Форум » Архив «Lumiere-77» » Обед для дементоров » Ответить

Обед для дементоров

Bellatrix Black: *посвящается людям, без которых не было бы становления Беллы, без которых даже не могу представить свое сегодня и завтра. Алиса, Рудольфус и Барти со времен blackwar. Происходящее имеет место быть исключительно в голове заключенной Беллатрисы Лестрейндж, и никто не может поручиться за правдивость описанных событий.

Ответов - 1

Bellatrix Black: Мысленные катаклизмы в отличие от природных случаются куда чаще, даже если брать жизнь одного конкретного человека. Сотрясение устоявшихся ценностей, цунами безнадеги редко кого обходят стороной. Но куда страшнее полный штиль, когда у тебя уже не осталось ничего. По крайней мере так кажется.И даже наличие собственной физической оболочки в такой ситуации отнюдь не радует, скорее держит тебя, не давая убежать из персонального чистилища. Беллатисе Лестрейндж тоже казалось, что у нее более ничего нет. Этот мир отнял у нее невосполнимых людей, погубил веру, и в конце концов забрал даже свободу. Разве могло что-то остаться после такого? Она была уверена, что нет, пока не попала сюда. Те, кому выпало побывать здесь, знают, что пережить первую ночь в Азкабане это как ступить двумя ногами за черту, что отделяет этот мир от некой потусторонней реальности. Там нет времени, нет пространства, там не может быть даже никакого будущего, потому что приходят они. Дементоры. У этих существ нет чувств, им абсолютно все равно, на чьей стороне они были и на чьей стороне сейчас, лишь бы был кто-то, обещающий полноценную и сытную кормежку. Завтраки, обеды, ужины чужим прошлым, их воспоминаниями, золотистыми крапинками сбереженных моментов. Счастье, как оказалось, есть абсолютно у каждого, как бы не был он уверен в обратном. Вернее, оно было там, до попадания в это ужасное место. Да, прежде Белла думала, что будет представлять собой крайне пресное, диетическое блюдо для этих чудовищ. Потому как разве была она действительно счастлива? Разве зачерствевшая душа ее радовалась когда-либо этому счастью? Когда она вообще в последний раз испытывала что-либо кроме оглушительной ярости? Так и не о чем будет жалеть, нечего уже терять. Однако, даже из самого сухого ломтя, оказывается, можно выдавить по капле воды. Сперва совсем скудные капли ее былой радости, как сменяющие друг друга кадры. Вот юная девочка с черными кудряшками присаживается за стол Слизерина и не может сдержать самодовольной улыбки, бросая надменный взгляд на остальную часть Большого Зала. Вот мрачная гостиная в зелено-серебряных тонах, и она, уже чуть взрослее, заливисто смеется, впервые поняв, какие именно шалости ей по вкусу. Иногда воспоминания бывают полнее и ярче, но такие можно пересчитать по пальцам. Обычно же события давно минувших дней всего лишь мелькают перед глазами все быстрее и быстрее, а люди на них становятся будто смазанными. Лица первых жертв, смесь осторожного испуга сменяется эйфорией. Она сделала это! Поняла, как именно, руководствуясь лишь своей волей, может убрать человека со своей дороги. Как многое теперь изменится..о нет, она сама изменит, ведя смерть за собой по пятам. И вот все утопает в тумане. От холода вновь начинает ныть рука, и только эта протяжная тянущая боль заставляет принять тот факт, что это еще не призрачная конечность, а обтянутые бледной кожей сплетения костей. Браслет от ее цепей с каждым днем становится все больше ей велик, но заколдованные кандалы не оставляют не единого шанса, через какое-то время вновь крепко обхватывая запястье. В ее камере нет никакого источника света. Холодный грубый камень не пропускает сюда ни единого луча, а огарок старой свечи валяется в углу уже так давно, что Беллатриса даже позабыла про него. Здесь не имеет смысла считать часы, отсчитывать сутки или чего-то ждать. Болтаешься все время где-то между этой реальностью и собственными же воспоминаниями, забывая каждый раз, куда потом все же нужно возвращаться. Нет никакого леденящего душу ужаса, никакой лишней причины бояться, все это и так превращается для каждого в бесконечное царство кошмаров, когда все заканчивается снова и снова одним и тем же пронизывающим холодом. Дементоры не дремлют. У них нет чувств. Только вечный неутолимый голод. Белла знает на ощупь каждую трещину на ее полу. Палец с искривленным, слишком длинным ногтем находит ту щербатую поверхность, что искал, и медленно ведет по проложенному в камне узору. Глупо может быть, но эту трещину будто срисовали с плана одного старого поместья, которого в прочем никогда не существовало в виду строжайшей секретности. Вот тут у самого начала, где подушечка пальца впервые натыкается на небольшую зазубрину, должен быть вход, затем выше и выше, будто по коридору, не обращая внимания на малейшие ответвления незначительных трещинок, в которые попадает кончик ногтя, вот сюда, где трещинка становится чуть глубже, возможно, от того, как часто она водила здесь своими пальцами, напрасно пытаясь расковырять старую каменную плиту. Здесь оно и произошло, да. Снова повеяло холодом. Это дементоры почувствовали близкую наживу, и двинулись ближе к ее камере. Блюдо первое - Скрепленные меткой В этом доме не случались балы-маскарады, однако гостей без маски здесь никогда не ждали. Среди высоких фигур в темных балахонах, чьи лица были сокрыты переливающимся в лунном свете металлом, будто маски их были сделаны из самой настоящей ртути, выделялись лишь четверо тех, кто еще остался при своем лице. Причем двое из этих людей лежали на полу в неуклюжих позах, будто танцевали какой-то странный танец в одной плоскости. Бездыханные они замерли именно так, как и застало их несущее смерть проклятие. Их глаза уже не хранили отсвета ядовито-зеленой вспышки, что осветила пространством мгновением раньше, их обоих уже нет ни в этом, ни в каком-либо еще мире. Лицо женщины, что стояла над двумя фигурами, резко контрастировало своей живостью с двумя лежащими трупами. Беллатриса не могла успокоиться. У нее дрожали губы, подергивалась одна бровь, крылья носа расширялись отрывистыми рывками, как у загнанной лошади. Она никак не могла остаться равнодушной, беспристрастно взирая на только что случившуюся смерть, как делали остальные присутствующие, окружающие их молчаливым полукругом. Ее последняя обязательная часть позади. Маглорожденные сотрудники Министерства были принесены в жертву скорому торжеству справедливости, когда никогда более незаконные ублюдки не смогут занимать чужие места и наконец обретут свое, то, которое действительно заслуживают. То было последнее предупреждение одуматься тем людям, кого охотно примет на свою сторону вождь нового порядка. Если же они не захотят легких перемен, начнется война. Война, которая унесет великое множество жизней. Война, в которой каждому найдется за что и против кого бороться. Война, которую начнет их лидер, и сегодня она и Рудольфус присягнут на верность ему, величайшему из живущих - Лорду Волан-де-Морту. Фигура Темного Лорда величавая и внушающая трепет сделала шаг вперед, изящные руки плавным движением приказали чете Лестрейнджей подойти. Вот оно. Невероятная честь, которую она никогда не сможет забыть или умалить ее значение. Никогда в дальнейшем, даже если впереди распахнет свои объятия сама смерть. Спустя несколько минут Беллатриса улыбалась. Витьеватый рисунок на ее предплечье горел немилосердным пламенем, однако это не причиняло ей боли, а наоборот доставляло какое-то извращенное наслаждение. Ей не нужно было касаться Метки, чтобы все время ощущать ее на себе. Теперь она была связана с Ним навеки, и она не верила, что существовали узы сильнее. Как сеть вен, что тянулась к узору в виде черепа и выползающей из пасти змеи, ее "я" было неразрывно связано с присягой. Отныне и навсегда, и даже смерть не станет преградой. Рука женщины нащупала пальцы Рудольфуса, и она крепко сжала их, потому что знала, что что бы ни случилось, они пройдут через все вместе. Их отношения никогда не предполагались для рамки обычной семьи. Их связь была тоньше как натянутая нить, как лезвие острого ножа, и вместе с тем охватывали весь их мир. Один на двоих. Как пара, они были оружием непревзойденным. Холодная сталь и острейший клинок. А рукоять теперь в Его руках. Беллатриса пришла в себе и сразу же поняла, что кричит не своим голосом. Предплечье горело, но не так, о нет, совсем не так, как было когда-то. Это все ее собственные пальцы расчесали кожу до крови, и она никак не могла остановиться, как сумасшедшая продолжая кричать и царапать ни в чем невиновную плоть. Трудно было представить, как сильно она желала, чтобы ее руку пронзила _правильная_ боль, та самая, которую она ждет уже целую вечность. Блюдо второе, горячее - Мое-твое безумие. Спустя череду дней, когда новизна ощущений не дает тебе забыться и расслабиться хотя бы на несколько минут, наступает новый этап. Ты осознаешь, что все еще жива, и напрасно просить судьбу изменить это обстоятельство. При этом вытерпеть и просто существовать кажется чем-то более неосуществимым, чем просто раздолбить свой череп о каменную стену. Испытание на прочность нервов и собственной слабости. Если успешно прошел, поздравляем, ты продолжаешь волочить жизнь эмоциональной подкормки для дементоров. Теперь у тебя есть все шансы стать растением или овощем. Итак, следующий шаг это не сойти с ума. На самом деле спустя бесконечное количество собственных мыслей и кошмаров, единственного, чего не хватает в камере одиночного заключения, так это - общения с каким-либо разумным существом. Беллатриса никогда бы не подумала, что станет нуждаться в подобной мелочи и чепухе, но когда начинаешь забывать, как это слышать звук собственного голоса, а затем чей-то ответ, крайне сложно сохранить рассудок без расщепления себя на множество якобы личностей. Белла знала и прежде, что в Азкабане многие начинают говорить сами с собой. Знала и о том, что кое-кто из авроров практикует тактику подслушивания, ведь в период почти бесконтрольного бреда наедине с собой некоторые заключенные, сами того не осознавая, могли сдать собственную мать и детей. Ведь разглагольствуя наедине сам с собой вроде как и не зачем хранить свои и чужие секреты. А иногда и такой наводки хватало, чтобы соединить вместе кусочки информации, собирая все воедино. Потому Беллатриса старалась, как могла, держать себя в руках, а точнее язык за зубами, и бешено злилась на саму себя, когда бормотала что-то под нос, едва освободившись от зыбкой дремы. Не только из-за того, что могла выдать свою семью, плевать ей в общем-то было на Циссу и ее крысиного короля-муженька, она не хотела стать одним из тех узников-психов, про которого слышала еще в той, другой жизни. Какой бы безумной ее не называли прежде, она была не безумнее этого больного мира и четко хранила верность своим принципам и своим идеалам. Раздвоения личности Беллатриса Лестрейндж бы не пережила, как варварского захвата своей уникальной персоны чужой и навеянной психозом. Решение было найдено. Чтобы хоть как-то иногда отдыхать от угнетающей тишины собственной камеры и не забывать собственный голос из-за страха разговориться, Белла принималась петь. Старые песни и колыбельные, которые она помнила еще с детства от матери и тетки. Возможно, когда-нибудь ее память будет уже неспособна помнить такие вещи, но сейчас же к ее удивлению слова приходили на ум так ясно и так легко, будто она слышала все только вчера в детской комнате, подглядывая за колыбелью сестры. Тьмой укуталась земля, спать тебе давно пора. Из котла у самых гор Разлился луны раствор Месяц вышел погулять, чтобы сон тебе позвать.. В ту ночь на небе тоже был узкий серп месяца. Он будто пытался разрезать сгущающиеся сизые, почти черные тучи, что накрывали небо с востока. И вот уже над деревней N сгустилась абсолютная темнота. Беллатриса осторожно ступала по улочкам, на которых совсем недавно отгремели последние заклинания, и теперь тот бой уже ничего не оставил от небольшого поселения кроме разве что дорожек из брусчатки. Занимающийся пожар закончит начатое, сотрет уродливые остатки домов и всех тех, кто не успел бежать, и теперь обречен служить лишним материалом для розжига кострища. Лестрейндж не спешила сматываться из этого более не существующего на магических картах места, наслаждаясь ночным пейзажем. Вот с другой стороны деревни уже поднимается алое зарево и клубы густого дыма, что почти сливался с тяжелыми нависающими тучами. Кажется, скоро начнется буря, но эти последние мгновения затишья были особенно прекрасны. Где-то неподалеку раздался стон. Женщина среагировала, мгновенно повернувшись с палочкой в руке и готовая к атаке, но это оказался "свой", юный Барти Крауч. Белла вскинула брови, ибо минуту назад считала его погибшим, а парень-то оказывается везуч и все же выбрался живым из такой передряги. Молодой пожиратель лежал на обочине, видимо, кто-то успел пробить его защиту и приложить мощным заклинанием. Ему повезло, что Лестрейндж наткнулась на него раньше, чем это сделали бы авроры, которые несомненно скоро прибудут сюда, но не найдут уже ничего кроме пожара и начинающейся грозы. Склонившись над Барти, она убрала запачканные в чужой крови и копоти пряди с лица юноши, и тот только сейчас открыл глаза. В его раскрывшихся глазах отразилось такое неподдельное восхищение, будто он увидел как минимум врата в иной мир, или же успел переродиться заново. Отчего-то такие эмоции были столь непривычны для молодого Крауча. Иногда женщина краем глаза следила за этим Пожирателем, будто ожидая, что в любой момент юнец сорвется, так мало жизни было порой в его блуждающем взгляде. Она не знала, как ему помочь и был ли ей в этом какой-нибудь резон, но иногда его так хотелось встряхнуть за плечо, заглянуть в глаза и спросить начистоту..Что ты здесь забыл, малыш? Потерялся? Или ищешь место, где мир примет тебя? Смирись, никто нас нигде не ждет. Разбей глупые мечты, и живи на осколках. И каждый шаг будет для тебя новой жизнью, да новой болью. Это не безумие, это выход оттуда, где все обречены лишь гнить. А тебе еще рано. Лишь бы не перекипятил ненависть свою. Беллатриса все же заинтересованно запрокинула голову и..не нашла слов.Грозовое небо над эпицентром пожара, казалось, хочет стать огромным зеркалом, принимая в себя и частично подражая алым всполохам с земли. Тучи становились бурыми снизу, будто огонь добрался и до них, и вот уже начинает коптить одну сторону незадачливых темных масс. Вдали уже показалась первая молния, на миг ослепившая Беллу, но она лишь усилила эффект от безумно прекрасной картины. И на фоне этого великолепия возникла расползающаяся на половину небосвода торжествующая Черная Метка. Она жалела лишь о том, что не может никак сохранить это чудесное небо над их головами, что не может оставить его таким не только здесь, но и над всей Британией, над всем миром, что уж там. Природный хаос и сила в сочетанией с магией, что несет в себе тот же заряд, ту же энергетику. Что их союз может вызывать если не абсолютный восторг? Залюбовавшись стихийным явлением, Беллатриса поддалась секундному порыву и, встав на ноги, но так и оставив голову высоко задранной, стала плавно раскачиваться и кружиться, закрыв глаза. Вокруг нее трещали деревяные дома, пожираемые пламенем, впереди громыхала гроза, и не было ничего более прекрасного и идеального, чем этот момент. У нее оставалась еще максимум минута до того, как сюда придет эта буря и начнет свою схватку с полыхающей деревней, но в эту минуту ей удивительно хотелось танцевать и петь. Завтра кликать будут птицы - Солнце выйдет из темницы! Пока разум женщины скитался по одному из уголков ее воспоминаний, Беллатриса закончила петь колыбельную, концовка которой ее неподдельно рассмешила. Только в детских сказках и песенках на ночь все заканчивается хорошо и без лишних тревог. А на самом деле лучше бы Барти Крауч умер тогда на улочках безымянной ныне деревни, очарованный мощью и красотой того неба. Милый, милый Барти, не жалеешь ли ты какую выбрал сам себе судьбу? Теперь, когда вокруг никого, только ты и твое море невыплеснутой за столь краткий срок ненависти. Не захлебнулся бы, не потерял бы, а она, быть может, будет петь еще, а вдруг все же услышит. Беллатриса расхохоталась громко, безумно, давясь собственным смехом и незамечая, как он перерастает в отчаянные всхлипывания. Десерт - Белая Королева, Красная Королева Бороться с тем, чтобы отдать себя целиком во власть видениям и снам становилось все труднее. Теперь все чаще случалось, что она могла не есть несколько суток к ряду, не спать нормально, а лишь тихо лежать в уголке, вся во власти дум и видений, что мучили ее и терзали, нащупав в прошлом уязвимое место. Она вновь и вновь возвращалась мысленно в те дни, когда рыскала, не зная отдыха по всей Британии, наведывалась даже в леса Албании, но нигде не находила хотя бы крохотного повода укрепить свою надежду. В те дни она носила траур, хоть и не верила в возможную смерть Лорда, в те дни она могла убить лишь за то, что человек чем-либо помешал ее лютой скорби. Все остальное утратило смысл. Существование людей вокруг, ей думалось, не имело его вовсе. Одна лишь безумная вера и чувство ужасной потери заслонили ее разум и завязали глаза. Подчас она не осознавала даже того, что творит, сея боль и отчаяние остальным, но эта чаша весов все равно не была способна перевесить ее собственную. Беллатриса даже не помнила, кто именно из череды жертв выдал им Лонгботтомов, так много их было за последние месяцы. Те, на кого велась самая настоящая охота вряд ли знали это наверняка, так старательно они заметали за собой следы, но, вероятнее всего, догадывались, что не могут спать спокойно, пока на свободе действовали подобные им и сами Лестрейнджи. Их ведь осталось немного, шайка самых верных псов, готовых из-под земли добыть сведения о своем Хозяине, и любого под эту самую землю отправить. Зато Белла прекрасно помнила, как стояла в гостиной, сжимая руками край деревянной детской кроватки. Малыша внутри не было, и это не могло ее не обрадовать. С той ночи, как исчез Темный Лорд, ходило множество слухов, что тому виной маленький мальчик, совсем еще дитя, не способный даже держать палочку в руке. С тех самых пор женщина испытывала крохотный комок суеверного страха перед младенцами, а эта пустая колыбель словно говорила ей, успокойся, это все выдумки. Со стены на нее смотрели множество фотографий. Пара на них заботливо кутала своего сына, играла с ним, заколдовывая маленьких игрушечных дракончиков, звонко смеялась, строя малышу разные физиономии, и вторя его заливистому смеху. В отличие от портретов, подобные фото навсегда запечатлили лишь пару моментов чьей-то жизни и не могли реагировать на происходящее здесь и сейчас. Чтобы ни случилось сегодня, черно-белые ожившие воспоминания так и будут смеяться и валять дурака с малышем. Крошки счастья на бумажке. Был предрассветный час. Особенно темный и особенно тихий. Вокруг властвовало спокойствие и сон, и ничего не предвещало бури, а ведь непрошеные гости уже на пороге чужой спальни. Как долго они к этому шли, как долго искали. Беллатриса не чувствовала в себе более способности сдерживаться. ... Прошло не больше часа. Зато целый виток этой жизненной спирали. Никто и ничто не осталось прежним. Только те фотографии, что сквозняком сорвало со стены были все так же беззаботны. В остальном же, каждая жизнь из здесь присутствующих только что перешла на новый уровень. Теперь казалось таким забавным, что прежде думалось, что всегда успеешь подготовиться к своему будущему, тщательно расчистить себе дорогу, устранить все препятствие, но нет - обстоятельства отнюдь не всегда оказывались слабее, не каждую великую стену можно было обойти. Никто из них не знал, что все изменится в эту самую ночь, что ни у кого из них больше не будет будущего. Ничья кровь не была сегодня пролита, но сколько жизней зашли в бесконечный тупик. Лестрейндж смеялась, даже когда ей связывали руки и отбирали палочку. Аврорам должно быть самим не верилось, насколько крупным улов был у них в эту ночь. Она ловила на себе взгляды, что резали своей ненавистью не меньше, чем тугие путы на запястьях. Они клеймили ее "безумным чудовищем" и "психопаткой", однако они были слишком тупы, чтобы понять, что же так развеселило Беллатрису. Она лишь закусывала губы, уставая безудержно смеяться, когда в ее сторону брезгливо плевались или делали вид, что ее вовсе уже не существует в этом мире. Все эти сбежавшиеся по следу ищейки, конечно, считали ее монстром, бездушным созданием, которого упекут в Азкабан, где таким и место. Но что они знали о ней? Белла запрокинула голову, снова разрождаясь подавленным смешком. Ее палочку подвергнут внимательному изучению и вновь и вновь будут ужасаться содеянному этой женщиной с семьей Лонгботтомов. Приори Инкататем покажет им все без утайки, однако не передаст и сотой доли эмоций своей хозяйки. Ее судьи даже не смогут понять, почему же первым в обратном отсчете заклятий не прозвучало смертоносное. О да, она должна была убить ее первой. И времени, чтобы осуществить задуманный план даже до внезапного прибытия аврора у нее было предостаточно. Она могла это сделать, она должна была. Но.. Она всю жизнь желала этой женщине боли, такой сильной, что ни один организм не смог бы вытерпеть подобной пытки. Она ненавидела все в ней с самой их первой встречи, а потом просто сбилась со счету сколько раз они пересекались по разные стороны воющих сторон. Но их вражда была далеко за пределами этой войны. Пускай бы все в этом мире исчезло,все еще осталось бы их взаимное противостояние. Не приемлющие друг друга, сражающиеся каждая за свою правду, они были королевами, каждая у своей армии, и обе достойно заслужили всеобщей славы. Она не смогла убить Алису ни в одной из их стычек, она не желала ей смерти, если уж быть откровенной, никогда, иначе бы она потеряла единственную свою достойную соперницу. Тьма одной и свет другой каким-то непостижимым образом уравновешивали этот мир. И Лестрейндж не могла сделать этого сейчас, занеся палочку над беспомощным врагом. Этот мир и так был слишком несправедлив к выбору тех, кого забирать бесследно. Она просто не смогла забрать трусливо и эту жизнь. Какая ирония. Столь ненужное чувство собственной принципиальной справедливости, когда перед этим не зная жалости и пощады она промучила их, утратив над собой контроль и не зная меры собственной свирепости. Неправда ли это было действительно смешно, а, господа присяжные? Беллатриса так и не увидела рассвета в тот день. Удивительно, как ясно она помнила то утро. В этом воспоминании не было радости для нее, его даже с натяжкой нельзя было назваться счастливым. От него ей было все еще больно, оно душило ее, вызывая необычные эмоции подобные тем, что остановили ее руку тогда. Гнев впервые за бесчетное количество дней перестал жечь ее изнутри, и теперь внезапно хлынувший туда холод вонзал в нее свои иглы, причиняя страшную боль. Она распадалась на части. Неотвратимый процесс. Надежды в Аказабане не существует. Молитвы не достигают адресатов. Но неужели это и есть конец?



полная версия страницы