Форум » Архив «Lumiere-77» » [Дети льда - 04.12] » Ответить
[Дети льда - 04.12]
Dietrich Lumier: Окрестности Дурмстранга, тот же день. Часть "спасателей" отнесло лавиной довольно далеко от школы. Чудом они все выжили и чудом же не оказались похоронены глубоко под снегом. Однако, не стоит расслабляться, сначала хорошо бы найти друг друга, а сделать это сложно, поскольку Гризельда под снегом и, кажется, у нее сломана рука и, вполне возможно, нога тоже. Готфрид не может найти свою палочку, палочка Анники сломана, а у декана вывихнуто колено. И вы еще попробуйте выкопайтесь.
Ответов - 48, стр:
1 2 3 All
Eskil Vallestroem: Черт, как положено черту, явился незванным, ликом был страшен, нравом угрюм, главою чрезвычайно рогат. А еще не водился в природе. Семейное древо Валлестрёмов уходило корнями в двенадцатый век. Эскиль помнил каждую веточку: родился, жил... - скучно, веселье начиналось с "умер". Кого-то сожгли, кого-то повесили, третий, обезумев, убил себя сам, четвертого разорвала толпа кочующих инферналов, пятому размозжила череп толпа кочующих гуманистов, шестой, седьмой, восьмой ушли и не вернулись, пропали. Или не пропали и вернулись. Вот только никто их не узнал. Пять-шесть метров росту, кардинальная пластика лица, кишки наружу, красивые ветвистые рога - крупицы семейного сходства определялись исключительно по внутреннему содержанию. У вендиго и некромантов много общего - оба совершенно не помнят о жизни, зато прекрасно чуют смерть. За версту. Иногда даже собственную. Эскиль с любопытством подумал, а не пора раскрыть объятья? Это сегодня он - единственный Валлестрём по солнечную сторону света. Так было не всегда. О! так было далеко не всегда. Собственно, очень далеко так было. Эскиль мучительно закусил губу - кто знает, не обрел ли он в лице поганой тварюги давно потерянного прапрадедушку, или прапрабабушку, или кузена по отцовской линии. Занятно. Очень. И объятья пора раскрывать. Кабы не волк... Чувствуя, как плоть отделяется от кости, кость с мокрым хлюпом рвет кожу и куртку, Эскиль забыл о боли. Человеческий организм хитро устроен - вам легче заметить монетку на дороге, чем тушу великана, заполнившую весь мир. Сейчас мир Эскиля Валлестрёма заполняла боль. Ужасающая, нестерпимая боль, естественная, как воздух. Значит, и внимания ей полагается не больше. Эскиль дернулся. Метательный нож, по-прежнему зажатый в левом кулаке, плохо подходил для ближнего боя. Тонкая, плоская рукоять - таким волка не оглушишь. Можно убить. Убивать Валлестрём не собирался. Пока. Некромант дернулся. Здоровым коленом пребольно ударил анимага в распоротый бок. Замахнулся, полоснул ножом - длинная кровавая колея немедля набухла кровью, кровь, затекала волку в глаза. Тот случай, когда вернее бить в бровь, не в глаз. Не позволяя Готфриду прийти в себя, но куда вероятнее - в ярость, Эскиль с трудом освободился из-под тяжелой серой громады. Мельком оглядел покалеченную руку - грубо нарезанный винегрет, лоскуты свежего мяса, весело ощеренные кости приятного розовато-белого цвета. Рука онемела до плеча, плечо онемело до шеи. Если в ближайшие часы раной не заняться, похоже, придется думать над прозвищем. Эскиль Однорукий. Мерзость какая... Подняться на ноги Валлестрём не мог. Но почти мог сесть, неудобно так, опираясь на больную руку. Вот тогда позиция будет вполне себе ничего. Для боя. Так Эскиль и сделал. Правая рука отозвалась чем-то невозможным, не болью - скорее плачем вывернутой, раздробленной кости. Ох, как все плохо... А что делать? Анника бросилась к вендиго. Пыталась беззвучно колдовать. Pyro? Наверняка. Умница девочка. Но этого мало. Прицелившись, Эскиль метнул последний нож. Хрупкую на вид шкуру твари он не пробьет, да в шкуру декан и не целился - настал черед бить в глаз*. Затянутое пленкой бельмо. И искренне надеясь, что голос его достаточно крепок, бросил туда же - повезет, в рану: - Flamma fluidus!* Потерянный родственник? Возможно. Но Эскилю неплохо жилось одному. * попасть в глаз ** отправить туда же мощную такую струю жидкого огня, дабы и горело, и обтекало
Gottfried Zimmermann: Наступил момент, когда Циммерманну показалось, что все закончилось. Безумие, владевшее им последние несколько минут, резко стихло, оставляя место непроходящей, но уже значительно меньшей злобе. Реальность снова приветствовала его, пускай и не совсем четко. Запах гнили забивался в ноздри волка и мог довести до исступления, если бы то было угодно. Готфрид успокаивался и позволил Валлестрёму отпихнуть себя в сторону. Распоротый бок давал о себе знать: вспышка боли пронзила все тело, и волк был готов заскулить. Теперь, когда он мыслил более-менее трезво, все ощущения обострились, и боль была на первом месте. Перед глазами все было подернуто легкой серой дымкой, но анимаг сумел разглядеть нечто, возвышавшееся неподалеку от них. Вендиго. Признаться, в эту минуту волк растерялся. Он не спешил принимать человеческий облик, да и смысл? Палочки у него нет, благодаря декану он истекает кровью, а в обличье человека все только усугубится. Что делать - он не знал. Впервые в жизни Циммерманн не владел ситуацией, и это его почти испугало. Гильдебрандт направила палочку на вендиго. Странно, откуда она у нее? Он совершенно точно помнил, что ее не было. Через считанные секунды к Аннике присоединился и Валлестрем. Ну, конечно же, огонь. Единственный способ, которым можно убить это отвратное существо. Что ж, раз у них всего 2 палочки на четверых, делать нечего. Прихрамывая на переднюю лапу, волк подошел к сестре и осторожно тронул ее плечо носом. Выглядела Зельда ужасно: рана, расчерчивающая горло, была излишне живописной; бледные губы, сомкнутые в тонкую линию, больше напоминать погребальную улыбку; а поза девушки была излишне неестественной. Волк чуть жестче тронул девушку носом за плечо: он словно бы говорил ей "не смей умирать, Зельда, а то я лично займусь твоим воскрешением, когда выберемся отсюда!". И он не врал. Он же некромант, если сестра посмеет оставить его здесь и сейчас, в последствии он позаботится, чтобы жизнь после смерти медом ей не показалась. Ему не обязательно было превращаться в человека, чтобы немка поняла его: волк так смотрел на нее, что все было ясно без слов. Впрочем, сантименты сантиментами, а Готфриду не помешало бы подумать, как быть с Вендиго и как помочь расправиться с ним. Вот, если бы он нашел свою потерянную палочку...Волк будто бы вздохнул, готовый в любой момент превратиться в человека и...что-нибудь сделать, в общем.
Dietrich Lumier: Кажется, гигантский демон кому-то казался милым: во всяком случае, он явно был чьей-то любимой зверушкой. Любимой настолько, что хозяин не пожалел сил на то, чтобы поставить защиту: Pyro Анники разбилось о невидимый щит, окружавший вендиго, и что более удивительно, об этот же щит разбилось и заклинание герра Валлестрема, так и не причинив демону никакого вреда. Зато простенький брошенный нож внезапно оказался куда более действенным: вендиго издал протяжный звук, напоминавший одновременно волчий вой и трубный зов оленя и в раздражении замотал мордой. Ему мигом разонравились эти игрушки: они оказались недостаточно измотаны... ну да все равно, самое время покончить с ними одним ударом. В буквальном смысле: рамахнувшись, вендиго буквально смел ударом огромной суставчатой лапы Аннику и декана - снег смягчил падение, однако для и без того раненого Валлестрема удар оказался более чем болезненным, а у девушки пошла носом кровь. Палочки обоим удалось сохранить только чудом. Циммерманы под удар не попали, однако их ждала другая напасть: с небес на Готфрида, уже выпустившего руку Эскиля, обрушился вызванный Гильдебрандт ястреб, который, вцепившись когтями в шкуру анимага, принялся яростно выдирать шерсть из волчьего загривка. А тем временем длинная лапа вендиго уже протянулась за самой легкой добычей - раненой Гризельдой...
Eskil Vallestroem: - Nervorum resolutio!* - В ястреба. На выдохе. Больно, черт возьми. И мир становится мутным. Дрожит мириадами воздуховоротов. Точечки... - Cella igneus!* На Гризельду с Готфридом Валлестрёму было плевать. Но тварь. Нельзя позволить ей победить. В этом сражении победитель будет только один. Не тот, кого природа короновала рогами; тот, кого природа короновала здравым смыслом. Эскиль верил - это он. Не вендиго. Бродячий анатомический театр с полутора извилинами в дряблом мозгу - принять смерть от подобного даже не унизительно, это смешно. Смешно до слез и обидно до истерики. Эскиль Валлестрём умел держать себя в руках. Слезы - вода, истерика - потеря времени. Действовать надо. Четко, жестко, слаженно. И никакой боли. Подумаешь из легких выбило весь воздух, а тело напоминает ржавый каркас, обтянутый болью и судорогами. Неважно. Вон, у Анники тоже кровь... Эскиль так и не понял, обо что его приложило. Пульсация крови, резонируя со скоростью мысли, протяжным колокольным звоном била в виски. Больно было неимоверно, но это не считается. Если боль - единственное, о чем вы думаете; значит - боль последнее, что вы вспомните перед уходом в мир иной. В иной мир Эскилю не хотелось. Там плохо. Темно для начала. Палочку некромант не выронил. Палочку некромант отбросил. Прямо в снег. Рядом с собой. И, пока Анника не пришла в себя после падения (упала рядом - это хорошо), выхватил ее палочку из холодных девичьих рук. А потом... сломал. Закусив рукоять зубами, переломил пополам. Обидно, верная мизерикордия осталась где-то там. Далеко. Не дотянешься. Да он бы и не смог. Пришлось действовать экспромтом. Вытащил булавку - пожертвовал теплом. Больше плащ ничто не удерживало. Трансфигурировал. Тихо, очень быстро. Булавку - в лук, две половинки волшебной палочки - в стрелы. Дерево сломалось. Магия осталась. - Анника, - уже шептал Валлестрём. Кровь, слишком много ее уходило. - Стрелять из лука умеете? Тогда стреляйте. В глаза. В сердце. Возьмите мою палочку. Подожгите стрелы. Может, сработает. Аннику Эскиль почти не видел. Палочку тянул на ощупь. - Магия на вендиго, похоже, не действует. Неспроста. Ох... * птичку вырубить, или вообще убить ** создать вокруг Готфрида и Гризельды огненную клетку, о последствиях бесшабашно не думая
Grizelda Zimmermann: Было в этом что-то неправильное. В том, что Зельда не боялась смерти. И не боялась не потому, что была смелой и храброй, а потому что ей было всё равно, плевать она хотела на этот загробный мир. Немка верила лишь в то, что потом её ждёт только глубокая бездонная тьма, где никого не будет. Моргана, какой ад после смерти? Люди и так создали его на земле. И, скорее всего это вряд ли продолжиться по ту сторону. По крайней мере, Гризельда надеялась, что нет. Снег холодный и мокрый. Щека онемела. Она всё ещё сжимала рукой горло и чувствовала, как сквозь пальцы сочится горячая кровь. Глаза закрыты. На душе спокойно, краткий миг умиротворения. Тут Готфрид тронул её холодным носом в плечо. Немка нехотя открыла глаза, посмотрела на брата. Он не хотел её смерти. Хоть кто-то, дементор всех побери, заботиться о ней. Всё-таки Гризельда Циммерманн была кому-то нужна. Хватит жалеть себя Циммерманн. Прекрати быть слабой. Ты сильнее их всех вместе взятых. Она вняла голосу разума. Бледные губы тронула лёгкая усмешка. Быть безумной так до конца. Ведьма, не взирая на боль, поднялась. Она сидела на снегу, всё ещё прижимая здоровую руку к горлу. Девушка опёрлась на волка, попыталась стать, но неудачно. Её шатало, мутило от запаха крови, да и во рту пересохло. А вендиго тем временем занимался своим чёрным делом. Вот и Валлестрём с Анникой полетели в сторону, лишь бы эта мерзкая голландка раскроила свой череп об случайный камень. Гризельда с удовольствием сплясала бы на её могиле. Но как бы не так, Гильдебрандт живучей любого паразита. Вендиго наскучили эти игры и он принялся исполнять свои прямые обязанности – убивать, крушить, рвать… Но в планы немки не входило так быстро расстаться с собственной жизнью. Отчего-то теперь она стала чересчур ценой. А рука всё тянулась к ним… к Зельде и её любимому волку. Она резко схватила охотничий нож и кинула в рогатую нечисть*. Откуда только силы взяла? * - кинуть нож в Вендиго Пы.Сы. про огненную клетку ничего не написала, собственно всё вышеописанное произошло до того, как герр Декан принял ломать палочки ^________^
Annika Hildebrandt: Знаете, Анника на самом деле не боялась смерти, как бы глупо это не звучало. Герр Валлестрём обязательно назвал бы её полной дурой, но голландка и правда не боялась смерти, хотя сейчас ей очень уж не хотелось умерить. Она не хотела умирать вот так глупо, и ничего не оставить после себя. Ни одного проклятого воспоминания чтоб надолго запомниться людям. А ещё очень не хотелось покидать этот мир так и не сказав своему декану ничего... Ох, какая сентиментальность! Неужели до такого докатились, Гильдебрандт? Но нет, Анника так просто не собиралась сдаваться, не дождутся, слишком много незавершенных дел у неё осталось в этом мире. Голландка почти взвыла от боли когда вендиго отбросил её. Кажется нос она всё же сломала, причем даже услышала как кость хрустнула, да и теплая жидкость начала стекать по лицу. Без глубоких вздохов и дрожи в руках Гильдебрандт ничего подходящего не нашла, поэтому вытерла кровь рукавом шубки после чего дотянулась рукой снега и приложила снежок к носу чтоб оглушить боль. Перед глазами картина немного расплывалась, но Анника изо всех сил пыталась сконцентрироваться и видеть окружающих настолько четко, насколько это возможно в её случае. Девушка резко повернулась в сторону декана, который выхватил из её рук палочку и сломал её. Она могла начать кричать, но как бы странно это не звучало Гильдебрандт доверяла герру Валлестрёму полностью, поэтому не спешила орать на него. Анника склонила голову уставившись на сломанную палочку и заметив как та превращается в стрелы самодовольно улыбнулась. Всё же настоящее оружие всегда намного эффектнее, чем волшебная палочка, хотя бы для таких людей как Гильдебрандт. Следующим делом герр Валлестрём решил снять с неё заклинание, о котором она и вовсе забыла. Анника бросила взгляд в сторону Циммерманнов. Она конечно была жестока, да и с удовольствием отправила бы Гризельду на тот свет, но если это делать, то делать собственными руками. -Знаете, - неожиданно начала девушка выхватив лук из рук герра Валлестрёма и поджигая стрелы, - Эта тварь нас не убьет, не дождется, - сквозь зубы процедила голландка и за считанные секунды прижалась к губам своего декана, но так же быстро отстранилась. Кровь, боль, усталость, страх... все перемешалось, но наверное ей нужно было собраться духом чтоб до конца прийти в себя. Конечно она выбрала немного странный способ, но что поделаешь. Анника вскочила с земли и выпрямилась во весь рост целясь в вендиго. Один... два... Они не умрут. Не сегодня. Не таким образом. Прицелившись в самое сердце твари Анника усмехнулась. Три! Стрела вылетела*. *оценить, ага
Gottfried Zimmermann: Готфрид с печальным выражением глаз наблюдал за тщетными попытками Гризельды подняться - ему хотелось помочь ей, остановить кровь, облегчить боль или еще что-то. Но он не мог - в обличье человека он был бы четвертой ходячей мишенью, а так хоть драпать побыстрее можно. Да и волшебной палочки у сестры больше не было. Но не успел он подумать о преимуществах волчьей шкуры, как сумасшедший ястреб, вызванный заклинанием, налетел на него. Волк взвыл от боли, перед глазами что-то сверкнуло - как оказалось в последствии - это оказался снег, в который рухнули Гильдебранднт и Валлестрём. Ястреб не унимался, явно намереваясь порвать волка на мелкие кусочки и клочки. И без того потрепанная шкура, перепачканная в крови, грозилась треснуть по швам. Волк начал извиваться, пытаясь стряхнуть обезумевшую птицу с себя. Циммерманн клацал челюстями, попеременно подвывая, и мечтая достать птицу зубами, но, кажется, бесполезно. А потом перед глазами еще раз что-то сверкнуло. Кажется, это был огонь. Или у анимага начались галлюцинации на почве боли? извиняюсь за бред *__* но чего-то не знал, как среагировать в таком виде
Dietrich Lumier: Вендиго с рассерженным рыком отдернул лапу - пылающая клетка даже для него оказалась непреодолимым препятствием, а в следующее мгновение его настиг нож Гризельды - мелочь, но болезненная, на которую монстр отреагировал утробным рыком. Ястреб же, прежде чем исчезнуть, успел основательно потрепать Готфрида: весь загривок волка был залит кровью, так что страшно предположить, как выглядели раны человеческого воплощения Циммермана. Привыкнув полагаться на магию, несложно забыть о простых, почти "пещерных" методах борьбы с нечистью, которые, однако, оказываются удивительно действенными, когда все остальные планы с треском провалились. Горящую стрелу не могли удержать щиты против магии, и рука Анники не дрогнула: стрела вонзилась точно в полусгнившую грудь монстра, как раз туда, где должно было бы биться сердце чудовища... если бы оно у него было. Огонь начал распространяться удивительно быстро: вспыхнула свалявшаяся, грязная шерсть и в считанные мгновение пламя уже достигло массивных плеч монстра. Вендиго трубно взревел от дикой боли: в порыве боли и злости он легко смахнул громадной лапой лучницу; что-то хрустнуло, и у упавшей в снег Анники перехватило дыхание от резкой боли в груди - похоже, ударом ей сломало несколько ребер, к тому же судя по разламывающей боли, моментально наполнившей голову, у девушки было сотрясение... но это стало последним, что успел сделать вендиго. Чудовище уже не ревело - оно визжало, поглощаемое внезапно удивительно сильным пламенем; плавилось ледяное сердце демона - его единственное уязвимое место, которое и настигла горящая стрела; в воздухе стоял одновременно запах паленого мяса, горелых листьев и гнили. В тщетной попытке сбить пламя, вендиго бросился в снег и принялся кататься по нему, теряя клочья шерсти, кожи и плоти, однако огонь не утихал, а наоборот словно бы разрастался, охватывая всю огромную тушу чудовища. Сердце таяло и монстр погибал в муках - для него уже не было никакой возможности спастись, если только вдруг не явится его таинственный покровитель... но тот явно не спешил на выручку. Жаль, герр декан уже не видел этого масштабного представления: создание огненной клетки окончательно подорвало и без того истощенные силы мага, и он просто потерял сознание. Гризельда, потратившая последние силы на бросок, тоже была близка к впадению в беспамятство. Ошметки вендиго догорали чуть поодаль. Битва была окончена.
полная версия страницы