Форум » Архив «Lumiere-77» » театр "Лундгрен и сын" представляет... » Ответить
театр "Лундгрен и сын" представляет...
Mio Lundgren: Время: сразу после Маскарада Место: на выходе из Зала, а дальше куда черт занесет Участники: Ingmar Lundgren (NPC), Mio Lundgren События: Они встречаются раз в несколько месяцев, потому этим двоим всегда есть, о чем поговорить. Близко к сцене не подходить, возможно применение пиротехники. Третий звонок, господа.
Ответов - 17
Mio Lundgren: Когда все стали стремительно покидать зал, Мио пошел вместе со всеми, надеясь затеряться в толпе и по-прежнему остаться незамеченным. Но сзади раздался до боли в сжатых кулаках знакомый голос, и он обернулся, уже снимая капюшон. - Отец? Ему вдруг показалось, что Ингмар Лундгрен действительно сейчас подошел к нему как отец, только как отец и никто другой. Но за плечом его маячил один из глав департаментов, и взгляд Мио мигом стал колючим, а голос едким. - Простите, министр, я думал, это мой отец, но я ошибся. Он развернулся и двинулся прочь из зала, теперь решительно настроенный избежать разговора. Он мог себе представить, что скажет министр, и вряд ли в его словах будет что-то новое. К тому же... Нет, в этом Лундгрен-младший не признался бы себе даже под жуткими пытками, но он боялся, но не отца, нет, он боялся проиграть ему, показаться слабее или быть, проявить чувства, которых, по собственным представлениям, не испытывал. Ненужную теперь мантию он снял, оставшись в брюках и мятой рубашке с расстегнутым воротником, снял и маску и вспомнил вдруг, что лицо его украшают красивейшие синяки и ссадины после поединка с Блэком на встрече Дуэльного клуба. Катрина, увидев бы такое, охнула, театрально всплеснула бы руками и, приговаривая "ах, бедный мой мальчик" стала бы искать заживляющую мазь. Отец... Да они оба все время словно играли роли его родителей, мать как актриса, а отец как дипломат. Театр одного зрителя, честное слово.
NPC: Ингмар не одобрял поведения Штефана: дерзость, строптивость, язвительность - прекрасные качества для какого-нибудь актеришки - Катрина, должно быть в восторге, конечно, если "плотный рабочий график" позволял ей видеть сына не только на старых семейных фотографиях, которые, впрочем, маловероятно, что у нее сохранились. Дерзость, строптивость, язвительность Лундгрен старший не одобрял никогда. Стойкость, мужественность, сила - вот качества необходимые мужчине; качества, необходимые дипломату и просто человеку. Когда-нибудь Штефан обязательно все поймет, оценит и примет, вместе с отцовской поддержкой. И в кой-то веки перестанет называть себя инфантильным "Мио". - Гуннар, вы не могли бы оставить меня на минутку? - обратился Ингмар к коллеге, когда сын в очередной раз сбежал от него. - Событие в Большом Зале... оно наверняка взволновало мальчика. Вы понимаете, у вас тоже есть дети. Спасибо, Гуннар, вы добрый друг. Вежливо попрощавшись с коллегой, Ингмар решительно покинул зал. Спасая жизнь нищему, нельзя терять связи с богатыми. Ингмар Лундгрен по праву занимал кресло министра. Он работал без потерь. И сына он не потеряет. Никогда. - Штефан! Ну что за поведение? Ты позоришь меня и себя! Åh Gud! Что с твоим лицом? Тебя кто-то избил? Штефан, сколько раз я говорил тебе: дерзость не доведет до добра. Как ты появишься с таким лицом на публике? Радуйся, что сегодня тебя спасла маска, но что будет потом? Ты совсем не думаешь о будущем, сын. А ведь ты уже достаточно взрослый. Ингмар нахмурился. Сын отчаянно не желал взрослеть. Ну ничего, всему свое время.
Mio Lundgren: Мио замер, когда отец вновь нагнал его, голос Ингмара Лундгрена отскакивал от стен старинного замка, заполняя собой все вокруг, въедаясь в мозг, и, даже закрой уши, казалось, все равно будешь слышать его. Четко поставленный голос, натренированный для произнесения длинных речей, Мио в нем никогда не хватало человечности и… усталости, что ли? - Меня зовут Мио, министр. Может, Вы меня с кем-то спутали? Вы ведь приехали сюда по важным государственным делам, налаживать дипломатические связи. Он готовил себя к этому разговору весь день, и вот теперь решил не отступать ни на шаг от намеченной линии. Ему и по-шведски с отцом разговаривать не хотелось, потому он так и продолжал по-английски, который был ему более чем родным теперь. - Я не вижу связи между моим лицом и моим будущим. Хотя да, некоторые, возможно, и не могут сделать карьеру, не выглядя при этом первым красавцем на деревне. Вообще, Игнмар Лундгрен и впрямь был красивым и привлекательным, не зря же мать Мио когда-то в него влюбилась, и непонятно было, как у такой красивой пары родился такой уродец. Пара синяков ничего не меняла. - Не от Вас ли когда-то я получил совет, что нужно уметь постоять за себя? Никто меня не избил, министр. А публике и нет до меня дела, если, конечно, рядом нет Вас. Фотографироваться для первой полосы «Пророка» я с Вами и так не стану, не волнуйтесь. Ох, как он нарывался, совершенно осознанно нарывался, не зная даже, к чему это приведет именно сегодня. Да, Мио знал, как доводить отца, но никогда точно не мог предугадать его реакцию.
NPC: - Штефан, полно, - Ингмар вздохнул. Покачал головой. Господин министр устал. Господин отец тоже. - Ты пытаешься оскорбить меня. Больно видеть. Твои попытки тщетны, поведение достойно жалости. Невыносимо видеть, когда твой взрослый сын, Штефан, ведет себя подобно пятилетнему мальчишке. И откуда только взялась эта злоба? Ингмар помнил, или думал, что помнит - когда-то его сын был совсем другим. Когда-то его сын... нет, не любил отца, но хотя бы называл "отцом", не "министр". Ингмар вздохнул. Хочешь оскорбить, Штефан? Называй по имени "Ингмар". Во всяком случае с заглавной буквы, не черствый титул. - Связь между лицом и карьерой прямая. Не будет головы - не будет карьеры. А ты упорно пытаешься своей головы лишиться. Хочешь насолить мне? Бесполезно, сын. Ты делаешь хуже исключительно себе. Моя позиция в обществе достаточно прочна, чтобы не обращать внимания на бунтующих отпрысков. Поверь, благодаря тебе мой рейтинг взлетает к небесам. Людям нравятся печальные истории. Но мне не нравятся истории с плохим концом. Ингмар не знал куда деть руки. Не было ни программки, ни дипломата. Даже трости с перчатками не было. Он бы мог скрестить руки на груди. Но то защита. Штефан мог возомнить себя победителем. Совершенно беспочвенно. - Постоять за себя и лезть в драку - две разных вещи. Пойми в кой-то веки, если я заговорил с тобой - это не значит, что в следующий момент вспышки фотокамер увековечат твой портрет. Ты мой сын, Штефан! Проклятье! Так будь же моим сыном! Ингмар редко выходил из себя. Сегодня он тоже был спокоен. Даже невыносимые звуки английской речи не могли пошатнуть его твердой уверенности: дипломатические игры требуют хладнокровия. Семья - тоже в какой-то степени игра. И Штефан жаждал реванша.
Mio Lundgren: - Да, у тебя прекрасно получается не обращать внимания на отпрысков. И ты сделал себе прекрасную карьеру. За счет меня, говоришь? Мио выплевывал горькие слова, скривившись и резко перейдя на «ты». Впрочем, «отец» из его уст так и не прозвучало – не заслужил, нет уж. Ему вдруг стало до жути обидно, ведь все, что говорил отец, было правдой, но так было только за счет того, что Лундгрен-младший, до конца даже не осознавая, переиначивал слова отца на свой лад, передергивал почти каждую фразу – привычка, выработавшаяся за годы общения, фехтование фразами, парирование каждого удара и обращение его против собеседника. - Если ты в кой-то веки заговорил со мной как с сыном, а не как со своей акцией по повышению рейтинга? А ты будь мне отцом, в кой-то веки! И не смей меня жалеть, слышишь? Костерок, разжигаемый им самим в глубине души, после подкинутых отцом дровишек взвился до небес, полыхая злостью. - Ты разве как отец сюда приехал? Разве не на открытие Турнира этого идиотского? Когда ты вообще приезжал ко мне как отец? Когда ты хотел увидеть меня без повода, просто так? Ты и сейчас без конца только и говоришь мне о карьере и будущем. Тебе больше нечего сказать? Тогда и мне с тобой говорить не о чем, а тебя ждут твои… верноподданные. Мио махнул рукой в сторону Зала, а потом привалился спиной к стене, складывая руки на груди и смотря в сторону. Они являли собой кривое зеркало – статный, уверенный, безупречный, спокойный и нарочито открытый Ингмар и замкнутый, озлобленный, ссутулившийся и небрежный Мио. В данный момент казалось, что у них нет вообще ничего общего.
NPC: - О, Штефан! - Ингмар закатил глаза. Устало потер переносицу. - Когда ты прекратишь дробить меня? Я министр, но я и твой отец. Я одно целое, но тебе почему-то нравится видеть во мне не одного человека, пятерых - как минимум. Плохой отец, министр, дипломат, Ингмар, хомут... Ты меня таким видишь, да? Ты дурак, Штефан. Ингмар говорил спокойно, почти не глядя на сына. Позволял тому чувствовать себя сильным, свободным и дерзким. Иногда, чтобы победить, приходится идти на уступки. За свою продолжительную карьеру Лундгрен не редко поступал против совести. Приходилось и унижаться, быть обаятельно-добрым, когда хотелось рвать и метать, выть, закусив губу, швыряться проклятьями. Но это ничего. Любая победа требует усилий. Приходится жертвовать малым - лишь тогда получишь многое. Он не искал сыновьей любви. Смутно догадывался - этап пройденный. Не любил его Штефан никогда, вот и не полюбит. Но уважение. Уважение - это совершенно иное. - Мне всегда есть, что сказать. Ты! Ты не хочешь меня слушать. Да, я приехал из-за Турнира. Потому что будь я здесь ради тебя - получил бы ту же самую порцию максималистского бреда, которой ты кормишь меня прямо сейчас. Но получил бы гораздо раньше. Тебе нравится, Штефан? Нравится чувствовать себя непокорным? Таким не похожим на меня? Хочешь через мнимые страдания достичь силы? Глупый мальчишка, - Ингмар скривился. Болезненно так. Лицо, казалось, свела судорога. - Конечно, я буду говорить о карьере и будущем. Ты и есть мое будущее. Сложно понять, правда? Особенно когда не хочется. Штефан, прекрати. Если тебе интересно (а тебе не интересно), я уже подыскал тебе место в министерстве. Осталось только закончить Хогвартс. Но тебе неинтересно... Ингмара озарило. Внезапно. - Бог ты мой! Ты же наверняка бросил свое имя в Кубок!! Рисковать? Так рисковать, даже ни с кем не посоветовавшись!? Скажи мне, что я не прав. Очень тебя прошу. Ингмар не просил. Ингмар умел только требовать.
Mio Lundgren: - Да, ты прав, мне очень нравится, и мне не нужно чувствовать себя непохожим на тебя, я никогда и не буду на тебя похож. И да, ты чертовски прав, мне совершенно, абсолютно не интересно, что там за работу в министерстве ты мне там подыскал, потому что я ни за что не буду работать там. И, наверное, ты был бы счастлив, учись я не здесь, а в Дурмстранге, правда, скажу тебе по секрету, я и там вел бы себя точно также. Я не твое будущее, нет, я свое собственное будущее, и не пытайся сделать из меня что-то, что тебе хочется, ничего у тебя не выйдет! В этой речи жил сгусток эмоций, в отличие от отца Лундгрен-младший никогда не отличался спокойствием. Этот разговор для него внезапно стал отчаянее любой схватки, словно на кону стояло все. Прав был отец еще и в том, что причина его приезда и правда теперь уже мало бы что изменила. Прибудь он просто для частного визита к сыну, разговор вряд ли бы был другим. Может, просто было уже поздно? Услышав слова Ингмара о Кубке, Мио рассмеялся, чуть запрокинув голову, звонко и весело. Да, хоть в чем-то он уже победил наверняка, совершив то, чего его отец не ожидал, не предусмотрел. - Да, я бросил свое имя в Кубок, - отсмеявшись, подтвердил он. - А я должен был испросить твоего благословения, отец? Губы не покидала торжествующая улыбка, ибо действие это было необратимо, и ни на что министр уже повлиять не мог. Ощущать это было невероятно приятно. Маленькая победа в сложной игре, которую они вели уже столько лет.
NPC: - Мио, - невкусно, вязнет в зубах. - Штефан, как ты не понимаешь? Ты и есть свое собственное будущее, но и мое тоже. Чего бы ты не желал, ты навсегда останешься моим продолжением. Кровь - не вода, ты мой сын. Точка. Этого не изменишь. Никогда. Сколько бы усилий не прикладывал - никогда. Теперь становилось смешно. Штефан смеялся. Грубил, был чужим, отколотым, неприкаянным. Человек без семьи. Неужели таким возомнил себя сын министра? Не предусмотрительно. А все равно к нему придет, к Ингмару, рано или поздно. Так или иначе. Это закон жизни. Блудные сыновья всегда возвращаются, хотят они этого или нет. Лундгрен-старший с любопытством следил за метаморфозами сына. Гневный подросток, язвительный молодой мужчина. Дурак дураком. И имя свое в Кубок конечно бросил. Ингмар понимал. Знал. Это сперва было удивительно. Теперь понятно. Весь в мать. Отвратительно. Плохая наследственность. Частично. Кровь Ингмара сильнее. - Да, ты должен был испросить моего благословения. Видишь ли, если матери на тебя плевать, то мне - нет. Я не хочу, чтобы мой родной сын рисковал головой. Но тебе начхать, Штефан. Тебе кажется, будто мстить мне - твое жизненное призвание. Но однажды я умру, а ты останешься один. Без цели. Что ты будешь делать тогда? Что? Ты тратишь жизнь понапрасну, сын. Это печально. И грустно. И даже больно.
Mio Lundgren: Говорят, кровь человека в организме обновляется за сколько-то там полностью, жаль, что это не влияет на кровное родство. Слова отца сейчас словно оковами ложились на руки Мио, и это "никогда", сказанное так решительно, сводило все его торжество на нет. Все переборола злость, потому что он просто не мог позволить министру одержать верх, не мог позволить себе сдаться. Министр ошибается. - С чего ты решил, что без твоих планов на меня у меня больше нет цели в жизни? Ты возомнил себя моим личным богом? Вспомните, что стало с Кроносом, министр. С богами всегда происходят всякие неприятности. Стоит ли тебе так рисковать, чтобы не рисковал я? И не приплетай сюда мою мать, будь добр, уж на нее-то тебе точно самому плевать, а она, по крайней мере, играет свою роль куда лучше тебя. Упоминание Катрины вообще всегда было некстати, она словно вечной тенью залегла между ними, самая счастливая, по сути, из троих, не потерявшая ничего в этой истории. - А ты зря тратишь время. И если у тебя, кроме меня, никого нет, это не значит, что у меня тоже никого нет. Отчасти он блефовал, и хотя у него и были люди, которым он не был безразличен, один, по сути, человек, самый лучший в мире друг, но для отца этого явно было бы недостаточно. Мысль о Фэй придала Мио еще немного сил, и начавшая было охватывать его растерянность отступила.
NPC: - Боги? О каких богах ты говоришь, сын? - Ингмар удивленно вскинул боги. - Что ты, я не бог. Я даже не образец для подражания. Я обыкновенный человек, которому больно видеть чужие страдания. Я никчемный притворщик. Ты прав, мне далеко до твоей матери. Она чудесная женщина и, пожалуй, талантливейшая актриса из всех, что когда-либо знавал мир. Ингмар говорил ровным, дипломатическим тоном. Шелест пергамента, тихий скрип секретарского пера. Живая канцелярская принадлежность, почти как бронзовая чернильница: и глаз радует, и череп при необходимости может раскроить. Ингмар Лундгрен всячески порицал насилие. Духовное и физическое. Впрочем, воспитательные цели... - И снова ты прав, Штефан. У тебя есть все. Абсолютно все. Ум, талант, храбрость, но у тебя нет главного - у тебя нет самого себя. Понимаешь? Отрицая наше родство, ты отрицаешь свою собственную сущность. Оболочка, пустая оболочка, которую ты пытаешься заполнить яростью и ненавистью ко мне. И ты знаешь об этом. Ты прекрасно об этом знаешь, Штефан. И Ингмар тоже знал. Очень хорошо знал своего единственного сына. Одновременно похожего и не похожего на отца.
Mio Lundgren: Мио покачал головой, сцепив зубы. Разговор снова катился в тартары, как обычно. Ровный профессиональный тон министра резал его хуже ножа. - Вы ошибаетесь. Вы все же слишком много возомнили о себе, министр. Я сам в себе, а не сам в Вас, я не Вы и никогда не буду. Я сущность и без всякого родства, сам по себе. И вот Ваша оболочка, похоже, уже неспособна вместить все Ваше эго, раз Вы пытаетесь впихнуть его в кого-то еще, безрезультатно, кстати, смею заметить. Вы полагаете, я не могу и не имею права быть независимым? Зря. Надо было держаться, не превратить все в ор и истерику, так как это было равносильно полной капитуляции. Лундгрен выдохнул. - Какова цена, министр, которую я должен платить за то, что являюсь Вашим сыном? Не слишком ли высока? Я буду выплачивать Вам невзятый долг до конца жизни? Мне ничего от Вас не нужно, я ничего не прошу. Тон стал повышаться, и Мио понял, что, если отец будет продолжать в том же духе, он попросту сорвется и выкинет что-нибудь прямо здесь и сейчас.
NPC: - Сущность, - в голосе Ингмара звучала горечь. Неподдельная горечь человека, столкнувшегося с поддельной глупостью. Упрямец. В мать? Это вряд ли. Копия, возомнившая себя больше чем оригиналом; копия, возомнившая себя Мастером. Бывает. Со всеми. Один раз в жизни. Именуется "молодость". - Сущность... Слово неприятно вязло во рту. - Я надеялся, ты - человек, Штефан. Но коли угодно быть сущностью - будь. Это лучше пустого места и, конечно, Лундгрена-младшего. Дипломаты - тоже люди. Но за грубую кожу большинство путает дипломатов с... чемоданами - кажется, вместит все - не поперхнется, на деле - чем больше вложил, тем громче трещат швы. Ингмар Лундгрен умел держать себя в руках. Не в своих, так в чужих. Сейчас его держали руки долга. Семейного и перед страной. - Мои советы бесплатны, Штефан. Да ты уже расплатился сполна. Расплатился одиночеством. И этого не изменишь. Ингмар грустно улыбнулся, впрочем, на миг. Вернулся дипломат, чиновник, лидер. - И если ты полагаешь наш разговор оконченным - вижу по глазам - должен тебе сообщить: одна юная леди с нетерпением ждет твоего возвращения на родину. Через год или два вы поженитесь. Поскольку я тебе не отец, считай это приказом министра. Непослушание равносильно... - маг усмехнулся. - Измене родине.
Mio Lundgren: Почему-то министр был свято уверен, что сын его одинок. Нет, Лундгрен-младший и впрямь никогда не был душой компании и не имел толпы приятелей и знакомых, но и одиноким себя при всем этом не считал. Может, все дело было в том, что это министр был одинок, что это он остался без жены и сына, и при своей работе вряд ли имел много друзей, тех, что действительно являются друзьями, а не просто называются так. На несколько секунд в Мио проснулось сочувствие к отцу, но своими последними словами тот все разрушил, включая ту стену, которой Мио сдерживал все свои эмоции. Новость о какой-то шведской девице, на которой ему, видите ли, велено жениться, его окончательно подкосила, дальше терпеть не было смысла и сил. - Что? - спросил он сначала полушепотом. - Ты хочешь сказать, что тебе мало того, что ты бесконечно в своих больных фантазиях строишь мою карьеру, так ты теперь еще и лезешь в мою личную жизнь? И какую же пользу будет иметь данный брак для магического общества Швеции? Ты решил окончательно продать меня? Мио повышал и повышал тон, руки сами сжимались в кулаки, и он все ближе подступал к Ингмару. - Ты забыл, что я полукровка, а с ними обычно не заключают подобных соглашений? Да родители ее и сами откажутся от помолвки, узнав, что за жених им достался. Уж я-то постараюсь, будь уверен. Осознание давило гранитной плитой, дыхание стало прерывистым, рука сжалась в локте, казалось, парень сейчас ударит. - Это ты одинок, раз тебе больше нечем заняться, и ты способен лишь рушить мою жизнь. Это ты одинок, и теперь мне и вправду тебя жаль. Ты потерял меня, смирись уже с этим. Ты слышишь меня? Тебе меня не вернуть теперь.
NPC: Ингмар оседал. Медленно... медленно... медленно... Одинокое дерево в лесу и никто не слышит звука падения. Только мальчик, кричащий "волки! волки!". "Мальчик! Я не волк!" - хотел крикнуть министр. - "Я пастух, такой же как ты, я охраняю заветы". Не смог. Это было горделивое схождение вниз. Колени, лодыжки напряжены, где-то красивая женщина играет свою лучшую роль... Все так легко. Сигареты... Мальчишка! Отец. Женщина. Девушка. Полукровка. Ингмар знал, там за бутыльчатым стеклом инсинуаций может жить чистая любовь. И красивые, вечные любят порченных сынов министра. Там, далеко. Где-то. Мио? Штефан! - Я продаю себя, Штефан. Я торгуюсь собой, сын. А ты не понял. Одиночество - путь избранных. Ты полагаешь себя особенным, свободным... Я... кхм... я... гор... я люблю тебя за это сын, но ты не понимаешь. Однажды ты займешь мое место. И тут не важны ни кровь, ни родословная. Просто придет твое время и место. Обязательно придет. А ты... Он вздохнул. - Останешься.
Mio Lundgren: Мио не сдался, любое слово отца не значило сейчас для него ровным счетом ничего. Пустота. Она была внутри, она была снаружи. Ощущал ли пустоту Ингмар Лундгрен? - Нет, это ты не понял, отец. Мое время и место не совпадает с твоим, мы живем в разных мирах. И не нужно меня любить. Лучше бы ты вообще забыл, что у тебя есть сын. Тебе стало бы легче, поверь мне. И мне стало бы легче. Лундгрен-младший поднял голову вверх. - Я останусь здесь. Не жди меня в Швеции. Ранить было так легко, говорить эти вещи было так просто, резать связывающие нити одним легким движением. Ингмару Лундгрену нужен был другой сын, Штефан, которого он представлял себе, наверное, где-то. Штефан, которого не было. Потому что был Мио. А Мио был не нужен.
NPC: - Мир, миры – слишком много неопределенных понятий. Будущее – это то, что мы нашли в прошлом и захотели закрепить. Кровь, плоть, вера, наследие. Ты отрицаешь все. Ты отрицаешь себя. Мне жаль тебя, сын. Просто по-человечески. Но пора понять -неопределенность будущего, это просто реальность, которую ты боишься произнести вслух. Ингмар выпрямился. Дипломаты умеют стоять, но умеют и вовремя падать. Маленький глупый Петя. Однажды придут волки и он будет сражаться один. Его выбор. - Отлично. Просто отлично. Оставайся. И да будет тебе чужая земля пухом. Ингмар улыбнулся улыбкой дипломата. «Прощай мальчик и какая жалость, что когда ты не сможешь стать мужчиной – меня не будет рядом».
Mio Lundgren: Мио криво улыбнулся, с виду довольный и радостный. - Увидимся на моих похоронах, отец. Он более не стал задерживать самого министра Швеции, развернулся и пошел по коридору. Сжатые кулаки, взгляд прямо вперед - это для него, а для себя - закушенная губа и дурацкое ощущение пирровой победы. Вроде, победил, и последнее слово осталось за ним, а вроде и все потерял, и никому он не нужен таким, каким он является, все хотят вылепить из него что-то свое. Но, наверное, уж лучше одному, но быть самим собой?
полная версия страницы