Форум » Архив «Lumiere-77» » [Дети льда - 04.12] » Ответить
[Дети льда - 04.12]
Dietrich Lumier: Окрестности Дурмстранга, тот же день. Часть "спасателей" отнесло лавиной довольно далеко от школы. Чудом они все выжили и чудом же не оказались похоронены глубоко под снегом. Однако, не стоит расслабляться, сначала хорошо бы найти друг друга, а сделать это сложно, поскольку Гризельда под снегом и, кажется, у нее сломана рука и, вполне возможно, нога тоже. Готфрид не может найти свою палочку, палочка Анники сломана, а у декана вывихнуто колено. И вы еще попробуйте выкопайтесь.
Ответов - 48, стр:
1 2 3 All
Grizelda Zimmermann: Разглагольствования фон Нойманн порядком надоели. Гризельда уныло слушала, как отчитывалась Хельга, попеременно бросая взгляды то на декана, то на брата. Она нервно теребила в руках поводья. Мерлин, ну когда они уже сдвинуться с места? Пустая болтовня раздражала. Да и в принципе, важно на кого охотиться? Ей был нужен только Рихтер, с Густавом у Гризельды были свои счёты и сейчас девушка хотела лишь оттяпать у беглеца какую-нибудь суественную часть тела, например, ногу. До остальных ей нет дела. - угу. – ответила брату Зельда. - знала. - девушка не стала посвящать Готфрида в специфику её отношений с Рихтером. Густав был белой вороной на их факультете, пожалуй, слишком честный и правильный для того, чтобы называться тёмным магом. Даже увлечение некромантией носило для него более теоретический характер, нежели для других студентов их славного факультета. - если Рихтер ушёл пешком, то определённо не в обычном облике. – задумчиво проговорила Зельда. - Михаэль прав. Он скорее всего воспользовался трансмутацией… хотя… Густав не особо крепко дружил с Зельями. И он не анимаг. Это уж точно. По крайней мере, скрытых талантов к трансфигурации я в нём никогда не замечала. Собачий вой до сих пор звенел в ушах. Каурая кобыла под Зельдой нервно повела ушами. Девушка погладила животное, и, наклонившись вперёд, прошептала что-то нежное. А потом она услышала что-то… что-то странное. Немка обернулась. Огромный пласт снега спускался вниз по дороге. Скорость движения была невообразимо быстрой. И все присутствующие неожиданно стали участниками немого кино. Когда их накрыло, Магда пронзительно заржала. Зельда подумала о том, что стоит попросить купить отца чёрного мерина. Ведь Магда вряд ли выживет в этом снежном водовороте. Её разум захлестнула метель. Перед глазами только девственная белизна. В ушах хруст и крики погибающих животных. Зельда восприняла произошедшее крайне спокойно и совершенно равнодушно. Очутившись под пластом столетних снегов, она ровным счётом ничего не ощутила. Даже страха не было, впрочем, как и желания выбраться оттуда. Но, вспомнив о том, что наглый Густав уйдёт живым и невредимым, Зельда отчётливо поняла, что должна спастись и поймать беглеца. Ведьма попыталась пошевелиться. Не вышло. Левая рука сильно болела. Она чувствовала, как пульсирует боль чуть выше локтя. Лишь бы добраться до волшебной палочки в кармане. Немка попробовала пошевелить здоровой кистью. Тоже не вышло… И она до сих пор не поняла, как дышит, ведь вокруг ничего кроме снега нет. Снег перед глазами, он в ушах, во рту, в ноздрях.
Gottfried Zimmermann: Лавина сошла слишком быстро, чтобы Готфрид успел предпринять что-то более существенное, нежели защитные чары. И то это было скорее на автомате, когда шестое чувство подсказывает, что надо что-то сделать, и ты не думаешь, а просто делаешь. Благодарить ли расторопность немца или счастливый случай, кто знает, но когда он попытался открыть глаза, то это оказалось трудной задачей. Точнее открыть то он их открыл, только кругом была одуряющая белизна, что Циммерманну показалось, что он ослеп. Снег был повсюду. Готфрид даже не мог пошевелить языком - коварный снег даже в рот набился. Руки и ноги сжимало словно в тисках, и нещадно давило где-то в районе затылка. Да, не о такой смерти мечтал некромант - быть погребенным под тонной снега, в чем прелесть? Одно радовало бесспорно, Циммерманн не паниковал, а пытался здраво мыслить. Выбраться из снежных оков представлялось возможным, однако, до палочки было не добраться, оставалось попробовать беспалочковую магию. В этом разделе чар немец виртуозом не был, однако, кое что умел. Например "люмос" или "инсендио". Последним вполне можно было бы растопить снег и попытаться выбраться на поверхность. Немец сосредоточился, пытаясь визуализировать то, что он хотел получить. Сначала появился легкий дымок, после легкая вспышка, снег начал таять, но Готфрид немного не рассчитал и опалил себе рукав и запястье. -Вот дьявол. - да, студентом он вне сомнения был очень талантливым. Растопленный снег позволил молодому человеку почти что "вынырнуть" на поверхность, тяжело дыша и отплевываясь. Все тело, включая лицо, нещадно горело, словно он окунул их в кипяток. Обожженное запястье ныло еще сильнее, чем все остальные части тела, но одно радовало - каким-то чудом он ничего себе не сломал. Циммерман переступил с ноги на ногу, чуть ли провалившись в снег опять, но вовремя спохватился. Надо быть осторожнее. Что ж, гудящая голова, снежные ожоги и нервный стресс не самое худшее, что могло с ним приключиться. Немец огляделся, никого не было видно, и лишь странный шум доносился со всех сторон. То ли где-то вдали продолжала буйствовать природа, то ли коллеги, оказавшиеся неподалеку от него, пытались выбраться. -Эй, есть кто-нибудь живой? - циничный вопрос, но вдруг кто-то не уцелел? Признаться, до большинства ему не было дела, а вот до сестры - было. И ее как назло нигде не было. Ни видно, ни слышно. Что вдвойне странно! -Гризельда! - громко крикнул немец и завертел головой. Если жива, должна подать какой-то знак.
Annika Hildebrandt: Хорошо, что Анника быстро среагировала и резко стянула клобучок с головы сокола. Отто сорвался с перчатки и стрелой метнулся в небо. А потом всё завертелось вихрем. За считанные секунды Гильдебрандт выхватила палочку и попыталась наколдовать защитные чары. Сработали они или нет неизвестно, так как в следующую секунду перед глазами у девушки потемнело, и казалось бы Аннику заживо похоронили в снегу. Голландка не сразу поняла где она, поэтому резких движений пыталась избежать. Первое – она жива. Девушка попыталась открыть глаза, и можно сказать ей это даже удалось, но белизна ослепляла. Холодный снег обжигал, и казалось кожу содрали не только с лица, но и со всего тела, хотя возможно так оно и было. Всё горело, и Анника первые пять минут пыталась убедиться в том, что ничего себе не сломала. К счастью она была цела и невредима насколько это было возможно в данной ситуации, то есть тяжелых ранений у неё не было. Гильдебрандт попыталась пошевелить руками. Кости не были сломаны, и это главное. Остальное рано или поздно заживет. Следующем этапом было выбраться из снега. Анника сделала усилие и напрягла все мышцы. Убедившись, что кости и правда на месте она попыталась вытянуть руку, а потом и выкарабкаться. Тело всё так же ныло, но Гильдебрандт не жаловалась, главное что она жива. Ощутив воздух в легких голландка закашлялась. Казалось снег попал даже во внутренние органы. Анника потянулась к поясу чтоб достать свою волшебную палочку, только вместо этого нашла её обломок. -Проклятье! - Значит придется на этот раз обойтись без магии, что ж, не так уж и плохо. Первые пару минут голландка сидела на снегу и смотрела по сторонам в поисках уцелевших. Ей дела не было до некоторый людей. Но среди пострадавших была и Хельга. Да своего декана ей хотелось бы видеть, причем желательно живым, а не похороненным в снежной лавине. Расслышав чей-то голос Гильдебрандт повернула голову и заметила Готфрида. Хотя бы кто-то кроме неё живой, значит она не одна. -Я... здесь, - позвала она Циммерманна всё так же сидя на снегу, - Есть... ещё... живые? – Если кто-то и остался, то наверное их покрыло толстым слоем снега, поэтому Анника хотела хотя бы докричаться до них, а потом они как-нибудь их откопают. Девушка неловко привстала, чувствуя слабость в ногах. –Хельга! – позвала она сестру. Больше всего она надеялась, что фон Нойманн уцелела.
Grizelda Zimmermann: От горячего дыхания снег перед её лицом начал медленно таять. Когда в конце концов перед ней образовалось нечто вроде мини купола – маленькое пространство диаметров в полтора сантиметра, Зельда облегчённо вздохнула. Боль в левой руке усиливалась с каждой секундой, проведённой в заточении. Но теперь Циммерманн хотя бы ощущала свои ноги – их то девушка к счастью не лишилась. Услышав голос брата, ведьма почувствовала что-то смутно напоминающее радость. - Я тут! – что есть мочи закричала девушка. Она вновь предприняла попытку высвободить здоровую руку. Неудача. Зельда вообще не отличалась особой физической выносливостью, она была посредственным фехтовальщиком, не жаловала верховую езду. Её нельзя назвать изнеженной барышней, но большинство своих проблем она привыкла решать при помощи магии. - помоги мне, Готфрид!
Eskil Vallestroem: Боги играют по-крупному. Если в снежки, то лавиной. Если людьми, то целыми народами и очень расстраиваются, не найдись под боком какой-нибудь мало-мальски развитой империи, потому что приходится вымещать гнев на первых встречных. Это и называется феноменом "неисповедимости путей господних" - тотальное пренебрежение интересами клиента, абсолютная географическая безграмотность и полнейшая невозможность предсказать, где и когда на твою голову свалится здоровая ледяная гора. У Эскиля Валлестрёма с богами были свои счеты. И пока что партию вели они. Оптовую партию. Партию боли и гнева... Лежа в инистой черноте снега, Эскиль подумал, что боги сделали ход конем. Бедная-бедная красавица Розочка, она так и не видела скачек... Небо на горизонте взорвалось фонтаном льда, некроманту едва хватило времени разжать кулаки, выпустить поводья и, уже проваливаясь в рыхлое ничто, освободить ноги из стремян. Почти хватило. Левая нога зацепилась за ремень сидельной сумки; перепуганная гнедая рванула вперед. Звериная тяга жить, жить любой ценой свела на нет годы хозяйской муштры. Эскиля протащило по земле метр или два, потом удар затылком обо что-то гладкое. Предсмертный лошадиный визг, влажный хруст с каким ломается кость, обернутая мокрой тряпкой, и тишина. Холодная, холодная тишина. Очнулся Эскиль скоро. Исцарапанная кожа лица отвратительно саднила. Это в детстве снежок ласковый и мягкий, потому что ни один ребенок не догадается слепить снежок размером с квиддичное поле и твердый как лоб дурака. Валлестрём поморщился. Во рту было горько от крови. Падая, некромант прокусил губу и та наверняка распухла. В ближайшие часы он не сможет говорить. Впрочем, какой прок от риторики, когда в твоих легких пусто, а следующий глоток воздуха придется на момент общения с веселым Петром-Ключарем, или Сатаной, что куда вероятнее. Может, некроманты и попадают в рай, но только в качестве средства передвижения. Черти обожают верховую езду. От холода становилось жарко. Эскиль напряг мышцы спины, рук и ног, левая отозвалась резкой болью. Не перелом, так серьезный вывих. Ну-с, хотя бы в ледяных компрессах недостатка не будет. Главная беда попавшего под сход лавины в том, что в сугробе нет шанса определить где верх, где низ. И времени в обрез. Не умрешь от переохлаждения - добьет асфиксия. Умирать Эскиль не планировал. Во всяком случае не так. Глупо. Не здесь. В снегу. Не сегодня. Мир еще узнает силу его, Эскиля Валлестрёма, гнева. Почему-то в естественный ход событий верилось с трудом. Не могла, никак не могла лавина сойти именно тогда, когда где-то поблизости шастает группка ренегатов и, что тоже вполне вероятно, их друзей; использовать магию некромант не спешил. Нащупав за поясом мизерикордию, Эскиль осторожно проткнул казавшийся тонким пласт снега над собой. С удовлетворением отмечая, как кинжал режет пустоту, декан начал разгребать снег руками и, почувствовав морозную свежесть чистого воздуха, с шумом вздохнул. Освободившись по пояс, Эскиль снова рухнул в снег. Отдых, какое-то мгновение. Вывихнутое колено тупо пульсировало болью и уже начало распухать. Треклятый мир. И, как на зло, черный маг не захватил с собой ни одного целебного зелья. Хотя боль - пустяк. Зато придется бежать... В общем, об этом Эскиль старался не думать. Опираясь на здоровую ногу, неловко поймал равновесие. Огляделся. Где-то здесь в искристой белизне снежного ада были студенты. Те, кто выжил. И бедная-бедная красавица Розочка... Эскиль стиснул зубы. - Эй! - язык отказывался повиноваться. - Кто-нибудь выжил? "Придется, подниму и мертвых. Кто-то должен мне за все это ответить".
Gottfried Zimmermann: Да, пожалуй, Циммерманн и правда очень легко отделался, хотя переставлять ноги было трудновато - было ощущение, что к икрам подвесили груз, да такой неслабый. Пока он медленно волочил ноги, будто бы заново учился ходить, послышался голос Гильдебрандт. Готфрид повернул голову в сторону и увидел ее сидящей на снегу. -Цела? - окинув голландку внимательным взглядом, он подошел к ней ближе. Судя по тому что на ногах она стояла сама, все было в порядке, если последнее вообще применимо к их ситуации. -Не знаю, если честно. Мы выбрались первыми, и больше... - в эту секунду раздался крик младшей Циммерманн, и Готфрид не смог сдержать облегченного выдоха. Кажется, кричали оттуда, и немец заковылял к сугробу, под которым по его расчетам и была погребена сестра. -Зельда, погоди сейчас я тебя вытащу... - молодой человек опустился на колени и запустил руку в карман, но там оказалось пусто. Палочка исчезла. Тогда немцу пришлось потратить драгоценные секунды на обшаривание всех карманов, но и в них волшебной палочки не оказалось. Прекрасно, просто прекрасно, больше и добавить нечего. Нахмурившись, Циммерманн принялся раскапывать снег руками - хотелось убедиться в том, что сестра действительно тут, а не где-то еще, и что он сможет еще раз воспользоваться беспалочковой магией. Он копал и копал, пока что-то не хрумкнуло под его ладонями, и шапка снега полетела куда-то вниз. Раздался звук, очень похожий на "ой", кажется, шапка снега рухнула прямо на голову сестре. -Ты там жива? - через мгновение снег вокруг девушки начал таять, освобождая руки и ноги из сурового ледяного заточения. В этот раз Готфрид старался действовать как можно осторожнее, дабы не подпалить сестре что-нибудь. Упираясь ногами, он опустил вниз обе руки. -Хватайся, я тебя вытащу. - веселенькое приключение у них выходит. Должны были найти беглецов и возвратить их в стены школы, а вышло чуть ли не наоборот. Послышался чей-то тихий и слабый голос. Сперва Циммерманн и не признал в нем герра декана, но суть была не в этом. Их было уже четверо. Четверо живых, уже неплохо.
Annika Hildebrandt: -Проклятье! – выругалась голландка и стиснула зубы от злости. Хельга не отвечала, но несмотря на это Анника не верила, что подруга могла умереть. Такие как фон Нойманн выживают везде и всегда. Их не сломать, и этот проклятый сугроб не смог бы лишить её жизни. Привыкшая к тому, что она всегда держит ситуацию под контролем, Гильдебрандт не собиралась принимать тот факт, что с Хельгой что-то моглj случиться. Пока она своими глазами не увидит её мертвое тело, то не поверит в это, а значит пока есть надежда... глупое и противное чувство, которое для Анники ассоциировалось с жалкими людьми, но сейчас кроме надежды и правда ничего не осталось. Хотя нет, наверное всё же осталось. Например руки и ноги, которых девушка не сломала себе. А ещё где-то здесь должен был быть Отто, а значит он обязательно придет к ней за помощью. И Тень... бедная Тень. Голландка лишь кивнула на вопрос Циммерманна, и расслышав крик его сестры чуть нахмурилась. Сложно назвать Аннику злой, но она была достаточно злопамятной, поэтому пусть маленькой крыске помогает её брат, а она пока поищет уцелевших – их должно быть. Хельга должна быть где-то рядом. Гильдебрандт чуть увереннее шла по снегу ища хоть какие-то признаки жизни. Она наверное сразу же узнала голос герра декана, хотя тот звучал непривычно для её ушей. Голландка подала знак Готфриду, что они нашли ещё одного живого, а сама двинулась в сторону Валлестрёма. Девушка опустилась перед ним и начала рыть снег руками, что поделаешь палочку у неё сломалась совсем некстати. -Вы целы? Ничего не сломали себе? Можете двигаться? – Анника чувствовала, что свежий воздух переполнял легкие, так и не сложно задохнуться. Ей было жарко, кожа на теле горела, а пальцы словно окоченели и отказывались ей повиноваться несмотря на толстые кожаные перчатки. –Подождите, я вас вытащу, - Гильдебрандт всё так же рыла снег понимая, что кажется декан не совсем способен двигаться, а значит она должна воздержаться от резких движений чтоб не причинить тому боль. -Прошу вас, скажите мне, что у вас есть палочка... – через некоторое время спросила голландка, когда почти полностью освободила учителя от снега. Нащупав на поясе фляжку с виски, Анника протянула её Валлестрёму, - Это должно помочь...
Eskil Vallestroem: Выдержки Валлестрёма хватило ровно настолько, чтобы успеть оглядеться по сторонам. Ага, Циммерманн - это в два раза больше, чем ничего. И хотя Эскиль не слишком полагался на ученическую любовь, перспектива сдохнуть в сугробе была еще поганее зова о помощи. Нет, погодите. Ни о какой помощи Валлестрём не просил. Просят слабые. Сильные подают знак. Эскиль подал знак и кому какое дело, что этот знак напоминал всем знакомое "S.O.S". Тяжело завалившись на спину, некромант скрипнул зубами. Жизнь - особа коварная, выбить почву у вас из-под ног ей мало. Она не остановится, пока не выбьет из вас душу. Было смешно и обидно. Смешно, потому что ситуация глупая. Обидно, потому что Эскиль Валлестрём не привык играть роль дурака. Или стойкого оловянного солдатика... Голос Гильдебрандт заставил Эскиля улыбнуться. Ну да, эту девочку годовой нормой полярных снегов не прикончишь, тут нужен прицельный удар молнии. Снега на теле Валлестрёма оказалось совсем не много, так что спасательная операция получилась скорее косметической, и все равно Эскилю было приятно. Некромантия некромантией, а горячие женские руки, пусть и затянутые в кожу перчаток... в этом определенно что-то есть, вернее кто-то. Анника Гильдебрандт. Приятно. Чертовски приятно. Эскиль нахмурился, кивком поблагодарив девушку, буквально вырвал флягу из ее рук. Глотнул. Раз, другой, третий, даже не думая, что запачкал горлышко кровью и, должно быть, уронил пару капель в содержимое. Прокушенная губа горела. Эскиль сплюнул в снег. Поднялся на локтях, согнув здоровую ногу в колене, принял вымученно пристойную позу. Эскиль не имел ничего против возможности смотреть на женщину снизу вверх, но, желательно, не из такого ракурса. Кстати, вино, мягкий матрац или на худой конец свежее сено тоже были желательны. - Благодарю, - начал Валлестрём, возвращая флягу хозяйке. - По-моему, я вывихнул колено. Без посторонней помощи двигаться будет... проблематично. Эскиль усмехнулся, нервно ощупал нагрудный карман. - Палочка при мне, не беспокойтесь. Если вы сейчас поможете мне встать, попробуем заняться поисками других. Неплохо бы вызвать патронуса. Как я понял, кроме меня и вас выжили еще Циммерманны? Хорошо, очень хорошо. Да не стойте же вы! Помогите мне! В голосе Эскиля не было ни злобы, ни ярости. Он просто не любил повторять. - А ведь я предупреждал - не разбредайтесь, - никакого веселья, ни укора, ни насмешки. - Никто, никто меня не слушает.
Dietrich Lumier: После грохота, сопрвождавшего сход лавины, в лесу стало как-то особенно тихо: зимний лес и так не богат на птичьи трели и шелест листвы, однако воцарившаяся тишина, пожалуй, была неестественной даже для этого времени года. Все звуки словно исчезли, утих привычный для этих мест ветер, только падал беззвучно снег, и видимость в нем была не более метров пятнадцати. Поэтому выжившие не могли видеть, как среди немых елей и безмолвных сосен по притихшему лесу медленно шла тень. Она была огромна - высотой в три человеческих роста , она задевала верхние ветви елей, но те на удивление почти не двигались, будто не чувствуя прикосновения - и тем более казалось странным, что столь массивное существо двигается абсолютно беззвучно и совершенно не оставляет следов на снегу. Тень дошла до края леса и остановилась: кажется, внимание ее привлекла группка людей вдалеке - в отличие от людей, она отлично различала все в этом снегопаде. Долго, долго стояла она меж поваленных лавиной деревьев, наблюдая за тем, как выбирается из-под толщи снега сначала молодая девушка, а потом мужчина, и как юноша вытаскивает свою сестру из ледяной ловушки. Ей было интересно. А потом она вдруг сделала шаг в сторону и пропала в белом снегопаде - лишь Готтфрид, находившийся ближе всего к лесной окраине, случайно успел заметить огромный, сгорбленный темный силуэт, который в следующее мгновение растворился в воздухе. А с другой стороны - чего только не привидится в таком снегопаде. Ни дракла не видно.
Grizelda Zimmermann: - Наверное. – ответила Зельда брату. Когда снежная шапка упала прямо ей на голову, девушка пронзительно ойкнула. В глазах защипало от холода. Готфрид раскапывал снег, стараясь высвободить сестру. Почувствовав некоторую свободу в руках, волшебница зашевелилась. Левую руку пронзила боль. Зельда охнула и сморщилась. Моргана, неужели сломала? Ноги по-прежнему были полностью в снегу. Когда Готфрид протянул сестре руки, намереваясь вытащить её оттуда, девушка смогла лишь слабо схватить молодого мага за правую ладонь, хватка была чуть сильнее, чем у котёнка. Брат подхватил ведьмочку и неловко сжал левую кисть, в глазах от боли аж искры заплясали. Гризельда громко вскрикнула, но через секунду Готфрид уже вытащил сестру на белый свет. Зельда упала на снег и обхватила ноющую руку. - я кажется, её сломала. – пролепетала девушка и сморщилась. Она попробовала вытянуть ладонь, но, увы, её попытка не увенчалась успехом. Гризельда испуганно посмотрела на юношу. Эта охота перестала ей нравиться. Неподалёку немка услышала голос герра Декана и Анники. Голландка выжила. Ну, как всегда. Тараканы неслыханно живучи. Готфрид подал руку. Зельда опёрлась и попыталась встать. Но неудачно. В правой ноге что-то щелкнуло, и девушка повалилась на спину. Теперь она действительно была готова расплакаться от обиды и злости. Голень безумно болела. Мерлин, что за день такой? - и нога. – Зельда наклонилась и расстегнула сапог, пытаясь понять насколько серьёзно повреждение. Засунув руку в левый карман шубы, немка нащупала волшебную палочку. Достав последнюю, Гризельда попробовала вспомнить пару нехитрых заклинаний снимающих боль, но увы, на ум ничего путного не приходило.
Gottfried Zimmermann: После некоторых усилий Готфриду удалось вытащить сестру на поверхность. Она хоть и была достаточно легкой, но после пережитого погребения в лавине, силы не до конца вернулись к Циммерманну. Он чувствовал, как мышцы вибрировали, словно от усталости, в ногах не было устойчивости, и ввиду этого немца пошатывало. Тяжело дыша, молодой человек взглянул на руку сестры - выглядела та странно, вполне, возможно, что и правда сломала. -О, твоя палочка на месте, а вот моя куда-то пропала. - немец почти с завистью окинул взглядом столь необходимый атрибут волшебников и тяжело вздохнул. В этот момент внимание Циммерманна привлекло нечто: ему показалось, что он только что видел огромный, в несколько человеческих ростов, сгорбленный силуэт. Сморгнув, он попытался вглядеться получше, но было поздно, все исчезло, как будто и не было ничего. И лишь странное ощущение, смутно похожее на уверенность, что все-таки не показалось, не покидало молодого человека. Сначала в голове немца проскочила безумная мысль: а что если перекинуться в волка и проверить? Нет, бредовая идея, он же не настолько безумен...или? -Эй, вы видели? - обращался он ко всем присутствующим, но отчего-то сомневался, что сестра сейчас замечала что-либо дальше своего сапога, поэтому, недолго думая, Готфрид направился к Валлестрёму и Гильдебрандт. -Возможно, мне привиделось, но я готов поклясться, что там... - немец указал рукой куда-то в сторону. -только что кто-то прошел, и это кто-то был о-о-очень большой. - теперь Циммерманн неопределенно помахал рукой где-то у себя над головой, а потом спохватился. Глубокоуважаемый декан факультета Тёмных искусств тоже пострадал, а он тут о какой-то тени, да еще и без доказательств. -Герр декан, позвольте... - взглянув на Аннику, Готфрид сделал еще шаг вперед, оказываясь рядом с Валлестрёмом. И стараясь как можно аккуратнее, без лишне резких движений, молодой человек помог декану подняться.
Annika Hildebrandt: Спустя некоторое время Анника начала чувствовать, что некоторые места горят намного сильнее, чем другие на теле. Кажется она разбила бровь, так как даже на замерзшем лице можно было ощущать как что-то жидкое стекает по виску. Да и нижняя губа не была совсем цела, Анника уже чувствовала металлический привкус крови во рту. Ссадины, синяки... тело было покрыто ими, но главное – Гильдебрандт ничего себе не сломала. Со сломанными конечностями было бы гораздо труднее передвигаться. Голландка взяла протянутую ей фляжку и немного поразмыслив поднесла к губам. Кровь на горлышке совсем не пугала, причем кровь герра Валлестрёма. Анника уже собралась помочь своему декану встать как перед ней словно из снега вырос Готфрид. Гильдебрандт смахнула с меховой шапки снежинки и привстала закрепляя фляжку на пояс. Наверное им стоит поскорее уходить отсюда, ведь скоро начнет темнеть. Анника подозревала, что это не просто мать-природа разбушевалась, но кто-то был замешан в том, что с ними случилось. Голландка смотрела по сторонам пытаясь изучить окрестности, после чего вытянула левую руку и что есть силы свистнула. Отто должен был быть где-то неподалеку, он не мог попасть под сугроб. Она успела его бросить в небо! Успела! Анника во второй раз свистнула стоя с вытянутой рукой и ощущая как внутри у неё всё дрожит. Тень мертва, она не знает где Хельга и жива ли та, так что Отто просто обязан прилететь на её зов. Девушка в третий раз свистнула сжимая свободную руку в кулак и готовясь окончательно выйти из себя, когда она услышала сокола. Маленькое темное пятно показалось на белом небе приближаясь к ней и опустилась на её руку. -Я рада, что ты цел, - чуть задыхаясь произнесла голландка и погладила Отто по голове, после чего повернулась к остальным. Готфрид говорил, что видел какую-то тень в лесу. В любой другой день Гильдебрандт подумала бы, что тот не в себе и ему пора лечиться, но только не сейчас. Анника не верила в то, что это всё простое совпадение, а значит кто-то замешан в том, что их чуть не похоронили заживо минуту назад. Сначала полярная сова, потом волк или собака, а теперь тень... -Готфрид, что конкретно ты видел? Ты не разглядел очертание? Что оно напоминало? Человека, великана, дракона, не знаю что ещё... – С одной стороны слова Анники могли звучать крайне смешно, так как при такой погоде, да и в этом лесу много существ обитало, но не все могло выжить. Может быть это было даже что-то незнакомое им. -У меня палочки нету. Зато есть Отто, - Гильдебрандт усмехнулась нащупав на поясе мешочек с мышами и протянула одну своему соколу, - Нам надо выбираться, герр Декан.
Eskil Vallestroem: Заступая на должность декана, Эскиль Валлестрём думал об одном: если он будет хорошо работать, купит первую (и несомненно последнюю) белую рубашку и постарается никого не убить, однажды директор позволит ему повесить в своем кабинете чучело крокодила. Или голову дракона, или тазобедренный сустав мантикоры. В общем, что-нибудь не оригинальное, но достаточно мерзкое, при одном взгляде на которое вы сразу начинаете понимать - нет, хозяин этого кабинета едва ли пригласит вас на чай, а если пригласит - самое время искать в пирожках серьги и обручальные кольца. Увы, к сегодняшнему дню единственное, чем мог похвастаться некромант - колено, раздутое до средних размеров тыквы, и голова, которую будто бы пропустили сквозь мясорубку, а результат решили добить гвоздями. Эскиль закусил без того рваную губу, Готфриду надо сказать "спасибо". Благодаря молодому магу Валлестрём обрел дешевое подобие равновесия и, еле-еле сдерживая тошноту, заставил сердце биться чуточку тише. Убраться бы отсюда. Без шины, без костыля с тремя магами-недоучками он далеко не уйдет. Герой скандинавских саг, конечно, заявил бы "бросьте меня, спасайтесь сами", но Эскиль Валлестрём ценил искренность. Он не хочет умирать. "Злой колдун" и "лицемерная сволочь" - далеко не синонимы. - Да, вы правы, Анника, пора выбираться, - снегопад все усиливался. Видимость ни к черту. - Вот только побитые, с одной волшебной палочкой мы далеко не уйдем. К тому же было бы неплохо разыскать остальных, - пальцы Валлестрёма сжали плечо Готфрида - Так что вы говорите? "О-о-очень большой"? Словом, вы только что видели великана? Ётуны? А песий вой наверняка принадлежал Фенриру? Не хотите сходить на разведку? Заодно можете прихватить пару крепких веток. Мне нужна шина, да и вашей сестре, кажется, досталось. Пока вы ходите в лес, фройляйн Гильдебрандт несомненно обо мне позаботиться. Я же обещаю позаботиться о вашей сестре. Ах да, я отправлю с вами своего патронуса, он пойдет вперед. - Эскиль нащупал в кармане волшебную палочку и беззвучно призвал патронус. Серебристый кот с видимым недовольством уставился на людей. Тонкие белые усы жестко топорщились. - Будьте осторожны, Циммерманн. Не хватало лишиться еще и вас. Можете - смените облик. Если вам придется убегать от ётунов, четыре ноги - значительное преимущество. Анника! И Эскиль протянул руку. Как он прекрасно помнил, хрупкая на вид леди Гильдебрандт была оч-чень выносливой.
Gottfried Zimmermann: Циммерманн на секунду отвлекся, наблюдая как сокол Гильдебрандт таки услышал зов хозяйки и теперь преспокойно сидел на ее руке. Все же птицы - удивительные животные, что и говорить. И тут впервые с того момента, как он выбрался из сугроба, он почувствовал сожаление по поводу того, что верного спутника в походах, каракового коня по кличке Кай, больше нет. А ведь он выручал немца не раз и не два, а теперь он погребен где-то под снегом. Хотелось верить, что, по крайней мере, он несильно мучался. В отличие от большинства людей, коня ему было в действительности жалко. -Трудно сказать, Анника. Это был просто...мммм...силуэт. Примерно в три человеческих роста и, как мне показалось, оно было несколько сгорбленно... - последнее прозвучало как вопрос, Готфрид не был уверен, что "сгорбленный" это было нужное слово, но другого он подобрать не мог. Молодой человек внимательно слушал слова Валлестрёма, не перебивая, пропуская через себя. -Палочка еще есть у моей сестры. - отозвался Циммерманн на слова декана. Он посмотрел на Гильдебрандт, прикармливающую сокола, после перевел взгляд на патронуса Валлестрёма и пожал плечами. Декан был прав: надо было сходить на разведку, раздобыть несколько твердых веток и немного размяться, - а в этом ему, несомненно, поможет его анимагический облик. Убедившись, что герр декан в надежных руках, немец отступил на шаг, а через несколько мгновений на его месте стоял внушительных размеров, примерно 80 сантиметров в холке, темно-серый с белым, волк. Он почти приветливо зарычал на окружающих и, вильнув хвостом, потрусил в сторону леса. Оказавшись в лесу, волк замер и принюхался. Уши сами собой навострились, безусловный рефлекс: в воздухе отчетливо пахло прошедшим снегопадом, морозом и страхом. Покрутив головой по сторонам и не обнаружив ничего достойного его внимания, волк побежал дальше. Патронус маячил чуть поодаль впереди волка. Пока что ничего подозрительного ему на глаза не попадалось, и можно было заняться поиском столь необходимых крепких веток. заявка мастеру: пробежка в лес что-нибудь дала? xD
Grizelda Zimmermann: Гризельда всё это время сидела на снегу, бросая злые и обиженные взгляды то на Готфрида, то на герра декана. Она не любила быть в стороне и привыкла к тому, что именно её персона занимает всё внимание окружающих. Но, столкнувшись с таким холодным равнодушием со стороны брата и его откровенным безразличием к её судьбе, Зельда испытала не просто шок, ведьма была ошарашена. Он что дурак? Не понял? У неё сломана рука и, по всей видимости, сильно ушиблена нога! Немка нащупала пульсирующую шишку на лодыжке. С какой стати он ведёт себя как бесчувственный пень? Нет, всё-таки стоит пожаловаться на него родителям! Нацепив на лицо маску невозмутимости, Зельда продолжила с нескрываемым интересом изучать собственную ногу. Она пропустила мимо ушей заявление брата о том, что он увидел нечто странное среди елей. А когда тот направился разведать обстановку – немка даже не посмотрела вслед уходящему Готфриду. Если ему плевать на неё, то Гризельде соответственно всё равно до брата. Наконец-то, ведьмочку осенило. Недаром она так внимательно слушала на прошлой неделе заведующего кафедрой Целительства. Взмахнув волшебной палочкой и громко продекламировав что-то нечленораздельное на латинском, Зельда с горем пополам, но всё уже притупила боль. Конечно, марафон сейчас она не пробежит, но вот хромая до соседней ёлки доберётся. С рукой было сложнее. Циммерманн сняла дублёнку. Стоило ей только попробовать выпрямить руку, как на глазах навернулись слёзы от боли. И что теперь делать? Стянув с шеи шарф, волшебница зафиксировала локоть. Ну, всё лучше чем ничего. Накинув на плечи шубу, кое-как застегнув пуговицы здоровой рукой, немка попробовала подняться. Её шатало, да и шла она весьма неуверенно, сильно прихрамывая, но всё-таки шла. Доковыляв до герра декана, Зельда встала от него по правую руку. Девушка по-прежнему молчала, открыто демонстрируя своё абсолютное равнодушие к окружающему миру.
Dietrich Lumier: Зимний лес был тих: патронус ступал неслышно, и потому лишь поскрипывал снег под лапами Циммерманна. Пару раз, правда, Готфриду казалось, будто он заметил какое-то шевеление между ветвей, однако раз за разом волк оборачивался лишь для того, чтобы ни увидеть ровным счетом ничего - скорее всего, просто птица беззвучно взлетала с ветки. Обостренные чувства волка не улавливали ровным счетом ничего подозрительного, и лишь прислушавшись Циммерманн смог уловить тихий посвист, похожий то ли на свист ветра, а то ли на голос какой-то птицы, шедший из глубины леса. Сокол, спокойно сидевший на руке Анники, медленно наклонил голову набок, оглядывая угощение, а затем обычно деликатная птица внезапно жадно набросилась на еду, причем одной мыши ему, кажется, показалось мало: в два счета разделавшись с угощением, Отто с клекотом сорвался с руки девушки, описал круг и набросился на хозяйку, стараясь лапами сорвать с ее пояса мешочек с едой, и разрывая при этом когтями одежду на боку Анники. NB! И милостливые судари и сударыни, заполните-ка все все же описание внешнего вида. Этим вы несказанно облегчите нелегкий труд мастера. Заранее выражаю вам глубочайшую благодарность. - Д.Л.
Annika Hildebrandt: Анника немного успокоилась удостоверившись в том, что с Отто всё в порядке. Он уже долгие годы был её лучшим другом, уступая это место лишь стилету Гильдебрандт, который у неё был задолго до появления Отто, поэтому случись с ним что-нибудь голландка и правда вышла бы из себя. Девушка бережно гладила сокола по голове и едва заметно улыбалась. Почему-то для себя она решила, что если уж Отто уцелел, то и Хельга обязательно жива и невредима. -Зависит от того насколько силен наш инстинкт самосохранения, - сама Гильдебрандт верила в свои силы, и окажись она в клетке полностью обезоруженной, то девушка перегрызла бы железо зубами, поэтому сейчас она верила в свои силы, тем более Отто нашелся. Подбросив ещё одну мышь своему верному другу Анника бросила взгляд в сторону Готфрида с герром Валлестрёмом слушая их разговор. – Мне надо найти Хельгу с Линой, - вполне четко, и довольно ясно выразилась она, - А ещё желательно Михаэля, - судьба остальных ей была безразлична, но вот своей сестре она не позволит убить даже матери-природе, так что пусть та и не рассчитывает на такое. -Удачи, Готфрид, - кивнув Циммерманну голландка улыбнулась и подмигнула ему, - Иду-иду! -девушка направилась в сторону своего декана. На губах девушки играла улыбка знакомая только Эскилю Валлестрёму. Она уже двинулась в его сторону когда Отто начал вести себя странно. Крайне странно. Сокол цапнул её за руку, благо перчатка была достаточно толстой и Анника ничего не почувствовала. Гильдебрандт слегка дернулась, позабыв о том чтоб подойти к декану. Вместо этого она удивленно смотрел на Отто, который жадно поглощал мышей. Птица была достаточно деликатной, и никогда прежде не вела себя так, даже если была крайне голодна. -Отто! – почти прокричала Анника пытаясь дотронуться рукой его головы, но тот словно ничего не замечал и сорвавшись с руки набросился на мешочек с мышами на её поясе, - Отто, прекрати! – почти отчаянно крикнула девушка. Гильдебрандт сделала пару шагов назад пытаясь освободиться от нападения птицы, но сокол словно и вовсе не замечал её существования всё так же бросаясь на мешочек и разрывая одежду на боку девушки. Анника упала на снегу споткнувшись о что-то, и лишь размахивала руками пытаясь отмахнуться от Отто. -Не смейте использовать палочку! – вполне серьезно, почти с угрозой, а может отчаянно прокричала Анника пытаясь хотя бы руками словить сокола и остановить его, - Отто! Прекрати! Остановись! – но птица словно и не слышала её, не видела, и вообще не воспринимала. Анника не могла в это поверить. Назовите её глупой, отчаянной, но она не могла, просто не могла причинить вред своему соколу, да что уж там, она бы лично убила того, кто бы посмел поднять палочку на Отто.
Eskil Vallestroem: Полагаться на инстинкт самосохранения оправданный шаг только в одном случае. В том случае, когда вы - тупой, жирный баран, уверенный, что хозяйское "а теперь, дружок, мы с тобой пойдем на заклание" означает нечто вроде публичной декламации стихов в компании юных миловидных овечек с последующей торжественной вечеринкой и обязательной оргией. Эскиль Валлестрём доверял двум вещам - собственному интеллекту и здравому смыслу, и хотя первое частенько пыталось перегрызть глотку второму, а второе систематически отрицало факт наличия первого, этот вариант был все-таки лучше слепого доверия инстинктам. Доверять инстинктам приятно в обществе женщин, посреди заснеженных гор с вывихами различной степени тяжести доверяй голове, или придется довериться патологоанатому. - Успокойтесь, Гильдебрандт. Мы найдем Хельгу, Лину, Михаэля и всех-всех-всех. Обещаю вам. Но сперва мне бы не хотелось найти неприятности. Когда мы будем готовы - приступим к поискам. Сейчас мы не готовы. Могу повторить. Мог, но не стал. Спорить с Анникой Гильдебрандт - себе дороже. Вот были бы они в фехтовальном зале, как тогда, осенью - куда не шло, а прямо сейчас... Эскиль взглядом проводил волка. Не то чтобы некромант верил росказням Циммерманна, однако заставят убегать, хорошо бы знать, от кого именно. Мысленно декан пожелал студенту удачи. Удача не бывает лишней. Потом к их маленькой компании присоединилась хмурая и злая Гризельда, еще более хмурая и злая, чем он сам. Рискуя снова завалиться в сугроб, Эскиль поманил девушку к себе. - Давайте я осмотрю вашу руку. Предупреждаю - будет больно. Но я постараюсь помочь. Помочь не успел. Сокол Анники будто взбесился. Полосуя острыми когтями одежду хозяйки, он явно замыслил убийство. А тут еще "не смейте использовать палочку!". Раскомандовалась на смех богам. Использовать палочку Эскиль не собирался. В такой пурге легко промахнуться, ранить Гильдебрандт Валлестрёму не хотелось. Голландка пригодится ему живой. Не сегодня, так завтра. У Эскиля были ножи. Метательные ножи. Это вам не палочка. Некромант улыбнулся. Забавная получилась бы шутка. "Негодяй, герр декан! Вы убили моего сокола! Я же велела не использовать палочку! - он уже слышал яростный вопль Гильдебрандт и свой ответ тоже - "Палочка? Какая палочка? Это был нож". Замечтавшись Эскиль едва не утратил равновесие. По счастью, не утратил. Хотя нагнуться все равно пришлось. Скатав тугой снежок, Эскиль прицелился. Бум! И птица распласталась поверх шубы Гильдебрандт. Эскиль, смешно прыгая на одной ноге, приблизился к ученице. - Не волнуйтесь. У соколов крепкий череп. Я его просто оглушил, но на всякий случай советую связать. Что с ним? Если в этом лесу взбесится каждая тварь, мы не протянем и минуты. Ах ты черт! - колено подломилось и Эскиль в тысячный раз за день рухнул в снег. - Ждем Готфрида и уходим. Я не собираюсь рисковать.
Gottfried Zimmermann: Циммерманн продолжал неспешно трусить за патронусом Валлестрёма, прислушиваясь к доносившимся звукам. К счастью или нет, но ничего подозрительного или хоть сколько-то достойного его внимания, он не увидел. Разведка подходила к своему логическому завершению. Тут на глаза внимательному волку попалось несколько то ли кустарников, то ли небольших деревьев с весьма прочными ветками. То, что надо. Через минуту Готфрид, все также в обличии волка, осторожно перегрызал ветки с двух сторон. Дерево в действительности оказалось достаточно крепким, и это заняло время, прежде чем волку удалось перегрызть несколько штук. Но все же он справился с этой задачей и, подхватив "добро" зубами, поспешил обратно на окраину леса, там где его ждали сестра, Гильдебрандт и герр декан. Обстановка немного изменилась, и когда Циммерманн вернулся к своим спутникам, что-то было не так. Валлестрём был в снегу, Анника выглядела несколько расстрепанной, ее сокол Отто, кажется, был оглушен, а Гризельда стояла подле декана - мрачнее тучи. Мда, он что-то пропустил? В несколько прыжков немец оказался подле мужчина и разжал зубы, ветки упали на землю, совсем близко от герра декана. Сам же Готфрид отступил на несколько шагов, и через секунду на месте волка уже стоял молодой человек. -Уф...если в лесу что-то и было, то оно ушло. Я ничего и никого не видел, только звуки какие-то странные были слышны, но, скорее всего, это птицы. Правда, незнакомые мне. - немец пожал плечами и подошел к сестре, заглядывая ей в глаза. -Ты в порядке? - наверное, не стоило вот так вот бросать младшую сестру, но что он мог сделать? Целительские чары не были его профилем, максимум, что он мог сделать, это остановить кровь, но ведь этого не требовалось. А тут еще и нечто в несколько метров высотой, прошествовало между ними. У Готфрида просто не было выбора. -Нам больше нельзя здесь оставаться. Надо уходить и искать других. Думаю, они где-то недалеко.
Dietrich Lumier: Свист стал не громче, но словно бы шире: казалось, он шел отовсюду, так что теперь его могли слышать все выжившие. И быть может, всему виной массовое помешательство, только всем казалось, что кто-то ходит вокруг них: каждый краем глаза замечал какое-то движение, но стоило лишь повернуться - и оказывалось, что там нет никого, только снег медленно ложится на землю. Тихий свист шел со всех сторон. Медленно стекала капля крови по щеке Анники, и Готфрид, глядя на нее, внезапно ощутил неодолимое желание вернуться в волчью форму. Странные мысли лезли в голову немца: ему отчего-то вдруг подумалось, что у Анники, наверное, очень нежное мясо... как, впрочем, и у сестры. Сложно, пожалуй, сказать, у кого нежнее... пока не попробуешь: Готфрид жаждал крови, причем в прямом смысле слова. Странные мысли не оставляли и герра декана: привычное раздражение его внезапно сменилось на еле сдерживаемую ярость; и каждый из его учеников казался хорошим кандидатом одновременно на роль мертвеца, инфернала и обеда, и бороться с этой яростью не было никаких сил. Непонятно откуда потянуло гнилью.
Grizelda Zimmermann: На желание Валлестрёмма помочь ей, Зельда отреагировала весьма вяло. Она уж решила снять с себя шубу и продемонстрировать перелом, как неожиданно сокол Гильдебрандт спикировал и атаковал хозяйку. Герр декан действовал на порядок быстрее самой Зельды, так что прибить несчастную птицу Циммерманн не удалось. Горестно вздохнув, девушка достала из кармана волшебную палочку. Покрутив её в пальцах, немка подумала о том, что из птички получилось бы отличное жаркое. Кстати, о еде. Зельда поняла, что проголодалась. Убрав самый важный атрибут любого волшебника обратно в карман, ведьма сняла флягу с ремня на талии. Открутив зубами крышку, Циммерманн сделала глоток. Медовый ель согрел горло и приятным теплом растёкся вниз по пищеводу, к самому желудку. - а вон и Готфрид. – девушка кивнула в сторону леса, из которого выбежал волк, неся в зубах пару хворостин. Через секунду зверь обернулся и перед ними вновь стоял Готфрид Неповторимый. - ну как сказать. – холодно ответила Гризельда. - жива. Пока жаловаться не на что. Только проголадалась.- немка поджала и без того тонкие губы, отчего они стали похожи на ниточку. - я вспомнила, что забыла позавтракать. – и тут свист, который Зельда почти не замечала на фоне, стал громче. По крайней мере, теперь ведьма слышала его очень отчётливо. Вокруг всё зашевелилось. Словно некий зверь идёт в обкружку, пытаясь найти самое удобное место для начала атаки. Зельда не была склонна к паранойе и сейчас она, как ни странно, вполне адекватно реагировала на происходящее. Кто-то намерено пытался их запугать. Но трудно внушить какие-то эмоции ведьме, которая в принципе мало, что может ощущать. Но вот её спутники… они в отличии от фройлян Циммерманн обладали широким эмоциональным диапазоном, что сейчас было весьма некстати и сулило той самой фройлян массу неудобств и проблем. Девушка вновь вытащила волшебную палочку. Начиналось что-то очень нехорошее.
Eskil Vallestroem: - Какого черта? - удивился герр декан, а потом невыносимая психоделичность бытия затопила мир. Некромантов частенько называют людьми грязными. И дело тут вовсе не в патологической антисанитарии, служащей профессиональному некроманту естественной средой обитания, не в маниакальном отвращении к чистому белью, стиральному порошку и всем цветам радуги, кроме, пожалуй, тех, которые преломляясь фосфорицируют легкой гнильцой двухнедельного трупа; все дело в грязных мыслях. Год из года рассматривая людей не иначе как прямоходящий суповой набор, рано или поздно ловишь себя на мысли "а что если приготовить рагу? У этой девицы такие аппетитные щечки. Вот бы еще немного чесночного соуса. Ам-ням-ням". Эскиль болезненно скривился. Его каннибалистский (или каннибалистический?) опыт заключался в том, что в возрасте лет четырех или пяти будущий некромант пробрался в отцовский кабинет, с восторгом оглядел сотни полок, заставленных восхитительно блестящими баночками с не менее восхитительным содержимым, а затем... Короче, жирная липкая мерзость оказалась чертовски вкусной. Сладкой, похожей на смородинку. Тошнило Эскиля три дня, еще четыре он провел под одеялом, потому что все твари ада, будто сговорившись, решили устроить в комнате юного некроманта шабаш, и чтобы не показаться грубыми и бестактными - приветствовали хозяина лично. С тех пор Эскиль Валлестрём навсегда вычеркнул галлюциногены из своей жизни, а мазь из топленого сала младенца (даже если она действительно напоминала по вкусу смородинку, в чем Эскиль искренне сомневался, но провести эксперимент во второй раз не рискнул бы никогда) вошла в число его персональных врагов. И вот сейчас, здесь и сейчас, Эскиль Валлестрём подумал, до чего на самом-то деле вкусна была эта проклятая мазь, и до чего живые, непростительно живые его спутники. Слепая ярость, помноженная на боль вывихнутой ноги, грозилась порвать некроманта на тысячи маленьких, аппетитно влажных клочков. Эскиль стиснул зубы. То с каким странным вожделением Готфрид посматривал то Аннику, то на собственную сестру, нервировало декана. На какой-то миг он даже подумал не заключить ли со студентом равновыгодную сделку - Готфрид не трогает Аннику (о! на Аннику у профессора имелись чудесные планы!), а Эскиль - так и быть - попробует не зажрать его и его сестру, ну или по крайней мере не убить. Что лучше: убить или сожрать - Валлестрём пока не решил. - Куда ты пялишься, Циммерманн? - зло прошипел декан, он как раз заканчивал работу над импровизированным костылем. Чуть укрепить палку магией, обстругать ветку-другую и будет счастье. - Мы собирались уходить, помнишь? Так вперед. Указывай путь. Или может ты слишком сильно ушибся головой? Предпочитаешь поводыря или карту? Эскиль нахмурился, рука машинально легла на перевязь с ножами, другая крепко сжимала палочку. - О, и сестра не отстает от брата. Вы кого-то заметили, фройляйн Циммерманн, или вам просто не достает внимания? Могу помочь. Рука все еще болит? Исправить? Да, сожрать или убить Эскиль пока не решил. Но самое время выбрать первую жертву.
Gottfried Zimmermann: Свист. Свист. Свист. От этого слова, вертевшегося на языке уже целых 120 секунд, начинало тошнить. Свист сводил с ума, являя в голове такие мысли, от которых могли бы волосы встать дыбом. И мысли эти, больше походившие на желания, требовали немедленного претворения в жизнь. Циммерманн как завороженный смотрел то на Гильдебрандт, то на сестру и...мечтал попробовать их на вкус. Кажется, в тот момент его глаза начали наливаться кровью, рот чуть приоткрылся, словно Готфрид собирался облизнуться. И снова свист. Свист. Свист. Он сводил с ума, приводя немца в состояние полнейшего помешательства. Он перевел взгляд на герра декана. О чем он говорил? Готфрид не слышал. Он думал о еде, которая стояла аккурат перед ним в количестве двух штук. Румяные от мороза щечки двух девушек буквально манили его к себе: перед глазами Циммерманна уже возникла аппетитная картинка, как его зубы вонзаются в горячую плоть, словно тонкий нож входит в мягкое слово. Вкуснотища, должно быть? Напрочь игнорируя словесные реплики Валлестрёма, молодой человек улыбнулся и...снова превратился в волка. С желаниями было трудно бороться, почти невозможно. Волк оскалил белоснежный ряд зубов и зарычал. В этом облике перспектива вкусить нежного, человеческого мясца была еще более заманчива. Дурманящий запах двух девушек ударял в ноздри. Волк повел носом, и тот, кто спятил раньше него, вполне мог бы сказать, что волк ухмыльнулся, предвкушая пиршество.
Annika Hildebrandt: Бесстрашная Анника с ужасом в глазах смотрела на сокола, который в любой момент мог разорвать её на куски. Самое печальное было то, что она не могла поднять на него руку и со всей силой смахнуть его с себя. Гильдебрант размахивала руками, но всё равно боялась причинить Отто вред. Спустя пару минут сражении с птицей голландка закрыла лицо руками словно ожидая, когда же придет конец. Кто бы мог подумать, что хладнокровная Гильдебрандт не сможет защититься от сокола, только какой бы сильной Анника не была, Отто она не могла ранить, или что хуже – убить его. Уж лучше с ней самой что-нибудь случится. Голландка на мгновение замерла, когда птица перестала нападать. Она не сразу поняла, что это герр Валлестрём решил спасти её, да и то, что сокол отключился, а не умер. Анника уже собиралась закричать о том, что в помощи она не нуждалась когда расслышала слова декана о том, что Отто всего лишь отключен. Как не странно, а благодарить его девушка не собиралась. -В следующий раз, Циммерманн, - гневно начала голландка заметив в руках Гризельды палочку, которую она с каким-то разочарованием крутила в руках, - Даже и не думай направлять свою палку на мою птицу, иначе наглотаешься собственной крови, я не шучу, - Пожалуй Анника этим и выпустила пар, после чего чуть нахмурилась и опустила взгляд на сокола, который лежал на её коленях. Сердце её бешено колотилось в груди, и Анника всё так же боялась, что с её верным другом что-то случилось, ведь раньше тот никогда не вел себя подобным образом. Девушка начала смотреть по сторонам в поисках чего-то, чем смогла бы перевязать Отто. Ничего как назло не нашлось. И юбку она к сожалению не носила именно сегодня, иначе обязательно оторвала бы какой-нибудь кусочек ткани. Недолго размышляя Гильдебрандт потянулась к волосам и распустила их, а потом принялась перевязывать Отто лапки, и обвела вокруг крыльев длинной синей лентой, не забыв при этом натянуть на его голову клобучок. Теперь оставалось лишь ждать когда птица придет в себя, и надеяться, что тот не будет вести себя настолько странно. -Ай! – Анника только сейчас заметила, что у неё на щеке порез, с которой стекала кровь. Тихий свитс доносился откуда-то, но она думала, что ей это кажется. И ничего бы странного в этом не было еслиб она не уловила взгляд Готфрида, который как-то непривычно на неё смотрел, словно она была его добычей...? –Готфрид, что с тобой? – Он не ответил на её вопрос, а превратился в волка, и тогда голландка как-то напряглась всё так же полулежа на снегу и смотря на молодого человека. Она бросила взгляд в сторону герра Валлестрема, а потом медленно потянулась к сапожке и резким движением руки выхватила свой стилет, –Эй, принцесса, - обратилась она к Гризельде, всё так же не сводя взгляд с Готфрида, ведь тот в любой момент мог напасть на неё, - Либо ты применяешь палочку и оглушаешь его, либо у твоего брата будет дырка в черепе. Я предупредила, - На самом деле, с Готфридом она неплохо ладила, но когда речь шла о её собственной безопасности, и настолько абсурдной ситуации, то Анника предпочитала спасать себя. Всё же люди не как Отто, на них не всегда можно рассчитывать... хотя надо признать, что с волком она прежде не сражалась. Но было что-то крайне странное во всем этом. А именно голос декана, который словно в любой момент мог потерять контроль над собой, и Готфрид поглядывал на них как на плотный ужин...что за черт?
Grizelda Zimmermann: От визгливого трёпа Гильдебрандт начинала болеть голова. Гризельда крепко сжала в здоровой руке волшебную палочку. Замечание Анники она попусту проигнорировала. Пропустив мимо ушей её едкую наполненную злобой фразу, девушка внимательно посмотрела на герра Декана. В его лице что-то изменилось. То ли уголок рта нервно дёрнулся от бессильной ярости, то ли в глубине выцветших глаз промелькнуло то, что она не раз видела в своём собственном отражении. Пожалуй, двое безумцев для их маленькой компании слишком много. А Зельда точно не хотела сдавать свои позиции. Валлестрём был неадекватен. По крайне мере, он ещё никогда не позволял себе разговаривать с Готфридом в подобном тоне. - пожалуй, я обойдусь без вашей помощи герр декан. – как можно вежливее сказала Циммерманн и не долго думая, хромая, двинулась в противоположенную от Валлестрёма сторону, подальше от Анники, безумного декана и Готфрида. Кстати, о последнем, секунду назад он пожирал их странным маниакальным взглядом, а теперь превратился в волка, явно намереваясь отобедать двумя юными фройлян. Зельда была на распутье. Чутьё подсказывало, что нужно шандарахнуть чем-то Эскиля. Причём в данный момент он был гораздо опаснее обезумевшего волка и назойливой Гильдебрандт. Некромант потерявший голову страшнее поцелуя дементора. Но герр декан вёл себя покамесь вполне прилично, что заставляло невозмутимую Зельду весьма обеспокоиться. Вы не подумайте, девушка не эмпат, не экстрасенс, она просто достаточно хорошо разбиралась в людях и научилась быстро замечать малейшие изменения в настроении или в манере вести себя. Но медлить больше нельзя было. - Petrificus Totalus* – из всех зол Зельда выбрала самое меньшее. Хотя, Готфрида ей очень хотелось поджарить, но Зельде не нужен был брат изуродованный ожогами. - Заткнись Гильдебрандт. Silencio**. – визгливый голос Анники порядком надоел волшебнице, так что та, не моргнув и глазом, лишила голландку последнего. * - обездвижить волка ** - лишить Анники голоса всё на оценку)
Eskil Vallestroem: ну что, господа, зажигаем? Всех не пережрешь, а коли пережрешь на ком женится-то? Нет, Эскиль не собирался женится ни на ком, но подобно зверю, выбирающему из двух самок ту, чья шкурка выглядит привлекательнее, или в случае с самкой племени человеческого - ту, чье белье первым упадет на пол, Эскиль Валлестрём остановил выбор на Аннике Гильдебрандт. Гризельда Циммерманн в целом тоже была ничего, но, кажется, на данный момент некромант скорее представил бы ее в розмарине и яблоках, чем в соблазнительном прозрачии рюшей и шелка. К сожалению, в данном вопросе они с Готфридом достигли редкостного единогласия. Это было их главнейшей ошибкой. Стоило младшей Циммерманн вскинуть палочку, Эскиль отреагировал молниеносно. Выбросил собственную палочку вперед, хриплое "protego*!" карканьем вспороло и без того дрожащий воздух. Да, он защищал волка. Нет, барышни, сейчас не ваш ход. Обезумевший от злобы и ярости, в целом мире Эскиль Валлестрём видел лишь одного противника - Готфрида Циммерманна. Волк против человека? Что ж, не самый лучший расклад. А как насчет волк против маниакально депрессирующего некроманта? Говорил Эскилю папенька: прежде чем вызывать из бездны самого страшного демона, убедись, надел ли ты чистое белье... Ах нет, разумеется, этот совет был логичен и ясен, но сейчас Валлестрём думал совсем о другом: прежде чем кидаться на волка, убедись, что написал завещание. Именно этим Эскиль и планировал заняться в ближайшие минуты - писать завещание. Кровью Готфрида на декабрьском снегу. Отбросив теперь бесполезный костыль (никакой боли некромант давно не чувствовал) герр декан сделал то, что в здравом уме назвал бы "бессмысленной тратой природных ресурсов и рабочего материала" - крепко держа в одной руке нож, в другой верную мизерикордию (палочку маг заблаговременно спрятал под куртку, под рубаху) Эскиль Валлестрём, как последний балаганный шут, бросился на волка. Прыжком. Стремительно. Очень хотелось крови. Очень. Много. Горячей и густой. ______________ * на оценку
Dietrich Lumier: И мы, сплетясь, как пара змей, Обнявшись крепче двух друзей, Упали разом, и во мгле Бой продолжался на земле. И я был страшен в этот миг; Как барс пустынный, зол и дик, Я пламенел, визжал, как он; Как будто сам я был рожден В семействе барсов и волков Под свежим пологом лесов. Простите, вспомнилось. Даже в состоянии аффекта декан колдовал блестяще: его щитовые чары не оставили заклинанию Зельды никакого шанса, а потому в следующее мгновение человек и волк уже сцепились в схватке - и определенно не на жизнь, а насмерть. Пожалуй, утешением для Гризельды мог стать тот факт, что второе ее заклинание все же достигло цели: Анника внезапно не обнаружила, что не может издать ни звука, так что снять с себя заклинания или защититься Гилдебрандт теперь могла только при помощи невербальной магии. А, надо сказать, защищаться было от кого, ибо Гризельда в данный момент испытывала небывалый для себя эмоциональный подъем, и на этом эмоциональном подъеме с удовольствием бы вырвала зубами глотку кому угодно - благо, выбирать Циммерманн могла аж из троих товарищей по несчастью. Нечто, бродившее в тумане, не переставало посвистывать и, кажется, стало сужать круги, все чаще мелькая на периферии зрения, да только сейчас никому не было до него дела.
Gottfried Zimmermann: Сказать, что Готфрид чхать хотел на окружающих, ничего не сказать. В данный момент он думал лишь о том, о чем может думать волк, когда очень голоден, а рядом столько аппетитных кандидатов на ужин. Ммм...Животное продолжало рычать, скалить зубы и облизываться. А свист все продолжался, и с каждой секундой в волке становилось все меньше от Циммерманна, и все больше от животного. Дикого, необузданного, мечтающего закусить парой тонких ножек и ручек. Волк даже и ухом не повел, когда родная сестра запустила в него заклинанием, которое через секунду разбилось о щит Валлестрёма. Впрочем, какая сестра? Сейчас в Гризельде он видел только еду, весьма аппетитную и отлично пахнущую, а больше ему ничего и не надо. Волк или человек? Человек или волк? Животные реакции, инстинкты древнее, чем мироздание или же человеческая изворотливость или проворность? Что победит? Стоило герру Валлестрёму накинуться на волка, как тот среагировал мгновенно, выпустив самое опасное оружие, какое у него было - острые как бритва зубы. И волк не преминул с силой вонзить их в плечо проворливого некроманта, а после стал подбираться к горлу, туда, где билась по венам настоящая жизнь, древнее самого мироздания. Нож, мизерикордия или зубы? Прямо как детская считалочка.
Eskil Vallestroem: Vår eviga pakt med natten skola ge oss liv, efter ond bråd död. Efter ond bråd död*... Приветственный жар людской плоти, мягкие перекаты бронхов, почек, мокрая гладкость упругой печени, сосудистое тепло живого сердца. Людской организм прекрасен! Сколько чудесных открытий таится под гнусной блеклостью кожи - терпкой на вкус и чуть, едва уловимо шершавой на ощупь. Эскиль Валлестрём любил людей. Обвенчанный с анатомией, он ревностно исполнял супружеский долг - вскрывал, потрошил, любовался. Ритмичный молебен вязания чар - это прелюдия, священнодействие, лукавая дань ветреной красотке жизни. Труп похож на женщину: сперва обольщаешь, потом улыбайся приданному. Эскиль умел ценить малое - невидимую красоту невидимого мира и очень, очень любил убивать... Волчьи зубы с остротой божьей кары вонзились в плечо. Животное, зверь. Убивает, потому что должен. Валлестрёму нравилось. Боль прибавляла сил. Рухнув вместе с волком в глянцевое безбрежие снега, Эскиль почувствовал себя живым. Неминуемо, необратимо живым. Рукоять мизерикордии горела в ладони. Но некроманту хотелось играть. Мизерикордия - финальный аккорд, рано. Чувствуя пульсацию крови, герр декан как-то заботливо, скорее по необходимости выписал на шее волка глубокий, кровавый Сигель. Игра только начинается. Сегодня Эскиль Валлестрём не собирался убивать. Он освежевывал. Вслед за Сигель-Совелу пришла очередь Кано. Очаровательно! Пусть спектакль длится вечно! *"договор с тьмой подарит нам жизнь, после внезапной мучительной смерти"
Gottfried Zimmermann: Волк взвыл не своим, почти человеческим голосом. Зрачки стали совсем черными и где-то на самом дне промелькнул здравый смысл, некогда бывший отличительной чертой человека по имени Готфрид Циммерманн. Но с дна далекий путь, тем более, когда твое второе "я", твоя сущность волка поработила человека. В Валлестрёме тоже жил зверь, но он был другим, без видимой оболочки, без когтей и зубов, но не менее страшный и жестокий. Кровавый Сигель будто бы отпечатался в голове. Животное взмахнуло лапами, полоснув когтями по щекам мужчины - безупречно ровные, идеальные порезы должны были вот-вот наполниться кровью. Волк пытался сравнять счет, пытался, но вместе с тем отступал. Прыжок, и вот их уже разделяют несколько метров - этого вполне достаточно, чтобы начать новую атаку. Волк рычал, не сводя глаз с Валлестрёма, который сейчас больше напоминал своих древних предков на охоте, нежели уважаемого некроманта современности. Было ли волку страшно? И да, и нет. Он чувствовал боль и жажду крови, человеческой крови во рту. Теперь ему хотелось не есть, а убивать, а это славный ножечек "пережевать" и выплюнуть. На хладный труп своего обладателя. Волк оперся на задние лапы, вздернул голову вверх и завыл: так громко и протяжно, пробирая до костей, до самых нервных окончаний, скрытых внутри. Чуть ли не заглушая свист странного нечто, находящегося поблизости. Готфрид готовился к новому такту их маленького спектакля, и больно будет всем.
Eskil Vallestroem: Настал черед выть Эскилю. Так просто? Поиграл и бросил? Эскиль не взвыл, разрезанная щека мелко подергивалась. Распоротое плечо гнало кровь вниз по рукаву. Кап-кап-кап. Снег становился клюквенным. И этот омерзительный гул-свист. Кажется, все обитатели Нифльхейма собрались понаблюдать за битвой человека и волка. Правда, оставалось неясным, кто здесь человек, а кто волк. Эскиль радовался поединку с безудержной яростью малолетнего садиста. Некромантам так редко выпадает шанс схлеснуться с живым, что начинаешь ценить каждое мгновение по-настоящему смертельной битвы. Смертельный, потому что каждый из воинов может умереть. Остыть для жизни, не просто обратиться грудой вонючего пепла. Эскиль поудобнее перебросил нож. Больше он не станет забавляться с карикатурными рунами. Теперь можно убивать. Перчатка брошена, первая кровь осветила ристалище. А Готфрид.... Боги, он помнит его имя? А Готфрид выл. Боевой клич. Протяжный, до оцепенения пронзительный вой смешался с песней обитателей Нифльхейма, которые хоть и пришли насладиться видом кровавой бойни, но оставались всего лишь тенями. Где-то на задворках сознания мелькнула шальная мысль - "а, может, ну его? К черту? Вы же декан, герр Валлестрём! Зачем драться с мальчишкой?". Мелькнула и была съедена кровавым вихрем безумия. Эскиль прыгнул. Тихо, беззвучно, стиснув зубы, будто бы в танце глубоко распорол шкуру на правом боку зверя. Волчья кровь брызнула на перчатку. Волки - те же люди. Они не сдаются без боя и кровь, кровь у них такая же красная.
Gottfried Zimmermann: Возможно, будь Циммерменн в обличии человека или, хотя бы сохранив остатки человека в обличии волка, он бы понял смысл выражения - вся жизнь пронеслась перед глазами. Сколько раз мы читали про это в книгах, когда за мгновение до смерти, до прощания со светом, человек переживает все заново. От рождения и до потери сознания. Красиво было написано в многочисленных книжках: и про хороших, и про плохих. Только вот Готфрид умирать не собирался. Даже, когда Валлестрём с ножом в руке прыгнул на него, волк не собирался скулить. И о смерти он не думал. Да, он почувствовал, как верная шкура, столько раз спасавшая и охранявшая своего хозяина, легко "разъехалась" под лезвием ножа, словно была дешевой тряпкой. Волк оскалился, и это было похоже на ухмылку, звериную насмешку аккурат в лицо безумному человеку. Думаешь, все так просто? Решил снять скальп? Волк только больше захотел крови. Чтобы человеческая, теплая кровь брызнула прямо на волчью морду. Зубы Циммерманна сомкнулись на руке, сжимавшей нож: стремительно, резко, невозможно было увернуться. Одно лишнее движение, и герр декан лишится руки. Не слишком ли дорогая плата за поддакивание безумию? Кто знает. Кажется, среди них больше не осталось людей: они были в лесу и начинали жить по законам леса. Выживает сильнейший, оставшиеся окропят собой белоснежное покрывало снега. Но кто был сильнее: человек или волк? Ведь повсюду была кровь их обоих. Один из немногих жизненных моментов, когда зверь и человек едины.
Eskil Vallestroem: Эскиль вскрикнул. Боль сомкнувшихся с силой удара молота по наковальне волчьих челюстей была невыносима. Если волка ноги кормят, то некроманта - руки. Валлестрём не был готов сказать последнее "прощай" любимым конечностям. В конце концов, рук у него только две, а собак нерезанных... кхм, что собак нерезаных. Эскиль конвульсионно дернулся. Рефлекс, черт подери, никуда от него не деться. Вывихнутое колено отозвалось практически такой же острой болью, как и перекушенная рука. Но сдаваться некромант не планировал. Он будет драться до последнего. Драться, подобно безумному, кем он, собственно, и был в этом хлипком пространстве-времени. Люди переоценивают живительную силу адреналина. Ритмичные удары сердца качали кровь, приливами, почти цунами били в голову - Валлестрём не понимал ничего. У него была цель - цель убить, или быть убитым. А еще были жертвы. Человек в обличье волка. Леди-ястреб в обличие гордой студентки и хорошенькая восьмикурсница с поломанной рукой. Он достигнет их всех, достигнет рано или поздно, как грешник неисповедимыми путями господними достигает ада. И не важно, совсем не важно, если вслед за достижением цели придет такая страшная и все же неминуемая смерть. Вздорное существо. Эскиль полагал, что Смерть мужского рода. Женщины куда тактичнее. Позволяя зверю крепко держаться за его руку, Эскиль извернулся змеей. Говорите, волка ноги кормят? Можно проверить. Верная мизерикордия. Тонкая и узкая жалом вонзилась под правую лапу волка, едва не перерубив позвонки. Жить-то выживет. Наверное. Но боль... Боль решает все.
Annika Hildebrandt: Вообще Анника Гильдебрандт была настоящей пай-девочкой. Не верите? Спросите декана Валлестрёма, он обязательно это подтвердить. Она была против насилия как такового, если добыча не была чуть толще чем эта несчастная Циммерманн, и уж точно если её умственный коэффициент не был выше чем у зубочистки. В данном случае малютка Гризельда казалась неинтересной по очень простой причине – Анника её за человека не принимала. Вот даже то дерево в метрах пятьдесят от неё было гораздо интереснее, чем маленькая избалованная девчонка, до которой ещё не дошло, что они не завтракать сюда пришли, а выживать. Голландка хмыкнула. Герр Валлестрём решил сорваться и бросится в пасть волка. Что ж, очень благородно и отважно с его стороны, хотя зная его пристрастие к некрофилии оставалось лишь надеяться, что от Готфрида хотя бы останется чучело на память близким. Анника по привычке покрутила в руках стилет, когда маленькая Циммерманн решила подать голос (О, Мерлин, оказывается он у неё есть! И она даже способна произносить заклинания!) и по своим меркам сумела достичь цель, а именно голландка смолкла. Гильдебрандт попыталась что-то сказать, но не смогла издать и звука. Стоит ли говорить, что если до сих пор Гризельда по своей сути находилась где-то на уровне зубочистки, то сейчас она могла гордо считать Аннику своим личным врагом, а это поверьте крайне не весело. Палочка ей была не нужна, а если что всегда можно отнять у принцессы – всё равно она в ней не нуждается. Гильдебрандт бросила взгляд на волка с деканом, которые кажется были слишком заняты друг-другом чтоб замечать кого-то вокруг себя. Ну что ж, пожалуй самое время преподать Циммерманн урок. Анника усмехнулась и с привычным безразличием посмотрела в сторону девушки, после чего отложила Отто на снег рядом с собой. Нападение это искусство. Ты либо владеешь им, либо – нет. Надо поймать самый лучший момент, и если ты опоздаешь хоть на долю секунды, то ты уже в проигрыши. В мире где нет волшебства Гризельда похоже ничего не мыслила, а вот Анника чувствовала себя как рыба в воде, недаром всю жизнь провела то на охоте, то с клинком в руках. Рывком голландка точно взлетела со снега и за считанные секунды оказалась рядом с немкой. Одной рукой она схватила девушку за запястье в которой та сжимала палочку и посильнее надавила на сломанную рук, а другую приставила точно к шее Гризельды, правая нога же не давала никакого шанса добыче сбежать от охотницы. Говорить Анника всё так же не могла, увы, но в её глазах можно было прочитать не просто угрозу. Сейчас она с легкостью могла сломать жизнь самовлюбленной принцесске, да и никто бы не посмел обвинить её в чем-нибудь, она не первая начала. Приставленный к шее стилет уже больно давил на артерию, а на губах Анники играла самодовольная ухмылка. Вторая же рука начала опускаться к палочке Гризельды. О, как же хотелось сказать пару ласковых слов, но жаль голоса не было. Гильдебрандт сомкнула пальцы вокруг палочки Циммермар намереваясь вырвать её из рук немки. Она ничего сейчас не замечала. Никакой крови, даже теней. Анника была в ярости, а кто-то должен был отвечать на то, что день у неё не выдался.
Gottfried Zimmermann: Их маленький отряд теперь больше напоминал свару варваров, где каждый пытался постоять за себя и нанести удар другому. Пока герр декан был занят тем, что пытался снять шкуру с волка, Гильдебрандт решила сделать нечто подобное с сестрой Готфрида. На сотую долю секунды в нем проснулся человек, бывший братом несчастной. Но доля секунды - чертовски мало, а свист не затихал, а, значит, Циммерманну было суждено продолжать клацать челюстями в надежде оттяпать что-нибудь Валлестрёму, а не Аннике. Кто не знает, волки одни из самых выносливых животных на планете земля, особенно выросшие на Севере. Возможно, немец и не был волком в его непосредственном смысле и наименовании, но он был вынослив, силен, а значит, он не умрет. Ни здесь, и ни сейчас, не в этих снегах. Острые зубы медленно уходили под кожу руки, растягивая пытку. Волчья пасть наполнялась терпкой и обжигающе-живой жидкостью. Чем-то сродни экстазу, а как бодрит! Волк был на седьмом небе от счастья, продолжая свой путь. А ведь человеческая рука довольна хрупка, и рано или поздно нижняя челюсть встретится с верхней, и тогда... ...об этом Готфрид не успел подумать. Показалось, что правую лапу вырвали с мясом, но нет, это была всего лишь верная мизерикордия Валлестрёма. Подлое оружие. Волк снова взвыл не своим голосом и обозлился еще сильнее прежнего. Разомкнув челюсти, он выпрямился и посмотрел мужчине в глаза. Убьешь или будешь убитым? Извечный вопрос. Мгновение, и волк прыгнул, опрокидывая герра декана на спину. Циммерманн издал протяжный рык и, подобно царю всех зверей, с силой надавил передними лапами на грудь мужчины, будто бы хотел проломить грудную клетку. Кровь струилась по некогда лоснящейся серой шерсти, придавая волку еще более безумный вид. Боль была такая, что стало трудно дышать, и пришлось приоткрыть пасть, чуть высунув язык. Послышался хрип. Что ж, надо отдать Валлестрёму должное: в бою он хорош. Но не лучший? Снова клацнули зубы, смыкаясь на предплечье Эскиля и мечтая отхватить, если не всю руку, то хотя бы приличный кусок. * - да-да, все на оценку, а то мы клочка друг от друга не оставим :DD
Dietrich Lumier: Господа, где-то там перед вами должен быть паровоз. Приглядитесь. Знаете, почему вы его не видите? Потому что бежите впереди него. Ваш пыл похвален, но не забывайте, пожалуйста, что в отыгрыше есть еще игроки. Подождите, пожалуйста, поста Гризельды. Вечно ваш, Д. Л.
Grizelda Zimmermann: Гризельда на секунду почувствовала себя самой адекватной в этом безумном вихре ярости и крови. Обездвижить волка не удалось, заклинание разбилось о щит герра Декана, даже в таком состоянии Эскиль Валлестрём был лучшим магом, чем они все вместе взятые. Но Анника хотя бы замолчала. Её противный голос заставлял и без того хрупкие нервны Зельды содрогаться, грозясь вот-вот разбиться о стенки её безумного сознания. А теперь немка действительно испугалась за жизнь брата. Как испугалась? Она просто хотела, чтобы тот был жив. Он нравился ей больше живым, чем мёртвым. Кто же тогда будет заботиться о ней? Прятать от взора родителей последствия её маленьких шалостей? Гера Декана нужно остановить любой ценой. В доли секунду разделявших Гризельду от того, чтобы бросить в декана Оглушителем, девушка почувствовала нечто странное. Краем глаза она увидела, как Анника приготовилась к прыжку, неужели и эта дурёха поддалась общему безумию? Моргана, Зельна осталась единственным здравомыслящим магом! Но как бы не так! В груди понималось странное чувство, Гризельду словно накрыло волной из эмоций и ощущений, по большей части негативных. Девушка, которая привыкла чувствовать лишь пустоты внутри, растерялась от нахлынувших эмоций. До чего же это было странно. Поддавшись обуявшей её ярости, Гризельда с диким восторгом встретила Аннику. Голландка прижала стилет к её горлу, крепко схватила за запястье, намереваясь вырвать волшебную палочку, сдавила здоровую ногу, стараясь обездвижить маленькую ведьму. В любой другой ситуации, Зельда была готова признать своё поражение. Но не сейчас. Она была далека от этих суровых фехтовальщиц, как Земля от Юпитера и всегда предпочитала решать свои проблемы магией, а не при помощи острого стилета. Но сейчас Циммерманн было глубоко начхать на собственную сохранность. Наиглавнейшая цель причинить Аннике максимум ущерба. Гризельда наклонилась назад, увлекая за собой противницу. В полёте, пока её тонкая шея была в спасительной дали от острого стилета, немка умудрилась вывернуться и вцепиться зубами ладонь, сжимающий нож, заставляя Гильдебрандт отпустить острое оружие. Согнув больную ногу, немка что есть мочи ударила Аннику в районе паха, стараясь как можно дальше оттолкнуть от себя противницу. Обе девушка повалились на снег…
Dietrich Lumier: Мастер добрый сегодня, но на будущее вы хоть примерно пытайтесь представить себе последствия ваши поступков, фройляйн. Вдавленный в сонную артерию стилет - это довольно скверная ситуация. Решение откинуться назад, когда к твоей шее приставлен стилет, могло бы считаться не очень хорошей идеей: острие кинжала плавно вошло в кожу, и падая назад Циммерман фактически сама распарывала себе шею - длинная рваная рана протянулась от боковой стороны шеи до подключичной впадины, и лишь дрогнувшая в первый момент рука Анники спасла немку от верной смерти: чудом осталась цела сонная артерия. Крови, однако же, и без этого было предостаточно: она заливала грудь и плечи Гризельды, и Гильдебрандт, навалившаяся на немку, также оказалась перепачкана в крови. Стилет Анника все же выронила, однако бой явно становился неравным - Циммерманн стремительно теряла кровь, а потому удар больной ногой оказался не слишком сильным и не оттолкнул противницу. Палочку Гризельды девушки также благополучно потеряли, она упала в снег чуть дальше, чем стилет Анники. В битве мужчин крови проливалось не меньше: через мгновение после того, как Циммерман сбил Валлестрёма с ног, челюсти волка сомкнулись на предплечье декана, разрывая плоть и ломая Эскилю руку. Он был доволен. Жертвы вели себя просто образцово: ему не пришлось долго водить их по лесу, запугивая и выматывая. Ему не пришлось даже снимать с них шкуру самому - еще немного, и они сами освежуют друг друга. По-хорошему стоило бы подождать немного, но запах крови дурманил - разной крови, но неизменно сладкой и манящей. Стол накрыт. Кушать подано. Свист, шедший со всех сторон внезапно прекратился, пахнуло гнилью и в следующий момент вендиго выступил на поляну: даже сгорбленный он был огромен, и рога его доставали до верхних ветвей высоких елей. Взор мутных, словно бы остекленевших красных глаз был устремлен только на жертв; он шел медленно и удивительно бесшумно для такого огромного создания, совершенно не оставляя за собой следов. Губы его давно истлели, так что теперь безгубая морда щерилась десятками крупных и, очевидно, очень острых зубов. От вендиго пахло тленом и падалью.
Annika Hildebrandt: Извините, так уж получилось. Я не хотела графоманить. Глупая девчонка. Не просто глупая, а смертельно глупая. Кажется Анника здорово переоценивала её умственные способности, когда сравнивала её с зубочисткой. Надо же было ей додуматься до такого. Неужели Циммерманн просто очень хотелось умереть? Нет, ну правда, если человек настолько пытается из всевозможных выходов выбрать самый фатальный для себя, то либо человека тянет на суицид, либо у него с головой проблемы. Но если она настолько мечтала о смерти, то пусть пишет письма Санта Клаусу или кому-то ещё, а Аннике нервы попросту трепать не надо. Гризельда почему-то совсем не подумала о последствиях когда решила упасть на спину. Это был самый глупый ход из всевозможных, хотя возможно чтоб знать о таких вещах надо хотя бы раз держать в руках холодное оружие. Хотя даже не в этом суть, надо просто знать не только своего противника, но и объективно оценивать свои способности, и не пытаться прыгнуть выше головы. - Идиотка – ругнулась про себя голландка, - Неужели так хочется умереть? – Гильдебрандт упала сверху на немку, а её верный стилет не подвел её как и следовало ожидать, поэтому плавно вошел в шею глупой принцессы. На самом деле Анника бы не задумываясь довела дело до конца оставляя, только что-то отвлекло её и в самый неподходящий момент рука голландки дрогнула. На этот раз девочке просто повезло. В следующий раз голландка не промахнется, и обязательно заденет эту проклятую сонную артерию. Стилет Анника выронила всё так же лежа на немке и заливаясь её кровью, только Гильдебрандт смотрела совсем не на окровавленную Гризельду, она сейчас волновала её меньше всего. Вендиго. На них шел самый настоящий вендиго под метр пять, и голландка стиснула зубы понимая, что они так легко не спасутся сегодня. Он шел на запах крови, а Анника хоть и не была ранена, но была достаточно испачкана в крови этой несчастной крыски которая лежала под ней. Девушка ещё раз взглянула на Гризельду после чего резко отскочила на пару шагов всё так же наблюдая за движением вендиго. Краем глаза она смотрела на Валлестрёма с Готфридом. Не время им сейчас сражаться друг с другом. Голландка медленно опустилась на снег и рукой взяла мешочек с Отто. Она пыталась удержаться от резких движений, хотя бы пока. Мешочек Гильдебрандт привязала к своему поясу и так же медленно начала пятиться назад. Надо было взять свой стилет, а потом и палочку Циммерманн подобрать. Анника пятилась подобно кошке. Даже обезоруженная она была готова к бою, впрочем в другой сапожке у неё осталась ещё неиспользованная мизерикордия, только свой стилет она тут не оставит. Умрет вместе с ним, если понадобится. Ещё один взгляд в сторону декана, который кажется был не на шутку ранен. Конечно в первую очередь хотелось спастись самой, но герра Валлестрёма Анника оставлять не собиралась. Вот Гризельда могла бы остаться как корм для вендиго, Гильдебрандт была бы только рада этому, а декана она возьмет с собой. Ещё один шаг и Анника медленно опустилась на снег шаря рукой в поисках стилета. Всё это время она не сводила взгляд с вендиго. Никогда же не знаешь когда эта тварь нападет. Ощутив родную рукоять в руках голландка усмехнулась. Она ощутила себя более уверенной, но всё равно надо было найти эту проклятую палочку, ведь с вендиго оружием не справишься. Гильдебрандт посмотрела по сторонам и заметила её совсем неподалеку. В двух шагах от неё самой. Анника снова подняла глаза на вендиго, а потом резко сорвалась с места подобно ястребу и рванула в сторону волшебной палочки. Подобрав её девушка выпрямилась и повернулась в сторону твари. -Piro! *- направив палочку на вендиго произнесла невербальное заклинание голландка, после чего перевела её на волка, - Avis Accipiter! ** - ничего более Анника не смогла придумать, ведь челюсти волка были сомкнуты на руке декана, а лишать его руки она не желала. Поэтому оставалось надеяться, что хотя бы птица заставит Готфрида отпустить его. * поджечь вендиго ** вызвать ястреба, который нападет на волка
Grizelda Zimmermann: Может она и хотела умереть. Здесь и сейчас. Чёрт его знает. Когда стилет распорол горло от левой стороны шеи до подключицы, Гризельда абсолютно ничего не почувствовала. Нет, физическая боль была адской, просто невыносимой, но на фоне переполнявших её чувств она показалось какой-то несущественной, недостойной внимания немки. Анника оставила её на снегу, тонуть в собственной крови. Шуба, водолазка, волосы всё было липким от мокрого снега и крови. Гризельда перевернулась на бок. Она закрыла глаза и слышала лишь хруст снега под сапогами Гильдебрандт. А потом она услышала что-то ещё. Зельда открыла глаза. Так вот кто виновен в их безумии. Вендиго. - растопи его холодное сердце. Больше огня. – крикнула ведьма. Но вместо крика с бледных губ сорвалось нечто похожее на карканьем подбитой вороны. Гризельда была хорошей ученицей. Она многое помнила, ещё больше знала. Волшебница всегда внимательно слушала профессоров на лекциях, ловила каждое слово, зная, что когда-нибудь приобретённые знания спасут ей жизнь. Жалко, что сейчас Вендиго падёт не от её руки. Ну, хотя бы от её волшебной палочки. Девочка попробовала подняться. Она зажала рукой, порезанное горло, из которого всё ещё хлестала кровь, но уже не таким пугающим фонтаном. Сил с каждой секундой становилось всё меньше. В глазах темнело. Ей стало дурно от запаха собственной крови. Гризельда повалилась на бок. До чего же бесславный конец.
Eskil Vallestroem: Черт, как положено черту, явился незванным, ликом был страшен, нравом угрюм, главою чрезвычайно рогат. А еще не водился в природе. Семейное древо Валлестрёмов уходило корнями в двенадцатый век. Эскиль помнил каждую веточку: родился, жил... - скучно, веселье начиналось с "умер". Кого-то сожгли, кого-то повесили, третий, обезумев, убил себя сам, четвертого разорвала толпа кочующих инферналов, пятому размозжила череп толпа кочующих гуманистов, шестой, седьмой, восьмой ушли и не вернулись, пропали. Или не пропали и вернулись. Вот только никто их не узнал. Пять-шесть метров росту, кардинальная пластика лица, кишки наружу, красивые ветвистые рога - крупицы семейного сходства определялись исключительно по внутреннему содержанию. У вендиго и некромантов много общего - оба совершенно не помнят о жизни, зато прекрасно чуют смерть. За версту. Иногда даже собственную. Эскиль с любопытством подумал, а не пора раскрыть объятья? Это сегодня он - единственный Валлестрём по солнечную сторону света. Так было не всегда. О! так было далеко не всегда. Собственно, очень далеко так было. Эскиль мучительно закусил губу - кто знает, не обрел ли он в лице поганой тварюги давно потерянного прапрадедушку, или прапрабабушку, или кузена по отцовской линии. Занятно. Очень. И объятья пора раскрывать. Кабы не волк... Чувствуя, как плоть отделяется от кости, кость с мокрым хлюпом рвет кожу и куртку, Эскиль забыл о боли. Человеческий организм хитро устроен - вам легче заметить монетку на дороге, чем тушу великана, заполнившую весь мир. Сейчас мир Эскиля Валлестрёма заполняла боль. Ужасающая, нестерпимая боль, естественная, как воздух. Значит, и внимания ей полагается не больше. Эскиль дернулся. Метательный нож, по-прежнему зажатый в левом кулаке, плохо подходил для ближнего боя. Тонкая, плоская рукоять - таким волка не оглушишь. Можно убить. Убивать Валлестрём не собирался. Пока. Некромант дернулся. Здоровым коленом пребольно ударил анимага в распоротый бок. Замахнулся, полоснул ножом - длинная кровавая колея немедля набухла кровью, кровь, затекала волку в глаза. Тот случай, когда вернее бить в бровь, не в глаз. Не позволяя Готфриду прийти в себя, но куда вероятнее - в ярость, Эскиль с трудом освободился из-под тяжелой серой громады. Мельком оглядел покалеченную руку - грубо нарезанный винегрет, лоскуты свежего мяса, весело ощеренные кости приятного розовато-белого цвета. Рука онемела до плеча, плечо онемело до шеи. Если в ближайшие часы раной не заняться, похоже, придется думать над прозвищем. Эскиль Однорукий. Мерзость какая... Подняться на ноги Валлестрём не мог. Но почти мог сесть, неудобно так, опираясь на больную руку. Вот тогда позиция будет вполне себе ничего. Для боя. Так Эскиль и сделал. Правая рука отозвалась чем-то невозможным, не болью - скорее плачем вывернутой, раздробленной кости. Ох, как все плохо... А что делать? Анника бросилась к вендиго. Пыталась беззвучно колдовать. Pyro? Наверняка. Умница девочка. Но этого мало. Прицелившись, Эскиль метнул последний нож. Хрупкую на вид шкуру твари он не пробьет, да в шкуру декан и не целился - настал черед бить в глаз*. Затянутое пленкой бельмо. И искренне надеясь, что голос его достаточно крепок, бросил туда же - повезет, в рану: - Flamma fluidus!* Потерянный родственник? Возможно. Но Эскилю неплохо жилось одному. * попасть в глаз ** отправить туда же мощную такую струю жидкого огня, дабы и горело, и обтекало
Gottfried Zimmermann: Наступил момент, когда Циммерманну показалось, что все закончилось. Безумие, владевшее им последние несколько минут, резко стихло, оставляя место непроходящей, но уже значительно меньшей злобе. Реальность снова приветствовала его, пускай и не совсем четко. Запах гнили забивался в ноздри волка и мог довести до исступления, если бы то было угодно. Готфрид успокаивался и позволил Валлестрёму отпихнуть себя в сторону. Распоротый бок давал о себе знать: вспышка боли пронзила все тело, и волк был готов заскулить. Теперь, когда он мыслил более-менее трезво, все ощущения обострились, и боль была на первом месте. Перед глазами все было подернуто легкой серой дымкой, но анимаг сумел разглядеть нечто, возвышавшееся неподалеку от них. Вендиго. Признаться, в эту минуту волк растерялся. Он не спешил принимать человеческий облик, да и смысл? Палочки у него нет, благодаря декану он истекает кровью, а в обличье человека все только усугубится. Что делать - он не знал. Впервые в жизни Циммерманн не владел ситуацией, и это его почти испугало. Гильдебрандт направила палочку на вендиго. Странно, откуда она у нее? Он совершенно точно помнил, что ее не было. Через считанные секунды к Аннике присоединился и Валлестрем. Ну, конечно же, огонь. Единственный способ, которым можно убить это отвратное существо. Что ж, раз у них всего 2 палочки на четверых, делать нечего. Прихрамывая на переднюю лапу, волк подошел к сестре и осторожно тронул ее плечо носом. Выглядела Зельда ужасно: рана, расчерчивающая горло, была излишне живописной; бледные губы, сомкнутые в тонкую линию, больше напоминать погребальную улыбку; а поза девушки была излишне неестественной. Волк чуть жестче тронул девушку носом за плечо: он словно бы говорил ей "не смей умирать, Зельда, а то я лично займусь твоим воскрешением, когда выберемся отсюда!". И он не врал. Он же некромант, если сестра посмеет оставить его здесь и сейчас, в последствии он позаботится, чтобы жизнь после смерти медом ей не показалась. Ему не обязательно было превращаться в человека, чтобы немка поняла его: волк так смотрел на нее, что все было ясно без слов. Впрочем, сантименты сантиментами, а Готфриду не помешало бы подумать, как быть с Вендиго и как помочь расправиться с ним. Вот, если бы он нашел свою потерянную палочку...Волк будто бы вздохнул, готовый в любой момент превратиться в человека и...что-нибудь сделать, в общем.
Dietrich Lumier: Кажется, гигантский демон кому-то казался милым: во всяком случае, он явно был чьей-то любимой зверушкой. Любимой настолько, что хозяин не пожалел сил на то, чтобы поставить защиту: Pyro Анники разбилось о невидимый щит, окружавший вендиго, и что более удивительно, об этот же щит разбилось и заклинание герра Валлестрема, так и не причинив демону никакого вреда. Зато простенький брошенный нож внезапно оказался куда более действенным: вендиго издал протяжный звук, напоминавший одновременно волчий вой и трубный зов оленя и в раздражении замотал мордой. Ему мигом разонравились эти игрушки: они оказались недостаточно измотаны... ну да все равно, самое время покончить с ними одним ударом. В буквальном смысле: рамахнувшись, вендиго буквально смел ударом огромной суставчатой лапы Аннику и декана - снег смягчил падение, однако для и без того раненого Валлестрема удар оказался более чем болезненным, а у девушки пошла носом кровь. Палочки обоим удалось сохранить только чудом. Циммерманы под удар не попали, однако их ждала другая напасть: с небес на Готфрида, уже выпустившего руку Эскиля, обрушился вызванный Гильдебрандт ястреб, который, вцепившись когтями в шкуру анимага, принялся яростно выдирать шерсть из волчьего загривка. А тем временем длинная лапа вендиго уже протянулась за самой легкой добычей - раненой Гризельдой...
Eskil Vallestroem: - Nervorum resolutio!* - В ястреба. На выдохе. Больно, черт возьми. И мир становится мутным. Дрожит мириадами воздуховоротов. Точечки... - Cella igneus!* На Гризельду с Готфридом Валлестрёму было плевать. Но тварь. Нельзя позволить ей победить. В этом сражении победитель будет только один. Не тот, кого природа короновала рогами; тот, кого природа короновала здравым смыслом. Эскиль верил - это он. Не вендиго. Бродячий анатомический театр с полутора извилинами в дряблом мозгу - принять смерть от подобного даже не унизительно, это смешно. Смешно до слез и обидно до истерики. Эскиль Валлестрём умел держать себя в руках. Слезы - вода, истерика - потеря времени. Действовать надо. Четко, жестко, слаженно. И никакой боли. Подумаешь из легких выбило весь воздух, а тело напоминает ржавый каркас, обтянутый болью и судорогами. Неважно. Вон, у Анники тоже кровь... Эскиль так и не понял, обо что его приложило. Пульсация крови, резонируя со скоростью мысли, протяжным колокольным звоном била в виски. Больно было неимоверно, но это не считается. Если боль - единственное, о чем вы думаете; значит - боль последнее, что вы вспомните перед уходом в мир иной. В иной мир Эскилю не хотелось. Там плохо. Темно для начала. Палочку некромант не выронил. Палочку некромант отбросил. Прямо в снег. Рядом с собой. И, пока Анника не пришла в себя после падения (упала рядом - это хорошо), выхватил ее палочку из холодных девичьих рук. А потом... сломал. Закусив рукоять зубами, переломил пополам. Обидно, верная мизерикордия осталась где-то там. Далеко. Не дотянешься. Да он бы и не смог. Пришлось действовать экспромтом. Вытащил булавку - пожертвовал теплом. Больше плащ ничто не удерживало. Трансфигурировал. Тихо, очень быстро. Булавку - в лук, две половинки волшебной палочки - в стрелы. Дерево сломалось. Магия осталась. - Анника, - уже шептал Валлестрём. Кровь, слишком много ее уходило. - Стрелять из лука умеете? Тогда стреляйте. В глаза. В сердце. Возьмите мою палочку. Подожгите стрелы. Может, сработает. Аннику Эскиль почти не видел. Палочку тянул на ощупь. - Магия на вендиго, похоже, не действует. Неспроста. Ох... * птичку вырубить, или вообще убить ** создать вокруг Готфрида и Гризельды огненную клетку, о последствиях бесшабашно не думая
Grizelda Zimmermann: Было в этом что-то неправильное. В том, что Зельда не боялась смерти. И не боялась не потому, что была смелой и храброй, а потому что ей было всё равно, плевать она хотела на этот загробный мир. Немка верила лишь в то, что потом её ждёт только глубокая бездонная тьма, где никого не будет. Моргана, какой ад после смерти? Люди и так создали его на земле. И, скорее всего это вряд ли продолжиться по ту сторону. По крайней мере, Гризельда надеялась, что нет. Снег холодный и мокрый. Щека онемела. Она всё ещё сжимала рукой горло и чувствовала, как сквозь пальцы сочится горячая кровь. Глаза закрыты. На душе спокойно, краткий миг умиротворения. Тут Готфрид тронул её холодным носом в плечо. Немка нехотя открыла глаза, посмотрела на брата. Он не хотел её смерти. Хоть кто-то, дементор всех побери, заботиться о ней. Всё-таки Гризельда Циммерманн была кому-то нужна. Хватит жалеть себя Циммерманн. Прекрати быть слабой. Ты сильнее их всех вместе взятых. Она вняла голосу разума. Бледные губы тронула лёгкая усмешка. Быть безумной так до конца. Ведьма, не взирая на боль, поднялась. Она сидела на снегу, всё ещё прижимая здоровую руку к горлу. Девушка опёрлась на волка, попыталась стать, но неудачно. Её шатало, мутило от запаха крови, да и во рту пересохло. А вендиго тем временем занимался своим чёрным делом. Вот и Валлестрём с Анникой полетели в сторону, лишь бы эта мерзкая голландка раскроила свой череп об случайный камень. Гризельда с удовольствием сплясала бы на её могиле. Но как бы не так, Гильдебрандт живучей любого паразита. Вендиго наскучили эти игры и он принялся исполнять свои прямые обязанности – убивать, крушить, рвать… Но в планы немки не входило так быстро расстаться с собственной жизнью. Отчего-то теперь она стала чересчур ценой. А рука всё тянулась к ним… к Зельде и её любимому волку. Она резко схватила охотничий нож и кинула в рогатую нечисть*. Откуда только силы взяла? * - кинуть нож в Вендиго Пы.Сы. про огненную клетку ничего не написала, собственно всё вышеописанное произошло до того, как герр Декан принял ломать палочки ^________^
Annika Hildebrandt: Знаете, Анника на самом деле не боялась смерти, как бы глупо это не звучало. Герр Валлестрём обязательно назвал бы её полной дурой, но голландка и правда не боялась смерти, хотя сейчас ей очень уж не хотелось умерить. Она не хотела умирать вот так глупо, и ничего не оставить после себя. Ни одного проклятого воспоминания чтоб надолго запомниться людям. А ещё очень не хотелось покидать этот мир так и не сказав своему декану ничего... Ох, какая сентиментальность! Неужели до такого докатились, Гильдебрандт? Но нет, Анника так просто не собиралась сдаваться, не дождутся, слишком много незавершенных дел у неё осталось в этом мире. Голландка почти взвыла от боли когда вендиго отбросил её. Кажется нос она всё же сломала, причем даже услышала как кость хрустнула, да и теплая жидкость начала стекать по лицу. Без глубоких вздохов и дрожи в руках Гильдебрандт ничего подходящего не нашла, поэтому вытерла кровь рукавом шубки после чего дотянулась рукой снега и приложила снежок к носу чтоб оглушить боль. Перед глазами картина немного расплывалась, но Анника изо всех сил пыталась сконцентрироваться и видеть окружающих настолько четко, насколько это возможно в её случае. Девушка резко повернулась в сторону декана, который выхватил из её рук палочку и сломал её. Она могла начать кричать, но как бы странно это не звучало Гильдебрандт доверяла герру Валлестрёму полностью, поэтому не спешила орать на него. Анника склонила голову уставившись на сломанную палочку и заметив как та превращается в стрелы самодовольно улыбнулась. Всё же настоящее оружие всегда намного эффектнее, чем волшебная палочка, хотя бы для таких людей как Гильдебрандт. Следующим делом герр Валлестрём решил снять с неё заклинание, о котором она и вовсе забыла. Анника бросила взгляд в сторону Циммерманнов. Она конечно была жестока, да и с удовольствием отправила бы Гризельду на тот свет, но если это делать, то делать собственными руками. -Знаете, - неожиданно начала девушка выхватив лук из рук герра Валлестрёма и поджигая стрелы, - Эта тварь нас не убьет, не дождется, - сквозь зубы процедила голландка и за считанные секунды прижалась к губам своего декана, но так же быстро отстранилась. Кровь, боль, усталость, страх... все перемешалось, но наверное ей нужно было собраться духом чтоб до конца прийти в себя. Конечно она выбрала немного странный способ, но что поделаешь. Анника вскочила с земли и выпрямилась во весь рост целясь в вендиго. Один... два... Они не умрут. Не сегодня. Не таким образом. Прицелившись в самое сердце твари Анника усмехнулась. Три! Стрела вылетела*. *оценить, ага
Gottfried Zimmermann: Готфрид с печальным выражением глаз наблюдал за тщетными попытками Гризельды подняться - ему хотелось помочь ей, остановить кровь, облегчить боль или еще что-то. Но он не мог - в обличье человека он был бы четвертой ходячей мишенью, а так хоть драпать побыстрее можно. Да и волшебной палочки у сестры больше не было. Но не успел он подумать о преимуществах волчьей шкуры, как сумасшедший ястреб, вызванный заклинанием, налетел на него. Волк взвыл от боли, перед глазами что-то сверкнуло - как оказалось в последствии - это оказался снег, в который рухнули Гильдебранднт и Валлестрём. Ястреб не унимался, явно намереваясь порвать волка на мелкие кусочки и клочки. И без того потрепанная шкура, перепачканная в крови, грозилась треснуть по швам. Волк начал извиваться, пытаясь стряхнуть обезумевшую птицу с себя. Циммерманн клацал челюстями, попеременно подвывая, и мечтая достать птицу зубами, но, кажется, бесполезно. А потом перед глазами еще раз что-то сверкнуло. Кажется, это был огонь. Или у анимага начались галлюцинации на почве боли? извиняюсь за бред *__* но чего-то не знал, как среагировать в таком виде
Dietrich Lumier: Вендиго с рассерженным рыком отдернул лапу - пылающая клетка даже для него оказалась непреодолимым препятствием, а в следующее мгновение его настиг нож Гризельды - мелочь, но болезненная, на которую монстр отреагировал утробным рыком. Ястреб же, прежде чем исчезнуть, успел основательно потрепать Готфрида: весь загривок волка был залит кровью, так что страшно предположить, как выглядели раны человеческого воплощения Циммермана. Привыкнув полагаться на магию, несложно забыть о простых, почти "пещерных" методах борьбы с нечистью, которые, однако, оказываются удивительно действенными, когда все остальные планы с треском провалились. Горящую стрелу не могли удержать щиты против магии, и рука Анники не дрогнула: стрела вонзилась точно в полусгнившую грудь монстра, как раз туда, где должно было бы биться сердце чудовища... если бы оно у него было. Огонь начал распространяться удивительно быстро: вспыхнула свалявшаяся, грязная шерсть и в считанные мгновение пламя уже достигло массивных плеч монстра. Вендиго трубно взревел от дикой боли: в порыве боли и злости он легко смахнул громадной лапой лучницу; что-то хрустнуло, и у упавшей в снег Анники перехватило дыхание от резкой боли в груди - похоже, ударом ей сломало несколько ребер, к тому же судя по разламывающей боли, моментально наполнившей голову, у девушки было сотрясение... но это стало последним, что успел сделать вендиго. Чудовище уже не ревело - оно визжало, поглощаемое внезапно удивительно сильным пламенем; плавилось ледяное сердце демона - его единственное уязвимое место, которое и настигла горящая стрела; в воздухе стоял одновременно запах паленого мяса, горелых листьев и гнили. В тщетной попытке сбить пламя, вендиго бросился в снег и принялся кататься по нему, теряя клочья шерсти, кожи и плоти, однако огонь не утихал, а наоборот словно бы разрастался, охватывая всю огромную тушу чудовища. Сердце таяло и монстр погибал в муках - для него уже не было никакой возможности спастись, если только вдруг не явится его таинственный покровитель... но тот явно не спешил на выручку. Жаль, герр декан уже не видел этого масштабного представления: создание огненной клетки окончательно подорвало и без того истощенные силы мага, и он просто потерял сознание. Гризельда, потратившая последние силы на бросок, тоже была близка к впадению в беспамятство. Ошметки вендиго догорали чуть поодаль. Битва была окончена.
полная версия страницы