Форум » Архив «Lumiere-77» » I have seen you before - 31.10 » Ответить

I have seen you before - 31.10

Samael Travers: Время: ночь, около 10 часов. Место: коридоры, Хогвартс. Участники: Констанс Карре и Самаэль Трэверс. События: случайная встреча, а может и не совсем случайная?

Ответов - 13

Constance Carre: Дежа-вю бывает у всех, только бывает ли оно несколько видоизмененным? Констанс почти все торжество задавала мысленные вопросы мадемуазель де Рэ, где она могла видеть этого слизеринца. Подруга, впечатлений для которой хватило на десяток лет, отвечала молчанием, чем несказанно мешало Карре. Той, видите ли, нужно было теперь общение, а не привычная тишина. Вот бывает ведь так: вопьется странная мысль занозой в голову и начинает задевать прошлое - что, где, когда, при каких обстоятельствах и так далее. Не сказать, что это плохо - все-таки зарядка для ума и для памяти хорошо, но француженку настолько утомил этот день, что вспоминать, где же она видела месье Трэверса (и видела ли вообще), не было сил, зато было желание. Сегодня приезжали знатные гости: папá сказал, что это будет очень интересный человек, с которым должна состояться важная сделка. Какая - темноволосая девочка с хитрым взглядом не знала, да и какой был толк, когда сегодня (за то, чтобы она не мешала взрослым и не утомляла гостей) ей подарили красивую игрушку в виде бабочки с разноцветными переливающимися крылышками. Игрушка, подобно настоящей бабочке, летала по дому, играя цветом в солнечных лучах, за девочкой. "Маячок", как Констанс ласково назвала бабочку, всюду следовал за ней, лишь изредка задерживаясь в воздухе, словно говоря: "Смотрите, какая я красивая". И долгожданные гости уже шумят в прихожей; низкие мужские голоса что-то обсуждают, взволнованный голос мамы учтиво предлагает отведать блюда французской кухни и Констанс понимает, что о ее существовании временно забыли. -Мама! Маааааамаааааа! - Она прыгает через ступеньки, не боясь споткнуться и упасть, лишь бы обратить на себя внимание родителей и гостей. – Je suis contente de vous voir*, - смущенно произносит ребенок, прячась за спину мамы и из-за спины поглядывая на гостей. Взрослые ей неинтересны, а вот этот мальчик с голубыми и ясными глазами достоин внимания, - уж очень выразительные у него глаза и он, кажется, ее сверстник, ну или просто ребенок, а у детей возраста нет. Этот загадочный месье предложил прогулку-экскурсию по Хогвартсу и его окрестностям (быть может) сразу после ужина. Лучшего продолжения вечера и представить нельзя: не сидеть же в зале или библиотеке, в гостиной или в спальне, знакомясь с многочисленными студентами Хогвартса или раскладывая вещи. Все-таки это скучно и обыденно для любого француза. Наверно, сработал "синдром Беше": если ты очутился в новом месте, изведай все неизвестные его уголки, чтобы потом взахлеб рассказывать тем, кто решил провести время, сидя на диване, что такого особенного в месте, где очутилось сразу так много волшебников, молодых причем. Место встречи - абстрактные коридоры, коих в этом огромнейшем и безобразно спроектированном замке великое множество. -Ah, вот вы где, месье Т’гэве’гс. Я думала, заблужусь тут, - увидев в плохо освещенном коридоре высокую фигуру, Констанс сразу предположила, кто это может быть. На лице девушки появилась вежливая улыбка. -Вече’гние экску’гcии - это шшто-то новое. Уве’гена, не все удостаиваются подобной чести быть ознакомленным с ‘Огва’гтсом. -На самом деле Карре хотела сказать другое, но еще слишком рано для лести.- П’гошу начинать, - не глядя в глаза юноши, прощебетала Констанс, вспоминая, где же они могли пересекаться: взгляд знаком. И чтобы не сбиться с мысли и воспоминаний, желательно отвлечься на "местные" достопримечательности: тусклые огарки свечей и живые картины. - Откуда все эти картины, м? * рада встрече

Samael Travers: Самаэль был уверен, что где-то видел эти бледно-серые глаза. Он мог поклясться, что это не первая их встреча с мадемуазель Карре, только на этот раз память сыграла с ним злую шутку и не собиралась выдавать ему потайные воспоминание спрятанные в самые отдаленные уголки подсознания. А раньше вроде Трэверс не жаловался на свою память, но сегодня он либо был слишком утомлен, либо судьба решила поиграть с ним. В любом случае Трэверс не собирался сдаваться и был уверен, что обязательно вспомнит где ему довелось видеть прекрасные глаза Констанс. И имя у неё величественное, ничего не скажешь. Они с дядей всегда путешествовали. Самаэлю было интересно наблюдать за тем чем занималась его семья, а Габриэль не раз повторял своему старшему брату, что мальчика, как наследника семьи, необходимо с детства приучить что к чему. Осень во Франции была прекрасна. Усыпанная разноцветными листьями которые шуршали под ногами. Габриэль ещё утром застал своего племянника на диване в гостиной. Самаэль листал книгу по ядам, которую ему ещё в прошлом месяце подарила мать. Он прекрасно знал куда они отправляются сегодня. Можно сказать, что мальчик даже с нетерпением ждал встречи с этой важной семьей, с которой хотел сотрудничать дядя. Но это мало его интересовало. Самаэль хотел знать что именно у них особенного, что конкретно его может удивить. Вот они уже стоят в прихожей. Дядя уже разговаривает с главой семьи, а темноволосый мальчик выпрямившись во весь рост смотрит по сторонам. Дом его мало интересует, хоть он и выглядит довольно красиво. Синие глаза изучают всё. Запоминают каждую деталь, словно делают снимок и сохраняют их в голове. Тут дядя протягивает руку в сторону племянника и улыбается. -А это Самаэль, очень скоро именно он будет управлять нашим бизнесом, - мужчина улыбается, а лицо мальчика всё так же выражает безразличие. Он лишь вежливо кивает ему когда перед ним появляется маленькая темноволосая девочка. Самаэль смотрит на неё, но не решается подойти к ней, да и девочка от смущения прячется за спиной матери, но улыбается. Он не знает как вести себя со своими сверстниками, у него никогда не получалось находить с ними общий язык. А у девочки слишком красивые серые глаза, но Самаэль отводит глаза словно ему и вовсе неинтересно. Но неужели ему и правда неинтересно? Дэн по привычке сказал что-то ядовитое и пнув его в бок выкинул из гостиной Слизерина. Несмотря на глупую выходку Блэка в Большом Зале Самаэлю всё же удалось перехватить темноволосую француженку в коридорах и предложить ей экскурсию по Хогвартсу. Как старосте он был обязан этого сделать (сделаем вид, что поверили), ну и уж больно хотелось вспомнить эти серые глаза. Он точно их где-то видел. Констанс согласилась, впрочем Трэверс не сомневался в этом, она не была похожа на тех кто не решается завязать новые знакомства. Друзья конечно же долго подшучивали над ним после этого, ведь «Самаэль ухлестывает за француженкой». Слизеринец отмахнулся лишь тем, что они просто завидуют ему, ведь в отличии от них он проведет вечер в обществе красавицы, а они будут наслаждаться рожами друг-друга. -Пока я с вами, вы не заблудитесь, мадемуазель Карре, поэтому держитесь рядом, - Самаэль улыбнулся заметив неподалеку изящную фигуру француженки, - Вы правы, такую честь оказывают лишь избранным, - подойдя поближе слизеринец остановился рядом с девушкой. И стоило ему заглянуть в её глаза как снова появилось это непонятное чувство, словно он видел её раньше. Но Самаэль не спешил задавать вопросы, он желал вспомнить сам, и только потому заговорить об этом с Констанс. -А чего бы вам хотелось увидеть больше всего? Хогвартс огромен и тут немало интересных мест, но я бы всё же пожелал узнать чего желает прекрасная дама, - Трэверс снова улыбнулся ей. Он точно её видел, точно, в этом не было сомнений, так почему ему так сложно вспомнить где и когда именно?

Constance Carre: Интуиция с каждой секундой подводила Констанс, стоило девушке начать вспоминать свое детство (разумное детство) и еще не закончившееся отрочество. Быть может, месье Трэверс был на одном из суаре матушки, на которое она пригласила своих иностранных друзей? Или, может, он был одним из туристов, остановившихся в Париже, гуляющим по мощеной улочке Тертр, в ночное время суток залитой огнями. Нет, он ведь не какой-то простолюдин-путешественник. Так или иначе, Карре чувствовала себя крайне глупо, гадая, где же могла видеть Самаэля, но одно она знала наверняка: если раньше были знакомы, то второе знакомство будет точно лучше старого, а если нет, то можно познакомиться поближе, так сказать, оправдать надежды пытливого ума. Этот мальчик, Самаэль, казался каким-то холодным, ненастоящим и очень красивым, - прямо как муж куклы Констанс. Для нее знакомство, тем более с долгожданными и важными людьми казалось каким-то страшным испытанием, во время которого необходимо краснеть, бледнеть, мямлить всякую чушь или вести себя так, словно тебе не 7-9 лет, а все 20. Констанс терпеть не могла знакомиться с кем-то, потому что ее молчание все принимали за безразличие и иногда за невоспитанность, но лезть в чужой мир и суетливо пытаться понравиться девочка расценивала как вторжение в душу человека. Однако этот мальчик был отличным от тех, с которыми дружна француженка, посему, вцепившись в складки платья мамы, она настойчиво стала дергать за руку женщину, чтобы та обратила на дочь внимание. -A это Конни, - мадам Карре вывела из-за спины девочку, в секунду ставшую бледнее, чем полотно, - наша дочь. - Еще раз промурлыкав что-то на французском, девочка сделала шаг вперед, чтобы пожать мальчику руку. Для поцелуя руки, считала Констанс, она слишком молода и серьезна, а вот пожать руку, тем самым показать свою деловитость, было в самый раз. – Зд’гав…свуй, Сама..эль, - английский давался ох как сложно, да и волнение только подстегивало сделать очередную глупость или сказать что-то неправильно. Бабочка, та самая игрушка "маячок", села на плечо девочки, меняя свой цвет на небесно-васильковый. -Чуть позже я вам покажу ваши спальни, вы, должно быть, устали, - сказала мадам Карре мужчине, беседовавшим ранее с хозяином дома. -Вы не п’гедставляете себе, месье Т’гэве’гс, но я была бы ‘гада заблудиться в этом замке, - улыбнувшись, промолвила Констанс. –В Ша’гмбатоне нет такого большого п’гост’ганства и нам часто зап’гещают гулять по замку в темное в’гемя суток. А это…несп’гаведливо!. - В голосе слышалось возмущение и девичье негодование, ведь практически каждой француженке, насколько знала Карре, хотелось бы гулять по темному замку с очередным воздыхателем и делать вид, что становится очень страшно от сильного порыва ветра. В Шармбатоне такой трюк не проходил. – Вы мне льстите, но я бы хотела узнать самые сокровенные тайны ‘Огва’гтса, увидеть его сек’геты своими глазами, если вы не п’готив и такие имеются. Но для начала, если у англичан так п’гинято, - девушка замялась, полагая, что ее просьба перечит характеру и титулу "мадемуазель недотрога", - не возьмете ли вы меня под ‘гуку, если это будет п’гавильно… - ну, и потому, что тактильные ощущения вызывают вспышки в памяти, что-то вроде знакомого чувства и картинки перед глазами, которая ускользает настолько быстро, что это кажется видением или помутнением. С предложением прогулки по темному лесу в поисках единорогов и единорожиков Карре помедлила: кто знает, как Трэверс воспримет столь инфантильную идею? Ему, наверно, предлагают нечто более значимое, ведь красивые юноши, знающие себе цену, не теряют времени даром, но пока Констанс не поймет, где могла видеть Самаэля, не уподобиться ни одной девушке, выбирающей определенный "маршрут".


Samael Travers: Самаэля не раздражала своя забывчивость, хотя это и сложно назвать забывчивостью. С памятью у него всё было в порядке, Трэверс был уверен в этом. Но подобный расклад в данный момент его вполне устраивал. В последнее время слизеринец скучал в прямом смысле этого слова, и ему казалось, что даже появление иностранцев не разбавит его скуку, но он ошибался. Появление мадемуазель Карре оживило его подсознание, и теперь Самаэль искал отблеск её глаз в уголках своей памяти. Неважно, что ему пока не удалось вспомнить её, рано или поздно он обязательно вспомнит эти серые глаза, главное что общество Констанс сейчас было ничем иным как приятным событием. Мальчик отвел взгляд в сторону. Он не любил своих ровесников. Не потому, что считал детей глупыми, хотя и без этого не обошлось, но скорее потому, что просто не умел с ними общаться. Они улыбались, звали играть и махали ручками, это же его раздражало. А ещё Самаэль привык вести себя точно так как взрослые, поэтому всем своим видом пытался доказать, что его совсем не заинтересовало появление маленькой девочки. -Она у вас чудесна, - в голосе дяди слышны были нотки восхищения, и Самаэль невольно глянул в сторону девочки словно пытаясь понять что именно он имел ввиду. Она и правда была красива, с длинными темными локонами и серыми глазами, как у фарфоровых кукол которых собирала мама. Но ещё она казалась дружелюбной и явно ожидала того же от Самаэля, только мальчик как-то неуверенно уставился на протянутую руку новой знакомой. Он чуть нахмурился, целовать руку девушкам он не привык, но сейчас явно хотел подчеркнуть свою зрелость. Трэверс чуть склонился в поклоне и взяв в свою руку ладошку девочки поцеловал её, после чего снова выпрямился во весь рост. -Благодарю за теплый прием, Констанс, - Самаэль снова посмотрел куда-то в сторону, словно специально избегая взгляда девочки. Что-то заблестело перед его глазами. Маленькая бабочка чьи крылья переливались в разные цвета радуги. Трэверс невольно проследил за её полетом, и встретился с глазами Констанс когда бабочка присела ей на плечо. -Поездка была утомительной, но довольно увлекательной, благодарю вас, - и снова дядя вежливо улыбается положив руку на плечо племянника, - Я тебя оставлю ненадолго, нам с мистером Карре надо кое-что обсудить, - мальчик лишь кивает, но по его взгляду видно, что он очень разочарован. Его только что окрестили как недостаточно взрослого чтоб присутствовать на переговорах. -О, тогда вам должно понравится в Хогвартсе, но если вы заблудитесь то знайте, что я всегда вас смогу найти, - Самаэль усмехнулся всматриваясь в лицо француженки. Он прекрасно понимал что именно привлекало мадемуазель Карре в этих темных коридорах. Многие девушки обожали прятаться от чужих глаз в объятиях молодых юношей. Помнится сам Самаэль не раз гулял по ночам в коридорах, но глупенькие блондинки которые прижимались к его плечу и искали в нем поддержу очень быстро ему поднадоели. Поэтому в последнее время его спутницей по ночным прогулкам была лишь Ройшн, и то когда они выполняли обязанности старост. -Я буду лишь рад если вы мне позволите взять вас под руку, - Трэверс растянулся в привычной улыбке. На самом деле он не надеялся, что Констанс позволит ему прикоснуться к себе, но кажется сегодняшняя ночь будет приятным сюрпризом. Слизеринец взял под руку девушку всё так же смотря в её серые глаза. В воспоминаниях что-то заблестело. Ему на мгновение даже причудилась маленькая бабочка которая переливалась в разные цвета. Но воспоминание так же быстро угасло, как появилось на его глазах, и Трэверсу осталось лишь надеяться, что он обязательно вспомнит где именно они с мадемуазель Карре встречались. -Я бы показал вам Астрономическу Башню и библиотеку, но не пожелаете прогуляться у озера? Не подумайте ничего дурного, мадемуазель Карре, на самом деле сейчас довольно поздно для того чтоб бродить по школе и рассматривать разные аудитории, это можно сделать и при дневном свете, - Самаэль был наверное слишком самоуверенным по натуре, и он всегда предпочитал переходить на действия. Сейчас же сама Констанс дала ему прекрасный повод тем, что держалась за его руку. Слизеринец снова глянул в сторону француженки которая медленно шагала рядом с ним. Они шли под руку и даже это чувство было знакомым. В Франции Самаэль бывал не раз, хоть и не мог точно вспомнить когда и зачем. Чаще всего его поездки по миру были связаны с семейным бизнесом. Он ездил с дядей с малых лет поэтому вполне мог позабыть многое. Хотя единственное, что поражало Трэверса это как он умудрился позабыть глаза Констанс? -Я обещаю, что со мной вам ничего не грозит.

Constance Carre: - Аст'гономическая башня? - Вопросила Констанс, сразу же рисуя в своем воображении картину юноши и девушки, смущенно держащихся за руки и шепчущие друг другу нежные слова или, что более вероятно, - всякие глупости. Другая мысль сменилась серенадой. Черт, Карре, возьми себя в руки, смена климата уж точно не пошла тебе на пользу. – Да... вы сове'гшенно п'гавы: кабинеты лучше посещать днем, чтобы не вызвать подоз'гений. - Девушка чувствовала себя, мягко сказать, глупой и несмышленой иностранкой, навязывающей свои желания и строящую из себя непонятно кого. Нет, в этом не было ничего плохого, просто все дело в том, что француженка была сконфужена - она точно (теперь она это знала наверняка), точно-точно видела Самаэля, но припомнить не могла, где именно. Тупая вспышка озарения не осветила нужной памяти и Карре ощущала себя крайне неловко, словно разлила на Трэверса горячий суп или опрокинула ведро слезоточивой воды. слушать до 2:14, даешь детство и весну -Мааааааааааааааааааааааааам, - Констанс опять дергает маму за юбку, таким образом прося ту не уходить и не оставлять ее наедине с этим мальчиком, который совсем недавно поцеловал ее руку. Да что он себе позволяет? Неужто он лучше Николя или Жерома? Да даже эти мальчики не были столь самоуверенными и безучастными, находясь в доме Карре, находясь в компании с девочкой. - Ну маааааааааааааааааааааааам, - Констанс едва ли не хныкает, потому что знает, что ей нужно развлекать гостя беседой или играми, а как - она не знает, потому что предпочитает любой активности беседы или прогулки. А еще она плохо сходится со сверстниками, тем более, мальчиками, тем более, такими загадочными. Мадам Сеголен Карре улыбается дочери и юному гостю и уходит вслед за мужчинами. "Вы играете в куклы?", "Разгадываете кроссворды?", "Гуляете по улицам своего города?", "Умеете делать оригами и разводить рыб?", - самые глупые вопросы появились в голове Констанс, стоило маме уйти и оставить детей наедине. Бабочка, сидевшая на плече, водила усиками по воздуху, щекоча щеки девочки, и тут пришло озарение. Или подобие его. Или просто странное желание показать, кто в доме хозяин и что нужно делать заинтересованный вид. - Самаэль, вы, наве'гно ошшень устали и хотите спать. Я покажу вам вашу спальню. - Констанс хитро улыбнулась и ринулась с места, быстро-быстро преодолевая лестницу и пропадая в темноте. Бабочка от столь стремительного рывка осталась порхать в воздухе, медленно пролетая ступеньки, маня за собой гостя. Небольшое темное помещение - место, где Карре строго-настрого запрещали появляться, почему - девочка сейчас проверит и узнает. Небольшое плохо освещенное помещение напоминало квадрат, по периметру которого стояли огромные - высоченные - стеллажи с сотнями, нет, тысячами разноцветных пузырьков за стеклом. В середине комнаты стоял дубовый стол, на нем - старый подсвечник, несколько колбочек и массивные украшения, - видимо, чьи-то фамильные ценности, и пергамент, слов которых девочка не поняла - там все было на английском. Констанс намерено дверь не закрыла, оставила приоткрытой. Осталось спрятаться под столом. Констанс рассмеялась; заблудиться в Хогвартсе новичку - желание не самое лучшее и здравое, а вот быть найденным и изучить его - вполне оправданное и очень интересное, потому что новое и неизведанное всегда манит. – Скажу вам по сек'гету, сначала мне замок не пон'гавился, он не такой светлый и к'гасивый, как наш, но, стоит п'гизнать, более инте'гесный. Только, c'est dommage, у вас нет 'о'га нимф, синих шелков и чего-то мягкого, воздушного, - Констанс свободной рукой рисовала в воздухе понятные только ей фигуры в такт своим словам, наивно веря, что Самаэлю интересно слушать этот милый бред. Ничего, знакомство - вещь всегда сложная и порой стыдливая. – Озе'го? Оh, я только за, - детство, казалось, пересиливало француженку и та была готова подпрыгнуть на месте, едва услышав про предложение прогуляться на свежем воздухе. - А кто в нем живет? Или около него? На удивление Констанс Хогвартс еще не спал, потому что молодым людям на пути попались другие студенты, выходящие из замка и те, кто просто стоял посреди коридоров, беседуя, видимо, о гостях и предстоящем турнире. Морозный воздух сразу же заполнил легкие, на выдохе появлялось облачко пара, а лицо приятно жгло. – Если вы будете в Па'ги, в Ша'гмбатоне, я вам тоже п'говеду экску'гсию. Вы, кстати, когда-нибудь были в Париже? - Какой нынче аристократ не был в Париже? Да только ленивый не был. Но Карре был интересен не столько положительный ответ, сколько попытка Самаэля назвать место, где он был.

Samael Travers: Приятно наблюдать как в глазах молодой красавицы появляются огоньки, и именно ты причина этого. Ну, может и не в прямом смысле, но это не главное. Трэверс усмехнулся пытаясь разгадать мысли француженки. Констанс всё равно оставалась девушкой даже если в Большом Зале встретила его с холодом и безразличием в глазах. Самаэль понимал, что это своего рода такая маска любой красавицы, которая пытается показаться недотрогой при первой встрече. Только есть девушки которые после сыгранной роли кидаются на шею, а есть те которых стоит самому завоевать. Констанс относилась ко второй группе. В любом случае слизеринец не был против такой участи. Это было непривычно, но тем не менее интересно и забавно. -Подозрений? - Самаэль усмехнулся глянув на француженку, - О, неужели вы меня в чем-то подозреваете, мадемуазель Карре? - шутка, не более. Один из способов сделать разговор приятным и немного свободным. Трэверс не был напряжен, но чувствовал себя как-то странно. Взрослые оставили их одних. Взрослые. Это слово так раздражало маленького мальчика, что он невольно сжал руки в кулаки забыв о присутствии темноволосой девушки. Он же всё делал так как должен был? Готовился к этой поездке, выучил столько, и теперь что? Его оставят как маленького ребенка, который ничего не мыслит в ядах? Это нечестно! Это просто нечестно! Трэверс не привык выражать свои эмоции. Будучи девятилетним мальчиком он научился контролировать свои порывы, но сейчас он почувствовал себя настолько оскорбленным что мог даже пойти за дядей и высказать свое недовольство. Самаэль понимал, что это перечит всем правилам, и он попросту не посмеет пойти за дядей, но как же велика была его обида. Мальчик чуть вздрогнул когда девочка что-то сказала ему и побежала по лестнице. Казалось бы он только вспомнил, что был не один в гостиной. Самаэль приоткрыл рот чтоб что-то сказать, но не успел. От девушки и след простыл, и он лишь слышал отдаленный звук шагов. Бабочка запорхала перед его глазами и набирая скорость полетела за хозяйкой. Трэверс чуть нахмурился. Он ненавидел эти детские игры в догонялки, и даже подумал, что не двинется с места. Только вокруг совсем никого не было, да и как-то невежливо не идти за дочерью хозяина этого дома. Самаэль вздохнул и зашагал в ту сторону, куда минуту назад исчезла стеклянная бабочка. Поворот, ещё один. Бабочка манит его за собой переливаясь в разные оттенки голубого. Мальчик смотрит по сторонам, чуть раздраженно. Ему хочется сказать, что он не любит подобные игры, но для этого надо хотя бы отыскать эту несносную девочку. Поворот, дверь, и Самаэль останавливается как вкопанный. Вокруг него высокие стеллажи с разноцветными пузырьками на полках. Мальчик широко распахнув глаза смотрит по сторонам приближаясь к столику в центре. На самом деле он и правда не заметил девочку которая в тот миг уже опустилась на пол и собиралась залезть под стол. Совсем случайно наступил ногой ей на ручку. Девочка вскрикнула... -Я вам тоже скажу по секрету, - склонившись над француженкой произнес слизеринец, - зачем нам нимфы, если можно любоваться такими прелестными созданиями из Франции как вы? Нимфы теряют свою красоту если глазеть на них каждый день, - что-то очень знакомое было в её улыбке. Самаэль уже в который раз подумал о том, что узнает даже её движения, но никак не мог понять откуда именно он знал её. Спасение пришло само собой. Вопрос Констанс. Она наверное и не знала насколько сейчас помогла Трэверсу. Он конечно помнил, что бывал в Франции, но только расслышав её вопрос вспомнил о той далекой встрече в детстве. Вспомнил маленькую бабочку которая порхала перед его глазами, и конечно же ссору маленького мальчика с девочкой. -Неужели это вы? - протягивая слова спросил слизеринец и остановился. Наверное внутри Самаэля жил садист, который хорошо маскировался. Ему нравилось немного мучить людей. Вот и сейчас наконец-то вспомнив Констанс Карре и их неудачную, а может и удачную встречу в детстве, Трэверсу хотелось продлить мгновение когда только ему удалось вспомнить что-то из прошлого. -Конни? - переспросил Самаэль с легкой ухмылкой на губах, - Извините, я не нарушаю этикет, просто неожиданно вспомнил кое-что. Как ваша бабочка? - а вспоминать что-то из детства оказывается приятно. У Трэверса не было столько воспоминаний. Точнее не было тех, которых можно вспомнить или же рассказать. Его детство прошло за стопкой книг, и на природе. С детьми он редко общался, поэтому и вспоминать особо было нечего. -А оказывается жизнь необычная штука, - держа под руку Констанс произнес Самаэль и снова зашагал. Свежий воздух ударил в лицо как только они вышли из замка. Ночное небо освещало им дорогу, а в мыслях слизеринца всё так же отражалось личико маленькой девочки, которая пряталась за спиной матери. -Я очень рад снова вас видеть, мадемуазель Карре, - и всё же, кто бы мог подумать.

Constance Carre: "Все", - верно решила для себя Констанс, думая, что хватит насиловать свою память и выуживать тщетные видения из детства. Девушка решила твердо, что кем бы ни был Трэверс, она его точно знала и точно видела, потому что в какой-то книге, названия которой француженка не помнила, было сказано, что, приходя на этот свет, люди забывают о том, что там, на небесах, были знакомы со всеми. Там ведь нет времени, нет жизни, по сути, нет территориальных барьеров и лингвистических преград, в общем, там ничто не мешает, предположим, японке, всю жизнь потратившей на сбор риса и ни разу не бывавшей в школе, разговаривать с лондонским денди, знающим европейские языки. Это прекрасная теория, оправдывающая девичью память, не находите? Именно эта теория обосновывает, по мнению Констанс, тот факт, что при общении с некоторыми людьми нам может быть уютно и комфортно и наоборот - неприятно и как-то не по себе, словно всю энергию забирают. Сей же юноша был где-то посередине, потому что общение с ним доставляло радость и странное чувство тепла у француженки в то время как память еле-еле выбрасывала информацию из прошлого и явно не очень веселую для Конни. -Ну что вы, месье Т'гэве'гс! - Карре рассмеялась, не веря своим недавно сказанным словам. Ну как ей придет на ум в ком-то сомневаться и уж тем более кого-то подозревать, особенно когда дело касается кабинетов и астрономической башни. Ну что вы? Раз человек идет первым на контакт, его можно подозревать в двух вещах: в желании поближе познакомиться и/или извлечь собственную выгоду из этого общения, что, собственно, вполне разумно. – Мне кажется, что у вас если не безуп'гечная 'гепутация, то п'геподаватели вам ве'гят, и те, кому вы уст'гаиваете экску'гсии. Ей не хватало еще стукнуться головой о стол, чтобы не сдать тебя. Непроницаемая бардовая скатерть на столе отлично могла скрыть девочку, затеявшую поистине глупую игру с понравившимся мальчиком. Ничего удивительного в поведении Карре не было, потому что никто не мог быть столь равнодушным и апатичным с ней. Она ведь привыкла чуть ли не каждый божий день слышать восхищенные охи и ахи пожилых друзей родителей, принимать букеты из сорванных цветов на соседнем участке месье и мадам Фьёри и получать милые открыточки с неровными буковками. А этот мальчик явно не хотел следовать всем тем, с кем когда-то приходилось общаться Констанс. Наверно, месье Трэверс перевернет мир француженки, но до нее это дойдет чуть позже, ведь сейчас она затаилась, подобно маленькой охотнице, вот-вот ждущей, как трофей появится в ее ручках. Вот в комнате слышится едва сбитое дыхание и Констанс примерно представляет выражение лица дивного мальчика: он либо рассержен, либо... все равно рассержен, потому что многие мальчики считают, что девочки до конца своих дней остаются кокетками и игруньями. Самаэль не должен быть исключением. По крайней мере, если бы с Карре так поступили: кинули в незнакомом доме, в большой гостиной одну и не предоставили выбора (все равно волей-неволей пойдешь за хозяином), она бы обязательно рассердилась, топнула ножкой и сказала, какой он, этот мальчик глупый. -Аааааааааааааааааяяяяяяй, - вдруг раздается девчачий возглас из-под стола и из глаз хлынули слезы. Какой же этот Трэверс неотесанный...мальчик! Констанс было настолько обидно за себя и свою идею, что она в мгновение ока выползла из-за стола, едва не стукнувшись о него. При всем желании топнуть ногой и высказать свое "фе" и обиде девочке необходимо было выползти аккуратно, чтобы случайно рукой не удержаться за скатерть и тем самым не свалить ценные склянки отца на пол. И тут в голову, как полагается, пришла идея. Подлая, неправильная и необдуманная до конца; Констанс сделала вид, что не может встать, мол, ручку оттоптали, теперь поднимайте меня, и осталась сидеть на полу. – Ты чего? - Она опять "хнычет", утирая левой рукой слезы и ненавистно смотря на мальчика. А вот и бабочка села на ее плечо. – Зачем же по рукам ходить, месье? Вы должны быть в своей комнате. - Безапелляционно заявила француженка, буравя Трэверса испытывающим взглядом, в то время как левая рука тянется к скатерти. -Мужчинам не делают таких комплиментов, но я скажу, потому что считаю, что в этом нет ничего постыдного: у вас к'гасивые глаза, - "прямо как крылышки у моей бабочки", однако дальнейшее заявление поставило бы точку на прогулке двух молодых людей, ведь Самаэль бы точно счел Констанс "немного того". Карре и так за вечер использовала месячную долю комплиментов и действий, но какой девушке не приятно, когда ей говорят комплименты, от которых хочется улыбаться и улыбаться или томно смотреть на собеседника, мол, "да, я такая"? – Нимф вы могли бы видеть чаще, чем, п'гедположим... нас, студенток Ша'гмбатона. И все 'гавно вы п'гавы: нимфы быст'гее те'гяют свою к'гасоту, но ведь ничто не вечно. - Нужно, видимо, вздохнуть и потупить взор, но Констанс не имела привычки отводить взгляд и смотрела на Самаэля, проходя двор Хогвартса и ловя огоньки в темноте. Вот и еще один зажегся, стоило услышать "Неужели это вы?" Черт возьми, как же здорово на минуту прикинуться актрисой и ходить вокруг да около. Как же здорово пройти несколько шагов вперед и ждать, пока тебя догонит тот, кто вспомнил детство. Констанс обернулась, улыбаясь. – Она самая, в'гедная Конни пе'гед вами. И давайте пе'гейдем на "ты"? Мне так... удобнее, да и этикет по'гядком надоел. Бабочка... она до сих по'г со мной, служит напоминанием, что не все мальчики одинаково скучны. - Констанс говорила серьезно, но при этом в ее голосе не было той серьезности и трагизма, который обычно бывает у многих девушек. – Ми'г тесен, - Карре взглянула на небо, оно было настолько чистым, что внутри родилось желание объять необъятное и начать нести глупости. – Я так и не сп'госила вас... вы же не обиделись на то, что я вам п'гинесла так много... п'гоблем? Мне даже хотелось написать письмо, п'гедставляете! Но в'гяд ли вы бы поняли, что это было местью. - Карре была готова рассмеяться - настолько глупой она казалась себе сейчас и уж тем более тогда, когда хотела проучить. Но он же не Самаэль ведь не обижается, правда?

Samael Travers: Есть вещи которых память хранит несмотря ни на что. Может во всем виновата крылатая бабочка которая порхала перед глазами Самаэля в детстве, а может отблеск глаз маленькой темноволосой девочки которая никак не могла понять характера мальчика, который избегал весь мир. Во всяком случае Трэверс вспомнил Констанс. Вспомнил маленькую девочку которая была первой кто доказал ей, что не все девочки одинаковые. Вспомнил её темные волосы, от которых исходил непривычный запах. Непривычный, но очень приятный, а такие вещи сами собой запоминаются. И конечно же вспомнил довольно неудачный день в его жизни. Помнится тогда ему досталось от маленькой француженки по полной... хотя теперь, Самаэль от чего-то думал что возможно сама судьба распорядилась таким образом. Кто бы мог подумать, Мерлин?! -О, извините меня, мадемуазель! - Надо признать, что мальчик испытывал чувство вины. Выросший в строгой обстановке его научили, что женщин стоит оберегать, а не наоборот. Сейчас, даже если маленькая девочка казалась вполне ответственной за этот случай, то он -Трэверс, как представитель своей семьи не мог вот так оставить Конни в беде. Конечно же он не любил помогать людям. Самаэль вообще не знал как людям стоит помогать, не умел что уж там говорить. Но девочка так наивно вскрикнула, что у него по непонятной причине сердце сжалось в груди. Сердце. Интересно, оно было у маленького Трэверса? Он не знал. Мальчик никогда не переживал за судьбу кого-то. Никогда не испытывал боль, но сейчас стало не по себе от того, что он все же поступил так по-детски и наступил девочке на руку. -Я правда не хотел! -слова его были искренними. Самаэль и сам не понимал от чего он так разнервничался. Никто бы не наказал его за то, что он случайно наступил хозяйке этого дома на ногу, но сам мальчик не мог себе простить такую оплошность. А может всё дело в глазах этой девочки? Самаэль конечно редко встречался со своими сверстниками, но в её глазах было что-то иное. Что именно? Трэверс не мог понять от чего глаза малютки Конни так блестят, но они показались ему слишком уж красивыми. Нужно признать, что раньше он никогда не считал чьи-то глаза красивыми, кроме как своей матери. -Вам больно? - мальчик опустился перед девочкой и даже успел чуть залезть под стол чтоб разглядеть ручку девочки, только кажется у Конни были другие планы. Ручка маленькой девочки потянулась к скатерки, и Самаэль на самом деле не смог разглядеть этот момент. Но в следующую секунду всё, что находилось на столе полетело на пол, а точнее на спину мальчика. Самаэль не вскрикнул. Как странно. Мальчик лишь зажмурился, словно приготовившись к своей участи. Он стиснул зубы от страха, думая что будет больно, но больно не было. Все, что минуту назад находилось на столе полетело на пол лишь что-то острое задело его и Самаэль резко выпрямился от боли в спине. Кажется это был кинжал. К счастью лезвие не попало в бок, а лишь чуть задело кожу. Ничего, Трэверс привык к таким событиям в своей жизни. -За что вы так со мной? -тихо прошептал мальчик. Чуть рассеянно, и немного обиженно. Боли он почти не чувствовал, лишь что-то теплое начало растекаться по коже, но Самаэль всё так же стоял во весь рост. Он не смотрел на Констанс, лишь тяжело дышал. Не было больно. Лишь обидно. Склянка разлетелась на осколки перед его глазами. -Благодарю вас, мадемуазель Карре, - Самаэль улыбнулся девушке. Было что-то очень приятное в том, что он держал её руку в своей. Трэверс и сам не понимал что именно. Он не привык испытывать что-то подобное. Не привык считать, что женщины ничто иное как способ расслабления. Но в Констанс таилось что-то иное. Самаэль не знал что именно. Может это просто детский вздор. Может мальчишеская привязанность, но он чувствовал как непонятная теплота разливалась внутри. -Многие с вами не согласились бы, но мне приятно знать, что вы верите мне, - и Мерлин, это было правдой! Трэверсу было безразлично что там думали его однокурсники, но если Констанс ему верила... -Если ты так считаешь... - и уже в который раз слизеринец улыбнулся всматриваясь в глаза девушки, - Мне вдвойне приятно знать, что мои глаза тебе нравятся, - и еслиб только сейчас его слышали друзья! Селвин с МакНейром умерли бы со смеху!!! Самаэль не привык быть настолько честным. Он даже не понимал, что сейчас и правда радуется тому, что Констанс Карре нравятся его глаза. К чему бы это? -Я искренне рад тебя видеть, Конни, очень рад, правда, - они успели подойти к озеру. Самаэль держал ручку француженки в своей и наблюдал за каждым её движением. Тогда в детстве она ранила его не только физически. Она ранила его самолюбие. Ранила его гордость, но сейчас это было неважно. Почему-то Самаэль всё равно радовался, что встретил именно ту темноволосую девочку которая не побоялась тогда сразиться со льдом в сердце маленького Кая. Сейчас перед ним стояла прекрасная девушка. Красивая, изящная, настоящая леди. Можно было наслаждаться одним её взглядом. Куда катится мир, а Самаэль? -Ты была единственной девушкой, нет, единственным человеком кто задел мое самолюбие, - слизеринец усмехнулся чуть сжав ладошку француженки в своей, - Ты веришь в судьбу, Конни? - и отные он будет называть её лишь так, - Я не верил до сих пор...

Constance Carre: В жизни каждого из нас происходят вещи, которые мы не в состоянии ни понять, ни объяснить. Они даются нам как факт, неизбежность, и мы силимся принять их, хотя порой это почти невыполнимая задача. Из прошлого мы выносим уроки - полезные и ценные, иногда - печальные, но почти всегда мы стараемся зачеркнуть прошлое, когда впереди настоящее и будущее. Кто-то старается не допустить ошибок прошлого, кто-то жаждет их повторения, намереваясь исправить, а кто-то просто-напросто забывает. Констанс не жила прошлым, не любила детство и всячески отгораживала себя от разговоров однокурсников о своих счастливых годах. У нее все было так, как она того хотела: родители едва ли не заваливали подарками, баловали и многое позволяли, однако были такие моменты, при воспоминании которых становится немного совестно. За равнодушие. Тогда она еще не понимала, что делает глупости. И вот теперь на месте самоуверенной Карре стоит маленькая девчонка, стыдливо прячет озябшую от непривычного холода руку в теплой мантии, выданной директором Шармбатона, второй - сжимает ладонь Трэверса и все же улыбается... Конни была готова пуще прежнего расплакаться, потому что никто в жизни не смел даже пальцем тронуть ее! Даже соседские мальчишки - задаваки и грубияны - относились к маленькой мадемуазель, как в чему-то святому. Они не позволяли себе так над ней шутить. А как, собственно, поступил Самаэль? Он наступил ей на руку. Понятно, что не нарочно, но ведь они дети, значит, "за случайно бьют в нос отчаянно". Быть может, мальчик действительно надеялся на тактичность француженки и на ее манеры, но, увы. -Хотели! "П'гавда" хотели! - Еще больше разозлилась Констанс, не прекращая шмыгать носом и вытирать слезки. - Если бы не хотели, не пошли бы за мной! Вам надо было идти спать! - Теперь Самаэль опустился рядом, чем несказанно удивил девочку. Злость и обида прошли, оставив неприятный осадок, словно это она была тем самым нашкодившим котенком, за которого ругают маленького хозяина животного. - Мне... не больно, - буркнула Конни, насупившись. Ей очень не хотелось жалости и сострадания, ведь детское желание казаться сильнее и независимее было сильнее боли и чувства собственного достоинства, - ... нет....бооооооольно, - она продолжала держать скатерть, правда, через мгновение мокрая ручка соскользнула, и на глазах девочки развернулось поистине устрашающее для нее зрелище. И пускай родители всячески оберегали своего ребенка от страшных картин и запрещали ей входить в некоторые комнаты дома, личный опыт намного лучше пугающих рассказов. Все, что лежало на столе, вмиг опрокинулось на пол, задевая мальчика. Подсвечник, пергамент и, что самое ужасное, - те самые склянки и маленький ножик, который отец называл "атем", полетели на спину гостя. В глазах Констанс застыл страх; она впервые боялась не за себя, а за незнакомого ей человека, сына приятеля отца. Потеряв дар речи и способность строить из себя обиженную принцесску, девочка пискнула и в ту же секунду выбралась из-под стола. Наверняка звон разбитых колб был слышен в других комнатах. Быстро схватив мальчика за руку, Конни, не замедляя шага, направилась к неприметному стеллажу, поворот - и они уже за другим стеллажом. Это только начало лабиринта; вытащив обветшалую книгу и уперевшись ладошкой на стену, девочка увидела потайную дверь. И она даже знала, куда та ведет. Для детей нет запретов. Крутая винтовая лестница уходила вниз. Ничего не говоря гостю, Констанс просто тащила его за собой, придумывая восхитительную историю побега с красивым мальчиком для подружек на завтра. Через несколько минут перед детьми появилась массивная дверь, но и тут девочка не стушевалась - ее пальчики быстро прошлись по выбоинам в стене и теперь оба оказались в большом саду. Закрыв дверь, Констанс уперла руки в боки. - Если кто-то будет сп'гашивать, шшто п'гоисходить, мы ничего не знаем, потому шшто мы иг'гать... иг'гали в саду. На лице появилась улыбка, словно не было ничего, что могло всего лишь несколько минут назад заставить плакать Констанс. - Месье... я п'гошу п'гошшения за мое поведение. Вам было больно, я знаю...покажите, силь-ву-плэ, вашу спину. - И не дожидаясь реакции, Карре встала за мальчиком. - Шшто чувствуете? Болит? - Палец уткнулся туда, где на белой рубашке виднелось пятнышко крови. - Не молчите же вы! -Пове'гь, мое собственное мнение волнует меня больше, чем мнение тех людей, кото'гые знают тебя, - зачем верить тем, кого не знала Констанс? Это глупое суждение, что все люди от природы своей эгоистичны и не могут измениться. - А глаза... для нас это главное, взгляд, по'гой - улыбка, но это ведь неп'гавильно делать комплименты! Вы, англичане, их не понимаете: считаете, шшто это пустые слова, и'гония.. - Карре могла часами говорить о бессмысленных для окружающих вещах, но очень важных для нее. И вправду: взгляд важен. У Самаэля он остался таким же. Может, остальные считают Трэверса не таким, каким его видела единожды Констанс, но первое впечатление сильнее всего. И в большом зале, когда Трэверс подошел к делегации Шармбатона, Карре могла поклясться, что прежде они виделись. - Ешше мне бы хотелось исп'гавить маленькое недо'газумение, - она обняла Самаэля, будто бы заново здороваясь, будто бы не было допроса "кто ты?", "где я тебя видел?", "бывали ли вы в Париже" и тут же оказалась за спиной молодого человека. - Oh, quelle surprise! Как мне удалось задеть твое само...любие? Это го'гдость? Ты не п'гедставляешь себе, как ты тогда меня оско'гбил! Но, наве'гно, это было сделано для.. как сказать?... Это не судьба, non, c'est impossible, я ве'рю в п'гедоп'геделение, если это одинаковые вещи... Non? П'госто я не могу подоб'гать нужных слов, но как тогда об'ъяснить, шшто мы вст'гетились тут? Это 'газве судьба? И поэтому ты пове'гил в нее только шшто? - Констанс задавала слишком много вопросов, потому что хотела знать все и сразу, и, наконец, понять, что скрывается за туманом слов Самаэля. А пока она, выглядывая из-за спины юноши, смотрела на озеро, величественно раскинувшееся на просторах. - Ошшень к'гасивое место.

Samael Travers: Память человека оказывается очень необыкновенная вещь. Тебе кажется что всё. Вот ты потерял нить с воспоминанием, затерял её как старую книжку на полке, а потом раз — и она сама падает тебе на руки. Интересно почему всё же так происходит? Что необычного в том моменте, который навсегда отражается в нашем подсознании? Самаэль прекрасно знал почему он запомнил их первую встречу с темноволосой Констанс, как и то почему он пытался об этом забыть. Причина была одной — в то далекое детство Карре была первой, и наверное последней в своем роде, который сумел не только ранить самолюбие мальчика, но и попытался загладить свою вину. До тех пор Трэверс был твердо уверен в том, что если человек причиняет вред другому, то это вполне осознанный шаг. Шаг, который не заставит вас попятиться и попросить прощение. Шаг, который не даст вам протянуть руку помощи тому, кого вы минуту назад унизили. Оказалось, что он ошибался. Звонкий голосок девчонки звенел в ушах. Мальчишка даже хотел отвернуться от неё и зашагать прочь. Неважно, что этот огромный дом был незнаком ему. Неважно, что он как гость не имеет право вот так оставлять хозяйку дома. Но как же невыносимо было сейчас наблюдать за этой девчонкой, которая решила устроить истерику как маленькая дурочка! Хотя оно и понятно, девочки же такие плаксы. Плачут по любому поводу. Помнится незадолго до приезда он встретился с дочерью одного знатного человека. Девочка была красивой, хоть и очень стеснительной. Самаэль решил заговорить с ней только из-за отца, который велел ему так поступить. Разговор детей закончился тем, что девочка рванула в сторону своей матушки и начала рыдать, повторяя что боится этого мальчика. Никто не мог понять что напугало её в этом ангельском личике. Но Самаэль ни на что и не претендовал. Он привык к тому, что в этом жизни даже дети живут в одиночестве. Он не нуждался ни в чем, особенно в людях рядом с собой. Предпочитал им животных, да и те порой надоедали. И наверное больше всех Трэверс боялся именно своих сверстников, так как понятия не имел как с ними общаться. Дело не в том, что они чаще всего пугались его и убегали. Скорее в том, что его раздражал сам факт, что он никак не может понять их. -Еслиб я хотел причинить тебе боль, то я бы поступил иначе! - сквозь зубы процедил мальчишка и сжал руки в кулаки. Ему надоело слышать этот детский плачь. Неужели её не учили терпеть боль? И спрашивается из какой она семьи? Самаэль не умел плакать, не считая глубокое детство. Но чтоб плакать по таким мелочам? Никогда! А вообще и правда было больно. Если даже мальчик не собирался плакать сейчас, то он испытывал резкую боль в спине. Он не был глупым чтоб не понять — что-то острое его всё же задело. Появляться в таком виде перед дядей и остальными он не собирался, но и не знал что сейчас стоит делать. Теплая жидкость начала стекать по коже и Самаэль уже представил себе как рубашка покрасилась в багровый цвет. Только он собрался махнуть рукой на всё и оставить эту несносную девчонку в одиночестве, как та резко схватила его за руку и побежала в неизвестное направление. Самэль не успевал все изучить так как они бежали быстро. Боль в спине была острой, поэтому он видел окружающий мир в тумане, но явно заметил как они вошли в потайную дверь. Надо было бы запомнить каким образом они очутились в совсем другом месте. Мальчик начал удивленно осматриваться когда девочка обернулась к нему. -Я не играю с детьми, - обиженно бросил Самаэль и отвел взгляд, - Но я не собирался вас сдавать, - даже если Конни провинилась перед ним, это всё равно не по-джентльменски говорить об оплошностях женщины. Да и сам Трэверс хотел любой ценой скрыть свою рану. Не хватало ещё чтоб дядя узнал о ней, и все начали кружиться над ним и взволнованным голосом спрашивать не больно ли ему. Подобные вещи выводили из себя Самаэля, поэтом он для себя решил что сам справится со своей раной. И если придется будет терпеть боль до последнего. -Не болит, - сквозь зубы процедил мальчик избегая взгляда девочки. Тем временем Конни успела оказаться за его спиной и что-то там осматривать. Самэль резко обернулся, но сделал себе ещё больнее и чуть согнулся. - Обещайте мне, что никто не узнает об этом! - откуда только в голосе мальчика была такая мужественность одному Богу известно! Но он сейчас не приказывал своим тоном. Скорее он просил девочку о чем-то очень важном. Важном только для него. -Исправить маленькое недоразумение? - переспросил слизеринец усмехаясь. Констанс стояла совсем близко к нему. Она казалась такой свободной, и очень знакомой в тот момент. Словно они знали друг-друга всю свою жизнь. Наверное людей, которые знали друг-друга в детстве, связывает что-то намного глубокое. Самаэль с Констанс видели друг-друга такими каких их видели немногие. Даже их друзья. Помнится тогда Карре была куда искреннее, а Самаэль чаще всего не знал как себя вести с людьми. Постепенно они оба изменились. Она стала недотрогой, он-прекрасным манипулятором. -Ты была единственной, кто не испугался меня с первого взгляда. Наоборот! Ты решила закатить мне истерику, - Самаэль рассмеялся чуть склонившись над девушкой которая к тому моменту успела обнять его и даже отпустить его, переместившись за его спиной. Было приятно от такой близости, но совсем не так как обычно бывает. По-другому, по-новому. -Я не верил в судьбу. Для меня судьба в руках человека. Каждый миг это творение наших рук. Но наша с тобой встреча... мне кажется это заставляет усомниться в подобных мыслях, ты так не считаешь? - Он повернулся к девушке и одной рукой обхватил талию француженки, чуть прижимая её к себе. И всё это время он смотрел лишь в её глаза. -Тут красиво благодаря тебе, Конни...

Constance Carre: Констанс не знала, что делать и что говорить, видя ужасающее детское воображение кровяное пятно на спине мальчика. Храбрость и дерзость остались в доме, а когда она осталась наедине с гостем, да и в такой щепетильный момент, девчонка была готова опять убежать, оставив "больного" дальше переносить все тяготы и лишения в виде общения с дочерью хозяев. Она ничего не говорила - лишь внимательно осматривала пятно, не решаясь даже дотронуться до мальчика. Страх сковывал тонкие пальцы, парализовал все тело, и Констанс беззвучно глотала воздух, пытаясь понять, что же ей нужно делать. А нужно было "всего-то" отвести мальчика в дом, сказать маме, что он ударился об угол стола в комнате для гостей, и чтобы мама обработала рану специальными мазями. Но нет. Упорство и твердолобость Констанс заставили ее неподвижно стоять на месте. Мальчик ее оскорбил. Мало того, что он нечаянно наступил на руку, так он еще и заявил, что не играет с детьми. Карре долго выдерживала паузу, но все-таки сдалась. – Вы холодный, - безапелляционно заявила она, дотрагиваясь пальцами до рубашки Самаэля. – Холодный человек. Аг'гессивный и ошшень...- закончить девочка так не сумела, посчитав, что свой долг она выполнила с присущим любой даме достоинством, и что лучше будет промолчать. Отойдя на пару шагов назад, Констанс вновь огляделась: они были в саду, где садовник обычно оставлял большие ножницы для роз и пионов. Они по обыкновению лежали на скамейке. Взяв их, Карре ни на секунду не отводила взгляд от Трэверса, надеясь, что тот не сбежит и не наябедничает взрослым о сумасшедшей девчонке, решившей над ним подшутить. Но она действительно думала, что ему будет весело. Это еще больше ранило ее самолюбие и подтвердило истину: "инициатива наказуема". – З'гя, - вдруг резко добавила Конни на джентльменский жест гостя, вновь подходя к мальчику. – На вашем месте любой поспешил бы пожаловаться на меня. Вину надо уметь п'гизнавать, шшто я и сделала, а вам нужно уяснить, шшто не все дамы любят поко'гность и мане'гы. - Столь громким словам Констанс научилась у матери и ее подруг, когда те обсуждали своих мужей, смысл жизни и истинное предназначение любви. Девочка не совсем понимала смысл этих слов, но разумно посчитала, что они могут как нельзя лучше подчеркнуть драматичность ситуации и добрую натуру француженки. – Я вас п'гошу: отве'гнитесь, s'il vous plait. Я же знаю, шшто вам больно. И никто не узнает о том, шшто п'гоизошло. Слово Констанс Ка'ге. - Девочка, еле совладав с дрожью в руках, поддела ткань и ножницами разрезала материю вдоль. Ей было неприятно от одной мысли, что мальчику может быть больно, однако она старалась аккуратно приподнимать алую ткань, слипшуюся с кожей. – Ооооооо, mon Dieu! 'гана не глубокая, но пошшему у вас так много ш'гамиков и ссадин? - Она задавала много вопросов, чтобы отвлечь Самаэля. Ей нужно было его общение, почему - она еще для себя не решила. Просто, наверно, он такой смелый и бесстрашный, и холодный, ненастоящий, волшебный. – Папá на мой анниве'гсе'г пода'гил мне одно лека'гство, шштобы мои 'ганы быст'го заживали. Я не такая, как д'гугие мадемуазель: я ошшень подвижная и всегда падаю, лазаю по де'гевьям и п'гыгаю с качель, но мне зап'гещают. - Конни то ли хвасталась, то ли жаловалась, но это было лишь маневром, чтобы она достала из кармашка юбки крохотный пузырек с красной жидкостью. Капнув несколько капель на кожу Самаэля, она принялась смотреть, как густой белый дым поднимается вверх, как кожа, покрытая мурашками, заживляется. – Вам все ешше больно? - Удрученно вопросила она, отбрасывая ножницы садовника в кусты и усаживаясь на траву. И все же. – Идите пе'геоденьтесь и спать, и оставьте 'губашку Мими и Клоди, нашим эльфам-домовикам, пока вы будете спать, они убе'гут следы к'гови. -А 'газве нет? Видел бы ты тогда свое лицо! Я его навсегда запомнила! Ты такой же, как и тогда: неп'гиступный и далекий Самаэль. Не могла же я вести себя так, как ты, - Карре ослепительно улыбалась, не обращая внимания на усмешку Самаэля. Все носят маски, все лгут. – Это п'гавда было похоже на исте'гику? Я ста'галась сделать так, шштобы ты запомнил меня, ведь никто не доставлял мне столько хлопот! Как мне загладить свою вину? - Продолжала мурлыкать Констанс, слушая прекрасные и привычные льстивые нотки и повинуясь мужской руке. Мерлин, она опять вернулась в детство: опять осталась наедине с прекрасным Люцифером, но только не будет винить себя ни в чем, как прежде. – Я склонна полагать, шшто ты не совсем п'гав, - она, касаясь подушечками пальцев лица Самаэля, загадочно улыбалась, взвешивая каждое слово и отводя взгляд в сторону, - если судьба во власти людей, мы способны ею уп'гавлять и ве'гить в нее. Поэтому я же ве'гю, шшто все нам п'геднаписано, - это ошшень 'гомантишно и в духе ф'ганцузов. И все-таки, какими бы мои слова высокопа'гными ни казались, наша вст'геч'а п'гоизошла для того, шштобы изменить п'гошлое. Я надеюсь, ты не де'гжишь зла на меня? Нет, ну а что еще она могла сказать? По мнению француженки, женский лепет и глупые вопросы – лучшее, что можно использовать, сознавая маленькое поражение.

Samael Travers: Мальчик совсем не двигался, казалось что он вовсе перестал дышать. Он не поднимал глаза на девчонку, которая что-то говорила ему, и смотрел себе под ноги пытаясь стерпеть эту противную боль. На самом деле боль была не настолько сильной, Самаэль привык к разным ранам и царапинам, но вот красное пятно на рубашке обязательно привлекло бы внимание дяди. И дело не в том, что он разозлится, нет конечно же, а в том, что он обязательно подумает, что Самаэль ещё слишком мал для подобных путешествий если уж даже за собой не может присмотреть. Мальчишка сжал руки в кулаки от злости почти не слушая щебетание маленькой француженки, которая кажется была достаточно обиженна на него. Она была права, он очень и очень холодный человек. Слишком холодный наверное, но что поделаешь уже поздно что либо менять, да и Самаэль совсем не хотел меняться. -А мне безразлично, что некоторые дамы не любят манеры и покорность. Правила есть правила, и для всех они одинаковы. Если же вы, мадемуазель, хотите жить по своим правилам, то я вам не помощник, - гордо ответил Самаэль на слова Конни и обязательно вскинул бы голову вверх в знак превосходства, только в данном положении было уж очень неудобно делать настолько резкие движения. Он чувствовал какую-то неописуемую обиду на эту девочку. Трэверсу хотелось как можно поскорее уйти отсюда, сбежать, всё что угодно только бы быть как можно подальше от этой темноволосой француженки, которая всё щебетала и щебетала. Но вместо того чтоб убежать Самаэль поддался прикосновению маленьких ладошек и отвернулся давая девушке возможность помочь ему, или сделать то, что она называла «помощью». Мальчику было немного больно когда Конни начала поднимать ткань которая прилипла к ране, только он ни слова не проронил. А девочке тем временем удавалось не переставая болтать, и при этом что-то делать с его раной. Когда она спросила насчет шрамов Самаэль чуть вздрогнул и даже дернулся чтоб повернуться к ней и спрятать свою спину, только боль заставила его замереть на месте. Он стиснул зубы и промолчал — лучшее, что он сейчас мог сделать. Не обязательно маленькой принцессе знать всё о настоящей жизни. Самаэль почувствовал что-то очень теплое, а потом боли как будто и вовсе не было. Мальчишка неподвижно стоял пару секунд, а потом выпрямился поворачиваясь к девочке. Конни успела присесть на землю, и теперь она казалась ещё меньше по сравнению с ним, чем прежде. Для своих лет Трэверс уже был достаточно высок, а француженка напоминала крохотную фею. К слову о феях, Самаэль в них не верил. Мальчик поправил воротник рубашки и застегнул пуговицы на жилете. Он попытался хоть каким-то образом спрятать под ткань алое пятно на рубашке, но ему не удалось. -Я не хочу спать, - твердо отрезал Трэверс и чуть нахмурился смотря на девочку. Надо было поблагодарить её за оказанную услугу, даже если она и была виновницей всего, что с ним случилось минуту назад. Самаэль отвел взгляд и собрав всю волю в кулак выдавил из себя, - Благодарю за помощь, мадемуазель Карре, - он снова чуть нахмурился, словно ему было неприятно от сказанных слов. Конечно лично Самаэль считал, что девочка очень даже провинилась, но джентльмены никогда не обвиняют женщин, поэтому ему пришлось стерпеть обиду на этот раз. И благодарить он не любил, а эта девочка заставила его это сделать. Крохотная бабочка опустилась на его плечо. -Некоторые вещи не меняются, увы, - Трэверс прекрасно понимал что имела ввиду Констанс. Наверное он и правда не изменился с тех самых пор. Всё такой же неприступный и далекий, только теперь он стал циником и жестоким, а в детстве он был немного другим. Дядя всегда говорил, что даже в детстве Самаэлю хватало жестокости, но это было игрой по сравнению с тем, что он мог сделать сейчас. Если ребенка многое останавливает, то для взрослого таких преград уже не бывает. -О, тогда тебе удалось! Я запомнил каждое слово которое ты мне тогда сказала, - слизеринец рассмеялся, - Особенно то, что я «очень холодный и агрессивный человек». Сейчас мне смешно вспоминать ту встречу, а тогда... тогда я был настолько обижен на тебя, что хотел как можно побыстрее оставить ваш дом, Париж, и Францию... - Самаэль усмехнулся ощущая тонкие пальчики француженки на своем лице. Пару мгновений Трэверс наблюдал за её движениями и слушал её слова, а потом перехватил её тонкие пальчики рукой и улыбнулся ей. -Конечно я не держу на тебя зла, Конни. Для этого ты слишком красива, - конечно Констанс Карре наверное тысячу раз слышала подобные фразы, но никогда прежде их не говорил ей тот самый мальчик, который однажды очень сильно ранил её самолюбие. -Но я бы не отказался еслиб ты попыталась загладить свою вину, Конни, - хитро усмехаясь начал слизеринец, - Понимаешь, тогда мне было достаточно больно и ты как бы оскорбила меня... - Самаэль улыбнулся и поддавшись чуть вперед коснулся губами губ француженки. Поцелуй совсем не требовательный, хоть и достаточно властный, в стиле Трэверса.

Constance Carre: Констанс считала пролетающих светлячков, поглядывая на Самаэля, который решил поиграть с ней в молчанку. "Какой ребенок!", - обиженно думала про себя девочка, пытливо изучая спину гостя. Так не должны вести себя взрослые дети. И пускай Самаэль стойко перенес милые издевательства Карре, он все равно должен был, по ее мнению, излучать радушие и вести умные беседы. О чем? Ну, начать можно было бы с ответов на вопросы Конни. Однако девочка, сама того не подозревая, не хотела вести "великосветскую" беседу, предпочитая гордиться тем, что у нее есть новый знакомый, который может стерпеть боль и держаться гордо, словно ничего и не было. Это, безусловно, оставляло неприятный осадок, рушило все планы и мечты, но как же это здорово - разговаривать так, словно они уже взрослые. -А мне, п'гостите, без'газлишшно, шшто вы следуете п'гавилам, ком пти анфан!* Вы гово'гите неве'гно, потому шшто я п'гавилам не следую, - о, если бы маленькая Констанс следовала правилам, она бы сидела в гостиной с этим мальчиком и молчала, дожидаясь возвращения родителей, или мальчик бы играл на пианино, как это делали знакомые Конни, а та ладошкой прикрывала бы рот, борясь со сном. Фу, правила, кому они нужны? Карре, стоит сказать, не ожидала, что ее любопытство дойдет так далеко: плохо отразится на госте. Однако ему не должно было быть скучно с ней, но и не весело тоже, впрочем. Если же Самаэль едва ли не каждый день общаться с такими, как Констанс, то девочке следовало бы выбрать другую "тактику", но ведь ей очень-очень хотелось запомниться и понравиться мальчику с холодными глазами. Делала Конни это неумело и глупо. -Пошшему? - Удивилась она, - вы, наве'но, ошшень устали.. - грустно добавила девочка, потупив взгляд. Она уже не знала, как еще развлечь Самаэля, как заставить его думать, что она не такая, как все девочки, пока не услышала слова благодарности. Смущение и чувство неловкости сковали Констанс по рукам и ногам: никогда она не слышала, чтобы ее благодарили, да за что? За помощь, причем вынужденную, по своей же глупости. - Нет-нет, не надо, - только и могла промолвить девочка, мотая головой. Конни просто не умела правильно принимать благодарность, ведь нужно говорить что-то в ответ. - И спасибо вам, шшто остались… я всегда боялась остаться в этом саду одна. -Совсем-совсем не меняются? Не ве'гю. Ты вспоминаешь эту вст'гечу, улыбаясь, а тогда был обижен. А я тогда ошшень боялась, шшто ты сделаешь мне какую-нибудь гадость или 'годителям 'гасскажешь. Всё меняется и все меняются. Невозможно изменить человека, пока он сам этого не захочет или обстоятельства не сложатся определенным образом. Невозможно верить, что прожженный циник станет дарить тепло, грубиян и хам - делать комплименты, а искусный манипулятор - даст волю другим. Тем не менее, было в этом что-то тайное и безумно трогательное, детское, что останавливало Констанс от поспешных выводов. Ей, как уважающей себя мадемуазель, следовало выскользнуть из объятий Трэверса, послать воздушный поцелуй и, не говоря ни слова, убежать, а завтра делать вид, как будто ничего не произошло - ей так можно поступать, да сколько раз она так делала, в конце концов. Мешало как раз таки теплое чувство, идущее изнутри, согревающее подобно долгожданному майскому солнцу. Чувство, от которого подкашивались ноги и леденели руки; от которого в животе, странно подумать, порхали бабочки, в голове рождался рой несвязных мыслей. Загладить вину одним поцелуем? Поистине это самый легкий и приятный способ получить прощение за боль. В полумраке движения девушки казались особенно плавными и осторожными, прикосновение губ – дразнящим, легким, игривым, насмешливым, словно Карре могла прервать поцелуй и пожелать спокойной ночи, растворившись в темноте. Прежде она не чувствовала такого трепета и мимолетного страха, и как потом завтра смотреть ему в глаза? Demain sera un autre jour. Констанс хотелось бы посмотреть на себя и Самаэля со стороны. Какой позор для Шармбатона: в первый же день позволять себе такие вольности… *как маленький ребенок



полная версия страницы