорд только сейчас в полной мере осознала, сколь злую шутку сыграла судьба с обливиатором: ведь и правда, у Гудвина же сегодня день рождения - вот только подарок ему преподнесен весьма своеобразный, да и сама София со всеми этим похищениями, обвинениями и побегами напрочь позабыла о празднике. Хотя какой это теперь уже праздник: у Резерфорд язык не поворачивался даже произнести банальное "с днем рождения", слишком уж глупо и неуместно это звучало в сложившейся ситуации. Поздравление выглядело горькой насмешкой, но и притворная забывчивость не делала бы Софии чести, так что какое-то время Резерфорд просто растерянно стояла, не зная, что же сделать и досадуя на собственное бессилие. Все проходит. Все проходит и это пройдет, и однажды солнечным днем, когда все-все будут счастливы без всяких маховиков, они лишь мимолетно вспомнят это время, как время побежденного, поверженного и развеянного ужаса - горькое время, оставшееся позади. София порывисто обняла Генри, приподнимаясь на носках, чтобы прошептать ему на ухо: - Все будет хорошо. Все у всех. И ты найдешь своих детей, и я найду... других детей. И Барти найдет Сесилию. Все всех найдут, все закончится. И у тебя будет самый лучший день рождения. И будет торт, и свечи, которые ты будешь задувать. Она разомкнула объятия и - как ей хотелось верить - ободряюще улыбнулась Гудвину, снова сминая в руках пакет с сэндвичем. - Удачи, Генри. Береги себя. А мне вот... тоже пора искать кое-кого. - София неопределенно махнула рукой. - Еще встретимся, да? Непременно встретимся. Резерфорд утвердительно кивнула, будто бы саму себя убеждая в правоте своих слов, в последний раз улыбнулась Гудвину и поначалу нерешительно, но затем все тверже, направилась к по коридору к лифтам. Надо было торопиться: бюрократия бюрократией, но София почти наверняка знала, что сына Эйлин ищут не только хит-визарды. "Удачи нам всем, Генри. Сегодня она нужна, как никогда".
полная версия страницы