Форум » Архив «Lumiere-77» » [Урок Прорицаний - 5.11] » Ответить

[Урок Прорицаний - 5.11]

Alexander Lermontov: Александер Лермонтов и какое-то количество семикурников. Кабинет: Лермонтов, конечно, и не подумал оформлять предоставленный во владение кабинет наглядными пособиями по прорицаниям. Никаких тебе кружек, никаких тебе карт звездного неба, даже хрустальных шаров нигде не видать. Обычный такой кабинет, с таким же успехом тут могла идти та же Нумерология.

Ответов - 23, стр: 1 2 All

Mafalda Hopkirk: Мафальда не любила Прорицания. Нет. Нужно начать по другому. Она терпеть не могла Прорицания, считала сей предмет пустой и глупой наукой. Как можно научить видеть будущее? Да никак. И в пророков она верила мало. В пророчества, между прочим, тоже. Мы сами кузнецы своей судьбы, и плевать она хотела на брюзжание седовласых мессий. Всё будет, как скажет она – Мафальда Хопкирк. Но староста Хаффлпаффа по собственной глупости взяла этот предмет на третьем курсе, она могла отказаться от него через год, только не захотела. Гордость не позволила. Как это так? Умная Мафа не смогла справиться с таким лёгким предметом? А ведьма была ещё той занудой и мнила из себя не то чтобы вторую Эванс, но человека, который должен разбираться абсолютно во всём. Поэтому хаффлпаффка так стойко терпела эту адскую пытку, название которой урок Прорицаний. Она дотошно выполняла все домашние задания, поражала преподавателя своей фантазией, когда рассказывала ему о том, что «видела» в глубине стеклянного шара. Она скрупулёзно вела дневник со своими снами, зубрила имена великих провидцев и события, которые те предсказали. Она хотела получить самый высокий бал на ТРИТОН’е и была готова пожертвовать всё своё оставшееся свободное время (которое не занимали квиддич и Трансфигурация) этой псевдонауке, взамен на "Превосходно". Ведь именно из-за Прорицаний Мафа набрала не 12 СОВ, а 11. И эту несправедливость она решила исправить на седьмом курсе. Только сегодняшнее занятие должно было пройти не так, как оно проходило раньше. Старый преподаватель уволился ещё в прошлом месяце и Мафальда с чистой совестью прогуливала Прорицания, пока не узнала, что старому профессору Твинклу нашли замену – а его заменял никто иной, как сам Александр Лермонтов, недавний выпускник Хогвартса. Именно поэтому Мафа сейчас сидела на самой последней парте, лениво крутила в руках волшебную палочку и с интересом поглядывала на молодого мага.

Arlie Ruth: Из всех возможных методик прорицаний Арли Рут предпочла бы единственную – вещие сны. Но совмещать приятное с полезным в Хогвартсе на этой дисциплине почему-то не догадывались. Что и странно, раз даже магглы пользуются услугами всевозможных сонников. Арли даже как-то приобрела любопытную книжку о толковании сновидений Фрейда, после чего еще больше пожалела, что ученики Хогвартса лишены такого занимательного распутывания клубка своих снов, а заодно они бы точно многое узнали бы нового о своей личной жизни и бессознательных желаниях. В прочем, Рут считала этот предмет вполне сносным, потому что с фантазией у нее было все в порядке, а заодно и с самооценкой. Чего уж врать в первую очередь самой себе, способностей к провидению у нее точно не было. Разве что руки всегда чесались в преддверии квиддичного матча, но это вряд ли был весомый аргумент в ее пользу как пророка. Однако она не спешила и опровергать существование тех, кому повезло прикоснуться с этой необычной материей. Если прорицатели не собирались ходить с транспарантами и выкрикивать лозунги, что «Вас всех покарают» и « Конец света близок. Одумайтесь!», хаффлпаффка с большим любопытством бы их послушала. Наверное, именно поэтому она сидела сейчас за одной партой с Мафальдой и предвкушала что-то стоящее. Чего именно сказать было трудно, учитывая непривычную обстановку кабинета. - Это ведь его фото было недавно в Пророке? – тихо шепнула она подруге, заметив ее интерес к неожиданно найденной замене профессора Твинкла.

Kerstin Ritter: Любила ли Керстин Прорицание? Nein, danke. Посещала ли она по возможности этот предмет и интересовалась ли им? Na ja. Спрашивается, зачем? А дело в том, что Керстин Риттер просто до жути интересовало, как это так случилось, что к Гедеону Риттеру заявился какой-то незнакомый дядя, сказал что-то, с потолка взятое, о его малолетней дочери, и вот теперь ее жизнь - какая-то сплошная прелюдия, непонятно, к чему. Вероятно, к Реквиему. Керстин было интересно, как преподают Прорицания в Хогвартсе, к тому же, она не зря столько крутилась вокруг этой темы, надеясь встретить настоящего Прорицателя, который смог бы... Да хотя бы подтвердить то предсказание, ей и этого было бы достаточно. Она села в самом дальнем углу класса, стараясь не привлекать внимания вообще, ведь она все же была здесь чужой. Она слышала также, что предмет будет вести сейчас молодой преподаватель на замене, недавний выпускник, и это вдруг ее порадовало отчего-то. Все эти древние колдуны-ведуны порядком уже ей надоели. Отец бы сказал сейчас, что она тратит время на глупости, и лучше бы пошла постреляла или почитала еще о них. Именно так, о них. Но Керстин была здесь одна, к тому же, после объявления результатов выбора Кубка, она вообще теперь не понимала, что здесь делает. Рада за Рихтенберга, кстати, совершенно искренне, но от этого не проще. Сходить, что ли, потом на их защиту от Темных Искусств?


NPC: По договоренности с профессор Лермонтовым вводится троль, Марта Рейнбус, Рейвенкло. Марта не знала, что ее радует больше. Хотя нет, радость – это совсем не то слово, чтобы описывать чувства, переполнявшие ее. Хотелось улыбаться всем и вся, прыгать на одной ножке, напевать какую-нибудь легкомысленную песню, сделать что-нибудь хорошее, взлететь или подхватить в вальсе какого-нибудь семикурсника. Мммм, нет, последнего точно не хотелось. Девушка решительно тряхнула головой, поджала губы и поудобнее перехватила стопку книг. Нет, за чем ей какой-то там семикурсник, если сегодня она могла буквально оказаться в сказке, сплетенной из собственных детских мечтаний и снов. Сегодня же был замечательный день. Сегодня у них прорицания должен был вести Алек Лермонтов. Рейвенкловка горделиво вскинула голову, расправила плечи, дабы как можно более выгодно продемонстрировать грудь, пусть и весьма скромных размеров. Прорицания она обожала с детства. Все эти таинственные карты, узоры из чаинок, перемигивание звезд манили и тревожили девичье воображение. Всё это было так легко, так воздушно, так непостижимо и таинственно, что юная мисс Рейнбус зачитывалась по ночам книгами древних мастеров, легендами об оракулах и жизнеописаниями пифий. Потом подход к увлечению стал более научным, но маний и будоражил не меньше. Таинственные древние письмена на давно забытых языках. Чтобы их прочесть, надо выучить и язык. Стройные кружева натальных карт требовали сложнейших математических вычислений. О Мерлин, сколько всего требовалось знать для простенького предсказания. Так много, что уроки прорицания были уже почти что детской игрушкой, милой, забавной, очаровательной. Словно привет из детства. Марта обожала их, истово и трепетно. Прорицания всегда были ее первой любовью. Первой, но не единственной. Второй любовью был Лермонтов, старшекурсник, настоящий пророк, обладатель совершенно обалденного голоса и просто красавец. В том, что именно он будет теперь вести прорицания, Марта усмотрела повеление свыше и не знала, каких богов ей благодарить за такой щедрый дар. Да, сегодня определенно был лучший день в году. - Здравствуйте. – Она величаво кивнула новоявленному профессору. Не могла же она его игнорировать, это было бы не вежливо. Кивок и приветственная улыбка старому знакомому по факультету. И ерунда, что щеки чуть-чуть порозовели, это все от быстрой ходьбы. Марта устроилась за первой партой, сгрузив все книги на край стола. Она была готова слушать Алека. Целое занятие слушать его голос, рассказывающий о прорицании. Чистой воды экстаз. Рейнбус с трудом подавила счастливый вздох.

Jane Davies: Какого будущего мы достойны? Что мы должны увидеть в нем? Какое из тех предзнаменований будет нам хорошим уроком? Что бы мы не оступились, не понадеялись на неизбежность пророчества, на удачу и везение, чтобы мы не сошли с пути, не сбились, не остановились в нерешительности на перепутье, гадая, можно ли все предсказанное нам обратить в действительность или ввергнуть вспять? Или мы так и застынем, пораженные своим будущим, боясь и повешевелиться, чтобы не спугнуть его украдкой. Джейн сидела за третьей партой и смотрела куда бы только не было, только не на преподавателя. Ей казалось, что буквально все сейчас заинтересованны им, и лишняя пара глаз, не обращенных к нему, хоть и не станет великим подарком или облегчением, но хоть не приведет ни к чему плохому, и, может, ему будет хоть немного легче. Девушка достала книгу и перо с чернильницей, аккуратно положила их на парту, подровняла кончики, мягко провела рукой по обложке, чуть шершавой с выпуклыми контурами букв, после убрала руки вниз. Казалось, им нет покоя - они то перебегали с места на место, то хватались за уже не такое пушистое, как раньше, перо, а после быстро оставляли его в покое и бежали, не касаясь, по парте, к волосам, поправляя вылезшие из пучка волосы, а после осторожно проверяли складочки на школьной юбке. Там, в окне, виден ее неровный силуэт. Он темный, какай-то совершенно громоздкий, ложится пластами, искаженый неровным стеклом. В нем не разглядеть ничего человеческого, и лишь его движение в унисон с Джейн говорит, что это тень ее. Не отражение, а тень. Тень на окне. Джейн долго на смотрела на него, не мигая, словно пытаясь разгадать его значение, что-то уловить в этом контуре, вдруг резко вздрогнула и отсранилась от окна, уткнулась взглядом в парту, прогоняя тень со своего лица. И увидела маленькую трещинку на деревянной обивке парты. И, коснувшись ее самым краешком пальца, не почувствовала ничего. Какая она - судьба?

Benjamin Nayman: Оказывается, Алек Лермонтов был в школе, и Бэнджи в своей любви к социальной интеракции узнал об этом, естественно, одним из последних. И тут же накрыло его воспоминаниями о музыкальных посиделках, которые Алек умел устраивать, и мальчику безумно захотелось увидеть его вновь. Он не знал, как обычно, может ли называть Алека своим другом, как и со всеми старшими, и потому не знал, можно ли выискивать его только для того, чтобы, смутившись в его присутствии до комка в горле, выдавить «привет». У седьмого курса был урок по Прорицаниям, которые Алек теперь и пока вел в Хогвартсе. Бэн был на шестом и прекрасно об этом помнил, но ждать их собственного урока он был просто не в силах, к тому же возможность придти к семикурсникам была – у них было «окно». Так что, он вошел в класс незадолго до начала и забился на последнюю парту в угол, единственный оставшийся, потому что второй был уже занят девушкой-кажется-из-Дурмстранга. Вот теперь можно было со спокойной душой увидеть старого знакомого, не боясь при этом, что общение не выйдет. Правда, был тут нюанс – урок ведь все-таки был не его, а соответственно, с этого урока его могли попросить.

Alexander Lermontov: Два дня назад Александер не то, что на стены лез, он частично перебирался на потолок от бессильной злобы. А все Дамблдор. Дед-курьез, борода из ваты… До какого-то момента (если точнее, то до щелчка за спиной, означающего, что горгулья у входа в кабинет директора вновь на страже) он был даже целиком и полностью согласен с его словами, и даже совершенно добровольно подписал бумаги. А потом… а потом очень хорошо, что Фианна рядом не было, его ржачь точно не прибавил бы ему спокойствия. Исполнять обязанности преподавателя! Ну ладно, чем-то подобным ему приходилось заниматься, помогая отстающим младшекурсникам. Но преподавать, вы только подумайте, Прорицания! Сначала Лермонтов малодушно хотел бежать обратно в леса Уэльса. Но ему снова встретился Дамблдор. И вот результат, мать его. Бывший невыразимец-практикант Александер Лермонтов, исполняющий обязанности преподавателя Прорицаний стоит за поворотом, неподалеку от двери выделенного под этот проклятый всеми богами предмет и… боится идти дальше. Ладно третьекурсники, которые не понимают что такое предел и при чем там вообще Коши. Но семикурсники, которым он теперь должен объяснять природу собственных… «Ну хорошо, не собственных, просто рунология… и даже не с самого начала…» - самоуспокоение давалось с переменным успехом, тогда как времени до урока оставалось все меньше. Поупражнявшись в русской речи, Лермонтов несколько отвел душу и даже успокоился. «Великая сила русского слова» - усмехнувшись не смешной в сущности шутке, Алек вздохнул и дошел-таки до заветной двери. Уж лучше бы пределы и теоремы, чем это… но отступать, очевидно, было поздно. Как же противно скрипит эта дверь… В принципе, музыканту, пусть даже такому, как Алек, привычно ощущать на себе внимание. Но не такое… изучающее, недоверчивое. В чем-то Алек понимал его природу, даже опровержение нелепого обвинения оставило логичные вопросы. Но легче от этого не становилось. Эх, где же ты, фирменный лермонтовский пофигизм, в каких русских степях предки тебя забыли? «Добрый день, наверняка многие из вас еще меня помнят, - Лермонтов поморщился не больно удачной реплике. – Меня зовут Александер Лермонтов, некоторое время я буду… вести у вас уроки Прорицания.» Споткнулся Алек на сидящей за первой партой девушке. Ладно недоверие, ладно скука, но искренний интерес? Кто вообще может всерьез интересоваться наукой, которую наукой-то нельзя назвать? Или это цирк одного урода с белеными висками? Тема для размышления была не особо приятной, и Алек поспешно перевел взгляд дальше, пытаясь понять с кем ему вообще придется иметь дело. Одна фигурка в углу показалась ему… ну, не на месте. Нынешние семикурсники были ему большей частью знакомы, за исключением одной девушки, которая, кажется, была одной из гостей Хогвартса. Близоруко прищурившись, Алек рассмотрел знакомую шевелюру Бэнджи Неймана, которому тут было определенно не место. Лермонтов нахмурился, но ничего не сказал, рассудив, что начало в стиле «все лишние вон» будет если и впечатляющим, то определенно не располагающим. «Зовите меня Александер, профессора я пока не заслужил» - он сделал попытку непринужденно улыбнуться и оперся на стол преподавателя, ожидая с минуты на минуту звон школьного колокола. Вам он никогда не напоминал похоронный звон? А вот Алеку прямо сейчас пришло на ум именно это сравнение.

Mervyn Way: Удивительно прекрасный день выдался. Как раз из тех, которые навевают подозрения о величайшей подлости позже, ради сохранения мирового равновесия и общей справедливости - но "позже" будет потом, а пока можно как раз наслаждаться всем подряд: радужным настроением, возникшим без всяких на то внешних причин, полубезумной историей, зарождающейся в голове, даже собственными попытками вспомнить название навязчивой какой-то мелодии, докучающей вот уже который день. И да, возмутительно хорошей погодой за окном. То есть, пожалуй, не хорошей, а любимой. Мало кому нравится холод в совокупности с ветром, ноо.. Но "мало кто" - это как раз Мервин, а его любовь к пробирающему до костей ветру невозможно объяснить, как и найти ей разумные объяснения. Да и кому они нужны? Учитывая завывания за окном, недавно присланный матерью невероятно тёплый красный шарф и найденную в библиотеке книгу, сулящую как минимум ночь увлекательнейшего чтения, - искушение "случайно забыть" о следующей паре было очень велико. Оно, искушение это, поселилось где-то на задворках разума и сладким таким шёпотом пророчило приятнейшие ощущения. Забраться с книгой на какое-нибудь, например, дерево и просидеть там пару часов, дыша, слушая, чувствуя; промёрзнуть до костей, так, чтобы пальцы не шевелились, а ноги отказывались ходить. Кое-как добраться до замка и оттаивать у камина всё с той же книгой, или за приятным разговором, или.. И всё бы хорошо, если бы следующими не были Прорицания - один из немногих предметов, удостоившийся сомнительной чести именоваться любимым. Пропускать их было как-то совсем уж неправильно, учитывая, что им наобещали нового учителя, прошлогоднего выпускника. Да, нужно было идти, и побыстрей - любимая игра Мервина в опоздания учителям была явно не по душе,а значит, исполняющему учительские обязанности Лермонтову она тоже по вкусу вряд ли придётся. Попетляв по коридорам, Мервин вышел точно к кабинету, так и не услышав звона школьного колокола - было чем гордиться. Растянув губы в приветственной полуулыбке, предназначавшейся в равной степени всем, находящимся в кабинете, Мервин проскользнул в дверь и едва заметно кивнул Александеру, который как раз договаривал что-то о пока не заслуженном профессорстве. Уэй быстро пробежался глазами по аудитории и уже под звуки колокола пробрался к Джейн и опустился на стул рядом. Легонько дёрнул за пучок волос, не повредив его, улыбнулся. - Привет, - уже шёпотом, попутно пытаясь выудить из рюкзака учебник, не вывалив из него ничего лишнего. В итоге с этим заданием он справился виртуозно, заодно положив на парту перо, баночку с чернилами и лист пергамента. Подозрительно, ничего жизненно важного в комнате не осталось - впору праздновать. Взглянув на заметно нервничающего Лермонтова, тут же в приступе деликатности отвёл глаза и снова повернулся к Джейн. - Я ничего важного не пропустил? А то.. - Мервин волевым усилием подавил порыв продолжить болтать что-то бессысленное и, вздохнув, морально приготовился к полутора часам "приличного поведения". Нужно хотя бы попытаться.

Armand Bechet: На этот урок Арман пошел из чистого любопытства. Он был бесконечно рад, что вся эта нервотрепка с Турниром закончилась лично для него вполне себе положительно. Конни было жалко чисто по человечески, креол даже в порыве было нежности пообещал ее поддерживать по мере сил и возможностей, но по сути помочь ей ни чем особо не мог. Теперь он сам слонялся по Хогвартсу, пытаясь совместить несовместимое: учебную программу Шармбатона и английской школы. В частности, во Франции он не попадал на предсказания, ад и план занятий там был совсем иным, но сейчас в его расписании было «окно», а у самого Армана – пожелание мадам Максим посетить этот урок. Беше решил, что он еще не совсем сошел с ума, чтобы игнорировать пожелания директрисы накануне экзаменов, и потому пошел. Как и полагалось послушному воспитанному мальчику. В аудитории уже торчала некая кучка народу, лучшие места были заняты. Впрочем, не все. Креол прищурился, оценивая обстановку, и решил, что вон тот стул на последней парте просто таки предназначен для его задницы. От текущего занятия он ждал, собственно, одного, цирка. Ему было искренне любопытно, как истинный прорицатель собрался кому-то чему-то научить. А еще, какие методики используют местные прорицатели, говорят ли они с духами, видят ли возможные вероятности будущего или наиболее вероятный исход. Об этом, конечно, лучше было говорить лично, но занятие есть занятие. Сказано, посетить, он посетит. По дороге от первой парты до последней, Арман честно напрягал память, стараясь вспомнить, как зовут немку. Вспомнил, как водится, в самый последний момент, когда уже застыл около столика. - Добрый день, Керстин. Вы не против, если я сяду рядом? Он смотрел на девушку спокойно, доброжелательно, с легкой улыбкой. Кто ее знает, эту немку, вдруг решит, что он на ее девичью честь покушается? На самом деле, он просто был тут иностранцем, пришлым. И таковым себя и ощущал. Потому просто искал такого же человека со стороны. И то, что им оказалась симпатичная девушка – так это чистой воды совпадение.

Mafalda Hopkirk: - Ахха. – пробормотала Мафа. - его и Фианна. – кто бы мог подумать. Настоящий живой прорицатель. Пророк, если говорить без должной скромности. И что же он нам напророчит? Мафа отложив волшебную палочку и опёршись руками о подбородок, грустно и задумчиво посмотрела на Алека. Он был бледным и каким-то измотанным. Ей даже стало жаль его. Мафальда не любила жалеть других, а тем более молодых людей. Она вообще считала жалость – признаком слабости. Ведьме не нравилось, когда жалели её, не нравилось жалеть других, точнее тех, кто на её взгляд не нуждался в жалости. Она, конечно, могла посочувствовать третьекурснице разбившей коленку, дать подзатыльник второкоснику-слизеринцу за то, что довёл девушку до слёз, накричать на какого-нибудь ушлого рейвенкловца решившего поиздеваться над жабой своего соседа по парте… Мафальда была воплощением справедливости и честности: волевая, принципиальная… даже какая-то несгибаемая. Она привыкла с недоверием относиться к жизни и к людям, которые её наполняли. Александр Лермонтов не был исключением. С кузеном Фианна Мафе не доводилось общаться, по крайней мере, друзьями они так и не стали. Что нельзя сказать о Лермонте. Мафальда с нетерпением ждала урок Нумерологии, чтобы от души поржать над другом. Интересно, Фин будет кидаться мелом в студентов, решивших сорвать ему урок? Мафа уже предвкушала балаган, а она ведь его обязательно устроит. На лице хаффлпаффки появилась довольная улыбка. Она искоса посмотрела на Арли. Эх, интересно… а как сложиться их дружба с Рут? Будут ли они вместе до самого конца? Ведь Арли была её единственной подругой. Без неё Мафа не могла представить свой день. Как это так… что за утро такое, в котором нет Арли. А обед? А вечер? - интересно, он действительно верит в то, что научит нас видеть будущее? – шепотом спросила у подруги Хопкирк.

Euphemia Bulstrode: Прорицание. Хороший должно быть предмет для категории барышень восторженных или даже, упаси Мерлин, возвышенных по своей чуткости и утончённости. Булстроуд таковой не была. Булстроуд была разительно другой и оттого безгранично чуждой этому предмету. Но ныне для Юфемии интерес вызывал не предмет, но определённо профессор. Знакомый приятель прошлых школьных лет – и только его присутствие в качестве исполняющего обязанности вызвало желание предмет посетить. И Юфемия отважно предав своё принципиальное отрицание Прорицания, как предмета ненадёжного и полумифического с точки зрения достоверности в её глазах, решительно отправилась в цитадель говорящего с вглядывающимися в его глубины хрусталя и открывающих истину чашек. Впрочем, она верила, что Лермонтов обойдётся без дешёвых, но действенно волнующих души ценителей предмета эффектов – тумана, заполняющего аудиторию, головокружительных благовоний, томного шёпота и ещё более дешёвого фарфора посуды. Не разочаровалась, не огорчилась, что пришла, и позорно не капитулировала. Но она же и знала, что Алек не такой. Вошедшая в кабинет Юфемия, сделав на своей мимикой качественное усилие, приветливо и поддерживающее (по крайней мере, она верила, что это так и выглядело) улыбнулась профессору – как непривычно звучало это слово вкупе со знакомой фамилией – и Бэнджи, что сидел в самом конце кабинета. Последнему она кивнула, приглашая его присоединиться к ней за первую парту, где она намеревалась разместиться в качестве необременяющей поддержки при необходимости, – подростки, даже семикурсники, они же бывают такими недобрыми. Всё равно Лермонтов шестикурсника уже несомненно видел, а раз не изгнал оного как средневекового демона, то безмолвное приглашение Юфемии ему вряд ли чем-то грозило. Булстроуд расположилась одна – она не только надеялась, что Нэйман к ней присоединится, но её более чем смутило вожделенное выражение лица рейвенкловки Марты, изъяла из сумки пергамент и чернила, негромко поздоровалась: - Здравствуй… те, Александер, - девушка ещё раз ободряюще улыбнулась. Что-то нездоровое и ненормальное было в желании Дамблдора поставить в качестве временных преподавателей не просто недавних выпускников, а недавних обвиняемых, пусть и трижды невиновных. Их же уже воспринимали иначе, смотрели косее и готовы были обсуждать в нескольких сантиметрах от их спин и вместо того, чтобы дать им прийти в себя от излишнего бесчеловечного внимания, директор вновь учудил, – Удачи, - искренне пожелала, беззвучнопрошептав одними губами, Юфемия перед самым ударом колокола.

Arlie Ruth: Убедившись, что склерозом и плохой памятью на лица пока не страдает, Рут быстро потеряла интерес к простому разглядыванию нового преподавателя. До поры до времени, а точнее до чего-то более увлекательного, пялиться на молодого человека в ожидании чуда или впадения в транс она точно не собиралась. Да и сомневалась, что шоу вообще имело место быть. Уроки вообще занимательны и увлекательны только в первые две недели первого курса. Дальше уже возникает куда меньше восторга. Тем не менее, народ, кажется, собрался смотреть как раз таки шоу. Арли покосилась на соседние парты и тихо хмыкнула. Иностранцы, шестикурсник..Ну как же. По улице слона водили.. - А? – переспросила она у Мафальды и отвлеклась от рассматривания рассаживающихся учеников, - да ладно тебе..Ты думаешь, оно ему надо? Если только эта способность передается воздушно-капельным путем. Снова вернувшись взглядом к Лермонтову, Арли подумалось, что это, наверное, странно преподавать у тех, кто тебя самого ненамного младше. А что если они сейчас сорвут урок? Или прижмут его с вопросами касательно предсказаний о своей личной жизни? Она не знала, об этом ли думал Александер, но на лице его явно читалась какая-то обреченность. Хаффлпаффка бы сейчас точно не захотела оказаться на его месте, это ей было ясно как основы взмахов палочкой. - Как думаешь, а он знает, кто выиграет Турнир? Мне бы парочка лишних галеонов не помешала.. И лезет же всякая чепуха в голову на уроках. С другой стороны, когда вся школа на ушах из-за Турнира, о чем еще могут приходить в голову посторонние мысли. Вот наконец-то раздался звон колокола, возвещающий начало урока, и Арли, слегка поерзав, уселась поудобнее и поближе к Мафальде, чтобы если что не мешая перешептываться прямо на ухо подруге. Пару раз нетерпеливо постучав пальцами по поверхности стола, Рут подумала, что пора бы и начинать.

Esclarmonde de Rays: Лали вообще бояться не умела. Страх просто не умещался своими острыми углами в её прелестной головке. Но сейчас где-то на задворках сознания шевелился худенький червячок тревоги. Разумеется, не за себя. Эсклармонда беспокоилась за Констанс, чьё имя как раз и выплюнул злосчастный Кубок. Активная блондинка с тех пор так и не видела подругу, за что её немилосердно грызла совесть. Точнее, как грызла. Так, покусывала. Поэтому, дабы отвлечь себя от подозрительно пессимистических размышлений, Клэр решила отправиться на экскурсию, как она сама это назвала. Девушка узнала, что у седьмых курсов англичан по расписанию сегодня Прорицания, предмет, который француженка искренне любила. Их профессор, мадам Кроулор, подтверждала, что у де Рэ есть определённые способности, но говорила, что это исключительно от того, что блондинка умеет потрясающе очищать разум от посторонних мыслей. принципе, он у неё очищен большую часть времени. Но это уже детали. А мы о Прорицаниях в Хогвартсе. Эс понятия не имела, как подобные занятия проходят в британской школе. Разумеется, ей было дико интересно. В кабинете были люди. Потрясающая наблюдательность, не находите? Там даже были знакомые люди, да! Например, Арман. Только вот он уже сидел рядом с незнакомой Лали девушкой. Француженка понимающе улыбнулась и гордо качнула головой: возле Армана должны сидеть красивые и хорошие девушки. Так будет правильно. Так уж получилось, что девушка зашла сразу после колокола. Немного смутившись, она очаровательно улыбнулась молодому человеку, который, видимо, был преподавателем и, заявив: - Ош-шень извьиняюсь, будьем меньяться опыт-том, - тут она решила, что построение фразы какое-то слишком агрессивное и добавила, - я надьеюсь? И тихо опустилась за последнюю парту, подмигнув не столь давнему знакомцу, Бэнджи, мальчику из Хаффлпаффа, улыбнувшись ему же и легонько ударив локтем под рёбра, мол, тут у вас та-а-а-к весело.

Alexander Lermontov: Лермонтов оглядел собравшихся и в сотый раз переспросил себя что он тут делает. Ребятам нужен преподаватель, знающий что такое педагогика и все такое. Преподаватель, вашу британскую мать, а не вчерашний выпускник, пусть и действительно заглядывающий порой в недалекое будущее. Но бежать было уже поздно, гордость не позволит. А вот помянуть про себя добрым словом того чудесного человека, что поставил седьмые курсы в понедельник... "Ну, ничего, дальше будет легче... с младшими... наверное... надеюсь", - думал он под звук колокола. Тихое ободряющее "удачи" Юфи чуть-чуть ослабило натяжение. Ну все. Поехали. Помедлив секунду, Алек вдохнул как пловец перед прыжком в воду и выпрямился, и собирался заговорить, когда вошла еще одна незнакомка, смешав преподавателю поневоле все фразы. В сопровождении такой улыбки любая фраза приобретает второй смысл. Вздохнув, Алек жестом пригласил девушку пройти и персонально для двух задержавшихся французов сказал: - Можете звать меня Александером. Первоначальный настрой был несколько подпорчен явлением опоздавшей, восстанавливая его, Алек обвел взглядом аудиторию, избегая смотреть на Марту и на опоздавшую. Ну, ладно. Дубль два. - Профессор Твинкл начал с вами предсказания по рунам, значит, этим мы и займемся, - говорил Лермонтов неторопливо, размеренно, как когда-то перед четверокурсниками объяснял теорию меры. - На странице сто девять вы найдете древнегерманский рунический алфавит, для начала мы остановимся на нем, как на самом популярном. Гости могут найти учебники на верхней полке шкафа позади себя. Некоторые из вас посещают Древние Руны и уже знакомы с их значением, так что останавливаться на разучивании алфавита мы не будем. Но к экзаменам вам придется знать их все. Не очень-то похоже на профессора. На профессора Дерридж, единственный известный Лермонтову пример профессора Предсказаний, точно не похоже. Ну, по крайней мере, пока все не так страшно. Кончиком палочки Алек поманил к себе небольшой ящик, до сих пор скрывавшийся за столом. Еще один взмах палочки отправил по приятно шуршащему содержимым мешочку к каждому из учеников. - Настоящие прорицатели делают себе руны сами, но у нас на это времени и особой необходимости нет. Бэнджамин, по желанию. Пока я буду говорить, держите их в руках. Выудив из ящика первый попавшийся набор, Алек положил его рядом с собой. - В ваших книгах описано множество раскладов для предсказаний. Я вам покажу основные, которые с вас могут спросить на экзамене. На самом же деле расклады - дело столь же индивидуальное, как и сами руны. Вы можете раскладывать руны без заметной системы и делать верные выводы, это своеобразный диалог между вами и временем, вам выбирать на каком языке вы будете общаться. Вот этого в книгах точно не было. Что за чушь? - Для начала, чтобы быть уверенным в ответе, вам нужно на сто процентов быть уверенными в вопросе. Если вы не знаете есть ли в Африке племя кривого саксаула, предсказать судьбу его жителей вы, конечно, сможете, объяснить расклад вы сможете. Но толку от такого предсказания не будет. Фигня на растительном масле. Выговаривая эту ересь, Алек все яснее понимал, что долго так не выдержит. А выхода не было. От них не отстанут... скорее бы все это закончилось. В ответ на мысли музыка усилилась. Алек поморщился.

Mafalda Hopkirk: - Арли! – давясь от смеха, пробормотала Мафа и толкнула подругу локтём в бок. - мы сюда пришли учиться. – совершенно серьёзно продолжила Мафальда. Опоздавших было много. Большинство ребят Мафа знала, её даже не удвило появление Бенджи, но вот иностранцы, изъявившие желание соприсутствовать на уроке её унасторожили. Хотя Мафа не сильно переживала по этому поводу. Девушка с интересом поглядывала на собравшихся, гадая, как же проходят Прорицания в их школах. Алек начал говорить. Хопкирк перевела изучающий взгляд на юного преподавателя и стала внимательно его слушать. Пожалуй, ничего нового он не сказал, Мафа изучила весь учебник Прорицаний вдоль и поперёк, но говорил Лермонтов складно и весьма уверенно, не по учебнику. Слова расходились с текстом в книжке (Мерлин, Мафа даже такое запомнила!). Девушка ободряюще улыбнулась. Пожалуй, занятие действительно не будет скучным. Хаффлпаффка получила свой мешочек с рунами и принялась с энтузиазмом раскладывать маленькие дощечки, на которых были изображены дневнегерманский алфавит. Она ещё в прошлом году выучила значение каждой отдельной руны, недаром Мафа ещё на третьем курсе записалась на факультатив по Древним Рунам. - ммм… чтобы такое спросить? – задумчиво проговорила Мафа. - на следующей неделе опять будет манная каша на утро? – невозмутимо поинтересовалась хаффлпаффка, покрутив в пальцах маленькую руну.

Armand Bechet: Расположившись за партой, Арман кивнул Лали и быстренько обозрел народ в аудитории. Как и следовало ожидать, преимущественно девушки, в подавляющем большинстве занятые сплетнями. За спиной у себя он обнаружил шкаф, забытый старыми пыльными учебниками. Стараясь сильно не морщится и не дышать глубоко, Беше вытащил с полки три книги указанного автора, две положил на парту перед собой, а один передал Лали. Очень хотелось хлопнуть по книге ладонью и проследить за облаком пыли, разлетающимся по аудитории. Но креол счел это мелочным и детским, потому просто отодвинул одну из книг соседке и сдобрил это действие вежливой улыбкой. Руны он знал посредственно и работать с ними не любил. Впрочем, руны платили ему такой же нелюбовью в ответ, выдавая такие ответы, что оставалось только плакать. Хотя сам Арман предпочитал смеяться. А еще лучше, вообще не прикасаться к этим корявым страшненьким закорючкам. То ли дело гадание на костях, куда как точнее и понятнее. Креол внимательно слушал преподавателя и старался, чтобы изумление не слишком явно отражалось на его лице. Полно-то, кто этот человек и о чем он говорит? Беше тихонько хмыкнул. Если слухи, ходившие об этом преподавателе были правы, то парню можно было только посочувствовать. И его студентам тоже. Не возможно истинному пророку рассказать, как именно он делает пророчество. И общаться с рунами тоже, видимо, рассказать не возможно. Ему то что, ему не нужно ни знать значения рун, ни раскладов. Этому то костыли гадательных схем ни к чему. Арман отодвинул учебник от себя. - Керстин, вы умеете работать с рунами? Стыдно сознаться, но в данном вопросе я - совершеннейший бездарь.

Kerstin Ritter: Керстин посмотрела на подошедшего француза, не успела даже кивнуть, как он уже сидел рядом. Она не помнила его имени, зато чувствовала что-то неясное, связанное с ним, не знала наверняка, что, не могла даже себе объяснить. И так как это было необъяснимо, она решила не прислушиваться к своим ощущениям, пока не найдутся какие-то реальные причины для беспокойства. Риттер больше даже волновало, как узнать все же имя соседа, но вряд ли бы его сейчас кто-то окликнул, а он в начале каждой фразы называл ее имя, и не назвать его имени, пожалуй, теперь было невежливо. Она покраснела. - Простите… Я не помню Вашего имени. Простите. Она вцепилась в учебник, а затем начала чуть нервно перебирать руны. Руны были защитой, это она хорошо усвоила от отца, гадать же ей особенно не приходилось. Точнее, в теории она тоже знала, как это делается, видела, как гадал отец, пытаясь узнать какую-то информацию. Чисто практическое применение для всего проявлялось и здесь – Гидеон не задавал пустых вопросов. - Я знакома с ними только в теории. Я не большой любитель Прорицания, совсем не любитель. А Вам нравится этот предмет? Керстин не смотрела на француза, пока говорила. В школе она сама почти не уделяла внимания занятиям Прорицанием, и отец ее в этом даже поддерживал. Эти знания никак не способствуют ее развитию – его слова.

Arlie Ruth: - Да ладно? А я думала дурака валять, да на нового профессора пялиться, - буркнула в ответ Арли и поерзала на стуле. Опяяять эти древние руны. Ну что за напасть такая? В отличие от Мафальды, она эти значки на дух не переносила, ибо не могла не то, что запомнить значение каждой, так еще и отличать друг от друга так и не научилась. И вероятнее всего вряд ли научится, ибо Арли точно знала – это занятие не для нее, увольте. Так что лишнее упоминание об экзамене вызвало у хаффлпаффки разочарованный стон и тут же напоминание себе, что до лета еще времени много, авось поумнеет. Искоса девушка наблюдала, как Мафальда тут же принялась раскладывать маленькие дощечки, но подобного порыва подруги она точно не разделяла. Чтобы создавать видимость деятельности, Рут тоже принялась медленно доставать из мешочка по одной руне, но не ставила себе никакой конкретной задачи, и тем более вопроса. Так что она предпочитала ворчать и иронизировать, тем самым мешая своей соседке и рискуя получить еще один толчок локтем. - Угу. Если они тебе ответят, что да, я возьму домовиков в заложники, клянусь! Ну, так что там? – уже и вовсе позабыв про собственный расклад, недоверчиво покосилась Арли в сторону рун соседских, будто ожидала, что они заговорят в прямом смысле слова.

Benjamin Nayman: Сначала Бэнджи чуть не свалился со стула, когда севшая рядом француженка с длинным и красивым именем Эсклармонда пихнула его в бок. Улыбку он выдавить не смог. А затем Алек тонким намеком обозначил его некоторую незаконность присутствия здесь, и Нэйман был уже совсем готов провалиться сквозь пол. Хорошо, что он был в углу, и теперь он забился в него так, что дальше было некуда, и вцепился в мешочек с рунами. Когда он его открывал, дернул слишком резко, и несколько рун упали на пол и раскатились под партой. Бэнджи мигом нырнул туда, но тут же осознал весь ужас своего положения. Помимо того, что он, скорее всего, наделал порядочного шума, и многие, вероятно, сейчас смотрят в его сторону, руны раскатились давно далеко, и некоторые лежали у самых ног его соседки. Полезть туда означало схлопотать возможное обвинение в, страшно сказать, подглядывании, и Бэнджи почти совсем зажмурился, пытаясь наощупь достать камешки. Они были совсем не такие, к которым он привык, к тем, которые обычно бросал в воду, и потому, видимо, ускользали из пальцев. Кажется, он даже задел рукой ногу Эсклармонды, и тут же вылез из-под парты, крепко сжимая собранные руны в кулаке, весь красный. - Простите, - пробормотал он, теперь предельно аккуратно раскладывая руны на столе. Он бросил взгляд на Алека, боясь, что увидит на его лице неодобрение. Ну вот и зачем он сюда пришел, все портить? Алеку ведь и так, наверное, не просто.

Alexander Lermontov: Приемлемое начало не давало гарантий столь же ровного окончания. Собственно, наступление этого момента можно было предречь и без рун или чаинок на дне чашки. У Лермонтова кончались с вечера заготовленные и даже частично записанные в тетрадь слова. И если, допустим, кузен мог себе позволить вести урок без подобной подготовки, Нумерологию они оба знали на уровне будущих Невыразимцев, то Алек уроки Прорицания никогда не посещал и рассказывал сейчас студентам то, что сам узнал только вчера. А студентам было не интересно. Если бы они только знали как раздражают их разговоры... болтали бы точно так же. Интересно, у Фианна на уроке такая же картина? Вряд ли. На Нумерологию ходят учиться, сюда семикурсники пришли, кажется, посмотреть на оправданного "убийцу Министра". Прелестно. - Мафальда. Арли, - не выдержал наконец Лермонтов чересчур оживленной болтовни двух хаффлпафок. Укоризненно взглянув сначала на одну, потом на другую, Александер отвлекся на локальный переполох, устроенный Бэном, но в этот раз ничего не сказал. От ропота аудитории и звона струн, никому больше не слышимых, начинала болеть голова. Алек на секунду закрыл глаза, а потом продолжил: - Самый простой расклад в три руны дает оценку прошлому, настоящему и будущему. Так сказать, суть ситуации, которая занимает ваш ум. Попробуйте, описание свойств рун у вас есть. Чушь собачья. Как гриндиллоу в Озере животом маются - так и разложатся эти руны. Лермонтов так бы и объяснил, да Дамблдор запретил. Дескать, на экзамене за это высокой оценки не поставят, да и перед гостями неудобно. - Кто-нибудь хочет рассказать о том, что он видит в своем раскладе? Некстати вспомнился хаффлпафец Эбензейр Рид с его художествами. Александер потер лоб. Руна, нарисованная виски... впрочем, в отличие от предсказаний, у него они, кажется, действительно работали.



полная версия страницы