Форум » Архив «Lumiere-77» » Tomorrow's gonna hurt [F] » Ответить
Tomorrow's gonna hurt [F]
Lina Miroslavizch: Дата: поздний вечер, 15 ноября 1939 Место: Дурмстранг, где-то в школе. Участники: Annika Hildebrandt & Lina Miroslavizch События: Возвращаясь поздно вечером из лаборатории, Каролина почти в буквальном смысле натыкается на Аннику, которая видимо решила, что её молодецкому здоровью никакое злоупотребление алкоголем не вредно. Или может её нужно было залить что-то, что страшнее мигрени и похмелья?
Ответов - 11
Annika Hildebrandt: А вообще будь проклят этот день. В прямом смысле этого слова. Притом никакой жалости Анника не испытывала думая о том, что этот день может оказаться концом для всего человечества. Она бы с радостью сейчас отправила их всех на тот свет, да и себя в придачу. Надоело. Достало. Невозможно и неописуемо достало. И что самое необычное, то Анника впервые настолько устала. Усталаость просто пожирала её. Покрывала все тело и медленно высасывала из неё всю жизненную энергию. Только эта проклятая усталость никогда не доводила дело до конца, и всегда оставляла хоть слабый поток силы которая никак не остановила бы сердце, а наоборот – продолжила бы отбивать привычный ритм. Проклятье. Пропади весь мир пропадом. И она вместе с ним. Опять эти письма. Письма которых Анника ненавидела. Почерк, который выводил её из себя. Слова, который настолько раздражали, что хотелось наложить на себя руки. А ещё... эта невыносимая погода. Ужасный снегопад, который словно намеревался стереть этот проклятый замок с лица земли. Намеревался, но как всегда не доводил дело до конца. Голландка несколько раз уже порвала это письмо и вновь собрала по кусочкам. Порвала и собрала. А потом решила убрать его в карман брюк и ещё долго не смотреть. Хотя каждое слово казалось настолько смешным, что девушка едва сдерживалась чтоб не сорваться с места и не пойти к директору с просьбой отправить её домой. Ей необходимо было увидеть этого человека. Высказать всё и закончить уже всё. Но кажется тот не понимал, что всё уже давно кончилось. Впрочем то, что никогда не начиналось, не может закончиться. Анника не могла покинуть Дурмстранг. Не могла уехать домой, поэтому решила напиться. Алкоголь она любила, ещё как, притом крепкий виски всегда был её лучшим другом когда настроение было не к черту. Поэтому у неё всегда было с собой пара бутылок крепкого виски, одну из них сегодня она отправит в свои вены. Найдя подходящее место голландка села на подоконник. Распахнув окна она свистнула что есть силы. Отто почти сразу же взлетел вихрем и опустился ей на руку в кожаной перчатке. Анника погладила сокола по головке, после чего поднесла бутылку с виски к губам. Через какое-то время бутылка была пуста наполовину. Гильдебрандт хмурилась смотря куда-то вдаль. Снег всё падал огромными хлопьями, но голландка совсем не чувствовала холод, сидя у открытого окна и смотрела куда-то вдаль. Скоро у неё не останется виски, и тогда будет крайне не весело... совсем не весело. Единственное чего Аннике хотелось сейчас это немного успокоится. Выпустить пар. Она не хотела кого-нибудь встречать, ещё потеряет контроль и набросится со своим стилетом, потом труп ещё убирать за собой. Но как же невыносимо иногда быть настолько злой, раздраженной, к тому же пьяной, и совсем...совсем одинокой.
Lina Miroslavizch: Каролине нравилась такая школа. Сумрачная, пустая, безлюдная, она казалась совершенно иной, нежели днем. Днем в этих коридорах тоже царил сумрак – в норвежские горы редко видели солнце, и даже если оно светило, ему сложно было пробиться сквозь узкие окна замка, более похожие на бойницы. Но все равно днем было иначе, днем это был институт магии, место где силами лучших из них случалось невозможное, от чего захватывало бы дух даже у могущественных магов, не то что у невежественных маглов. Ночью же наступало время волшебства, которое было не таким ярким и убедительным, как магия дня, но не менее пленительным. Шорохи, игры света и тьмы, стены и двери вдруг перестающие быть знакомыми – все это завораживало Каролину. Она могла, закончив работу в лаборатории, часами ходить по этим коридорам, загадочно улыбаясь призракам и портретам, то сбиваясь на бег, то замирая у окна, захваченная колдовским очарованием момента. Это было её время, и она ненавидела, когда кто-то пытался отнять его у неё. Вот и сегодня она хотела повременить с возвращением в спальню, ведь на улице была такая красивая метель, которую просто грех было упускать. Погруженная в мысли о прогулке по свежему снегу, Каролина, почувствовав холод, сначала подумала, что это игры её собственного разума. Но нет, потому что завернув за угол она увидела причину внепланового ледникового периода в коридорах. Причина сидела в небольшом, но колоритном сугробчике на подоконнике и, будучи явно захвачена своими невеселыми думами, глубокомысленно глядела в белую пелену снегопада за окном. - Анника? – голос чешки звучал крайне удивленно. Казалось бы что удивительного в том, чтобы встретить сокурсницу – подругу – в коридоре ночью? Почти ничего, ведь многие курсы, особенно у Темных, проходили ночью, не говоря. Так что к ноябрю почти все ученики старших курсов уже обзавелись разрешениями на нахождение в учебных помещениях после отбоя. И потому встреть Каролина подругу просто идущей на встречу или даже курящей в форточку, то она бы просто поздоровалась и поинтересовалась бы планами Гильдебранд. Но увидев её сидящей у открытого настежь окна, от которого, сильно дуло, с соколом на одной руке – и это в помещении, и с бутылкой, кажется, виски или рома в другой, Мирославич просто не могла не удивиться. И не возмутиться. – Ты что, пьяная? Каролина сама никогда не была прочь выпить – в конце концов она происходила из семьи пивоваров, у них пиво на столе стояло даже когда не было хлеба, и она сама начала его пить с тринадцати лет – отец настоял. Но она никогда не позволяла себе напиться до того состояния, в котором сейчас находилась голландка, и уж тем более она бы не позволила себе этого в школе, где за такого рода поведение могли исключить, и никакие успеваемость и происхождение не помогли бы. Так что и её удивление, и возмущение можно было понять.
Annika Hildebrandt: Анника Гильдебрандт никогда не была прилежной ученицей. Она не была правильной девочкой, у которой чувство ответственности выливается из ушей. Анника была бунтаркой. Самой настоящей бунтаркой. Бурей, которая могла сметать всё на своем пути. Ливнем, который мог стереть всё с лица земли. Огнем, который мог сожрать всё, даже металл. Голландка горько усмехнулась смотря куда-то вдаль. Холода она совсем не чувствовала, но пальцы у неё начали неметь. Она неожиданно для себя пожалела, что не умеет плакать. Ей хотелось как-нибудь дать волю своим чувствам, выпустить пар, но каждый раз это кончалось либо сломанной к драклам мебель, либо же ранением какого-нибудь несчастного человека. Убивать кого-то Анника не хотела, просто потому, что не планировала вылететь из школы, не зря столько проучилась. Хотя с другой стороны её вполне могли исключить найдя с бутылкой виски на подоконнике в такой поздний час. Но глубоко в душе Анника была уверенна в том, что при таких обстоятельствах всегда найдется один человек, который обязательно спасет её шкуру. Отто сидел на руке своей хозяйки и время от времени поглядывал на неё неодобрительным взглядом. Отто вообще был очень умной птицей, гораздо умнее многих людей, а ещё он прекрасно понимал Аннику. Наверное куда лучше чем люди, которые окружали её. Немногие знали все тайны Гильдебрандт, но сокол знал всё. Голландка поставила бутылку с виски между ног и погладила рукой Отто по перьям. Сейчас ей было смешно оттого, что даже в настолько ужасный момент сокол был единственным, кому не было на неё плевать. Анника даже и не думала жаловаться, просто в пьяном состоянии на ум приходят странные мысли. -Лина! – радостно воскликнула Гильдебрандт и чуть не упала с подоконника. Заметив недовольный взгляд подруги она тут же убавила голос и начала хихикать. Почему-то ей хотелось смеяться, несмотря на то, что минуту назад она была готова порвать кого-то на клочья. Взяв бутылку в руки Анника снова сделала глоток и улыбнулась. –Не хочешь выпить со мной? Хотя конечно же ты не хочешь... какой нормальный человек будет пить виски... в школе... в такой поздний час! – Гильдебрандт снова усмехнулась прижавшись спиной к стене и пытаясь смотреть прямо на подругу. -Нет, я не пьяная, я просто... немного подвыпившая... ведь так говорят, да? – У Анники жутко чесался нос, но с бутылкой в руках она никак не могла дотронутся своего носа, - А ты как здесь очутилась, подружка? – очередная попытка почесать нос провалилась, поэтому голландка снова опустила бутылку с виски на подоконник надеясь, что свободной рукой ей это удастся куда лучше.
Lina Miroslavizch: Нельзя сказать, что Мирославич была так уж возмущена самим фактом нарушения школьной дисциплины. В конце концов она и сама была не святой и совсем не против хорошей выпивки, когда для этого выпадало подходящее время. Однако она совсем не считала «подходящим временем» середину недели в середине учебного семестра, когда весь день был потрачен на учебу, и следующий обещал быть таким же, и следующий за ним. В это время надо было тратить все силы – и физические, и моральные – только на учебу, иначе не понятно, зачем вообще пытаться продолжать образование, которое к этому времени и для неё, и для Анники не было обязательным. И, не прилагая необходимых усилий и не давая достойной отдачи, занимать место кого-нибудь, кто хотел бы учится, но не попал, и тратить на себя время и силы преподавателей, которые могли бы в это время помогать другим, более старательным ученикам. - Анника, ты понимаешь, что если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой, то тебя бы ждало исключение? – Хотя тон, которым говорила чешка, был строг и полон осуждений и напускного разочарования, сказанное явно указывало на то, что выдавать подругу администрации она не планировала, во всяком случае пока. Впрочем, кто знает, может она ещё решить переменить свое решение. – Ты не поверишь, но некоторые из нас учатся, иногда допоздна. Я была в лаборатории. Не то чтобы Каролина видела в своем четырнадцати часовом учебном дне повод для гордости, но в сравнении с вариантом «пить в учебное время в публичных местах» он казался ей более приемлемым и правильным вариантом. Прищурившись, она оглядела Аннику, которая была одета лишь в школьную форму, подмечая и синеватую бледность губ, и лихорадочный румянец, и блеск в глазах. Решительно откинув сумку за спину, Лина шагнула к окну, явно намереваясь его закрыть. Сокола, сидевшего на руке Гильдебранд, она будто и вовсе не заметила. - Спускайся сейчас же! – Хотя Каролина и проигрывала голландке и в росте, и в крепости телосложения, её слова звучали как приказ, не терпящий ослушания. Это было уже профессиональное – когда она видела какую-то опасность здоровью окружающих, она тут же переходила на такой приказной тон. – Если не слезешь, то подцепишь пневмонию и умрешь, а я не приду на твои похороны. У меня будут экзамены.
Annika Hildebrandt: Лина была права. Её бы обязательно исключили еслиб нашли сейчас в таком состоянии. Только почему-то Мирославич совсем не поняла одно очень явное обстоятельство – ей было плевать. Аннике и правда было плевать если её исключат из школы сейчас. Её чувства были смешанными, именно поэтому она решила напиться, дабы сбежать от реальности которая выводила её из себя. Проклятый пергамент. Проклятые слова. Проклятый почерк. Проклятый человек, чей рукой всё было написано. Анника не хотела вспоминать знакомые фразы. Не хотела перечитывать это письмо, но даже в пьяном состоянии она знала причину по которой всё же решила напиться. И как не странно, ничуть не сожалела о сделанном. Хотелось всего лишь забыться на некоторое время. -Да-да, я понимаю, дорогая, - Анника, у которой между ногами лежала полупустая бутылка виски протянула свободную руку и даже дотронулась подбородка Лины, словно всматриваясь в её лицо и убеждаясь, что это и правда Мирославич. На самом деле, в её жестах часто проскальзывал мужской характер. Могло даже показаться, что она пытается соблазнить девушку, но нет. Просто Гильдебрандт на какой-то миг захотелось почувствовать прикосновение человеческой кожи. Она пожалела, что рядом не было Хельги, ведь на её плече можно было немного поплакать. Хотя нет. Задумавшись об этом голландка поняла, что даже в таком состоянии не будет плакать. Рука Анники опустилась. Улыбка сползла с её губ, и девушка повернула голову в сторону окна. Отто всё так же сидел у неё на руке только сейчас всё его внимание было сконцентрировано на хозяйке. Почему-то он всегда чувствовал когда с ней что-то было не так, и замечал даже малейшие изменения в её настроении. Анника это заметила и погладила сокола по перьям, попытавшись улыбнуться. -Благодарю за заботу, Лина, хотя я этого не стою, - горько усмехнувшись Гильдебрандт всё так же не смотрела в сторону чешки. Она пропустила мимо ушей слова Мирославич о том, что оказывается некоторые из учеников занимаются допоздна. Лина. Она была правильной. Слишком правильной. Для такого человека как Анника, которую ничто не могло остановить, даже правила и законы этой проклятой школы. Впрочем, Дурмстранг проклинать она пока не собиралась. -Спокойно-спокойно! – расслышав грозный тон Лины Анника едва не рассмеялась, - Дай мне только отпустить Отто, ему незачем гнить в этом замке, - склонившись на птицей голландка поцеловала его в головку, после чего взмахнула рукой. Отто наверное был недоволен от решения своей хозяйки, но всё же послушался её и вылетел из окна. Анника пару секунд смотрела на него, после чего потянулась к бутылке виски и спрыгнула с подоконника. -Ты как всегда слишком добра, красавица, - привычной манерой протягивая каждое слово голландка обернулась к подруге прислонившись плечом к каменной стене, - Я слезла, и что теперь? Проводишь меня до спальни? – усмехнулась Гильдебрандт и поднесла горлышко бутылки к губам. Всё к чертям. Всё к чертям.
Lina Miroslavizch: Каролина нахмурилась, с неприязнью глядя на бутылку в руках подруги. Пить – это хорошо, приятно и порой даже полезно, это она как колдомедик готова была подтвердить, но вот напиваться – это было противно и глупо, а ведь именно этим Анника сейчас и занималась. Выпить можно было и за компанию, и просто так, и просто пропустить кружечку или стаканчик за обедом. Напивались же всегда с очень хорошим поводом – будь то желание залить горе или радость, и Лина очень сомневалась, что причине Анники, даже если она действительно так серьезна, это непотребство поможет. Алкоголь вообще редко помогает справиться с реальными проблемами, и никогда – с надуманными. - Позволь мне решать, кто достоин моей заботы, а кто нет, - сухим тоном отозвалась чешка, неодобрительно поджав губы. Вообще-то ей сейчас хотелось уже подходить к дверям покоев её факультета, где можно будет . У неё был заранее придуман план как именно пройдет вечер, но теперь все конечно отправлялось фестралу под хвост – бросить Гильдебранд в таком состоянии Лина не могла и тому было несколько причин, и справедливости ради надо заметить, что дружеское желание поддержать в трудную минуту было отнюдь не первой, но и не последней. - Видимо придется проводить. Не бросать же тебя здесь, в таком-то состоянии, - пробурчала чешка, забираясь на подоконник, который только что покинула Анника и с силой закрывая окно. Сразу же стало ощутимо теплее, хотя от налетевшего за это время снега все равно веяло стужей. Не смотря на то, что она была младше и меньше, Каролина себя все равно ощущала сейчас главной, как и бывало всегда, когда она входила в роль лекаря. В такие моменты её слушались и свободолюбивая Анникиа, и жесткий Дитрих, и гордая Хельга, и боевой Тор. Легко спрыгнув с высокого подоконника, Лина подобрала свои бумаги и окинула голландку оценивающим взглядом - с головы до ног. – И отдай мне эту дементорову бутылку наконец! Честное слово, Гильдебранд, я была о тебе лучшего мнения. И показательно покачала головой, как мать, отчитывающая ребенка. Другой бы на её месте наверно побоялся бы так разговаривать с Анникой, которую даже самые доброжелательные люди называли “своевольной”, а остальные так и просто звали “буйной” и “сумасшедшей” – естественно так, что бы сама голландка их не услышала. Но Каролина за свою безопасность почему-то не волновалась, то ли потому что была уверена, что даже в таком состоянии Гильдебранд не забудет кто её друзья и почему она ими дорожит, то ли потому что была уверена в своих силах против ослабленного противника, то ли просто потому что уже привыкла к тому, что лекарей никто не трогает.
Annika Hildebrandt: Анника замерзла. Она только начала ощущать насколько холодна её кожа по сравнению с каменной стеной, к которой она прижималась. И от чего всё же она решила, что таким образом можно притупить человеческие чувства? На самом деле, она сейчас хотела одного – лечь на пол и умереть. Прежде никогда она не испытывала такого острого желания умереть, причем настолько глупой смертью, но сейчас внутри что-то извивалось, не давало покоя, и от этого ей становилось тяжелее. Аннике казалось, что она дышит под водой. Пытается втянуть кислород в легкие, но вместо этого она задыхается. Хотя черт с ним. И это должно пройти. Вот завтра она проснется с жуткой головной болью, и тогда уже всё забудет. Хотелось в это верить. -О, Лина, ты так добра! – Гильдебрандт попыталась сказать это как можно тише чтоб никто не услышал их, но конечно же получилось намного громче. Она смолкла, делая виноватое лицо, после чего вновь улыбнулась. Поднесла горлышко к губам и сделала глоток. Зажмурилась. Было горько. Потом Анника вновь посмотрела на Лину и мотнула головой. Не хотелось ей вот так отдавать свой виски, наверное потому, что Гильдебрандт боялась трезветь. Ей хотелось хотя бы совсем немного побыть пьяной и ни о чем не думать, но взгляд Мирославич не предвещал ничего хорошего, поэтому на этот раз пришлось подчиниться. Стоит сказать, что Анника вполне могла отмахнуться и зашагать в противоположную сторону. Она хоть и была пьяна, но даже в таком состоянии была куда сильнее Каролины, но... но было одно очень важное обстоятельство. У Анники было крайне мало друзей. Не только в Дурмстранге, но и вообще. Она практически не общалась с другими, а если и общалась то только на мечах. Каролина же была одной из тех людей, которых она считала своими друзьями, а значит её трогать она не будет, ни за что. -Да ладно тебе, Лина, милая Лина, - всё так же улыбаясь начала Анника, - Я и сама была лучшего мнения о себе. Поэтому это означает лишь одно – мы с тобой не знали кто такая Анника Гильдебрандт, - голландка подумывала о том чтоб сделать ещё один глоток, но решила, что всё же не стоит злить Каролину. Не то чтоб она могла ей что-нибудь сделать, просто ей самой не хотелось огорчать её, даже если Мирославич невозможно довести до такого состояния. Просто Анника совсем не умела извиняться, поэтому всегда избегала ситуаций где от неё потребуют извинений. -Я сдаюсь, всё, - протянув бутылку подруге Анника закрыла лицо руками откинувшись назад и несколько минут просто молчала, - Жаль, что ты не фехтуешь. Я бы не отказалась сейчас потренироваться, даже в таком состоянии, - для Анники сталь была важнее всего. Клинок – вся её жизнь. И именно она помогала ей выходить из любой ситуации. Даже будучи пьяной Гильдебрандт была уверена в том, что сможет достойно фехтовать. Это бы помогло ей залечить раны. -Ладно, хватит, наверное пора в спальню... – убрав с лица руку она вновь посмотрела на Каролину, словно ожидая её действий.
Lina Miroslavizch: Очень хотелось раздраженно сказать что-нибудь вроде “можешь считать меня доброй, только не мешай мне заниматься делом”, но Лина сдержалась – Анника сейчас была не совсем в себе и предсказать ей ответ на резкое заявление сложно было предположить – может рассмеется, а может и стилет под ребра запустит. Вместо этого она подошла совсем близко к подруге и положила левую ладонь ей на затылок, а пальцами правой коснулась виска. Руки её оказались не просто теплыми после холода метели, они были невыносимо горячими. Впрочем, после всего только что произошло Анника может и потерпеть пять минут – в её состоянии диагностика почти не нужна, да и лечение будет простым, пусть и не приятным. - Либо что ты – безнадежно пьяна, а я просто не люблю пьяных, - предложила альтернативную теорию Каролина, отступая на шаг назад и продолжая внимательно наблюдать за реакцией подруги, алкогольный туман в сознании которой теперь должен был немного отступить. Теперь у той должна была не болеть голова, и похмелье должно пройти легче, а ещё она скоро должна провалиться в глубокий оздоровительный сон. Конечно, можно было бы наоборот «наградить» её за сегодняшнее поведение тяжелым утром, но это противоречило моральным принципам Мирославич. Приняв из рук Анники бутылку с виски, Лина взмахнула палочкой, и литровая бутыль мгновенно уменьшилась, превратившись в бутылек вроде тех, в которых продают дорогие духи, который чешка ловко спрятала в карман юбки – сейчас главное, чтобы подальше от Анники, с которой станется передумать, а потом можно будет придумать ему какое-нибудь применение. Переложив папку в левую руку, правой Лина осторожно, но крепко подхватила голландку под руку, и уверенно повела её в сторону гостиной Темного факультета. – Пора-пора, подушка и одеяло просили передать, что они тебя уже заждались. В глубине души Лина надеялась, что в покоях Тёмных им встретится Хельга, которой можно будет со спокойной душой сдать на руки Аннику и не переживать, что с ней что-нибудь случится. Главное, чтобы фон Нойман сама была трезвой. - Ох, Анни-Анни, что ж ты с собой делаешь? – негромко спросила чешка, глядя на ярки румянец на бледных щеках подруги, и на лихорадочный, отчаянный блеск её глазах.
Annika Hildebrandt: Вопрос Лины раздался как-то особенно громко в подсознании голландки. Она даже немного сморщилась думая стоит ли отвечать на заданный вопрос, или всё же лучше смолчать. Только когда человек пьян, то он не особо задумывается о подобных альтернативах и только Анника открыла рот чтоб ответить подруге, как неожиданно для себя ощутила всю ничтожность этой ситуации. Иными словами она ощутила насколько она сама жалка и беспомощна в данный момент и как-то неловко ухватившись за плечо Мирославич она некоторое время просто молчала. Выражение её лица было крайне задумчивое, даже для пьяного человека, хотя надо признать, что алкоголь медленно, но всё же начал выходить из организма, а это означало лишь то, что Анника будет чувствовать себя ещё хуже чем до того как топиться в виски. -Хельга наверное всё же выйдет замуж, - неожиданно для себя произнесла Гильдебрандт даже не поднимая взгляд на Каролину, - Она конечно строит коварные планы против своего жениха, но... что-то мне подсказывает, что это дело закончится свадьбой, - Анника внезапно отпустила плечо Лины и прижалась к стене. Несколько минут она молчала, и за это уже ненавидела себя. Только слов почему-то не находилось, да и она сама не понимала почему вдруг вспомнила о Хельге в таком состоянии. Ещё вчера она говорила, что немцу не жить, и если вести её под венец, то только мертвой, только вот... что-то Гильдебрандт начала замечать, что всё же Хельга не настолько ненавидит этого Моргенштерна. И как говорится «от ненависти до любви – один шаг», то есть наоборот, но суть ведь не меняется? -Хотя чего это я, - попытавшись выпрямиться Анника усмехнулась, - Рано или поздно все так заканчивают. Не понимаю что такого особенного в женитьбе? Почему финиш и есть это самая свадьба, а потом сидеть с кучкой детишек и учить их жизни, когда никакой жизни в сущности и нет, - Гильдебрандт подняла глаза на луну, которая сияла за окном вновь усмехаясь, только на этот раз в её глазах появился какой-то совсем непохожий и странный блеск, - Эх, хотела бы я... – Но Анника не закончила фразу повернувшись к Лине и улыбнулась ей привычной улыбкой. -Так, кажется я выпила лишнего и меня уже несет не в то русло, а может уже и протрезвела, хотя голова уже начала ныть, - голландка медленно подошла к подруге но не взялась за её плечо, а просто стояла пару минут словно обдумывая что-то. –Слушай, Лина, а ты бы вышла за меня замуж еслиб я была парнем? – Достаточно серьезным голосом спросила голландка поднимая взгляд на Каролину, и тут же добавила, - И нет, не думай, что я сейчас делаю тебе предложение, просто... просто мне кажется, что мужчина из меня вышел бы куда удачнее чем женщина. Хм, назови это, - усмехаясь Гильдебрандт кивнула на свою грудь, - настоящей женщиной. Нет, я точно не угодила кому-то в своей прошлой жизни... может у кого-то жену увела? – Анника звонко рассмеялась и сложила руки в карманы после чего зашагала в сторону гостиной своего факультета, немного шатаясь, но всё же на своих двух ногах.
Lina Miroslavizch: позорный пост позорен =_=" - И правильно сделает, Дитрих хороший парень, - совершенно серьёзно кивнула Лина. Вообще удивительно, как в этом конфликте жениха и невесты, который вот-вот грозил обернуться кровопролитием, ей удавалось сохранять нейтралитет, продолжая как ни в чем не бывая дружить с обоими. - Я вообще никогда не понимала, почему она так противится этой помолвке. Каролина молча наблюдала за Анникой, за тем как та пытается удержаться на ногах самостоятельно, тяжело опираясь на стену. Попыток помочь и поддержать подругу чешка больше не предпринимала, если Гильдебранд считает, что сможет устоять сама, то так тому и быть. Чем раньше она сможет идти сама, тем лучше – это явный признак того, что ворожба начинает действовать. - А тебе не приходило в голову, что свадьба – это только начало? – неожиданно предложила чешка. С её точки зрения брак был совершенно логичной и естественной ступенью жизни любого человека, и уж точно не равнялся «кухонному рабству». Вот к примеру Анна, мать троих детей, работала ничуть не меньше мужа, и Лина надеялась в будущем стать такой же. - Да, кому-то нравится сидеть с детьми и следить за домом, но совсем не обязательно, что после принесения обетов твоя жизнь будет состоять из этого, если ты того не захочешь. По мне так свадьба – это просто союз двух уважающих друга людей, которые готовы провести вместе всю жизнь, и уж точно в таком случае никто не должен хотеть кого-нибудь принуждать к чему-нибудь. Вот я бы, если вышла замуж, не стала бы отказываться от карьеры колдомедика. Некоторое время они шли рука об руку в тишине – Анника видимо истратила свой запал на сейчас, а Лина как обычно очень внимательно обдумывала свой ответ. Зачастую люди в общении с пьяными людьми отмахивались от их вопросов как от детей, либо отвечали какие-нибудь глупости, или, что ещё хуже, первое, что придет в голову, считая, что собеседник это завтра все равно забудет. Каролина не сомневалась, что голландка будет прекрасно помнить их беседу завтра, а если бы и не так, она все равно не позволила бы себе воспользоваться её слабостью – ясно же, что этот вопрос серьёзно волнует девушку. - Знаешь, ты мне нравишься и такой. По-моему из тебя получается очень хорошая женщина, только ты почему-то до сих пор отказываешься себе в этом признаться. Я не знаю, страх это или гнев, но алкоголь тут точно не поможет. Тебе надо наконец разобраться в себе, а не пытаться бежать, потому что рано или поздно пути отхода кончатся. – Внезапно чешка улыбнулась, чуть-чуть, самым краем губ, но все же это было улыбка. - И да, может я бы и вышла за тебя замуж.
Annika Hildebrandt: -Знаешь, - смотря в пол начала голландка, - я бы хотела родиться мужчиной. Правда. Я знаю, что это звучит немного странно, но... я бы хотела. И тогда... я обязательно украла бы Хельгу и женилась на ней, - Анника усмехнулась понимая всю ничтожность своего теперешнего состояния. И фраза сказанная ею могла показаться очень странной, но только человек хорошо знающий её понял бы, что именно она хотела сказать. Она не была влюблена в Хельгу как влюбляются маленькие мальчишки. Её не влекло к ней, как бывает у многих молодых мужчин. Хельга просто была единственной, которую она по-настоящему любила, и которая любила её такой какой она была. «Сестра», как они называли друг-друга, любила её просто так. Не потому, что она красива, или слишком свободна, не потому, что прекрасно фехтует или же готова в любой момент сорваться с обрыва. Хельга просто любила её, а Аннику никто не любил «просто так». Возможно именно это и делало голландку чуть слабее, но она ничего не могла поделать с собой, и боялась того дня когда этот самый Моргенштерн решит украсть её Хельгу, и тогда... тогда у неё точно ничего не останется кроме стали и Отто. -Потому что Дитрих самовлюбленная скотина? – Гильдебрандт звонко засмеялась и отвела взгляд, - Ну, а если честно, то он – мужчина, а все мужики собственники. Хельга же не хочет никому принадлежать, только... скоро ей надоест всё это, да, - хотелось зажмуриться после сказанного но Анника всё так же смотрела в одну точку на полу, а потом подняла глаза на Лину и снова засмеялась. -Значит всё же жаль, что я не родилась мужчиной, - девушка замолчала и после пару секунд прибавила, - не гнев, и не страх, а просто необходимость. Ветер нельзя приковать цепями, - только голос тут снова подвел Аннику, и звучало это как-то не так как должно было. Словно ей было больно произносить это. Но Гильдебрандт быстро пришла в себя и улыбнувшись зашагала в сторону спальни. Всю оставшуюся дорогу они с Линой молчали. Анника окончательно протрезвела, и уже успела пару раз пожалеть о том, что наговорила чешке. Хотя каждый раз она убеждала себя, что ей всё равно что о ней подумают. Может она и правда влюблена в Хельгу, кто знает? И такое случается, неправда? Ну, и на худой случай можно отвязаться тем, что она ещё что-то испытывает к своему декану. К некроманту. Да, прекрасный выбор, Анника! -Спасибо, - оказавшись уже у дверей спальни произнесла голландка и повернулась к Каролине, - спасибо тебе, за всё, - Лина могла не обратить на неё внимание, даже не выслушать, и уж тем более не отвечать на её глупые вопросы, но она всё же была рядом с ней всё это время, а значит заслужила благодарность. Благодарной Гильдебрандт была крайне редко, поэтому это был особый случай. -Обещай мне, что никогда не оставишь карьеру колдомедика, ладно? – подмигнув ей Анника не дождавшись ответа открыла дверь перед собой и зашла внутрь, после чего закрыла её за собой и прижалась спиной к ней. Несколько минут она смотрела перед собой. Рядом с её кроватью мирно спала Хельга, наверное устала ждать её. Голландка усмехнулась смотря на её умиротворенное лицо. Кто бы мог подумать, что это красивое личико может проклясть любого, кого захочет, да так, что никак тому не спастись. Гильдебрандт тихо подошла к своей кровати и упала на неё. Раздеваться было лень, да и сил не было. Несколько минут она смотрела в потолок и тяжело дышала. Хотелось верить, что наступит время когда ей больше не будет настолько тяжело на сердце. Что наступит время, когда ветер внутри неё всё же утихомирится, и не будет настолько больно от каждого его порыва... хотелось верить. Анника перевернулась на бок и уставилась на лицо Хельги. Она мирно спала. И смотря на её лицо голландка сама начала погружаться в сон... Хотелось верить... Хотелось... Так хотелось...
полная версия страницы