Форум » Архив «Lumiere-77» » Déjà vu - 1.11 » Ответить

Déjà vu - 1.11

Alexander Lermontov: Госпиталь Хогвартса, 1 октября 1977 года. Alexander Lermontov & Madeline Murphy И повторится все, как встарь: лазарет, Маделйн, Алек, бинты и дурацкая больничная пижама.

Ответов - 10

Madeline Murphy: я бездарь(( И правда ведь тек уже было. Он – в больничной пижаме, на узкой, неудобной койке, раненный, но живой, бледный, но невозможно красивый; она – рядом, здоровая, но напуганная и отчаянная, винящая себя сама не зная за что, напуганная, но полная веры в то, что все будет хорошо. Маделайн не думала, что когда-то ей придется вновь оказаться в этой ситуации, и наверно будь это какая-то иная сцена из прошлой, школьной жизни она бы наверно посмеялась бы над таким странным стечением обстоятельств, но сейчас ей было не до смеха. Весь день тридцать первого она не находила себе покоя, предчувствуя беду и это предчувствие, нет – знание, усиливалось осознанием собственного бессилия. Она не могла ничего сделать, только наверно навредить, и ожидание, тянувшееся часами, казалось пожирало её душу. Только во время выступления она, и даже сейчас она не стыдилась того, что забыла о своих тревогах, отдавшись на волю музыки – потому что она была для Маделайн так же важна, как и её любовь, если не важнее. Без сердца ундина прожить может, а вот без своей песни она точно станет мертвой утопленницей. И потому она была счастлива, когда Алека и Финна нашли у ворот Хогвартса. Сказать, что он находился в плохом стоянии – не сказать ничего, но опасности жизни раны не несли, и потому надо было только ждать. Снова ожидание, но хотя часы вновь текли медленно и неспешно, не было страха и томления. Ждать когда любимый проснется и улыбнется ей – на это Маделайн была готова потратить всю жизнь. - Алек! – Маделайн смеялась, счастливо и устало, но по щекам её текли горькие слезы. Как и тогда, семь месяцев назад, она, почти не отдавая себе отчета в этом, взяла его ладонь в свою. – Привет. Как ты себя чувствует? Что-нибудь болит?

Alexander Lermontov: На этот раз никаких снов. Ни образов, бессмысленных, не запоминающихся, но страшно выматывающих, ни звуков. Ничего. Темный и тихий омут. Все тело ощущалось сплошным свинцовым слитком, даже просто приоткрыть глаза оказалось тем еще подвигом. Веки молодого человека задрожали, приподнялись и тут же опустились. Вместе со светом вернулась тихая мелодия арфы. Видимо, кузен был где-то здесь же, и арфа... обстоятельства, предшествующие забытью, не давали повода надеяться на столь комфортное пробуждение. Если только... авроры? Ощущать себя призом в стычке было неприятно. Пожалуй, хуже было лишь то, что они уже какой-то из сторон достались. Скорее всего нашей, но это лишь давало небольшую отсрочку. Лестрейнджа не остановит охрана. А это означало, что лежать было нельзя. Алек зашевелился, стремясь осознать свое тело. Только теперь стало понятно, что боль спала под действием зелий, тяжестью своего тела придавливая конечности к кушетке. На шее, там, где прошлось заклинание бывшего начальника, защипало, такие же ощущения сковали руку немногим выше локтя. А другая ощутила тепло чьей-то ладони. Первое, что почувствовал Алек, был страх. Конечно, он узнал эти руки. Но, боже, насколько спокойнее бы ему было, если бы она была как можно дальше от него, как можно дальше от опасности, наступающей им на пятки. И насколько несчастнее в таком случае он бы был... Вторая попытка оглядеться далась легче. Первым, на чем смогли сфокусироваться глаза, были рыжие волосы Маделайн, и лишь потом - лицо, улыбку, влажный блеск глаз и мокрые дорожки на щеках. Сглотнув горький комок вины, Алек улыбнулся и скорее прошептал: - Эй... привет... Уходить, во что бы то ни стало уходить. И уводить Маделайн, пока ничего не случилось... - Я... в порядке... Не выпуская ее ладони, он сделал попытку подняться на локтях. На удивление, ему это удалось, хотя голова выразила однозначный протест, создав из окружающего мира жутковатое подобие калейдоскопа. Но через несколько секунд ему, наконец, удалось осмотреться. И увиденное его потрясло немногим меньше, чем появление любимой девушки. - Хогвартс? - недоверчиво спросил он. После столкновения у дома Линд он мог ожидать в лучшем случае палату в Сент-Мунго, но Хогвартс? Силы подвели Алека, кроме силы тяготения, резко вернув юношу в горизонтальное положение.

Madeline Murphy: - Я рада, - отозвалась Маделайн, поднося его ладонь – перевязанную, но зато целую, к своим губам и легко целуя. Да, теперь все было по другому. Теперь не было давящего чувства вины, смешанной с какой-то неуместно и неудобной неловкость, порожденной непониманием, недоговорками и страхом. Теперь они уже не были чужими. Теперь они были одним, и ей не нужно было скрывать свою радость, или свой страх. Или свою любовь. - Да, Хогвартс, - кивнула девушка, пытаясь вспомнить наставления Мордреда о том, что следовало делать, когда больной придет в сознания. Наставления упорно не сомневались и после нескольких мгновений напряженных попыток добиться от памяти хоть чего-то она махнула на это рукой – все равно скоро колдомедик пойдет с обходом и сам все нужное сделает. – Вы каким-то чудом сумели аппартироваться почти к самым воротам, где вас к счастью нашла охрана замка. Милый, ты же расскажешь мне, что происходит? – вопрос прозвучал пожалуй жестче, чем следовало, но Маделайн не умела лицемерить. Происходящее, все эти недомолвки и страх неизвестной опасности, казались ей недопустимыми, не после того, что им пришлось пережить. Лучше уж знать правду, какой бы опасной она не была, чем сомнительная безопасность лживого покоя неизвестности. Маделайн была ундиной, и хрупкость её тела – не более чем иллюзия для смертных. В конце концов на их курсе она была одной из лучших волшебниц. Она защитит его, обязательно защитит, знать бы только от чего.


Alexander Lermontov: Хогвартс... Hogwarts, Hogwarts, Hoggy Warty Hogwarts... какой-то чужой голос в голове пропел с детства знакомую строчку в ритм странной незнакомо-знакомой мелодии. Хогвартс... Некоторое время Алек смотрел в лицо самой красивой девушки на свете, практически не видя его, безуспешно пытаясь осознать произошедшее. Чудом аппарировали. К воротам Хогвартса. Единственное место на острове, где их действительно сложно достать даже Лестрейнджу. В место, где, по идее, стоит антиаппарационный щит. В везение Александер не верил. А арфа... он смутно помнил сошедшую с ума магию, превращающую смертоносные заклинания в радостные фейерверки. И оглушающую музыку в тишине, не такую, как сейчас. Очевидно, они совсем не знали что забрали с собой из Дарси. Может, и старший Лермонт не знал. Так или иначе, но куда-то спешить Алек перестал. И думать тоже. Они в самом безопасном месте в Британии. Они уже прибежали. Хотя бы... ну, до разговора с Дамблдором. Отбросив размышления, Алек вздохнул поглубже и, преодолевая тяжесть собственного тела, все же сел на кровати. С единственной, казавшейся в этот момент самой важной на Земле целью - обнять Маделайн. Да чтоб вашего Мерлина сатир да с оглоблей... два дня превратились едва ли не в вечность. Он вдруг понял что давно, очень давно ее не видел. Может, с тех самых пор, как сделал предложение. Приходил домой (этот тяжелый дом - дом?), привычно был, рано уходил. Где ты был? - Расскажу. Обещаю... Тихо, извиняясь не только за это бегство, без вестей, без причины. За многое.

Madeline Murphy: Наверно это было неправильно, малодушно и даже немного подло, но когда Алек привстал и привлек её к себе, заключая в объятие, Маделайн вдруг подумала, что все произошедшее ранее стоило этого момента. Страх, опасность, недоверие, сомнение и снова страх – все это искупалось одним лишь прикосновением любимых рук, спокойным и успокаивающим биением его сердца, теплом любимого и его особым, странно-терпким запахом. Маделайн не задумываясь ответила на объятие, прижимаясь как можно ближе, словно бы пытаясь стать одним целым с любимым; зарыться лицом в пижаму на груди, и целовать бледную кожу. Поддавшись порыву, Маделайн в миг позабыла об осторожности и о том, что надо не повредить Алеку – сейчас ей все это было не важно, только бы быть рядом, вместе, важно только здесь и сейчас, а не до и после. - Ты даже не представляешь, как я волновалась! – слова прозвучали глухо, потому как даже когда она заговорила она не отняла лицо от его груди, словно плакала. Она чуть ослабила хватку, то ли вспомнив о тяжелом состоянии Алека, то ли просто немного расслабившись. - Никогда, пообещай, что ты больше никогда так не поступишь! И только теперь она обернулась к нему. Странно, что сейчас она не плакала, хотя вроде бы момент был подходящий. Но нет, глаза Маделайн были сухи и смотрели с мольбой и просьбой, если не сказать с требованием. Было понятно, что пока она не получит того, что хочет, она не отступится.

Alexander Lermontov: Тут было много самоуничижительных слов по поводу бездарности и краткости. "Я свинья. Какая же я свинья", - думал Лермонтов, пряча лицо в водопаде рыжих волос Маделайн. Его жег стыд за побег без всяких объяснений, за долгие отлучки до побега, за то теплое чувство уюта, переполнившее его теперь. "И кругосветный путь не выдержит сравненья С тем путешествием, где мы вдвоем. В любви к тебе я близок к поклоненью. Лишь там, где ты, - мой дом." За один только тон Маделайн, тон человека, выстроившего плотину перед потоком чувств, хотелось посадить себя на цепь в ненавистном доме. И никогда, никогда больше ее не покидать. Хотя бы надолго. - Никогда, - почти по слогам повторил Алек. Сейчас, в переливающемся мыльном пузыре спокойствия, можно было поверить даже в собственные слова, забыть о том, что за стенами Хогвартса их наверняка ждут приспешники того, кто верит в даруемое арфой и посохом бессмертие. Как и о том, что весь мир сошел с ума и повесил на них убийство Доу. Все это было далеко, в ночном кошмаре, а здесь и сейчас оставались только глаза Маделайн. Потому он говорил искренне: - Обещаю.

Madeline Murphy: iBezdar Так и должно было быть. Вместе, не смотря ни на что, выиграв у судьбы этот шанс – один на двоих, обогнав смерть и боль они снова были вместе, рядом, и его сильные руки обнимают её, защищая от всех бед, и её волосы медно-медовым покрывалом окутывающее его – именно так и должно быть. Мир наконец-то стал правильным. - Я верю тебе, - улыбка Маделайн была счастливой, но даже счастье это тонуло во всепоглощающей нежности, которой была в тот миг девушка. Щёки, губы, шея, грудь - цепочкой легких поцелуев Маделайн писала свое признание и прощение. Сейчас она была любовью, вся отдавшись этому чувству, она тонула в своей нежности, но не могла и не желала спастись. Сейчас её не хотелось петь, потому что музыка была в ней и в них, в касаниях и взгляде, в улыбках и поцелуях. - Вот и хорошо, а теперь рассказывай, - мягко, негромко, но неожиданно уверенно произнесла девушка, словно приказ скрытый в просьбе. Теперь, когда страх отступил, на неё неожиданно нахлынуло удивительно ощущение покоя. Теперь не должно быть больше секретов, а вместе с ними должны сгинуть и недомолвки, и непонимание, и этот мерзкий давящий страх неизвестности. Маделайн уютно устроилась и явно не собиралась никуда уходить. Она заслужила свои ответы и теперь не собиралась упускать шанс получить их.

Alexander Lermontov: iBezdar? Ничего подобного, это я. Это было жестоко. Он пил её нежность словно после долгой разлуки, как если бы его бегство разлучило их на недели, не на два дня. Война, посох, преследование - он оставил всё это где-то внизу, мелкое и незначимое, здесь и сейчас были только он, она и это невероятное чувство завершенности, как бывает завершена картина или поэма. Когда ни штриха, ни слова нельзя убрать или прибавить. Алек улыбался как мальчишка, ласково сжимал ее ладонь в своей руке, ощущая кончиками пальцев твердость тонкого кольца - залога грядущего. И всего одна фраза в мгновение ока сбросил Лермонтова с самотканых небес в кованую реальность. Улыбка медленно сползала с его лица по мере того, как он осознавал просьбу и то, что за ней следует. Опустив взгляд на её руку, всё ещё покоящуюся в его руке, Алек глубоко вздохнул. С ответом возвращались и все тревоги. - Мы нашли в архивах отдела упоминание об одном артефакте. Фианн откуда-то достал ещё несколько документов, где были схожие сведения. Потом мы провели расчеты и даже получили похожий на правду результат. И мы объявили о том, что потерянный очень давно артефакт скорее всего может быть найден в районе Кумду или Крикновелла... Ужас резни в Крикновелле снова встал перед глазами. Вряд ли он когда-нибудь сможет забыть искаженные лица маглов, безобразные рожи инфери и ужасающую мощь древнего дракона. Но о том, что он там был, он не хотел рассказывать. Помолчав несколько секунд, он продолжил: - А потом я видел нападение на Дарси. И мы бежали. А наутро узнали, что нас ищут авроры как убийц Министра... Прочитав газетную передовицу тем утром, Лермонтов долго истерически хохотал. Жаль, погруженный в себя Шотландец юмора не оценил. Посмеялись бы вместе. - День мы скрывались в разных местах, а потом и те, и другие нашли нас у Эмбер... кажется они разнесли её квартиру... так что, даже если все отстанут, меня убьет она, - с грустной кривой улыбкой высказал Алек. - Вот оттуда и всё это, - довершил он, кивая на не пришедшего в себя Лермонта, являющего собой куда более живописную иллюстрацию "всего этого". - Пожиратели и авроры были больше заняты друг другом, так что нам, наверное, удалось аппарировать... В словах два дня сплошных нервов, магического марева из музыки и странных чужих мыслей, сошедшей с ума магии - выглядело сухо, блекло. Но оно и хорошо... он не хотел рассказывать всё. О Непростительных Лестрейнджа, о магии арфы, о Крикновелле... он думал, ей не стоит об этом знать.

Madeline Murphy: Он пытался скрыть самое страшное, да и не перескажешь в двух словах всего того, что пришлось ему пережить за эти два дня. Но все рано девушка слышала недосказанное, невысказанное в той сдержанности, которая сковывала его, в том неестественном спокойствии, за которым он пытался скрыться. И это разбивало ей сердце – не тем, что он пытался всё ещё что-то скрыть от ней, а тем, что его заставили пережить. - Милый, забудь, забудь все это, пожалуйста, - Маделайн гладила лицо жениха, словно ослепла и это была единственная связь, которая у них оставалась, её единственная надежда на спасение. Казалось она вот-вот заплачет, такое у неё было лицо, но в глазах не было слез, только сожаление, что ему пришлось через это все пройти, а в голосе была лишь нежность, почти материнское всепрощение. – Это прошло, это больше не важно, любимый, так что забудь. Она сама не понимала, что её слова путались – то она просит его все вспомнить, то приказывает забыть, но Маделайн это казалось правильным и абсолютно логичным. Теперь, когда он рассказал все ей, когда он пережил это с ней и поделился своими тревогами, прошлое должно обязано уйти. Оно больше не должно иметь власти над ним, есть только сейчас и после. А раньше – раньше это просто прошлое, история, но никак не память. Она сама жила так, и именно это позволяло ей улыбаться все эти годы и жить, радуясь каждому дню. - Это все прошло, любимый. Теперь мы вместе, я буду рядом и защищу тебя от всех, - Маделайн улыбнулась, словно теперь все действительно было хорошо, и они были просто влюбленной парой в ожидании свадьбы, а не жертвами, вырвавшими миг передышки в этой войне, которая грозила раздавить их.

Alexander Lermontov: А он был бы действительно рад забыть это. Это всё было не для него: погони, война, древняя магия. Ему вполне хватило бы дома на тихой улице Лондона, где день начинался бы с улыбки любимой женщины, в чьих волосах живет Солнце. Тихо, размеренно и спокойно. Но там, где он представлял себе этот дом, не было войны. Не было Тёмного Лорда, охваченного жаждой обладания мифическим артефактом. Не было там и беспокойного родственника, способного безвозмездно подарить окружающим мешок приключений плюс бонусный смертельный риск. Это было не про него. Но иногда так хотелось стать таким... - Да, конечно. Всё прошло. Всё будет хорошо. Или не будет, но он сделает для этого всё возможное. Здесь и сейчас они в безопасности, но школа - не убежище, здесь нельзя дожидаться ареста предводителя Пожирателей. А если он спустил на них двоих всех цепных псов магического мира Великобритании, то сомневаться в серьезности его намерений не стоит. Он не оставит их, признав поражение. И лучше, если Маделайн не будет стоять рядом с ним, когда они споткнутся. Он мог подставить свою шею под топор - и если рядом в тех же условиях будет Фианн, то они сами нарвались - но только если Маделайн будет в безопасности. Что же делать? Ответов не было. Были холодные руки самой прекрасной на всей планете Земля девушки, её губы и её слова. В конце концов, всё остальное могло подождать. Всё, кроме колдомедика. Увы, эти ребята - даже самые лучшие из них - отличаются каким-то гипертровированным чувством значимости собственных действий. Вот даже Лантерн, на что понимающий парень, когда вне стен лазарета, а туда же. Наверное, он сам считал свой кашель деликатным, но вот Алек был бы не против уронить на эту русую хаффлпаффскую голову что-нибудь не чересчур увесистое. - Мэдди, Лис же сказал позвать кого-нибудь из нас, когда Алек очнется. И зелье не выпил. Эй, как себя чувствуешь? Возможно, Алек бы ответил. Но на честный ответ не хватало слов, а расширенный лексикон не поддерживался осознанием присутствия Маделайн. - Сносно, - оставив попытки подобрать ответ, чтобы недоцелитель смысля со всей положенной случаю скоростью, Алек вложил всё негодование в эту оценку. Лантерн, правда, к намекам остался равнодушен. - А конкретнее? Мэдди, тебе, наверное, лучше подождать там. Потом у вас ещё будет минут пять.



полная версия страницы