Форум » Архив «Lumiere-77» » Price of life, yours or someone else's » Ответить
Price of life, yours or someone else's
Nathaniel Eldredge: Дата: январь 1982 года. Место: где-то в Лондоне, Англия. Участники: Nathaniel Eldredge & Bellatrix Black. События: Воландеморт исчез в ночь на 31 октября 1981 года, его приспешники до сих пор в недоумении, а обычные люди вздохнули с облегчением; но напрасно, опасность поджидала их в самых неожиданных местах. Примечания: будущее.
Ответов - 14
Bellatrix Black: Теплый свет фонаря окрасил крыльцо в россыпь из оранжево-фиолетового снега. Крупные снежинки не спеша ложились сверху, покрывая перила будто слоем сахарной глазури. Пожалуй, если бы с ее ракурса сейчас смотрел хозяин дома, он бы нарисовал чудесную картину, что передала бы всю сказочность снежной лондонской ночи и уют медового света, что лился из окон. То, что нужно подавляющему большинству усталых путников. Но только не Беллатрисе Лестрейндж. Коротким раздраженным взмахом палочки и невербальным заклятием женщина в черном плаще разбила стекло фонаря и все это сладкое великолепие. Этот мир не мог быть так безобразно красив, когда в ее жизни перечеркнули все цвета. Она лично заставит носить траур тех, кто посмел ликовать в час ее затмения. До тех пор, пока Лорд не вернется вновь, все вокруг будет монохромно. С помощью простого заклинания дверь дома легко отворилась, а в прихожей ее не встретила ни одна ловушка, даже неприлично как-то быть столь легкомысленным. В прочем, потеря страха некоторыми волшебниками была ей сейчас как нельзя на руку., так что без лишней возни можно было проникнуть в чужое жилище и быть готовой к тому, что непрошеному гостю нечего остерегаться. Белла не стала зажигать свет и бесшумно, практически как еще одна темно-серая тень среди остального мрака, прошла в гостиную и замерла у одного из окон. Внизу был все тот же разбитый фонарь, уже успевший покрыться шапкой из снега, будто кто-то стер ластиком его верхушку. И ластик этот был в ее руках. Оставалось стереть еще одного заигравшегося художника, чья фигура вот-вот аппарирует на крыльцо, испортив ее идеальный черно-белый набросок.
Nathaniel Eldredge: Война закончилась, как говорили многие. Тёмного Лорда больше нет, а, значит, можно спать спокойно. Вся Магическая Британия, некогда охваченная хаосом, болью и невыплаканными слезами, возвращалась к жизни. Медленными, неуверенными шагами люди пытались прийти к тому, что называли Новым миром. Расправляли плечи, вздыхали полной грудью, пытались улыбнутся - не вымученно, но искренне, с облегчением. Рано радовались, кому-то еще предстояло продолжить свою собственную войну, где ты и воин, и стратег, и палач. Семейство Элдредж на протяжении долгих лет сохраняло нейтралитет: Арчибальд и Лилиан считали, что война - это война, но ввязываться в борьбу они не собирались, и пытались уберечь своих детей всеми возможными способами. Но, кажется, не совсем успешно. Натаниэль хоть и закончил Слизерин, но метка Пожирателя Смерти и служение Воландеморту его не прельщали. Он не понимал его политику, не понимал своих однокурсников, изо дня в день готовых совершить нечто ужасное во имя Тёмного Лорда, не понимал, зачем продавать свою жизнь в обмен на сомнительные перспективы. И несмотря на все старания родителей, молодой человек все же стал склоняться к тому, чтобы принять одну из сторон. Нет, он не собирался вступать в ряды Ордена Феникса, хотя мог бы. Он не поддерживал открыто политику Министерства Магии - он пытался оставаться нейтральным. Но как известно, самые роковые ошибки - случайны. Кто же знал, что посещение приема у Аугусты Лонгботтом и заведение дружбы с этими милыми людьми окажется роковой ошибкой? Элдредж аппарировал на крыльцо дома, в котором он жил вот уже некоторое время. Фонарь, обычно освещавший ступеньки и входную дверь отчего-то не горел. Нейт поднял голову и обнаружил, что он был разбит. Молодой человек нахмурился, несколько секунд, не отрываясь, смотря вверх. Элдредж должен был догадаться, что что-то не так, задуматься о том, что это не спроста. Но нет. Пожав плечами, художник вошел внутрь, разделся и прошел в гостиную. Он хлопнул в ладоши, вся гостиная утонула в свете, а вот Натаниэль замер. В комнате он был не один - около окна стояла женщина, чье лицо было знакомо еще со школьных времен. Элдредж отшатнулся. Чем он мог привлечь внимание Пожирателей Смерти? Да еще и ее? -Беллатриса? Что ты здесь делаешь? - друзьями они никогда не были, но в Хогвартсе раз от разу общались. Хотя, как давно это было? Казалось, сотни лет назад. И с тех пор как девушка приняла метку, в последствии заработав славу фанатичной последовательницы и обожательницы Воландеморта, ее боялись. Даже однокурсники, которым было нечего скрывать. Или это самообман?
Bellatrix Black: Дальнейшее происходило как в немом кино. Жертва возвращается домой и не подозревает, что ее уже ждут. Где был мужчина до этого - уже неважно. Вдохновленный ли успехом на любовном фронте, уставший ли после рабочего дня, вскоре все это станет лишь слайдами из недавнего безоблачного прошлого. Беллатриса ждала. Она научилась быть неторопливой и ждать, заламывая руки, всматриваясь подолгу в одну точку. С виду совершенно безучастная она превращала свое нетерпение в предвкушение и сжимала его до крохотного комочка, что в любую минуту был готов взорваться, сметая весь здравый смысл на своем пути. Психологическое самоистязание опаснее голода и жажды крови. Именно от него в голову лезут самые безумные мысли. Поверить в то, что смерть добралась до величайшего гения, было выше ее сил. Хозяин был выше обычной человеческой жизни, следовательно, он был неподвластен и обычной смертной участи. Как могли они верить в обратное? Это лишь испытание. Испытание ее верности, ее стойкости. И видит Лорд, она его выдержит, не будь она Беллой Лестрейндж. Женщина подняла палочку к лицу, занимая атакующую позицию. Дверь в прохожей хлопнула, впустив внутрь слабый порыв январского ветра. Призрачный тюль зашевелился, будто нарочно привлекая к себе внимание хозяина. Но тут зажегся свет.. Готовая к встрече, Беллатриса наклонила голову и широко улыбнулась, что не предвещало ничего хорошего. - О, я бы с радостью поговорила и даже поиграла с тобой, мылыш..Но вопросы здесь буду задавать я, - с подчеркнуто ласкового тона она в момент перешла на привычные звеняще-рычащие нотки привыкшей командовать женщины. - Инкарцеро! – в следующую секунду Белла уже наколдовала путы для Элдреджа, что как мушка угодил в ее паучьи сети. Бедная красивая мушка, что так неосторожно оказалась главным препятствием на пути к допросу проклятых Лонгботтомов.
Nathaniel Eldredge: Он мог бы догадаться, зачем она пришла, мог бы, но не захотел. Теперь все вставало на свои места: разбитый фонарь, странное предчувствие, охватившее молодого человека, когда он поворачивал дверную ручку и оказался внутри. Не стоит недооценивать интуицию, особенно если раньше она тебя никогда не подводила. Но Элдредж оступился, потерял бдительность и теперь, кажется, попался. Прочные пути, подобно змеям, зависшим в воздухе, вытекли из палочки Беллатрисы, сковывая Натаниэля по рукам и ногам, полностью лишая его возможности двигаться. В глазах мелькнул страх - перед такой женщиной как Лестранж, пасовали даже самые смелые мира сего, а уж Нейт героем-воителем точно не был. И он не собирался скрывать того, что он боялся ее. Многие считали ее помешанной, сошедшей с ума, одним словом очень опасной - и они были правы. Не боялись только глупцы. Ее голос будоражил, не в самом лучшем смысле этого слова, было в нем что-то дьявольское, одной своей интонацией, угрожавшей твоей жизни. Время бояться еще больше. -Чтобы ты не спросила, мне нечего скрывать. - Натаниэль вздернул подбородок вверх. Да, он боялся, но это не означало, что он собирается терять чувство собственного достоинства и пасовать, даже будучи связанным. -И я тебе не малыш, ты всего лишь на год меня старше, Бэлла. - возможно, стоило промолчать, покорно ожидая, что же последует дальше. Империо? Круцио? Или еще какое непростительное заклятие, которое заставит его ползать на коленях и молить о пощаде? Что ж, 22 года почти безмятежной, здоровой жизни без переломанных конечностей того стоили. Война-то закончилась, но не для всех. Нейт закусил губу, смотря на Лестранж. Что же она медлит? Хотелось побыстрее расправиться с этим, но он знал, кто она такая, а, значит побыстрее не получится - Беллатриса будет растягивать удовольствие, и лучше бы ему приготовиться.
Bellatrix Black: Когда собираешь хворост для костра, никто не берет полусгнившие или хлипкие ветки. А ведь их куда проще сломать. Так и с людьми. Чем тверже и несгибаемее человек, тем приятнее и громче будет треск при его разломе. А в том, что сломать можно каждого, только разный коэффициент приложенной силы, Беллатриса была уверена. Натаниэль был словно призраком из прошлого. Не приукрашенный шрамами, еще не потерявшей внешней молодости. Может быть, поэтому он казался ей «малышом». Он слишком мало жизненной силы отдал этой войне, передовые фронты которой за месяц могли перечеркнуть молодость любого несовершеннолетнего юнца. Вот и на лице еще молодой Беллатрисы давно уже красуются следы часто ломаного носа и шрамы на висках, а еще имелись седые волоски – по одному за каждую неудачу. Женщина усмехнулась, словно горькой шутке и медленно пошла навстречу Элдреджу, будто специально растягивая каждый шаг. - Один год жизни, да. И десятки чужих смертей, - наотмашь ударила она Нейта по щеке так, что тот мог и упасть, если бы не был так крепко связан. Ему не следовало забывать, в каком он сейчас положении, и тем более выводить ее из себя. Кажется, пора было напомнить, а заодно переходить к сути ее нечаянного визита. Схватив цепкими костлявыми пальцами Натаниэля за подбородок, Беллатриса держала его голову так, чтобы он не мог отвернуться и начала говорить с постепенно нарастающей громкостью: -Что ж, тогда ты, несомненно, расскажешь мне, где сейчас твоя дорогая сестрица. И как в ваши прелестные головки вообще пришла мысль о том, чтобы покрывать Лонгботтомов. И я не советую тебе молчать! – она все же сорвалась на крик и яростную гримасу. Глаза ее горели безумием, сжатые зубы безжалостно скалились. Как много всего у нее было с приставкой "без". Только так и можно научиться действительно отнимать у других: жизни, боль, радость, любовь. Что заберет с собой она сейчас?
Nathaniel Eldredge: Что он мог ей противопоставить? Ровным счетом ничего. Он был лишь простым художником, с постоянными треволнениями в жизни и странной пустотой внутри. Эта война, несмотря на то, что обошла его стороной, слишком много забрала себе и все еще продолжала забирать. Беллатриса пришла с определенной целью не уйдет, покуда не получит желаемое. А что мог он? Ничего, он мог лишь пытаться. У него даже возможности сопротивляться не было: руки и ноги связаны, до палочки не добраться. Началось. Голова мотнулась в сторону. Натаниэлю в действительности показалось, что сейчас он упадет: как безвольная тряпка рухнет на пол, чтобы никогда не подняться. Интересно, она пришла убить его или просто помучать? Впрочем, одно от другого не так уж далеко, если дело касалось Лестранж. -Ты отвратительна. - совершенное серьезно отозвался бывший слизеринец, словно говорил о погоде за окном - констатация факта, кто бы спорил? Он чувствовал, как щека горела и очень хотелось дотронутся до пылающего места, тем самым охладив его, но возможности не было никакой. Оставалось только терпеть этот зуд. Лицо молодой женщины оказалось совсем близко от его лица. Нейт замер: не моргая, не шевелясь. Он просто смотрел в ее пустые и холодные глаза. Глаза, принадлежащие убийце и способные превратить его в порошок. -Амалтея здесь ни при чем. Ее даже нет в Англии. - ничто не дрогнуло на миловидном лице художника. Во чтобы то ни стало, он должен был ее защитить. Пусть Беллатриса ударит его, размажет по стенке, чтобы она не сделала - Амалтея здесь не при чем. Он будет твердить это, пока хватит сил. -Покрывать Лонгботтов? С какой радости мне это делать? - врать он умел и делал это совершенно безнаказанно, до этого момента, с непроницаемым лицом. Пожалуй, две спасенные жизни стоят того, чтобы за них бороться. Конечно, это не десятки или бог знает сколько, унесенных палочкой Лестранж, но все же. -Твои источники тебя подводят. Если ты решила, что я покрываю их только потому, что был на приеме у Аугусты, смею тебя огорчить: она подруга моей семьи и постоянная клиентка моего отца. Это был визит вежливости. - правдоподобнее было только солнце на небе днем и луна ночью. -Еще вопросы? - Элдредж, ну кто тебя тянет за язык? Ты и так получишь свое сполна, а теперь - вдвойне. Молчал бы уж лучше. Но нет, в Натаниэле говорило что-то, что отчаянно верещало и вопило против покорного смирения перед Беллатрисой. Роковая ошибка? Кто знает. Может, повезет, и она оставит его полуживым.
Bellatrix Black: Ее ладонь горела чужой болью. Теперь на лице красавчика отчетливо виднелась ее личная метка, вероятно, такая же пульсирующая и пылающая, как и ее рука. Это чувство заранее связывало их теснее наколдованных плетей. Предвкушение единения пытающего и его жертвы, когда чужая боль пропитывает тебя силой, растекается незримо по венам, даря настоящий экстаз. Беллатриса надула губы, словно приняла близко к сердцу, этот анти-комплимент. Ничего, то были лишь цветочки. Агония еще покажет ему, вселяя либо еще большее отвращение, либо чувство необъяснимого преклонения, как перед неким божеством. Когда мир вокруг становится бездной боли, так трудно узнать заранее, как сильно меняется твое мироощущение под заклятием Круциатус. - О, как жаль, - искривив брови домиком, как у грустных клоунов, поцокала языком женщина. По их сведениям, младшая Элдредж действительно вряд ли находилась в Англии, так что, возможно, Нейт даже говорил правду. - С какой радости? Ну, может быть, две крысы почуяли беду и собрались укрыться у..кого-нибудь из друзей семьи, - Лестрейндж отпустила его подбородок и начала медленно обходить связанного по рукам и ногам парня. - А, ну, конечно. Визит. Как я могла забыть, мне же тоже пришло приглашение на чай, - оценив собственную шутку, Белла захохотала в голос. Все, кто когда-либо слышали ее смеющейся, могли потом без труда отличить ее хохот из сотни других. Пронзительно ледяной и будто захлебывающийся вспышками гнева и новой порцией смеха. - Какая чудесная история…Вот только это все Ложь, - последнее слово она специально крикнула ему прямо в ухо, чтобы тот поморщился и на секунду потерял концентрацию. А вслед за этим губы медленно расползлись в улыбке. Пора. - Круцио! – скомандовала она. Кажется, Натаниэль еще не уяснил, что за каждый неправильный ответ его будет ожидать кнут, пока она не добьется результата. Только в этом случае, его, возможно, оставят в живых.
Nathaniel Eldredge: Исход этой встречи был ясен практически заранее. Пытка - это боль, отложенная на "сейчас" и на "потом". Натаниэль о Непростительных заклинаниях читал лишь в книжках, да слышал на уроках защиты от темных искусств. Он не мог себе представить те ощущения, которые должны пронизать тело от кончиков пальцев на ногах до корней волос. Он знал, что это нестерпимая боль до хрипоты, до ломоты в костях, когда кажется, что голова вот-вот лопнет. Но так было написано в книгах. Это были чьи-то эмоции, не его. Они были субъективны, а потому неправдоподобны. Интересно, а боль можно нарисовать? -Они друзья семьи, ты права. Но это не значит, что я бы стал рисковать своей жизнью и жизнью Амалтеи, жизнью родителей. Все это прекрасно понимают, и никто не хочет обнаружить над своим домом Чёрную метку. - он скривился. Точнее Натаниэля всего перекосило, словно от неприятных ощущений: вначале из-за смеха Беллатриссы, потом из-за ее выкрика про "ложь". В этой женщине все было пропитано ядом: глаза, голос, жесты, походка, - абсолютно все. Казалось, что если пробыть с ней в комнате чуть дольше, можно заработать токсический шок, аллергию, что угодно, неважно, важно лишь то, что боли не избежать. Глаза резануло белой вспышкой: боль была такая, что через мгновение Элдредж рухнул на пол и обязательно забился бы в конвульсиях и предсмертных судорогах, если бы не был связан по рукам и ногам. Ооо, то, что бы описано в книжках - действительно субъективно. Такое не опишешь словами, когда кажется, что тело медленно насаживают на ножи, словно мясо на шпажки, когда вдевают в самые болезненные точки, полные нервных окончаний, острые иглы. А потом дергают...дергают...дергают. Натаниэль закричал. "Будь мужчиной и молчи" - здесь не работало. Невыносимо. Нестерпимо. Хотелось, чтобы все поскорее кончилось. Пусть лучше она убьет его, пусть, только не мучает! -Я не знаю, где они! Я не покрываю Лонгботтомов! Не знаю, не знаю, не знаю, где они! - эти слова были вырваны из сердца, сорваны с губ и растоптаны о запыленный пол. Ему было так больно, что ни о чем другом он думать просто не мог. А Лонгботтомов он в действительности не прятал. Это была правда.
Bellatrix Black: Его слова казались правдивыми, но не внушали веры. Если бы действительно никто не хотел обнаружить Черную метку над руинами того, что прежде звали домом, то война прошла бы быстрее и не с такими потерями для многих семей. Нет же, находились безумцы и умники, которым все ни по чем, они ставили на карту все и всех, при этом все еще страшась потерять свой ценный багаж, и потому так отчаянно сражались. Беллатриса так и не познала их странную логику, но уже не ошибалась на их счет. Некоторые в своей игре в благородство действительно заходили так далеко, что готовы были рискнуть даже не своей жизнью. Тем временем эти умники не знали настоящей жизни. Как невозможно познать, что есть огонь, не обжегшись однажды, нельзя было узнать ценность своего существования, не испытав близость ее потери. Страшные муки, на которые обрекала Беллатриса своих жертв – ее дар, ее урок. Она открывала им их тела с новой стороны, заставляла чувствовать каждый нерв, каждую клетку, освобождала сознание от напрасной суеты. Вот что значит быть живым, видишь? Когда просишь смерть прийти за тобой, но все безответно, когда кажется невозможной каждая секунда этого времени. Так младенцы кричат, появляясь на свет. Кричи и ты от того, что все еще живешь. - Диффиндо! – указав палочкой точно на путы, что связывали Натаниэля, она разрезала их, чтобы у жертвы не было лишней опоры. Теперь он мог корчиться у нее под ногами, и Беллатриса наслаждалась каждым мгновением своей власти над этим существом. - Ничегошеньки не знаешь? – сюсюкаясь с ним словно с маленьким ребенком, снова спросила Лестрейндж для достоверности, - Круцио! Повторная пытка даст твердо усвоить ему урок. Теперь Натаниэль Элдредж навсегда запомнит цену своей жизни. - В следующий раз выбирай друзей правильно.
Nathaniel Eldredge: Пожалуй, если бы в тот момент он мог бы знать, о чем думала Беллатриса Лестранж, он бы с ней согласился. Чувствуя боль, понимаешь, что живешь; узнаешь цену своего существования. Не жизни, именно что существования. Натаниэль чувствовал себя беспомощным, слабым, почти ничтожным. Ему было и тошно от этой мысли, и вместе с тем он понимал, что подобные эмоции напрасны. Здесь и сейчас Бэлла Блэк, которую он знал еще в школе, властвовала над ним. И сопротивляться было бесполезно. Веревки исчезли, а Элдредж заметил это лишь через несколько секунд, когда очередная вспышка боли заставила его скорчиться от боли и приложиться головой об пол. Теперь он понимал, почему люди, которых неоднократно подвергали пыткам, сходили с ума. В такие минуты ты не человек, а сплошной комок оголенных нервов - собственноручно размозжить себе голову об пол кажется спасительным решением, выходом из сложившейся ситуации. Извиваясь на полу в полупредсмертных судорогах - а Элдреджу казалось, что именно что в пред - он прокусил губу. Да так, что рот моментально наполнился металлической жидкостью, которую тут же хотелось сплюнуть, но он не мог. Боль не проходила, а усиливалась, и силы, именуемые естественным сопротивлением, покидали его. Если бы он верил в Бога как магглы, он бы помолился, чтобы все это побыстрее закончилось. Неважно, с каким исходом - просто закончилось. -Ничего не знаю о них, абсолютно ничего... - он уже не кричал, но голос звучал надрывно - слова давались с трудом. -Беллатриса, прекрати...пожалуйста. - впрочем, еще несколько минут подобного общения с Лестранж, и Элдредж просто отключится. Он и не догадывался, что его болевой порог настолько низкий. Или, может, у ведьмы слишком обостренное чувство справедливости, если дело касалось Круцио?
Bellatrix Black: Этот черно-белый мир мгновенно изменился, стоит лишь посмотреть вокруг. Или это лишь на сетчатке ее собственных глаз? Вкрапления красного тут же оживили реальность, разрушили идеальную гармонию однотонности, стали началом конца. Вспышки гнева женщины выплескивались наружу алыми каплями. Нет, то была не кровь. Ворота, ведущие в хаос. Вот-вот, они отворятся шире, и тогда ворвется ураган, смерч, снесет все на своем пути и разрушит ее так, что обратно уже не собрать. Все время на грани. По обе стороны пропасти, где себя уже не найти, одна лишь звериная натура. Ее ведет вперед лишь тонкая-тонкая нить. Она прошита через ее волшебную палочку и берет начало в его боли. Какая узкая дорожка жестокости. И шаг за шагом ты все больше не-человек, а искаженное насилием дикое подобие. Беллатриса уже не склонялась над своей жертвой, и заклятие круциатус уже не связывало их вместе. Женщина просто стояла, запрокинув голову назад, будто слышала одну лишь ей слышимую музыку и наслаждалась ей, как в последний раз. Алая пелена перед глазами была прекрасна. Чужие крики запечатлелись в памяти подобные витиеватому напеву какого-то шамана. Всполохи ярости как зарницы еще полыхали, но где-то на задворках разума. Подобно майской грозе эти стихийные чувства вот-вот закончатся, и Белла боялась упустить каждую секунду этой умирающей бури. Ее мысли были все еще полны предвкушений. Если уж она получила такой заряд жизни и энергии от Натаниэля, то как прекрасен будет ее гнев, когда она даст ему выплеснуться огромной волной на чету Лонгботтомов. Цунами накроет тот день и их всех, и она переродится в этом коконе чужих страданий. Скоро настанет тот миг, а пока..Пока.. Белла открыла глаза, возвращаясь в здесь и сейчас. На полу в скрюченной позе валялся Элдредж, представляя собой крайне жалкое зрелище. Кажется, все еще дышал. Надо же, какой крепкий орешек. - Тебя так трудно было разговорить. Интересно, легко ли будет заставить замолчать, - задумчиво стала размышлять вслух волшебница. Художник слишком много знал, чтобы проявляться неосторожность. С другой стороны, его труп выдал бы не меньше. - Ты хочешь жить, Натаниэль? – решила спросить она напрямик у измученного парня. Она уже вдоволь с ним наигралась, так почему бы не перейти на новый уровень откровенности.
Nathaniel Eldredge: Случайно или нет Бэлла оказалась тут, словно карающая богиня, ведомая волей судьбы? Происходящее явно доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие: Натаниэлю не обязательно было видеть ее холодные глаза, чтобы знать это, это просто чувствовалось в воздухе. Казалось, что вся комната пропиталась сладковатым, с легким душком запахом пытки и примешанного к этому удовольствия. Интересно, а сама Лестранж как относилась к боли? Терпела? Любила? Переносила? Странный, конечно, вопрос для человека, на котором только что несколько раз применили Круциатус, но молодой человек был слишком измучен и еле дышал, чтобы думать о чем-то, кроме своей мучительницы. Хорошо, что Амалтеи нет рядом. Пусть лучше на него обрушится весь гнев Беллатрисы, жажда выплеснется; пусть он отключится, что угодно, лишь бы Она была в безопасности. Шевелиться тоже было трудно: Элдредж подумал, что ноги и руки словно бы стали не его, а какими-то чужими, совершенно не слушались. Да, он выглядел жалко, распластавшись на полу; беспомощный, опустошенный, с прокушенной до крови губой. Он чувствовал во рту металлический привкус крови, но не мог даже сглотнуть, казалось, силы совсем оставили его. Как там говорилось? Художника обидеть может каждый? Может и не каждый, но Лестранж по части обид не было равных и, если сегодня она оставит его в живых, этот вечер он навсегда запомнит. И не только как воспоминание, прочно поселившееся в голове, но и как отголоски боли, огромной физической боли. Мысленно он уже перечил ей, отвечая что-то вроде "хочешь проверить?", но вслух решил промолчать. Слабость? Отнюдь. Кто знает, выдержит ли он третий Круциатус? -Я хочу жить, Беллатриса. - вся спесь с него слетела. Нейт больше не мог язвить, хотел, но не мог. Он уже начал бояться той боли, которую могла причинить ему Пожирательница. Он попытался сесть на полу: и сел, вытянув прямо перед собой ноги и посмотрел на ведьму снизу вверх. Она была хищницей, чувствовала себя всесильной женщиной, которую, вне сомнений, стоит бояться. И Натаниэль боялся. Теперь боялся. Боль всегда порождает липкий, тягучий страх, из-за которого не спишь ночами, потому что сняться кошмары. Наверное, Бэлле доставляло удовольствие быть чьим-то персональным кошмаром. Элдредж подумал о Лонгботтомах, и что с ними будет, если Пожирательница до них доберется. Он бы помолился за них, если бы верил в Бога. А так, он может только посмотреть на Лестранж, почти с гордостью, ожидая очередного удара и уповая на лучшее.
Bellatrix Black: Каждый раз, ломая чужое сопротивление, что казалось когда-то неприступной стеной, она чувствовала себя на вершине. Мира, если хотите. Свободы, если быть точнее. Беллатриса чувствовала себя неуязвимой, у нее не водилось лишней слабости. Ни обожаемых друзей, ни родственников, за которых можно было бы отдать свою жизнь. Да, у нее отняли идеал, богоподобного и лучшего из всех, кто когда-либо ступал по этой земле, но она не сломалась и не сломится в дальнейшем, какой бы стороной не повернулась к ней эта жизнь. И это действительно имело значение. Опьяняющее чувство превосходства и непоколебимая уверенность в собственной несгибаемости. Кроме того у нее зарождался новый план, куда более пригодный для беспроблемного осуществления. Многие бывшие союзники бежали, поддавшись своему испугу, старательно смывая налет железа со своих лиц, словно не было такой страницы в их биографии. Белла не терпела обмана, и она знала, кого можно было прижать за хвост побольнее, чтоб выведать нужную информацию. У этих людей нет чести, благородство им не знакомо, они были всего лишь трусами. А от трусов, как уяснила женщина по своему опыту, выведывать секреты даже слишком просто. Натаниэль же около ее ног трусом не был, о нет. Посмотрите-ка сколько искренности во взгляде. Разумеется, мальчику было за что любить эту жизнь, и были люди, которые в его жизни любили. Может быть, он думал, что она не понимает этого, но нет, она прекрасно понимала. Многие люди умоляли перед смертью, просили на коленях пощадить их ради кого-то, но подобные попытки не вызывали у нее ни малейшей капли жалости. Жить следовало ради себя и своих идеалов, считала Беллатриса. Однако, лишняя смерть вызвала бы лишнюю шумиху. Если бы она не была осторожна в последние дни, то всех их, тех, кто не сдался на милость Министерства, легко было бы обнаружить по следам из трупов. -Мне жаль, Натаниэль, - на выдохе протянула она, будто бы это было действительно так. О да, ей-то было чего жалеть – мышку придется оставить в живых. -Мне жаль, но нашу встречу тебе придется забыть, - кривляясь и хмурясь, словно дама из какого-нибудь романа, которая уговаривает возлюбленного позабыть сладостные минуты, Белла повертела в руках палочку пару секунд. -Ступефай! – твердо сказала она уже своим нормальным тоном, а затем закончила начатое, - Обливиэйт! Когда Элдредж очнется, ему будет действительно плохо, ведь тело еще будет помнить этот вечер, а вот память ничем не поможет юноше. Зато какой уникальный шанс для него начать свою жизнь с почти чистого листа. Беллатриса заклинанием уничтожила путы и в последней раз оглядела бесчувственно лежащее на полу тело.
Nathaniel Eldredge: Натаниэль отчего-то был уверен, что его страдания не сегодня не закончились. Он внутренне содрогался, готовясь к очередному удару. Но время шло, а его не следовало: неужели Беллатриса оттягивает сладостный момент причинения боли, давая своей жертве почувствовать призрачное облегчение? Кто знает, но Элдредж тяжело дышал и пытался настроиться на очередную вспышку боли. Хотя, как можно настроиться на боль? Люди не могут контролировать в этой жизни две вещи: боль и страх. Оба этих феномена не подвластны ни одному живому существу, и подобно безусловным рефлексам они сопровождают их всю жизнь, появляясь в те или иные промежутки жизни. И порой в самые неподходящие. Он непонимающе вскинул глаза на Пожирательницу. Забыть? О чем это она? Как такое можно забыть? Наверное, он слегка отупел от боли, потому как до молодого человека не сразу дошло, что имеет ввиду женщина. Она сотрет его память, заставит забыть под действием мощного заклинания о том, что сейчас произошло. Следы от веревок, шишка на голове и боль в груди останутся, а вот воспоминаний не будет. Фантомная боль. Он ведь никогда не сможет доказать, что все было реально и на самом деле. Ему будет страшно, откуда это ноющее чувство внутри, откуда покраснения на запястьях и пульсирующая боль в голове? Да, с утра Элдреджа накроет настоящая паника, он будет думать о том, что сошел с ума или еще чего похуже. И все же он бы предпочел не забывать: ведь воспоминания - это лучшее, что есть у человека. Нейт хотел было возразить Лестранж, но чтобы он сказал? Не стирай мою память, я никому не скажу? Ха, черта с два, она бы ему поверила. Художник не успел ничего сказать: сначала все его тело онемело, Ступефай у Беллатрисы был замечательный, а потом Обливиэйт. Путы исчезли, но он не заметил этого: он был дезоеринтирован, такое всегда бывает после заклинания, стирающего память. Должно пройти какое-то время: полчаса, час или больше, чтобы бывший слизеринец пришел в себя, поднялся с пола и начал соображать. А пока он лишь лежал и смотрел на потолок, на котором отражались вспышки света, испускаемые еще одним уличным фонарем, светившим в окно. Так странно. Натаниэль не слышал, как тихие шаги Лестранж удалились, как скрипнула входная дверь. И уж тем более он не слышал, как раздался хлопок аппарации. Следов преступления больше не было, и ничто не способно помочь вспомнить. Лишь боль. И цена жизни, своей или чьей-то еще, которую понимаешь в один из подобных моментов.
полная версия страницы