Форум » Архив «Lumiere-77» » и камень дробится таким потоком » Ответить

и камень дробится таким потоком

Frank Longbottom: Время: после Битвы Место: подальше от министерства Участники: Alice Flint, Frank Longbottom События: Пора выяснять отношения, пора исправлять ошибки.

Ответов - 17

Frank Longbottom: Фрэнк дежурил в Штабе, и о битве, настоящей, хоть и быстрой битве, он узнал одним из первых. Вот с чем в Аврориате хорошо, так это с поступлением информации о том, что уже случилось, и чего не исправишь - канал налажен четко. Он писал рапорт как раз, когда ему сообщили, и бумажки сразу же были забыты, а разум заняла мысль, что Алиса ведь тоже была там, в гуще событий и теперь может быть ранена. И только он собирался покинуть Штаб, предупредив напарников, чтобы отправиться ее искать, она появилась, вместе с главным шефом Бартемиусом Краучем, и вид у нее был... предистеричный, по всей видимости. И Лонгботтом, сдвинув брови, решительно подошел к ней и взял за локоть. - Пойдем отсюда. Тебе нужно придти в себя. Он вел ее по коридорам Министерства, готовый в каждую секунду отпустить, если она опомнится и решит, что никуда не хочет с ним идти. Но Фрэнк надеялся, что этого не произойдет - Министерство они действительно покинули, и он теперь направлялся в Косой переулок. - Ты цела? В такие периоды порой не было уже дела до старых обид, время войны - время все начинать сначала, жить начинать по-другому, быстро, обрывисто, как и когда удается, не думая, что этот день, он может быть последним для тебя или для того, кто стоит рядом. И неисправленные ошибки так и останутся ошибками навсегда, поэтому надо успеть.

Alice Flint: Иногда кажется, что безумие, творящееся вокруг, происходит исключительно в твоей голове. Это ты сошла с ума, давно и окончательно, потому что в реальности оно никак не может быть правдой. Ты только будь, умоляю тебя, - в слезах шептала она Фианну в тёмных коридорах Хогвартса, напуганная до полусмерти порождениями Неведомой Твари. Буду, глупая, куда я денусь? – Говорил он в ответ, прижимая её к себе, возвращая жизнь, возвращая надежду. Она полгода жила этой надеждой, чтобы в страшную ночь Самайна он исчез на её глазах, истекая кровью, растворяясь в лондонском ветре, осыпая землю сверкающими бриллиантами. А в голове звучала арфа – пела, пела, звала, сводила с ума (это точно, действительно, не может быть правдой), хотелось кричать, но не получалось – безмолвный крик застревал в горле, не задохнуться бы. Только плечо стискивают чьи-то сильные руки, обернуться – Крауч, улыбается – зачем? Чьи-то голоса, и взгляд – туда, за окно, и дурацкое чувство собственной бесполезности. Обреченность, безысходность, которую так ненавидела та, что мечтала бороться до конца – что бы ни было. А теперь можно было только стоять, смотреть, не верить... Фианн, кровь, туман, весна, осень, всё мешалось, переплеталось, страхи снова возвращались, и непонятно уже, кто ты, и зачем стоишь здесь. Знаешь только одно – поздно, поздно, поздно... Другая, не твоя, не его, не ваша – какая-то гораздо более древняя и могущественная сила предрешила исход битвы. Воистину, хочешь рассмешить Богов – расскажи им о своих планах. А после был вихрь аппарации и, кажется, штаб. Ты должна быть не здесь, как бы ни было больно осознавать, что там – ты тоже не нужна и ничем уже не поможешь. Плачь арфы исчез, остался далеко позади – но не для Алисы... что-то действительно болело – то ли плечо, то ли руки, то ли сердце. Она очнулась, как ото сна, лишь тогда, когда над головой вновь оказалось темнеющее небо, стены исчезли, а рядом шёл тот, кого Флинт меньше всего ожидала увидеть здесь и сейчас. - Стоп. Куда ты ведёшь меня? – Алиса остановилась вдруг под каким-то из фонарей, на улице было ветрено, но дышать всё равно было тяжело, ещё тяжелее – думать. Девушка схватилась рукой за столб, запрокинула голову – наверх, к свету, а ей всё казалось, что с неба по-прежнему сыплются драгоценные камни, мешаясь с кровавыми следами на асфальте... - Надо вернуться. – Она, конечно, совершенно не имела понятия, куда именно. Куда-нибудь туда, где были беглецы, где затерялась в толпе рыжая бестия Эмбер, где погиб один из Вальпургиевых Рыцарей, туда, где пронзительно пела арфа. - Я... цела, не цела, ожоги... не важно! – Голос дрожит, и воздуха не хватает. – Я сошла с ума, наверное, Фрэнк. Ведь так не бывает!

Frank Longbottom: Фрэнк знал, что довольно скоро она опомнится, и тогда придется отвечать на вопросы. А вопросы у Алисы всегда были не из легких, насколько он помнил. - Я веду тебя подальше отсюда. Ну, в направлении Косого переулка, если быть точным. Как только будешь готова, можно аппарировать туда, я просто не решался без твоего согласия. Не похоже было, что она цела или в полном порядке, главное, чтобы все же не сбежала от него, тогда еще есть шанс во всем разобраться. - Возвращаться никуда не надо. С ними все в порядке теперь, Алиса. Поверь мне. А вот с тобой... Ожоги? Где, показывай. Фрэнк взял Алису за руку, потянул немного на себя, привлекая ближе, чтобы посмотреть. Хотелось притянуть ее совсем близко, обнять и успокоить, но столь резкая смена дозволенного и принятого между ними вряд ли бы встретила одобрение. Потому он только за руку держал. - Что там случилось? Чего не бывает? Дыши, дыши. Сам он был спокоен, совершенно ненормально спокоен, если учесть, что он держал сейчас за руку ту, с которой поговорить хотел давно, и вот оно. Ту, которую хотел вернуть. И это кто еще сошел с ума, если полагает, что удастся?


Alice Flint: - Какой ещё чёртов переулок?! Лонгботтом, не валяй ты дурака! Нам нужно вернуться. С кем в порядке?! Ты соображаешь, что говоришь вообще?! Ты ничего не видел! Разумеется, Фрэнк был ни в чём не виноват, и вряд ли конкретно сейчас заслужил того, чтобы на него кричали, он просто оказался не в том месте, не в то время. А, может быть, как раз наоборот – в то самое и там, где был так нужен... - Не стану я тебе ничего показывать, ты уж извини, но ты мне не доктор. Она резко выдернула свою ладонь из его руки, вновь хватаясь за что-то, столб, стена – не важно. Сунула в карман палочку, взглянула на Фрэнка. Без злости, со страхом просто, с болью, усталостью. Осознание того, что больно, возвращалось как-то не сразу, но возвращалось – и всё равно было не понять, отчего это так болит. - Не бывает. Кошмар не оживает дважды, ничто не повторяется дважды! Что там случилось? Кровь, музыка, белые мыши, драгоценные камни! Что ещё? Перья, песок, куски асфальта с неба, носки... полосатые. Ха, смешно, верно?! Флинт сошла с ума! Мироздание решило над ней подшутить! Пускай она лишний раз увидит изуродованное тело брата, пускай поверит! Алиса так дрожала, но совсем не замечала этого, она вообще, кажется, ничего не соображала и не слышала ничего, кроме собственного голоса и далёких отзвуков до боли натянутых струн арфы Лермонтов – где-то у себя в голове. - Хочешь тоже увидеть? На, смотри! Где твоя палочка? Она сама вдруг вцепилась в плечи Фрэнка, развернула его к себе, заставила заглянуть в глаза. Пристально, не отводя взгляда. - Давай же, взгляни! Обычное дело. Проклятый Муди учил тебя Легилименции! Так даже проще. Всё равно ей ничего не описать словами.

Frank Longbottom: Вырвалась, конечно. А он другого и не ожидал. И это ненормальное спокойствие не отпускало, словно он наблюдал за Алисой издалека, пытаясь понять среди всех этих слов, что же с ней. Что же с ней такое? Что же с ним такое? Пальцы больно впились в плечи, а он только головой дернул, осторожно расцепил эту хватку, за руки все еще держа. Он будет держать, сколько сможет, сколько хватит этого спокойствия, не упадет она, не упадет. - Нет, Алиса, - твердо ответил Фрэнк, - я к тебе в голову не полезу. Ты расскажешь потом, если пожелаешь. Пожелай, я прошу. Позволь мне с тобой стоять на краю, когда так бьет ветер, когда так опасно, на этой высоте. Он придвинулся ближе, перехватывая ее руки выше, тоже удерживая за плечи, но мягко, и мягким голосом говоря, окутывающим как облако. - Успокойся, я знаю, что все будет хорошо. Отпусти, иначе ты и правда сойдешь с ума. Я понимаю, что ты мне не доверяешь, но я могу тебя удержать, просто держись, я больше не подведу. Фрэнк почувствовал ее дрожь, этот бешеный ритм, в котором она была сейчас, и который нужно было унять. И он обнял Алису, словно замыкая дрожь руками, укрывая от того ветра, прошептал в волосы: - Не нужно тебе быть одной сейчас, - и держал крепко, как никогда не держал раньше. Пусть снова вырывается, он не повторит ошибки, он не отойдет в сторону тогда, когда ей нужен кто-то.

Alice Flint: Он расцепил хватку её рук, а ей просто разрыдаться хотелось. Но она не будет, конечно, не станет реветь тут. Она же сильная девочка, просто немножко сумасшедшая теперь. Выдержит, всё выдержит. И боль пройдёт, утихнет, она всегда проходит, надо только суметь вытерпеть это всё. - Зря. Такую возможность упускаешь. – Алиса усмехнулась даже, она вдруг представила, что было бы, если бы Лонгботтом и впрямь полез к ней с Легалименцией. И не просто считал картинки сегодняшних событий, а поломал бы к чёрту все барьеры, проник бы туда, куда ему нельзя – никогда и ни за что. В тот дальний уголок души, где боль мешается с нежностью, тепло и ласка с горечью обиды и разлуки. И если в её сердце до сих пор всё это живо, то не ему знать об этом, не ему... У него мягкий голос и руки слишком родные, чтобы он вот так за плечи держал её сейчас. Особенно сейчас! И надо обладать огромной волей, чтобы выдержать ещё и это, чтобы оттолкнуть его сейчас от себя, не поддаться слабости. Не сдаться этим глазам, уверенному голосу, сильным рукам на содрогающихся плечах, губам, едва не касающимся волос... Господи, зачем же он так?! - Не надо. Не надо, Фрэнк! Не смей пользоваться сейчас моей слабостью, не смей! Запрокинула голову к небу, чтобы и правда не разреветься прямо здесь, дёрнулась назад, пытаясь отстраниться, вырваться из его объятий. - Отпусти. Голос всё равно дрожит, но громкий, потому что не шептать, кричать хочется. - Сейчас не надо одной быть? А когда надо было?! Может, тем летом, два года назад, когда ты не приехал? Так с тех пор я прекрасно научилась справляться сама. Какая чушь, как больно, как... тихо звучит арфа в памяти – в проклятой памяти, которая ничего забывать не умеет. Фианн не выходил из головы, ещё чуть-чуть – пошатнёшься, и звёзды прямо с небес рассыплются к твоим ногам горстью сверкающих бриллиантов...

Frank Longbottom: Фрэнк резко отвернул голову, словно от удара, словно слова Алисы как пощечина, нет, крепкий, отрезвляющий удар. Серьезная ошибка, это была все-таки слишком серьезная ошибка, и как теперь все исправить, он не знал. Он ослабил объятья, но не выпустил, потому что думал, что тогда она не будет его слушать. Но что сказать? Извини, прости меня, Алиса, за то, что я тогда тебя так подло бросил, теперь я жалею и хочу тебя вернуть, и я не пользуюсь твоей слабостью, нет… - Я знаю, что тебе не хочется быть слабой, особенно сейчас при мне, при том человеке, которому, наверное, слишком много чести стоять рядом с тобой. Но я здесь, Алиса, да, тогда меня не было, но сейчас я здесь, и я хочу этого, действительно хочу, верь – не верь. Мне не все равно. Я хочу, чтобы ты просто снова стала сильной. Иногда это трудно одному. Броня крепка, и порой словами ее не пробить, если человек закрылся от тебя на все замки. Но, может быть, осталась еще маленькая щелочка, может, тот ключик, что лежит у тебя в кармане, когда-то позабытый, еще откроет хотя бы эту маленькую дверцу?

Alice Flint: Она не верила и не могла поверить тому, кто заставил её так страдать. Тому, кого любила до сих пор, но запретила себе любить. После того, что ей пришлось пережить, невозможно было просто взять и всё вернуть. Всё это было слишком сложно, слишком болело сердце. А его близость только усиливала, обостряла все ощущения в десятки раз. Сейчас всё казалось не проходящим безумием, очередным кошмаром, которым обернулась жестокая реальность. И всплыли вдруг в голове слова Фианна, которые брошены были на вершине Астрономической башни прошлой весной. Брошены, конечно, на эмоциях, чтобы разозлить и растормошить её, но теперь в этих словах ей виделось нечто большее, чем просто провокация. “И Фрэнк твой бросил тебя - потому что понял, что ты тряпка!..” Разумеется – слишком слабая, чтобы быть его достойной. Но ничего, теперь она будет сильной, чтобы он всё понял. Будет сильной одна, без чьей-то, и тем более – без его помощи. Алиса всё же снова попыталась высвободиться из объятий Лонгботтома. - Поздно говорить о том, что было и о том, чего не было. Всё это не важно, Фрэнк. Отпусти же ты меня! Я буду сильной, ты ещё увидишь. Я смогу, я справлюсь сама. Она всё-таки выскользнула из его рук, и это было невыносимо тяжело – добровольно лишать себя самого необходимого на свете. - Я же ненормальная, забыл? Сумасшедшая. А сейчас мне нужно вернуться. Я не знаю куда. Я не знаю где, но мне нужно найти их. Там мои друзья! Эмбер, Александер и Фианн. Почему я стою здесь, почему я оставила их?! Алиса едва сдерживала себя, она с размаху ударила ладонью о кирпичную кладку стены, возле которой стояли они с Фрэнком. Она знала, что было слишком поздно – и в этом случае. Знала, что не сможет помочь, и оттого ненавидела себя за это бессилие.

Frank Longbottom: Фрэнк не успел перехватить руку Алисы и уберечь от удара, уже потом поймал и спрятал в своей ее ладонь. - Ты не оставила их, ты ушла вместе со всеми, а значит, там их уже не было. И ты не можешь помочь, потому что не знаешь, где они. Но и никто не знает, так что сейчас они в безопасности. Лонгботтом смотрел серьезно, уже не пытаясь удерживать или что-то исправлять - он не мог заставить себя действовать против ее воли, даже руку выпустил. - К сожалению, Алис, невозможно всегда всех спасать. Я знаю, что очень хочется, мне самому хочется. Но иногда не дают обстоятельства, а иногда сами люди не хотят, чтобы их спасали. И тогда мало что можно сделать. Фрэнк сначала говорил твердо, пытаясь все еще убедить, но под конец голос вновь стал мягче и тише, словно обреченней. - И не называй себя сумасшедшей. В тебе всегда рассудка на двоих, а мне вот явно не хватает. Поздно, неважно - не слова, удары, болезненные уколы отчаяния. И все же Фрэнк не может помыслить, что это конец - вот же она рядом, живая, только коснись. Нельзя. И она с ним рядом уже никуда не пойдет. Неисправимая какая-то ошибка получается.

Alice Flint: Удар рукой по стене, а дальше снова его тёплая ладонь, и просто сил никаких не было этому сопротивляться. Хорошо ещё, что сам вскоре отпустил. Лонгботтом говорил очевидное – то, что Алиса и сама прекрасно знала. Разумеется, она не может помочь, и понятия не имеет о том, где сейчас её друзья, всё ли с ними в порядке и живы ли они вообще. Вот Линд, например, если и жива даже, вряд ли знает, куда ей теперь пойти. Потом авроры снова отправятся в Дарси и, конечно, найдут там лишь леди Эйлин, которая сама бы очень хотела узнать, где её сын и племянник. И арфа, эта невозможная арфа Лермонтов снова будет звучать в памяти Алисы, опять возвращая её мысли к сегодняшним страшным событиям. - Ты не видел, сколько крови там было. Конечно. Я не могу им помочь. – В голосе досада и горькая самоирония. Такое отчаяние во взгляде, которого не было там уже очень давно. Фрэнк был прав – невозможно спасти всех. И они оба знали это, как знали все те, кто выбрал подобный путь. Никогда нельзя помочь всем, кому нужна помощь, поэтому нужно уметь в решающий момент сделать выбор. Этот выбор не будет правильным в любом случае, но это всегда лучше, чем драгоценное время, потраченное на пустые сомнения. Но иногда Алиса ненавидела свою работу. В те моменты, когда выбор стоял между ней и друзьями. Неразрешимое противоречие мучило девушку, но путь борьбы сам избрал её, а потому дороги назад не было. И всё равно она не понимала, как можно выбирать между долгом и дружбой, и каждый раз едва не срывалась на истерику, когда сталкивалась с подобным безумием. Ох, и Лонгботтом ещё говорил что-то о её рассудке. - Нет, это безумие... похоже на страшный сон, только проснуться не получится. И ничего нельзя сделать, слишком поздно. А ждать – так мучительно. Флинт сделала несколько шагов по направлению к ближайшему дому и без сил просто опустилась на ступеньки резного крыльца. Кажется, у неё здорово поднялась температура – это всё, верно, ожоги, а потому сейчас здесь было невозможно жарко, и так тяжело просто дышать. Алиса взглянула на Фрэнка и смотрела теперь уже только на него. - А, знаешь... другой на твоём месте давно бы уже ушёл. Просто не выдержал, устал, плюнул и ушёл. А ты всё ещё здесь. Поразительно. И это было удивительно – она отталкивала, а он всё равно оставался.

Frank Longbottom: А Алиса выглядела так, будто задыхалась, и то, что ей плохо, он чувствовал и на расстоянии нескольких шагов. Фрэнк вновь приблизился, присел на корточки рядом. - А я тоже упрямый и не хочу уходить и оставлять тебя в таком состоянии. Я же сказал, что мне не все равно. Просто ты, наверное, меня не слушаешь. В заключение я хочу сказать, что сидеть на каменных ступеньках посреди улицы в таком состоянии очень вредно, так что ты меня прости... Лонгботтом поднялся на ноги и, не раздумывая более, подошел к Алисе совсем близко и поднял со ступенек на руки, а потом аппарировался, крепко держа девушку. - Вот за это, - закончил он, оказавшись посреди гостиной в своей квартире. Фрэнк опустил Алису на диван, сходил на кухню и вернулся со стаканом воды. - Во-первых, попей. Во-вторых, надо все же разобраться с твоими ожогами, если, правда, ты не хочешь в Мунго. А то, может, надо было отправиться сразу туда? Лонгботтом сел рядом на край дивана, посмотрел на девушку виновато-обеспокоенно.

Alice Flint: Алиса даже сказать ничего не успела – ни возразить, ни согласиться. И, конечно, она не ожидала от Фрэнка такого поступка. Испугаться она тоже не успела, да и разозлиться – разве что в первые мгновения после внезапной аппарации. Лонгботтом просто взял её на руки! И разрешения не спросил! Попросил прощения, правда, но всё равно так не честно! Не многие люди позволяли себе такое, мало кто решался проделывать с Алисой такие фокусы. В числе этих смельчаков были такие прекрасные ребята, как Фианн Лермонт, Фабиан Пруэтт или Уилл Галахад – те из мужчин, кем Флинт искренне восхищалась не только в человеческом плане. А тут ещё Лонгботтом! Этот наглец, невозможный и несносный, в чьих руках так хотелось задержаться на ближайшую вечность. - Лонгботтом, что ты себе позволяешь?! Это ты к себе меня что ли притащил? Не делай так больше! Никогда не делай! – Алиса даже не успела толком осмотреться, как уже принялась отчитывать Фрэнка. Впрочем, тот не слушал – быстро вышел в соседнюю комнату, но даже это ей не помешало. – Ты самый упрямый человек на свете! Ты всегда делал то, что хочешь! А чего я хочу, ты спросил?! Лонгботтом быстро вернулся со стаканом воды, и девушка, на удивление, не отказалась – взяла его из рук Фрэнка и залпом осушила. Только теперь поняла, как ей хотелось пить. А, может, не пить, а выпить. - У тебя виски есть? – Тут же спросила Флинт, ставя на стол опустевший стакан. – И к чёрту Мунго. Не хочу туда. Терпеть не могу это место, если честно. Она снова смотрела на Лонгботтома, не отводя взгляда. Поразительно! Ему и впрямь не всё равно. И он действительно не оставит её, и перед таким напором устоять практически невозможно. - Чего ты добиваешься, Фрэнк? Только честно скажи. Хочешь доказать мне, что я не смогу без тебя?

Frank Longbottom: Лонгботтом снова встал с дивана, достал аптечку и вытащил заживляющую мазь, как раз для ожогов, затем вновь сел рядом с Алисой и отвинтил колпачок тюбика. - Раз не хочешь в Мунго, давай тогда свои ожоги сюда, надо их обработать, сразу станет легче, проверено. А виски у меня нет, только бутылка вина, кажется, где-то была. Но стоит ли, Алис? Фрэнк выдавил немного мази на пальцы, осторожно помазал ожог на руке Алисы, который сразу бросался в глаза, потом наклонился и подул - все-таки эта штука щипала, хоть и неприятные ощущения проходили очень быстро. - Честно? Я хочу доказать тебе, что я не смогу без тебя, Алиса. Вот и сказано, наконец, то, что тянуло непомерным грузом весь этот год, но радости от девушки по этому поводу Фрэнк не ожидал, наоборот, он словно приготовился получить в ответ удар, пусть и словесный, но сильный, Алиса Флинт все-таки, не зря ведь загонщица.

Alice Flint: - Стоит, Фрэнк. Я хочу выпить. Ожоги... – Алиса усмехнулась, наблюдая за тем, как пальцы Лонгботтома аккуратно смазывают её ожог лечебной мазью. Поморщилась – больно. – Я стажировалась с драконологами. Думаешь, после этого меня хоть какие-то ожоги испугают? – И впрямь, если вспомнить руки отца – большие и сильные руки с широкими ладонями, то вспоминаешь и ожоги, и шрамы, и царапины, потому что даже защитные перчатки не всегда могут спасти. А сколько раз самой доставалось. Хотя сейчас Алиса с трудом припоминала, как ещё час назад гасила огонь на собственной мантии в пылу битвы. – Меня учили их залечивать, там всех учат. А тут всего лишь волна от Пиро, не смертельно же. Флинт осеклась в какой-то момент, потому что Фрэнк, закончив с ожогом, озвучил то, что она никак не ожидала услышать. Гордый Фрэнк Лонгботтом сказал, что не сможет без неё, и в это совершенно не верилось, если задуматься. А если не задумываться – верилось сердцем, не разумом. Алиса впервые не знала, что сказать ему. Она только молча сняла с себя обгоревшую мантию, а потом стянула с плеча то, что осталось от рукава платья, просто порвав его. Также молча забрала из рук Фрэнка мазь – принялась наносить её на ожог. Снова сама, как обычно – всегда и всё сама. - Но ведь уже третий год можешь. Почему не сможешь и дальше? Ведь мы всё те же, по большому счёту не изменилось ничего. Скольких ты ещё обещал любить после меня? Троих, пятерых, уже не помнишь, да? Но не важно. Прошлого не изменишь. Вот только что сейчас? Почему снова я?

Frank Longbottom: Фрэнк не ответил сразу, вновь ушел на кухню и гремел там посудой в поисках той самой бутылки. Вернулся он в комнату с ней, уже открытой, и двумя бокалами, налил Алисе, себе и протянул девушке бокал. - Я знаю, что тебя мало что пугает, Алиса Флинт. Лонгботтом отпил из своего бокала, поставил его на стол, а сам уселся на пол рядом с диваном прямо напротив Алисы. Он еще немного подумал, прежде чем ответить. - Нет, мы не те же, ты ошибаешься. Но права в другом - неважно, троих или пятерых, потому что никого из них я не любил. Я знаю, что сам упустил свой шанс, и просить о другом шансе духу не хватит. Я уже не такой гордый, Алиса, и не такой глупый, я знаю цену ошибки, той ошибки, что я тогда совершил, так точно знаю. Сейчас ты снова близко. Тогда была далеко, и я мог заставить себя не думать, а теперь не могу. Фрэнк снова встал, снял с себя рубашку, оставшись в белой футболке, и накинул на плечи Алисы, когда она закончила смазывать ожоги. Руки невольно задержались на плечах девушки, он наклонился совсем близко, опираясь на диван коленом, слово "расстояние" перестало между ними существовать... А потом Фрэнк подумал, что раз уж он насовершал ошибок и так, еще одна ничего уже не изменит, и если у него нет шанса, то и хуже уже не будет. Он просто поцеловал Алису и затем отстранился немного, смотря ей прямо в глаза.

Alice Flint: Алиса с готовностью приняла бокал из рук Фрэнка, сделала большой глоток, а после ещё один. Алкоголь притупляет боль, зачастую служит самым эффективным из всех доступных лекарств. Сейчас бы крепкого виски, но Алиса пила вино и смотрела на Фрэнка так, как не смотрела уже очень давно. Слушала его слова, снова не находила ответов. А потом была рубашка на плечах, сильные руки и он – так близко, что убежать уже невозможно. Он целовал её, а она чувствовала, как в один миг рушится стена, возводимая ею годами. - Ты... Зачем ты... Ты всё испортил, Фрэнки. Конечно, ты ведь не увидишь моих слёз сегодняшним вечером, когда я останусь одна. Ты ведь не узнаешь, что теперь я стану спать в этой самой твоей рубашке, чтобы только не забыть твоего запаха. Ты ведь не поверишь, что сильная и гордая Алиса Флинт готова простить тебе всё на свете, лишь бы ты целовал меня снова, лишь бы снова был так близко, ты один умел не ограничивать мою свободу и при этом всё равно быть рядом. Я готова остаться здесь, с тобой. Готова остаться навсегда, и именно поэтому я должна, обязана уйти. Потому что знаю, что ты сломаешь любые стены, пойдёшь до конца, а я не хочу жалеть ни о чём. Я всё так же люблю тебя, Фрэнк Лонгботтом, и боюсь поверить тебе снова. - Что ж ты делаешь со мной. Алиса закрывает глаза (потому что не выдерживает его взгляда и потому что непрошенные слёзы уже блестят в её дрожащих ресницах), снова притягивает Фрэнка к себе, обнимая за плечи. Целует сама – долго, горячо, настойчиво. Так, будто и не было между ними этих лет разлуки. - Нельзя так. – Шепчет в его полураскрытые губы, и сама уже не знает, происходит ли всё это с ней на самом деле, или нелепое безумие сегодняшнего вечера продолжается, и Алиса Флинт окончательно сошла с ума. - Я ведь даже от себя убежать могу. А от тебя не получается. Ещё один торопливый поцелуй, Алиса отстраняется и опускает голову. А спустя мгновение исчезает, прямо из его рук. Аппарирует к себе домой, чтобы появиться там, совершенно потерянной, с проклятыми ожогами, в рубашке Фрэнка Лонгботтома на дрожащих плечах, чтобы наткнуться на непонятно откуда там взявшуюся Эмбер Линд, но всё это – уже совсем другая история. Сделала вид, что сбежала. Да только толку нет, если сердце осталось в его руках.

Frank Longbottom: Фрэнк хотел бы, чтобы этот миг не заканчивался никогда, больше похожий на сон, из тех, что снятся ему довольно часто. Неужто вещие? Он держал Алису бережно и крепко и не хотел отпускать ни на секунду, прошептал в ответ прямо в губы: - Так и не убегай. Следующую секунду он был счастлив, словно не было этих лет, что они были не вместе. Ровно одну секунду, пока Алиса не исчезла. И Фрэнк, еще не очнувшись, сел на диван на колени, прошептав ей вслед: "Получается". Без рубашки вдруг стало холодно. А может, без нее? Он обернулся к столику, на котором стоял бокал с вином, потянулся за ним, но опрокинул, и разлилось красное, словно кровь из раны. Сердце сжалось и отдало болью, и Фрэнк прижал руку к груди. Он даже не знал, в чем ошибся на этот раз.



полная версия страницы