Форум » Архив «Lumiere-77» » Очень странная история о фее и значке » Ответить
Очень странная история о фее и значке
Remus Lupin: Дата: где-то начало ноября, 1977 года. Место: коридоры, Хогвартс. Участники: Esclarmonde de Rays, Remus Lupin. События: Красивая и милейшая француженка от чего-то заинтересовалась значком Ремуса. Девушка решила попробовать уговорить гриффиндорца подарить ей его. Ремус бы с радостью это сделал, но как объяснить иностранке, что значок ему как бы нужен... Примечания: вы не поверите, но такое и правда было.
Ответов - 16
Esclarmonde de Rays: Эсклармонда любила всё большое. Огромные поля для квиддича, высокие причёски, большие серьги, оттягивающие мочки, широкие улыбки, медведей-гризли и больши-и-ие замки. Хогвартс как раз-таки попал в категорию большо-о-ого замка. Что, впрочем, неудивительно. Это ведь был ДЕЙСТВИТЕЛЬНО большой замок. Шармбатон был скромнее в размерах, но зато, гораздо помпезнее в оформлении. Но, несмотря на некоторую скудность дизайна, английская школа магии француженке действительно нравилась. Девушка была бы даже рада ночевать здесь, а не в неуютной карете, помещений в которой было гораздо меньше, чем могло бы быть. Всего-то три спальни (ученикам из которых полагалось всего две), гостиная, столовая, комната для музицирования, библиотека и комната для упражнений. Всё. Ни тебе гостиной с видом на рассвет, гостиной с видом на закат, комнаты с поющим фонтаном, бальной залы. Ничегошеньки этого не было. То ли дело Хогвартс, радующий приятным контрастом по сравнению с каретой. Тут тебе и множество комнат с видами и на восход, и на закат, бальная зала. Правда, комнаты с поющим фонтаном всё равно не было. Только это не умаляло великолепия школы. Ведь здесь были великолепные своенравные лестницы! Клэр даже научилась с ними договариваться! Только они начинали нести блонди куда-нибудь не туда, девушка принималась шепотом упрашивать их изменить направление. И они слушались. Правда, предварительно достигали места, куда хотели направиться сами, выжидали, а потом направлялись в другое место, как и просила Эс. Но это ведь только потому, что они своенравные. А какие здесь были портреты! Просто чудо, а не размалёванные доски. В Шармбатоне нарисованные жители редко снисходили до разговоров со студентами, отдавая предпочтение преподавателям. Здесь же обитатели картинного мира были настолько дружелюбны, что заговорили даже с иностранкой! Лали даже подружилась с очень забавным рыцарем с восьмого этажа, сэром Кэ-до-ганом, и его пони, которая лишь флегматично подёргивала хвостом, но всё равно явно излучала дружелюбие. Как и все обитатели Хогвартса. Клэр вообще довольно часто появлялась в различных частях замка, суя свой курносый носик буквально везде. Англичане уже, должно быть, привыкли. А Лали ещё никогда не получала подарков от такого количества молодых людей. Некоторые из них говорили, что она похожа на какую-то Тинкербелл*, но гораздо более милую. Эсклармонда понятия не имела, кто это такая, но ей всё равно было очень приятно. И в карманах у неё всегда были горы драже Берти Боттс (причём конфетки со вкусом соплей ей так и не попалось, к огромному разочарованию самой француженки), симпатичные амулеты, иногда даже бумажные цветы. Но больше всего девушка любила всякие блестящие штучки. Обожала, как сорока. До умопомрачения. Но то была присказка. Сказка будет впереди. Лали, как обычно было холодно. Сейчас она бродила по коридорам замка в поисках своего друга сэра-рыцаря, который успел куда-то убежать с собственной картины, и заглядывала во все рамы, кутаясь в меховой плащ. Шапку она слишком уж неосмотрительно оставила в карете, а в этом огромном замке дули ну о-о-очень коварные и противные сквозняки. Такие же противные, как устрицы, которых Лали терпеть не могла. Ни рыцарь, ни пони так и не отыскались. Видимо, они забрели на разговор аж к самому портрету директора. Какого-нибудь директора. Какой-то восторженный студент Рейвенкло (да-да, француженка выучила факультеты) с вулканическим прыщем на лбу вдохновенно рассказывал ей о том, что все предыдущие директора Хогвартса остаются в школе в виде портретов и помогают своим последователям словом и делом. И не счесть тех портретов, и говорят они в унисон, и могут творить заклятья, и если сотворят одно общее, то не станет больше Хогвартса. Экслармонда, странное дело, не поверила. Она только улыбнулась мальчику, забрала подаренную лягушку, и была такова. Ведь всем известно, что портреты всегда спорят, они никогда не смогут выговоритьв унисон одно заклятье! Так вот. Рыцаря Эс так и не нашла. Зато, заглянув в очередную раму, обнаружила там зеркало. В котором отразилась она сама и юноша, только что вышедший из кабинета. А француженке страсть как хотелось живого общения! Девушка резво обернулась и с широченной улыбкой буквально подскочила к студенту, здорово того ошарашив. - Здг’а-авствуй, - она протянула гриффиндорцу (а галстук у него был действительно красный) руку, - я – Эсклаг’монда, а ты, - тема для вопроса нашлась интуитивно быстро, - ты вер-ришь, что в вашьем озег’е живьёт кто-то? Почему Лали завела первая разговор, а не просто очаровательно улыбнулась, как делала чаще всего? На это имелось две причины. Во-первых, паренёк показался блонди аномально печальным. Тут стоит отметить, что для Эс все, кто не пританцовывает, не хохочет в голос и не хлопает в ладоши – аномально печален. И во-вторых, на груди у будущего знакомого что-то оч-чень любопытно блеснуло…
Remus Lupin: В последнее время в Хогвартсе было ещё люднее, чем когда-либо прежде. Вроде бы приехали всего от силы пятнадцать человек, но такое чувство, что тысяча. Хотя пожалуй Люпин был даже рад тому, что почти всё внимание учеников доставалось иностранцам, и он мог со спокойной душой заниматься своими делами, не боясь что его внезапно спросят откуда это ему досталось такая царапина на шее? А на щеке? И конечно же «О, Мерлин, где он так изуродовал себе руку»? Впрочем Ремус почти никогда не выглядел настолько ужасно благодаря стараниям мадам Помфри, но будучи паникером ему до сих пор казалось, что у него на лбу написано большими красными буквами «Осторожно. Оборотень». Что поделаешь, некоторые вещи не меняются никогда, как сильно Джим с Сириусом не старались переубедить его в том, что а) это не такая уж и трагедия, б) никто не догадается об этом. У Люпина всегда находилась парочка аргументов на то, что это не так, ну и в добавок он всё так же боялся, что все узнают о его тайне, поэтому попросту избегал людей. Так вот, в Хогвартсе за последнюю неделю многое изменилось. Ученики были слишком заняты изучением иностранцев. Молодые люди то и дело заглядывались на француженок, которые к слову были очень и очень красивы. Но конечно же Ремус не решался думать о них кроме как о своей ежедневной заботе как старосте факультета. Джеймса кажется собственный статус нисколечко не обязывал быть чуть более ответственным, поэтому кто-то должен был брать на себя его обязанности. А кому ни как Муни оставалось это делать, интересно? Так вот, с француженками он общался исключительно как староста факультета, который должен отвечать на любые их вопросы, а так же заботиться о том чтоб они ненароком не потерялись в этом огромном замке. Остальным ученикам приходилось наблюдать со стороны и завидовать ему, но конечно же Люпин искренне не понимал что именно вызвало у них подобные чувства. За эти годы, что Ремус был старостой, он привык к своим обязанностям, поэтому ничего особенного не видел в своей работе. Ну, кроме того, что порой приходилось часами ходить с иностранцами по школе. Но пожалуй всё было не настолько плохо ведь по большому счету Ремусу очень даже нравилось общаться с некоторыми из них. Вот например белокурая девушка из Дурмстранга по имени Пелагия была очень милой в общении, хоть и её красота одновременно настораживала и смущала несчастного гриффиндорца. Среди француженок встречались разные особы. Констанс Карре, которую выбрал кубок была просто прекрасна, но она пожалуй тоже немного напрягала Муни, так как была слишком самоуверенной. Была среди них ещё одна девушка, которая напоминала Ремусу бабочку и часто бродила у портретов. Несколько раз Люпин заметил как она разговаривала с рыцарем с восьмого этажа, и даже подумал, что бедный сэр Кэдоган вполне мог бы влюбиться в неё. А ещё была одна интересная личность, которую ему очень хотелось узнать. Жанна, кажется её звали именно так. Она была величественной, но завораживала при первой же встрече, только Ремус никак не пересилил себя чтоб заговорить с кем-то из них помимо тех моментов, когда они сами задавали ему вопросы. Муни по привычке задержался в библиотеке. Спросите что он там делал когда вся школа стояла на ушах по приезду иностранцев? Но Люпин не считал это слишком важным предлогом чтоб изменить свои привычки, поэтому допоздна просидел у знакомого столика и что-то писал себе на пергаменте. Попрощавшись с мадам Пинс гриффиндорец вышел из библиотеки и побрел по коридорам в поиске друзей. Джим что-то говорил насчет тренировки по квиддичу, но Ремус не был уверен, что друзья на поле. И тут его застали врасплох... Муни резко затормозил и слегка ошарашенно уставился на белокурую француженку. Ремус вообще чувствовал себя не комфортно в обществе незнакомых людей, особенно когда они ни с того, ни с сего к нему подходили вплотную, но ещё более неуверенно он чувствовал себя с девушками, особенно настолько красивыми. Гриффиндорец даже подумал, что язык проглотил, не в силах произнести хоть что-либо, но вовремя спохватился, решив, что во-первых это будет невежливо с его стороны не отвечать, а во-вторых он не должен стоять как истукан и смотреть на девушку настолько удивленными глазами. -Здравствуйте, - еле выдавил из себя Люпин желая сделать шаг назад, но вовремя остановился, - Я Рем...ус... приятно познакомиться, Эска...Эсклр...Эсклар...монда... – и умеют же французы придумывать настолько сложные имена. Люпин не был уверен, что правильно произнес имя девушки, а ещё больше в том, что запомнил её, поэтому невольно покраснел. Удивление Ремуса возросло когда француженка задала совсем необыкновенный вопрос. То есть, он конечно же мысленно приготовился к тому, что если уж с ним заговорила иностранка, то она либо потерялась, либо интересуется историей Хогвартса, но... живет ли в их озере кто-то? Ремус даже не сразу поверил, что девушка всерьез этим интересует поэтому лишь нервно моргнул, а потом решил, что всё же стоит как-нибудь отвечать. -Эм... ну, вроде да... живет... гриндилоу... а что? – неуверенно промямлил Муни не понимая почему подобные вещи могут интересовать девушек, причем настолько красивых и воздушных.
Esclarmonde de Rays: На самом деле, выбор вопроса был не случайным. Мысли в голове Эсклармонды двигались не в таком уж хаотичном порядке, как может показаться на первый взгляд. Определённая логика в её словах и действиях всё же присутствовала, пусть и совершенно особенная. Об обитателях Чёрного Озера ей тоже рассказывали. На этот раз какой-то худосочный слизеринец с длинными мышиного цвета волосами, завязанными в куцый хвостик. Лали даже захотелось отрезать у себя пару прядок и приклеить бедному юноше на голову заклятьем вечного приклеивания. Но девушка сдержала это практически меценатское желание и только улыбнулась носителю изумрудного галстука. Она вообще много улыбалась. Даже больше, чем дома. Наверное, потому что дома все уже привыкли к ней, а здесь завоёвывать аудиторию приходилось заново. Хорошо Констанс – она красивая. А Лали приходилось улыбаться. Впрочем, это ей очень даже нравилось. Так вот, слизеринцу она улыбалась такая, улыбалась, а он рассказывал страсти. Уж-жасно страстные страсти. Страстным голосом, да. И глаза его были полны страсти. Впрочем, не важно. Рассказывал паренёк о гигантском то ли кальмаре, то ли осьминоге, то ли вообще о медузе, что проживала в глубинах озера. Судя по таинственным завываниями, коими молодой человек сопровождал своё повествование, у несчастного животного был скверный нрав и очень вредные привычки. Только Эсклармонда ведь не дура! Она решила проверить правдивость своего нового знакомого. И вот этот вот паренёк с Гриффиндора подвернулся весьма кстати. Ремус. Красивое имя. Короткое. Практически у всех англичан были восхитительно короткие имена. Их было легко выговаривать. Не то, что её собственное. Вон и Ремус споткнулся. И не раз. Девушка чуть огорчённо вздохнула, но потом вновь расцвела в улыбке. Она знала, как помочь новому знакомому выговаривать её имя, дабы не утруждаться. Больше всего на свете Лали не любила утруждать людей. - Ош-шень пг’иятно, да-да! У вас тут так charmante! Кстатьи! У менья Ош-шень долгое имя, вы мочь называть менья пг’осто Эс! Так хорошо? – она озабоченно нахмурила брови, ломая голову, как ещё можно сократить собственное имя. На ум почему-то приходило только одно совсем короткое сокращение «Да»*. Но это звучало бы очень глупо, если бы её, например, переспрашивали: «да, Да?». Поэтому француженка решила не заморачиваться и послушать своего невольного собеседника. Он да, он был неволен. А гриффиндорец, тем временем, кажется, не совсем понял, что имела в виду Клэр. Потому как он начал про… про гриндилоу! О, эти отвратительные, жу-у-уткие создания. Не удивляйтесь. Просто гриндилоу, пожалуй, едва ли не единственные существа, которых боялась мадемуазель де Рэ. И не одна она. Многие шармбатонки недолюбливали этих водных тварей. Дело в том, что один из их преподавателей, профессор Жиль Понси, преподающий безобидную нумерологию, держал у себя в кабинете гриндилоу в аквариуме. Этот водяной чёрт, как и всё их племя, обладал прескверным нравом, всегда корчился и загибал длинные пальцы. Буквально все поголовно студентки ужасно боялись это существо и наотрез отказывались испытывать на оном защитные заклинания, так как профессор Понси пообещал им месть. Потому-то в Шармбатоне вот уже пятый год очень туго было с защитой от гриндилоу – ни одна студентка не знала защитных заклинаний. А ведь профессору предстояло преподавать в Академии ещё до-олгое время! - Г‘индилоу? А они не выльезать из озеро? – девушка обеспокоено округлила глаза, вновь опуская взор на симпатичный блестящий значок с буквой «Р». Француженка даже прищурилась от восхищения. Вроде бы такая простота в исполнении, а так хочется, - и никого больше? Только эти… че’гти? Кстатьи… у тебья ош-шень кг’асивый значьёк… Он твой? Да, иногда Лали недоставало хитрости и она шла напролом. Но, в конце концов, сейчас было совершенно непонятно, по какой причине девушка и интересуется значком. Ведь вовсе не потому, что хочет его забрать. * - сейчас буду криво объяснять идею)) Имело в виду сокращение до первой и последней буквы – «Ее». И «да» не как yes, а как eh. Как-то та-а-ак
Remus Lupin: Ремус совсем не умел общаться с девушками. В прямом смысле этого слова. Вот Сириус умел делать комплименты и извиняться в нужный момент, поэтому всегда был в списке самых желанных парней школы. Будучи лучшим другом таких людей как Бродяга и Сохатый Ремус совсем не научился обращаться с женщинами. Он был крайне любезен с ними, но привычная холодность и сдержанность окружающие воспринимали как безразличие, и поэтому держались от него подальше. В принципе, Люпин не жаловался на это, ведь что такой человек как он мог дать девушкам, а? Ничего, кроме слез и переживаний, поэтому Рем ещё давно решил, что он всегда будет один. Решил, но как поступать если вдруг ты встречаешь красивую француженку, которая просто слишком привыкла к вниманию и заботе со стороны молодых людей, не будешь же ты вести себя как бревно? Муни хоть и хотел вести себя как обычно, но а) встреча оказалась слишком неожиданной и белокурая Эс (кажется она так попросила его звать её?) застала его врасплох своими вопросами, б) Люпин просто никак не мог собраться и вести себя как обычно, и в) ему от чего-то становилось очень и очень неловко в обществе француженки, поэтому он то и дело смотрел по сторонам в поиске помощи. Помощь могла быть разной, либо в лице друзей которые обязательно будут знать как стоит вести себя в подобных случаях, или же кто-то кто просто отвлечет француженку от него. Но как бы не так. Кажется Эскл...Эслар...Эсклармонда почему-то решила, что именно Ремус сейчас достоин её внимания. Честное слово это льстило Люпину до глубины души, но в то же время заставило запаниковать. Муни ещё пару минут просто смотрел на девушку пытаясь не пропустить мимо ушей её слова и не ударить в грязь лицом, хотя казалось дальше некуда. Картина была бы на редкость комической если бы гриффиндорец не был настолько напряженным. Но постепенно Муни всё же немного успокоился и собравшись духом решил, что он обязан исполнить долг старосты и предоставить девушке нужную информацию. -Нет, это вы меня извините, - Ремус невольно залился краской, - Спасибо, значит буду звать вас просто мадемуазель Эс, - с облегчением добавил гриффиндорец и неловко улыбнулся. Благо хоть с именем разобрались иначе каждый раз ему бы пришлось ломать язык на Эскл...Эсклр...Эсклармонде? Француженка была настроена очень дружелюбно, но если вы подумали, что это должно было расслабиться Ремуса, то вы ошибались. Будучи сдержанным он привык, что люди очень четко проводят черту между собой и им, а тут Эс вела с ним настолько дружескую беседу, что могло показаться они знают друг-друга вечность. -Да вроде нет, ну если... не совсем их разозлить, - заметив, что мадемуазель Эс испугалась гриндилоу Ремус поспешил успокоить её. Ну, кто тянул его за язык говорить про них, сложно было просто сказать, что ничего в этом проклятом озере нет? Муни попытался придумать как убедить девушку, что ничего страшного там нет как заметил её взгляд на себе. Гриффиндорец глянул на свою грудь, и не сразу понял, что француженку так привлек значок старосты. Но когда понял это, Рем почувствовал что-то неладное, ибо ангельские глаза Эскл...Эскал...Эсклармонды настораживали. -Да, мой, - неуверенно ответил Люпин не зная куда деться от неловкости, - то есть он... это как бы значок старосты, у вас же тоже наверное есть старосты, да? – порой Ремус жалел, что кроме английского он так и ни один язык не выучил, хотя куда ему. Для дополнительных уроков нужны были средства, а их у него не было. Но так хотелось нормально объяснить мадемуазель Эс что у него за значок красуется на груди.
Esclarmonde de Rays: Эсклармонда умела многое. Дольше всех прыгать на одной ножке, съесть больше всех мороженного, вылечить насморк. Но едва ли не лучше всего она умела смущать. Видимо, потому что совершенно не думала о том, что и как говорила и что и как делала. О последствиях же своих действий она думала ещё меньше, чем о самих действиях. Поэтому частенько попадала в неловкие ситуации, ей самой, впрочем, совершенно не казавшиеся неловкими. Ребёнок не видит ничего дурного в том, чтобы сказать, что от незнакомого дяденьки "пахнет тем же лекарством, что и от тёти Роуз. А у тёти Роуз ведь эта... вы смешно говорили... чесалка? Ой, нет, чесотка!". И если шармбатонцы уже привыкли к таким финтам, то англичанам предстояло узнать ещё много нового и познавательного. - 'азозлить? А как можно 'азозлить 'гиндилоу? Оньи ш-ше всегда злые, как... как 'гиндилоу! Они совсьем не милые! Совсьем! Пошему жье их нье пе'гесельят? В какой-нибудь льес? Сад? Полье? Зашьем оньи здесь? Поистине, и на старуху бывает проруха. Это может показаться удивительным, но Лали действительно любит не всех. То есть всех, за редким исключением. Гриндилоу как раз входят в состав этого исключения. Странно. У них забавные пальцы, девушка должна была бы ими заинтересоваться. Но нет. Не срослось. Обидно. Гриндилоу обидно, наверное. Но мы не можем знать наверняка. Гриндилоу они же немножко... тупенькие. - Старосты? - удивлённо округлила глаза француженка, пытаясь провести аналогии в родном языке, - прьефекты? Долш-шностные лица в школье? - блондинка вопросительно глянула на собеседника. В принципе, она уже привыкла что-либо не понимать. И обычно она самостоятельно додумывала то, что не поняла. Не всегда правильно, разумеется, - но эт-то значьит, что ты должьен что-то делать? Что-то нужьное? Польезное? Или наобо'гот? Тебье надо делать что-то неп'гиятное и ст'грашное? А это значьок - эт-то метка, по кото'гой тебья могут найти и заставьить делать своё дело? - кажется, Лали понесло. Самостоятельно придумав значение непонятному слову, девушка от всей души жалела Ремуса и желала ему избавления. А как можно ему помочь? Пра-а-авильно, взять себе значок и исполнять его обязанности. Пусть и самые страшные. Вообразить себе эти страшные обязанности Клэр, впрочем, так и не смогла. Но осталась в полнейшей уверенности, что страшнее их быть не может. Даже ночные горшки меркнут перед этим ужасным ужасом и кошмарным кошмаром. И этот прелестный значок с буквой "Р" сразу стал вдвойне привлекательней, ведь обладая им, Лали могла помочь хорошему человеку. А в том, что Ремус - хороший человек, у Эс даже сомнений не возникло. Потому как для неё хорошими были практически все. Мир у девушки вообще делился на две категории людей: хороших и невнимательных. Хороших было подавляющее большинство. А невнимательные могли иногда агрессивно отвечать и изредка даже бить остальных. Но это от того, что они что-то упустили. Чью-нибудь улыбку и расстроились, что им мало улыбаются. Таким людям Лали старалась помочь особенно охотно. Только вот невнимательные на то и невнимательные, чтобы не замечать потугов блондинки. Но Клэр не обижалась. Невозможно ведь обижаться на аиста за то, что он свил гнездо у тебя на крыше и ходит над тобой. Ему там удобно. Всё проветривается. И обзор хорош. Очень хорош. Сверху ведь всегда лучше видно, - а хочьешь, я тебье помогу? Я тоже умею что-нибудь дьелать, п'гавда! П'госто у нас в Ша'гмбатоне ньет таких людьей. Это, навьерное, ош-шень сложно и ст'ашно, да? Или, можьет быть, даже опасно? 'Асскажи!
Remus Lupin: Кажется Ремусу не стоило упоминать этого проклятого гриндилоу. Он мигом пожалел о сказанном, но как он мог подумать, что француженка настолько их боится. Гриффиндорец пытался сменить тему, или же как-нибудь успокоить девушку, только ничего дельного придумать не мог. Не скажет же он, что гриндилоу в черном озере просто не узнать, ибо это милейшее создание, притом розовое со стразами? Такого идиотизма Рем не мог сказать, да и мадемуазель Эс хоть и казалась наивной, но вполне могла обидеться на него и тогда... пощечины ему не избежать. Джим рассказывал ему об этом. -Ну, они... не вылезают из воды...как бы... то есть если...самому к ним не приставать, то... они не...будут... трогать, - Ремус уже понятия не имел каким ещё образом можно объяснить девушке, что гриндилоу не настолько страшны если к ним не соваться. Сам Муни никогда особо не интересовался какие они бывают когда их разозлить, но был один случай на курсе втором когда Бродяга решил подурачиться и чуть не стал жертвой этого чудища. Тогда они с Поттером еле вытащили его из воды, а потом они дружно смеялись, хотя минуту назад чуть не потеряли сознание от страха. -Но вы не боитесь, гридилоу не причинит вам вреда, - попытался успокоить девушку Ремус и даже хотел коснуться её плеча, но вовремя одумался и решил, что всё же не стоит переходить черту дозволенного. Кто знает, что за этим может последовать, ведь иностранцы они всё же отличаются от англичан, поэтому девушка может неправильно его понять. -Эээм... мне надо присматривать за всеми, - неуверенно начала гриффиндорец заметив настойчивость в голове мадемуазель Эс, и совсем растерялся, - Я... да, я префект, то есть староста, и мне положено помогать первокурсникам. Следить чтоб они не потерялись в первые дни в Хогвартсе. Вот за вами мне тоже положено следить... если вы потеряетесь, то я должен помочь вам найти путь обратно. Я... – Люпин даже и не знал как объяснить девушке о своих обязанностях. При том видя с каким интересом Эсклармонда разглядывала его значок старосты. Почему-то Рему казалось, что девушка просто так от него не отстанет. -Страшно? – гриффиндорец невольно улыбнулся заметив, что девушка неправильно его поняла, - Нет, быть старостой не страшно, если конечно тебе не приходится разнимать дерущихся мальчишек. Тогда может и тебе достаться, но... - и если до сих пор Ремусу казалось, что дальше некуда ему теряться, то сейчас он вовсе не знал как реагировать. Похоже Эсклармонда вовсе не понимала или не хотела понимать, что значит быть старостой. Её кажется даже эти обязанности не пугали, поэтому Муни начал искать какой-то другой путь чтоб спасти себя и свой значок старосты. -О, нет! - Рем развел руками как Джим, - Ты не можешь мне помочь. Мне вообще никто не может помочь. Понимаешь, этот значок прикреплен к старосте и он не может быть передан другому, иначе... – Люпин слишком много времени провел с Джеймсом и Сириусом чтоб научиться актерскому мастерству, поэтому он решил немного подурачиться. Неловкость и растерянность прошли, когда он понял, что француженка не издевается над ним, а просто... просто по-другому понимает всё. -Вообще скажу тебе по секрету, что это очень-очень опасно... – Рем покачал головой и чуть нахмурился, - Но я не могу рассказать тебе об этом, ибо мне строго запрещено говорить о своих настоящих обязанностях... – а вообще Люпину внезапно стало весело. Он ничего плохого ведь не делал, нет? Просто решил немного пошутить, Джим с Сириусом так всё время делают, неужели ему нельзя хоть один раз так же поступить? -Ты же никому не скажешь о том, что я тебе только сказал?
Esclarmonde de Rays: Наверное, стоит упомянуть об ещё одной интересной особенности мозга Эсклармонды. Сосредотачиваясь на чём-нибудь одном, она совершенно забывает про предыдущее. Вот вообще даже если за пять минут до смены темы обсуждалась тема отрицательного влияния глобализации на покрой национальных костюмов, что так беспокоит девушку. Мы переключились на показатели влияния атмосферных осадков на темномагические заклинания. Всё-ё-ё! Костюмы, глобализация, даже лёгкий голод забыты напрочь. Так случилось и сейчас. Гриндилоу? Что-что? Какие гриндилоу? Да, совершенно мерзкие твари, но при чём они здесь и сейчас. Мы же про них вовсе не разговаривали! - 'Гиндилоу, - чуть удивлённо переспросила француженка, на секундочку отвлекаясь от основного и весьма увлекательного разговора про обязанности "старосты", - не будьем о них, караш-шо? Они ош-шень п'гативные, эти 'гиндилоу! И пахнут п'гативно. А что там п'га обьязанностьи? Помогать пе'гвоку'гсникам? Заш-шем, разве они нье должны учьиться учьиться сами? - и всё же, блондинка не могла понять эти странные обязанности этой странной должности. Судя по тому, что говорил Ремус, должность этого самого "старосты" была лишена всяческой романтики. Никакого тебе ореола таинственности, туманной завесы тайны, лёгкого флера недосказанности. Всё исключительно банально. Помоги, проследи, организуй, огради... Скучно. Лали даже расстроилась немного. Потому как она терпеть не могла всё скучное. Вот вообще. Скука её угнетала, заставляла унывать и вешать нос. А когда нос висит - он обвисает - это всем известно! И становится длинным, как у настоящих ведьм из маггловских сказок. А если будет совсем долго висеть, то на нём натечёт ещё и бородавка! А это будет совсем некрасиво. Вот совсем-совсем. Этот замечательный значок даже потерял для француженки несколько баллов своей привлекательности, когда девушка услыхала про такие унылые обязанности. Но ровно до того момента, когда Рем сделал страшные глаза и заговорил таинственным голосом. И тут хочется сделать маленькую ремарочку. Когда делали страшные глаза, говорили таинственным голосом, прикладывали палец к губам, незаметно манили пальцем за угол, шептали на ухо и заговорщицки двигали бровями и сообщали тайну, Эс буквально сносило крышу. Со стропилами и абсолютно всей черепицей. А уж если все эти действия (желательно, подряд) совершали молодые люди, то пиши пропало. Де Рэ можно было уносить за ноги, позволяя голове спокойно ударяться о ступени. Она бы всё равно не заметила, абсолютно счастливая от того, что ей сообщили ТАЙНУ. Тайны Лали любила и ценила. Да что там! Она их обожала. Она от них тащилась, если пожелаете. По полной программе. И ей, в общем-то, было не столь важно, что там в самой тайне. Рассказ о тайном захоронении семян особо крупной брюквы или признание в совершённом убийстве. Дело в самом факте доверенной тайны. Тайны, чьей обладательницей она стала. Девушка потом ходила, едва не надувалась от распиравших её счастья и, собственно, тайны. Но молчала. В большинстве случаев. потому что иногда бремя ТАЙНЫ бывало слишком тяжело. В таком случае Лали сообщала кому-нибудь о том, что ей самой сообщили тайну. Только вот о чём была та тайна, она уже вряд ли вспомнит: слишком уж увлеклась. Так происходило исключительно всегда. Произошло и сейчас. - Ты же никому не скажешь о том, что я тебе только сказал? - Клэр пропала. Окончательно и бесповоротно. Да и Ремус, в общем-то, тоже попал. Ибо перешёл из разряда "милых малознакомцев" в разряд "сообщивших тайну великих". После подобного перехода на человека обычно выливалась удвоенная порция восторгов. Или щекотки. Или поцелуев. Или тисканий за щёки. Или домашних круассанов. Ещё она кролика могла подарить, был такой случай. - Я-я-я? - с восторженным придыхаением вопросила девушка, пошире раскрывая голубые глаза, - я, ньет! Совершьенно точ-чно - ньет! Я - 'ыба! И не по 'о'госкопу, вообщ-ще, потому что я молчьу! Только 'гаскажи!
Remus Lupin: Гриндилоу – плохие. Это единственное, что Ремус понял из слов Эсклармонды (неужели на этот раз он правильно подумал её имя?). Так вот, гриффиндорец больше не собирался говорить об этих противных существах, с длинными тонкими пальцами, которыми они всех и всякого трогают. Наверное не стоит ему говорить француженке, что достаточно им сломать эти самые пальчики, как они тут же оставят её. Ведь у блондинок, и особенно французских блондинок другой склад ума, они всё воспринимают иначе. Хоть и Ремус не мог похвастаться частым общением со слабым полом, но он был достаточно наслышан о них и подозревал, что мадемуазель Эс могла считать такое действие как сломать гриндилоу пальцы – варварством. А Люпину меньше всего хотелось заслужить такое прозвище, ему и так хватало клыков раз в месяц. Муни собирался улыбнуться и сказать что-то когда заметил этот взгляд Эсклармонды. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами и тут до Ремуса начало доходить. До него подобные вещи поздно доходили, но сейчас взгляд француженки и её голос прояснили ему разум. Он попал. Причем очень сильно попал. Дальше некуда. Ремус проклял себя и вообще все гриндилоу на свете, да ещё и того кто решил назначить его старостой, и конечно же сам значок, но делу этим не поможешь. Мадемуазель Эс была заинтригована. Очень заинтригована, впрочем Муни сейчас понял, что своими словами он именно этого и добивался, просто почему-то не подумал о том, что девушка может настолько обожать всякие там секреты. Сириус обязательно рассмеялся бы и сказал ему, что девушки на то и девушки чтоб любить тайны, но Блэка тут не было, а жаль. Но если ты уже влип, то пути обратно нет. За все годы дружбы с Джеймсом и Сириусом Ремус выучил этот урок, поэтому оставалось и дальше рассказывать всякие байки маленькой француженке. К слову, Рем впервые почувствовал себя настоящим искусителем, что само по себе было очень и очень смешным. Но во-первых он нагло обманывал Эсклармонду, при этом используя жестикуляцию Джеймса (а на это только сам Джеймс не попадется!). Во-вторых же сама мадемуазель Эс была настолько наивной, и так легко поверила в его слова, что ему самому стало стыдно за себя. Но сейчас не об этом, сейчас Люпин должен продолжать свою загадочную историю о мертвых девственницах в саду, ой о чем это он... -О, нет-нет! – по-актерски замахал Рем руками и сделал серьезное лицо, - Не просите меня об этом, ибо меня за это могут не только исключить из школы, но и вообще... ну, вы поняли. Это сверхсекретное задание о котором мне нельзя говорить никому, даже родителям, - на самом деле, Люпин пытался тянуть время чтоб придумать что-то дельное, хотя на ум всё время лезло что-то либо очень страшное, либо из рассказов Бродяги с Сохатым, они любили страшные истории на ночь. Но Муни не хотел пугать Эсклармонду, да и не хотел её разочаровывать, но понимал, что уже не отступить. -А вы уверенны, что готовы это знать? – склонившись над девушкой спросил гриффиндорец и посмотрел по сторонам убедившись, что никто их не подслушивает, - Это не для чувствительных девушек, вы уж поверьте мне. А ещё вам придется держать это в тайне, иначе... я даже не хочу представить, что с вами могут сделать! – ну началось, это называется Ремус Люпин устроил самый настоящий спектакль.
Esclarmonde de Rays: Мы любим играть. В детстве мы играем в куклы, машинки, строим замки из песка, натягиваем простыни на составленные вместе стулья. Потом мы вырастаем, но игры свои не оставляем. Просто игры вырастают вместе с нами. Теперь кто-то вместо игрушечных солдатиков двигает настоящих, вместо пластмассовых кукол одевает настоящих женщин, вместо куличей из песка печёт прекрасные торты. А некоторые просто играют. Что-то придумывают, чтобы совсем не задохнуться в унылой рутине жизни. А некоторые доигрываются. Кстати. Ремус Люпин был вполне близок к тому, чтобы доиграться. А вы разве сами не заметили? - О, 'гемус! - француженка протяжно и с присвистом выдохнула воздух сквозь едва не судорожно сжатые челюсти, - да-да! Я сове'гшенно точ-чно готова, да! Лали была столь полна энтузиазма, что едва не подпрыгивала от нетерпения. Ещё парочка подобных восхитительных происшествий, и она совершенно точно останется жить в Великобритании. Научит всех своих друзей петь "В Авиньоне на мосту", которую ей пели магглы возле Ниццы. А ещё здешние кондитеры обязательно научатся варить толковый крем для эклеров. И тогда счастью Эс вовсе не будет предела. Вот вообще! К тому же, у неё здесь очень-очень много друзей. Та милая девочка с Гриффиндора, и две с Рейвенкло, ой, четыре с Рейвенкло, и пятеро мальчиков со Слизерина, и... Правда, Клэр совершенно не помнит, как их всех зовут (исключение составлял, пожалуй, Бенджи, который Лали в память буквально-таки впечатался). Но это ведь не главное. Главное, что они друзья! Француженка вообще была готова назвать друзьями, обнять и поцеловать весь Хогвартс без единого исключения. Просто все они были такими милыми. Но мы что-то отвлеклись. О том, кого Клэр любит, можно говорить бесконечно. - И хватьит тьянуть! Я же сьейчас взо'гвусь, п'гавда, - она со смехом топнула ногой и, подхватив старосту Гриффиндора под руку, потащила его по абсолютно пустому коридору к окну. Вы всё ещё думаете, что в присутствии Эсклармонды у вас есть личное пространство? Как там? На расстоянии вытянутой руки? Забудьте, пупсики. Всё пространство, что здесь есть, принадлежит мадумазель де Рэ. Абсолютно всё. В том числе и вы сами. Потому что она так решила, а вы ведь не хотите раздосадовать и обидеть это милейшее созданье? Оно ведь всё равно не поймёт, что его обидели, - а эта тайна такая ж-же ст'гашная, как и то, что одна из нашьих п'геподаватьельниц - полувельикан? Только она этого стьесньяется почьему-т-то, - грустно закончила де Рэ, вспоминая, что раз они уже дошли до окна, то нового знакомца можно и отпустить. Но вот тут-то и начинаются трудности. Руку-то гриффиндорца из своих стальных тисков Лали освободила. Только вот отходить в сторону она точно не собиралась. Ведь они знакомы уже около двадцати минут - это вполне достаточное время для того, чтобы считаться вполне себе близкими приятелями. К тому же, он собирается сообщить блондинке тайну. Какое тут отхождение в сторону, спрашивается? И вообще, Ремус был очень милый. Эти глаза, полные затаённой грусти, забавная улыбка и абсолютно прелестное частое смущение. Вы ведь поняли, к чему я веду? Бойся, Ремус Люпин, ты встал на очень опасную тропу. Впрочем, таких троп в Хогвартсе к Лали вело уже изрядное количество. Ведь англичане - такие милые, особенно молодые люди. И они всей ей улыбаются. Ну как тут устоишь? Доиграться, да. Чёрт с ним, со значком. Теперь Эсклармонде Ремус нравился уже весь. От макушки до пяток. К тому же, он наверняка знал ещё чудесных гриффиндорцев. Ах, Хогвартс-Хогвартс. Восторженных вздохов не напасёшься.
Remus Lupin: Каждый нормальный человек чего-то очень-очень боится. Есть люди которых вгоняет дрожь обыкновенный паук. Такой малюсенький и мохнатый паучок, который идет своей дорогой и никого не трогает. Некоторые люди теряют сознание при виде скользкой змеи, которая к слову тоже ползет своей дорогой и не обращает ни на кого внимание. Вот Сохатый боялся разочаровать толпу людей своим очередным представлением. Для него всеобщее восхищение было настолько важной частью жизни, что одно слово против его очередной шутки могло вывести его из себя, ну и конечно же ранить его самолюбие. Джеймс Поттер не мог не поразить всех своими идеями! Сириуса в свою очередь пугала такая вещь как смерть близких, хотя подобный страх наверное испытывает каждый человек. Но вот Ремуса Люпина пугало совсем другое. Пожалуй больше полной луны и своего так называемого «проклятья» Муни пугали только девушки. Наверное ни для кого не было секретом то, что Люпин не имел ни малейшего понятия о том как надо ухаживать за девочками, и конечно же он к своим семнадцати годам оставался честным девственником, и наверное не стоит даже говорить о том, что он ещё даже и не целовался с девушкой. Друзья его подкалывали на эту тему, но Ремус предпочитал делать вид, что ничего страшного в этом нет, хотя по сути и понимал, что наверное это всё же неправильно. Так вот, вернемся обратно к девушкам. Муни панически их боялся. Особенно красивых и милых, которые любили строить глазки, а не вести себя как обыкновенные друзья. Лили тоже была девушкой, но с ней Ремусу было уютно и общение с Эванс не сковывало его. Но вот с остальными... На начальных курсах Муни предпочитал не обращать внимание на противоположный пол, считая, что учеба куда важнее, да и был ещё тем паникером, поэтому боялся, что те сразу узнают о его тайне. Но со временем он невольно заинтересовался девушками, но вместо того чтоб начать общаться с ними, Ремус при первой же возможности убегал. Причем как можно подальше от них. Гриффиндорец уже растянулся в улыбке расслышав слова француженки о том, что она лопнет, как случилось то, чего не должно было случиться. Эсклармонда схватила его за руку. Схватила его. За руку. Его. Своими ручками. Приблизилась к нему и потащила его в сторону окна. И тут дыхание у Ремуса перехватило. В начале Люпин побледнел. Потом позеленел. Могло показаться, что ему вот-вот станет плохо и он упадет в обморок, только как назло Рем не терял сознания, а ведь это лишило бы его такой близости с Эсклармондой. Не поймите неправильно, мадемуазель Эс была очень и очень красива, даже слишком красива и мила для него, но именно поэтому Рем в любой момент мог пасть в кому. -Яяя... – попытался что-то сказать гриффиндорец весь покраснев, и понимая, что в любой момент его сердце может не выдержать такого давления. Он полностью позабыл о том, что минуту назад рассказывал француженке какие-то байки. Сейчас намного важнее было отойти от девушки и глубоко вдохнуть свежего воздуха. А потом успокоится. И прийти в себя. Желательно стоя как минимум в трех шагах от Эсклармонды. Но кажется француженка даже и не думала отходить от него и всё так же стояла рядом с ним, да так, что Ремус едва мог свободно дышать. Притом она касалась его плеча своим плечом. Тут стоит сделать маленькую ремарку о том, что Ремус вообще очень бережно относился к своему личному пространству. Хотя кажется у него уже не осталось ничего, что могло напоминать личное пространство. -Эээ... – снова неудачная попытка сказать что-то дельное, - О чем я... говорил? Ах...да... про тайну...что? Полувеликан? Ну, у нас и не такие тут есть... – вовремя заткнувшись Ремус чуть не выпялил то, что в Хогвартсе обитает оборотень. К слову знакомьтесь, он перед вами. -Мне... это.. может не поздоровиться если я... вам...скажу... – ну, почему, почему она стояла так близко, а?
Esclarmonde de Rays: Многие незаслуженно считают легкомысленных людей глупыми. Это не совсем соответствует истине. Просто легкомысленные воспринимают жизнь и этот мир, как данность, не обращают внимания на неурядицы и нестыковки во вселенском сюжете. Они не обсуждают и не пытаются решить глобальные проблемы. Их не интересует, что же станет со всеми нами. Не интересует, кто виноват и что делать. А судьи кто, за древностию лет. Они просто живут. Плывут по течению, радуются голубому небу и свежему ветру. А дальше хоть трава не расти. Весьма своеобразная позиция, да. Но с глупостью она не имеет ничего общего. Глупые люди бывают и серьёзными, и наивными, и добрыми, и злыми, и милыми, и противными. Они – отдельная каста. Не стоит записывать в неё всех, кого попало. Кстати, бывают ещё и задумчивые легкомысленные. Вместо того, чтобы чинить протекающий в квартире кран, они начнут спасать поголовье коал, которым не хватает эвкалипта. Они – сочувствующие легкомысленные. И завтра будут спасать уже осьминогов. Но всенепременно будут спасать. Лали, пожалуй, была из последних. Она любила спасать котят с перебитыми лапами, лечить разом весь Шармбатон от насморка, возвращать охрипшим нимфам голоса. Возвращать на лица улыбки, едва не насильно смешить и дарить цветы женщинам и детям. В общем, Клэр чувствовала себя абсолютно комфортно лишь там, где все были абсолютно счастливы. Или хотя бы просто счастливы. Ремус же сейчас точно был не в этом благостном состоянии. И исправить это было прямой задачей мадемуазель де Рэ. - ‘Гемус! – всплеснула руками блондинка, глядя на совершенно хамелеонные смены цвета лица юноши. В голове моментально всплыли названия нескольких магических вирусов, при которых резко и часто меняется цвет кожных покровов. Лали даже вспомнила парочку зелий, которые можно было бы применить. Стоит отметить, что рецепты зелий всегда всплывали в голове де Рэ совершенно хаотично и бессвязно. Она могла одновременно вспомнить рецепт зелья от фурункулов и катализатора при трансмутации. Во Франции студенты то и дело обращались к белокурой начинающей целительнице за тем или иным декоктом. Лали никогда не отказывала страждущим. Кроме некоторых случаев. Например, фея местного разлива пришла в совершеннейший ужас, когда девушка на год младше попросила зелье, прерывающее беременность. Ей предложили убить маленького! Убить! Клэр чуть инфаркт не хватил. Но здесь прерыванием беременности всё-таки не пахло, - ‘Гемус, тьебье нехо’гош-шо? – она подалась вперёд, - мнье каш-шетсья, что тебье уже ньездоровится! Что случьилось? Ты пош-шти ‘о’гишь, - блондинка обеспокоено приподнялась на цыпочки и приложила узкую ладошку к высокому лбу Люпина, дабы проверить, нет ли у него температуры. Вид у молодого человека вообще был исключительно болезненный. Таких мальчиков ретивые бабушки обычно хватают в охапку и кормят манной кашей на высоком стуле до тех пор, пока эта каша не полезет из ушей. А ещё они их одевают я тёмно-синие комбинезончики и отчаянно тягают за щёки. Видимо, для появления хотя бы искусственного румянца, - хочьешь, у мьенья есть зьелье от темпе’гату’гы! Или у тебья больит живот? А как? К’гутит, вздувается, 'гежет?
Remus Lupin: Ремус молился Богу чтоб из-за угла кто-то вышел. Неважно кто именно, просто чтоб они с Эсклармондой смогли отвлечься на кого-то. Он смог. Ему надо было просто успокоится, но как же ему сейчас было жарко. И этот проклятый галстук мешал дышать. Неужели это нормально? Гриффиндорец снова изменил цвет, начиная вновь краснеть и принимая цвет шарфика своего факультета. Ему казалось, что он даже перестал дышать от напряжения. Еслиб кто-то увидел эту картину то обязательно вспомнил бы мышь, которая при виде анаконды замирает на месте. Нет, Эс совсем не напоминала это противное создание, да и Люпин не был похож на мышонка, но то каким взглядом он смотрел на француженку... словно она в любой момент могла его проглотить. Еслиб Рем мог, то он обязательно притворился бы мертвым, только это могло усугубить его и так сложную ситуацию, ещё захочет сделать ему искусственное дыхание. Люпин невольно отступил назад, только побольнее уперся спиной в стену понимая, что бежать на самом деле некуда. Гриффиндорец растерянно смотрел на девушку и просто понятия не имел что делать. Когда же Эсклармонда решила дотронуться до него, то тогда... Тогда случилось пожалуй самое страшное. Ремус внезапно почувствовал, что теряет сознание хоть и смог удержаться на ногах только благодаря какому-то чуду. Ничего ужасного и страшного в этом прикосновении не было, но каким же был эффект! Муни побледнел. Прямо так резко побледнел и стал напоминать привидение. Рубашка на спине уже успела пропитаться холодным потом и прилипла к коже. Ремус же уже совсем растерянно смотрел а глаза француженки, и бам! За какую-то секунду он невольно сполз по стене опускаясь на пол от бессилия. -Со мной...со...мной...всё в... порядке...правда... – начал снова мямлить гриффиндорец понимая, что если он всё же соберется бежать, то ему придется взять и переставить девушку чтоб освободить себе путь. А это означало одно – ему надо дотронуться до неё, а он как вы уже поняли этого сделать не мог. Был конечно же ещё один вариант, но его Муни сразу же исключил. Можно было взять и бежать. Но сейчас он возможно и сбежит, а что потом? Он староста факультета и если даже ему не хочется, то он ежедневно обязан общаться с иностранцами. Эсклармонда же подумает, что он болен, или психи, или всё вместе. А этого ему почему-то не хотелось... -У меня ничего не болит, - смотря себе под ноги и пытаясь не поднимать взгляд на девушку, - Я просто... устал...да...наверное...немного, - еслиб Ремус хоть чуточку получше разбирался в амурных делах и вообще отношениях между женщиной и мужчиной, то понял бы, что смотреть сверху вниз на девушку не совсем лучшая идея. Особенно если она в юбке. По многим причинам. Особенно если вы панически боитесь близости с этой самой девушкой. Спустя пару минут Ремусу немного полегчало. Он не смотрел на Эсклармонду и искренне надеялся на то, что она не опустится рядом с ним. Кажется это зря, но что поделаешь. Приложив руку к глазам он пытался справится с собой и прийти в себя. Ты мужчина. Ты мужчина, а не тряпка. Кажется в сотый раз Люпин повторил это про себя, а потом тяжело вздохнул, словно на его плечах висело всё горе этого мира. Вздохнул и привстал. Сделал глубокий вдох и приготовился посмотреть на Эсклармонду. Было страшно, и он снова невольно начал менять цвет переходя от красного оттенка в более зеленоватый. Но всё же он справился, или хотел справиться. -Извините... – выдавил из себя гриффиндорец, - Я наверное... устал...просто... тяжелый был день...и... если вам...ничего не нужно... то я... -то если вы не против, он сбежит, а?
Esclarmonde de Rays: Единственное, чего в своей розовой и короткой жизни боялась Эсклармонда, так это того, что кому-нибудь рядом с ней будет плохо. В любо смысле. Грустно ли, больно ли. В моральном ли смысле, физическом ли. Девушка просто видеть не могла чьи-либо страдания, всегда тоже их чувствовала и сопереживала. Потому-то и стремилась помочь и исцелить, ибо совершенно не могла смотреть на страдальцев вокруг себя. Потому-то она и выбрала для себя профессию колдомедика. Впрочем, более-менее выраженными талантами девушка выделялась в области проклятий, наложенных заклинаний. А никак на физических травмах и просто плохом самочувствии. Поэтому сейчас француженка совершенно растерялась. Ещё пару минут назад Ремус был абсолютно нормален, чуть бледен, немного нервозен и смущён. Но к такому Клэр привыкла. Особенно к смущению. А вот к тому, что собеседнику неожиданно становится нехорошо – нет. Вот совсем. - Ниш-шего себье – усталь, - она взволнованно всплеснула руками, едва не начиная заламывать пальцы, - а ты метьеочувстви-итьельный, нет? Может, это магнитные бу’ги? Фазы Луны? Солнеш-шная активность, - похоже, это был просто непрекращающийся поток мыслей, которые девушка банально выплескивала наружу от переживания. Дело в том, что Лали уже успела включить Ремуса в круг «совершенно своих», а потому и переживала за него особенно сильно, - может, воды? А у истинных «хранцузов» слово с делом не расходится, господа! О, эта нация дворцово-парковых комплексов и огромных гардеробных! Они коварны и хитры, как самые коварные и хитрые коварнюги и хитрюги! Француз сказал – француз с делал. И француженка от француза не отстанет, нет-нет, не отстанет. - Aguamenti, - и всё бы ничего. Но от волнения Клэр не вспомнила ничего менее глобального, чем заклинание, вызывающее струю воды из палочки. В Шармбатоне им обычно на перерывах во внутреннем дворике вызывали радуги, многочисленные радуги. Логично предположить, что в коридоре Хогвартса таким образом радугу было не вызвать. Счастье Ремуса состояло, как минимум, в том, что палочка мадемуазель де Рэ оказалась направлена не на гриффиндорца, а в сторону. Поэтому парня обдало лишь малой частью брызг, могущих лишь слегка смочить волосы и взбодрить. Больше всего досталось коридору, по которому растеклась живописная лужа от стены до стены. Благо, у Лали хватило самообладания не просто опустить палочку с льющейся водой, а прекратить действие заклинания. Только от этого вода никуда не делась. Лармонда схватилась руками за в миг покрасневшие щёки. Впрочем, покраснели не только щёки. Вся блондинка покрылась ровным ярко-малиновым румянцем, залившим лицо, шею и грудь. Потрясающий колдомедик! Вместо того, чтобы дать страждущему воды, устроила потоп. Хороша, что уж там. - О-о-о, мне так неудобно! Я п’госто всегда, когда волнуюсь, какие-нибудь глупостьи делаю. Да что там, я всьегда глупостьи делаю, - она смущённо поковыряла ногой каменные плиты пола с такой энергией, словно надеялась проковырять там дырку.
Remus Lupin: Ремус уже решил, что судьба сегодня решила поиграть с его состоянием, как с маленьким красным шариком. Бросая то вверх, то вниз, то и дело заставляя Муни чуть ли не дрожать от испуга. Рем устало смотрел перед собой, и уже думал извиниться и уйти, когда девушка почему-то решила спросить насчет фаз луны. Гриффиндорец уже не краснел, и даже про красивое население Хогвартса уже не думал. Он побледнел. Резко так, и настолько, что казалось вот-вот его бездыханное тело упадет на пол. Только как назло Ремус не умер, хотя было бы глупо умирать каждый раз когда при нем произносят эту проклятую луну, даже если речь идет конкретно о фазах луны. -Со мной...всё в порядке...честно, - выдавил из себя Люпин пытаясь найти подходящие слова, и наконец-то уйти отсюда, только в следующее мгновение прекрасная француженка решила немного освежить его. Струйка воды к счастью не попала прямо ему в лицо, но всё равно заставило немного прийти в себя. Гриффиндорец вытер мокрую щеку рукавом мантии и посмотрел в сторону большой лужи, которая была позади них. Ситуация была смешной, хотя скорее Рему хотелось бы плакать. Эсклармонда была очень красивой и милой. То как она покраснела настолько сразило Муни, что он забыл о проклятых фазах луны и решил, что всё же пора успокоится и вести себя так, как подобает юноше в его возрасте. Во-первых не каждый раз встречаешь настолько прекрасную девушку, которая почему-то решила провести рядом с тобой чуть больше времени, чем с другими. Во-вторых его смущал тот факт, что ему и правда было очень неловко от того, что он совсем не умел общаться с девушками, и в-третьих, ему на самом деле нравилась мадемуазель Эс, и ему стало не по себе оттого, что она чувствовала себя настолько растерянно из-за него. -Да ничего, - махнул гриффиндорец рукой и улыбнулся, уже более дружелюбно. Цвет начал меняться, и он уже не был похож на трупа, что не могло не радовать. Ремус вновь глянул в сторону лужи неподалеку от него, а потом посмотрел в сторону Эсклармонды. – Такое со всеми случается. Это я виноват. Немного смутил вас, поэтому вы и... извините меня, - достав палочку из кармана мантии он направил её в сторону воды и одним взмахом заставил воду собраться и обрести форму красивой кошки. Она конечно же была прозрачной, но вела себя точно так как живая. -Не волнуйтесь, всё можно исправить, - потянувшись к окну Ремус открыл её. Кошка подпрыгнула на подоконник, вытянула лапку и лизнула её, после чего посмотрела на француженку. Несколько секунд она изучала её, после чего выпрыгнула из окна и растворилась на земле, словно её вообще и не было прежде этого. -С вами всё хорошо? – обратившись к девушке спросил Рем и убрал палочку обратно в карман мантии.
Esclarmonde de Rays: HIM - wings of butterfly Всё же стоит подтвердить и без того абсолютно ясный факт. Эсклармонда совершенно ничего не понимала в людях. Мотивы их поведения, их помыслы и суждения - всё это скрыто от девушки плотной туманной пеленой. Розовой пеленой её собственного взора. Бабочки ведь не понимают цветов, вокруг которых порхают. они берут от них нектар, любят их, обдают дуновением ветра от движения крыльев, но не понимают. Потому что говорят на разных языках. Или потому, что бабочки вообще плохо всё понимают. Она могла только чувствовать, подозревать на подсознательном и эмоциональном уровне. Так, например, Лали откровенно не понимала, почему у Ремуса то и дело менялся цвет лица. Девушка могла отнести это исключительно на совесть несварения желудка или отравления редким ядом. А никак не смущением, вызванным её же собственным поведением. Если бы она догадалась, то... А, чего уж там! Не смогла бы мадемуазель де Рэ стоять по стойке смирно, преданно глядеть в пол подле ног господина Люпина, держать руки за спиной и говорить исключительно о погоде. Или о квиддиче и уроках. К тому же, кажется, гриффиндорец немного освоился. Что не могло не обрадовать Клэр, вновь улыбнувшуюся молодому человеку. Малиновые пятна стыда ещё не сошли со щёк, но девушка могла уже вовсю щебетать о хоть и о чём-нибудь постороннем. На неё не сердятся. Разве важно остальное? - О, мсье 'Гемус, - всплеснула такими же розоватыми, как и лицо, ручонками француженка, наблюдая за прозрачной водной кошкой. Заклинания подобного толка всегда не слишком ей удавались, поэтому девушка и любила их. Ей вообще нравилось всё, чего она не умела или чему ещё только училась. Потому что это было в новинку и любопытно. А бабочки ведь любопытны, - она такая... п'гек'гасная! Такие заклинания никогда не получаются у плохих людей, - блондинка склонила голову на бок и серьёзно посмотрела на Ремуса, - поэтому у менья всё хо'гошо. 'Гядом с хо'гошими людьми всё хо'гошо и всем хо'гошо. Так ш-што больш-ше не сп'гашивай у меня такого, - француженка тряхнула волосами и вновь ширко и тепло улыбнулась. Этот мальчик в красном галстуке нуждался в тепле. Он, похоже, был из тех невнимательных, что боятся замечать хорошее. То есть не всё хорошее, а то хорошее, что случается именно с ними. Не с кем-нибудь рядом, не с кем-нибудь другим, а именно с ними. Считают, что они не достойны, сознательно открещиваясь от даримых им радости, эмоций и любви. Или же старательно не замечают, уверив себя в том, что остальные слишком жестоки и себялюбивы, чтобы любить ещё кого-то. Или боялись. За себя или остальных. Глупые. Нельзя быть недостойным радости, нельзя бояться счастья и отказываться от любви. Особенно, если они заслуженны, - она ведь не 'газбилась, ньет? К'гасивое всегда жалко, - Эс чуть сморщила нос, словно уже горевала о никогда не имевшей души водной кошке, - ты сам в по'гядке? - она осторожно сделала шаг вперёд, настороженно глядя на Люпина, словно опасаясь, что ему вновь станет нехорошо. Взгляд её упал на всё так же жизнерадостно поблескивающий значок с буквой "Р". Девушка звонко рассмеялась, - ты хит'гец, так мне его и не отдал. Ладно-ладно, никто не меш-шает мне вык'гасть его у тебя из спальни, пока все буду видеть 'гадужные сны, - Клэр скорчила очень коварную рожицу, по примеру частого выражения лица их директрисы. О боги! Директриса! Девушка всполошено завертела головой в поисках часов. Мадам точно будет ругаться, потому что де Рэ всегда опаздывает, - о-о-о, шё'гт побе'ги! У меня сове'гшенно ды'гявая 'олова. П'гасти, я же обещала нашей мадам ди'гекто'гу, что позанимаюсь с ней т'гансфигу'ацией, чтобы не упасть лицом в 'гязь пе'гед студентами 'Огва'гтса, - тут француженка вновь покраснела, как маков цвет, - только я, каш-шется, уже. До вст'гечи, 'Гемус! И помни, ш-што кова'гный план мош-шет быть п'гиведён в исполнение в любое в'гемя, - она вновь улыбнулась и, подскочив к гриффиндорцу, встала на цыпочки (почти подпрыгнула) и легонько чмокнула в уголок губ, - не 'грусти. Я п'гове'гю, - и вприпрыжку понеслась по коридору, как потом выяснилось, отнюдь не в ту сторону, что ей было надо. Но блуждать по Хогвартсу ей было совсем не привыкать. К тому же, настроение у неё было отменное, а голова занята планированием плана. Оставалось только найти человека, что хоть что-то смыслит в коварных планах.
Remus Lupin: Наверное всё же стоит уточнить один маленький но очень важный факт. А именно, что Ремус Люпин в жизни не влюблялся. Он любил своих родителей. Мародеров – своих лучших друзей. Но девушек – никогда. Если вы подумали, что из-за этого он испытывал какой-нибудь дискомфорт, то вы ошибаетесь, ибо Рем почему-то был уверен, что в его случае даже и не стоит мечтать о таком. За годы обучения в Хогвартсе, и за всё то время, что он общался с Джеймсом и Сириусом, Муни достаточно изменился. На первых курсах он был паникером, который везде видел угрозу. В страхе проходила вся жизнь, но друзья научили его, что даже если он превращается в зверя раз в месяц, то это не значит, что он безнадежен. Надо признать, что у Ремуса получилось жить по-человечески, хоть он всё равно время от времени побаивался, когда кто-то находился очень близко к тому чтоб узнать его тайну. Но в остальном Люпин стал намного адекватнее, но мало кто знал, что несмотря на это его время от времени терзают сомнения. Он не хотел влюбляться. Он боялся влюбляться. Да чего уж там, он даже боялся просто встречаться с девушкой. Почему? Наверное потому, что он не хотел делить с кем-то свое проклятье. Ещё давно, когда он был мальчиком и видел переживания матери, Рем решил, что с него хватит. Никто не будет страдать из-за него, поэтому легче всего было оставаться одному. Хотя кто ему позволил, Мародеры, а в частности Джим даже и не думали оставлять его. За это он был крайне благодарен им, хотя и чувствовал себя немного виноватым. Так почему сейчас у него возникла проблема? Потому, что белокурая француженка очень и очень понравилась ему. Настолько, что Ремус впервые настолько захотел забыть о своих принципах и побежать вслед за ней. Она была мила, и очень добра. Напоминала маленькую бабочку, и Рем прекрасно понимал, что будучи настоящим зверем внутри, он может лишь одним прикосновением сломать ей всю жизнь. Почему-то Муни задумался как бы мадемуазель Эс отреагировала еслиб он рассказал ей о своей тайне. Испугалась бы. Обязательно испугалась. Ну, и наверное пожалела бы его, ведь она настолько добра, что жалеет даже лужу воды, которая на мгновение приняло очертание кошки, а его она долго будет жалеть. Может даже заплачет. А ему будет стыдно. И больно, что она грустит из-за него. Но потому она обязательно оставит его потому, что... потому, что бабочка не может жить в мире волка. Она просто не выживет. Гриффиндорец слушал слова француженки мягко улыбаясь. Ему стало очень тепло на сердце. А она всё говорила и говорила, краснела и это было настолько мило, что сердце у Люпина посильнее забилось. Но он и подозревать не мог, что она решится настолько приблизиться к нему и чмокнет в уголок губ. Это настолько ошарашило Ремуса, что он на мгновение даже перестал дышать. Кстати, интересно уже в который раз за последние десять минут? Белокурый ангел вновь покраснел и убежал в противоположную сторону, а Рем всё так же стоял и не мог двигаться. Медленно подняв руку, он дотронулся того места, где Эсклармонда поцеловала его. Ему казалось, что он всё ещё чувствует прикосновение её губ, и от этого ему было настолько приятно, что он невольно расплылся в улыбке. Интересно, а можно это считать первым поцелуем, или не совсем? Ремус не знал, да и для него это не имело значения, ведь он был по-настоящему счастлив сейчас. Повернувшись в сторону, куда минуту назад побежала мадемуазель Эс Рем ещё некоторое время смотрел в пустой коридор, а потом зашагал в сторону башни Гриффиндора. Впервые захотелось предать свои принципы. Впервые настолько сильно захотелось жить как другие. Впервые захотелось влюбиться, и быть любимым.
полная версия страницы