Форум » Архив «Lumiere-77» » [Кровь со специями - 07.11] » Ответить

[Кровь со специями - 07.11]

Fiann Lermont: Чемпионы в лесу. Встречают их аж в Хогсмиде: все, как положено, трибуны на главное площади, флажки с эмблемами школ, пирожки на улицах - и, очень удачно день совпал с тем днем, когда в пабе мадам Розмерты снова начинают варить глинтвейн. На улице уже достаточно холодно, и теперь это, скорее всего, будет самый популярный напиток. А пока его можно купить у разносчика прямо на улице. Глинтвейн из красного вина с корицей, глинтвейн из белого с яблоками, горячий пунш из сливочного пива. Напиться и ждать, выясняя, кто же все-таки будет первым и кто из чемпионов лучший. А можно даже потанцевать - по всей деревне слышна музыка. Все просто прекрасно. Можете спросить себя, надолго ли это. 07.11, от полудня. Все желающие.

Ответов - 54, стр: 1 2 3 All

James Potter: Существование мадам Розмерты и ее замечательнейшего паба можно было объяснить только исключительной благосклонностью вселенной к ученикам Хогвартса. Существование глинтвейна – благосклонностью ко всем людям. А ту дату, когда эти две вещи совпадают, давно пора занести в список праздничных дней в календаре, потому что на вкус Джима лучше мадам Розмерты глинтвейн не варил никто в этой деревне, да и в большей части Британии тоже. Как магической, так и маггловской. Поэтому первым, что сделал Джеймс, оказавшись в Хогсмиде, была покупка и распитие этого волшебного напитка. Несмотря на ветер и холод, сразу стало тепло и хорошо, отчего Поттер пришел в благостное состояние. Впрочем, не стоит думать, что какой-то там глинтвейн способен перебить то самое знаменитое Шило, которое служило первопричиной многим поступкам Сохатого. Раз уж такое дело – Турнир, иностранцы, три участника, - то почему бы не начать принимать ставки? Собственно говоря, вторым, что сделал Мародер, было подвешивание двух плакатов на ближайшую хорошо видную со всех сторон стену неподалеку от трибун. На одном было крупно выведено: «А ТЫ уже сделал ставку? Ставь на Мио – не ошибешься», - с намеком на необходимость срочно обратиться к гриффиндорцу и поставить на участника от Хогвартса. На втором же гордо значилось: «Mio Lundgren is the best, Stupefy to all the rest», - что четко объясняло позицию самого юноши относительно участников Турнира. Изредка Джим косился на Рема, с которым и пришел сюда сегодня, ожидая от него замечаний насчет этого фанатского плакатика. Впрочем, даже если бы Ремус высказал сотню их, это отнюдь не побудило бы Джеймса снять плакат или сделать надпись более корректной по отношению к остальным участникам Турнира, которых он, в общем-то, толком даже не знал. Мио, конечно, тоже не божий одуванчик, зато свой, а дальше срабатывало первое правило патриота: своих надо поддерживать. Кроме того, Лундгрен состоял в команде по квиддичу, что само по себе делало его человеком в каком-то смысле особенным. Например, если бы кто-нибудь что-нибудь вякнул нехорошее насчет Мио в присутствии Поттера, он наверняка полез бы в драку. Возможно, с возмущенными воплями: «Наших обижают!» - Рем, ты патриот? – внезапно обратился Сохатый к Муни. – Давай, помогай мне придумывать еще какие-нибудь фразы для плакатов, у тебя же голова хорошо думает. Это твой долг как патриота своей школы. В число «патриотов» в его представлении автоматически входили все ученики и профессора Хогвартса, вне зависимости от того, поддерживали ли они Мио или же нет. В понимании Мародера, все они должны были оказывать друг другу всяческое содействие. Вот, например, если бы МакГонаггал пришла сюда и велела снять плакат, гриффиндорец ей прямо так и сказал бы все про отсутствие у нее патриотических чувств «и вообще». В конце концов, надо дать понять иностранцам, кто в замке хозяин! Понаехали, понимаешь! Хогвартс-то, чай, не резиновый. Как въехали, так и выехали, как говорится. А то, ишь, расслабились тут, ходят, как дома. Кошмар. _____________ Внешний вид: одет в полосатый светлый пуловер и темные штаны, на ногах ботинки. Сверху – теплая мантия, на шее – гриффиндорский шарф. На носу очки, прическа как обычно взъерошенно-встопорщенная. Что с собой: осколок двустороннего зеркала, деньги в кармане штанов + очки на носу + волшебная палочка в кармане мантии. Настроение: благостное. Физическое состояние: отличное.

Mafalda Hopkirk: Мафальда была зла и раздосадована. Пожалуй, трудно представить человеку не знакомому с ней насколько самонадеянна и амбициозна была эта маленькая волшебница. Природа наделила её небольшим ростом, но здоровым аппетитом и гигантским самомнением помноженным на вспыльчивый и темпераментный характер. Мафальда Хопкирк была бомбой, динамитом, готовым чуть что взорваться. Она не любила проигрывать. Но ещё обидней ей становилось тогда, когда ей даже не удавалось поучаствовать в игре. Неужели Мио был достойней? Как бы не так. Староста Хаффлпаффа не умоляла заслуг гриффиндорца, но находила собственную кандидатуру куда более подходящей. Да она злилась. Поэтому первую неделю даже спокойно не могла смотреть вслед проходящему мимо юноше. Трудно описать словами насколько сильна была её уверенность в том, что Кубок Огня выберет именно её, Мафальду Хопкирк. А когда наступает неожиданное разочарование горечь послевкусия преследует ещё долгое время. Хотя Мафальда почти успокоилась. Только в день первого испытания ей вновь вспомнилась недавняя обида, которую она сейчас самозабвенно топила к глинтвейне из белого вина. Напиться не вариант. Да и с чего? С горячего вина? Мафа помимо отличной игрой в квиддич и дурным характером прославилась ещё и тем, что была имела очень трезвую голову в хмелю. Она вела себя достойней большинства хогвартских «мужей», что не престало для настоящей леди. Хотя какая из Хопкирк леди? Бросьте. Смешно аж становится. Хаффлпаффка поправила ворот мантии. День сегодня был холодный, хоть и солнечный. Ветер растрепал волосы, которые уже доходили до мочек ушей, позапрошлым летом староста Хаффлпаффа очень коротко постриглась «под мальчика», но за год волосы отрасли настолько, что теперь Мафальда более или менее походила на миловидную особу, хотя «миловидную» с большой натяжкой. О, нет, Хопкирк была хороша собой, но тянула к себе не женственностью и тонкостью натуры, а энергичностью и деятельностью. Она была огнём, вспыльчивым угольком, а не кисейной барышней Взгляд колючий, недовольный, хотя на губах играет улыбка – ведь рядом стоял вихрастый парень, разносчик глинтвейна, причём недавний выпускник, Мафа хорошо помнила этого хаффлпаффца, он был ещё загонщиком в сборной. - ставлю на Рихтенберга. – неожиданно сказала Хопкирк. Достав из кармана мантии галеон, она подбросила его на ладони. Дин, разносчика звали именно так, довольно хохотнул. - эээээй, ничего смешного! Давай ещё глинтвейна. – протянув монету волшебнику, ведьма получила новый стакан. - хотя Мио тоже не робкого десятка. А вот Каре… не игрок. Да и все эти лягушатники… – Мафа поджала губы, однозначно выражая своё отношения к французской делегации.

Remus Lupin: Прогулки по Хогсмиду всегда нравились Ремусу, несмотря на то, что в принципе он не был любителем тех мест где собиралось огромное количество людей. Но ведь у этого была и положительная сторона, а именно, что никто не будет обращать на бледного и болезненного мальчика внимание. Ну, Рем всегда наивно надеялся на это, но каждый раз всё выходило совсем наоборот. Понимаете, когда твои друзья такие люди как Джеймс Поттер и Сириус Блэк, то ты уже в центре внимания. Когда же ты выходишь на прогулку где скопилось немалое количество людей, то твоя перспектива стать звездой сцены слишком высока, потому что такие люди как Джим просто не умеют НЕ привлекать к себе внимания. Вот и сейчас Сохатый решил, что это его долг поддержать чемпиона Хогвартса, и решил повесить на каждом столбу-двери-дорожном знаке плакат с хвалой Мио. Можно сказать, что Хогсмид был прямо украшен как при Рождестве, только вместо толстяка Санты везде красовалось имя Лундгрена. Почему-то Ремус не разделял радость Джеймса, искренне считая, что еслиб Мио узнал об этом, то он был бы крайне недоволен. Однокурсник и так был мягко говоря колючим как ежик, к которому ни так и ни сяк не подобрать подход, а выбор кубка и вовсе вывел его из себя. Впрочем спорить с Джеймсом было бесполезным занятием, поэтому Люпин решил смолчать на этот раз и просто шел рядом с ним, время от времени кивая на вопрос хорошо ли висит плакат. Всё же глинтвейн сделал свое дело и Ремус чувствовал себя немного пьяным, совсем немного. Он не так уж и много выпил, и то Сохатый настаивал, но всё равно ему было как-то непривычно хорошо и тепло. Гриффиндорец поправил воротник мантии испугавшись, что кто-то заметит что он того... немного нетрезв. Впрочем Ремус не шатался из стороны в сторону, да и глаза у него были на месте, а не вытекали, просто он чувствовал себя немного... иначе. Не зря Джим всё время говорил, что мадам Розмерта единственная кто варит настолько восхитительный глинтвейн. Рем уже успел в этом убедиться, да. Хотя он ничуть не жалел об этом, ведь самое главное, что ему было хорошо, и тепло. Но что самое главное Муни совсем перестал ощущать глухую боль по телу, которая часто его сопровождала от полнолуния до полнолуния. -Ну, да, - неуверенно ответил Ремус на внезапный вопрос Джеймса. Он понимал, что для Сохатого значит «патриот» и в каком контексте он это слово использует, как и понимал, что если не согласится, то по меньшей мере ему придется выслушивать пламенную речь Джима о том, почему он просто обязан быть патриотом. Ну, а если представить себе самую худшую картину, то Поттер просто оскорбится и обидеться на него. Только Ремус согласившись с другом тут же пожалел об этом, ибо уж лучше выслушивать пламенную речь Сохатого о «патриотизме» нежели придумывать фразы для плакатов. Голова-то у Люпина варила неплохо, но уж точно не в то направление. -По-моему, и эти неплохо смотрятся, - гриффиндорец склонил голову набок оценивающе смотря на плакат перед собой, при этом пытаясь прикинуть в голове что можно ещё написать на них. Сам он не был настолько воодушевлен «патриотизмом» как Джим, да и ему нравились гости, особенно некоторые из них. Те же француженки были очень даже красивы, хотя сейчас не об этом.


Daniel de Foix: С одной стороны, конечно, Даниэль был расстроен и раздосадован оттого, что Кубок Огня не выбрал его чемпионом от Шармбатона. При всей их дружбе с Констанс стоило признать, что против парней, сильных в магии, шансов на победу у француженки было ничтожно мало – и это тоже расстраивало. Если кто-то приезжал сюда посмотреть на красоты Шотландии, то де Фуа ехал исключительно за участием в Турнире. Это по меньшей мере, максимум – за званием победителя этого самого Турнира Трёх Волшебников. А теперь злился на себя же за то, что не оказался лучшим. В то же время недоумевал – казалось, будто Кубок посмеялся над всеми, выбрав самых странных чемпионов от каждой из школ. Было бы гораздо спокойнее знать, что от Шармбатона выступает, если не он, так, по крайней мере, Симон или Арман (француз был по-прежнему убеждён, что хрупким, пускай даже отважным, девушкам не место в столь опасном состязании). Но с другой стороны – никакого тебе груза ответственности и весь год превращается для Даниэля в бесконечную череду приключений на британской земле. Тоже интерес своего рода. Только, кажется, ещё с семнадцатого века так повелось – французам здесь не очень-то везло. Однако будь, что будет – выбора теперь всё равно нет. И уж лучше поддерживать в Констанс хотя бы для того, чтобы отдать дань дружбе. - Почему эти англичане никогда не мёрзнут, Симон? – Даниэль с некоторой завистью поглядывал на разноцветные полосатые шарфы учеников Хогвартса, которые явно хорошо согревали их в осенние холода. Студенты Шармбатона любили одеваться легко и даже теперь, когда они прожили в здешних краях уже несколько дней, до сих пор не могли привыкнуть к местному климату. Де Фуа поёжился на холодном ветру, когда они с Сидвиллем вышли из ближайшего паба с большими кружками глинтвейна в руках, о которые было так приятно согревать ладони. В трактире было тепло, но не так весело, как на улицах деревни, где ярко светило солнце, и гуляли не только многочисленные студенты, но и местные жители. - Над Тулузой сияет то же солнце, но даже после Самайна там по-прежнему тепло. Сделав большой глоток ароматного напитка, Даниэль отметил про себя, что англичане, по крайней мере, умеют варить глинтвейн. От этих любителей пива, у которых вовек не сыщешь настоящего хорошего вина (спросите любого из владельцев виноградников Аквитании), можно было ожидать чего угодно. Но сегодня они постарались на славу, де Фуа довольно улыбнулся и взглянул на друга. - Переживаешь за Констанс? Запретный Лес. Лично мне он доставил немало неприятностей, этот их лес. – Вспомнив о жуткой встрече с фестралами в ночь Маскарада, француз передёрнул плечами, одно из которых побаливало дол сих пор. – Никогда не знаешь, кто из его обитателей в следующую минуту решит на тебя поохотиться. Оглянувшись через это самое больное плечо, Даниэль наткнулся взглядом на плакат, который провозглашал чемпиона Хогвартса лучшим, а прочим же недвусмысленно угрожал. - Смотри-ка. – Отхлебнув ещё глинтвейна, француз указал Симону на надпись и, очевидно, авторов этого идиотского двустишия. – Эти парни явно хотят неприятностей. А после Даниэль крикнул прямо через улицу, привлекая к себе внимание молодых людей, которых он не знал по именам, но запомнил как старост Хогвартса. - Эй, 'гебята! Сво'гащивайте свои худошшества! Инаш-ще Stupefy полущите именно вы и го'газдо 'ганьше того, как щ-щемпионы появятся здесь.

Simon de Cideville: Идея похода в Хогсмид Сидвиллю понравилась сразу. Еще бы, единственная полностью населенная магами деревушка во всей Британии – это то, что стоит увидеть, попав в эту страну. К тому же о местах вроде Визжащей Хижины у него были свои собственные размышления, которыми он делиться пока ни с кем не спешил, решив, по возможности, сначала взглянуть на нее своими глазами. А пока же они с Даниэлем просто прогуливались по единственной широкой улочке Хогсмида, в ожидании прибытия чемпионов. К слову, после того, как оказалось, что кубок выбрал Констанс, а не кого-то из них двоих, отношения между ними, к большой радости самого Симона, вновь начинали приобретать привычный характер, необремененный полным недосказанностей и неудобства духом соперничества. Кто знает, выбери кубок Сидвилля или Фуа, что стоило бы не получившему титул чемпиона счесть это чем-то вроде личного оскорбления? А так, не угодив обеим сторонам, кубок, возможно, очень даже помог сохранить искренность этой дружбы. А потому Симон, как мог, старался поддерживать Констанс и получать удовольствие от этих, своего рода, каникул, в стране Туманного Альбиона. В конце концов, все было не так уж плохо. По крайней мере, рядом сейчас был друг, а глинтвейн здесь варили вполне пристойный. По крайней мере, белый уж точно. - Акклиматизация Даниэль, как мне кажется, - философски протянул он, перехватывая кружку одной рукой, второй поднимая воротник повыше. – Как тебе известно, в Норвегии в разы холоднее. Так, наверное, тем, кто прибыл сюда из Дурмстранга, здешний холод, наоборот, кажется не стоящим внимания незначительным падением температуры. Так что считай, что нам просто не повезло, что мы так чувствительны к холодам. А это ведь еще только начало ноября… - Француз тоже сделал глоток глинтвейна и в очередной раз посмотрел в том направлении, откуда ожидалось прибытие чемпионов. Точного времени завершения испытания никто толком сообщить не мог, однако юноша старался держать начало улицы в поле зрения, словно опасаясь, что если пропустит необходимый момент, что может случиться что-то не то. На горизонте пока не было видно ни Констанс, ни двух других участников турнира. Видимо, сейчас испытание было только в разгаре. Симон многое бы отдал, чтобы узнать подробности, но такая возможность обещала появиться не раньше возвращения чемпионов. Он вдохнул поднимающийся от кружки пряный аромат яблок, согревающий ноздри, и еле заметно улыбнулся на вопрос Даниэля. - Пожалуй, да. Хотел бы я знать, как у нее там сейчас. Этот их лес тоже особого доверия мне не внушает. Тем более, что испытание, это не просто вечерняя прогулка… Да еще в подобной компании. – Сидвилль слегка нахмурился, но не стал продолжать. Его опасения и без того были достаточно понятны – как поведут себя соперники Констанс, в случае непредвиденной опасности, можно было только догадываться. Он вспомнил британского чемпиона, в первый же день их визита прямо на торжественном обеде оглушившего заклинанием своего соотечественника, и покачал головой. А тем временем Даниэль уже успел заметить что-то, что пришлось ему не по вкусу. Симон повернул голову, чтобы узнать, что же это было, и увидел те самые плакаты в поддержку чемпиона от Хогвартса и усмехнулся. Конечно, чего-то в этом духе и следовало ожидать. Не то чтобы тон второго лозунга ему понравился, вовсе наоборот, однако он предпочел не начинать перепалки. Но вот Даниэль смолчать не смог. «Так я и знал» - пронеслось в голове у Симона. - Да брось, Даниэль, пусть развлекаются. Каждый доказывает чего он стоит, как может. Если кто-то предпочитает делать это исключительно на словах - мне их жаль. – Произнес он, обращаясь к другу и не повышая своего обычного тона. Однако что-то подсказывало ему, что приключения на их французские головы уже сами не преминули их найти.

James Potter: Ничто во всем мире не смогло бы помешать Джиму стоять сейчас под своими на коленке намалеванными плакатами и изображать из себя памятник «Гордый патриот своей страны». И пусть выглядело это все равно как-то немного издевательски – кто смог бы упрекнуть Джеймса в серьезности? – но в общем-то он был крайне доволен творением своих рук. Удовольствия прибавляло еще и то, что Рем, вопреки ожиданиям, ничего ему не говорил. А остальные... что ему до остальных? Он тут староста школы, между прочим, так что пусть идут, куда шли. Да и Эванс на горизонте нет, так что все было под его полнейшим контролем. Только вот фразы не желали придумываться. - Эти-то да, но, черт, нужно еще! – Джим энергично взмахнул руками, благо, никаких кружек у него в них уже не было, иначе облил бы и себя, и Ремуса. – Как насчет, ммм… Mio’s like a lion… Нет, не могу придумать рифму. Мерлин, у нас в школе есть хотя бы один поэт? – Джеймс замолчал на полминуты, а потом просветлел лицом. - Mio’s like a lion for Hogwarts to rely on! Хотя нет, это чушь. Поттер взъерошил волосы, вновь погружаясь в раздумья. К сожалению, сейчас рядом не было Сириуса, который наверняка придумал какую-нибудь стоящую кричалку на плакат, а Люпина надо было постоянно тормошить. Несмотря на то что, насколько было известно Сохатому, Муни стихов не писал, у него же наверняка могли появиться какие-нибудь хорошие идеи! Надо только каким-то волшебным образом заставить его прекратить отлынивать от творческого процесса. - Ну Муууниии, - проныл Мародер, пытаясь изобразить умоляющее выражение лица, способное подействовать на друга. – Ну выручай, будь другом. Гриффиндорец мог сколь угодно долго продолжать воздействовать подобным образом Рему на нервы. Правда, результат это приносило далеко не всегда – например, «щенячьи глазки» у юноши не выходили никогда. Но попытка не пытка! К тому же, в этот раз сие действо продолжалось не так уж и долго. Услышав оклик на английском с ужасным французским акцентом, Джим моментально отвлекся на него. Еще бы – кажется, господа иностранцы соизволили заметить его творения! По крайней мере, один точно. Какое-то время Джеймсу потребовалось для того, чтобы найти среди прохожих на улице этого смельчака, угрожавшего ему ступефаем. - Это у вас во Франции модно так – через всю улицу угрозы орать? – с насмешливой улыбкой ответил Поттер, тоже никогда не жаловавшийся на тихий голос. – Или наш английский глинтвейн ваши французские мозги уже совсем затуманил? Дуй отсюда, парень, а то придется повисеть рядом с плакатами в назидание! Голос у Сохатого был веселый, хотя сомневаться в том, что он действительно намеревался в случае чего подвесить этого незнакомого француза рядом с двумя плакатами, не приходилось. Конечно, как старосте школы, ему надлежало в срочном порядке снять с себя десяток-другой баллов и поставить в угол на колени на горох, но он, увы, в такие моменты всегда забывал, какой значок висит у него на груди: «School Prefect» или «Troublemaker». Это, как правило, и являлось его главной проблемой последние два учебных месяца, за время которых ему уже приходилось выслушивать нотации от учителей по поводу своего поведения. Подумаешь, иностранец! Подумаешь, лицо школы! Подумаешь, гостеприимство! Гриффиндорцу было на это абсолютно наплевать, и если бы сейчас француз еще что-нибудь вякнул с того конца улицы, то у юноши уже готова палочка в кармане, чтобы хорошенько проучить незнакомца. Никто не обязывал его рассыпаться в комплиментах и отвешивать церемонные поклоны приезжим. Он же потомственный англичанин Джеймс Поттер! Пусть знают, с кем имеют дело. _____________ Внешний вид: одет в полосатый светлый пуловер и темные штаны, на ногах ботинки. Сверху – теплая мантия, на шее – гриффиндорский шарф. На носу очки, прическа как обычно взъерошенно-встопорщенная. Что с собой: осколок двустороннего зеркала, деньги в кармане штанов + очки на носу + волшебная палочка в кармане мантии. Настроение: боевое. Физическое состояние: отличное.

Remus Lupin: Джеймс зря надеялся, что Ремус сможет ему подать достойную идею. Для этого он пожалуй, был немного нетрезв. Да и Муни не умел придумывать смешные фразы ибо чувства юмора у него не то чтоб хромало, скорее вообще было ампутировано ещё в детстве. Люпин пожалел о том, что Сириуса с ними не было. Тот обязательно придумал бы что-то дельное, а сейчас Рему оставалось лишь тянуть время чтоб Джим сам додумался до чего-нибудь, иначе ему несдобровать. Люпин провел взглядом мальчишку раздающегося глинтвейн. Он подумал о том чтоб купить ещё одну бутылку, но передумал. Ремус не был пьян, но ещё одна бутылка была бы прямым путем к опьянению, а он не хотел рисковать. Во-первых Муни боялся представить себя в нетрезвом состоянии, ибо никогда ещё не пьянствовал чтоб полностью терять связь с реальностью, а это могло оказаться не так уж и весело. Только представить как Ремус Люпин взбирается на столик и начинает признаваться всем в любви и преданности. Нет, увольте, он не собирался настолько рисковать. Во-вторых Муни искренне опасался, что если он хотя бы на короткое время ослабит свое внимание, то Джеймс как всегда выкинет какой-нибудь финт. Он конечно староста школы, а Ремус – факультета, но каждый раз именно ему и приходится напоминать Сохатому о его обязанностях. Поэтому гриффиндорец сразу же отбросил идею выпить ещё одну бутылку глинтвейна. -Эй, Джим, - пытаясь как можно спокойнее начал Люпин, - ты уверен, что это... – Рем не смог закончить свой вопрос так как до него дошли слова сказанные на английском не без французского акцента. Гриффиндорец несколько минут крутил головой по сторонам в поиске виновника, а потом проследил за взглядом Сохатого и заметил двух французов. Заметил и невольно вздохнул. Интересно, во Франции тоже бывают такие бунтари, как в Англии? До сих пор Ремусу казалось, что кроме Сириуса с Джеймсом таких людей не бывает. А ещё он надеялся, что если у его друзей не хватает мозгов чтоб не лезть в драку, то у иностранцев должно хватить. И внезапно для себя Муни вдруг почувствовал прилив раздражения. Одно дело когда Джеймс сам куда-то лез, а потом приходилось вытаскивать его со своими конечностями оттуда, но другое когда угрожают Сохатому, его другу. Ремус может и был пацифистом, который был против любого проявления агрессии и жестокости, но если он мог стерпеть оскорбление или угрозу в свой адрес, то к друзьям – нет. Рем почувствовал, что резко протрезвел и сделал шаг в сторону Джеймса, останавливаясь рядом с ним и наблюдая за французами. -Расслабься, Сохатый, - привычно спокойным голосом произнес Ремус, хотя и понимал, что мирным путем ничто уже не решится. Пожалуй Джеймс тоже был не прав, но ничего оскорбительного на плакатах не было, да и никто вроде бы не запрещал делать такое. Ведь на квиддичных матчах размахивают флажками, и плакатами, не? Но что-то подсказывало Муни, что французы так просто не отстанут от них, особенно после слов Джеймса. -Господа, - голос гриффиндорца не был дружелюбным, но и враждебным его не назвать, - никто ведь не запрещал поддерживать своих чемпионов? – хотелось решить всё мирным путем, но во-первых Джим вряд ли теперь заткнешь, а во-вторых французы обязательно захотят выпендриваться, ибо иностранцы это дело любят.

Daniel de Foix: внезапно ассоциативное xDDDD В общем, Симон был прав – компания Констанс не внушала никакого доверия и Даниэлю тоже. И если к Рихтенбергу он ещё испытывал своего рода солидарность, благодаря тому, что тот находился здесь на правах гостя, как и французы – этот парень казался не лишенным выдержки, хотя и себе на уме, то Лундгрен раздражал неимоверно с самого первого дня. Этому каждый раз хотелось лично напомнить о том, что за чрезмерную наглость и мерзкий характер надлежит нести ответственность. Де Фуа и напоминал – когда сталкивался с Гриффиндорцев в том, или ином месте. Весьма своеобразно так... Однако сейчас у него и без Мио хватало тех, кому не помешало бы преподать урок хороших манер. Все они там, на этом их львином факультете, такие непомерно гордые самовлюбленные придурки что ли? Один вроде поспокойнее ещё, если присмотреться – даже за умного сойдёт, а вот второй... О том, что, если бы Даниэль де Фуа родился англичанином, то Шляпа незамедлительно отправила бы его в тот же самый Гриффиндор, он, разумеется, даже не думал. - Жалеть их будешь, когда они получат по заслугам. – Наставительно произнёс француз, с какой-то недоброй улыбкой поглядывая на друга. В его глазах уже зажглись те самые огоньки интереса, азарта, которые появлялись там перед очередной схваткой, словесной или же с применением оружия. Стоит только завестись, зажечь в глазах парня этот огонь, и Даниэля уже невозможно остановить. – Кто их учил стихи писать, этот их безумный полтергейст? Вот и писали бы про своего Мио сколько влезет! Что за день без хорошей драки, а, Симон? Усмехнувшись, Даниэль обернулся к англичанам – стихоплёт вон уже решил, что может распоряжаться, кому проваливать с этой улицы, а кому не обязательно. - У нас во Ф'ганции “модно” уважать сопе'гников! – С вызовом крикнул де Фуа в ответ старосте Хогвартса. А после поспешно сунул в руки Сидвиллю свою кружку с глинтвейном. - Прошу, подержи это, пока я объясняю нашим английским друзьям правила вежливости. Кажется, они не поняли, во что ввязываются, и кому смеют угрожать. И рука француза уже сама находит в кармане рукоятку волшебной палочки, только он не спешит вынимать её, просто уверенной походной направляется через улицу – прямиком к парням с плакатами. - Подде'гживать своих щемпионов – не то же самое, что уг'гожать д'гугим щемпионам! – Даниэль указал на вторую часть надписи, гласившую “Stupefy to all the rest”, а после продолжил. - Уби'гаете это, или я уби'гаю это сам. – Разумеется непримиримым тоном, не терпящим возражений. А чего вы ещё ждали от этого вспыльчивого француза? А ещё старосты! Даниэль даже представить не мог, чтобы их Жанна развлекалась чем-то подобным. Да она бы первая сейчас возмущалась рядом с де Фуа! - Меня вы своими уг'гозами не испугаете! Вас в этой вашей школе 'Огва'гтс не ущ-щат по'гядощ-щности, non?

Jeanne Roy: Как оказалось, привыкнуть к вечному холоду английского замка оказалось легче, чем казалось Жанне в начале их прибывания здесь. Конечно, ей все-равно почти все время было не жарко и даже зябко, но холод уже не казался таким сковывающим и пугающим, и даже перспектива скорой зимы не так сильно пугала, главное не забыть купить ещё теплых вещей. Была ли Жанна рассержена тем, что Кубок выбрал не её? Да, конечно, когда назвали имя Констанс, Жанну посетил необычный для неё приступ злобы – не потом что она считала себя лучше подруги, а потому что точно знала, что ничуть не хуже. Но почти сразу же она подавила – это было малодушно и инфантильно. Все участники их делегации были одинаково достойны звания чемпиона, и решение Кубка – это воля случая и не более того. Было ли обидно? Да, но обида быстро прошла, ведь теперь ничего изменить было нельзя, а плакать над пролитым молоком – удел слабых и тех, у кого кроме этого молока ничего не было. В конце концов и без титула Чемпиона Жанна сумеет добиться всего, чего захочет в жизни – главное стараться, работать и оставаться верной себе и своей цели. Теперь же, неделю спустя, её больше тревожили не собственные переживания, а судьба Констанс, ведь Турнир был не просто сложным испытанием, он был очень опасен. Историй о покалеченных и убитых участников, увы, было не мало. Поэтому Жанна обещала всем помогать Констанс, а остальное время посвятить учебе и общению с англичанами и гостями из Дурмстранга, и использовать все возможности научиться чему-то новому и узнать больше об этой школе и этой стране, ведь именно для этого и приезжают большие делегации на Турнир – чтобы заводить друзей, которые в будущем могут стать полезными контактами, чтобы узнавать больше о других странах и культурах и расширять кругозор. И поход в Хогсмид, знаменитую «единственную волшебную деревню Великобритании», Жанна считала одной из таких образовательных возможностей. Хогсмид оказался очень приятным местом, разве что чересчур провинциальным – все же Жанна была городской девушкой и наверно останется ею навсегда. И здесь, и в Хогвартсе, и в Шармбатоне ей отчаянно не хватало шумных улиц и высоких домов из камня, уносящихся к небу, и вечно спешащих городских обывателей. Впрочем, в этом было свое очарование – покой, уют, ощущение праздника где-то совсем рядом, сдобренное пряным и пьянящим вкусом глинтвейна, кружку которого француженке скорее всучили нежели продали прямо на подходе к деревне. Сегодня она чувствовала себя прекрасно, так что даже почти не хромала и потому настроение было хорошее, так что лишь тревога за Констанс не давала ему стать прекрасным. Жанна неспешно прогуливалась мимо ларьков со сладостями и мелкими сувенирами, когда вдруг приметила совсем рядом знакомое лицо. - Мадмуазель Гильдебранд? – На всякий случай решила уточнить Жанна. Здесь, в Хогвартсе, был много светловолосых девушек, сильно больше чем в Шармбатоне, где большинство учениц были уроженками южных краев – смуглыми и темноволосыми. Но нет, память её не обманула, это действительно была Пелагия, похожая на дитя северных альвов. – Прекрасный день, не находите? Хороший день для состязания, - хотя они и принадлежали к разным командам, Жанна считала, что опуститься до вражды только из-за этого – это худшее, что они могут сделать. Соперничество должно быть построено на силе и взаимном уважении, а не на злобе и мелочной жажде склоки. Такое поведение Жанна осуждала и надеялась, что никто из её сокурсников не опустится до подобного. Француженка протянула продавщице монету, расплачиваясь за кулек сладких яблочных стружек. – Это ваш первый визит в Англию? – спросила она, отходя от торговых рядов и протягивая голландке кулек, тем самым предлагая угоститься сладостью.

Pelagia Hildebrandt: В Англии было слишком жарко и душно. Пелагии казалось, что она в любой момент задохнется, хотя пожалуй кроме учеников Дурмстранга здешний климат никому не мешал. Не считая конечно же французов, которые явно привыкли к теплоте, поэтому всё время закутывались в шаль. Сама же голландка была одета в легкую рубашку и тонкую кожаную куртку, что конечно же выделяло её из общей массы людей. Ученики Хогвартса бегали вокруг в разноцветных шарфиках, а французы были одеты куда теплее чем все остальные. В отличии от многих участников Турнира Пелагия не была разочарована. Она хотела стать чемпионом, возможно потому, что была гордой и хотела доказать своей семье, да и окружающим, что она не такая уж и слабая. Все годы проведенные в Дурмстранге были для неё испытанием и борьбой за выживание, поэтому она надеялась, что однажды сможет доказать свою силу. Не только окружающим, но и себе в первую очередь. Но Гия ничуть не обиделась, или же разочаровалась, когда кубок выбрал Риха. Наоборот – она обрадовалась за него, хотя тут же встревожилась. Она знала, что Альберих достаточно крепкий, но в то же время боялась за него. Несмотря на тревогу Пелагия сохраняла привычное спокойствие и ничего не выражала, поэтому сложно было понять, что у неё происходит в сердце. Голландка обрадовалась прогулке в маленькую волшебную деревушку, о которой она столько слышала. Девушка решила, что всё свободное время она посвятит своему другу и поможет ему всем, чем сможет. Остальное же хотелось заполнить какими-нибудь приятными знакомствами и хорошим времяпровождением. Всё же они тут надолго, поэтому Гие не помешает узнать новых людей. Нельзя сказать, что она прекрасно справлялась с этой задачей, всё же общительной её нельзя было назвать, но Пелагия искренне пыталась не казаться настолько неприступной, какой её все считали. По привычке голландка крутила в руках свой стилет. Вредная привычка, но таким способом она всегда расслаблялась, да и сейчас Гия не могла не думать о Рихе, которого пока не было видно. К слову Альдо она тоже с утра не видела, что несомненно тревожило девушку. Будучи в полном одиночестве Пелагия гуляла по Хогсмиду в поисках чего-то интересного. Поэтому когда её окликнули она сразу же повернулась в сторону француженки, которая стояла рядом с ней. -Добрый день, фройляйн Руа, - Гильдебрандт была рада встретиться именно с этой прекрасной француженкой, которая в первый же день поразила её своей силой и выносливостью. Гия в последний раз покрутила в руках стилет своей бабушки Анники и убрала её в сапог, после чего подняла глаза на Жанну. -Немного душный, я бы сказала, но в целом я с вами согласна, - Гильдебрнадт любезно улыбнулась француженке, - Благодарю, - взяв яблочную стружку ответила девушка и зашагала рядом с Жанной. Были люди в делегации Шармбатона которые очень интересовали Пелагию. Одной из них была мадемуазель Руа, поэтому голландка несомненно обрадовалась этой случайной встрече с ней. -Я была в Англии будучи ребенком. С родителями, и то на пару дней, поэтому можно считать, что это мой первый визит. А вы, вы тоже впервые?

Alice Flint: Странно, конечно, но после всего случившегося Алиса была рада, наконец, оказаться именно здесь, в Хогсмиде, где до Хогвартса было рукой подать. Полгода прошло с тех пор, как девушка не была в этих краях, и теперь сердце её от волнения билось чаще обычного. Деревенские улочки вызывали в душе некогда Гриффиндорки столько воспоминаний о школьных годах, что хватило бы на целую книгу. Вот здесь они все вместе играли в снежки на третьем курсе, вон на той стороне улицы любили гулять вместе с Фрэнком, возле того магазина частенько бывали с Сайберией, за тем поворотом однажды чуть не устроили дуэль с Розье... семь лет – целая жизнь! Флинт прибыла сюда сегодня вместе с Тони Харт, своей чуть более старшей коллегой из Аврората, кроме того ей не терпелось разыскать здесь Яэль и Ланфир, которых девушка уже очень давно не видела. Пока основные силы Департамента Правопорядка были направлены на разрешение вопроса о похищенных детях, на охрану Турнира посылали стажёров. И не то, чтобы Алисе было страшновато – напротив, она не могла бы придумать сейчас для себя задания, которое радовало бы её больше этого. Но, вспоминая историю, произошедшую здесь с Карадоком Дирборном, поневоле начинаешь опасаться худшего. Однако когда ещё выдастся возможность увидеться, наконец, с Фианном и Алеком, которые чудом теперь оказались здесь? Или узнать о них хоть что-нибудь. С ребят сняли все обвинения, но беспокойство за них по-прежнему не проходило. В голове Алисы за эту неделю, прошедшую после битвы возле дома Эмбер, возникало столько мыслей – одна страшнее другой, что она всерьёз начала опасаться за свой рассудок ещё с ночи Самайна. Только сегодня все эти тревоги были запрятаны глубоко и надёжно – до поры... Девушка прогуливалась по улицам Хогсмида неторопливым шагом – Алиса оставила Тони в “Трёх Мётлах”, пообещав найти её чуть позже, а сама с волнением вглядывалась в лица старшекурсников в надежде отыскать среди них хоть одно знакомое. Ученики Хогвартса сейчас интересовали Флинт гораздо больше иностранцев, когда должно было быть наоборот. Миновав трибуны на главной площади, она вышла к тому самому месту, где разносчики щедро раздавали прохожим глинтвейн. И если бы не служба – Алиса первой потянулась бы за кружкой ароматного напитка... Но тут её ждала другая радость и нечаянная встреча. Заслышав знакомый голос, Алиса обернулась и улыбнулась Мафальде Хопкирк, неизменной старосте Хаффлпаффа и капитану одной из четырёх команд Хогвартса по квиддичу. Вот кто, наверняка, знает о Лермонте больше других! Флинт в свою очередь знала, что шотландец ещё в школе дружил с Хопкирк. Если бы не голос, Алиса бы далеко не сразу узнала девушку с этой её новой причёской, с которой она выглядела теперь гораздо более женственной. - Вроде бы всё такая же. И вроде бы совсем уже взрослая. – С задумчивой улыбкой проговорила Алиса, подходя ближе к Хаффлпаффке. – И знаешь, что я скажу тебе, Мафальда? Это чертовски здорово, когда что-то в этой жизни не меняется. Я снова вижу тебя в Хогсмиде с кружкой глинтвейна! Словно и года не прошло. Привет капитанам!

Jeanne Roy: - Ну да, для вас наверно это действительно теплая погода, - с улыбкой согласилась Жанна, делая ещё один глоток спасительного глинтвейна. Не удивительно, что этот напиток так популярен в северных странах, он творит просто чудес с холодовосприимчивостью. – У нас такая погода бывает только в самые холодные дни зимы. Странно было думать, что сейчас где-то в лесу, который местные назвали Запретным, Констанс и остальные Чемпионы сражались с какими-то неведомыми препятствиями – уж больно покойным казался воздух здесь, уж больно погожим был день и радостными – собравшиеся сегодня здесь люди. - Нет, я патриотка континента, - Жанна с улыбкой покачала головой, то ли шутя, то ли в серьёз. Она очень любила своих родителей, более того она их уважала и мечтала в будущем быть такой же сильной и верной своим идеалам. Отец был для неё идеалом министерского работника, и она мечтала пойти по его стопам, но одновременно боялась, что в неё будут видеть не её саму, а всего лишь его дочь. Но она всегда знала, что для неё достижение цели не будет простым. - Мой отец не признает иных стран кроме Франции и Швейцарии, при том последнюю только потому что моя мать оттуда родом. Но я хотела побывать здесь, как и в многих других странах. Надеюсь, что в будущем мне удастся попутешествовать. Да, не смотря на свое желание работать в Министерстве, Жанна была не чужда мечтам о ветре дальних странствий. Она хотела побывать на Гаити, о котором столько рассказывал Арман, и в Америке, и в Африке, и в Азии. Ей был интересен мир, но сейчас – сейчас она готова принести эту мечту в жертву другой, более важной, и надеяться, что когда-нибудь настанет время и для неё. Яблочная стружка оказалась на удивление вкусной, даже вкуснее, чем из прованских яблок. Наверно здесь использовался иной рецепт, надо будет выяснить у кого-нибудь из англичан. Посмотрела на синее небо, на приготовившуюся к зиме – только снега не хватало – деревушку, на свою прекрасную и строгую спутницу, похожую на юную Снежную Королевны – и решилась перейти на немецкий. - Я знаю, у меня странный акцент, но, если вы не против, давайте говорить по-немецки. Я этот язык знаю лучше, чем английский, и вам наверно будет легче. Мадемуазель Гильдебранд, мне показалось, или вы действительно не из Германии?

Simon de Cideville: Сидвилль был самым что ни на есть патриотом. Он любил свою Родину, любил Францию, Руан, академию. И был готов защищать их честь перед любым, кто посмел бы посягнуть на любой из этих столпов. Болеть за своего чемпиона – это, несомненно, было очень патриотично и правильно. Он и сам всем сердцем болел за Констанс (и потому что она представляла его страну и потому, что в первую очередь была его другом), и понимал чувства всех остальных болельщиков, кто бы из чемпионов не был у них в фаворе. Однако, патриотизм никогда не должен перешагивать границы взаимного уважения, превращаясь из патриотизма в самый настоящий идиотизм. - Эгей, мы все-таки в гостях, - напомнил он уже почуявшему азарт Даниэлю. Однако ответ англичанина ему совсем не понравился. Да, они приехали сюда в гости, но, черт побери, неужели только во Франции с гостями принято обращаться уважительно, не пытаясь задеть или ущемить их в правах, пользуясь тем, что они вдали от собственной родины? Впрочем, самого Симона все это не особенно задевало. В такие моменты он лишь сочувствовал тем, кто отдает преимущество громким словам, а не решительным действиям, и все сильнее влюблялся в свою религию, приветствовавшую человеческие жертвы. Сам бы он, усмехнувшись, скорее всего, просто прошел бы мимо, но бросать друзей, в такие моменты, не входило в его правила. Поэтому забирая у Даниэля кружку он только понимающе усмехнулся, заметив, как блестят его глаза. - Только не делай уж особенных глупостей. Я не хочу, чтобы мне пришлось кого-нибудь собирать по кусочкам, чтобы сохранить твое доброе имя, - напутствовал француз друга. Впрочем, сам тоже медлить не стал, и с глинтвейном в руках двинулся вслед за Даниэлем, уже пересекающим улицу. Он тоже уже узнал в двух пареньках Хогвартских старост, с удивлением отметив про себя этот факт. На самом деле, Симон считал, что Даниэль тоже чересчур вспылил, отреагировав на данное происшествие острее, чем следовало бы, однако в чем-то он мо его и понять. Это тем, кто выбраны чемпионами, опасностей и без того хватает с лихвой. А всем остальным, желающим приключений и духа соперничества, приходилось все это искать самим. Собственно, поиски Даниэля не затянулись. И хоть Симон и не разделял его вспыльчивости, однако не поддержать не мог. - Мсье, я бы на вашем месте не делал столь опрометчивых выводов. – Даже учтиво произнес он, обратившись к британцам привычным спокойным голосом, без намека на какую-либо угрозу. Разве что, пожалуй, с долей иронии. Можно было заметить, что английский его был чист, и акцент практически отсутствовал. Смотрел юноша прямо на того, который перед этим имел вольность усомниться в уме французов. – Держу пари, даже тот самый «английский глинтвейн», которым вы так гордитесь, сделан на основе французских вин. – Сидвилль многозначительно улыбнулся. – Так что давайте потщательнее выбирать свои аргументы, иначе у нас может сложиться определенное мнение как раз таки об умах достопочтенной Британии. – Симон посмотрел на второго юношу, а потом вновь перевел взгляд на того, с которым заговорил сначала. Он определенно не собирался раздувать из этой стычки национальный конфликт, однако такие люди молчание легко сочли бы за трусость.

Pelagia Hildebrandt: -Интересно было бы побывать в вашей школе, - Пелагия сдержанно улыбнулась уставившись куда-то вдаль. Во Франции она бывала, но только ненадолго. А Шармбатон всегда казался ей школой из волшебных сказок. В детстве отец часто рассказывал ей об этой школе, и даже намеревался отправить Гию именно туда. Будучи очень хрупкой и слабенькой Пелагия могла не выдержать жесткий график Дурмстранга, но мать настаивала на своем. Амалия была довольно самоуверенной женщиной, и считала, что её дочь не должна быть крылатой феей. Она хотела чтоб Пелагия смогла защищать себя, и стала волевой, поэтому всячески противилась отправлять её во Францию. В детстве сама Гия часто грезила о том, что в Шармбатоне ей было бы лучше, но сейчас она ничуть не сожалела о том, что родители отправили её в Дурмстранг. Всё же эта школа способствовала её сформированию как личность, и как достойная женщина. А в Шармбатоне... почему-то Пелагии казалось, что там она бы превратилась в красивое украшение интерьера. Не то чтоб Жанна была такой, но сама Гия внутри всегда была слишком хрупкой. Сладкое Пелагия любила как любая девушка, и про себя успела отметить, что яблочная стружка очень вкусная. Глинтвейн голландка тоже любила, да и в Хогсмиде его делали самым лучшим образом, что не могло не удивить Гильдебрандт. Она с интересом слушала свою спутницу и даже удивилась узнав, что та оказывается никогда прежде не покидала родные края. Сама Гия не могла похвастаться тем, что проводила много времени в других странах, но уж точно успела побывать в Европе. -Тогда вы можете в любое время приехать в Голландию, - Пелагия улыбнулась Жанне, - Вы правильно поняли, я не из Германии. Я родилась в Голландии, и мои родители тоже оттуда. Хотя со стороны матери у меня ещё и греческая кровь, - Гия гордилась своей семьей. Род Гильдебрандтов был знаменит не только в Голландии, но и в других странах мира. В Дурмстранге все знали о них, потому как почти все Гильдебрандты обучались в этой школе. Чего только стоила бабушка Пелагии – Анника, которая почти перевернула всю школу своими финтами. -Я ничуть не против, наоборот, мне приятно говорить с вами на немецком, - вежливо ответила Пелагия. На самом деле, акцент у Жанны был не настолько плох как у большинства иностранцев, которые пытались заговорить с ней на немецком. На какое-то время Гия смогла отвлечься от раздумий об Альберихе. Она переживала за него, хоть и понимала, что это бессмысленно и даже глупо. В Рихтенберга она верила, как и в то, что именно он должен стать победителем. Не потому, что Пелагия не воспринимала других как соперников, а потому, что Рих был лучше них. Но несмотря на это ей было тревожно, хотя оно и понятно, ведь каждому известно, что этот Турнир сам по себе сложный и опасный. Но разговор с Жанной немного отвлек её, поэтому голландка не так уж и сильно переживала сейчас. -А вам нравится Англия, мадемуазель Руа? – повернувшись к спутнице спросила Пелагия, -Нам всё же придется надолго остаться тут, - блондинка провела взглядом кучку англичан, которые как всегда шумно что-то обсуждали. Гильдебрандт удивлялась тому, что они каким-то образом умудрялись шуметь даже тогда, когда в принципе шуметь было невозможно.

Mafalda Hopkirk: Двадцатилетний Дин МакКой подал Мафальде ещё одну кружку глинтвейна. Хопкирк со свойственной ей непосредственностью осушила бокал – вот так надо пить, многоуважаемые хаффлпаффцы. МакКой недовольно сощурился, он то считал, что настоящим леди не престало пить, но кто сказал, что Мафальда леди? Вот-вот. - и неужели так и стоять два часа? Ждать участников? – недовольно протянула волшебница и взъерошила волосы. Тут Мафальда услышала знакомый голос позади. Ведьма резко обернулась и увидела Алису Флинт, на лице Хопкирк тут же заиграла счастливая улыбка. Она была рада видеть Лису, в хмурую серость этого нудного дня вернулось что-то хорошее, старое, но не забытое. В бытность школьных дней Флинт Мафа и Алиса не водили особо близкой дружбы, их связывало доброе приятельство, совместные тренировки и общий друг – Фианн Лермонт. Впрочем, Фианн для многих был катализатором общения. Благодаря ему, Мафа подружилась с Люциусом, МакКехтом, Ноттом, Алиса не стала исключением, хотя Мафа, откровенно говоря, предпочитала общаться больше с ребятами нежели с девушками. Впрочем, всё это лирика давно минувших дней. Мафальда была действительно рада её видеть. - хей, какие люди! – не долго думая, хаффлпаффка подошла к молодой ведьме и обняла её. Глинтвейн уже бурлил в крови, Мафа отчётливо почувствовала нахлынувшую на неё весёлость. С таким настроем она могла бы и в пляс пуститься, недаром только что осушила четвёртую кружку подряд. - привет-привет лучший загонщик выпуска 77 года. Команда Гриффиндора без тебя прямо-таки осиротела. Возвращайся обратно. Зачем тебе это дурацкое министерство? Квиддич и бладжер – вот это я понимаю. – довольно проговорила староста Хаффлпаффа. - как у тебя дела? Какими судьбами занесло на Турнир? Неужели теперь даже авроры составляют почётный эскорт нашим иностранным гостям?

James Potter: Наверное, все люди однажды испытывали на себе действие магической фразы, содержащей слово «расслабься» и произвольное обращение. Несмотря на тот смысл, который в него обычно вкладывают, гораздо чаще подобное высказывание имеет диаметрально противоположный результат. Призыв расслабиться вызвал у Джима только еще большее раздражение, с которым он посмотрел на Рема, явно не вовремя сделавшего попытку его успокоить. С какой это стати он, абсолютно спокойный человек, должен успокаиваться еще больше, когда эти лягушкоеды смеют наезжать на его произведения фанатского искусства?! Или Ремус всерьез полагает, что он должен был молча снять плакаты? Джеймс фыркнул и вновь вернулся взглядом к французам, которые уже двигались им навстречу. - Ах, извините, господа, - издевательским тоном отозвался Поттер на слова иностранца и со сложным жестом рукой изобразил нечто вроде церемонного поклона. Выпрямившись, Сохатый насмешливо улыбнулся. – Еще что-нибудь? Что там входит в ваши понятия об уважении? Красная ковровая дорожка? Рем, у тебя есть красная ткань? Какая жалость, у меня тоже нет, - не дожидаясь ответа друга, проговорил Мародер с выражением жутчайшего сожаления на лице. – Придется пройтись по улице без нее. Надеюсь, ваши нежные французские ножки не отвалятся. Что-что, а тормозить вовремя гриффиндорец не умел. Ему было неважно, что о нем подумают, потому что его это вообще в принципе никогда не волновало, и даже если после того, что сейчас совершенно определенно произойдет, он получит огромный нагоняй, юношу это нисколько не тревожило. Где это вообще видано, чтобы какой-то незнакомец говорил ему, что делать? Это и его друзьям-то не всегда с рук сходило, что уж тут говорить о совершенно чужих людях. Джим не без усмешки выслушал второго товарища-француза, который казался более спокойным и говорил почти без акцента, что, впрочем, в глазах Джеймса не делало ему какой-то особой чести. - Это ты лучше своему другу говори про аргументы и прочую чушь, - Поттер кивнул на того француза, который говорил с акцентом, – но лучше где-нибудь подальше отсюда. Уберешься сам или мне тебя убрать? Честно говоря, молоть языком с этими господами Сохатому уже надоело. Палочка уже так и просилась в руки, осталось только произнести заклинание и проучить этих иностранцев. По крайней мере, одного точно. И никакой Люпин, ничто не смогло бы сейчас помешать Мародеру начать драку. К тому же, надо как-то оправдывать кричалку с плаката! Или кто-то думал, что это была всего лишь шутка? - Stupefy!* Гриффиндорец быстро достал палочку из кармана мантии и направил на одного из гостей – того самого, который первым стал орать через всю улицу. Имени его юноша, даже если и знал, то вспомнить не мог, да и не суть как важно это было в начинающейся драке. Он надеялся застать иностранцев врасплох, хотя и предполагал, что они тоже не лыком шиты. Дракл разберет, чему их там в этом Шармбатоне учат. Может, они его сейчас поразят в самое сердце хоровым пением или станцуют кан-кан, от которого у него глаза вытекут. - Извините, господа, - веселым тоном произнес Джим, – у нас в Англии долго будешь кланяться – быстрее сдохнешь. Ну надоели уже трепаться, в самом деле. Пора уже и драку начинать. *в Даниэля, на оценку _____________ Внешний вид: одет в полосатый светлый пуловер и темные штаны, на ногах ботинки. Сверху – теплая мантия, на шее – гриффиндорский шарф. На носу очки, прическа как обычно взъерошенно-встопорщенная. Что с собой: осколок двустороннего зеркала, деньги в кармане штанов + очки на носу + волшебная палочка в руке. Настроение: задиристое, боевое. Физическое состояние: отличное.

Remus Lupin: На какой-то миг Ремус подумал, что этот француз и Джеймс просто нашли друг-друга. Будь первый в Хогвартсе, то они бы с Сохатым обязательно подружились, насколько их поведение было похоже. Но они не были из одной школы, а значит сейчас стояли по разные стороны. Люпин глянул на Джима который кажется уже приступил к исполнению своего любимого финта. Сохатый начал издеваться. Он так издевался всегда когда дело переходило к драке, и Ремус уже давно понял, что мирно разойтись им не удастся. А ведь ему так хотелось провести этот день в спокойствие, но гриффиндорец уже и не жаловался. Быть Мародером значит каждый день получать удары от судьбы, или самому тыкать в судьбу палкой. Впрочем чаще всего получалось последнее, и с этим прекрасно справлялись Бродяга с Сохатым, а потом приходилось им отдуваться вчетвером. Так вот встретились два одинаковых бал... ну, вы поняли, так что теперь они хотели потягаться друг с другом. Зная Джеймса Муни был уверен в том, что не под каким предлогом он не отступит, если даже сейчас перед ними появится Лили и будет умолять его прекратить этот балаган. Впрочем балаган пока не начался, а только начинался. Люпин с неким сожалением глянул на второго француза, который кажется разделял его мнение о том, что этот мир гораздо-гораздо лучше без насилия, только увы не получалось осуществить эту мечту. -Господа, мне кажется вы что-то неправильно поняли, - пытаясь говорить как можно дружелюбнее начал Ремус, - Никто никому не угрожал, эти плакаты ведь служат развлекательной части Турнира. Неужели вы никогда подобного не видели, или во Франции у вас принято молча наблюдать за очередным матчем квиддича, потому что любой возглас это оскорбление противника? – Ремус не смог сдержаться и усмехнулся. Он искренне не понимал, что настолько вывело из себя французов. Конечно же они не должна были обрадоваться подобным фразам, но ведь никто не писал ничего оскорбительного, и уж тем более не собирался отступефаить их чемпиона. Люпин подумал про себя, что у них пожалуй проблемы с умом, и они немного туго соображают. Таких к слову, Джим называл идиотами. Гриффиндорец вздохнул. Устало, хотя еле сдержался чтоб не рассмеяться. У него складывалось такое ощущение, что он разговаривает со стеной. Тут и Джеймс начал кривляться рядом с ним. Короче картина была просто обворожительной. Но каким бы пацифистом Ремус не был, он не принимал никакие угрозы в адрес своих друзей. Неважно кто начинал драку, главное, что в ней участвует его лучший друг, а он до конца будет держаться с ним, даже если они не правы. Хотя Рем не считал, что они так уж и не правы, ибо французы сразу же перешли на оскорбления. -Non! – ответил он на вопрос темноволосого француза который никак не хотел успокаиваться. Ремус знал всего пару слов на французском, и то выучил только по приезду гостей, но значение слова "non" ему не раз объясняли, поэтому это как-то невольно у него вырвалось. Рука гриффиндорца сжимала палочку в мантии. Он ждал действия Сохатого, ибо сам никогда не открывал первым огонь. А то, что огонь будет открыт, он уже не сомневался, да и чего там таить, сейчас Муни и сам разозлился на французов. Ну, не совсем разозлился, но они его раздражали. А это в случае Люпина уже многого стоит. Как и следовало ожидать огонь открыл Джим. Ступефай полетел в сторону француза. -Sphaera Defendus!* - быстро спохватившись Ремус решил создать защитную сферу вокруг себя с Джеймсом, ведь знал, что иностранцы в долгу не останутся, - Напомни мне, дружище, это мы с тобой старосты, или всё же кто- то другой? - склонившись над другом спросил гриффиндорец у Сохатого улыбнувшись. *на оценку

Daniel de Foix: На самом-то деле Даниэль, хоть и не показывал особого вида, был благодарен Симону за то, что тот не стал останавливать своего чересчур эмоционального и вспыльчивого друга, а, напротив, присоединился и поддержал его в попытке отстоять перед англичанами честь Констанс, Шармбатона и свою собственную. Сидвилль всегда был намного более сдержан, нежели де Фуа, но если уж даже он не промолчал – здесь и впрямь будет жарко! Глинтвейн вот только жалко, так и не допили... И если вдруг сейчас Даниэль мог бы прочесть мысли Люпина о том, что они с Поттером похожи – по темпераменту, так уж точно, то обязательно разозлился бы! Быть похожим на этого придурка, который кривляется перед ним, точно шут, несет всякую оскорбительную ерунду, откровенно насмехается над гостями и при этом носит значок старосты школы?! Ни за что! Никогда! Лучше уж быть похожим на уродливого горного тролля, чем на этого клоуна из Хогвартса! Да лучше спрыгнуть с самой высокой башни замка или влюбиться в здешнего профессора Трансфигурации, чем иметь хоть что-нибудь общее с этим Сохатым, или-как-там-его-назвал-дружок! Но, разумеется, Рем Люпин был совершенно прав, и, к счастью, де Фуа не умел читать чужие мысли без помощи магии. - Симон, зря ты тратишь на них своё красноречие, не оценят. – Усмехнувшись, бросил француз Сидвиллю, пока горе-стихоплёт отвешивал им шутовские поклоны, а его товарищ, заметно насторожившись, начал плести что-то о квиддиче. Но Симон де Сидвилль не был бы самим собой, если бы с невероятным изяществом не парировал любую из реплик англичан. Когда один из этих старост предложил тому убраться отсюда, Даниэль просто вскипел от негодования. - Может, нам ещё и незамедлительно ве'гнуться в Ша'гмбатон по п'гихоти местного болвана? – Издевательски передразнил де Фуа англичанина, но у того явно закончился словарный запас и в ход пошли заклинания. Ага, началось! Даниэль только и успел, что отпрянуть в сторону от летящего прямо на него ярко-красного луча и палочку достать. При этом он против воли задел Симона, который, кажется, всё-таки пролил несчастный глинтвейн. - Дуэльному кодексу их здесь тоже не учили! – Создавая щитовую сферу, сделал вывод француз и мгновенно переглянулся с другом. Раз уж второй из старост тоже палочку вытащил, то и Даниэль бы не отказался от поддержки. Даже, несмотря на то, что и сам блестяще владел боевыми и защитными чарами, не раз справляясь и с несколькими противниками одновременно. – Жаль. Дуэли я люблю больше драк. Но какая, к дьяволу, теперь разница? Stupefy! – Ответный, обещанный с самого начала, специально для зачинщика драки. Настоящий обмен любезностями. – Insendio! – Ну, а это прямо в чёртов плакат. Обещал же убрать, надо держать слово. Заявки: - уклониться от Поттеровского Ступефая - щит + ответный Ступефай в Поттера + сжечь ересь

Alice Flint: Это было хорошо. Правда – хорошо! Просто обнимать свою школьную приятельницу, временами соперницу в квиддиче, но неизменно отличного человека. Это было то самое, чего так давно не хватало Алисе – кусочки прошлой жизни. Возвращение туда, где было столько всего прожито. Эти места, эти люди остались в сердце Гриффиндорки навсегда. Да-да – Гриффиндорки! Ведь Гриффиндорцы бывшими не бывают, спросите у профессора де Вриза (ведь Учителя тоже не бывают бывшими), он не станет вас обманывать. И совсем не интересно спрашивать, кто у них тут теперь преподаёт Защиту от Тёмных Искусств... - Прямо-таки лучший? – Алиса смеётся, крепко обнимая Хопкирк. Та, по всей видимости, уже успела попробовать не один сорт глинтвейна. Прямо как в старые добрые времена, когда после матчей можно было дружно отправиться в “Три метлы” отмечать победу, или топить в бокале горечь поражения... и ведь какими смешными сейчас кажутся эти детские заботы и проблемы! – Лермонт и Розье, вот кто заполучил Кубок. – С теплотой, с улыбкой, с ностальгической грустью и тоской по временам, которых уже не вернуть. Выпустив Хаффлпаффку из объятий, Алиса ещё раз внимательно оглядела девушку с ног до головы. И вправду, вроде всё та же, но совсем уже повзрослевшая. Кажется, ещё на выпускном Ивен говорил о том, что повзрослеть можно за одну только ночь, тогда – не верилось, тогда всё казалось каким-то нереальным, эдакой чудесной сказкой. - Не верю я что-то, что Джим даёт команде Гриффиндора хоть крохотную возможность расслабиться. – Смеясь, проговорила Флинт, вспоминая изматывающие тренировки родной команды. – Тем более что в паре с Сай теперь играет Блэк, а этот парень всем ещё покажет! Впрочем, мне ли говорить тебе про Блэка? Я бы с радостью вернулась, Маф, но служба – это серьёзнее, чем тебе, должно быть, кажется. Никогда не думала, что стану так скучать по бладжерам, бите и метле, честное слово! Алиса многое отдала бы сейчас за возможность сыграть хотя бы один матч в составе сборной Гриффиндора. Да, что там матч! Тренировку бы, сыгровку – что угодно. Только бы как раньше, чтобы вместе, единым порывом... - Ага, и, кстати, не только иностранным гостям. Ученикам Хогвартса в том числе. Теперь неспокойные времена, можно ожидать чего угодно. – Как-то туманно ответила Флинт на вопрос девушки. Не хотелось сгущать краски и омрачать радость встречи беспокойством и мрачными воспоминаниями о войне, отравленных послах и угодивших в Азкабан аврорах. – Я в порядке, бывало и хуже. До смерти соскучилась по вам всем. Как ты сама? Если расскажешь последние местные новости, то следующей кружкой глинтвейна угощать тебя буду я.

Simon de Cideville: И в правду не оценили. Симону осталось лишь усмехнуться в ответ на слова Даниеля и небрежно пожать плечами. На какую-либо тонкость со стороны этих двух британцев он рассчитывать уже перестал. Впрочем, никаких стереотипов, касающихся жителей Туманного Альбиона здесь не было. Сидвилль всегда говорил, что это всегда зависит только от самой личности. Просто на сей раз эти самые личности, им повстречавшиеся, оказались несколько специфичными. Однако, как бы то ни было, если рассуждения худощавого юноши, у которого хватало такта, а может даже ума, не переходить границы, француз вполне мог выслушать спокойно, и может быть даже что-то ответить, то стоило их второму задиристому новому знакомому перейти к прямым угрозам, адресованным Симону лично, то стало понятно, что никакая сдержанность уже не способна предотвратить вполне предсказуемую развязку. Что-что, а собственную честь, вместе с честью своих друзей, он готов был отстаивать в любой ситуации. Однако напомнить о хороших манерах уже не успел – настала пора переходить от слов к решительным действиям. Симон пошатнулся, задетый прянувшим в сторону Даниэлем, и едва удержал до сих пор зажатые в руках кружки. Правда, часть глинтвейна он все равно расплескал, судя по всему попав себе на ботинки. Радости это событие французу не прибавило совершенно. - Надеюсь, их учили хоть чему-нибудь полезному. – Быстро произнес он на французском в сторону де Фуа. Нет, ну в самом же деле, будет жутко обидно в день первого испытания сразу же ввязаться в драку и нарваться на слабого противника. Никого морального удовлетворение такой поединок не принесет все равно, только нервы окружающим потрепать. Вероятно, и Ремус и Джеймс удивились бы, узнав, что француз возлагает на них определенные надежды, но сообщать им об этом Симон, естественно не стал. А потом он заметил, как вскидывает палочку второй юноша, кажущийся более спокойным, и неожиданно проникся к нему каким-то странным одобрением. Ведь было же видно, что тот не хочет сражаться, но друга в беде не бросает. По крайней мере, это определенного уважения достойно. Симон как-то странно улыбнулся, а затем резко выбросил обе ладони вперед, ловя по инерции выскользнувшую из рукава волшебную палочку. Кружки с глинтвейном он при этом, естественно, выпустил, успев, однако, коснуться их кончиком палочки. - Augeri pulsus!* – поспешно произнес юноша, и обе кружки стремительно полетели в сторону англичан, при этом очень быстро увеличиваясь в размерах. Глинтвейн, правда, было жалко, зато руки сразу освободились. * предполагается, что к моменту приближения к Ремусу и Джеймсу каждая кружка будет размером с бочку. Однако, с плотностью объекта у этих чар свои шутки. При успешном попадании на ребятах даже синяки вряд ли останутся, но с ног вполне себе собьет. И да, горячий глинтвейн из кружек тоже никуда не делся. Правда пить его теперь было бы довольно рискованно )



полная версия страницы